База знаний студента. Реферат, курсовая, контрольная, диплом на заказ

курсовые,контрольные,дипломы,рефераты

Духовный отец в Православии — Религия и мифология

Митрополит Каллист (Уэр)

Тот, кто впервые поднимается в гору, должен следовать по известному маршруту; ему нужен спутник и проводник, который уже поднимался здесь и хорошо знает дорогу. Послужить таким проводником — вот в точности назначение "аввы", или духовного отца, — того, кого греки называют "герон", а русские "старец", что на обоих языках означает собственно "старик". [1]

Важность послушания "герону" подчеркивалась с самых первых времен возникновения монашества на христианском Востоке. Св. Антоний Великий говорил: "Я знаю монахов, которые после многих трудов пали и подверглись безумию, потому что понадеялись на свои дела... Монах, если можно, должен откровенно сказывать старцам, сколько пьет капель в своей келье, чтобы как-нибудь не погрешить и в этом". [2]

Эта тема постоянно возникает в "Апофтегмата" ("Достопамятных сказаниях о подвижничестве святых и блаженных отцов") и "Изречениях пустынных отцов": "Старцы говорили: ‘Если увидишь монаха, взбирающегося на небо по своей воле, схвати его за ногу и стащи вниз, ибо этим ты принесешь ему великую пользу... Кто доверяет другому и предает себя ему в полное послушание, тот не имеет нужды заботиться об исполнении заповедей Божиих, но только — вверять собственную волю своему отцу. Так он будет непорочен перед Богом, ибо Бог ничего так не требует от новоначального, как совлечения себя через послушание’". [3]

Фигура старца, игравшая столь значительную роль при возникновении египетского монашества, до наших дней сохранила все свое значение в Православии. "Есть нечто более значительное, чем все существующие книги и идеи, — писал русский мирянин XIX в. славянофил Иван Киреевский: — это православный старец, перед которым вы можете открывать свои помыслы и от которого можете услышать не более-менее полезное частное мнение, но суждение святых отцов. Слава Богу, такие старцы еще есть в России". А русский священник-эмигрант нашего столетия Александр Ельчанинов († 1934) пишет: "Область их деятельности неограниченна... Несомненно, они святые, и народ признает их таковыми. Думаю, что в наше трагическое время именно благодаря им сохранится и окрепнет вера в нашей стране". [4]

Духовный отец как "харизматическая" личность

Что дает право действовать кому-либо в качестве старца? Как и кем он поставляется?

Ответ на это прост. Духовный отец, или старец, по существу — "харизматическая" и профетическая личность, уполномоченная в качестве таковой прямым действием Святого Духа. Он "рукополагается", но не человеческими руками, а рукою Божией. Он есть выражение Церкви скорее как "события", чем как учреждения.

Однако между профетическим и институциональным аспектами Церкви нет резкой границы: оба вырастают друг из друга и пронизывают друг друга. Поэтому служение старца, будучи само по себе харизматическим, тесно связано с ясно очерченными функциями внутри институциональной структуры Церкви, а именно — со служением священника в качестве духовника. По преданию восточного Православия, право принимать исповедь не предоставляется автоматически вместе с рукоположением. Чтобы стать духовником, священник должен быть уполномочен на это своим епископом; в греческой Церкви лишь малая часть духовенства пользуется этим правом.

Тем не менее, хотя таинство исповеди представляет собой прекрасную возможность для духовного руководства, служение старца не равнозначно духовничеству. Старец дает совет не только по поводу исповеди, но и во многих других случаях. В то время как духовником должен быть только священник, старец может быть простым монахом (или монахиней, так как в Православии бывают не только духовные отцы, но и духовные матери), т.е. мирянином. Старческое служение глубже простого духовничества, ибо лишь очень немногие из священников-духовников призваны авторитетно говорить по непосредственному вдохновению свыше.

Но если старец не рукополагается и не назначается церковной иерархией, то как он вступает на путь этого служения? Иногда уже существующие старцы назначают себе преемников. Такие монашеские центры, как Оптина пустынь в России, возникли именно этим путем "апостольского преемства" духовных отцов. А иногда старцы просто появляются без каких бы то ни было актов внешнего уполномочивания. По словам о. Александра Ельчанинова, "народ признает их таковыми". В ходе жизни христианской общины верующему народу Божьему, который есть истинный хранитель Священного Предания, становится ясно, что такой-то человек имеет дар духовного отца или духовной матери. Тогда люди вне какой-либо установленной формы приходят к нему за советом и руководством.

Надо заметить, что инициатива обычно исходит не от старца, а от народа. Если бы кто-то подумал или сказал: "Слушайтесь меня, я старец, я имею благодать Духа" — это было бы опасной самонадеянностью. Обычно без всякого призыва со стороны старца люди сами приходят к нему за советом и духовным руководством. И часто сначала он отсылает их прочь, предлагая обращаться к кому-нибудь другому. Но затем наступает время, когда он больше не прогоняет их, а воспринимает их приход к нему как откровение воли Божией. Так они становятся духовными детьми старца и вверяют себя ему.

Личность старца иллюстрирует два взаимосвязанных уровня, на которых живет и действует земная Церковь. Один уровень — внешний, официальный и иерархический, с географическим распределением на епархии и приходы, с великими центрами (Рим, Константинополь, Москва, Кентербери), с апостольским преемством епископов. Другой уровень — внутренний, духовный и харизматический; к этому уровню прежде всего и относятся старцы. Здесь есть свои великие центры, но это не крупные епископские или митрополичьи кафедры, а далекие хижины отшельников, где просияли духоносные личности. Большинство старцев не занимали высоких иерархических постов в Церкви, но влияние такого простого иеромонаха, как преп. Серафим Саровский, превосходит влияние любого патриарха или епископа православной Церкви XIX в. Таким образом, наряду с апостольским преемством епископата, существует преемство святых и духовных людей. Оба преемства важны для полноценной жизни Тела Христова, и взаимодействием их между собой осуществляется жизнь Церкви на земле.

Бегство и возвращение: приготовление старца

Хотя старец не поставляется и не рукополагается на свое служение, несомненно, он должен быть приготовлен для него. Классические примеры такого приготовления, состоящего из бегства и возвращения, можно видеть на житиях преп. Антония Великого († 356) и преп. Серафима Саровского († 1833).

Жизнь преп. Антония резко делится на две половины, границей которых служит возраст в 55 лет. Время от ранней зрелости до этого возраста было временем приготовления, когда он все дальше удалялся от мира, отступая вглубь пустыни. Двадцать лет протекли в уединенном затворе без единой встречи с людьми. Когда ему исполнилось 55 лет, друзья не смогли долее сдерживать свое любопытство и нашли его. Антоний вышел из затвора и во вторую половину своей долгой жизни, не оставляя пустынножительства, сделал себя легко доступным для всех, так что, по словам св. Афанасия в жизнеописании преп. Антония, "как врач, дарован он был Богом Египту" . "Так он был возлюблен всеми; так все желали иметь его отцом". [5] Обратим внимание: превращение уединенного отшельника в духовного отца произошло по инициативе не его самого, а других. Заметим также, что преп. Антоний был простым монахом-мирянином и никогда не был рукоположен в священный сан.

Преп. Серафим прошел подобный путь. Шестнадцать лет жил он обычной монастырской жизнью: после послушничества был пострижен в монахи, затем рукоположен во иеродиаконы и затем — во иеромонахи. После этого он удаляется на двадцать один год в уединение с почти полным безмолвием. В течение первой половины этого периода он жил в лесной лачуге; тысячу дней он провел на пне и тысячу ночей — на камне в непрестанной молитве. Отозванный своим игуменом обратно в монастырь, вторую половину этого периода он проводит в келье в строгом затворе, не выходя оттуда даже для посещения богослужений; по воскресеньям священник приносит ему Св. Тайны. Несмотря на сан священника, он не совершал литургию. Наконец, он покидает затвор, и в последние восемнадцать лет жизни двери его кельи открыты для всех приходящих. Он не сделал ничего, чтобы объявить о себе или созвать людей; люди сами стали приходить к нему, но коль скоро они приходили — иногда десятками или даже сотнями в день, — он не отсылал их ни с чем.

Итак, подумаем: без этого напряженного аскетического приготовления, без этого решительного бегства в уединение разве могли бы преп. Антоний и преп. Серафим исполнять в такой же мере роль духовных руководителей своих современников? Нельзя сказать, что они удалялись с целью стать руководителями других. Они бежали не затем, чтобы приготовить себя для выполнения некоей задачи, но повинуясь непреодолимому стремлению быть наедине с Богом. И Бог принял их любовь, но затем послал их в качестве целительных средств в тот самый мир, откуда они бежали. Но даже если бы Он и не делал этого, их бегство все же было бы в высшей степени плодотворным и ценным для общества, ибо монах помогает миру прежде всего не тем, что он делает или говорит, но тем, что он просто есть, своей непрестанной молитвой, которая становится глубочайшей составной частью его существа. Если бы преп. Антоний и преп. Серафим не совершили ничего, кроме уединенной молитвы, они только этим одним сослужили бы своим собратьям величайшую службу. Тем не менее, как показал ход событий, Бог предназначил им послужить людям и более конкретным образом. Однако это конкретное и видимое служение было естественным следствием того невидимого служения, которое они исполняли своей молитвой.

"Стяжи дух мирен, — говорил преп. Серафим, — и тысячи спасутся вокруг тебя". Вот в чем смысл духовного отцовства. Утверди себя в Боге, а тогда и других приведешь к Нему. Человек должен научиться быть в одиночестве, научиться слушать в тишине своего сердца безмолвную речь Духа, чтобы открыть истину о себе и Боге. Тогда его слово будет со властью, поскольку оно будет словом, вышедшим из молчания.

Воспитанный общением с Богом наедине, старец способен исцелять одним своим присутствием. Он ведет и направляет людей в первую очередь не словом совета, но общением, жизнью и примером, который собой являет. Он учит настолько же своим молчанием, насколько и словом. "Авва Феофил Архиепископ пришел как-то в скит, и когда братия собралась, сказали авве Памво: ‘Скажи что-нибудь Архиепископу, дабы он получил наставление’. Старец ответил: ‘Если его не научило мое молчание, то он не получит пользы от моей речи’". [6] Подобную историю рассказывали о преп. Антонии. "Три отца имели обыкновение ежегодно приходить к блаженному Антонию. Двое из них спрашивали его о помыслах и о спасении души, а третий всегда молчал и ни о чем не спрашивал. После долгого времени авва Антоний говорит ему: ‘Вот ты столько времени ходишь сюда, а ни о чем не спрашиваешь меня’. Тот отвечал ему: ‘Для меня, отец, довольно и смотреть на тебя!’". [7]

Старец уходит не вглубь пустыни, а в глубину собственного сердца. Внешнее уединение, хотя и полезно, не является необходимым, и можно научиться ходить пред Богом проводя жизнь в активном служении обществу. Преп. Антонию Великому однажды было открыто о враче в Александрии, равном ему по духовному уровню: "В городе некто подобный тебе, искусством — врач, который избытки свои отдает нуждающимся и ежедневно поет с ангелами Трисвятое". [8] Повествование не сообщает нам, каким образом это было открыто Антонию, не называет имени врача. Одно ясно: непрестанная сердечная молитва — удел не только отшельников; мистическая и "ангельская" жизнь возможна в городе точно так же, как в пустыне. Александрийский врач совершал свое внутреннее путешествие не разрывая внешних связей с обществом.

Можно привести много и таких случаев, в которых бегство и возвращение вовсе не так резко разграничены во времени. Возьмем, к примеру, младшего современника преп. Серафима епископа Игнатия Брянчанинова († 1867). Начав с карьеры военного офицера, он в возрасте двадцати шести лет поступил в один деятельный и влиятельный монастырь близ Санкт-Петербурга. Менее чем через четыре года монашеского возрастания он уже был поставлен на руководящую должность — настоятеля монастыря, а еще через двадцать четыре года рукоположен в епископы. Четыре года спустя он уходит в отставку, посвятив оставшиеся шесть лет жизни отшельничеству. Здесь мы видим, что период активной пастырской деятельности предшествовал отшельническому уединению. Когда его назначили настоятелем, он несомненно ощущал себя крайне неготовым к этому служению. Тайное сердечное делание проходило у Игнатия во время долгих лет управления монастырем и епархией, но он сумел избежать внешнего влияния до самого конца своей жизни. [9]

Житие еп. Игнатия может послужить примером для нас, хотя бы нам было и очень далеко до его духовного уровня. Под давлением внешних обстоятельств и обычно без ясного осознания того, что на самом деле с нами происходит, мы принимаемся за учительство, проповедь и пастырское руководство, не познав плодотворной глубины уединения и безмолвия. Но уча других, мы сами начинаем учиться. Постепенно мы осознаем свое бессилие врачевать раны человечества одними филантропическими программами, апелляцией к здравому смыслу и психиатрией. Наша самодостаточность разбивается вдребезги, мы видим собственную непригодность для взятых на себя задач и начинаем понимать слова Христа о "едином на потребу" (Лк. 10:42). Вот момент, когда человек может стать на путь, ведущий к старчеству. Через опыт духовничества, через муки от ран своих пасомых он приходит к необходимости углубления в себя, восхождения по таинственной лествице Царства, по пути, на котором только и можно найти истинное разрешение мировых проблем. Конечно, немногие из нас, если вообще найдутся такие, дерзнут считать себя старцами в полном смысле слова, но если мы искренно и смиренно будем искать вход в "тайную келью" своего сердца, многие из нас смогут хоть в некоей малой мере причаститься благодати духовного отцовства. Пусть мы никогда не вели внешним образом уединенную или отшельническую монашескую жизнь (предоставим это воле Божией), но что действительно крайне важно для нас — это чтобы каждый видел нужду в сердечном отшельничестве.

Три дара духовного отца

Три дара в особенности характерны для духовного отца. Первый из них — прозорливость и рассудительность (diakrisis), способность проницать в тайны сердец и разуметь сокрытые глубины их, не осознаваемые самими их обладателями. Взор духовного отца проникает сквозь те привычные жесты и позы, под которыми мы скрываем нашу истинную личность от других и от самих себя; оставляя позади все эти обыденные мелочи, старец сталкивается лицом к лицу с неповторимой личностью, созданной по образу и подобию Божию. Эта способность — духовная, а не физическая; не какое-то экстрасенсорное восприятие или дар ясновидения, но плод благодати, предполагающий сосредоточенную молитву и неослабную аскетическую брань.

С этим даром прозорливости связана способность говорить со властью. Когда кто-либо приходит к старцу, последний уже знает — непосредственно и точно, — что тот хочет услышать. Сегодня мы переполнены словами, но в подавляющем большинстве случаев это слова, говоримые явно не со властью. Старец же произносит немного слов, а иногда и совсем ничего не говорит, но этими немногими словами или своим молчанием он способен изменить все направление жизни человека. В Вифании Христос сказал всего три слова: "Лазаре, гряди вон!" (Ин. 11:43), но эти три слова, сказанные со властью, смогли вернуть мертвого к жизни. В эпоху позорного обесценивания языка чрезвычайно важно заново открыть силу слова, а это означает — заново открыть сущность безмолвия, не как паузы между словами, но как одной из первичных реальностей бытия. Большинство учителей и проповедников слишком много говорят, старец же отличается строгой бережливостью в языке.

Но чтобы слово обладало силой, необходим не только тот, кто говорит с авторитетностью личного опыта, но и тот, кто слушает с ревностным вниманием. Вопрошающий старца из праздного любопытства вряд ли получит от ответа большую пользу, но тот, кто приходит с горячей верой и с искренней глубокой нуждой, может услышать слово, которое преобразит все его существо. Речь старца по большей части проста в своем словесном выражении и лишена литературной изысканности; поверхностному слушателю она часто кажется скучной и банальной.

Дар прозорливости проявляется у духовного отца в практике так называемого "откровения помыслов" (logismoi). В ранней монашеской традиции послушник обычно ежедневно исповедывал своему отцу все помыслы, приходившие к нему в течение дня. Откровение помыслов гораздо шире, чем исповедание грехов, так как включает в себя еще и сообщение мыслей и побуждений, которые послушнику могут казаться невинными, но в которых духовный отец может увидеть скрытую опасность или какой-то особенный знак. Исповедание грехов имеет дело с прошлым, с тем, то уже случилось; откровение же помыслов, напротив, носит профилактический характер, обнаруживая наши logismoi (помыслы) до того, как они привели ко греху, и тем самым обезвреживая их. [10] Цель такого откровения не юридическая (освобождение от вины), но — самопознание: оно дает тебе возможность видеть, каков ты есть на самом деле.

Наделенный даром прозорливости, духовный отец не просто ждет, когда послушник сообщит ему о себе, но сам открывает ему его помыслы, сокрытые от него самого. Преп. Серафим Саровский иногда отвечал на вопросы еще до того, как посетители могли их задать. Во многих случаях его ответ казался совершенно неуместным, даже бессмысленным и ничего не отвечающим, ибо преп. Серафим отвечал не на тот вопрос, который посетитель держал в уме, но на тот, который следовало задать. Во всех таких случаях преп. Серафим полагался на внутреннее озарение от Духа Святого. По его словам, он старался не решать наперед, что сказать в ответ, потому что тогда, когда делал так, его ответ представлял собой просто человеческое мнение, которое может быть ошибочным, а не мысль от Бога.

В глазах преп. Серафима связь между старцем и его духовным чадом сильнее смерти: он советовал своим детям продолжать открывать ему помыслы даже после его отшествия из этого мира. Незадолго до смерти он сказал матушкам, которых окормлял: "Когда я умру, приходите ко мне на могилку, и чем чаще, тем лучше. Будет у вас что-нибудь на душе, случится с вами что, приходите ко мне, как когда я был жив, поклонитесь до земли и сложите все ваши скорби на мою могилку. Поведайте мне все, и я услышу вас, и все ваши скорби улетят от вас. И как вы беседовали со мной, пока я был жив, так и потом. Ибо я живу и пребуду вовек".

Вторым даром духовного отца является способность любить других и делать их страдания своими. Об одном из египетских gerontes (старцев) кратко и просто сказано: "В нем была любовь, и многие приходили к нему". [11] В нем была любовь — вот что необходимо для духовного отцовства. Безграничная прозорливость в тайны человеческого сердца, если лишена любовного сострадания, окажется скорее гибельной, чем плодотворной. Кто не способен любить других, не сможет их исцелять.

Любовь к другому означает страдание вместе с ним и за него — таково буквальное значение слова "сострадание". "Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов" (Гал. 6:2). Духовный отец — это тот, кто par excellence носит бремена других. "Старец, — пишет Достоевский в "Братьях Карамазовых", — это тот, кто берет вашу душу, вашу волю в свою душу и свою волю". Для него недостаточно дать совет. Он должен принять душу своих духовных чад в свою душу, их жизнь — в свою жизнь. На нем лежит обязанность молиться за них, и это постоянное предстательство гораздо важнее для них, чем любой совет. [12] И его обязанность также — взять на себя их скорби и грехи, понести на себе их вину и отвечать за них на Страшном Суде.

Все это хорошо видно в одном из важнейших памятников восточной духовности — "Руководстве к духовной жизни" преп. Варсануфия и Иоанна. Эта книга состоит из 850 вопросов, адресованных двум палестинским старцам VI в., вместе с их ответами. "Знает Бог, — говорит преп. Варсануфий своему духовному чаду, — что нет ни часа, ни секунды, когда бы я не имел тебя в душе моей и в молитвах... Я пекусь о тебе более тебя самого... Я рад был бы положить жизнь свою за тебя". Он так молится Богу: "Владыко! или вместе со мною введи и чад моих в царство Свое, или изгладь и меня из книги Твоей". Говоря о важности носить бремена друг друга, Варсануфий настаивает: "Я ношу ваши бремена и ваши падения... Вы подобны человеку, сидящему под тенистым древом... Я принимаю на себя ваше осуждение и, благодатью Христовой, не оставлю вас ни в сем веке, ни в грядущем". [13]

Читатели Чарльза Уильямса наверняка помнят принцип "заместительной любви", играющий главную роль в новелле "Схождение во ад". Ту же мысль находим у старца Зосимы у Достоевского: "Есть только один путь спасения — сделать себя ответственным за все людские грехи... сделать себя ответственным совершенно искренно за всех и за всё". Способность старца укреплять и утверждать других определяется его готовностью принять на себя этот путь спасения.

Но связь между духовным отцом и его чадами — не односторонняя. Хотя он носит бремя их вины и отвечает за них пред Богом, но это было бы невозможно без их собственной самоотверженной борьбы за свое спасение. Однажды некий брат пришел к преп. Антонию и сказал: "Помолись обо мне". Но старец ответил: "Ни я, ни Бог не сжалится над тобою, если ты не будешь заботиться сам о себе и молиться Богу". [14]

Говоря о любви старца к своим чадам, очень важно в выражении "духовный отец" придавать слову "отец" его полное значение. Как в обычной семье отец и его отпрыск связаны узами взаимной любви, точно так же и в харизматической семье старца. Однако прежде всего — это взаимоотношения в Духе Святом, и в то время как источник человеческой привязанности нельзя жестоко подавлять, эти отношения следует очищать от примеси эмоционального возбуждения и преображать. В этой связи примечателен рассказ из "Апофтегмата" ("Достопамятных сказаний"). Молодой монах двенадцать лет беспрерывно присматривал за тяжело больным старцем. В течение всего этого времени старец ни разу не только не поблагодарил его, но и не сказал ни одного доброго слова. Лишь на смертном одре, когда к ним собрались другие старцы, он сказал о послушнике: "Это ангел, а не человек!" [15] Этот рассказ ценен тем, что показывает необходимость духовной беспристрастности, хотя такое бескомпромиссное уклонение от всяких внешних выражений привязанности не характерно для "Изречений пустынных отцов" и тем более — для Варсануфия и Иоанна.

Третий дар духовного отца — способность изменять человеческие обстоятельства, материальные и нематериальные. Дар исцеления, которым обладали многие старцы, — один из аспектов этой способности. Говоря в самом общем смысле, старец помогает своим ученикам воспринять мир как сотворенный Богом, о котором Бог желает, чтобы он пребывал. "Можно ли слишком радоваться о делах Отца? — спрашивает Фома Трахернский. — Он Сам во всем". Истинный старец усматривает присутствие Творца во всем творении и помогает другим видеть это. По словам Уильяма Блейка, "если бы двери восприятия были очищены, всё предстало бы перед человеком таким, каково оно есть — бесконечным". Старец есть именно тот, у кого двери восприятия очищены. Для человека, живущего в Боге, нет ничего среднего и обыденного: он созерцает всё в Фаворском свете, преображенном любовью Христовой. "И что такое сердце милующее? — вопрошает преп. Исаак Сирин. — Возгорение сердца у человека о всем творении, о человеках, птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них, очи у человека источают слезы, от великой и сильной жалости, объемлющей сердце. И от великого терпения умаляется сердце его, и не может оно вынести, или слышать, или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемых тварию. А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред, ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и очистились; а также и об естестве пресмыкающихся молится с великою жалостию, какая без меры возбуждается в сердце его по уподоблению в сем Богу". [16]

Всеобъемлющая любовь, как любовь преп. Исаака или старца Зосимы у Достоевского, изменяет свой объект, делая человеческие обстоятельства прозрачными для нетварных Божиих энергий. Некоторое представление об этом преображении дает знаменитая беседа между преп. Серафимом Саровским и Николаем Мотовиловым, одним из его духовных чад. Зимним днем в лесу преп. Серафим говорил Мотовилову о необходимости стяжания Духа Святого, и тот спросил его, как можно точно знать, что ты "в Духе Святом".

"Тогда о. Серафим взял меня весьма крепко за плечи и сказал мне:

— Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобою!.. Что же ты не смотришь на меня?

Я отвечал:

— Не могу, батюшка, смотреть, потому что из глаз ваших молнии сыпятся. Лицо ваше сделалось светлее солнца, и у меня глаза ломит от боли!..

Отец Серафим сказал:

— Не устрашайтесь, ваше Боголюбие! и вы теперь сами так же светлы стали, как и я сам. Вы сами теперь в полноте Духа Божиего, иначе вам нельзя было бы и меня таким видеть... Что ж, батюшка, не смотрите мне в глаза? Смотрите просто и не убойтесь — Господь с нами!

Я взглянул после этих слов в лицо его, и напал на меня еще больший благоговейный ужас. Представьте себе, в середине солнца, в самой блистательной яркости его полуденных лучей, лицо человека с вами разговаривающего. Вы видите движение уст его, меняющееся выражение его глаз, слышите его голос, чувствуете, что кто-то вас руками держит за плечи, но не только рук этих не видите, не видите ни самих себя, ни фигуры его, а только один свет ослепительный простирающийся далеко, на несколько сажен кругом, и озаряющий ярким блеском своим и снежную пелену, покрывающую поляну, и снежную крупу, осыпающую сверху и меня, и великого старца". [17]

Послушание и свобода

Таковы, благодатью Божией, дарования старцев. Но каковы дарования духовного чада? Каков его вклад во взаимоотношения между отцом и сыном в Боге?

Говоря кратко, он со своей стороны приносит полное и безраздельное послушание. Классический пример послушания приведен в "Изречениях пустынных отцов": один монах получил повеление воткнуть сухое дерево в песок и ежедневно поливать. Источник был расположен на таком расстоянии от его кельи, что он вечером уходил за водой и возвращался только к утру. Три года он терпеливо исполнял повеление своего аввы. По истечении этого срока дерево вдруг расцвело, выпустило листья и дало плоды. Авва сорвал плод, принес его в церковь и пригласил монахов отведать его, говоря: "Возьмите, ешьте плод послушания!" [18]

Или вот другой пример послушания: авва позвал монаха Марка, когда тот переписывал рукопись, и Марк так быстро побежал на зов, что не успел дописать кружка буквы "о". В другой раз, увидев небольшого вепря, авва сказал Марку, испытывая его: "Видишь ли ты, сын мой, этого малого буйвола?" — "Вижу, авва", — отвечал он. "Как хороши у него рога!" — "Так, авва", — снова ответил он без колебания. [19] К такого же рода уловкам прибегал авва Иосиф Панефосский, испытывая своих учеников: сначала он давал им нелепые задания и только после исполнения их следовали осмысленные повеления. [20] Другой geron (старец) приказывал ученику красть вещи из келий братии; [21] еще один повелел своему ученику (который был не вполне искренен с ним) бросить своего сына в печь. [22]

Подобные рассказы производят двусмысленное впечатление на современного читателя. Кажется, что они низводят ученика до детского или даже ниже человеческого уровня, лишая его всякой способности суждения и нравственного выбора. Нас преследует искушение возмутиться: и это свобода славы детей Божиих (Рим. 8:21)?

На это следует ответить трояким образом. Прежде всего, духовный сын входит в послушание своему авве не вынужденно, но свободно и добровольно. Задача старца — взять нашу волю в свою волю, но он может это сделать только если мы по своему свободному выбору сами вручим ее ему. Он не нарушает нашу волю, но приемлет ее от нас как дар. Вынужденное и не добровольное подчинение лишено нравственной ценности; старец требует, чтобы каждый принес Богу свое сердце, а не внешние действия.

Добровольность послушания ярко выражает обряд пострижения в Православной Церкви. На Евангелие полагаются ножницы, и послушник сам должен взять их и дать настоятелю. Тот сразу же кладет их обратно на Евангелие. Послушник снова берет их и отдает ему. Только после третьего раза настоятель приступает к пострижению волос. Теперь монах никогда не сможет сказать настоятелю и братии: "Моя личность подавляется здесь, в монастыре; вы лишили меня свободы". Никто не забирал у него свободы, ибо он сам трижды брал ножницы и вручал их настоятелю.

Но ясно, что это принесение своей свободы невозможно совершить однажды и навсегда, одним жестом. Оно продолжается в течение всей жизни; наше возрастание во Христе измеряется мерой нашей самоотдачи. Мы должны отдавать свою свободу вновь и вновь, каждый день и каждый час, и всегда различным образом. Это означает, что отношения между старцем и учеником не статичны, а динамичны, не остаются неизменными, но бесконечно разнообразятся. Каждый день и каждый час ученик под руководством старца ставится перед лицом новой ситуации, призывается к новому отклику, к новому виду самоотдачи.

Второе, что следует сказать: отношения между старцем и его чадом не односторонни, а взаимны. Когда старец дает ученикам возможность видеть, что они представляют собой в действительности, они открывают его для себя как старца. В большинстве случаев, рассмотренных выше, подвижник не сознавал себя призванным быть старцем, пока к нему не приходили другие, прося его руководства. Это взаимодействие в отношениях старца и ученика продолжается всегда. Духовный отец вовсе не обладает точной программой, которая аккуратно выполнялась бы шаг за шагом и навязывалась бы в каждом случае одним и тем же образом. Напротив, истинный старец будет говорить разное разным людям; поскольку же его слова на самом глубоком их уровне не являются его собственными, но словами Духа Святого, он заранее не знает, что будет говорить. Старец поступает не по общим правилам, но исходя из конкретной человеческой ситуации. В каждую ситуацию он и его ученик входят вместе, и никто из них не знает наперед в точности, каков будет исход, но оба ожидают просвещения от Духа. И оба они — духовный отец так же, как и его чадо, — должны учиться в пути.

Взаимность этих отношений иллюстрируется рассказом из "Изречений пустынных отцов", где один негодный авва имел духовного сына, гораздо лучшего себя. Ученик, например, застает своего авву в грехе блуда, но делает вид, что ничего не замечает и продолжает его слушаться; в конце концов благодаря смиренному терпению ученика духовный отец приходит к покаянию и начинает новую жизнь. В этом случае не духовный отец помог ученику, а наоборот. Конечно, это далеко не нормальное положение вещей, но такие случаи показывают, что ученик иногда призван давать не меньше, чем получать.

На самом деле рассматриваемые взаимоотношения не двусторонни, а трехсторонни, ибо третьим здесь выступает Бог. Наш Господь заповедал никого не называть отцом, потому что у нас один Отец, Который на небесах (Мф. 23:9). Старец — не непогрешимый судья и не конечная инстанция апелляции, но наш сослужитель живому Богу; не диктатор, но проводник и спутник на пути. Истинный духовный руководитель в полном смысле этого слова один: Дух Святой.

Все это подводит нас к третьему утверждению. По традиции восточного Православия (в лучшем ее выражении), духовный отец всегда старается исключить любой вид принуждения и духовного насилия во взаимоотношениях со своими учениками. Если же, по внушению Духа, он говорит и действует со властью, то это — власть смиренной любви. Слова старца Зосимы в "Братьях Карамазовых" выражают существенный аспект духовного отцовства: "Когда ты в недоумении, особенно видя людские грехи, и думаешь: взять ли силой или смиренной любовью, всегда решай: возьму смиренной любовью. Если утвердишь ум свой в этом раз и навсегда, победишь весь мир. Смиренная любовь есть великая сила, она сильнее всего и ничто не сравнится с ней".

Желая исключить всякое механическое принуждение, многие духовные отцы на христианском Востоке отказывались давать своим ученикам правила жизни, набор заповедей, которые можно было бы применять автоматически. Говоря словами современного католического монаха, "старец — не законодатель, а мистагог". [23] Он ведет человека не навязывая ему правила, но разделяя с ним его жизнь. "Один брат спросил Авву Пимена: со мною живут братья: позволишь ли мне давать им приказания? Старец отвечал ему: нет! (...) Брат сказал ему: но они, отец, сами желают, чтоб я делал им приказания. Старец отвечал: нет, — но ты будь примером для них, а не законодателем". [24] Та же мораль вытекает из истории с Исааком, пресвитером из Келлий. В молодости он жил с аввой Кронием и затем с аввой Феодором Фермейским, но никто из них не говорил ему, что он должен делать. Исаак рассказал об этом другим старцам, и те пришли с укоризной к Феодору. "Если хочет, — ответил авва, — пусть делает то, что при его глазах делаю я". [25] Когда Варсануфия просили дать подробное правило жизни, он уклонился от этого: "Не желай получить от меня правила, ибо я не хочу, чтобы ты был под законом, но под благодатию". В других местах от пишет: "Ты знаешь, что мы никогда не возлагали уз ни на кого... Не понуждай произволения, но сей (слово) с надеждою. Господь наш не понуждал никого, но благовествовал, и кто хотел, тот слушал". [26]

Не понуждай произволения. Задача духовного отца — не уничтожить свободу человека, но помочь ему узреть истину о себе; не подавить личность, но дать ей возможность открыть себя, достичь полной зрелости и стать тем, что она в действительности есть. Если же иногда духовный отец требует безраздельного и, по-видимому, "слепого" послушания от своих учеников, это никогда не является для него самоцелью и не делается с намерением поработить их. Цель этой своего рода "шокотерапии" состоит в освобождении ученика от его ложной и иллюзорной "самости", чтобы он мог достичь подлинной свободы. Духовный отец не навязывает ему собственные идеи и образ жизни, но помогает ученику найти именно его, ученика, уникальное призвание. По словам бенедиктинца XVII в. Дом Августина Бейкера, "руководитель не должен учить своему собственному пути, ни определенному способу молитвы, но так научить своих учеников, чтобы они сами нашли свой, соответствующий каждому, путь... Словом, он только Божий проводник и должен вести души по Божьему, а не своему пути". [27]

И наконец, то главное, что духовный отец дает своему ученику, — не свод записанных или устных правил, не медитативная техника, но личные взаимоотношения. В рамках этих отношений авва возрастает и меняется точно так же, как и его ученик, потому что Бог ведет их обоих. Временами он может снабжать ученика подробными устными указаниями, включая точные ответы на конкретные вопросы. В других случаях он откажется отвечать вообще — или потому, что считает, что данный вопрос не нуждается в ответе, или потому, что сам пока не знает, что следует ответить. Но все такие ответы — или отказы отвечать — всегда даются в рамках личных взаимоотношений. Многие вещи невозможно выразить в словах, но можно передать при непосредственном личном общении.

Что делать тому, кто не может найти духовного отца?

Во-первых, можно обратиться к книгам. Еще в XV в. в России преп. Нил Сорский жалуется на крайнюю редкость опытных духовных руководителей, однако насколько больше было их в его время, чем в наше! Усердно ищи, настойчиво убеждает он, надежного руководства. "Если же невозможно найти такого учителя, святые отцы заповедуют нам обратиться к Писаниям и слушать слова Самого Господа". [28] Но поскольку свидетельство Писания нельзя отделить от продолжающегося свидетельства Духа в жизни Церкви, можно также обратиться к трудам святых отцов, прежде всего, к "Добротолюбию". Впрочем, здесь есть явная опасность. Старец в своем руководстве учитывает внутреннее состояние каждого из своих чад, а книги дают одни и те же советы всем. Как может новоначальный распознать, подходит ли тот или иной текст к его ситуации? Поэтому если он и не может найти духовного отца в полном смысле слова, ему следует, по крайней мере, постараться отыскать более опытного наставника в выборе литературы.

Далее, можно также посещать места, где Божья благодать проявилась особенным образом и где поэтому молитва бывает более сосредоточенной. Перед принятием важных решений многие православные христиане, которым не к кому обратиться за советом, отправляются в паломничество в Иерусалим или на Афон, в некоторые монастыри, к мощам святых, где молятся, чтобы Господь вразумил их. Именно так я иногда принимал трудные решения в своей жизни.

Третий способ — учиться у религиозных общин с установившимися традициями духовной жизни. При отсутствии личности учителя, монастырское окружение может послужить в качестве "гуру"; формирующее влияние оказывает на нас сам установленный дневной распорядок, в котором отводится свое место литургической и уединенной молитве, ручному труду, учебе и отдыху. [29] Кажется, именно этим путем преп. Серафим Саровский достиг духовных вершин. Хорошо организованные монастыри воплотили в себе — в доступной и живой форме — унаследованную ими мудрость многих старцев. И не только монахи, но и временные посетители монастырей испытывают на себе воздействие общинной жизни.

Вовсе не случайно в Египте IV в. тот вид духовного отцовства, о котором мы говорили выше, первоначально возник не в организованных общинах преп. Пахомия, но среди отшельников и полуотшельнических лавр Нитрийской горы и Скитской пустыни. В первых духовное руководство осуществлялось самим Пахомием, настоятелями каждого из монастырей и главами отдельных "домов" внутри монастыря. Устав преп. Бенедикта также предоставляет духовное руководство настоятелю и фактически не оставляет места какому-либо еще более харизматическому направлению. Со временем, конечно, киновитские общины впитали много от традиции духовного отцовства, развившегося среди отшельников, но нужда в нем в киновиях всегда была значительно меньшей именно потому, что этот вид монашества основан на общежитии и определяется уставом.

Наконец, прежде чем мы оставим тему отсутствия старцев, следует упомянуть о крайней гибкости отношений между старцем и учеником. Одни ученики могли видеть старца ежедневно и даже ежечасно, на совместной молитве, трапезе или работе, иногда жили в его келье, как часто бывало в египетской пустыне. Другие же виделись со старцем раз в месяц или раз в год; бывали и такие, кто посетили старца всего раз в жизни, и этого было достаточно, чтобы такая встреча направила их по истинному пути. Далее, существовало множество типов духовных отцов, причем лишь некоторые из них были чудотворцами наподобие преп. Серафима Саровского. Многие священники и миряне, которым недоставало в полном смысле дарования старцев, тем не менее были способны к духовному руководству другими людьми. И вместе с духовным отцовством и материнством всегда существовала возможность духовного братства и сестричества.

Многим кажется, что они не находят себе духовного отца из-за того, что они воображают себе его в некотором определенном образе: они ждут преп. Серафима и поэтому не замечают руководителей, которых Бог действительно посылает им. Часто бывает так, что предполагаемые проблемы вовсе не так сложны, и на самом деле люди уже знают в глубине сердца, какой ответ должен быть им дан. Однако этот ответ им не нравится, так как предполагает терпеливые постоянные усилия с их стороны. И вот они ждут deus ex machina, который одним волшебным словом сделает вдруг все простым. Таким людям надо просто помочь понять сущность духовного руководства.

Современные примеры

В заключение хочу кратко вспомнить о двух старцах нашего времени, которых я имел счастье знать лично. Первый — о. Амфилохий (†1970), одно время бывший настоятелем монастыря ап. Иоанна на Патмосе, а позднее — духовным отцом женской монашеской общины, которую он основал недалеко от этого монастыря. Что особенно характерно было для него — это мягкость и теплота его любви и чувство спокойной, но вместе с тем ликующей радости. Жизнь во Христе, как он ее понимал, — не тяжкое иго и бремя, которое надо покорно нести, но личное общение, требующее сердечного пыла. Он твердо противостоял всякому духовному насилию и жестокости. Лежа на смертном одре и прощаясь с монахинями, которых окормлял, он убедительно просил настоятельницу не быть слишком строгой с ними: "Они оставили все, чтобы прийти сюда, и они не должны быть несчастны". [30] Когда я возвращался с Патмоса в Англию после принятия сана священника, он твердо говорил, что не нужно бояться ничего.

Второй пример — архиепископ Иоанн (Максимович), русский епископ в Шанхае, затем в Восточной Европе и наконец в Сан-Франциско († 1966). Почти карликового роста, с всклокоченными волосами и бородой, заикающийся, он очень смахивал на "юродивого во Христе". Будучи постоянно в трудах и молитвах, он со времени принятия монашества не ложился ночью в постель, вырывая для сна случайные свободные минуты в течение суток. Босым ходил он по парижским улицам, а однажды служил панихиду прямо на трамвайной линии неподалеку от марсельского порта. Пунктуальность была ему абсолютно чужда. Наиболее умеренные из паствы владыки Иоанна, сбитые с толку его непредсказуемостью, не раз высказывали сомнения, пригоден ли он для административного епископского служения. Но при таком полном попрании обычных формальностей ему удавалось то, в чем другие, полагавшиеся на мирское влияние и опыт, терпели провал, как, например, когда вопреки всяким ожиданием и идя вразрез с системой квот, он обеспечил прием тысяч беженцев из России в США.

В личном общении он бы чрезвычайно ласков и быстро завоевывал доверие маленьких детей. Особенно поражала сила его заступнических молитв. По возможности, он служил литургию ежедневно, причем она занимала в два-три раза большее, чем обычно, время из-за множества поминаемых имен. И когда он молился за людей, они никогда не бывали для него просто именами в длинном списке, но всегда личностями. Расскажу об одном характерном случае. У вл. Иоанна был обычай раз в год посещать монастырь Св. Троицы в Джорданвиле. В одно из посещений, когда он уже покидал монастырь, один монах дал ему записку с именами четырех тяжелобольных. Вл. Иоанн в течение года получал многие тысячи таких просьб помолиться. Приехав на следующий год в монастырь, он подозвал к себе этого монаха и, к величайшему изумлению последнего, извлек из глубины своей рясы измятую и изорванную ту самую записку. "Я молился за твоих друзей, — сказал вл. Иоанн, — но двое из них (он назвал имена) мертвы, а другие двое выздоровели". Так оно и было.

Даже на расстоянии он умел разделять заботы своих чад. Один из них, о. (ныне архиепископ) Иаков, настоятель небольшого монастыря в Голландии, сидел как-то в своей комнате не в силах заснуть в тревоге о чем-то. Вдруг среди ночи зазвонил телефон: вл. Иоанн, находившийся в сотнях миль от этого места, звонил, чтобы сказать, что пора о. Иакову идти спать: "Ложись спать, а то, о чем ты просишь у Бога, непременно сбудется". [31]

Такова роль духовного отца. Как выразил это Варсануфий, "я пекусь о тебе более тебя самого".

Перевод с английского Ю. Вестеля.

Список литературы

 [1] Наиболее полным исследованием о духовном старчестве на христианском Востоке остается: I. Hausherr, SJ, Direction spirituelle en Orient autrefois (Orientalia Christiana Analecta 144: Rome 1955). Прекрасный портрет великих русских старцев содержится в: J.B. Dunlop, Staretz Amvrosy: Model for Dostoevsky’s Staretz Zossima (Belmont, Mass, 1972); ср. I. de Beausobre, Macarius, Staretz of Optino: Russian Letters of Direction 1834 – 1860 (London 1944). О жизни и писаниях русских старцев настоящего столетия см. Archimandrite Sofrony, The Monk of Mount Athos. Staretz Silouan: 1866 – 1938 (London 1973); Wisdom from Mount Athos (London 1974).

[2] Apophthegmata Patrum, alphabetical collection (PG 65), Antony the Great, 37 and 38: ET Benedicta Ward, SLG, The Sayings of the Deserts Fathers (London 1981), pp. 8-9 [русск. перев.: "Достопамятные сказания о подвижничестве святых и блаженных отцов". Св.-Троицкая Сергиева Лавра, 1993 (репр. изд. МДА, 1855 г и Вечное, 1965 г.), с. 17-18].

[3] Apophthegmata Patrum, anonymous series (Nau/Guy), 244 (112) and 290 (158): ET Benedicta Ward, SLG, The Wisdom of the Deserts Fathers (Fairacres Publication 48: Oxford 1975), pp. 34, 45.

[4] A. Elchaninov, The Diary of a Russian Priest (London 1967), p. 54.

[5] The Life of Antony, chapters 87 and 81: ET R.C. Gregg (The Classic of Western Spirituality: New York 1980), pp. 94, 90 [русск. перев.: Святитель Афанасий Великий. Творения в 4-х томах. Изд. Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, М., 1994 (репр. изд. Св.-Троицкой Сергиевой Лавры,1903 г.). Том III, с. 241 и 245].

[6] Apophthegmata Patrum, alphabetical collection, Theophilus the Archbishop, 2: ET, p. 81 [в русск. перев. ("Достопамятные сказания...", цит. изд.) в главе о Феофиле архиепископе (с. 200-201) этого текста нет].

[7] Ibid., Antony, 27: ET, p. 7 [русск. перев.: "Достопамятные сказания...", цит. изд., с. 16].

[8] Ibid., Antony, 24: ET, p. 6 [русск. перев.: "Достопамятные сказания...", цит. изд., с. 15].

[9] Ср. жития св. Тихона Задонского († 1753) и современника еп. Игнатия еп. Феофана Затворника († 1894).

[10] Evergetinos, Synagoge i, 20: ed. Victor Matthajou, vol. I (Athens 1957), pp. 168-9.

[11] Apophthegmata Patrum, alphabetical collection, Poemen 8: ET, p. 167 [русск. перев.: "Достопамятные сказания...", цит. изд., с. 135 — в другом переводе].

[12] О важности молитвы духовного отца см., напр., Apophthegmata Patrum, anonymous series, 293 (160): ET, pp. 45-46.

[13] The Book of Varsanuphius and John, ed. Sotirios Schoinas (Volos 1960), Letters 208, 39, 353, 110 and 239 [Русск. перев.: "Преподобных отцев Варсануфия Великого и Иоанна Руководство к духовной жизни, в ответах на вопрошения учеников". Изд. группа Св.-Троице-Серафимо-Дивеевского женского монастыря "Скит", б/г. Здесь в указанных номерах мы нашли только часть цитат: ответы № 39 (с. 47), № 110 (с. 93), № 350 (с. 246)]. Критическое издание части греческого текста с английским переводом подготовлено Д. Дж. Читти [D. J. Chitty]: Varsanuphius and John, Questions and Answers (Patrologia Orientalis xxxi, 3: Paris 1966). Полный французский перевод выполнен Л. Рено [L. Regnault]: Barsanuphe et Jean de Gaza, Correspondance (Solesmes 1972).

[14] Apophthegmata Patrum, alphabetical collection, Antony, 16: ET, p. 4 [русск. пер.: "Достопамятные сказания...", цит. изд., с. 13].

[15] Ibid., John the Theban, 1: ET, p. 109 [русск. пер.: "Достопамятные сказания...", цит. изд., с. 91].

[16] Mystic Treatises of Isaac of Nineveh, ET A.J. Wensinck (Amsterdam, 1923), p. 341 [русск. перев.: "Иже во святых отца нашего аввы Исаака Сириянина Слова подвижнические". "Правило Веры", М., 1993 (репр. изд. Сергиев Посад, 1911), слово 48, с. 205-206].

[17] "Conversation of St. Seraphim on the Aim of the Chriistian Life", in the A Wonderful Revelation to the World (Jordanville, NY 1953), pp. 23-24 [русск. текст: С. Нилус. "Великое в малом. Записки православного". Изд. Св.-Троицкой Сергиевой Лавры, 1992 (репр. изд. Сергиев Посад, 1911), с. 199-200].

[18] Apophthegmata Patrum, alphabetical collection, John the Dwarf, 1: ET, pp. 85-86 [русск. перев.: "Достопамятные сказания...", цит. изд., с. 77].

[19] Ibid., Mark the Disciple of Silvanus, 1 and 2: ET, pp. 145-146 [русск. перев.: "Достопамятные сказания...", цит. изд., с. 120].

[20] Ibid., Joseph of Panepho, 5: ET, p. 103 [русск. перев.: "Достопамятные сказания...", цит. изд., с. 86-87].

[21] Ibid., Saio, 1: ET, p. 229 [в русск. перев. ("Достопамятные сказания...", цит. изд.) мы не нашли этого старца]. Старец регулярно возвращал украденные вещи их владельцам.

[22] Apophthegmata Patrum, anonymous series, 295 (162): ET, p. 47. Подобная история есть в alphabetical collection, Sisoes, 10: ET, p. 214 [в русск. пер. ("Достопамятные сказания...", цит. изд., с. 172-180) не найдено]. Ср. Быт. 22 (Авраам и Исаак).

[23] Fr. Andre Scrima, "La tradition du pere spirituel dans l’Eglise d’Orient", Hermes, 1967, no. 4, p. 83.

[24] Apophthegmata Patrum, alphabetical collection, Poemen, 174: ET, p. 191 [русск. перев.: "Достопамятные сказания...", цит. изд., с. 157 (глава не 174, а 173)].

[25] Ibid., Isaac the Priest, 2: ET, pp. 99-100 [русск. перев.: "Достопамятные сказания...", цит. изд., с. 73].

[26] The Book of Varsanuphius and John, Letters 23, 51, and 35 [Русск. перев.: "Преподобных отцев Варсануфия Великого и Иоанна Руководство к духовной жизни...", цит. изд., с. 37, 55 и 44].

[27] Цит. по: Thomas Merton, Spiritual Direction and Meditation (Collegeville, Minn. 1960), p. 12.

[28] "The Monastic Rule", in G. P. Fedotov, A Treasury of Russian Spirituality (London 1950), pp. 95-96.

[29] Но см. Мертона [Merton], op. cit., pp. 14-16 об опасности строгого монашеского устава без соответствующей духовной установки.

[30] I. Gorainoff, "Holy Men of Patmos", Sobornost (The Journal of the Fellowship of St. Alban and St. Sergius), series 6, no. 5 (1972), pp. 343-344.

[31] Bishop Savva of Edmonton, Blessed John: The Chronicle of the Veneration of Archbishop John Maximovich (St. Herman of Alaska Brotherhood: Platina, Calif. 1979), p. 104.


Митрополит Каллист (Уэр) Тот, кто впервые поднимается в гору, должен следовать по известному маршруту; ему нужен спутник и проводник, который уже поднимался здесь и хорошо знает дорогу. Послужить таким проводником — вот в точности назначение "ав

 

 

 

Внимание! Представленная Статья находится в открытом доступе в сети Интернет, и уже неоднократно сдавалась, возможно, даже в твоем учебном заведении.
Советуем не рисковать. Узнай, сколько стоит абсолютно уникальная Статья по твоей теме:

Новости образования и науки

Заказать уникальную работу

Похожие работы:

Теотиуакан
Образ рая в христианстве и исламе
Евангельские отражения в народных сказках
Рыбы
Безрелигиозная мораль и «педагогический беспредел», или проблема воспитания подрастающего поколения
Дискуссия о проблеме первенства в современном католическом богословии
Третий Период Истории Апостольского Века
Св.Мелитон Сардийский
Пророчество и посланничество
Понятие атеизма в истории западноевропейской мысли (о античности до Нового времени)

Свои сданные студенческие работы

присылайте нам на e-mail

Client@Stud-Baza.ru