База знаний студента. Реферат, курсовая, контрольная, диплом на заказ

Министерство общего и профессионального

образования Свердловской области

Управление образованием Сосьвинского городского округа

МОУ СОШ №1 п. Сосьва

Реферат

Тема: "Изображение трагедии русского народа в литературе, посвящённой Гражданской войне".

Исполнитель:

Курская Ульяна,

ученица 11-в класса.

Руководитель:

В.В. Французова,

учитель русского языка

и литературы.

п. Сосьва 2005-2006 учебный год

Гражданская война в России - трагедия русской нации

Более 85 лет назад Россия, прежняя Российская империя, лежала в развалинах. Прекратилось 300-летнее правление династии Романовых в Феврале, в Октябре распрощалось с рычагами управления буржуазно-либеральное Временное правительство. На всей территории огромной, некогда великой державы, собиравшейся по пяди со времён Московского княжества Ивана Калиты, полыхала Гражданская война. От Балтики до Тихого океана, от Белого моря до гор Кавказа и оренбургских степей шли кровопролитные сражения, и, кажется, кроме горстки губерний Центральной России, не было волости или уезда, где по нескольку раз не сменяли бы друг друга различные власти всех оттенков и идеологических окрасок.

Что такое любая гражданская война? Обычно её определяют как вооружённую борьбу за власть между представителями различных классов и социальных групп. Иными словами, это борьба внутри страны, внутри народа, нации, зачастую между земляками, соседями, недавними сослуживцами или друзьями, даже близкими родственниками. Это трагедия, надолго оставляющая незаживающую рану в сердце нации и надломы в её душе.

Как же протекало это драматическое противостояние в России? Каковы были особенности нашей Гражданской войны помимо беспрецедентного географического, пространственного размаха?

Узнать, увидеть, почувствовать всю палитру красок, мыслей, чувств эпохи гражданской войны можно, изучая архивные документы и воспоминания современников. Также ответы на пронзительные вопросы можно найти и в произведениях литературы и искусства той огневой поры, что являются свидетельскими показаниями перед судом Истории. А таких произведений немало, ведь революция - слишком огромное по своим масштабам событие, чтобы не быть отраженным в литературе. И лишь считанные единицы писателей и поэтов, оказавшиеся под её влиянием, не коснулись этой темы в своём творчестве.

Один из лучших памятников любой эпохи, как я уже сказала, - это яркие и талантливые произведения художественной литературы. Так и с русской литературой о Гражданской войне. Очень интересны творения тех поэтов и писателей, что прошли через горнило Великой русской смуты. Одни из них сражались "за счастье всех трудящихся", другие - "за единую и неделимую Россию". Кто-то делал для себя ясный нравственный выбор, кто-то был лишь косвенно причастен к деяниям одного из противоборствующих лагерей. А иные и вовсе пытались встать над схваткой. Но каждый из них - личность, явление в русской литературе, талант, порой незаслуженно забытый.

Долгие десятилетия мы рассматривали нашу историю в двух цветах, черном и белом. Черный - это все враги - Троцкий, Бухарин, Каменев, Зиновьев и иже с ними, белый - это наши герои - Ворошилов, Буденный, Чапаев, Фурманов и другие. Полутона не признавались. Если речь шла о гражданской войне, то зверства белых, благородство красных и, как исключение, подтверждающее правило, случайно затесавшийся между ними "зеленый" - батька Махно, который "ни нашим, ни вашим".

Но теперь-то мы знаем, как сложен и запутан на самом деле был весь этот процесс в начале 20-х годов 20 века, процесс отбора человеческого материала, знаем, что нельзя в черно-белом изображении подходить к оценке тех событий и литературных произведений, им посвященных. Ведь даже саму гражданскую войну историки склоняются теперь считать начавшейся не с лета 1918, а с 25 октября 1917, когда большевики совершили военный переворот и свергли законное Временное правительство.

Оценки Гражданской войны весьма несходны и противоречивы, начиная с её хронологических рамок. Некоторые исследователи датировали её 1918-1920 годами, что, по-видимому, нельзя признать справедливым (речь здесь может идти только о войне в европейской России). Наиболее точной является датировка 1917-1922 годы.

Гражданская война началась, без преувеличения, "на другой день" после захвата власти партией большевиков в ходе Октябрьской революции.

Меня заинтересовала эта тема, её воплощение в литературе той поры. Мне захотелось более подробно познакомиться с различными оценками происходящих событий, узнать точку зрения писателей, стоящих по разные стороны баррикад, по-разному оценивающих события тех лет.

Я поставила перед собой цель –

познакомиться с некоторыми произведениями о гражданской войне, проанализировать их и постараться понять всю неоднозначность этой трагедии в нашей стране;

рассмотреть ее с разных сторон, с разных точек зрения: от полнейшего поклонения революции ("Разгром" Александра Фадеева) до резкой критики ("Россия, кровью умытая" Артёма Веселого);

доказать на примере литературных произведений, что любая война, говоря словами Льва Николаевича Толстого, - это "противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие".

Интерес к этой теме возник у меня после знакомства с публицистическими заметками Алексея Максимовича Горького "Несвоевременные мысли", которые ранее были недоступны читателю. Писатель за многое осуждает большевиков, выражает своё несогласие и осуждение: "Новое начальство такое же грубое, как и старое. Орут и топают ногами, и взятки хапают, как прежние чинуши хапали, и людей стадами загоняют в тюрьмы".

Не читали советские читатели и "Окаянных дней" Ивана Алексеевича Бунина, назвавшего так время революции и гражданской войны, "Писем к Луначарскому" Валентина Галактионовича Короленко и других, запрещённых ранее произведений.

Как братоубийственную войну ("зачем шли на брата, рубя и разя…. "), как уничтожение "яркой культуры отчизны своей" воспринимал гражданскую войну и революцию не включаемый ранее в школьные программы поэт серебряного века Игорь Северянин.

Сочувствовал и белым, и красным Максимилиан Волошин:

 

…И здесь и там между рядами

Звучит один и тот же глас:

Кто не за нас, тот против нас!

Нет безразличных! Правда, с нами!

А я стою один меж них

В ревущем пламени и дыме.

И всеми силами моими

Молюсь за тех и за других.

Прошло более восьми десятилетий после Гражданской войны, но мы только сейчас начинаем понимать, какое это было несчастье для всей России. Ещё недавно в литературе в изображении Гражданской войны на первый план выступала героика. Преобладала идея: слава победителям, позор побежденным. Героями войны были те, кто сражался на стороне красных, на стороне большевиков. Это Чапаев ("Чапаев" Дмитрия Фурманова), Левинсон ("Разгром" Александра Фадеева), Кожух ("Железный поток" Александра Серафимовича) и другие солдаты революции.

Однако была и другая литература, с симпатией изображающая тех, кто встал на защиту России от мятежа большевиков. Эта литература осуждала насилие, жестокость, "красный террор". Но совершенно понятно, что такие произведения в годы советской власти были запрещены.

Однажды известный русский певец Александр Вертинский спел песню о юнкерах. За это его вызвали в ЧК и спросили: "Вы что, на стороне контрреволюции?". Вертинский ответил: "Я их жалею. Их жизнь могла бы пригодиться России. Вы же не можете мне запретить их жалеть".

"Дышать запретим, если найдем нужным! Без этих буржуазных выкормышей мы обойдемся".

Я познакомилась с разными произведениями о гражданской войне, как поэтическими, так и прозаическими, и увидела различные подходы авторов к изображаемому, различные точки зрения на происходящее.

Более подробно в реферате я проанализирую три произведения: роман Александра Фадеева "Разгром", неоконченный роман Артёма Весёлого "Россия, кровью умытая" и повесть Бориса Лавренёва "Сорок первый".

Роман Александра Фадеева "Разгром" является одним из самых ярких произведений, рисующих героику гражданской войны.

Юность самого Фадеева прошла на Дальнем Востоке. Там он активно участвовал в событиях Гражданской войны, сражаясь в красных партизанских отрядах. Впечатления тех лет отразились в рассказе "Против течения" (1923), в повести "Разлив" (1924), романе "Разгром" (1927) и неоконченной эпопее "Последний из удэгэ" (1929-1940). Когда у Фадеева родился замысел романа "Разгром", ещё продолжали полыхать последние бои на дальневосточных окраинах России. "Основные наметки этой темы, - отмечал Фадеев, - появились в моём сознании ещё в 1921 - 1922 годах".

Книгу высоко оценили читатели и многие литераторы. Писали, что "Разгром" "открывает поистине новую страницу нашей литературы", что в нём найдены "основные типы нашей эпохи", относили роман к числу книг, "дающих широкую, правдивую и талантливейшую картину гражданской войны", подчёркивали, что "Разгром" показал, "какую крупную и серьёзную силу имеет наша литература в Фадееве". В "Разгроме" нет предыстории персонажей, предваряющей действие. Но в повествовании о жизни и борьбе партизанского отряда в течение трех месяцев писатель, не отступая от основного сюжета, включает существенные детали из прошлой жизни героев (Левинсона, Морозки, Мечика и др.), объясняющие истоки их характера и нравственных качеств.

Всего персонажей в романе (включая и эпизодические) около тридцати. Это необычно мало для произведения, рассказывающего о гражданской войне. Это объясняется тем, что в центре внимания Фадеева изображение человеческих характеров. Он любит подолгу и внимательно исследовать отдельную личность, наблюдать ее в разные моменты общественной и частной жизни.

Военным эпизодам в романе отведено немного места. Их описание подчинено углубленному анализу изменений во внутреннем мире участников борьбы. Заглавное событие - военный разгром партизанского отряда - начинает играть заметную роль в судьбах героев лишь с середины произведения (глава 10 - "Начало разгрома"). Первая половина романа - неторопливое повествование о человеческих судьбах и характерах, жизненной ориентации героев в годы революции. Затем автор показывает сражение как испытание людей. И во время военных действий писатель обращает внимание прежде всего на поведение и переживания участников сражений. Где находился, что делал, о чем думал тот или иной герой - вот какие вопросы волнуют Фадеева.

"Настоящий человек пробуждается в самых лучших своих сторонах, когда стоит перед большим испытанием". Это убеждение Фадеева обусловило его художественный прием - довершать характеристику человека изображением его поведения в той трудной обстановке, которая требует высшего напряжения сил.

Если брать чисто внешнюю оболочку развития событий в романе "Разгром", то это действительно история разгрома партизанского отряда Левинсона, т.к А.А. Фадеев использует для повествования один из самых драматических моментов в истории партизанского движения на Дальнем Востоке, когда объединенными усилиями белогвардейских и японских войск были нанесены тяжелые удары по партизанам Приморья.

К концу романа складывается трагическая ситуация: партизанский отряд оказывается во вражеском окружении. Выход из создавшегося положения потребовал больших жертв. Роман заканчивается гибелью лучших людей отряда. Осталось в живых только девятнадцать. Но дух бойцов не сломлен. Роман утверждает идею непобедимости народа в справедливой войне.

Система образов "Разгрома", взятая в целом, отразила реальное соотношение основных социальных сил нашей революции. В ней участвовали пролетариат, крестьяне и интеллигенция, руководимые большевистской партией. Соответственно этому в "Разгроме" показаны "угольное пламя", идущее в авангарде борьбы, крестьяне, преданный народу интеллигент - врач Сташинский, большевик - командир Левинсон.

Однако герои романа не просто "представители" определенных социальных групп, но и неповторимые индивидуальности. Перед взором читателя, как живые, выступают спокойный и рассудительный Гончаренко, горячий и торопливый в суждениях Дубов, своевольный и увлекающийся Морозка, покорная и сострадательная Варя, обаятельный, сочетающий в себе наивность юноши и мужество борца Бакланов, отважный и стремительный Метелица, скромный и волевой Левинсон.

Образы Бакланова и Метелицы, юность которых совпала с революцией, открывают портретную галерею молодых героев, так богато и поэтично представленную в последующем творчестве Фадеева, и особенно в его романе "Молодая гвардия".

Бакланов, во всем подражавший большевику Левинсону, становится в ходе борьбы подлинным героем. Напомним строки, предваряющие эпизод его героической смерти: "…его наивное скуластое лицо, слегка подавшееся вперед, выжидая приказа, горело той подлинной и величайшей из страстей, во имя которой сгибли лучшие люди из их отряда".

Бывший пастух Метелица выделялся в партизанском отряде своей исключительной отвагой. Его храбрость восхищает окружающих. В разведке, в белогвардейском плену, во время жестокой казни Метелица показал высокий образец бесстрашия. Жизненная сила била в нем неиссякаемым ключом. "Этот человек минуты не мог просидеть спокойно - весь был огонь и движение, и хищные его глаза всегда горели ненасытным желанием кого-то догонять и драться". Метелица - герой-самородок, сформировавшийся в стихии трудовой жизни. Таких немало было в народе. Революция выводила их из безвестности и помогала им раскрыть в полную меру свои прекрасные человеческие качества и возможности. Метелица олицетворяет их судьбу.

Каждое действующее лицо "Разгрома" вносит в роман нечто свое. Но в соответствии с основной темой произведения - перевоспитание человека в революции - художник сосредоточил свое внимание, с одной стороны, на идейном руководителе отряда - коммунисте Левинсоне, а с другой - на представителе революционной массы, нуждающемся в идейном перевоспитании, каким является Морозка. Фадеев показал и тех людей, которые случайно оказались в лагере революции, были не способны к настоящей революционной борьбе (Мечик).

Особо важная роль Левинсона, Морозки и Мечика в развитии сюжета подчеркнута тем, что их именами автор называет или преимущественно им посвящает многие главы романа.

Со всей страстью писателя-коммуниста и революционера А.А. Фадеев стремился приблизить светлое время коммунизма. Эта гуманистическая вера в прекрасного человека пронизывала самые тяжёлые картины и положения, в которые попадали его герои.

Для Фадеева революционер невозможен без устремленности в светлое будущее, без веры в нового, прекрасного, доброго и чистого человека. Образом такого революционера является командир партизанского отряда Левинсон.

Это один из первых в молодой советской прозе реалистически правдивых типов коммунистов, руководивших народной борьбой на фронтах Гражданской войны.

Левинсон назван человеком "особой правильной породы". Так ли это? Ничего подобного. Человек он вполне обыкновенный, со слабостями и недостатками. Другое дело, что он умеет их таить и подавлять. Левинсон не знает ни страха, ни сомнений? У него всегда в запасе безошибочно точные решения? И это неправда. И сомнения у него бывают, и растерянность, и мучительные душевные разлады. Но он "ни с кем не делился своими мыслями и чувствами, преподносил уже готовые "да" и "нет". Без этого нельзя. Партизаны, доверившие ему свои жизни, ни о каких разладах и сомнениях командира знать не должны…

Действиями коммуниста Левинсона руководила "огромная, не сравнимая ни с каким другим желанием жажда нового, прекрасного, сильного и доброго человека". Такие черты характера он стремился воспитать в людях, которыми руководил. Левинсон всегда с ними, он весь поглощен повседневной, будничной воспитательной работой, мелкой и незаметной на первый взгляд, но великой по своему историческому значению. Поэтому особо показательна сцена общественного суда над провинившимся Морозкой. Созвав крестьян и партизан для обсуждения проступка Морозки, командир сказал собравшимся: "Дело это общее, как вы решите, так и будет". Сказал - и "сгас, как фитилек, оставив сход в темноте самому решать дело". Когда обсуждение вопроса приняло беспорядочный характер, выступавшие стали путаться в мелочах и уже "ничего нельзя было понять", Левинсон тихо, но внятно сказал: "Давайте, товарищи, по очереди…Разом будем говорить - ничего не решим".

Взводный командир Дубов в своем гневном и страстном выступлении потребовал изгнания Морозки из отряда. Левинсон, ценя благородный порыв негодования оратора и в то же время желая предостеречь его и всех собравшихся от чрезмерных решений, снова незаметно вмешался в ход обсуждения:

"Левинсон сзади схватил взводного за рукав.

Дубов… Дубов… - спокойно сказал он. - Подвинься малость - народ загораживаешь.

Заряд Дубова сразу пропал, взводный осекся, растерянно мигая".

Отношение Левинсона к массе рабочих и крестьян проникнуто чувством революционного гуманизма, он всегда выступает их учителем и другом. В последней главе, когда отряд прошел путь тяжких испытаний, мы видим Левинсона уставшим, больным, впавшим в состояние временного безразличия ко всему окружающему. И только "они были еще единственно не безразличны, близки ему, эти измученные верные люди, ближе всего остального, ближе даже самого себя, потому что он ни на секунду не переставал чувствовать, что он чем-то обязан перед ними…". Вот эта преданность "измученным верным людям", чувство своей моральной обязанности служить им, заставляющее идти с массой и во главе ее до последнего дыхания, и есть высшая революционная гуманность, высшая красота гражданского духа, отличающая коммунистов.

Но не могут не насторожить два эпизода романа, а именно конфискация свиньи у корейца и отравление Фролова. В данном случае Левинсон действует по принципу: "Цель оправдывает средства". В этом отношении перед нами предстает Левинсон, который не останавливается ни перед какой жестокостью, чтобы спасти отряд. В этом вопросе ему помогает Сташинский, врач, давший клятву Гиппократа! А сам доктор и, казалось бы, Левинсон происходят из интеллигентного общества. До какой же степени нужно измениться, чтобы убить человека или приговорить целую семью к голодной смерти! А разве кореец и его семья не те самые люди, во имя светлого будущего которых идёт гражданская война?

Образ Левинсона не следует оценивать как идеальное олицетворение духовного облика коммунистического деятеля. Он не свободен от некоторых ошибочных представлений. Так, например, он полагал, что "вести за собой других людей можно, только указывая им на их слабости и подавляя, пряча от них свои".

Для коммуниста, действующего в роли руководителя, характерны не только и не столько указание на слабости, сколько умение обнаруживать достоинства в руководимых людях, воспитывать в них веру в свои силы, поощрять их инициативу. И только потому, что именно так в большинстве случаев поступал Левинсон, читатель узнает и признает в нем типичного представителя коммунистов, работавших в массах на фронтах гражданской войны.

Характеристика большевика Левинсона, одного из главных героев романа "Разгром", как человека стремящегося и верящего в лучшее, заключена в следующей цитате: "… всё, о чём он думал, было самое глубокое и важное, о чём он только мог думать, потому что в преодолении этой скудности и бедности заключался основной смысл его собственной жизни, потому что не было никакого Левинсона, а был бы кто-то другой, если бы не жила в нём огромная, не сравнимая ни с каким другим желанием жажда нового, прекрасного, сильного и доброго человека. Но какой может быть разговор о новом, прекрасном человеке до тех пор, пока громадные миллионы вынуждены жить такой первобытной и жалкой, такой немыслимо-скудной жизнью".

Основная идея романа - перевоспитания человека в ходе революционной борьбы - решается, в основном, на образе Морозки. Партизан Морозка - верное олицетворение той массы рядовых пролетариев, которой только революция открыла путь к духовному росту и восстановлению попранного человеческого достоинства.

Основные особенности его характера раскрываются в первой же главе романа. Морозка противится выполнению задания командира, предпочитая "скучным казенным разъездам" свидание с женой. Но на требование командира - сдать оружие и убираться вон из отряда - заявляет, что уйти из отряда ему "никак невозможно", потому что участие в партизанской борьбе он понимает как свое кровное шахтерское дело. Отправившись с поручением после этого сурового предупреждения, в пути Морозка, рискуя своей жизнью, спасает раненого Мечика.

В этих эпизодах выявилась сущность натуры Морозки: перед нами человек с пролетарским мироощущением, но недостаточной сознательностью. Чувство пролетарского братства диктует Морозке правильные поступки в решающие моменты борьбы: он не может уйти из отряда, он должен спасти раненого товарища. Но в повседневной жизни герой проявлял недисциплинированность, грубость в обращении с женщиной, мог пьянствовать.

Люди, подобные Морозке, составляли массовую армию революции, и участие в борьбе явилось для них великой школой идейно-нравственного перевоспитания. Новая действительность обнаружила непригодность старых "норм" поведения. Партизан Морозка украл дыни. С точки зрения его прежнего житейского опыта это допустимый поступок. И вдруг теперь командир собирает мужицкий сход, чтобы судить Морозку общественным мнением. Герой получил урок коммунистической нравственности.

В революционной борьбе вчерашние рабы обретали утраченное чувство человеческого достоинства. Вспомним сцену у парома, когда Морозка оказался в роли организатора толпы, перепуганной мнимой близостью японцев. "Морозка, попав в эту сумятицу, хотел было, по старой привычке ("для смеху"), попугать еще сильнее, но почему-то раздумал и, соскочив с лошади, принялся успокаивать… Он вдруг почувствовал себя большим, ответственным человеком… радуясь необычной своей роли". Так в повседневных явлениях партизанского быта Фадеев с редкой проницательностью постигал моральный результат революционной борьбы, ее отзвук в человеческом сердце, ее облагораживающее воздействие на нравственный облик личности.

Участие в больших событиях обогатило жизненный опыт Морозки. Глубже становилась его духовная жизнь, появились первые "непривычно тяжелые думы", родилась потребность осмыслить свои поступки и окружающий мир. Прежде, до революции, живя в шахтерском поселке, он многое делал необдуманно: жизнь казалась ему простой, немудрящей и даже "веселой". После пережитого в партизанском отряде Морозка переоценил свою прежнюю жизнь, свое "беспечное" озорство, он старался теперь попасть на ту правильную дорогу, "по которой шли такие люди, как Левинсон, Бакланов, Дубов". В ходе революции он превращался в сознательного думающего человека.

"Разгром" Александра Фадеева вместе с "Чапаевым" Дмитрия Фурманова и "Железным потоком" Александра Серафимовича - яркие вехи на пути реалистического постижения революционных перемен в жизни и создании народа. Но при всей общности романов у каждого автора свой подход к теме, своя манера его художественного освещения. Серафимович изобразил процесс рождения революционной сознательности в массах прежде всего на основе их собственного опыта борьбы. Фурманов и Фадеев рассказали о великой роли партии в организации революционной борьбы народа и в его идейно-нравственном воспитании. Они показали красоту и величие социалистической революции как красоту и величие передовых идей, поднимающих самосознание народных масс и направляющих их стихийный революционный порыв к высокой цели.

Но главное в романе - его оптимистическая идея, которая проявляется и в финальных словах: "… нужно было жить и исполнять свои обязанности", - призыве, объединившем жизнь, борьбу и преодоление, и во всей структуре романа, а именно в расположении фигур, их судеб и характеров. Благодаря всему этому роман не звучит пессимистично, он оптимистичен. Оптимизм романа - в вере в победу революции.

Следующее произведение рисует революцию совершенно другими красками, запоминается иными героями и эпизодами. Это книга Артёма Весёлого "Россия, кровью умытая".

Артем Веселый (настоящее имя - Николай Иванович Кочкуров) принадлежал к поколению советских писателей, чья юность пришлась на годы революции и Гражданской войны. Их сформировало время великой смуты. Приход Веселого в "красные" вполне закономерен. Сын волжского крючника, с детства он "хлебнул лиха", сочетая работу - порой тяжелую и вполне взрослую - с учебой в Самарском начальном училище. Большевиком он стал уже в Февральскую революцию; после Октября - боец Красной Армии. Сражался с белочехами, затем с деникинцами, находился на партийной работе. Артём Веселый отмечал в автобиографии: "С весны 1917 года занимаюсь революцией. С 1920 года - писательством".

В "России, кровью умытой" нет традиционного единого сюжета, скрепленного историей судеб отдельных героев, нет единой интриги. Своеобразие и сила книги - в воспроизведении "образа времени". Писатель полагал, что главная его задача - воплотить образ революционной, митингующей России на фронте, на вокзалах, в выжженных солнцем степях, на деревенских улицах, на городских площадях. Образу времени соответствуют стиль и язык повествования, его напряженный темп, динамическая фраза, обилие массовых сцен с их многоликостью и многоголосием.

"Россия, кровью умытая" - одно из значительных произведений отечественной литературы. В нем с необычайной силой и правдивостью отражена великая ломка жизни России в годы первой мировой войны, Октябрьской революции и войны Гражданской. .

Начиная с весенних дней 1920 года, когда юный Николай Кочкуров увидел в окно вагона донских и кубанских казаков, которые были побеждены Красной Армией и теперь, обезоруженные, походным порядком на своих конях возвращались по домам (именно тогда, по его собственному признанию, "образ грандиозной книги о гражданской войне" и возник перед ним "во весь рост"), и кончая второй половиной 30-х годов, шла работа над романом, который можно назвать Главной книгой писателя.

Произведение сложилось как единое художественное целое к отдельному изданию 1932 года. Именно тогда появляется двухчастное деление - на "два крыла", а между "крыльями" расположились этюды, которые сам автор истолковывал как "коротенькие, в одну - две странички, совершенно самостоятельные и законченные рассказы, связанные с основным текстом романа своим горячим дыханием, местом действия, темой и временем…".

Действие первой части романа происходит на юге: русские позиции на Турецком фронте в годы первой мировой войны, возвращение с фронта, гражданская война на Кавказе и под Астраханью. Действие второй части переносится на среднюю Волгу. Ни один из персонажей первой части во вторую не попадает: тем самым фабульных мотивировок, скрепляющих обе части воедино, здесь нет. Каждая из двух частей представляет собой пространственно замкнутое внутри себя повествование.

Замкнутые пространственно, они замкнуты и во времени. Первая часть охватывает начальный период гражданской войны, когда шла ломка прежних общегосударственных и общеидеологических установлений. Это период, когда, по словам Джона Рида, "старой России не стало": "Бесформенное общество растаяло, потекло лавой в первозданный жар, и из бурного моря пламени выплыла могучая и безжалостная классовая борьба, а вместе с ней еще хрупкие, медленно застывающие ядра новых образований". Вторая часть охватывает завершающий этап гражданской войны, когда белые уже отогнаны, "ядра новых образований" структурно обозначились, сформировалась новая государственная власть и эта власть вступила в сложные отношения с крестьянством - отношения, чреватые трагическими конфликтами.

Следовательно, первая и вторая части "России, кровью умытой" - это два момента в развитии революции, связанные между собой по принципу исторической последовательности.

Идейно-содержательный центр романа определяется авторским интересом к тому историческому промежутку, когда старая государственность уже рухнула, а новая только еще набирает силу. В результате время и пространство "России, кровью умытой" наполняется борьбой различных социальных сил, идей, настроений.

Страна вздыблена. Ощущение драматизма и величия Артем Веселый создает активностью речевого стиля, эмоциональной напряженностью сюжета повествования.

Главы первой и второй частей открываются авторскими фольклорно стилизованными зачинами:

"В России революция - дрогнула мати сыра-земля, замутился белый свет…";

"В России революция, вся Россия - митинг";

"В России революция, вся Россия на ножах";

"В России революция - по всей-то по Расеюшке грозы гремят, ливни шумят";

"В России революция, вся-то Расеюшка огнем взялась да кровью подплыла";

"В России революция - пыл, ор, ярь, половодье, урывистая вода";

"В России революция - деревни в жару, города в бреду";

"В России революция - вспыхнуло пламя и повсюду прошлося грозой";

"В России революция - ото всего-то света поднялась пыль столбом…";

"В России революция - кипит страна в крови, в огне…".

Неся в себе память об эпической архаике, зачины задают речевому стилю романа традицию торжественной приподнятости повествования, создают ощущение потрясенности происходящим. Вместе с тем к пласту фольклорной стилизации сюжет повествования не сводится. Представление о том, как живет и развивается взорванная революцией действительность, читатель получает с разных сторон, как бы от разных людей, иногда через видение близкого к автору повествователя.

Семнадцатый - начало восемнадцатого года: по России разливается половодье разрушительной ненависти. Возникает страшный в своей простоте рассказ рядового солдата Максима Кужеля о том, как на митинге, на позициях Турецкого фронта, был убит командир: "Раздергали мы командировы ребра, растоптали его кишки, а зверство наше только еще силу набирало…"

Это и в самом деле только начало. Дальше последует ряд эпизодов, в которых расправы над людьми, олицетворяющими ненавистный царский режим, становятся системой, устойчивой линией поведения, так сказать, привычным делом - настолько привычным, что убийство даже большую толпу любопытных собрать не в состоянии, - неинтересно, видали, знаем:

"В вокзальном садике три толпы. В одной - играли в орлянку, в другой - убивали начальника станции и в третьей, самой большой толпе, китайчонок показывал фокусы…"

"Чернобородый большой солдат, расталкивая народ и на ходу обсасывая последнюю куриную ногу, коршуном летел добивать станции начальника: говорили, будто еще дышит".

Преобладают, как мы видим, центробежные тенденции бытия - стремление опрокинуть и растоптать всю прежнюю жизнь. Не осталось никаких ценностей - все идет под отрицательным знаком.

Это еще истоки - повествование только-только набирает высоту. Характерно, однако, что в сюжете романа матросская корабельная республика выступает как эпизодическое явление, как кратковременное воинское братство, не имеющее, по мысли Веселого, социальной перспективы в качестве самостоятельной организующей силы: вместе с гибелью флота кончается существование корабельной республики; под влиянием большевика слесаря Егорова, в ответ на его "краткое и простое слово", моряки записываются в отряд и отправляются на фронт, в ряды Красной Армии.

Драматическую сложность социального бытия в переходный период Артем Веселый раскрывает в симметрически друг другу соответствующих эпизодах первой и второй частей. Противоречия разделяют казаков и переселенцев на Северном Кавказе, богатых и бедных мужиков в заволжском селе Хомутово, голодные города и относительно сытую деревню.

Вернувшиеся с фронта солдаты мечтают перераспределить кубанские земли на основе равенства, поскольку "богатый край, привольная сторонушка" вмещает в себя казачью сословную сытость и рядом - приниженное существование пришлых мужиков. В одной и той же станице казаки и пришлые селятся врозь, взаимно обособляясь по принципу: бедность - богатство.

"На казачьей стороне - и базар, и кино, и гимназия, и большая благолепная церковь, и сухой высокий берег, на котором по праздникам играл духовой оркестр, а вечерами собиралась гуляющая и горланящая молодость. Белые хаты и богатые дома под черепицей, тесом и железом стояли строгим порядком, прячась в зелени вишневых садочков и акаций. Большая вешняя вода приходила к казакам в гости, под самые окна".

В романе не случайно композиционно соотнесены финал главы "Горькое похмелье" (первая часть) и главы "Хомутово село" (вторая часть). Вывезли белые Ивана Черноярова на базарную площадь, чтобы повесить: "До самой последней смертной минуты он обносил палачей каленым матом и харкал им в глаза". Таков итог "Горького похмелья". В главе "Хомутово село" сорвавшийся с привязи мирской бык по кличке Анархист вступает в нелепо-отчаянное единоборство с хлебным эшелоном:

"Паровоз буксовал, устало отпыхивался, стонал и с таким трудом тащил свой хвост, что продвигался, казалось, не больше одной сажени в минуту. Анархист хлыстал себя по бокам тяжелым, как канат, хвостом с пушистой маклышкой на конце, метал копытами песок и, пригнув до земли голову, со смертельным ревом стремительно бросался встречь паровозу и всаживал могучие рога в грудь паровозу… Уже были сбиты фонари, обмят передок, но паровоз - черный и фырчащий - наступал: на подъеме машинист не мог остановить. …Из-под чугунного колеса брызнула белая кость. Поезд прошел Хомутово, не останавливаясь, - на подъеме машинист не мог остановить…".

Обратим внимание на дважды повторенное "на подъеме машинист не мог остановить" - это сигнал о том, что действует закон исторической неизбежности. Носители новой государственности вступают в трагическое противоречие с кормильцами огромной страны, представителями "земляной силы", сторонниками "третьего пути". Страшное в своей бессмысленности единоборство быка с паровозом подготавливает эпизод, в котором повстанцы куют "копья, дротики, крючья и багры, которыми и вооружалось чапанное воинство". Это средневековое снаряжение так же бессильно против технически оснащенной новой власти, как бессилен бык Анархист сравнительно с механической силой паровоза. Трагический финал судьбы Ивана Черноярова и гибель Анархиста под колесами идущего на подъем паровоза символичны: бросая взаимный отсвет друг на друга, оба эпизода вместе с тем проецируется на развитие эпического действия в целом - подготавливают поражение "соломенной силы", пытающейся и не могущей найти для себя "третий путь".

В умении сказать горькую правду о жертвах трагического конфликта выявилась диалектическая емкость художественного видения Артема Веселого, вбирающая в себя как "жалеть нельзя", так и "не жалеть нельзя", если воспользоваться известным афоризмом из повести А. Неверова "Андрон Непутевый". В том, как гибнет оказавшийся в тупике Иван Чернояров, как попадает под паровозные колеса бык с многозначительной кличкой Анархист, как терпят поражение "чапаны", заявляет о себе сквозная авторская мысль, позволяющая говорить о "России, кровью умытой" как о романе трагического накала.

Трагедийность задана уже вводной главой "Смертию смерть поправ". Панорамное изображение всероссийского горя первой мировой войны предстает здесь как беда, обрушивающаяся на отдельные человеческие судьбы:

"Горячая пуля чмокнула в переносицу рыбака Остапа Калайду - и осиротела его белая хатка на берегу моря, под Таганрогом. Упал и захрипел, задергался сормовский слесарь Игнат Лысаченко - хлебнет лиха его жинка с троими малыми ребятами на руках. Юный доброволец Петя Какурин, подброшенный взрывом фугаса вместе с комьями мерзлой земли, упал в ров, как обгорелая спичка, - то-то будет радости старикам в далеком Барнауле, когда весточка о сыне долетит до них. Ткнулся головою в кочку, да так и остался лежать волжский богатырь Юхан - не махать ему больше топором и не распевать песен в лесу. Рядом с Юханом лег командир роты поручик Андриевский, - и он в ласке материнской рос".

Мы ничего не узнаем больше о погибших и об их семьях, но ритм задан: любая война страшна, противна человеческой природе, а война гражданская трагичнее вдвойне.

Показательны и заключительные строки "России, кровью умытой": "Страна родная… Дым, огонь - конца-краю нет!". В контексте произведения перед нами по-романному открытый финал: сюжет устремляется в экстенсивно развернутое будущее; жизнь выступает как принципиально не завершенная, не знающая остановок, находящаяся в постоянном движении вперед.

Для того чтобы сохранить и закрепить "Россию, кровью умытую" именно как романное единство, Артем Веселый предпринимает смелую попытку вынести относительно завершенные индивидуальные судьбы и отдельные, тоже относительно завершенные в себе, судьбы социальных коллективов в особый раздел - "Этюды", которые, как уже было сказано, выступают в качестве своеобразной прокладки между первой и второй частями романа. Перед нами - цепь новелл, каждая из которых строится на фабульно исчерпанном событии.

Грандиозная метафора, вынесенная в заголовок книги, проецируется и на панорамное изображение массовой жизни, и на крупноплановое изображение отдельных человеческих судеб. И заглавие, и подзаголовок ("Фрагмент") выводили писателя к новым горизонтам безграничной действительности, предлагавшей новые художественные задачи. Неудивительно, что, выпустив книгу несколькими изданиями, писатель продолжал работать над ней. Артем Веселый хотел завершить роман боями на Польском фронте, штурмом Перекопа, предполагал ввести в роман образ Ленина, эпизоды деятельности Коминтерна…

Осуществить эти замыслы не удалось: писатель, как уже сказано, пал жертвой беззакония. Однако можно с уверенностью сказать: и в нынешнем, относительно не завершенном виде, роман состоялся. Он открывает нам размах "простонародной революции", ее трагические коллизии и ее надежды.

Ни один писатель тех лет не обладал такой могучей уверенностью в своей речи - речи, непосредственно воспринятой от народа. Слова нежные и грубые, грозные и одухотворенные соединялись в отрывочные периоды, как бы вырвавшиеся из уст народа. Грубость и подлинность некоторых выкриков отталкивали любителей изящной прозы тургеневского стиля. Поэтому замечательная эпопея "России, кровью умытой" не вызвала длительных дискуссий и глубоких оценок, служа скорее всего примером революционно-стихийной удали, а не совершенно новым литературным явлением. Артем Веселый пытался, и не только пытался, но и осуществлял роман без героя, вернее с массовым героем, в котором соединялась такая множественность черт народов, образовывавших население бывшей Российской империи, что не было возможности воспринять эти черты как объединяющие кого-нибудь одного. Ни у кого из известных мне писателей прошлого и настоящего не было такой свободы выразительной речи, такого бесшабашного и вместе с тем волевого ее провозглашения. По-моему, Артем Веселый мог бы стать совершенно невиданным и неслыханным советским писателем, открывавшим дорогу всему языку, всем чувствам народа без прикрас и преувеличений, без педагогических соображений, что дозволено в строении и стиле произведения.

Много лет имя Артема Веселого нигде не упоминалось, его книги были изъяты из государственных библиотек, выросли поколения, слыхом не слыхавшие об этом писателе.

В 1988 году Гослитиздат выпустил однотомник Артема Веселого, с тех пор его произведения - и прежде всего "Россия, кровью умытая" - издавались не раз и у нас в стране, и за рубежом, многие читатели заново открывают для себя Артема Веселого. Об этом написал в 1988 году Валентин Распутин: "Проза Артема Веселого была для меня откровением еще в мое студенческое время. Нынче я перечитал ее. Немалая часть советской классики со временем очень заметно стареет, этой книге подобная судьба не грозит, потому что это и талантливая и во многом современная книга".

Творчество Бориса Андреевича Лавренева (Сергеева)

Творчество Бориса Андреевича Лавренева (Сергеева) также весьма своеобразно представляет советскую ветвь русской литературы. Он - среди тех, кто искренне видел в круговерти эпохи мучительное, но неизбежное рождение нового, более справедливого мира. В произведениях Лавренева энергично представлена революционная романтика с её ожиданием немедленного земного счастья. Центральный образ - это разгулявшаяся стихия. Как сказано у Лавренева - "беснующийся, пахнущий кровью, тревожный ветер". Писатель мастерски владел ярким и эффектным словом. Это видно в его произведениях "Ветер", "Сорок первый", "Рассказ о простой вещи", "Седьмой спутник", "Срочный фрахт".

Но вот что поразительно. Замечательная повесть Лавренева "Сорок первый", написанная в Ленинграде в ноябре 1924 года, со всей силой показывает, что победителей в гражданских войнах не бывает. Страдают и те и другие, и "наши" и "не наши". Разве стала счастливей рыбачка Марютка, боец Красной Армии, убив пленного поручика, белого офицера Говоруху-Отрока, которого успела полюбить?"Внезапно он услыхал за спиной оглушительный, торжественный грохот гибнущей в огне и бури планеты. <…> Она шлепнулась коленями в воду, попыталась приподнять мертвую, изуродованную голову и вдруг упала на труп, колотясь, пачкая лицо в багровых сгустках, и завыла низким, гнетущим воем:

Родненький мой! Что ж я наделала? Очнись, болезный мой! Синеглаазенький!"

Вот он, эпиграф ко всем гражданским войнам - плач над телом "смертельного врага"!

Повесть "Сорок первый" впервые была напечатана в газете "Звезда" в 1924 году. Лавренев стал одним из популярных молодых советских прозаиков, и каждое новое произведение его встречалось с живейшим вниманием. Первый редактор ленинградского журнала "Звезда", известный впоследствии советский дипломат И.М. Майский вспоминал о том, как появилась эта повесть в журнале, ставшем для писателя близким и родным. "Как-то раз, уходя домой из редакции, я захватил с собой несколько рукописей. Я довольно часто так делал, ибо читать рукописи в редакции было трудно: вечно отвлекали телефоны, административные работы, а главное, разговоры с приходящими авторами. После ужина я сел за письменный стол и стал просматривать взятые с собой материалы. Две-три рукописи показались мне скучными и бесталанными - я отложил их в сторону. При этом подумал: "Неудачный день - не нашлось ни одной жемчужины". Нерешительно взялся за последнюю, еще оставшуюся рукопись: что-то она мне даст? Перевернул первую страницу и увидел заголовок "Сорок первый" - он меня заинтересовал. Вспомнил, что рукопись принес высокий худощавый шатен лет тридцати, который недавно приехал в Ленинград из Средней Азии. Я стал читать, и вдруг какая-то горячая волна ударила мне в сердце. Страница за страницей бежали передо мною, и я не мог от них оторваться. Наконец дочитал последнюю фразу. Я был восхищен и взволнован. Потом схватился за телефон и, хотя было уже около двенадцати часов ночи, сразу же позвонил Лавреневу. Поздравил его с замечательным произведением и сказал, что пущу его в ближайшем номере "Звезды". Борис Андреевич был обрадован и вместе с тем несколько смущен…

"Сорок первый" появился в шестом номере "Звезды" и вызвал сенсацию в ленинградских литературных кругах. Лавренев мне как-то по этому поводу сказал:

"Чувствую, как попутный ветер надувает мои паруса".

Что же характерно для повести "Сорок первый", которая начинается с изображения красноармейского отряда, вырвавшегося из вражеского кольца, а не с выстрела Марютки на острове? Первая глава как будто "лишняя" в повести, появилась, по шутливо-ироническому замечанию писателя, "исключительно в силу необходимости". Автору нужно было показать героиню как частицу отряда, частицу революции. Её исключительное положение в красноармейском отряде дает возможность глубже раскрыть душевный мир героини, показать, что под ее кожаной курткой бьется чуткое сердце, в котором есть место не только ненависти, но и любви, состраданию и другим человеческим чувствам.

Проблематику и замысел повести "Сорок первый", на мой взгляд, помогает уяснить и ещё один любопытный факт.21 августа 1923 года ташкентская "Красная звезда", с которой тесно был связан Б. Лавренев, опубликовала стихотворение Г. Шенгели "Девушка", героине которого, как и Марютке, предстоит сделать выбор между революцией и любимым. В данном случае нас интересует лишь его перекличка с "Сорок первым". У белогвардейского офицера, изображенного в стихотворении, есть некоторые черты сходства с Говорухой-Отроком: "Он ловок, зорок, дьявольски умен…не примирился он". Девушка, посланная выведать тайный заговор против революции, столкнулась с хитрым и опасным врагом и на свою беду полюбила его.

Все надломилося, все рухнуло: ведь он

Остался враг, но стал любимый!

Предать любимого? Великую предать?

Какими их весами взвесить?

Девушка выполнила свой долг, разоблачила врага, но не смогла найти выход из охвативших ее противоречивых чувств и застрелилась. Автор не осуждает ее:

Должна - исполнила. Теперь позвольте ей

Хоть миг побыть самой собой.

Б. Лавренев рецензировал "Туркестанскую правду". Возможно, что стихотворение в какой-то степени повлияло на замысел одного из лучших произведений Лавренева.

Напомним сюжет повести.

В Аральском море, на пути в Казалинск, терпит аварию бот с тремя красногвардейцами, конвоирующими пленного поручика. Во время аварии двое конвоиров гибнут в море, а девушка-красногвардеец Марютка с пленным офицером попадают на небольшой островок. Опытная рыбачка, она быстро осваивается на безлюдном, пустом, обдуваемом ледяными ветрами берегу, быстро находит кров и сооружает очаг. Тем самым она спасает жизнь поручику, к которому у неё вдруг пробуждается жалость, перерастающая затем в ещё более сильное, неведомое ей раньше чувство.

Композиция повести "Сорок первый" четко обозначена. Основное действие ее укладывается в промежуток времени от выстрела до выстрела. Впервые в своей боевой жизни промахнулась Марютка. Промах героини стал выигрышем автора. В первом выстреле героини Лавренев не увидел ничего заслуживающего внимания. Двое встретились по разную сторону баррикад - один должен убить другого - в этом жестокий беспощадный закон классовой борьбы.

В финале вновь звучит выстрел Марютки, звучит с потрясающей, трагической силой. Перед нами не только враги, но и полюбившие друг друга молодые, сильные, красивые люди. Краткая авторская ремарка завершает повесть: "С врезавшегося в песок баркаса смотрели остолбенелые люди". Именно люди, а не враги, не белогвардейцы, хотя это были именно они. Но Лавренев подчеркивает: люди. Они ещё не все знают о драме, происшедшей на острове, но они чувствуют эту драму, ставшую трагедией и для героини.

Для реализации своего замысла писатель находит удачный сюжет и фабулу, которая стремительно развивается. Для того чтобы выстрел в финале мог прозвучать с такой потрясающей силой, герои должны были сблизиться. Их сближение происходит через взаимное узнавание. Первоначально для Марютки люди типа Говорухи-Отрока - это вовсе не люди, они "чужие", они враги "бедного пролетарьята", и она их беспощадно убивает, ведя свой суровый смертный счет. Кстати, в обнаруженном нами черновике он был значительно большим: 75 врагов уничтожила снайперскими выстрелами Марютка. Промах Марютки дает ей возможность присмотреться к одному из врагов, ближе узнать его.

Рядом с Марюткой "малиновый" комиссар Евсюков. Неказистый, нескладный, маленький, он привлекателен, потому что искренне и самоотверженно защищает новую жизнь. Сейчас за нее нужно воевать, и Евсюков беспощаден и стремителен, как взмах клинка.

Вспомним труднейший для отряда момент, когда комиссар отряда Евсюков принимает решение пробиваться к Казалинску. Он не скрывает от бойцов, что не все дойдут до цели, но "итти нужно, потому, товарищи, революция вить… за трудящихся всего мира!" И он напоминает бойцам о революционном долге, сознание которого должно помочь им преодолеть все препятствия. Не только задачи борьбы, но и явления окружающего мира пытается объяснить бойцам Евсюков, указывая, что "нет никакого господа, а на все своя физическая линия".

Вспомним другой эпизод, когда Евсюков мобилизует верблюжий караван, необходимый для похода. В иных условиях он не прибегал бы к такой мере, но здесь он действует "по революционной надобности", и сознание необходимости предпринимаемого им шага (без верблюдов отряд бы погиб) имеет для него силу непреложного закона.

Спасая от смерти свой отряд, он вынужден отобрать у киргизов верблюдов (вспомним Левинсона из романа Фадеева). Ему это неприятно, но выхода другого нет. "Комиссар отмахивался, убегал, зверел и, сам морщась от жалости, тыкал наганом в плоские носы, в обветренные острые скулы… - Да пойми ж ты, дубовая твоя голова, что нам тоже теперь без верблюдов подыхать. Я ж не граблю, а по революционной надобности, во временное пользование". И тут же ткнул киргизу нахимиченную на лоскуте газеты расписку, которая владельцам верблюдов вовсе ни к чему.

С теплой улыбкой Лавренев рассказывает о своей героине: "А особая между ними Марютка". Мягкая ирония - основная тональность прекрасного, цельного образа "круглой рыбачьей сироты". Просты и ясны слова, найденные автором в "Сорок первом", и так же ясна и проста для Марютки ее единственная правда. Ирония писателя смягчает его патетику, делает живыми и яркими образы людей нового времени.

Марютка числилась в отряде лучшим стрелком: сорок вражеских офицеров она уже выбила из рядов своим метким, не знающим промаха огнем. И вот - "сорок первым должен был стать на Марюткином смертном счету гвардии поручик Говоруха-Отрок. А стал первым на счету девичьей радости. Выросла в Марюткином сердце нежная тяга к поручику, к тонким рукам его, к тихому голосу, а пуще всего к глазам необычайной сини".

При явной условности этой ситуации, нельзя не видеть живой привлекательности образа Марютки, а ещё более - глубокого смысла зарождающегося между нею и поручиком душевного конфликта.

"Круглая рыбачья сирота", Марютка пришла в Красную гвардию сама, пришла с астраханских промыслов, где с семилетнего возраста работала "на жирной от рыбьих потрохов скамье". Марютка снискала уважение всего отряда своей сосредоточенной ненавистью к белым и незаурядным снайперским мастерством. Эти качества удивительно сочетались в её натуре с мечтательностью, женственностью и даже пристрастием к стихам.

Ее экспрессивные стихи не придуманы автором, они - характерная примета того необычного времени, он ее лишь уловил и воспроизвел. На страницах "Нашей газеты" нам удалось обнаружить почти точный эквивалент:

 

Как мы видели в Душаке

Перекрестные огни…

Началася канонада,

Загорелся весь Душак.

Тут товарищ Колузаев

Известил сейчас же так…

Ввиду кризиса за нефтью

Мы решили взад подать.

Ждем с углем мы паровозы,

Снова будем наступать.

Сама фактура стиха, если ее можно в данном случае так обозначить, стиль полностью совпадает со стихотворными опытами Марютки. И это свидетельствует об умении писателя, отталкиваясь от каких-то конкретных впечатлений, отобрать такие детали, которые "заигрывают" в художественном образе.

 

Ленин герой наш пролетарский,

Поставим статуй твой на площаде.

Ты низвергнул дворец тот царский

И стал ногою на труде.

Как казаки наступали,

Царской свиты палачи,

Мы встренули их пулями,

Красноармейцы молодцы,

Очень много тех казаков,

Нам пришлося отступать.

Евсюков геройским махом

Приказал сволочь прорвать.

Мы их били с пулемета,

Пропадать нам все одно,

Полегла вся наша рота,

Двадцатеро в степь ушло.

Стихи придают Марютке особую поэтичность, помогают раскрыть ее внутренний мир, душевную щедрость, заставляют поручика иначе взглянуть на людей, с которыми он борется. "Главное в жизни Марюткиной - мечтание. Очень мечтать склонна и ещё любит огрызком карандаша на любом бумажном клоке, где ни попадется, выводить косо клонящимися в падучей буквами стихи. Это всему отряду известно".

Бойцы отряда питали к Марютке "бессознательную нежность", а "в боях берегли пуще себя".

Что же произошло на острове в Аральском море? Не одними лишь "глазами необычайной сини" привлек её к себе пленный поручик. Больше всего упивалась она его рассказами - "учености" у неё не было никакой, а тяга к знаниям - непреодолима. И вот она слушала его взволнованно и напряженно.

В "Сорок первом" Лавреневу удалось найти достойного антипода своей героине. Им стал белогвардейский офицер Говоруха-Отрок. Характеры сталкивающихся между собой героев раскрыты многогранно, даны объемно. Марютка не только боец Красной Армии, но и красивая девушка, искренне полюбившая своего пленника. Говоруха-Отрок не только белогвардейский офицер, но и умный, образованный человек.

Молодые люди мечтают о тихой мирной жизни: "Как только отсюда выберемся, - предлагает Марютке Говоруха-Отрок, - уедем на Кавказ. Есть у меня там под Сухумом дачка маленькая. Заберусь туда, сяду за книги, и все к черту. Тихая жизнь, покой. Не хочу я больше правды - покоя хочу…"

Судьбы этих двух совершенно разных людей свела революция - величайшая трагедия для любой страны. Когда брат идет на брата, сын на отца и т.д., страна как правило, делится невольно на своих и чужих. Именно свой и чужой встретились на том острове. Конечно, понятия "свой" и "чужой" абстрактные, Марютка своя для "красных" и чужая для "белых", точно также Говоруха-отрок свой для "белых" и чужой для "красных".

Эти два человека, я думаю, невольные исполнители чей-то воли, исполняемой "во имя народа". Но я думаю, для какого народа? Если для крестьян и рабочих, то да, им она нравилась. А что касается не крестьян, не рабочих, а простых русских богатых людей, - дворян, купцов, буржуазии и т.д. - они что, не люди? С их интересами не считались.

Таким был и Говоруха-Отрок. Выходец из дворян, богатый человек, он очень образован (стихи пишет да и мысли у него передовые). Надоела ему революция и гражданская война, он хочет уехать. А Марютка ему возражает: " Ишь ты, чего захотел". По сути ведь Говоруха-Отрок был прав, эта война не была нужна никому - ни своим, ни чужим. Эта война покалечила судьбы миллионов людей, семей, более того она покалечила судьбу самой России. Вот и встреча молодых героев "Сорок первого" закончилась трагедией. Встретились бы они лет через 10, или, наоборот, лет 10 тому назад, кто знает, как сложилась бы их судьба.

Своей повестью "Сорок первый" Лавренев заставляет нас об этом подумать, поразмышлять. Конечным итогом и для того и для другого явилась смерть. Смерть физическая Говорухи-Отрока и смерть моральная Марютки. Погибли оба.

На примере их судеб, я думаю, Лавренев хочет показать, что таких смертей было множество по всей России.Т. е. он хочет подчеркнуть ненужность этой войны, ее разрушительность, разрушительность не только страны в целом, но и для жизни любого человека, любой семьи, а в нашем случае война разрушила первое настоящее чувство, которое еще не успело родиться. Война убила его в зародыше. И размышляя над этой повестью, я вспомнила слова Толстого: "Факт войны - убийство". Именно убийства характеризуют любую войну. И в любом случае погибают не только люди, но и чувства. Именно это, я думаю, показал Лавренев в своей повести "Сорок первый".

Ведь на заброшенном острове не просто встретились два молодых сердца, здесь столкнулись в непримиримой вражде два мира, два типа сознания: чувство целеустремленной классовой правды - с интеллигентским барским анархизмом.

В этой коллизии - основа идейно-психологического содержания повести. Разрешение коллизии приходит естественно и быстро. При первом же столкновении с Марюткой у поручика пробуждается желание "поскрипеть зубами, покусаться по-волчьи, чтоб кругом клыки чуяли!". Воспоминание о том, что Марютка и её друзья борются за "полное владение землей, хозяином которой он считает себя", приводит его в ярость. И в этот момент чувство классовой ненависти овладевает всем существом Марютки, превозмогая все случайные чувства, владевшие ею в эти странные, тяжелые, непонятные дни. И она убивает поручика - сорок первого офицера, не ушедшего от её пули, от её правды, от её суда.

Писатель не скрывает, что робинзонада на острове Барса-Кельмес придумана в повести. Но даже явно придуманная ситуация не возникла произвольно. Непосредственным толчком для ее создания послужил вполне реальный факт.6 и 13 сентября 1922 года "Туркестанская правда", в которой тогда работал Б. Лавренев, поместила небольшие заметки о катастрофе, происшедшей у острова Барса-Кельмес, когда "…налетевшим неожиданно порывом ветра все паруса шхуны были разорваны, а судно было отброшено шквалом на мель… команда не в силах была бороться с течью, и судно, накренившись на правый борт, стало заполняться водой… Пять человек погибло". Подобные происшествия в начале 20-х гг. случались на Аральском море у этого острова. Писатель, несомненно, знал о них и использовал эпизод катастрофы в "Сорок первом".

Рассказ "Сорок первый" был написан Б.А. Лавреневым, по его собственному свидетельству, в два дня, но ему была суждена долгая и яркая жизнь. В основе рассказа - реальные прототипы, с которыми писателя свела жизнь и работа в Ташкенте. "В образ Марютки, - рассказывал Лавренев, - целиком вошла девушка-доброволец одной из частей Туркфронта Аня Власова, часто бывавшая со своими стихами в редакции "Красной звезды" (не надо путать с одноименной газетой, выходящей в Москве поныне), которые мной и цитированы без изменений в повести. А Говоруха-Отрок такой же реальный поручик, захваченный одним из наших кавалерийских отрядов в приаральских песках. Я и свел этих персонажей вместе, придумав робинзонаду на острове Барса-Кельмес". (Собр. соч., т.1, с.648-649) Природа приаральских песков, через которые пробирается отряд Евсюкова, как и пейзажи Аральского моря, навеяны личными впечатлениями Лавренева, бывавшего в этих местах в те самые годы, когда происходит действие в рассказе.

В "Сорок первом" давно мучившая и волновавшая писателя тема столкновения двух противоположных характеров нашла подлинно художественное воплощение, так как он сумел создать образы двух, пожалуй, одинаково сильных героев, столкнувшихся между собой в непримиримой схватке, полюбивших друг друга, испытавших настоящее человеческое счастье и тем не менее оставшихся на социально противоположных позициях. Их судьбы по-настоящему волнуют и захватывают читателя, ибо характеры героев раскрыты глубоко, объемно, разнообразными красками. Каждый их поступок, каждое слово и движение точно придуманы автором и психологически обоснованы.

Возьмем финал "Сорок первого". Появление белогвардейского паруса означает, что герои вновь должны вернуться в мир, расколотый на два противоположных полюса. Поручик, бросив в песок винтовку, с нескрываемой радостью устремился навстречу "своим". Марютка, схватив брошенную винтовку, "закричала отчаянным криком: " Эй, ты… кадет поганый! Назад!".

Раздается выстрел Марютки. Он слишком о многом говорит, ибо определяет нравственный выбор, сделанный Марюткой и поручиком. Автор это подчеркивает такой ремаркой: "Внезапно он услыхал за спиной оглушительный, торжественный грохот гибнущей в огне и буре планеты. Не успел понять почему, прыгнул в сторону, спасаясь от катастрофы, и этот грохот гибели мира был последним земным звуком для него".

С поручиком как будто все ясно. Его выбор завершился трагически. Марютка, практически не задумываясь, выполняет свой революционный долг. Идеи революции оказываются сильнее личных чувств и привязанностей. Такова логика борьбы, бескомпромиссной и ожесточенной. Но писатель видит не только это. Его гуманизм, пожалуй, уникален в литературе тех лет. По всем тогдашним нормам героиня должна была бы торжествовать победу над поверженным, убитым ею врагом. У Лавренева этого не происходит. "Марютка шагнула вперед, нагнулась. С воплем рванула гимнастерку на груди, выронив винтовку… Она шлепнулась коленями в воду, попыталась приподнять мертвую, изуродованную голову и вдруг упала на труп, колотясь, пачкая лицо в багровых сгустках, и завыла низким, гнетущим воем:

Родненький мой! Что ж я наделала? Очнись, болезный мой! Синеглаазенький!". Мы не только зримо видим поступки героини, но и ощущаем ту душевную бурю, которая пронеслась в душе Марютки. Она выполнила свой долг, но перед нами не какая-то бесчувственная, железобетонная героиня. Ей тяжело, ей больно, она продолжает любить своего "синеглазенького". Поступки героини психологически понятны и оправданны. Она преодолела не какие-нибудь мелкие, низменные страстишки, а свое первое большое чувство - любовь, которая всегда побеждала смерть, а здесь оказалась побежденной. Слезы героини делают ее еще более человечной, ее муки, растерянность понятны читателю, который видит не вульгарную схему, а подлинные человеческие чувства.

В 20-е годы раздавались неоднократно голоса, протестовавшие против лавреневского финала. Предлагалось, чтобы героиня, застрелив поручика, вступила в схватку с белогвардейцами и победила их. Некоторым ревнителям "революционной" чистоты хотелось, чтобы героиня не бросалась с воем и плачем на труп любимого человека, а произносила какие-нибудь слова о верности революции, пролетариату, своему комиссару или отряду.

Художественная смелость Б. Лавренева, его мудрость и проницательность, уменье постичь глубину человеческих отношений в полной мере проявились в "Сорок первом". Полюбить своего классового врага! Как страшно звучала эта мысль в те далекие годы. Новый герой тогда и в жизни, и в литературе вообще отвергал любовь даже к человеку своего класса, даже к соратнику по революционной борьбе.

Горячим головам тогда казалось, что революция и любовь вообще несовместимы, мешают друг другу, что в бурные, огненные годы нельзя тратить время и силы на любовь, которую надо где-то глубоко затаить в себе, подавить и спрятать. С какой мягкой улыбкой и иронией рассказывает писатель о подписке, которую взяли у Марютки при вступлении в Красную гвардию, "об отказе от бабьего образа жизни и, между прочим, от деторождения до окончательной победы труда над капиталом". Конечно, писатель мог бы показать любовь Марютки к одному из бойцов, к комиссару или, в крайнем случае, к большевику-интеллигенту, военспецу и т.д. Однако автор резко усложнил ситуацию: несмотря на суровый запрет и подписку, пришла к Марютке любовь, да еще какая сильная и большая, к классовому врагу, к белогвардейскому поручику. Мотив любви проходит через всю повесть. Вспомним насмешки товарищей: вяжи, вяжи крепче своего милого. И привязала - на радость и беду.

"Сорок первый" переведен на многие языки мира. Он был дважды экранизирован, и оба раза очень успешно: сначала режиссером Я. Протозановым (в немом кино), а потом, в 1956 году молодым Г. Чухраем (это был его первый фильм). В фильме Чухрая играли: Марютку - И. Извицкая, Евсюкова - Н. Крючков, Говоруху-Отрока - О. Стриженов, игру которого Лавренев считал превосходной. Этот фильм прошел с успехом по экранам многих стран мира, а в 1957г. на Каннском фестивале получил специальную премию за оригинальный сценарий (сценарий писал Г. Колтунов), гуманизм и высокую поэтичность. В 1972г. Театр им. Моссовета поставил пьесу А.П. Штейна "Поющие пески", драматургическую интерпретацию рассказа "Сорок первый". В спектакле был образ Автора, которого играл Р. Плятт. Марютку играла Ия Саввина, поручика - Г. Бортников.

Таким образом, проанализировав эти произведения, я пришла к выводу о том, что любая война - трагедия для народа, будь то гражданская война или какая другая. Во время войны гибнут люди, страдают женщины и дети, разрушаются семьи. В современном обществе и, следовательно, в современной литературе всё больше находит понимание мысль о примирении. Ведь в те годы все дрались "за Родину", и каждый понимал под этим что-то своё. И у "белых", и у "красных" была своя правда. Победили "красные". Для "белых" это обернулось трагедией. Победили бы "белые" - трагедией бы это обернулось для "красных". А в итоге Гражданская война - это великая трагедия всего русского народа.

Ещё в 1919 году Максимилиан Волошин написал уже цитированное мною стихотворение "Гражданская война", заключительные строчки которого звучат так:

А я стою один меж них

В ревущем пламени и дыме

И всеми силами своими

Молюсь за тех и за других.

 

И в поэзии тех лет наблюдается деление на стихи "красных" и стихи "белых", хотя стихи "белых", если честно, мы прочитали только недавно, в конце 80-х годов.

Героику первых лет революции и революционную романтику двадцатых годов поэтически точно выразил Михаил Светлов. Герой его стихотворения "Гренада" - парень, презирающий удобства, он идет, мчится, скачет степными дорогами, опаленными войной. Парень умирает, но жил он так, как не мог не жить. В этом его представление о правде и смысле жизни.

Михаил Светлов воспевает мечту героя о мировой революции, поэтизирует стремление украинского хлопца воевать за победу революции у себя в стране и "чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать".

Светлов оправдывает смерть солдата, в борьбе за правое дело, в бою, она естественна.

Отряд не заметил

Потери бойца

И "Яблочко" - песню

Допел до конца.

Лишь по небу тихо

Сползла погодя

На бархат заката

Слезинка дождя…

Новые песни

Придумала жизнь…

Не надо, ребята,

О песне тужить…

Беспощадность к врагу - отличительная черта героев М. Светлова.

 

Наши девушки, ремешком

Подпоясывая шинели,

С песней падали под ножом,

На высоких кострах горели…

("Рабфаковке")

В знаменитой "Песне о Каховке" (1935 г) мы читаем:

 

Каховка, Каховка - родная винтовка…

Горячая пуля, лети!

Иркутск и Варшава, Орёл и Каховка -

Этапы большого пути.

Посмотрим по-новому на эти строки. Для М. Светлова места крупных сражений гражданской войны, где гибли люди

Иркутск и Варшава, Орёл и Каховка - всего лишь "этапы большого пути".

Строка "горячая пуля лети!" есть не что иное, как поэтизация войны. И романтически привлекательны для автора идущие сквозь огонь люди.

 

И девушка наша проходит в шинели,

Горящей Каховкой идет…

…Ты помнишь, товарищ, как

Вместе сражались,

Как нас обнимала гроза?

Тогда нам обоим сквозь дым

Улыбались

Ее голубые глаза…

К поэтам, воспевшим героику революционной борьбы, принадлежал и Николай Тихонов.

Поэт восхищен бойцами революции, их готовностью ценой своей жизни выполнить приказ.

 

Гвозди бы делать из этих людей:

Крепче б не было в мире гвоздей,-

утверждает он в знаменитой в те годы "Балладе о гвоздях" (1919-1922 г. г)

Метафора говорит о твердости, непреклонности, стойкости героев гражданской войны в борьбе за идеалы большевизма.

Рассмотрим отрывок из поэмы Николая Асеева "Буденный" - "Марш Буденного" (1923год). Здесь, как и у М. Светлова, - поэтизация боёв, убийства, гибели соотечественников.

…Не сынки у маменек

В помещичьем дому,

Выросли мы в пламени,

В пороховом дыму.

…Пусть паны не хвастают

Посадкой на скаку, -

Смелем рысью частою

Их эскадрон в муку.

…Все, что мелкой пташкою

Вьется на пути,

Перед острой шашкою

В сторону лети.

Не затеваем бой мы,

Но, помня Перекоп,

Всегда храним обоймы

Для белых черепов.

Выделенные строки выражают позицию автора. Были ли написаны в те годы сильные в художественном отношении стихи? Безусловно, да. Потому что у "красных" была крепкая вера в новую жизнь, в революцию. Какие яркие стихи писал, например, Владимир Луговской:

 

Сегодня не будет поверки.

Горнист не играет поход.

Курсанты танцуют венгерку,

Идёт девятнадцатый год.

"Курсантская венгерка"

Или стихотворение уже названного Николая Тихонова "Перекоп":

Тонким кружевом голубым

Туман обвил виноградный сад.

Четвёртый год мы ночей не спим,

Нас голод глодал, и огонь, и дым,

Но приказу верен солдат.

"Красным полкам -

За капканом капкан…"

…Захлебнулся штык, приклад пополам,

На шее свищет аркан.

За море, за горы, за звезды спор,

Каждый шаг - наш и не наш,

Волкодавы крылатые бросились с гор,

Живыми мостами мостят Сиваш.

Некоторые песни гражданской и теперь поются в компаниях как просто хорошие песни, без всякой идеологии, например, "Песня о Щорсе" Михаила Голодного или "Проводы" Демьяна Бедного.

У "белых" не было веры в новую жизнь, но у них была подлинная трагедия. Отсюда стихи, проникнутые неподдельным страданием и мужеством. Отсюда пронзительные стихи о России, о родной земле, с которой их смела волна революции и Гражданской войны. Послушайте стихотворение Арсения Несмелова. Поэт Арсений Несмелов (под этим псевдонимом выступал бывший белый офицер-колчаковец Арсений Митропольский), вспоминает о Гражданской войне как о "братоубийственнейшей из войн", когда "надвое Россия раскололась".

 

НА ВОДОРАЗДЕЛЕ.

Воет одинокая волчиха

На мерцанье нашего костра.

Серая, не сетуй, замолчи-ка,

Мы пробудем только до утра.

Мы бежим отбитые от стаи,

Горечь пьём из полного ковша,

И душа у нас совсем пустая,

Злая, беспощадная душа.

Всходит месяц колдовской иконой,-

Красный факел тлеющей тайги.

Вне пощады мы и вне закона,-

Злую силу дарят нам враги.

Ненавидеть нам не разучиться,

Не остыть от злобы огневой…

Воет одинокая волчица,

Слушает волчицу часовой.

Тошно сердцу от звериных жалоб,

Неизбывен горечи родник…

Не волчиха, родина, пожалуй,

Плачет о детёнышах своих.

Известная русская поэтесса Зинаида Гиппиус вместе с мужем Дмитрием Мережковским уехала из России 24 декабря 1919 года, поэтому в советское время делали вид, что её вообще не существует в литературе. В революции Зинаиду Гиппиус ужаснула безликость массы, подчиненной организующей воле сверху.

…И старший в ответ: "Есть, капитан!"

А самый дерзкий и молодой

Смотрел на солнце над водой.

"Не все ли равно, - сказал он, - где?

Еще спокойней лежать в воде".

С первых же революционных дней поэтесса заявляет о неприятии совершившегося и до конца жизни остается противником всего, что делается в СССР.

З. Гиппиус выразила свое понимание о революции в стихотворении

 

Как скользили улицы отвратные,

Какая стыдь!

Как в эти дни невероятные

Позорно жить!

Сидим заплеваны и связаны

По всем углам,

Плевки матросские размазаны

У нас по лбам!

Столпы, радетели, водители

Давно в бегах.

Лишь только вьются соглашатели

В своих цеках.

Мы стали псами подзаборными,

Не уползти!

Уж разобрал руками черными

Викжель - пути.

Для поэтессы революция - это стыд и позор нации, это растоптанное человеческое достоинство. Революция уничтожила интеллигенцию, отрезала России пути к будущему.

Поэтесса обращается к благородству дворян-декабристов и возмущается насилием, жестокостью революционеров-большевиков, стих звучит, как плач:

 

Простят ли чистые герои?

Мы их завет не сберегли.

Мы потеряли все святое:

И стыд души, и честь земли.

…Солдатский штык проткнул глаза.

…Ночная стая свищет, рыщет,

Лед на Неве кровав и пьян…

О, петля Николая чище,

Чем пальцы серых обезьян.

Происходящее для нее - хуже смерти:

 

…Но так не жить, но так не жить!

Вспомним, какими чувствами проникнуто стихотворение "Если".

Если гаснет свет - я ничего не вижу.

Если человек зверь - я его ненавижу.

Если человек хуже зверя - я его убиваю.

Если кончена моя Россия - я умираю.

З. Гиппиус трагически воспринимает события. В её стихах звучит тоска и боль за погубленную Россию, которая гибнет.

 

Качаются на луне

Пальмовые перья

Жить хорошо ли мне,

Как живу теперь я?

Ниткой золотой светляки

Пролетают, мигая

Как чаша, полна тоски

Душа - до самого края.

Морские дали - поля

Бледно-серебряных лилий…

Родная моя земля,

За что тебя погубили?

Стихотворение "За что?"

Так в горький, смертельный час открывалось человеческое единение погибших воинов. И все отчетливее намечалась тема, казалось бы, неожиданная и в то же время глубоко закономерная в творчестве русских поэтов-эмигрантов - тема враждующих братьев. Ее движение и развитие в поэзии русских эмигрантов определялись глубинными устремлениями лучших ее представителей. Тех, кто, скорбя и размышляя о судьбах родины, не могли не касаться болевых точек попранных и разорванных взаимосвязей, взаимоотношений людей, сознательно или невольно ставших врагами.

Те поэты-эмигранты, кто был непосредственным участником Гражданской войны, хотели прежде всего передать стихию пережитого, выстраданного ими. Вот стихи воина Белой армии Владимира Смоленского:

 

Ты отнял у меня мою страну,

Мою семью, мой дом, мой легкий жребий…

Ты гнал меня сквозь стужу, жар и дым,

Грозил убить меня рукою брата…

Этот мотив братоубийства конкретизируется в другом стихотворении Смоленского - емком лирическом воспоминании:

 

Над Черным морем, над белым Крымом

Летела слава России дымом. <…>

Летели русские пули градом,

Убили друга со мною рядом,

И Ангел плакал над мертвым ангелом…

Мы уходили за море с Врангелем.

 

"Русские пули" посланы рукою брата - соотечественника, врага…

Есть стихи о Гражданской войне и у великой Марины Цветаевой. Муж у неё был "белым". А она в течение нескольких лет была в вынужденной эмиграции. Поэтому понятны её строки из цикла "Дон":

 

Белая гвардия, путь твой высок:

Чёрному дулу - грудь и висок.

Божье да белое твоё дело:

Белое тело твоё - в песок.

Не лебедей это в небе стая:

Белогвардейская рать святая

Белым видением тает, тает…

Старого мира - последний сон:

Молодость - Доблесть - Вандея - Дон.

И сразу же вспоминаются другие цветаевские строки:

Все рядком лежат -

Не развесть межой.

Поглядеть: солдат.

Где свой, где чужой?

Белый был - красным стал:

Кровь обагрила.

Красным был - белый стал:

Смерть побелила.

"Подлинные и ложные счета" между "красными" и "белыми" кажутся теперь не так уж и принципиальными и неразрешимыми перед мысленным взглядом на кровавые жертвы далекой уже, но до сих пор болью отзывающейся Гражданской. Как нужен нам памятник жертвам этой братоубийственной войны, который заставил бы посмотреть на них, как бы вознесясь "над временем и над забвеньем", - как заставил это сделать воздвигнутый Франко в Испании мемориал жертвам гражданской войны в этой стране.

Вот как говорит о этом мемориале живущая в Париже писательница Зинаида Шаховская в своем первом интервью для советских читателей: "А о кладбище, где лежат вместе кости всех героев, "белых" и "красных", вы знаете? Эта общая усыпальница впечатляет. Если бы так везде, на земле был бы мир".

Мир литературы - это сложный удивительный мир, и в то же время очень противоречивый. Особенно на рубеже веков, где вновь вливающееся, новое сталкивается с тем, что подчас устаревает или, наоборот, становится образцовым, классическим. Либо одна формация заменяется другой: соответственно меняются взгляды, идеология, бывает, даже мораль, рушатся устои (что и происходило на рубеже 19-20 веков). Все изменяется. И сегодня, на пороге 21 века мы это ощущаем на себе. Неизменным остается только одно: память. Мы должны быть благодарны тем писателям, которые после себя оставили когда-то признанный, а порой, непризнанный труд. Эти произведения заставляют нас задуматься над смыслом жизни, вернуться в то время, посмотреть на него глазами писателей разных течений, сравнить противоречивые точки зрения. Эти произведения - живая память о тех художниках, которые не оставались обыкновенными созерцателями происходившего. "Сколько в человеке Памяти, столько в нем и человека", - пишет В. Распутин. И пусть нашей благодарной памятью художникам слова будет наше неравнодушное отношение к их творениям. Многие имена за последнее время возвращаются в литературу.

Ни одна страна в мире не знала сразу три революции в начале века: в январе 1905-ого, в феврале и октябре 1917-ого. Литература развивалась в преддверии надвигающейся трагедии. Рождались новые идеалы, шла бурная переоценка ценностей. Предметом внимания становятся такие вопросы философского характера, как "общество и человек", "Революция: эксперимент, трагедия или творчество идеалов", "Для чего живет человек, какова его роль в истории, в чем тайна его бытия?". Но новая формация требовала однозначного отношения к происходящим событиям, безоговорочного принятия революционных идей.

И вот наградой таланта становится его преследования. Подвергается гонениям творчество Бориса Пастернака; вокруг его поэзии обостряются споры, положение в литературе осложнялось. А вышедший за рубежом роман "Доктор Живаго", также посвящённый изображению судьбы врача-интеллигента в годы Гражданской войны, еще более усугубляет судьбу писателя. Он отказывается от Нобелевской премии, присужденной за это произведение. Рассуждение автора о бессмысленном кровопролитии на фронтах революции и гражданской войны, о голоде, разрухе, насилии, - властям не нужны. Имя писателя предается забвению, стихи почти не печатаются, роман увидит свет в нашей стране лишь в 1988 году. В стихотворении "Нобелевская премия" Б. Пастернак выражает надежду:

…Верю я, придет пора,

Силу подлости и злобы

Одолеет дух добра.

Эти слова Бориса Пастернака перекликаются со словами Библии:

"Не будь побежден злом,

но побеждай зло добром" -

Помни о том, что ты человек, что для человечества важно не насильственное счастье, а понимание человека, его внутреннего мира, богатства его души. Главное не счастье, а достижение счастья через счастье других (я счастлив лишь тогда, когда счастливы вы).

Как бы мы ни делили литературу на "тех" и "этих", тревога за сохранение человеческого в человеке слышна в устах писателей, оказавшихся в гуще событий начала 20 века. Их преемники продолжают начатое дело. Романы Чингиза Айтматова, Виктора Астафьева, Валентина Распутина и других современных писателей постоянно поднимают проблемы сохранения сострадания в человеке.

Предупреждением звучат слова древнего философа Сократа из глубины веков:

"Никому нельзя пытаться читать Вселенную, пока не

прочтешь свою собственную душу, и это не помешает тебе

обратить все остальное во зло".

Многие задают риторические вопросы: историки и политологи, социологи и психологи: "Как это могло произойти? Что толкало соседей, братьев в огонь кровавой битвы?

В таких случаях пригождается опыт истории, ведь была уже одна гражданская война, унесшая десятки миллионов жертв. Мы перечитываем сегодня произведения о ней и стараемся вникнуть, найти ответы на сегодняшние вопросы в далеком прошлом, чтобы не повторить все сначала.

А закончить я хочу так: дай Бог, чтоб на Руси не вспыхнула новая большая гражданская война. Хватит нам разгромов без кавычек и с ними.

 

Из крови, пролитой в боях,

Из праха, обращённых в прах,

Из мук казнённых поколений,

Из душ, крестившихся в крови,

Из ненавидящей любви,

Из преступлений, исступлений

Возникнет праведная Русь.

Я за неё одну молюсь…

Максимилиан Волошин

Список литературы

1.         Лавренёв Б.Л. "Сорок первый" (повесть) Изд-во писателей в лек-де 1932.

2.         Фадеев А.А." Разгром": Роман-М.: Воениздат, 1982.

3.         Лавренев Б. Звездный цвет / Предисл., сост. и коммект Е.Д. Суркова. - М.: Просвещение, 1986

4.         Веселый Артем. Россия, кровью умытая: роман; фрагмент/вступ. статья

5.         В. Скоблева; Послеслов. З. Веселой. - М.: Худож. лит., 1990

6.         Геропимус Б.А. Борис Андреевич Лавренев: кн. для учащихся ст. классов. - М.: Просвещение, 1993.

Министерство общего и профессионального образования Свердловской области Управление образованием Сосьвинского городского округа МОУ СОШ №1 п. Сосьва Реферат Тема: &quot;Изображение трагедии русского народа в

 

• 14:21 05 Июля 2016
  Российско-китайский медуниверситет откроет магистерскую программу по TCM
• 01:21 05 Июля 2016
  На форуме МГУ Россия и Китай обсудят научно-образовательное сотрудничество
• 11:00 04 Июля 2016
  Реморенко: "ЕГЭ-туризм" в России сходит на нет
• 10:52 04 Июля 2016
  Летняя российско-австрийская школа откроется в Москве
• 15:31 01 Июля 2016
  В СПбГУ могут воссоздать географический факультет

Заказать уникальную работу