База знаний студента. Реферат, курсовая, контрольная, диплом на заказ

Фридрих Ницше (1844-1900) - один из самых блестящих и спорных мыслителей европейской философии. Умерший на рубеже ХХ века он, по замечанию К.Ясперса, наряду с С.Кьеркегором и К.Марксом стал сов­ременником нового века. Время, в которое жил Фридрих Ницше, было очень сложным: Германия переживала болезненный процесс объедине­ния, проводимый жесткой рукой Бисмарка, ломались столетиями накоп­ленные стереотипы, нормы, правила, которые были так привычны, при­ятны и ценны немецкой душе и которые так хотелось сохранить. Не­мецкая интеллигенция, прекрасно образованная, воспитанная цветом европейской культуры - сонмом великих поэтов, философов и музыкан­тов, больше всего желала плодотворного развития идей и традиций самой передовой в то время в Европе немецкой культуры и лишь очень немногие видели необходимость радикальных перемен. Одним из них был Фридрих Ницше.

Фридрих Ницше родился 15 октября 1844 года в Реккене, Саксо­ния. Отец и дед его были пасторами. Рано проявивший необычайную одаренность в поэзии и музыке, филолог по образованию, в двадцать пять лет он получил место профессора филологии в университете Ба­зеля. Его считали надеждой немецкой филологии. Великий Рихард Ваг­нер был его другом, хотя между ними было тридцать лет разницы. Его книги великолепны с точки зрения языка, увлекательны для чтения и полны потрясающих по новизне идей. И тем не менее практически все они были встречены в штыки как как критикой, так и читающей публи­кой, прижизненная слава Ницше носила скандальный характер. Очевид-

но, дело было именно в его идеях.

Поворотным моментом в становлении концепций Ницше стало проч­тение им книги малоизвестного в те годы Артура Шопенгауэра "Мир как Воля и Представление". "Я понял его, как если бы он писал для меня", - так скажет Ницше о своем учителе. Несомненно, в Шопенга­уэре его привлекла идея Воли, которая, по определению автора, есть внутренняя сущность субъекта, для которого мир есть объект созер­цания - Представление. Воля также оказывается у Шопенгауэра внут­ренней сущностью всех сил, созидающих мир. Все есть в своей сущ­ности воля, она лишь объективируется временем и пространством, становясь волей к жизни (термин, мимо которого Ницше пройти не мог). Нисходя по ступеням объективации (пространство и время, пла­тоновские идеи, силы природы, всякая деятельность человека), Воля предстает объективному познанию лишь в виде объектов, определенных этими ступенями объективации. Именно их рассматривает мышление и потому в своей сущности Воля остается для него непознаваемой.

И лишь гений искусства - благодаря чистому созерцанию и неор­динарной силе фантазии - способен познать и выразить в поэзии, жи­вописи и музыке вечную идею Воли. Высочайшее положение среди ис­кусств занимает музыка, свободная от оков языка и потому не только отражающая идеи, но и непосредственно отражающая Мировую волю.

Метафизика Шопенгауэра захватила мятежный дух Ницше, в его Воле он увидел вечную пламенную волю к свободе, а творческого ге­ния, которым руководит сама Мировая Воля, он увидел в Рихарде Ваг-

нере.

Вагнеру посвящена первая книга Ницше - "Рождение трагедии из духа музыки", сразу же вызвавшая скандал. Поступательное движение в искусстве, по Ницше, "связано с двойственностью аполлонического и дионисического начал". Мистерии дионисического культа символизи­руют жизнь человека в таинственном и великолепном мире, его инс­тинктивное единение с природой. "Дионисическое искусство хочет убедить нас в вечной радостности существования, но только искать эту радостность мы должны не в явлениях, а за явлениями". Аполло­ническое же, напротив, это "полное чувство меры, самоограничение, свобода от диких порывов". В досократической Греции эти начала, борясь и соединяясь, создали великое искусство трагедии, которая "возникла из трагического хора" (а хор - это отголосок дионисийс­ких праздников), который "разряжается аполлоническим миром обра­зов". Трагедия, таким образом, отразила противоречия в человечес­ком мироощущении, борьбу с природой и с самим собой, как с ее частью. Именно в этом качестве греческая трагедия стала одной из основ всей европейской культуры.

Однако уже "огромное циклопическое око Сократа, в котором ни­когда не сверкало безумие художнического вдохновения", разбило это единство двух начал, уничтожив трагедию. Ницше обвиняет Сократа в насаждении неслыханной тирании разума и морали, вытеснившей диони­сическую свободу духа в бессознательное и заменившей ее инструкци­ями по эксплуатации жизни. Таким образом в истории культуры и че-

ловеческого сознания происходит "вечная борьба между теоретическим

и трагическим миропониманиями", между, с одной стороны, ханжеством

и скукой и , с другой стороны, свободой и весельем. Причем послед­нее всячески подавляется общественными нормами, моралью и всяким идеализмом, объявленным Ницше "мошенничеством высшего порядка".

С исчезновением дионисического духа связывается "бросающееся в глаза ... вырождение греческого человека" и современное плачев­ное состояние человеческого духа. Однако "несомненные предзнамено­вания дают нам ручательство в том, что в современном нам мире про­исходит обратный процесс постепенного пробуждения дионисического духа!" "Новым Эсхиллом" объявляет Ницше Рихарда Вагнера, в музыке которого он видит свидетельство возрождения трагического мифа в немецком духе, а с ним и новой жизни немецкого гения.

Таким образом Фридрих Ницше начал проповедовать имморализм и возвращение к первозданной свободе, единение с природой посредс­твом освобождения инстинктов из-под гнета морали и норм обществен­ного порядка - идею Вечного Возвращения.

В дальнейшем Ницше отказывается от союза с Шопенгауэром, по­рицая "шопенгауэровскую слепую волю к морали", а также и от Вагне­ра с его "неисправимым романтизмом". Вагнера, как оказалось, го­раздо больше заботил собственные успехи и популярность и он расс­матривал Ницше как собственного агитатора. "Человеческое, слишком человеческое" вышло с посвящением "памяти Вольтера", что одно уже могло вызвать скандал, и с подзаголовком "Книга для свободных

умов",  хотя, как признается автор уже на первых страницах, "когда

мне  это было нужно,  я изобрел для себя и "свободные умы"...таких

умов нет и не было".  Однако он надеется,  что "наша Европа  будет

иметь среди своих сыновей завтрашнего и послезавтрашнего дня таких

веселых и дерзких ребят".

Книга эта, составленная из девяти отделов, каждый из которых анализирует аспекты человеческого бытия в мире, человеческого об­щества и человеческого сознания показывает, как мало в человеке и его жизни подлинного величия и свободы, как сильно закрепостил он себя многочисленными представлениями и предрассудками, сложившими­ся в моральные установления и как спокойны и беззубы его мысль, наука, выхолощено искусство. Все это только лишь "человеческое".

Всем этим "человеческим" связаны людские души, и потому, что­бы могли появиться вновь (как когда-то существовавшие изначально), "свободные умы", душа должна испытать, "как решающее событие своей жизни" испытать "великий разрыв" со всем этим безнадежно челове­ческим. "Лучше умереть, чем жить здесь"...и это "здесь" , это "до­ма" есть все, что она любила доселе!" Выпутываясь из тягчайшей ан­тиномии: мораль или свобода, Ницше предполагает, что традиционная мораль, извне предписывающая человеку целую систему запретов и декретов, могла опираться только на презумпцию несвободы. Выбор в пользу свободы диктуется взрывом внутренних сил человеческой души, изначально свободной и вечно стремящейся вернуться в лоно свобод­ной воли.

"Этот первый взрыв силы и воли к самоопределению, самоуста­новлению ценностей, эта воля к свободной воле" - приводит душу , в которой зреет свободный ум и нарастает "все более опасное любо­пытство": "Нельзя ли перевернуть все ценности? И, может быть, доб­ро есть зло( А Бог - выдумка и ухищрение дьявола? И, может быть, в последней своей основе все ложно?..." Такие мысли обрекают свобод­ный ум на томительное одиночество, но в нем видит Ницше единствен­ный путь к "зрелой свободе духа". Свободный ум живет уже "вне оков любви и ненависти,вне "да" и "нет", добровольно близким и добро­вольно далеким". Огромное количество вещей он видит далеко под со­бой, они его не заботят и не касаются. Он становится "господином над собой, над собственными добродетелями", прежде бывшими его господами, а теперь ставшими "орудиями наряду с другими орудиями".

"Довольно, свободный ум знает отныне, какому "ты должен" он повиновался, и знает также, на что он теперь способен и что ему теперь - позволено..." Познав это, свободные умы познают теперь и свою задачу "испытать душой и телом самые разнообразные и противо­речивые бедствия и радости в качестве искателей приключений и пу­тешественников вокруг того внутреннего мира, который зовется "че­ловеком", в качестве измерителей каждого "выше", каждого "сверх иного"... В сущности, речь идет о некоем аналоге коперниканской парадигмы: Я, вращавшееся прежде вокруг объективного мира ценнос­тей (моральных, религиозных, научных, каких угодно - человечес­ких), отказывается впредь быть периферией этого центра и хочет са-

мо стать центром,  самолично определяющим  себе  меру  и  качество

собственной ценностной галактики.

Таким образом Ницше приходит к тому, что стать по-настояще-

му свободным умом значит, прочувствовав и испытав все человечес­кое, подняться над ним и обратиться в сверхчеловека.

Поздний Ницше пишет уже книги, обращенные в пустоту, которую должен заполнить собой сверхчеловек. Отчаявшись встретить понима­ние у современников, он указывает в подзаголовках адрес своего чи­тателя, столь же абсурдный, сколь и конкретный: "книга для всех и ни для кого", "прелюдия к философии будущего". Неправильно было бы полагать, что это означает "эти книги не для вас, мои современни­ки". Но, как и в случае с "Человеческим, слишком человеческим", книгой, которую Ницше адресовал "свободным умам", которых он сам же и выдумал, эти его книги не для сверхчеловека, ибо нет еще сверхчеловека, да они и не нужны будущему сверхчеловеку. Они приз­ваны разбудить того, в ком есть способность увидеть и преодолеть нищету человеческого, они указывают читателю желанный образ сверх­человека, образ его мыслей и действий, образ его бытия в мире, его отношений с миром и с самим собой. А также путь становления сверх­человека.

Такова самая великолепная по написанию из книг Фридриха Ниц­ше: "Так говорил Заратустра." Сам автор считал ее "самой глубокой из всех книг, которыми обладает человечество". Образ Заратустры - человека, идущего по пути становления сверхчеловека. В сущности,

этот путь намечен автором еще в "Человеческом...", но здесь он де­тально проработан и облечен в форму притчи, написанной потрясающим стилем. Форма притчи заимствована из Библии и больше всего напоми­нает евангельские проповеди Иисуса Христа и рассказы о происходя­щих с ним и его учениками событиях. Конечно же, сравнивать Христа и Заратустру не имеет смысла на этих страницах, хотя весьма веро­ятно, что именно такого сравнения и выбора между ними и желал от своего читателя Ницше, поскольку в своем читателе (если таковой найдется) он видел последователя для своего Заратустры, ибо "кто пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не читали, а заучи­вали наизусть".

Устами Заратустры три превращения духа в человеке выделяет Ницше: "как дух становится верблюдом, львом верблюд и, наконец, ребенком становится лев". Прежде всего на пути достижения свободы духа необходимо познать тяжесть, трудное, чтобы преодолеть свою слабость. "Не значит ли это: унизиться, чтобы заставить страдать свое высокомерие?.. Все самое трудное берет на себя выносливый дух, подобно навьюченному верблюду...спешит и он в свою пустыню".

Так, "взяв на себя все самое трудное", адепт пути обретает одиночество. Последним "драконом", "господином" и "богом", которо­го он обязан победить, является моральный императив "ты должен". В битве с ним он становится львом: "дух льва говорит "я хочу". Таким образом он завоевывает себе право переоценки существующих ценнос­тей и создания новых. "Завоевать себе свободу и священное Нет даже

перед долгом - для этого, братья мои, надо стать львом".

Но само по себе это право и эта сила сказать "нет" любой из предустановленных истин не является еще способностью к созданию новых ценностей. Поэтому лев должен стать ребенком: "Дитя есть не­винность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное движение, святое слово утверждения". Стать ребенком - значит стать новым, отринув все прежние установления, вновь обрес­ти вкус к "игре созидания". Играть с миром и с собой, как ребенок

- то есть, возвращаясь к прежней терминологии Ницше, возродить в себе дионисическое начало. "Да, для игры созидания, братья мои, нужно святое слово утверждения: своей воли хочет теперь дух, свой мир находит потерявший мир". Таков путь к сверхчеловеку.

"Сверхчеловек - смысл земли". "Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором".

"Поистине, человек - это грязный поток. Надо быть морем, что­бы принятьв себя грязный поток и не сделаться нечистым...сверхче­ловек - это море, где может потонуть ваше великое презрение".

Самое высокое, что может пережить человек, учит Ницше - это "час великого презрения". Презрения к самому себе, к своим слабос­тям и порокам, к своей несправедливости, к "жалкому довольству со­бою", называемому добродетелью. "Но где же та молния, что лизнет вас своим языком? Где то безумие, что надо привить вам?

Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке:  он - эта молния, он это

безумие!"

Фридрих Ницше попытался пройти путь к сверхчеловеку. Итогом было безумие. Степень погружения в проблему превзошла меру личной выносливости. "Кто нападает на свое время, нападает лишь на себя". Разрушение традиционных ценностей обернулось саморазрушением. На долгие годы на память о Ницше и его наследие легла печать "фашист­ской". Образ сверхчеловека исказился до неузнаваемости и приобрел черты "белокурой бестии", не щадящей ничего и никого, безжалостно разрушающей мир и его ценности.

Но ведь не в этом суть сверхчеловека Ницше. Его сверхчеловек безжалостен прежде всего и более всего к себе, он сомневается и подвергает пересмотру имеющиеся у него ценности и установления, лишающие его внутренней духовной свободы и радости творческой жиз­ни. "В человеке тварь и творец соединены воедино". Нужно помнить, что философия Фридриха Ницше - это уникальный и всей жизнью осу­ществленный эксперимент по разрушению внутри себя "твари" и взра­щивания "творца", прозванного "сверхчеловеком".

ЛИТЕРАТУРА:

1.Фридрих Ницше. Сочинения в 2-х томах. "Мысль" 1990

2. Краткая философская энциклопедия. "Прогресс", 1994

Фридрих Ницше (1844-1900) - один из самых блестящих и спорных мыслителей европейской философии. Умерший на рубеже ХХ века он, по замечанию К.Ясперса, наряду с С.Кьеркегором и К.Марксом стал сов­ременником нового века. Время, в которое жил Фридрих

 

• 14:21 05 Июля 2016
  Российско-китайский медуниверситет откроет магистерскую программу по TCM
• 01:21 05 Июля 2016
  На форуме МГУ Россия и Китай обсудят научно-образовательное сотрудничество
• 11:00 04 Июля 2016
  Реморенко: "ЕГЭ-туризм" в России сходит на нет
• 10:52 04 Июля 2016
  Летняя российско-австрийская школа откроется в Москве
• 15:31 01 Июля 2016
  В СПбГУ могут воссоздать географический факультет

Заказать уникальную работу