База знаний студента. Реферат, курсовая, контрольная, диплом на заказ

                      Мир и личность

       Кризис  патриархального  мира  и  патриархального  сознания  оста­ется в центре авторского внимания  и в  "Грозе". Но  в этой  драме Остро­вский  придает проблеме  совершенно  иное  звучание, рассматривает  ее

под принципиально новым углом.

       Классицистическая   "окаменелость"  персонажей глубоко  соответ-

ствует  всей  системе  патриархального  мира.  Это  его  неспособность  к изменениям,,  его   яростное  сопротивление  любому  чужеродному  эле-

менту  порабощает  всех,  входящих  в  круг  патриархального  мира,  фор­мирует  души,  неспособные  существовать  вне  его   замкнутого  круга.

Безразлично, нравится им эта жизнь  или нет  - в  другой они  жить просто не  сумеют.  Герои  пьесы  принадлежат  к  патриархальному  миру,  и  их кровная с ним  связь, их  подсознательная от  него зависимость  - скрытая пружина  всего действия  пьесы;  пружина,  заставляющая   героев  совер-

шать  по  большей  части  "марионеточные"  движения,   постоянно  подчер­кивать  свою  несамостоятельность,  несамодостаточность.   Образная  сис­тема   драмы  почти   повторяет    общественную   и  семейную   модель

патриархального  мира.  В  центр  повествования, как  и в  центр патриар­хальной   общины,  помещены   семья   и  семейные   проблемы.  Доминанта

этого  малого  мирка  -  старшая  в семье,  Марфа Игнатьевна.  Вокруг нее группируются  на  различном  отдалении  члены  семейства  -   дочь,  сын, невестка  и  почти  бесправные  обитатели  дома: Глаша  и Феклуша.  Та же "расстановка сил" организует и  всю жизнь  города: в  центре Дикой  (и не упомянутые  в  пьесе  купцы  ем уровня),  на периферии  - лица  все менее и  менее  значительные,  не  имеющие  денег  и  общественного  положения.

От  мира  Калинов  отгородился  столь  прочно,  что  вот  уж  больше

века  не  проникает  в  город ни  одно веяние  живой жизни.  Посмотрите на калиновском  "прогрессиста  и  просветителя"  Кулигина!   Этот  механик-

самоучка,  чьи любовь  к науке  и страсть  к общественному  благу ставят

его  на  грань юродства  в  глазах  окружающих,  все  пытается  изобрести

"перпету-мобиль":  он,  бедняжка,  и  не  слыхал,  что  в   большом  мире давным-давно  доказана   принципиальная  невозможность    вечном   дви-

гателя...  Он  вдохновенно  декламирует  строки  Ломоносова   и  Держави­на, и даже сам пишет стихи в их духе...  И оторопь  берет: будто  не было еще  ни  Пушкина,  ни  Грибоедова,  ни Лермонтова,  ни Гоголя,  ни Некра­

сова! Архаизм, живое ископаемое  - Кулигин.  И его  призывы, ем  идеи, его

просветительские  монологи  об  общеизвестном,  о  давно  открытом кажутся калиновцам безумными новшествами, дерзостным потрясением основ:

     "Дикой. Да гроза-то что такое, по-твоему? А? Ну, говори!

     Кулигин. Электричество.

     Дикой  (топнув ногой).  Какое еще  там елестричество!  Ну как  же ты не  разбойник! Гроза-то  нам  в  наказание  посылается, чтобы  мы чувст-

вовали,  а  ты хочешь  шестами  да  рожнами  какими-то,  прости  господи,

обороняться. Что ты, татарин, что ли? Татарин ты? А? Говори! Татарин? Кулигин. Савел Прокофьич, ваше степенство, Державин сказал:

              Я телом в прахе истлеваю,

              Умом громам повелеваю.

     Дикой. А за эти вот слова тебя к городничему..."

     Ни  громоотводы,  ни  Ломоносов,  ни  вечный  двигатель  Калинову не нужны:  всему  этому  попросту  нет  места в  патриархальном мире.  А что же  происходит за  его  границами?  Там  бушует океан,  там разверзаются

бездны  -  словом,  "Сатана  там  правит  бал".  В  отличие  от  Толстого, полагавшего  возможным   параллельное   и    независимое   существование

двух  миров:  патриархального,  замкнутого  на  себе  и   неизменного,  и современного,  постоянно   меняющегося,  Островский  видел   их  принци-

пиальную   несовместимость,  обреченность застывшей,  не   способной  к

обновлению   жизни.    Сопротивляясь  надвигающимся  новшествам,   вы-

тесняющей   его   "всей   стремительно   несущейся   жизни",  патриархаль­ный  мир  вообще  отказывается  эту  жизнь  замечать,  он  творит  вокруг себя  особое  мифологизированное  пространство,   в  котором   -  единст­венном  -  может  быть  оправдана  его  угрюмая,  врачебная  всему чужому замкнутость.

     Вокруг  Калинова  творится  невообразимое:  там  с  неба  падают  це­лые   страны,  населенные  кровожадными  народами:   например,   Литва

"на нас с неба упала... и где был какой бой с ней, там для памяти курганы насыпаны".  Там  живут  люди  "с  песьими  головами";  там   вершат  свой неправедный  суд  султан  Махнут  персидский   и  султан   Махнут  турец-

"Нечего делать, надо покориться! А вот когда будет у  меня миллион, тогда я поговорю". Этот  миллион даст  Кулигину на  судилище "право сноса", будет самым веским аргументом в его пользу. А пока миллиона

нет,  умница  Кулигин  "покоряется".  Покоряются,  ведя  свою тихую

обманную игру, все: Варвара, Тихон, лихой Кудряш,  покоряется затя­нутый  уже  в  замкнутое пространство  Калинова Борис.  Катерина же покориться  не  может.  Выродившаяся  в  патриархальном  сознании в пустой обряд Вера жива в ней, ее ощущение вины и греха прежде всего личностно; она верует и кается с пылом первых христиан, не закосте-  ! невших  еще  в  религиозной обрядности.  И это  личностное восприятие жизни,  Бога,  греха,  долга  выводит Катерину  из замкнутою  круга и противопоставляет  ее  калиновскому  миру.  В  ней  увидели калиновцы явление  куда более  чужеродное, чем  горожанина Бориса  или деклами­рующет  стихи  Кулигина.  Потому Калинов  и организовался  в судилище над Катериной.

      В блестящем этюде "А судьи кто?" В. Турбин тонко исследует тему суда в "Грозе": "Никого не хочет судить  Кулигин. С  усмешечкой укло­няется от роли судьи простушка Варвара: "Что мне тебя судить?  У меня свои грехи есть." Но не им  противостоять охватившему  Калинов массо­вому психозу. А психоз  разжигают две  мельтешащих на  сцене чудачки: странница  Феклуша  и  барыня  с  лакеями."  Феклушины  повествования о Махнутах и людах с песьими головами представляются Турбину важ­нейшим элементом поэтики пьесы: "И глядятся друг  в друга,  будто в зеркало, два мира: фантастический и реальный. И опять мы встречаем-

ся со сборищем монстров, кентавров. Правда, на сей раз их причудливые  Н

фигуры - только фон, на котором, по мысли скиталицы-странницы,  С

яснее выступает праведность суда, творимого здесь, в  Калинове. Этот

суд затаился в ожидании жертвы. И жертва является: в раскатах грома,

в сверкании молнии раздается естественное, честное  слово взалкавшей

очищения грешницы.  А что  было дальше,  слишком известно.  Где-то в царстве  Махнутов  турецкого  и  персидского  Катерину,  может быть, помиловали бы; но в Калинове пощады ей нет.

      Гонимая  в бездну,  в пропасть  всепроникающим, всенастигающим словом  самодеятельном  суда,  грешница  уходит  из  жизни:  "В омут лучше... Да скорей, скорей!"'

                      Мир и личность        Кризис  патриархального  мира  и  патриархального  сознания  оста­ется в центре авторского внимания  и в  "Грозе". Но  в этой  драме Остро­вский  придает проблеме  совершенно  иное  звучани

 

• 14:21 05 Июля 2016
  Российско-китайский медуниверситет откроет магистерскую программу по TCM
• 01:21 05 Июля 2016
  На форуме МГУ Россия и Китай обсудят научно-образовательное сотрудничество
• 11:00 04 Июля 2016
  Реморенко: "ЕГЭ-туризм" в России сходит на нет
• 10:52 04 Июля 2016
  Летняя российско-австрийская школа откроется в Москве
• 15:31 01 Июля 2016
  В СПбГУ могут воссоздать географический факультет

Заказать уникальную работу