База знаний студента. Реферат, курсовая, контрольная, диплом на заказ

ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД И ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ОСНОВА МАКРОЭКОНОМИЧЕСКОЙ СТАБИЛИЗАЦИИ В КАЗАХСТАНЕ

ЭКОНОМИКА НЕЗАВИСИМОГО КАЗАХСТАНА

АРЫСТАН ЕСЕНТУГЕЛОВ

!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!Страницы не соответствуют тексту!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

СОДЕРЖАНИЕ

Введение                                                                                                                                                                                                         6

Глава I. Крах СССР и независимость Казахстана

§ 1. Крушение социалистической системы и распад СССР были неожиданными, но неизбежными....................                                10

§ 2. Нелегкий путь Казахстана к независимости....................................................................................................................                                24

Глава П. Советская плановая экономика: успехи и крушение

§ 1. Факторы успешного развития плановой экономики СССР в период до 80-х годов XX века..............................                                35

§ 2. Косыгинская реформа и упущенный шанс на перспективу......................................................................................                                46

§ 3. Крах советской экономики................................................................................................................................................. ...............                 50

§ 4. Казахстан унаследовал от СССР периферийную экономику со множеством проблем...................................... ...............                 59

Глава Ш. Переходный период и теоретическая основа макроэкономической стабилизации в Казахстане

§ 1. Место переходной экономики в процессе общественного развития.......................................................................                                75

§ 2. Основные черты и закономерности переходных экономик.......................................................................................                                84

§ 3. Особенности переходной экономики Казахстана..........................................................................................................                                88

§ 4. Цели и задачи перехода от плановой экономики к рыночной...................................................................................                                99

§ 5. Роль теоретической модели и мирового опыта в реформировании казахстанской экономики.....................                   105

§ 6. Монетаризм - теоретическая основа стаблизационных реформ, проводимых в Казахстане........................... .                 112

Глава IV. Методологические основы системного преобразования плановой экономики в рыночную

§ 1. Основа системного подхода к трансформационным реформам..............................................................................                 125

§ 2. Принципиальная схема взаимодействия компонентов и структур системных трансформаций.......................                 131

§ 3. Условия и критерии системной трансформации........................................................................................................ .                 139

Глава V. «Шоковая терапия»

§ 1. Шок тоже терапия................................................................................................................................................................                  144

§ 2. Постепенный переход к свободным ценам не имел шанса быть использованным в России и в Казахстане  156

§ 3. Мировой опыт радикальных реформ.............................................................................................................................                  163

Глава VI. Приватизация государственной собственности в Казахстане

§ 1. Необходимость и проблемы приватизации государственной собственности.......................................................                 167

§ 2. Малая и массовая приватизация собственности.........................................................................................................                  173

§ 3. Приватизация собственности в сельском хозяйстве...................................................................................................                  180

§ 4. Приватизация по индивидуальным проектам..............................................................................................................                  187

§ 5. Обратная сторона приватизации.....................................................................................................................................                  199

Глава VII. Трансформационный процесс и проблемы макроэкономической стабилизации

§ 1. Годы углубления системного экономического кризиса: институциональная и производственная «ловушка»           210

§ 2. Политика макроэкономической стабилизации и депрессивное состояние казахстанской экономики                            228

§ 3. Российский финансовый кризис 1998 года нарушил хрупкую тенденцию оживления экономики Казахстана, но дал новый толчок к ее росту.                                                                                                                                                                                                           233

Глава VIII. Структурно-институциональные реформы

§ 1. Выход из рублевой зоны и введение тенге                                                                                                                                      244

§ 2. Бюджетная реформа                                                                                                                                                                             252

§ 3. Реформирование налоговой системы                                                                                                                                              254

§ 4. Становление банковского сектора                                                                                                                                                     255

§ 5. Фондовый рынок - пасынок реформ                                                                                                                                                257

§ 6. Пенсионная реформа                                                                                                                                                                            258

Глава IX. От переходной экономики - к экономическому росту

§ 1. Восстановительно-конъюнктурный рост рыночной экономики Казахстана                                                                          260

§ 2. Казахстан - страна с динамично растущей рыночной экономикой?                                                                                        269

Глава X. Макроэкономическая стабильность - императив экономического развития

§ 1. Инфляция -явление денежное                                                                                                                                                             283

§ 2. Нефтяные доходы и фискальная экспансия усиливают инфляционное давление на экономику и могут вызвать синдром «голландской болезни»                                                                                                                                                                290

§ 3. Политика мягких бюджетных ограничений должна уступить место жестким                                                                        304

§ 4. Макроэкономическая стабилизация нуждается в комплексе монетарных и немонетарных мер                                     314

у  Глава XI. Новый этап развития казахстанской экономики и ее новые проблемы

§ 1. Казахстан: рост или развитие экономики?                                                                                                                                      317

§ 2. Стратегия индустриально-иновационного развития                                                                                                                     330

§ 3. Проблемы догоняющего развития казахстанской экономики в условиях постиндустриального этапа                           340

Заключение                                                                  349

Об авторе                                                                   354

ВВЕДЕНИЕ

Конец 1991-го и начало 1992 года стали поворотным пунктом в истории Казахстана. До этого страна на протяжении 70 лет жила в придуманном мире, в котором в течение всего этого времени шел непростой эксперимент. А рядом с этим придуманным миром жил и успешно развивался реальный мир. И чем дальше шло время, тем больше этот мир уходил вперед в своем социально-экономическом, общественно-политическом развитии от мира придуманного, который десятилетие за десятилетием прошлого века не двигался вперед, а откатывался назад.

В конце концов он рухнул, как карточный домик, не выдержав испытания временем, потому что идея была неверна, эксперимент - не удался. Слава богу, это уже история.

Вспоминаю один эпизод из своей жизни. В 1992 году члены так называемого Казахстанско-Германского комитета по сотрудничеству и большая группа бизнесменов во главе с министром экономики Республики Казахстан Т.С. Кабдрахмановым приехали в Германию. Вечером первый заместитель министра связи Тунгышбай (забыл его фамилию) сказал, что его приглашает на неформальный ужин руководитель одной из немецких компаний. Поскольку он уже был ангажирован на официальный ужин, он предложил мне пойти вместо него, взяв с собой того, кого я посчитаю нужным. Я согласился и пригласил Сарыбая Калмурзаева - тогда заместителя председателя Госимущества РК. В ресторане на самом берегу реки Рейн немец-хозяин рассказал, как советская система довела ГДР до бедственного состояния, и теперь западные немцы вынуждены расплачиваться за это, чтобы поднять уровень жизни восточных немцев.

Я не удержался и ответил, что, на мой взгляд, ГДР развивалась лучше всех соцстран, по крайней мере несопоставимо лучше, чем республики бывшего СССР. И добавил (конечно, шутя), что вы, немцы, должны всем нам платить компенсацию за материальный и моральный ущерб, который вы нам нанесли. Он устало вздохнул: опять Гитлер, опять война против СССР?! Я говорю: нет, я хочу сказать о том, что какой-то бородатый гражданин Германии, сидя в кабачке на берегу реки Рейн, возможно, на этом самом месте, где мы с вами сейчас сидим, попивая из кружки черное баварское пиво на деньги своего друга, написал четырехтомную книгу, названную «Капиталом», и мы ему поверили, став самым гигантским экспериментальным полигоном. Хозяин нашего стола долго смеялся.

В конце 1991 года Казахстан стал независимым суверенным государством, полноправным членом всего мирового сообщества и в начале 1992 года взял курс на создание рыночной экономики - составляющей основную базу процветания цивилизованных стран мира и являющейся естественной моделью развития экономики человеческого общества.

Безусловно, рыночная экономика - это не панацея от всех бед, не гарантия того, что наша экономика теперь будет развиваться только успешно. В мире есть много стран с рыночной экономикой, которые никак не могут стать развитыми или даже просто преодолеть свою отсталость. Только все теперь будет зависеть от нас самих, от того, сумеем ли мы правильно воспользоваться преимуществами рыночной экономики, ее механизмами, наилучшим образом сочетать их с социальными и политическими факторами развития общества. Наша судьба - в наших руках. Мы должны доказать всему миру, и прежде всего самим себе, что мы способны созидать и превратить свой Казахстан в цивилизованную, динамично развивающуюся страну.

В данной книге изложены основные этапы реформирования экономики, наиболее важные события, вокруг которых разгорались споры в обществе, во властных структурах, принимались трудные решения, в частности либерализация цен, прозванная в народе «шоковой терапией», задачи борьбы с инфляцией, макроэкономической стабилизации, введения национальной валюты, приватизации огромной государственной собственности, подъема производства, социальной защиты населения и другие, обсуждаются вопросы крушения социалистической системы, распада СССР, краха советской экономики.

В центре самых острых споров были стратегия реформы, особенно перехода к свободным ценам, подавления инфляции и приватизации государственной собственности. Именно эти реформы решались сложно, с ошибками и просчетами, которые имели и продолжают иметь серьезные последствия. В последнее время к спорам и оценке этих преобразований подключились самые известные ученые-экономисты США, Европы, России и других стран мира. Они упрекают реформаторов за стратегии проведения реформ, которые были приняты в России и Казахстане, пытаются доказать, что надо было двигаться постепенно, как КНР и Вьетнам, тогда не было бы таких последствий в России, а значит, и в Казахстане.

В книге полемику по различным вопросам экономической реформы я веду только с зарубежными и российскими учеными, которые критикуют в основном реформы в России. Дело в следующем. Во-первых, реформы в России и в Казахстане в 1992-1996 годах проводились в одном ключе, отличаясь лишь в деталях. Зарубежные ученые, видимо, полагали, что их критика относится и к реформам в странах СНГ, тем более что для них особый интерес представляет развитие дел в России, а не в маленьких странах.

Во-вторых, у нас ученых-экономистов, с которыми можно было бы серьезно полемизировать, практически не было, а если и были отдельные работы, то в них критиковались только «шоковая терапия» и монетарная теория, и то не на научном, а на бытовом уровне. Полемизировать с такой критикой было неинтересно.

Отрадно, что интерес к нашим реформам, так же как теперь и к нашим успехам в экономическом развитии, не утихает, более того, уже разрабатываются теории перехода от плановой экономики к рыночной.

Обо всем этом должны знать и на основании этих знаний сформулировать свои взгляды читатели, интересующиеся экономикой, ученые, молодые специалисты и студенты. Ведь переходный период был самым важным периодом истории Казахстана вообще и казахстанской экономики - в особенности. Казахстанцы пережили два переходных периода: первый - переход от феодального общества к социализму, а второй - от социализма к капитализму. А это были для нашего народа самые тяжелые годы. Кажется, что мы решили доказать правоту великого китайского мудреца Конфуция, жившего две тысячи лет назад, который говорил: «Не дай вам бог жить в эпоху перемен». А мы жили.

Я задумал написать книгу об истории рыночных реформ в казахстанской экономике два года назад, выслушивая на международных конференциях как со стороны российских, зарубежных, так и казахстанских ученых, пользующихся лишь информацией «из третьих рук», искаженные факты, необоснованную критику стратегии наших реформ, клевету на теорию, которая легла в основу макроэкономической стабилизации, при том, что они сами не обладают элементарными знаниями этой теории либо придерживаются другой теории, которая никак не может быть использована в данной ситуации в нашей экономике. Некоторые отечественные и российские ученые критиковали только из желания критиковать. Меня раздражало восхваление опыта КНР, особенно со стороны авторов, весьма поверхностно знающих особенности Китая и наших стран, проблемы и стартовые условия КНР и России и Казахстана.

Кажется, элементарный вопрос: КНР - мононациональное унитарное государство, оно не пережило бы, и не могло пережить, распада высокоинтегрированных хозяйственных связей, сложившихся между союзными республиками. ³/₄ населения КНР - сельчане, и некоторой свободы, данной крестьянам, самым трудолюбивым работникам в мире, оказалось достаточно, чтобы они развили свои хозяйства.

КНР не провозглашала о том, что она переходит к рыночной экономике, она просто проводила реформу, похожую на косыгинскую 1966-1970 годов в СССР, только руководство КПК ее продолжало и углубляло, а КПСС - свернула. Нельзя не учитывать и того, что в экономику КНР влились огромные иностранные инвестиции, вложенные богатыми китайскими диаспорами, т.е. произошло то, что сегодня наблюдается в Армении.

Да, нам не хватало последовательности и решительности в проведении своих реформ. Но это не должно привести к отрицанию принятых стратегий реформ.

Я думаю, что имею определенные основания для написания данной книги, ведь с 1990 года благодаря тому, что был директором Экономического института Госплана, позже Министерства экономики РК, я принимал непосредственное участие во многих важнейших событиях, анализировал со своими коллегами то, что происходило в экономике, ее реформировании. Результаты своих исследований тут же публиковал в печати, причем не постфактум, а в ходе разработки или реализации отдельных реформ. Мои публикации не были комплиментарными, скорее - критическими, надеюсь, конструктивными, т.к. я всегда предлагал, как исправить ошибки (конечно, с моих субъективных позиций), к тому же с 1990-го по 2003 год я сам был разработчиком ряда правительственных концепций и различных программ в качестве либо руководителя, либо основного исполнителя. Не раз приходилось выполнять задания Высшего экономического совета при Президенте и правительстве. Наш институт не упускал из виду ни одного важного решения Президента, Верховного Совета и правительства. Все анализировалось, оценивалось и доводилось до руководства Министерства экономики. Я получал задания от вице-президента страны, премьера, вице-премьеров.

О том, что все это так, свидетельствуют мои публикации, вышедшие с 1990 года. Все они, напечатанные по 2001 год включительно, вошли в мой трехтомник, изданный в 2002 году.

Я об этом пишу не для того, чтобы рекламировать себя (это мне уже ни к чему), я хочу этим только подтвердить, что имею основания писать об истории рыночной экономики. Думаю, что еще не один автор напишет об этом, поскольку, во-первых, каждый человек отражает свое субъективное восприятие тех или иных событий, а во-вторых - это самая важная часть истории Казахстана, чтобы ограничиться описанием и оценкой одного автора. Я старался быть объективным в своих суждениях и оценках, не идти на поводу личных чувств, переживаний, отношения к отдельным личностям. Я всегда придерживался точки зрения, что ученый-экономист должен говорить и излагать факты только по результатам научных исследований, а не свое субъективное мнение, на которое имеет право каждый гражданин, поэтому старался не просто фиксировать события, а объяснить, почему это произошло так, а не иначе.

Чтобы быть объективным, я старался максимально использовать статистику, теорию и историю экономики ряда стран, где происходили подобные события. Эта книга - не мемуары. Я так и не дорос до этого уровня. Эта книга не является и учебником по истории рыночных реформ в казахстанской экономике, в лучшем случае она заслуживает статус учебного пособия.

Моя задумка о написании этой книги так и осталась бы только задумкой, если бы, во-первых, не руководство «Альянс-банка», лично Жомарт Ертаев, который любезно согласился стать ее спонсором, а во-вторых, если бы не журнал «Эксклюзив» и его главный редактор Карлыгаш Еженова. Именно на ее плечи легла вся организационная работа, связанная с подготовкой и изданием этой книги. Я благодарен и признателен ей за поддержку и за труд. Я надеюсь, что издание этой книги даст «Альянс-банку» дивиденды в виде экономических знаний молодых казахстанцев-экономистов.

Хочу вспомнить ушедших из жизни двух, не побоюсь сказать, крупных деятелей нашего государства, снискавших уважение всего казахстанского народа своим честным и самоотверженным трудом, активной гражданской позицией и огромным вкладом в развитие Казахстана - Каратая Турысовича Турысова и Марата Турдыбековича Оспанова, с которыми мне пришлось тесно работать в качестве их советников. Они были деятелями, у которых быть советником было самым интересным и плодотворным для меня.

Я благодарен тем, кто способствовал моему участию в процессе реформирования и разработки казахстанской экономической политики правительства, оказывал мне необходимую поддержку: Д.Х. Сембаеву, Х.А. Абдуллаеву, Д.К. Ахметову, О.А. Джандосову, А.С. Павлову, Г.К. Масимову, Т.С. Кабдрахманову, А.А. Тлеубердину, З.Х. Какимжанову, К.Н. Келимбетову, М.К. Аблязову, A.M. Байменову.

Я особо благодарен и признателен умной, красивой, талантливой, энергичной и трудолюбивой женщине героической натуры Жаннат Джургалиевне Ертлесовой, постоянную поддержку которой я чувствовал всегда, где бы она ни работала, какую бы должность она ни занимала.

С удовольствием хочу поблагодарить К.Б. Бабагулова, Н.Ф. Красносельского, Е.А. Абитаева, К.М. Айтекенову, которые всегда поддерживали и защищали меня от всяких неприятностей из-за моих публикаций. Благодарен моим коллегам по институту Е.А. Туркебаеву, Н.П. Федоровой, А.Ф. Дебердееву, Х.С. Сулейменову, Л.К. Семеновой, СБ. Ракишеву, Ж. Давильбековой, Ф.А. Усмановой, И.Н. Дауранову, с которыми выполнял много полезных для страны работ. Благодарю Ш.А. Дауранова и О.А. Марзилович, с которыми совместно разработал по заданию правительства не одну концепцию и программу.

Хочу поблагодарить своих коллег - зарубежных ученых Б. Румера (университет Гарвард, США), Лау Сим Ю (Фонд мира «Сасакава», Япония), 3. Щенхер, Г. Хубер (институт ИФО г. Мюнхен, ФРГ), СВ. Жукова (институт ИМЭМО, Москва, РФ), с которыми более 10 лет обсуждал на международных конференциях и личных встречах проблемы реформирования и состояния экономики Казахстана, государств Центральной Азии, СНГ, а также академика РАН А.Г. Гранберга (СОПС РАН и МЭРТ, Москва, РФ), академика Э.Л. Макарова (ЦЭМИ РАН РФ), К.А. Багриновского, М.М. Альбегова, М.Я. Лемишева, с которыми у меня сложились теплые отношения и, общаясь с ними в разных ситуациях, я всегда обогащал свои экономические знания, получал поддержку. Я дорожу своей дружбой с ними.

Если получилось что-то не так, равно как и за ошибки и неточности ответственность несу только я.

Глава I. Крах СССР и независимость Казахстана

§ 1. Крушение социалистической системы и распад СССР были неожиданными, но неизбежными.

XX век изобиловал неожиданностями - трагичными или созидательными, тревожными и радостными, вызывая у населения планеты периоды то глубокой депрессии, то оптимизма. Со свойственной многим из нас эгоцентричностью, которая, надеюсь, будет оправдана читателем, осмелюсь утверждать, что одним из эпицентров этих событий можно назвать Россию, успевшую всего за одно столетие дважды совершить головокружительный кульбит со своим общественным строем, распространив эту эпидемию далеко за пределы своей империи. Сначала 1917 год ввел в обиход растерянных обывателей такую новую идиому, как «советская власть», вызвав шок, причем не только лингвистический, а потом с такой же легкостью 91-й превратил его в милый сердцу архаизм. Оба события, произошедшие на огромной территории и изрядно повлиявшие на логику развития человеческой цивилизации, оказались практически непредсказанными. «Советская власть» с легкостью зрелой кокетки в самом начале 90-х объявила о том, что она не смогла планировать и распределять метры и килограммы счастья между своими гражданами. СССР громогласно отказался от веры в непогрешимость плановой экономики. Вековая мечта человечества о справедливом и равном распределении благ была распята на коммунистической пятиконечной звезде, погасшей спустя 70 лет после того, как она одиноко и вызывающе взошла на капиталистический небосвод. Памятники незадачливым отцам «русского ренессанса» - Марксу и Ленину - пополнили богатый перечень исторических аксессуаров, которые еще долго будут напоминать нам о крушении еще одной великой империи. Но крушении тихом и практически бескровном.

Распад СССР официально произошел 8 декабря 1991 года, во время подписания руководителями трех славянских союзных республик - Белоруссии, Российской Федерации и Украины, трех учредителей СССР 1922 года, - исторического Беловежского соглашения о роспуске СССР. Распустили СССР те, кто его официально учредили, следовательно, этот шаг глав трех республик, кто бы что ни говорил, был вполне разумным и придал соглашению законную силу.

История советской империи была хоть и недолгой, но яркой. За 70 лет Запад подвергал СССР откровенной военной интервенции, массированному шпионажу, «горячей» и «холодной» войне, объявляя его «империей зла», не способной конкурировать с западными странами. Но, тем не менее, ни пытливые умы Запада, ни самого СССР не предполагали одного - распада СССР, ликвидации социалистической системы. Приведу отрывок из диалога двух известных ученых-экономистов - от США Дж. Гэлбрейта и от СССР С. Меньшикова, - состоявшегося в 1987 году. Советский экономист Меньшиков писал Гэлбрейту: «Поскольку не прекратят своего существования системы (имеются в виду социалистическая и капиталистическая. - А.Е.), то останутся и проблемы между ними», на что Гэлбрейт ответил: «Согласен, что капитализм и коммунизм останутся существовать. Разве не глупо воображать, что Советский Союз, какие бы перемены там ни происходили, превратится в капиталистическую страну? Мы ведь понимаем это, не так ли?»¹. (Гэлбрейт Док., Меньшиков С. Капитализм, социализм, существование. М.: Прогресс, 1998. С. 22).

Так неожиданно распалась очередная и, надеюсь, последняя в истории человечества великая империя, занимавшая одну шестую часть земного шара, населенная около 250 миллионами человек, считавшаяся оплотом коммунистических движений всего мира. Но распалась не просто великая империя: прекратила свое существование одна из двух мировых ядерных сверхдержав. За считанные годы идеологических перемен она рухнула, как карточный домик, рухнула без каких-либо насильственных внешних воздействий или внутренних революционных сил. И именно тогда, когда казалось, что никто и ничто не сможет пошатнуть ее устои.

Среди недругов СССР после Второй мировой войны считалось, что опасности для СССР извне не существует. Опасность предполагалась только внутри. Так и произошло. Но произошло это так быстротечно, что большинство советских людей не сразу осознали случившееся, а осознав, до сих пор пытаются ответить на два извечных вопроса: что делать и кто виноват?

Наиболее популярна была версия, появившаяся по привычке, выработанной в годы советского режима: все это «происки Запада», а точнее, дело рук ЦРУ США, подкупившего М.С. Горбачева или Б.Н. Ельцина. Однако такой ответ был бы слишком прост, чтобы в него поверить. Невольно напрашивается вопрос: что же это была за система, которую за считанные годы смог развалить один человек, даже если этим человеком был президент СССР или РСФСР?

Есть и те, кто до сих пор верит, что «строгий, но справедливый правитель» типа Ю.В. Андропова смог бы навести порядок в стране и вернуть ей былое величие.

На самом деле ни одна из этих версий не соответствует действительности. В основе решения о переходе к рыночной экономической системе и развале СССР лежат объективные причины политического и экономического характера. Политический корень проблемы связан с природой социалистического строя, а экономический - с нежизнеспособностью социалистического способа производства плановой экономики. Они тесно связаны между собой, невозможно рассматривать их в отрыве друг от друга.

Грандиозный по масштабу эксперимент по переустройству мира на социалистический лад, апробированный в 12 странах социалистического лагеря, в первую очередь, конечно, в СССР - самой большой в мире территории, по численности населения уступающей только КНР и Индии, показал, что социализм не является следующим после капитализма естественным этапом непрерывного поступательного развития человеческого общества. Социалистическая система была абстрактной идеей, порожденной человеческим воображением моделью идеального общества, не имеющей ничего общего с реальной жизнью. Она придумана человеком, и, надо признать, великим человеком - К. Марксом, который из своих великих исследований сделал ошибочный вывод о логике развития человеческого общества и его базиса — экономической системы. Видимо, здесь решающую роль сыграло развитие капитализма того времени - капитализма дикого, безжалостно эксплуатировавшего рабочих. Исходя из благородного протеста, он попытался дать научное экономическое обоснование великой утопии о торжестве социально справедливого общества на земле. Так возникла искусственная общественная формация, представленная не как естественное продолжение капиталистической системы, а как ее альтернатива. Поэтому переход к ней не мог произойти путем естественной трансформации капитализма в социализм, а только насильственным насаждением искусственной системы вместо существующей, революционным переворотом в обществе.

Главная экономическая причина распада СССР и отречения народов бывших союзных республик состояла в том, что эта система не обладала внутренними экономическими мотивами и действенными стимулами, связанными с личными интересами членов общества. Надежда К. Маркса и его последователей на то, что общественное благо, создаваемое трудом каждого человека, будет эффективно использовано на благо каждого и это будет сильным стимулом для производительного труда членов общества, оказалась несбыточной мечтой, безжалостно разрушенной реальностью. Ирония здесь в том, что великая мечта о счастье десятилетиями насаждалась далеко не гуманными методами.

Сталинский период, как известно, характеризовался широким использованием самых изощренных инструментов насилия и страха: расстрелы, лагеря, переселения целых народов и т.п. Ослабление силовых методов в брежневский период, ограничившись партийно-административными рычагами воздействия, заметно замедлило ход общественного развития СССР, и чтобы «исправить» положение, как мы знаем, Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю.В. Андропов снова обратился к испытанным партией на протяжении многих лет существования СССР методам. Правда, начал он с их более или менее безобидных видов. Видимо, только короткий период его пребывания во главе партии и государства, прерванный его смертью, избавил страну от возможного полномасштабного развертывания силовых методов, виртуозно использовавшихся КГБ и МВД.

Ясно, что такая система не могла долго оставаться жизнеспособной. Рано или поздно она должна была сойти со сцены. Вопрос был только во времени и в том, как это произойдет: мирно или с кровопролитием.

В 80-х годах прошлого века использование силовых методов в обществе, которое становилось все более открытым, оказывалось затруднительным. Скандально известные к тому времени «аргументы воздействия» советского тоталитарного режима сильно подмочили репутацию СССР и подвергались осуждению и острой критике со стороны Запада, серьезно затрудняя политические и экономические отношения двух систем. СССР, претендуя на роль супердержавы, уже не мог позволить себе изоляции 30-40-х годов. Да и сама политическая элита страны уже не могла допустить возрождения в СССР репрессивного режима. Это подтвердили события 19—21 августа 1991 года.

Так в середине 80-х годов возник курс на перестройку и гласность, объявленный новым Генеральным секретарем ЦК КПСС М.С. Горбачевым, который, скорее всего, и сам не до конца понимал, что подразумевал под этими словами. Но общество истолковало их по-своему: пришел конец тоталитарному режиму, в стране начинается процесс демократизации политической системы. Это было уже началом конца СССР, ибо социалистическая система, которая держится на силе и страхе, и западная демократия - вещи несовместимые. Поэтому у СССР особых альтернатив не было: либо тоталитарный режим и централизованная плановая экономика, основанная на административно-командных методах, либо демократический режим с рыночной экономикой. Этого-то Горбачев так и не понял, объявляя курс на перестройку и гласность. В конце 80-х и начале 90-х СССР вынужден был «выбрать» рыночную экономику с установлением демократической общественно-политической системы.

Но с демократией был несовместим не только политико-экономический режим, но и существование Союза ССР. Дело в том, что СССР - не мононациональное, а многонациональное государство, состоявшее из 15 союзных республик, которые еще не утратили исторической памяти о своей независимости, потерянной не более чем два-три столетия назад. И теперь вполне очевидно, что они едва ли пренебрегли бы столь благоприятными условиями для восстановления своей независимости. Ведь с переходом к рыночной экономике из названия государства автоматически отпадало словосочетание «советское социалистическое», а посему сохранение в экономическом режиме «Союза» стало бессмысленным. Следовательно, распад СССР был закономерным и неизбежным.

Было бы наивно рассчитывать на то, что республики Балтии, Закавказья, Украина и Молдавия упустят этот шанс. За ними последовали бы и республики Средней Азии. Действительно, какой был смысл при отсутствии в современном мире явно выраженных внешних силовых угроз оставаться в каком-то аморфном Союзе, создав, неизвестно для чего, наднациональный орган и быть зависимыми от его решения? Уж слишком велики были обаяние пока еще неведомого «рынка» и соблазн самостоятельного распределения ресурсов после опостылевшей централизованной системы планирования и управления экономикой.

Насилие не терпит слабости. Как только пошатнулись устои тоталитарного режима, появились первые ростки демократизации общества, расплата не замедлила явиться - стали усиливаться центробежные силы, признаки сепаратизма. Эпидемия распада охватила к тому времени союзные Югославию, Чехословакию, а от Грузии отделились, правда, никем не признанные, государства: Абхазия и Южная Осетия.

Первой начала процесс, как и следовало ожидать, Эстония, которая уже в 1988 году объявила свою независимость, хотя оставалась в составе СССР.

Заметным предвестием распада СССР стала идея Эстонии о переходе союзных республик на территориальный хозрасчет, или, иначе говоря, на самоуправление, самофинансирование и самообеспечение, на что, как ни странно, легко клюнуло руководство СССР, и прежде всего президент Горбачев. По-видимому, Михаил Сергеевич тогда готов был ухватиться за любую «соломинку», чтобы удержать СССР от развала или, скорее, самому удержаться на Олимпе власти такой великой державы, как СССР. На самом деле это оказалось замаскированным шагом, подтолкнувшим СССР к распаду, а если еще точнее, к его началу - выходу из него прибалтийских республик. В ходе обсуждения этой искусственно порожденной Эстонией и подхваченной остальными прибалтийскими республиками, Украиной и некоторыми другими республиками идеи был затеян большой спор о том, кто кого «кормит» в СССР.

Представители прибалтийских республик, России, Украины и Белоруссии выступали на съездах народных депутатов СССР с заявлением о том, что они кормят другие республики. Мы не оставались в стороне от этой дискуссии. Н.А. Назарбаев очень ярко и убедительно комментировал эти тезисы в своих выступлениях на съездах народных депутатов. Он очень аргументированно рассказывал «братским республикам» о том, почему и как сырьевые ресурсы Казахстана (нефть, черные и цветные металлы и их прокаты, зерно и пр.), поставляемые по бросовым внутренним ценам, оказываются сырьем для переработки в других республиках, куда идет экспортная выручка от продажи казахстанского сырья, а также почему казахстанская экономика обречена на сырьевую направленность, кое-что о политике ценообразования и т.д. Одним словом, он дал понять, что эти дискуссии безосновательны и бесперспективны.

А тем временем чем быстрее ухудшалась политическая и социально-экономическая ситуация в стране, тем активнее становились центробежные силы, региональная автаркия, тем быстрее терялись сила и авторитет центральной власти. Весной и летом 1990 года Литва и Россия приняли Декларацию о государственном суверенитете. Больно ударило по Союзу, конечно же, решение Верховного Совета РСФСР о своем суверенитете от 12 июня 1990 года. Многие политики не без сарказма задавали вопрос: суверенитет, независимость России - от кого? Они отождествляли Россию и СССР. Если бы это было так, то борьба России за независимость выглядела бы действительно бессмысленной.

Но на самом деле правительство СССР не было синонимом власти России. Если говорить честно, то Россия всегда находилась, по крайней мере в экономическом и территориальном отношении, в более уязвимом положении, чем другие союзные республики. По сравнению с Украиной и Грузией - точно. К тому же Российская Федерация страдала от тоталитарного режима не меньше, чем другие союзные республики, хотя бы потому, что советское руководство частенько заигрывало с другими республиками, являвшимися в царской России колониальными странами, особенно с проблемными, опасаясь обвинений в продолжении царской колониальной политики. И это частенько давало им экономические и территориальные поблажки за счет некоторых других республик, прежде всего России, иногда и за счет Казахстана.

В 70-е и 80-е годы во многих областных и крупных промышленных городах России, не говоря уже о глубинке, можно было лицезреть магазины с пустыми прилавками, обнищавшее население, в то время как во многих других союзных республиках, например прибалтийских и центральноазиатских, обеспеченность продуктами была намного лучше.

РСФСР никогда не имела своего высшего партийного органа, а многие годы и правительства. Россия была базовой союзной республикой, ядром СССР - да. Но это давало ей сомнительные дивиденды.

Первопричину всего этого руководство России видело в советской системе, тоталитарном режиме. Поэтому независимость России была независимостью от советского руководства, от советского режима, впрочем, как и других союзных республик, которые зависели не от российской, а от советской власти.

Мы, представители других союзных республик, не должны забывать, что именно нацеленность российского руководства на независимость и суверенитет, на переход к рыночной экономике сыграла самую весомую роль в объявлении нами своего суверенитета и достижении независимости. Вот почему я решил столь подробно остановиться на российской независимости.

Но советскому руководству нужно было что-то делать для сохранения СССР как политического союза. Еще мало кто допускал мысль о его распаде, большинство политиков и советских людей полагали, что распад недопустим: республикам, народам СССР невозможно жить без единого СССР, это ясно, вот только безответственные политики и временные трудности расшатывают устои СССР. Так возник проект Союзного договора, который был опубликован 25 ноября 1990 года. Он должен был быть подписан девятью союзными республиками и руководством СССР 20 августа 1991 года.

Стремительно ухудшающееся положение в экономике, нарастающая социальная напряженность в обществе, колебания позиции Горбачева и его нерешительность, перспектива подписания подобного Союзного договора испугали старую партийную гвардию в руководстве КПСС, Верховного Совета и правительства СССР, и они пошли в «последний бой за власть советов» - 19 августа 1991 года накануне подписания Союзного договора произошел путч, организованный так называемой Государственной комиссией по чрезвычайному положению (ГКЧП) СССР.

О том, как проходил путч, написано достаточно, и добавить что-то принципиально новое сложно. Но попытаться осмыслить отношение властных элит союзных республик, и в частности Казахстана, стоит попробовать.

/. Провал путча - это заслуга московской элиты и руководства новой России во главе с Б.Н. Ельциным. Москвичи и московская элита всегда были и теперь оказались самой сознательной и политически активной частью советского народа. Они проявили необходимое мужество, стойкость и бойцовский характер, когда реакционные силы посягнули на их свободу. Им принадлежит основная заслуга в провале путча. Они доказали, что вернуть в СССР репрессивный режим не удастся. Борис Николаевич в самый ответственный момент в судьбе России, когда возникла смертельная опасность для дела, за которое в последние годы, начиная с октяб-ря 1987 года, он боролся, нашел мужество взять на себя ответственность и огромный риск, возглавив сопротивление москвичей. Он доказал единство слова и дела, заслужив доверие народа. Он защитил курс на демократию, на перемену к лучшему в жизни людей не только в России,но и во всех других союзных республиках. Поэтому надо признать: курсом на демократизацию, создание и развитие рыночной экономики, взятым в 1992 году, мы, без всякого преувеличения, всецело обязаны москвичам и лично Ельцину.

2.    Москвичи во главе с Ельциным боролись с путчистами, не имея никакой поддержки ввиде хотя бы формального осуждения действий путчистов со стороны союзных республик, за исключением прибалтийских и, как ни странно, Киргизской Республики, руководители которой однозначно отмежевались от путчистов. Это был честный и смелый поступок с их стороны. В остальных республиках ограничились принятием дежурной рекомендации населению «сохранять спокойствие, не поддаваться провокациям». Такая рекомендация власти своему народу хороша своей универсальностью: и на случай победы путчистов, и на случай победы противников путча. Говорят, в такой ответственный для страны момент определяется, кто есть кто. Истинная правда!

3.    Организация и провал путча показали, насколько Компартия деморализована, если у руля оказались такие бездарные люди, не способные ни руководить, ни координировать даже элементарные процессы, происходящие при переворотах, известные из учебников: Янаев, Лукьянов, Павлов, Язов, даже Крючков -руководитель КГБ и др. Они выглядели довольно жалко, если не сказать больше, на пресс-конференции 20 августа 1991 года: руки трясутся, языки заплетаются, глаза опущены. А ведь все они были подобраны или самим Горбачевым, или его сторонниками. Путч показал, что КПСС и советская система как политическая руководящая сила полностью себя изжили.

4.    Что касается казахстанской элиты, то она довольно безучастно наблюдала за этим судьбоносным не только для России, но и для Казахстана делом. Об этом приходится говорить потому, что по истечении нескольких лет, когда высказываться в адрес КПСС, советской сис темы стало исключительно безопасно, наша элита при первом удобном случае твердит о том, как советская система исковеркала наш язык, нашу национальную культуру, нашу страну, как они сами подвергались гонениям, терпели унижения, как они притеснялись, как безжалостно русифицировались и т.д. и т.п. Причем чаще всего об этом заявляют те, кто в свое время наи более рьяно старались показать знание русского языка, обучали своих детей в русских школах и писали свои произведения на русском языке, с готовностью и даже с настойчивостью получали госпремии и стремились стать делегатами съездов и проч. Среди них были и такие, которые доказывали, что казахская домбра - это немузыкальный инструмент, сидеть на кошме и есть мясо по казахскому обычаю руками — вредно и некультурно и т.д.

Поэтому неудивительно, что когда 19 августа 1991 года вопрос стоял «или-или», мы не встали ни на чью сторону, а стали наблюдать, кто кого, не сделав ровно ничего для того, чтобы избавиться от системы, которая покалечила нашу культуру, наши национальные традиции и быт.

Более того, в постсоветский период, в годы экономических реформ многие представители среднего и старшего поколения очень болезненно восприняли распад СССР и переход к рыночной экономике, обвиняли в этом Горбачева, Ельцина, проклинали реформистов, в стране росла ностальгия по прошлому. Были уважаемые в народе деятели, которые всерьез обсуждали вопрос о создании в постсоветское время какого-то нового политического союза, в частности конфедерации.

Примечательно, что, в отличие от нас, Грузия еще в апреле 1991 года, задолго до путча, провозгласила свою независимость, причем в жесткой недвусмысленной форме: Грузия заявила, что она прерывает все связи с СССР.

Уже в августе объявили свою независимость Украина, Белоруссия, Азербайджан, Киргизия и Узбекистан, а 6 сентября 1991 года Государственный совет СССР единогласно проголосовал за предоставление независимости Эстонии, Латвии и Литве.

Итак, августовский путч провален, руководители союзных республик почувствовали деморализованность власти, недееспособность президента СССР и развал силовых структур (КГБ, МВД и Министерства обороны), ситуация в экономике становилась все более катастрофической, а центральная власть ничего не могла предложить своим вассалам. Начался парад суверенитетов.

Сведения о независимости союзных республик до 1 декабря 1991 года
Азербайджан	Суверенитет	30.08.91
Армения	Независимость	21.09.91
Белоруссия	Независимость	25.08.91
Грузия	Независимость	апрель 1991
Киргизия	Независимость	31.08.91
Латвия	Независимость	06.09.91
Литва	Независимость	март 1990, 06.09.91
Молдавия	Независимость	27.08.91
Россия	Суверенитет	12.06.90
Узбекистан	Независимость	31.08.91
Украина	Независимость	24.08.91
Таджикистан	Независимость	09.09.91
Туркмения	Независимость	октябрь 1991
Эстония	Суверенитет Независимость	ноябрь 1988 06.09.91
Казахстан	Суверенитет	25.10.91

Несмотря на принятие 24 августа 1991 года Декларации о независимости, 1 декабря того же года Украина провела референдум, на котором более 90% принимавших участие в голосовании отдали свои голоса за независимость. 21 сентября 1991 года референдум провела и Армения, где также подавляющее большинство населения высказалось за независимость¹ (Гайдар Е.Т. Долгое время. М.: Дело, 2005. С. 367). Провозгласили свою независимость также Таджикистан, Туркменистан. 25 октября Казахстан принял Декларацию о суверенитете.

Таким образом, к моменту беловежского совещания распад СССР произошел, говоря юридическим языком, де-факто. Как писал Е. Гайдар, «к этому времени, после референдума о независимости Украины, от власти и авторитета Союза уже практически ничего не осталось, кроме все более опасного вакуума в управлении силовыми структурами» (Гайдар Е.Т. Дни поражений и побед. М.: Вагриус, 1997. С. 148).

Союз как бы еще существовал, но каждая республика считала себя независимым государством. После августовского путча ни один легитимный орган союзного государства не работал. Силовые структуры - армия, КГБ и МВД - были деморализованы, КПСС была парализована и практически развалилась. В союзном государстве остался только один, но уже беспомощный без армии, КГБ и МВД Горбачев. Республики уже не подчинялись Центру, никто из них не выполнял свои обязательства ни по налогам, ни по поставке товаров Центру, да и по межреспубликанским обязательствам тоже. По существу, во власти и в экономике начался полный хаос.

Таким образом, нелепо полагать, что СССР распался из-за Беловежского соглашения, что его распустили Б. Ельцин. Л. Кравчук и С. Шушкевич. Напротив, это был единственно возможный цивилизованный способ мирно дезавуировать то, чего уже не существовало. Действительно, в создавшемся положении могло произойти все что угодно, вплоть до гражданской войны. Ведь когда стало очевидным, что у союзной власти не осталось сил для подавления всяких сепаратистских намерений союзных республик, последние могли предъявить друг другу вполне обоснованные взаимные претензии по многим проблемам, затрагивающим их национальные интересы, какие союзные органы создали во множестве.

Пока репрессивные методы союзного государства, наводившие страх на всех инакомыслящих, безотказно работали, о взаимных претензиях предпочитали благоразумно не говорить, по крайней мере вслух, как, впрочем, и о причинах, породивших эти проблемы. Зато была обеспечена видимость единства и прочности отношений народов СССР. Теперь же руководители любой республики могли возложить на союзное руководство вину за свои обострившиеся политические, экономические, социальные, межнациональные и иные проблемы, винить его в том, что их республика была необоснованно ущемлена, а другие - обласканы за ее счет. Оставались открытыми такие взрывоопасные вопросы, как, например, что будет с ядерным оружием, размещенным на территориях РСФСР, Украины, Казахстана и Белоруссии, кто будет его наследником, сможет ли Россия смириться с потерей Крыма и Севастопольского порта на Черном море, отданных Украине малограмотным Н. Хрущевым в бытность его первым секретарем ЦК КПСС, как быть с общесоюзной собственностью, находящейся за рубежом или на территориях, ставших уже независимыми государствами, с внешними долгами в сумме 84 млрд долларов США (в 1991 году), как сгладить территориальные споры между республиками Закавказья, Центральной Азии, Россией и прибалтийскими республиками, как быть с потерянной собственностью народов, насильственно изгнанных со своих исконных земель, которые тогда были территориями одних, а теперь стали территориями других республик, но уже ставших независимыми государствами, и многие другие.

На примере распада бывшей Югославии мы можем убедиться в том, к каким многолетним кровопролитным конфликтам мог привести распад СССР. Достаточно вспомнить, как в конце 80-х годов появились первые ростки сепаратистских и межнациональных конфликтов, сопровождавшиеся многочисленными человеческими жертвами (Ясин Е. Российская экономика, истоки и панорама рыночных реформ. М., 2002. С. 117, 129): Карабах и Сумгаит (1988), Фергана (столкновение узбеков и киргизов, 1989), Новый Узень (Казахстан, 1989), Кишинев (1989), Сухуми (1989), Тбилиси (1989), Баку (1990), Цхинвали (Южная Осетия, 1990), Приднестровье, Северная Осетия - Ингушетия, Чечня, гражданская война в Таджикистане... Следует добавить и Алма-Ату (1986). Все это могло вылиться в большую межнациональную войну. Взрыв уже был реальностью. Ждать инициативы и разумных решений со стороны деморализованного и уже лишившегося реальной власти Горбачева было бессмысленно.

И тут Б. Ельцин, А. Кравчук и С. Шушкевич, как руководители России, Украины и Белоруссии соответственно - трех республик - учредителей в 1922 году СССР, - проявили инициативу и встретились в Беловежской Пуще (Белоруссия), чтобы обсудить свои дальнейшие шаги. На этой встрече они приняли единственно верное в создавшихся условиях решение: распустить СССР. Этим они превратили де-факто распад СССР в де-юре, поставили точку в его истории и положили конец опасной неопределенности и вакууму во власти в СССР.

Этим актом руководители трех славянских государств взяли на себя огромную ответственность в сложной для всего уже бывшего советского народа ситуации, с большим риском для своей личной жизни. Ведь Горбачев мог арестовать всех троих в Беловежской Пуще или Б. Ельцина по его возвращении в Москву. Такого варианта, по-видимому, они не исключали.

Вот как описывает обстановку в Беловежской Пуще во время подписания соглашения Е. Гайдар: «Когда я принес напечатанный наконец документ, Б. Ельцин, А. Кравчук и С. Шушкевич в ожидании бумаги уже собрались и начали разговор. Ознакомившись с ним, довольно быстро пришли к согласованному выводу - да, это и есть выход из тупика. Согласившись, в принципе, стали обсуждать, что делать дальше. Борис Ельцин связался с Нурсултаном Назарбаевым, Президентом Казахстана, попросил его срочно прилететь. Было важно опереться на поддержку и этого авторитетного лидера. Нурсултан Абишевич обещал, но потом его самолет сел в Москве, и он, сославшись на технические причины, сказал, что прилететь не сможет. Напряжение нарастало. Ведь речь шла о ликвидации де-юре распавшейся де-факто ядерной сверхдержавы... Потом последовал звонок Джорджу Бушу, тот выслушал, принял информацию к сведению. На конец звонок М. Горбачеву и тяжелый разговор с ним»¹. (Гайдар Е.Т. Дни поражений и побед. М.: Вагриус, 1997. С. 150)

Поныне открытым остается вопрос о том, мог ли Горбачев помешать встрече лидеров трех союзных республик в Беловежской Пуще, арестовав их, когда станут известны итоги встречи, и обвинив в измене. Есть политики, простые люди, в том числе и в Казахстане, обвиняющие Горбачева в том, что он должен был поступить именно так, но не поступил.

Е.Т. Гайдар, готовивший итоговый документ, отвечает на поставленный вопрос так: «Возвращаясь самолетом в Москву в этот декабрьский вечер 1991 года, я все время думал: а мог ли Михаил Сергеевич в ответ на подписанное соглашение попытаться применить силу и таким образом сохранить Советский Союз? Разумеется, окончательный ответ так и останется неизвестным. И все-таки мне кажется, в то время такая попытка была бы абсолютно безнадежной. Авторитет Горбачева, как, впрочем, авторитет и всех союзных органов управления, стал абсолютно призрачным, а армию, которую столь часто подставляли, вряд ли можно было сдвинуть с места»². (Гайдар Е.Т. Дни поражений и побед. М.: Вагриус, 1997. С. 151-152). Очевидно, это верно.

Горбачев не мог не учитывать сложившейся к этому моменту ситуации в стране. Видимо, он хорошо понимал, что никого из республик в Союз уговорами теперь уже не затянуть, а время для силового решения этой проблемы, так или иначе, прошло. Горбачев благоразумно снял с себя полномочия первого и последнего президента СССР. Он пришел к власти в России, как А. Керенский в 1917 году, в неудачное время. Однако в целом его заслугу в мирном распаде СССР нельзя недооценивать. Кто знает, возможно, у него был соблазн ареста Б. Ельцина и его команды по их возвращении в Москву, но он не поддался ему, хотя шансы найти серьезных сторонников у него были. Другое дело, неизвестно, каковы были бы последствия этого шага лично для него. Будь на его месте кто-то другой из прежнего руководства ЦК КПСС или правительства СССР, утративший реальное понимание ситуации и во власти, и в стране, возможно, он и взял бы на себя смелость обратиться за поддержкой к народу, представить Ельцина и его команду изменниками Родины, а их документ объявить противозаконным. Он мог тогда сослаться на Конституцию, представить все их действия как результат происков Запада, давно вынашивающего идею раскулачивания и уничтожения СССР. Ельцина и его команду можно было бы объявить предателями великой Родины - нерушимого Союза Советских Социалистических Республик. Мог он сослаться и на итоги референдума, проведенного 17 марта 1991 года по вопросу о сохранении СССР, где 76,4% всех принявших участие в голосовании дали положительный ответ. История не знает сослагательных наклонений.

Осуждая Беловежское соглашение, Горбачев впоследствии не раз ссылался на этот факт. Однако следует заметить, что итоги референдума до августовского путча и итоги референдума в некоторых союзных республиках после него - это выражение воли народа по вопросу сохранения СССР, высказанное в совершенно разных условиях. После путча прежнее их отношение кардинально изменилось. Люди уже не видели необходимости сохранения Союза и стали в новых условиях поддерживать идею независимости своих республик. Именно августовский путч стал причиной изменения мнения людей. В связи с этим ссылка на итоги референдума, проводившегося в марте 1991 года, не имеет под собой реальной почвы.

Но Михаил Сергеевич не сделал такой глупости, которую мог бы сделать любой другой руководитель СССР. Этим он тоже внес значительный вклад в мирное завершение процесса распада СССР. Таким образом, распад СССР произошел без серьезных конфликтов, угроза гражданской войны была предотвращена. И бесспорная заслуга в этом принадлежит Ельцину, который понял, какая ответственность ложится на Россию после распада СССР, определив тем самым и роль России в мире и СНГ. Трудно также переоценить значение того, что Россия приняла нулевой вариант распределения территорий и общей собственности Союза, взяла на себя бремя достаточно большого внешнего долга СССР (84 млрд долларов США) именно в тот момент, когда наступило время погашения. Сложность последней проблемы была связана не только с межреспубликанским отношением к нему, но главным образом с позицией западных стран в отношении предоставления кредитов России. Е. Ясин считает, что «когда решался вопрос о правопреемнике СССР, не возьми на себя Россия бремя долга, неясно, как повернулись бы события»¹. (Ясин Е. Российская экономика, истоки и панорама рыночных реформ. М., 2002. С. 127)

При противоположном сценарии народы СССР еще раз пережили бы трагедию, сопоставимую по масштабам с Октябрьской революцией 1917 года.

Следует признать, что столь быстрый и мирный распад СССР был бы невозможен, если бы во главе СССР тогда не оставался М.С. Горбачев, а во главе России - Б.Н. Ельцин. От любых других деятелей КПСС, входивших в то время в руководство СССР и РСФСР, окажись они во главе партии, такого подарка невозможно было бы ожидать. Нельзя отрицать, что борьба Ельцина за независимость и демократию в России, какими бы мотивами он ни руководствовался, сыграла решающую роль в распаде СССР.

«Надо признать, - пишет один из известных экономистов России, участник с 1989 года всех реформ, проведенных и не проведенных СССР и Российской Федерацией, Е.Г. Ясин, - что и политика Б.Н. Ельцина с конца 1990 года сильно способствовала распаду СССР. Его действия мотивировались борьбой за власть против Горбачева и союзного центра, отождествлявшегося с тоталитарным прошлым, но объективно за прибалтийскими республиками Россия встала во главе борьбы за суверенитет республики. Одновременно экономическая политика РСФСР ощутимо способствовала углублению кризиса»². (Ясин Е. Российская экономика, истоки и панорама рыночных реформ. М., 2002. С. 127)

Другим фундаментальным вопросом, который остается без однозначного ответа, является вопрос о том, был ли шанс сохранить Советский Союз, имел ли СССР вообще перспективу на существование и развитие как союзное государство?

«Развилку, - пишет Е. Гайдар, - на которой, подписав Союзный договор, в той или иной форме удалось бы сохранить Советский Союз, прошли в августе 1991 года. Теперь, в декабре, свершившийся факт был лишь юридически оформлен»¹.(Гайдар Е.Т. Дни поражений и побед. М: Вагриус, 1997. С. 151). Другой российский ученый Е. Ясин считает, что, казалось, шансы были. Их попытались использовать при подготовке нового Союзного договора². (Ясин Е. Российская экономика, истоки и панорама рыночных реформ. М., 2002. С. 117).

Да, шанс на сохранение политического Союза как единого государства, наверное, был. Но, с моей точки зрения, только на короткое время - максимум на 2-3 года, и то только в сильно усеченном виде. В нем наверняка уже не присутствовали бы все три прибалтийские республики. А это, в свою очередь, создало бы прецедент для выхода из союзного государства уже других республик, если даже они подписывали на начальном этапе Союзный договор. В числе первых претендентов, желающих покинуть СССР, была бы Украина, и если бы это случилось, - а случилось бы без всякого сомнения, - то Союз стал бы аморфным государством, и сохранение его потеряло бы всякий смысл. Кроме того, за Украиной последовали бы и некоторые другие республики, да и сама Россия избавилась бы от такого союзного уровня власти. Такой прогноз подтверждается выходом из Югославии спустя несколько лет даже таких крохотных государств, как Косово и Черногория.

Таким исходом завершились бы попытки сохранения политического союза, если бы Союзный договор подписывался в первоначально представленном виде. На проект Союзного договора, опубликованного 25 ноября 1990 года, возлагались большие надежды в сохранении Союза в том или ином виде, но обязательно как единого государства. По крайней мере, так казалось внешне. В Союзе начались дискуссии вокруг основных положений договора.

В Казахстане, как всегда, особой активности в такой дискуссии не проявлялось. В январе 1991 года я опубликовал на страницах центральной республиканской газеты «Казахстанская правда» статью под названием «Суверенитет и власть»³, (Есентугелов А. Трансформация экономики Казахстана: рыночная экономика, реформы, экономическая политика.Алматы, 2002. Т. 1. С. 84) где высказал мнение о том, что «в нынешней сложной обстановке затягивание подписания Союзного договора станет одной из главных причин политической нестабильности и развала власти в стране». Отметил, что ситуация становится угрожающей, и одновременно выразил тревогу относительно возможности его подписания. В связи с этим я подверг критике положения договора, во-первых, об установлении двух уровней налоговой системы, во-вторых, о структуре власти, где практически сохраняется основа для установления личной власти президента, то есть авторитарного режима, и, в-третьих, а это для меня казалось самым главным, - это проблема собственности. Речь идет о том, что суверенные республики не являются собственниками имущества, находящегося на их территориях, т.е. они лишены права собственности: владения, пользования и распределения собственности. Здесь предусматривается неограниченное право Центра распоряжаться такой частью собственности, какую он считает необходимой, без участия республики.

Другое обсуждение проекта Союзного договора происходило 14 мая 1991 года в Алматы на круглом столе, организованном Президиумом Верховного Совета Казахской ССР, Институтом государства и права АН СССР и Институтом философии и права Казахской ССР¹(Союзный договор и собственность Казахской ССР. Алматы, 1991) Я подготовил доклад председателя Государственного комитета Казахской ССР по экономике К.А. Абдулла-ева, в котором внимание было акцентировано также на проблеме отношения к собственности. Суверенитет республики без права на собственность, составляющую экономическую основу политической власти, - это фикция. Как провести разграничение собственности между Центром и союзными республиками? Предлагался вариант передачи всей собственности, находящейся на территории республик, в их юрисдикцию, т.е. нулевой вариант.

Когда после августовского путча обсуждался новый вариант договора об экономическом союзе, после распада СССР всеми участниками был принят именно этот вариант разграничения собственности. Но самое интересное то, что подписание Союзного договора даже с устранением его недостатков не смогло бы спасти СССР от окончательного распада. Ведь Советский Союз не имел перспективы длительного благополучного пребывания в мировом сообществе, и он рано или поздно (но не в очень далеком будущем) должен был сойти со сцены. Подписание проекта Союзного договора в любом варианте не спасло бы его.

Так бесславно завершился процесс распада советской империи, а вместе с ней - и процесс построения социализма и коммунизма во всем мире. Теории Маркса и Ленина после длительного эксперимента в 12 государствах не получили подтверждения. Но для народов бывшего социалистического лагеря, особенно для бывшего советского народа, эксперимент обошелся слишком дорого. Надеюсь, что он был последним.

§ 2. Нелегкий путь Казахстана к независимости

16 декабря 1991 года Президент Казахстана Н.А. Назарбаев подписал конституционный закон о независимости Казахстана. Правда, к этому времени СССР уже распался, как де-факто, так и де-юре, а потому помешать этому шагу было решительно некому. Все братские республики, кто до, кто после путча, уже стали независимыми государствами. Выглядело это так, как будто мы после Беловежского соглашения, подписанного 8 декабря 1991 года, еще восемь дней чего-то выжидали.

Однако главным на фоне этих досадных мелочей было то, что сбылись мечты наших отцов и дедов - Казахстан стал независимым суверенным государством, получил реальную возможность быть самостоятельным, полноправным членом всемирного сообщества и занять в нем достойное место. Отныне мы получили возможность самостоятельно выбирать свой путь развития, быть не только участником происходящих в мире событий, но и влиять на них.

Казахстан стал независимым не просто от советского государства, но и от коммунистического режима, советской тоталитарной системы. Это означало, что теперь он сам может строить свою судьбу, сам должен будет решать свои проблемы, сам наслаждаться результатами своего труда, перестать жить в придуманном классиками марксизма-ленинизма социалистическом, а точнее, виртуальном мире под диктовку сверху, в соответствии со стандартными решениями коллективного органа - Политбюро ЦК КПСС, а на самом деле - умом одного человека - Генсека ЦК КПСС, в условиях монополии одной партии, одной идеологии. Теперь казахстанцы получили исторический шанс строить свое общество таким, в каком живут люди цивилизованных, развитых во всех отношениях стран мира. А удастся ли этот шанс превратить в реальность или нет, зависит только от нас самих.

Независимость никогда и никому не достается легко. Она, как правило, завоевывается в результате долгой борьбы, за победу в которой не одно поколение платит дорогую цену. К счастью, казахстанцам, как и народам бывших союзных республик, не пришлось пережить подобное испытание. Однако от этого независимость не становится менее ценной, менее значимой хотя бы потому, что казахстанцам, так же как и другим народам СССР, пришлось пережить множество непростых, зачастую трагичных событий, в том числе в период пребывания в составе СССР, хотя было немало и светлых дней и лет.

Все это так. Но, размышляя о событиях того времени, вспоминая, как происходили важные политические и экономические процессы в СССР и Казахстане, как возникали и как вели свою политику в той сложной обстановке казахстанские политические силы, их лидеры, как мы получали независимость и как пользуемся ею, а также задумываясь над другими аналогичными вопросами, вольно и невольно задаем себе, кажется, странный или, еще хуже, - неуместный вопрос: а хотели ли мы, казахстанцы, иметь тогда эту независимость?

Да, мы все сегодня, от простого человека до политиков высокого ранга, от молодого до старого, при каждом удобном и неудобном случае говорим о независимости Казахстана, говорим: «Слава богу, что Казахстан наконец-то стал независимым суверенным государством». Особенно часто этим грешат представители пишущей интеллигенции - поэты, писатели, крупные артисты, ученые. Понятно, что именно они из-за развала социалистической системы, от распада СССР много потеряли в материальном плане и в общественном положении, потеряли свою аудиторию, свои связи. А почему вся остальная часть населения дает повод для постановки такого «неуместного» вопроса? Но так ли уж он неуместен? Факты говорят о том, что он очень даже уместен.

Все дело в том, что казахстанцы практически ничего не делали, чтобы получить независимость. Декларацию о суверенитете мы приняли 25 октября 1990 года, т.е. последними из всех союзных республик. Мы вообще не хотели ее принимать, рассуждая так, будто она ничего не даст, выражали только лишь наше намерение и не более того. Значит, намерения-то на независимость у нас не было или мы не хотели его открыто выразить. Открыто заявить о своем намерении, особенно когда речь идет о таком вопросе государственного устройства, как его суверенность, т.е. недопустимость чьего-то бы то ни было вмешательства во внутренние дела страны, в условиях СССР и его тоталитарной системы означало многое.

Казахстан в самые переломные и ответственные моменты, когда решался вопрос, быть или не быть СССР и социалистической системе, ни во время августовского путча 1991 года, ни при подписании Беловежского соглашения 8 декабря 1991 года не оказался с Россией. Ведь Россия и ее лидер Ельцин нуждались в поддержке именно Казахстана и именно его руководителя Н. Назарбаева, т.к. Казахстан всегда имел большой вес в СССР после Украины, а Назарбаев за какие-то два-три года стал одним из самых авторитетных союзнореспубликанских политиков и руководителей. Не случайно, что на Беловежское совещание из всех руководителей союзных республик приглашался только он. Борис Ельцин не скрывал, что нуждается в присутствии Назарбаева.

Стыдно повторять, но приходится: Казахстан принял конституционный закон о своей независимости 16 декабря 1991 года, т.е. тогда, когда СССР уже не существовал ни де-факто, ни де-юре. Это значит, что Казахстан получил независимость не по своей воле, а возможно, и против своей воли оказался независимым. В стране даже референдум не был проведен. Более того, Казахстан оказался единственной страной на всем постсоветском пространстве, настойчиво предлагавшей остальным, по крайней мере России, Украине и Белоруссии, уже после распада СССР (Беловежского соглашения), с которым смирился и президент СССР Горбачев и снял с себя полномочия главы государства, объединиться в какой-нибудь новый политический союз. Тогда, когда все бывшие союзные республики радовались, ликовали и занялись укреплением своей государственности, казахстанцы искали и предлагали какие-то иные формы образования нового политического союза.

Так, после Беловежского соглашения мы доказывали необходимость политического союза между Россией, Украиной, Белоруссией и Казахстаном. Более того, мы стали упрекать руководителей трех славянских республик в том, что они на Беловежском совещании создали свое Содружество Независимых Государств - СНГ (подчеркну - именно Содружество, а не Союз независимых государств по этническому признаку. -А.Е.). Спрашивается, почему мы должны упрекать незавсимые государства в этом? Они теперь, уже как независимые государства, вправе создавать какие угодно межгосударственные образования. Они уже не были обязаны с кем-то согласовывать свои решения и нести ответственность за развитие других государств. Несмотря на это, нас приглашали, но мы не пошли.

Мы должны иметь в виду, что бывшие союзные республики уже не загнать ни в какой политический союз, это мы ищем такой союз, мы предлагаем создание такого союза. Не было им резона распустить один союз и тут же войти в другой и снова жить под чью-то диктовку. Какая тут независимость?! Тем не менее даже некоторые политические партии и отдельные политики начали предлагать конкретные формы политического союза. Так, Социалистическая партия Казахстана (СПК) во главе с П. Своиком и Г. Алдамжаровым в программе, принятой на XIX съезде партии, состоявшемся в марте 1992 года, записали, что «СПК видит будущее Казахстана в СНГ на конфедеративных началах»¹(Мастер-класс Президента по предвыборным технологиям//Эксклюзив, 2005. № 10. С. 5.), т.е. по типу швейцарского государства. Известный поэт О. Сулейменов пошел дальше, считая, что «начало конфедерации могли бы положить Россия и Казахстан» ⁽Куртов А. Партии Казахстана и особенности развития политического процесса в Республике Казахстан: реалии и перспективы независимого развития. М., 1995. С. 189).

Президент Н. Назарбаев сам не раз говорил о стремлении сохранить СССР до последнего момента. Судя по тогдашним откликам, в Казахстане большинство народа поддерживало идею возрождения союза с Россией в какой бы то ни было форме. Следовательно, политическая элита должна была выражать мнение большинства граждан страны. Таков неписаный закон прихода политической силы и политиков к власти и ее удержания.

Распад СССР и отказ от социалистической системы вызвали у казахстанцев в целом двойное чувство. Как ни говори, независимость вызвала у людей радость и гордость, поскольку казахстанцы получили возможность использовать все свое богатство на благо своей страны, которая получила шанс войти в мировое сообщество полноправным, суверенным государством. Всем нам казалось, что мы приобрели что-то очень важное, чрезвычайно ценное, чего так недоставало в нашей жизни.

В то же время в День независимости Казахстана не наблюдается массового ликования людей на площадях, праздничного шествия народа на улицах городов, в парках, как это бывает во многих странах мира. Создается странное чувство: вроде бы этот праздник - и не праздник вовсе. Видимо, это результат того, что независимость досталась «даром», а во всех колониальных странах она добывается в долгой, чаще всего кровопролитной борьбе, достается и, соответственно, ценится дороже. Обидно, что Казахстан, больше всех пострадавший от тоталитарного режима, не предпринимал ничего, чтобы он исчез из его жизни, хотя бы того, что делали Украина, Белоруссия и Молдова, не говоря уже о России, прибалтийских республиках и Грузии. Все-таки это было ошибкой и стало еще одним пятном в истории Казахстана.

Противоречивые чувства казахстанцев к независимости, видимо, обусловлены и тем, что за годы советской власти мы успели пережить и трагедии, и светлые периоды. У нашего народа за 70 лет были успехи и радости, неизгладимая печаль и истинное сожаление. Было немало и приобретений и потерь. Видимо, таков закон жизни, что невозможно приобрести одно, не теряя другого, за все приходится расплачиваться. Тем не менее людям всегда жалко расставаться с прошлым, если при этом с ним уходит нечто ценное. А у казахстанцев было от чего избавиться и было что терять при распаде СССР.

Потеряли мы на самом деле то, что, несмотря ни на что, сумели приобрести за годы существования СССР, пережив вместе и радости и беды, и победы и поражения. У народов союзных республик были многолетняя общая история, тесные хозяйственные, научные и культурные связи, люди, независимо от национальности, были сплочены неподдельной дружбой, взаимопомощью и взаимовыручкой, всегда поддерживали друг друга, идеологически воспитывались на общих ценностях. Система давала всем безбедную жизнь, избавила людей от беспокойства относительно своего будущего и будущего детей, если они получат образование и специальность. Люди не знали, что такое безработица.

И вдруг эта система быстро и неожиданно распадается, людям было отчего растеряться. Ведь мало кто думал о том, что, несмотря на серьезные трудности, СССР когда-нибудь распадется, казалось, что нет силы, которая его так раскачает, что за какие-то два года его не станет. Видимо, люди испытывали растерянность из-за неожиданности и особого представления о своем будущем вне Союза, в новом независимом государстве, вроде бы в одиночестве. Люди наверняка чувствовали, что они остались один на один с независимостью. Это настроение народа, видимо, передалось политическим элитам, и они тоже в первые годы проявляли растерянность, мало представляли, как они будут вести страну в условиях отсутствия Союза, с чего придется начать, как справиться с нарастающим социально-экономическим кризисом и т.д.

Тем не менее не было оснований для уныния - мы приобрели несравнимо больше, чем потеряли. Казахстан, попав в состав СССР как колония Российской империи, пережил ни с чем не сравнимую трагедию. На мой взгляд, вхождение Казахстана в состав СССР (1917 год) было не совсем легитимным, т.к. у тогдашнего, безграмотного и неорганизованного, народа, который все еще вел в своем подавляющем большинстве кочевой образ жизни, никто не спрашивал, за какую он власть. Он даже не знал и не мог знать, какая сейчас власть, кто такие большевики. Красноармейцы просто захватили города и уезды, объявили об установлении советской власти большевиков, назначили комиссаров - и в итоге оказалось, что Казахстан добровольно вошел в состав СССР. У нашего государства тогда не было и не могло быть ни легитимного правительства, ни легитимного представительского органа, облеченного мандатами народа, ни армии, которая могла противостоять Красной Армии. Кое-где было лишь небольшое количество сторонников большевиков из местной интеллигенции.

Передовая, образованная часть интеллигенции в лице, например, Алихана Бокейханова, Ахмета Байтурсынова, Турара Рыскулова, Султанбека Ходжанова, Мустафы Шокаева и других вела борьбу за создание Туркестанской республики до образования СССР и продолжала бороться за самостоятельную автономию и после совершения этого акта.

Эти люди быстро поняли, что строить новое общество по Марксу и Ленину - не «проехать галопом по европам», это невозможно без установления под видом диктатуры пролетариата диктатуры партии и ее вождя. Власть вождя и единственной партии - партии большевиков - распространялась на все сферы человеческой деятельности. Всеми ресурсами распоряжалась партия, все находилось под ее контролем и управлением, осуществляемым в соответствии только с коммунистической идеологией. Так был установлен в СССР тоталитарный режим, принявший форму самого реакционного восточного деспотизма - деспотизма личной власти. Сбылось то, что когда-то предсказал М. Бакунин: «марксистское общество превратится в новую отвратительную форму восточного деспотизма».

Это имело свою логику. Один из исследователей тоталитаризма X. Арендт утверждал, что тоталитарный режим порождается тоталитарными движениями, которые требуют тотальной, неограниченной, безусловной и неизменной преданности от своих индивидуальных членов. (Арендт X. Начало тоталитаризма//Антология мировой политической мысли: В 5 т. М.: Мысль, 1997. Т. 2. С. 540)

Чтобы так произошло в обществе на практике, советская власть взяла на вооружение метод устрашения, создания условий безысходности для тех, кто попытается не подчиниться этим требованиям, мечтал о независимости республики. Так, в Казахстане в конце 20-х годов начались репрессии против ведущих политиков Казахстана. Дальше - больше: в начале 30-х годов по надуманному предлогу в Казахстане не происходила Октябрьская революция, а потому не проводилась экспроприация собственности наподобие той, что произошла в России после прихода большевистской власти, республиканская власть во главе и по инициативе Ф.И. Голощекина - ставленника Сталина - провела поголовное раскулачивание всех, кто имел хоть какую-то собственность, в том числе крестьян, с экспроприацией и ссылкой тысяч казахстанских семей в самые отдаленные районы Сибири. Одновременно проводилась принудительная сверхформированная коллективизация под штыками солдат и под угрозой ссылки опять же в Сибирь.

Жестокая массовая коллективизация и репрессии, проведенные против казахов, привели к гибели многих людей от расстрелов, холода и голода, бегству из Казахстана в поисках спасения на чужбине большей части населения республики в Китай, Афганистан, Монголию, Турцию и даже Россию и Узбекистан, хотя и там люди терпели лишения, унижения, издевательства местных властей.

Авторы книги «Эволюция политической системы Казахстана» пишут: «Страшными последствиями сталинской коллективизации стала гибель от голода в 1930-1932 годах около полутора миллионов казахов. В эти же годы 1,3 миллиона человек безвозвратно откочевали за пределы СССР. Если в 1930 году в республике проживало 5 миллионов 873 тысячи человек, то к 1933 году численность населения упала до 2 миллионов 493 тысяч человек»².(Нысанбаев А., Машан М., Мурзалин Ж., Тулегулов А. Эволюция политической системы Казахстана. Алматы: Главная редакция «Казак энциклопедиясы», 2001. Т. 1. С. 195.)

Сколько казахов - политиков, писателей, ученых, просто образованных представителей интеллигенции - было расстреляно, осуждено на длительные сроки заключения в тюрьмах, находившихся в известных местах, от одних только названий которых люди содрогались от ужаса! Те, кто уцелел, жили без индивидуальной свободы, в бесправии и страхе. Все вопросы социально-экономического развития республики решались в Москве в интересах всего Союза, а не отдельной республики. Единственными законами, по которым должны были жить люди, были решения КПСС, его руководства, в котором собрались политически подкованные, но профессионально малокомпетентные люди, подобранные по принципу личной преданности Генеральному секретарю ЦК КПСС.

Репрессивные меры продолжали применяться в отношении казахстанской интеллигенции - представителей науки и культуры - и в послевоенные годы. Под предлогом постепенного стирания национальных границ, возникновения единого советского народа руководство партии и правительство СССР начали широкомасштабное наступление на культуру, быт, традиции, обычаи казахов, казахский язык.

Основательная перетряска Казахстана и казахского народа в самых различных формах продолжилась и в годы хрущевского волюнтаризма и субъективизма, в годы, оказавшиеся для кого-то годами оттепели, а для кого-то - продолжения страданий и унижений. Только теперь она проводилась по демографической линии, экономической и территориальной деструктуризации, а также экологической деградации Казахстана, хотя это проходило и раньше, но только затмевалось масштабами репрессивных действий власти по отношению к казахскому народу и его передовой интеллигенции.

За внешним благополучием в годы застоя скрывалось углубление обострения социально-экономической и экологической ситуации в Казахстане, которое пагубно отразилось на окружающей среде и здоровье людей, живущих во многих регионах республики. Об этом много писали в книгах, в периодической печати и т.д., здесь нет необходимости повторяться.

По-своему уникальна индустриализация Казахстана в 30-х годах: эвакуация в республику в годы войны многих промышленных предприятий с переселением с европейской части СССР огромного количества людей, освоение огромной территории целинных и залежных земель с крупным притоком людей из России, Украины и Белоруссии, приезд многих тысяч переселенцев и выпущенных специально для работы на целине заключенных из тюрем Сибири и других регионов России; авантюрно проведенная ирригация в Узбекистане и Туркменистане с перекрытием стоков вод рек Амударья и Сырдарья, вызвавшим экологическую катастрофу в ареале Аральского моря и приведшим практически к исчезновению самого моря, создание на территории Казахстана 20 военных полигонов, в том числе трех ядерных в Семипалатинске, Азгире и Капустином Яре с проведением в течение 40 лет ядерных испытаний и захоронением ядерных отходов... Население испытывает на себе последствия в виде самых разных форм заболеваний, генетических мутаций, увеличения числа детей - инвалидов с детства, роста детской смертности, резкого увеличения смертности и др.

Возникающие при этом социально-экономические и даже межреспубликанские территориальные, межэтнические и кадровые проблемы развития Казахстана решались в Москве без учета его интересов, интересов его народа, порой не считаясь с мнением руководства республики или вообще игнорируя его, как это было при решении вопроса о передаче части территории Казахстана, где развивалось хлопководство, Узбекистану, при рассмотрении вопроса о передаче полуострова Мангышлак Туркменистану, при назначении руководителей республики и при решении многих других вопросов, напрямую затрагивающих интересы казахского народа. Достаточно подробно об этом рассказывает непосредственный свидетель решений Центра в отношении Казахстана по прошествии почти 30 лет бывший первый секретарь ЦК КП Казахстана Д.А. Кунаев в своих книгах «О моем времени» и «От Сталина до Горбачева».

Во всем этом страшно было то, что такая политика была не просто эпизодом из жизни страны, связанным лишь с особенностями переживаемого периода или с характером и стилем руководства того или иного Генерального секретаря ЦК КПСС, а была инструментом практического осуществления марксистской теории по строительству коммунистического общества на деле, государственной идеологией тоталитарного режима СССР, выработанной марксистско-ленинским антинаучным учением.

Известные ученые республики А. Нысанбаев, М. Машан, Ж. Мурзалин, А. Тулегулов в своей двухтомной монографии анализируют национальную политику большевистской партии, тоталитарного советского режима и, рассуждая о причинах попрания прав и игнорирования интересов народов национальных окраин, в том числе Казахстана, справедливо пишут: «Игнорирование национальных интересов оправдывалось в связи с процессами стирания классовых различий, сближения умственного и физического труда, города и деревни. Формирование новой исторической общности под определением «советский народ» имело своей целью этническую и языковую ассимиляцию, ликвидацию национальных различий граждан единого Советского Союза... Негативные последствия имело и национально-государственное строительство с волюнтаристическим отношением к определению границ национальных республик. Имманентной характеристикой подобной политики было произвольное отношение к национальной истории, к национальным традициям, обычаям и психологии» (Нысанбаев А., Машан М., Мурзалин Ж., Тулегулов А. Эволюция политической системы Казахстана. Алматы: Главная редакция «Казак энциклопедиясы», 2001. Т. 1. С. 192.)

Приход к власти в 1985 году нового относительно молодого руководителя М.С. Горбачева с лозунгом «перестройка» в этом отношении практически ничего не менял. Бесправие и умаление интересов Казахстана продолжалось и в новых условиях. Иного и быть не могло, т.к. советское государство с его тоталитарным режимом не могло нормально функционировать на иных теоретических предпосылках, на иной идеологии и практике. Оно строилось и развивалось только в условиях монополии КПСС на власть, ее диктатуры, построенной на пресловутом принципе демократического централизма, жесточайшей централизации процесса принятия решений исходя из примата интересов Союза, запрета на инакомыслие, плюрализм. Малейший сбой в этой системе мог основательно расшатать его устои.

Непонимание этого Горбачевым, его неумелые попытки ввести плюрализм мнений, гласность в конце 80-х годов под давлением происходящего экономического хаоса обернулись катастрофой для советской системы. Но это было катастрофой для системы, для режима, а не для народа.

Но до этого Казахстан пережил еще одну трагедию, порожденную тем же тоталитарным режимом сложившейся советской системы управления. Казахский народ еще раз испытал на себе тяжелые последствия прежней политики, когда в 1986 году ЦК КПСС был назначен первым секретарем неизвестно откуда взявшийся посланец Москвы Г.В. Колбин (В первой половине 80-х годов я, будучи директором одного проектно-технологического института, подчинявшегося Министерству торговли СССР, много ездил в Москву и другие города, общался с коллегами, которые рассказывали про Колбина, что он, будучи вторым секретарем ЦК КП Грузии, сильно провинился в связи с попыткой нескольких сыновей высокопоставленных чиновников угнать самолет из Тбилиси, которая провалилась благодаря смелости и на­ходчивости летчиков, сумевших посадить самолет обратно в аэропорт Тбилиси. Он был освобожден от занимаемой должности, и его ждало разбирательство у Ю.В. Андропова, только его госпитализация и смерть не только избавили Г.В. Колбина от еще более тяжелого наказания, но и позволил назначить его на должность первого секретаря в Казах­стан. Насколько это точно, утверждать не могу). По тому же принципу, о котором писал бывший секретарь ЦК Компартии Казахстана Д.А. Кунаев: «кого хотим, того и назначим, а ваше дело голосовать «за»...

Но все-таки было другое... Молодежь Алма-Аты, обучающаяся в университетах, институтах и техникумах, организовала массовый митинг на Новой площади, которая затем была переименована в Площадь Республики, с выражением несогласия с назначением первым секретарем ЦК КП Казахстана Колбина. Очевидно, нельзя было разыгрывать без конца один и тот же сценарий, то, что было дозволено в послевоенные годы, рано или поздно должно было дать сбой, ведь эта проблема обсуждалась «за кулисами» среди интеллигенции, населения и, как свидетельствует Кунаев, в узком кругу руководства ⁽Кунаев Д.А. От Сталина до Горбачева. Алматы, 1996).

В ответ мирной демонстрации молодежи - снова излюбленный прием - жестокая расправа: кровопролитие, массовые избиения, издевательства, вывоз людей зимой без одежды в открытое поле, откуда вернуться в город живым и здоровым было чрезвычайно трудно.

При всей трагичности этого события для молодежи, для всего казахского народа сегодня главное в другом - виновники этой чудовищной по жестокости расправы власти остались не-выявленными и ненаказанными. В любой демократической стране подобное кровопролитие не осталось бы без судебного расследования, какие бы должности ни занимали виновные, а здесь главного виновного установить было совсем не трудно.

Действительно, если строго следовать логике партийного руководства КПСС, принятия решений при событиях такого характера и жестокости принятых мер, то два самых главных виновника - это Горбачев и Колбин, ведь применение мер против массы с кровопролитным исходом в Советском Союзе не могло произойти без разрешения на то Генерального секретаря ЦК КПСС. Это не требует доказательств. Нет сомнения, что Колбин постоянно информировал и держал в курсе Горбачева, ведь событие-то нерядовое. Если бы он сказал, что нельзя применять против участников демонстрации такие меры, то никто не посмел бы их применять. Естественно, что председателем комиссии в те дни был Колбин, и он со своей командой оценивал ситуацию на площади, обрисовал возможные варианты развития событий, степень опасности каждого из них и пришел к выводу о том, какие меры надо предпринимать. При этом, естественно, он и его команда излагали возможные действия демонстрантов с максимальным преувеличением, чтобы обосновать необходимость принятия предлагаемых мер, ведь они, по существу, перестраховщики и трусы. И это заключение с предлагаемыми мерами докладывалось Генеральному секретарю. Только получив разрешение Генсека, Г.В. Колбин - именно он и никто другой - мог дать команду на применение предложенных мер против демонстрантов, сообщив комиссии, что согласие Горбачева получено. В Советском Союзе в ситуациях, подобных той, которая происходила 18 декабря 1986 года в Алма-Ате, других сценариев действий не было.

Виновные должны были быть обвинены и привлечены к ответу. В любой другой цивилизованной стране уважающий себя народ добился бы этого. Прекрасными примерами этому могут служить судебные расследования против Пиночета в Чили, Сухарто в Индонезии, Маркоса на Филиппинах, лидеров Югославии, лидеров-диктаторов в Латинской Америке.

Казахстанцы имели все основания обвинить их в разжигании межнациональных конфликтов между казахами и русскими, проживающими в Казахстане. Колбин после подавления демонстрации молодежи в Алма-Ате в своих докладах и статьях давал оценку этой демонстрации как проявлению национализма; аналогичное обвинение предъявлялось национальным кадрам, и многие из них преследовались, увольнялись с работы, исключались из партии и т.д. Негативно оценивались межнациональные отношения в республике, ответственность за это перекладывалась на граждан казахской национальности, что не способствовало укреплению межнациональных отношений.

Что касается Горбачева, то он в 1991 году, выступая по телевидению, утверждал, что в год освоения целинных и залежных земель Казахстану отошли пять областей Российской Федерации. Генсек не мог не знать, что такого никогда не могло быть, а потому он сделал такое заявление с определенной целью - дать русским, проживающим в Казахстане, основания для расшатывания территориальной целостности республики, на развертывание движения за отторжение этих областей от Казахстана и провоцирование межнациональных столкновений. И в этом он тоже должен был быть обвинен, ему следовало по крайней мере извиниться перед казахским народом.

Однако несколько лет назад мы принимали его в Алматы с почестями. А декабрьские события по-прежнему остаются белым пятном в нашей истории.

Почему-то так же поступали руководители и народы Азербайджана, Грузии, Литвы, Латвии, где против мирных участников митингов в начале 90-х годов применили оружие и было совершено кровопролитие. Правда, появиться в этих республиках Горбачев, видимо, не смеет.

Но я уверен, что если бы на месте Горбачева был Ельцин, то каждый гражданин Казахстана, Азербайджана или Грузии считал бы своим долгом при первом удобном случае призвать Ельцина к ответу. Ведь русская интеллигенция, кроме либералов, до сих пор не прощает ему расстрела Белого дома в 1993 году. При этом никто не брал в расчет ту силу в Верховном Совете РФ, которая противостояла законно избранному всенародным голосованием президенту России, поддержанному большинством голосов на референдуме, проведенном накануне конфликта. Верховный Совет, находясь в изоляции, отказался работать в конституционном режиме и, находясь в Белом доме, избрал нового президента РФ без всенародного выбора. Эта сила действовала в течение нескольких месяцев, находясь в центре столицы, против президента и правительства России и, наконец, совершила вооруженное нападение, учинила разгром на центральном телевидении в «Останкино», и спрашивается, какая власть будет терпеть такую ситуацию в центре столицы, в какой стране такое может произойти?

Российские политики ставят другой вопрос: как Ельцин мог пойти на обстрел Белого дома, где находился законно избранный парламент страны, хотя его руководство накануне учинило разгром на центральном телевидении и дало понять, что это только начало. Ясно, что ВС в осадном положении не мог долго сидеть бездейственно, и единственным выходом было только вооруженное нападение на важнейшие государственные объекты, а в случае удачного захвата заставить и армию перейти на свою сторону. А Ельцин решился на обстрел Белого дома только после опасных незаконных действий руководства ВС РФ.

Нельзя сбрасывать со счетов и причины, приведшие к непримиримому противодействию: каждодневное урезание ВС конституционных функций президента, двоевластие в государстве так долго продолжаться не могло, ВС же на компромисс не шел. А компромисс был, причем справедливый и демократичный: провести в декабре 1993 года свободные выборы ВС с участием всех политических сил. В той ситуации, при таком соотношении сил в России и верности Ельцина данным обещаниям и речи не могло быть о фальсификации нового голосования на выборах. Думается, что политические силы, захватившие ВС, не верили в свой успех, их не интересовала законность своих действий, им нужно было только свергнуть Ельцина, чего бы это ни стоило российскому народу. Если бы это им удалось, то нетрудно догадаться, что произошло бы в России. Об этом однозначно говорят серьезные политики и журналисты: государство во главе с ортодоксальными коммунистами, просто ястребами Макашевым и Руцким вкупе с недавним доцентом Института экономики им. Плеханова, случайно оказавшимся рядом с Ельциным на волне демократического движения, но затем примкнувшего к коммунистам Р. Хасбулатовым - представителем ВС РФ.

Итогом были бы хаос на несколько лет, время реакционного режима с арестами, осуждением, расстрелами без суда и следствия демократически настроенных граждан России, закручивание гаек в сфере экономики круче сталинского периода и т.д.

Интересно, что бы тогда сказали те люди, которые сегодня обвиняют Ельцина в обстреле Белого дома, когда там находился мятежный Верховный Совет РФ. А сказали бы примерно следующее: спился этот Борька-пьяница (Ельцин), не смог проявить волю, упустил время, не смог подавить кучку самозванцев, когда можно было пойти и на обстрел Белого дома, ведь Руцкой вооруженным нападением на центральное телевидение дал прекрасный повод для этого. Нельзя было столько их терпеть, упущена, мол, еще одна историческая возможность России стать демократической страной... и т.д. и т.п. Нет сомнений, что так будет говорить большинство российской интеллигенции, ведь она вела себя так в течение всей истории, поэтому Россия так и остается на обочине развитых стран мира, с неразвитой экономикой и диктаторским режимом, со своими террором, революциями и контрреволюциями.

Казахстан теперь избавлен от такой перспективы. Он в составе СССР пережил самую страшную трагедию в своей истории, причем без опустошительных войн извне. Он заплатил слишком дорогую цену за годы пребывания в Советском Союзе, чтобы еще раз связать свою судьбу с Россией, которая, по моему убеждению, никогда не будет демократической, а значит, социально и экономически процветающей страной, она всегда была и останется оплотом диктаторских и авторитарных режимов под видом российских специфик (как раз это и не позволяет ей стать цивилизованной страной) и использует, если надо, свое ресурсное оружие - человеческие и энергетические ресурсы.

Поэтому в конечном счете неважно, как досталась Казахстану его независимость, важно, что она у него есть и она гарантирована ведущими демократическими странами мира. Теперь все в наших руках: куда и как вести нашу страну.

Глава II. Советская плановая экономика: успехи и крушение

§ 1. Факторы успешного развития плановой экономики СССР в период до 80-х годов XX века

У всякой империи в истории бывает не только драматический конец, но и восхитительный период расцвета. Испытывать падение может только то, что находится на стадии взлета. Советская социалистическая система сумела достаточно быстро вывести экономику из кризиса, в котором она находилась после революции и трехлетней гражданской войны, использовав вместо продразверстки или «военного коммунизма» новую экономическую политику (НЭП). Ее первоочередными задачами были: ликвидация хозяйственной разрухи, налаживание связей между городом и деревней, восстановление довоенного экономического потенциала. НЭП, благодаря введению свободного рыночного хозяйствования, значительно оживил экономику и обеспечил ее функционирование в нормальном режиме.

В середине 20-х годов резервы НЭПа иссякли, т.к. стремление потреблять явно превышало желание инвестировать в экономику. Да и условий для инвестирования тогда не было. Не было доверия к большевистской власти, а перспектива национализации собственности, которая началась сразу после революции экспроприацией собственности буржуазии, и вовсе отпугнула людей от каких-либо вложений в СССР. И главное - НЭП не соответствовал коммунистической доктрине, основополагающему принципу построения социалистического общества.

Пользуясь затухающей тенденцией НЭПа, большевистская власть приступила к реализации своей доктрины - строительству социализма в соответствии со всеми канонами и теориями марксизма-ленинизма. Она ввела плановую систему управления и в ее рамках приступила к реализации первого сталинского пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР на 1928-1932 годы. Был взят курс на индустриализацию страны, т.е. на переход от аграрной к аграрно-индустриальной политике. При этом стержневым было опережающее развитие обрабатывающей промышленности, в частности тяжелой. Эта задача оставалась приоритетной в течение ряда пятилеток - до и после военного периода.

Надо признать, что большевики в 20-е годы проявляли гибкость и разборчивость в экономической политике, что способствовало быстрому выводу ее из кризиса, решению острых проблем, выработке стратегий развития в зависимости от особенностей времени и насущных задач.

Введение плановой системы в развитие советской экономики они обосновали «открытием» закона социалистической экономики о планомерном и пропорциональном ее развитии. Правда, в чем заключается закономерное проявление пропорциональности, оставалось неизвестным вплоть до ликвидации социалистической экономики. Да и сам закон не был законом - во второй половине 70-х и особенно в 80-е годы ничто не свидетельствовало об успешном планомерном развитии советской экономики, а значит, о действии этого закона.

На самом деле введение в СССР плановой экономики вытекает из общей логики построения социалистического общества по Марксу и Ленину. Исходной точкой этой логики является установление в СССР монособственности - государственной собственности, на чью долю приходилось более 90% всей собственности в СССР. Именно это изменение заложило основу планомерного ведения и развития народного хозяйства из единого центра.

«...Пролетариат, - писал Ф. Энгельс, - берет общественную власть и обращает силой этой власти ускользающие из рук буржуазии общественные средства и собственность всего общества. Этим актом он освобождает средства производства от всего того, что до сих пор было им свойственно в качестве капитала, и дает полную свободу развитию их общественной природы. Отныне становится возможным общественное производство по заранее обдуманному плану» (Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т. 19. С. 220.).

Этот вывод одного из основоположников марксизма-ленинизма всегда получал подтверждение в работах советских ученых-экономистов. «Планомерность объективно вытекает из характера социалистической собственности» (Петраков Н.Я. Демократизация хозяйственного механизма. М.: Экономика, 1988. С. 18.) - заключил академик АН СССР Н.Я. Петраков.

Неубедительны утверждения некоторых экономистов, будто бы классики марксизма-ле­нинизма не были против существования частной собственности, конкуренции, а уничтожение последних явилось результатом деформации сути социализма, строительства его не по Марксу и Ленину, что на самом деле не соответствует действительности. Говоря о характере социалистического общества, Ф. Энгельс пишет: «...Этот новый общественный строй уничтожит конкуренцию и поставит на ее место ассоциацию... Уничтожение частной собственности даже является самым кратким и обобщающим выражением того преобразования всего общественного строя, которое стало необходимым вследствие развития промышленности» (Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т. 19. С. 220.). Ленин тоже не допускал и мысли о социализме с частной собственностью, о чем свидетельствует одна из самых последних его работ «О кооперации». В ней он недвусмысленно подчеркивал, что средства производства и земля останутся в государственной собственности.

Поскольку единственным собственником оказалось государство, оно и должно было заботиться о развитии производства и распределении всех ресурсов. Следовательно, все это оно должно было осуществлять «по заранее обдуманному плану», чтобы в звеньях системы не произошло непредвиденных сбоев. Вот как сформулировал эту задачу В.И. Ленин: «Организация учета, контроль над крупнейшими предприятиями, превращение всего государственного механизма в единую машину, в хозяйственный механизм, работающий так, чтобы сотни миллионов людей руководились одним планом, - вот та гигантская организационная задача, которая легла на наши плечи» (Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 36. С. 7).

Решение самой приоритетной задачи советской экономики - ускоренное развитие тяжелой промышленности - обосновывалось «открытием» другого закона социалистической экономики - закона об опережающем развитии производства средств производства над развитием производства предметов потребления. На самом деле такого закона в экономике не могло быть даже в принципе. В то время производство средств производства было наиболее актуальной задачей развития советской экономики, вытекающей из особенностей и ситуации, сложившейся в народном хозяйстве СССР и вокруг СССР в мире. В более поздние периоды актуальнее было бы решение задачи ускоренного развития уже предметов потребления.

Тем не менее советская плановая экономика в 20-е и 30-е годы добилась ошеломляющих успехов не только в росте национального дохода (в экономике СССР показатель ВВП и ВНП никогда не рассчитывался и не рассматривался), но и, самое главное, в сферах, объявленных приоритетными: в промышленности, особенно в производстве средств производства, в образовании, науке, строительстве, транспорте страна демонстрировала самые высокие темпы роста. Этими успехами СССР, на фоне Великой депрессии в США и Европе, удивил и восхитил весь мир, в развитых капиталистических странах заговорили о преимуществах плановой экономики и государственного управления народным хозяйством.

Динамика некоторых основных показателей народного хозяйства СССР 1922-1980 годов (среднегодовые темпы роста, %)

Показатель	1922-1940	1940-1950	1950-1960	1960-1965	1965-1970	1970-1975	1975-1980
Произведенный национальный доход	14,3	5,5	10,2	6,4	7.8	5,7*	4,3*
Вся продукция промышленности	19,0	6,0	11,6	8,6	8,4	-	-
Производство средств производства (группа «А»)	23,5	7,1	12,5	96	8,5	-	-
Производство предметов потребления (группа «Б»)	15,3	2,1	10,6	6,0	8,3	-	-
Источник: рассчитано по данным журнала "Наролюе ХОЗЯЙСТВО СССР". 1922-1972 гг. С. 47. * Гаг/дар Е. Долгое время. М: Дело, 2005. С. 324.

Видимо, не случайно Ф. Рузвельт в своих предвыборных выступлениях говорил об усилении роли государства в экономике США, чтобы вывести ее из кризиса. Он говорил об этом настолько часто, что многие крупные банкиры и промышленники всерьез испугались национализации собственности и введения плановой экономики в США после назначения Ф. Рузвельта президентом страны. Очевидно, что он даже не думал этого делать и развеял эти сомнения в первые же дни своего правления. Тем не менее администрация Ф. Рузвельта разрабатывала и реализовывала с помощью государственных ресурсов и рычагов ряд важных и долгосрочных программ по обеспечению людей работой, оживлению экономики, освоению новых регионов и т.д.

Представляется не случайным появление теории Дж. М. Кейнса, обосновавшей необходимость усиления роли государства в экономике, замены частных инвестиций государственными, стимулирование спроса увеличением государственных ресурсов и послаблением налогового бремени, именно в середине 30-х годов XX века. Можно предположить влияние успехов советской экономики и на взгляды Дж. Кейнса.

Следует отметить, что СССР восхищал мир своими достижениями в сфере производства, особенно военно-промышленного комплекса, в освоении космоса, образовании и науке до второй половины 70-80-х годов.

Какие факторы повлияли на успехи в экономике СССР и Казахстана в эти годы?

Прежде всего это был период индустриальной эпохи. Процессом индустриализации были охвачены многие страны Европы, США, Япония и некоторые другие страны. Для этой эпохи была характерна высокая концентрация производства в «промышленных гигантах» конвейерного типа, которые строились по принципам организации крупномасштабного производства. Они производили в основной массе стандартизированную продукцию, рассчитанную на усредненного потребителя, не отличавшегося разнообразием потребностей и представлявшего тогда преобладающую часть членов общества. Экономика тогда действительно производила эффект своей масштабностью. Этим принципам соответствовала стабильность производственных и технологических процессов на длительный период и более или менее простая структура экономики, поскольку на «промышленных гигантах» концентрировались основные ресурсы страны, а таких «гигантов» в каждой отрасли было немного.

Поэтому такой способ производства допускал и даже нуждался в четкой координации деятельности «гигантов индустрии», позволял в целом удачно выделять отраслевые приоритеты, которым предписывалась роль «локомотива» в прорывном росте экономики. При стабильности производственных и технологических процессов и массовом производстве стандартизирован­ной продукции эти отрасли могли оставаться приоритетными в течение достаточно длительно­го времени, измеряемого несколькими десятками лет. Роль единого координирующего центра в такой системе, естественно, выпала государству, чем и было вызвано в этой эпохе широкомасштабное его вторжение в экономику, чтобы обеспечивать перераспределение капитала в пользу приоритетных отраслей и защищать их интересы на внутреннем и внешнем рынках. В середине XX века такая тенденция наблюдалась не только в СССР, но и в ряде капиталистических стран: Японии, Южной Корее, Франции, в XIX веке и в Германии.

В СССР функцию координации государство, в отличие от государств других стран, осуществляло в соответствии с коммунистической доктриной на основе централизованного планирования экономики, которая лучше подходила специфике концентрированного и более или менее простого по структуре производства. Несложно было достаточно четко разворачивать «сверху вниз» плановые задания по отраслям, предприятиям и регионам и отправлять их затем «снизу вверх», что позволяло быстро достигать сбалансированности объемов производства и равномерного распределения ресурсов в целом по народному хозяйству.

Однако у такой вроде бы надежной системы централизованного управления экономикой была одна существенная слабость: она требовала безотказной работы всех звеньев и предприятий. Малейший срыв на одном из них ставил под удар всю систему. Эту проблему советское руководство пыталось решить установлением по всей стране строгого административно-командного метода управления под жестким контролем КПСС. Все планы, принятые Верховным Советом, обретали силу закона со всеми вытекающими последствиями для любого руководителя хозяйствующих субъектов, отраслей и всего народного хозяйства. Какими были эти постановления в то время, нетрудно представить. На протяжении достаточно длительного периода такие системы планового ведения хозяйства давали хорошие результаты.

Другим важным фактором успеха СССР в экономике было проведение политики импортозамещения. Е. Гайдар справедливо называет всю социалистическую экономику одним из вариантов импортозамещающей индустриализации, основными характерными чертами которой являются активное вмешательство государства, закрытость экономики и жесткий протекционизм.

Такая импортозамещающая экономика в то время была обречена на рост с высокими темпами за счет опережающего роста промышленности, особенно обрабатывающей, поскольку, во-первых, она была защищена от иностранной конкуренции, во-вторых, промышленность СССР начала тогда свой подъем практически с нуля, а в такой ситуации потребителям товаров, выпускаемых промышленностью, не до особых требований к их качеству и потребительским свойствам. Жестких требований в СССР в принципе не могло возникнуть, т.к. устранялась внутренняя конкуренция, с одной стороны, о чем писал Ф. Энгельс, а с другой - объемы производства планировались строго в зависимости от потребностей. Такая ситуация, естественно, развязывала производителям руки, и промышленность стремительно росла.

Политика импортозамещения как нельзя лучше подходила специфике огосударствленной эпохи. Она обеспечивала не просто активное вмешательство государства в экономику, а полный охват всей экономической системы, принудив ее функционировать и развиваться по единой команде. Она культивировала защиту отечественных производителей от конкуренции извне, создание «гигантов индустрии», безошибочное выделение приоритетных отраслей, способных стать «локомотивами» прорывного роста экономики, и широкое применение жестких мер государственного протекционизма, чтобы создать «гигантам индустрии» самые благоприятные условия для ускоренного развития.

Необходимые техники и технологии СССР закупал из-за рубежа на выручку, полученную от экспорта сырья. Импортозамещающая индустриализация не исключала поставку сырья на мировой рынок и закупку там необходимых технологий и техники. Более того, концентрация всех ресурсов в руках государства позволяла аккумулировать в одном центре все возможные ресурсы страны и направлять их на развитие приоритетных отраслей. Это относится и к другим важнейшим ресурсам страны: людским, природным, капиталу, что позволяло приоритетным отраслям и «гигантам индустрии» ежегодно добиваться высокого роста объемов производства. К политике импортозамещения прибегал не только СССР, которому «сам бог» дал на это благословение как стране с директивной плановой экономикой. Ее использовали также Япония, Южная Корея и некоторые страны ЮВА, например Малайзия и Сингапур, которые пользуются ею до сих пор. Широко использует ее и КНР, оставаясь страной с плановой экономикой.

Однако политика импортозамещения никогда не заслуживала внимания США и европейских стран, если не считать Германию 30-х-начала 40-х годов, когда у власти находился Гитлер. Эти страны добивались успешного развития за счет ограничения присутствия государства в экономике, обеспечения ее открытости и отказа от протекционизма, создания хозяйствующим субъектам равных конкурентных условий и предоставления рыночной свободы выбора. Только в послевоенный период в течение двух десятков лет в ряде стран Европы, например в Италии, Франции, Швеции, заметно усилилось вмешательство государства в экономику.

Как нетрудно заметить, наиболее развитыми были страны, придерживающиеся в основном принципов свободного и открытого рынка и защиты свободной конкуренции. К патернализму, закрытости экономики и жесткому протекционизму прибегали те страны (кроме СССР), которые в своем развитии сильно отставали от развитых стран исторически или только в определенный период, например, из-за поражения на войне (Япония), чтобы как можно быстрее преодолеть свое отставание. В Японии в 1943 году была даже разработана экономическая модель импортозамещения под названием «стая летящих гусей», автором которой стал японский экономист К. Акамацу. Потом эта теория была развита другим ученым - К. Кодзима. Он использовал понятие «догоняющего жизненного цикла продукции», суть которого состояла в том, что развитие современных производств в странах, позднее вступивших на путь индустриализации, начинается с импорта технологически новых товаров из развитых стран с последующей сменой импортозамещающим производством и далее - экспортом новой продукции за рубеж (Костин А. Экономический рост стран Восточной Азии и интеграция // Мировая экономика и международные отношения. 1996.). Так складывались модель догоняющего развития и рост экономики Японии в послевоенный период, которые уже в 70-х и 80-х годах вывели Японию в число мировых экономических лидеров.

Советская импортозамещающая модель экономики имела немного иные цели и складывалась по другой схеме. В СССР она применялась не для того, чтобы просто преодолеть отставание от стран - экономических лидеров, оставаясь в рыночной экономике, как Япония и другие страны Восточной и Юго-Восточной Азии, а чтобы добиться социально-экономического превосходства над капиталистическими странами во всех отношениях, строя принципиально иной тип социально-экономической, альтернативной капиталистической, экономики. При этом СССР, во-первых, не рассчитывал на дружеское отношение развитых стран к себе и свободную торговлю с ними, а во-вторых, он сам, рассматривая их как враждебную силу, стремящуюся подорвать основу нового социалистического государства, а если удастся, то и вовсе уничтожить его, не располагал желанием тесно и масштабно сотрудничать с ними. Да и открытое экономическое сотрудничество было не в его пользу, поскольку уровень жизни в этих странах был весьма высоким и люди здесь пользовались широкой политической свободой. Это могло оказаться плохой миной при хорошей игре.

Поэтому СССР выбрал другую модель импортозамещающей экономики - экономику, ориентированную исключительно на потребности рынка, не допуская при этом в страну иностранный капитал, т.е. защищенную от иностранной конкуренции. У него, таким образом, была цель — создание самодостаточной экономики закрытого типа.

Для этого у СССР было много мощных благоприятных факторов: суперъёмкий национальный рынок и огромный ресурсный потенциал, людской и природно-сырьевой.

СССР на своей огромной территории, занимавшей почти одну шестую часть земного шара, располагал огромными, почти неисчерпаемыми для того времени запасами природных ресурсов: в недрах Российской Федерации и Казахстана содержатся почти все химические элементы таблицы Менделеева плюс благоприятные условия для выращивания зерновых культур, на Украине - уголь и железо и условия для выращивания сельхозкультур, в Узбекистане - природный газ, уран, золото, а также условия для возделывания хлопка, овощей и фруктов, в Туркмении - газ, хлопок, богатый ассортимент овощей и фруктов, в Азербайджане - нефть и т.д.

Все эти ресурсы тогда были почти нетронутыми, так что СССР начал свой путь со «снятия сливок» - с разработки наиболее богатых и близлежащих к центру месторождений, с освоения самых плодородных земель для выращивания сельскохозяйственных культур. Это создавало для развития советской экономики самые благоприятные условия, дало огромные не просто сравнительно, но и конкурентные преимущества на мировом рынке и внутри страны.

Другим преимуществом была дешевая рабочая сила достаточно большого масштаба. В эти годы население СССР было самым многочисленным в мире, после Китая и Индии, - около 250 млн человек. При этом в СССР были установлены низкие фиксированные цены на все потребительские товары, что позволяло правительству ввести низкую оплату труда. Тем более что в 30-е годы происходил массовый переезд людей из деревень в города в поисках работы, спасения от голода, постигшего сельские местности, а в колхозах крестьяне работали практически задаром.

Но и это не все. В 30-е и послевоенные годы крупные стройки обеспечивались преимущественно бесплатным трудом - они велись руками огромной армии заключенных и переселенцев. Было не счесть политзаключенных, осужденных по сфабрикованным обвинениям на длительные сроки, а также ссыльных - насильственно переселенных граждан в составе целых народов, считавшихся неблагонадежными или потенциальными предателями, а в ряде случаев и принудительно мобилизованных для конкретных строек людей. Так строились ДнепроГЭС, Магнитогорский металлургический комбинат, Карметкомбинат в городе Темиртау, город Комсомольск-на-Амуре, «Турксиб», ТуркменБасКанал и многие другие ударные новостройки.

Нельзя снимать со счетов и труд многих вольных людей, боявшихся быть исключенными из партии, комсомола, профсоюза с последующим увольнением с работы, исключением из колхозов, обвинением в саботаже, тунеядстве и т.д.

Ясно, что, несмотря на дешевые сырьевые и людские ресурсы, для индустриализации страна остро нуждалась еще и в огромных капитальных вложениях, в высокой норме накоплений. Рассчитывать на займы зарубежных стран не приходилось. Пришлось пойти на сохранение низкого уровня потребления, чтобы повысить норму накопления. Одним из накоплений для развития индустриализации в Казахстане стало использование сельского хозяйства в качестве главного донора. Речь, по существу, идет о грабительской эксплуатации этой отрасли промышленностью через установление заниженных закупочных цен на продукцию сельского хозяйства при завышенных ценах на промышленную продукцию и о принудительных государственных закупках. В результате сельчане получали крайне низкие доходы, и сельскохозяйственный сектор в течение многих лет продолжал пребывать в бедственном положении. Без такого источника инвестиций в основной капитал при отсутствии притока извне было бы невозможно достичь и поддерживать высокий уровень накоплений, необходимый для индустриализации.

Использовались также и такие источники накоплений, как принудительное изъятие части заработков граждан через механизмы подписки на так называемые внутренние государственные займы сроком на 20 лет, а также принудительные сбережения через механизм установления твердых цен на товары, который позволял поддерживать высокий товарный дефицит при закрытости экономики.

Только такой ценой СССР мог добиваться больших капитальных вложений и высокой нормы накопления, чтобы покрывать все возрастающие потребности догоняющей индустриализации экономики в финансовых ресурсах. Тем более, что импортозамещающая индустриализация требовала ускоренного развития образования и науки, чтобы обеспечивать промышленность необходимыми новаторскими идеями, научно-техническими и опытно-конструкторскими разработками и высококвалифицированной рабочей силой. Правительству приходилось постоянно вливать в эту сферу большие деньги, несмотря на огромные трудности в средствах. Надо отдать должное большевикам: им удалось безошибочно определить роль образования и науки в решении самой стратегически важной задачи страны - индустриализации, хотя они могли отмахнуться от этих вложений, сославшись на финансовые трудности, и никто бы их в этом не упрекнул. За исторически короткий срок им удалось поднять науку и образование на такой уровень, что в 50-е и 60-е годы СССР в этой области обогнал многие развитые страны. Это, бесспорно, внесло огромный вклад в успехи советской плановой экономики.

Был и нематериальный фактор роста советской экономики - это невиданный энтузиазм советского народа. Он был вызван верой в коммунистическую идею о строительстве нового справедливого общества без эксплуатации человека человеком, в принадлежность власти народу, чувством гордости советских людей за свою причастность к строительству этого общества и своего светлого будущего. Они верили и чувствовали, что их жизнь из года в год улучшается, общественные блага перераспределяются справедливо. Следует отметить, что в планах, принимаемых на 5 лет, четко ставились заманчивые цели и актуальные задачи, намечались конкретные меры и параметры по улучшению жизни советских людей независимо от национальности и цвета кожи. Эти планы играли вдохновляющую и мобилизующую роль для советских людей в выполнении и перевыполнении ими планов-заданий. Советские люди радовались, что они первыми проложили путь к строительству нового справедливого общества во всем мире, где нет ни богачей, ни бедных, нет неравенства и эксплуатации, есть только всеобщее благоденствие.

Успех СССР в экономике настолько удивил и шокировал весь мир, что советским людям, в первую очередь руководству страны, политикам, экономистам и всем специалистам, казалось, что централизованное планирование действительно является одним из коренных преимуществ социалистической системы, венцом осуществления сильного и мудрого руководства социально-экономическим развитием страны, позволяющего избежать роста инфляции и безработицы, являвшихся бичами капиталистического общества, а значит, и кризисных явлений, придать поступательному развитию экономики закономерный характер. Поэтому советские люди искренне верили, что социалистическая плановая экономика - это самая лучшая модель, способная привести к количественно высокому и качественно новому уровню жизни людей. Так их учила теория марксизма-ленинизма, и вроде так и выходило на практике. Стоит ли теперь жалеть и помнить о лишениях, ограничениях свободы, житейских невзгодах, трагедиях нескольких миллионов людей? Потеря 20 миллионов людей на войне - не в счет, это же война.

Ко всему этому присовокупилась еще и победа Советского Союза над непобедимой фашистской Германией во Второй мировой войне, когда еще не была утрачена историческая память о позорном поражении Российской империи на войне с Японией в 1904 году и о катастрофическом положении царской армии в конце Первой мировой войны. Были еще победа СССР над японской армией на Халхин-Голе в 1937 году и над Финляндией в 1940 году.

На глазах советских людей быстро восстанавливалось народное хозяйство СССР после Отечественной войны: всюду стройки, запуск заводов, в 1947-м - проведение денежной реформы и отмена, уже в 1949 году, карточной системы на хлеб, улучшение снабжения населения продовольствием, ежегодно происходило снижение цен на товары народного потребления с намеченной целью - довести их до довоенного уровня, в 50-е годы повысились закупочные цены на сельскохозяйственную продукцию, росла оплата труда в различных отраслях экономики. Грандиозная задача освоения целинных земель с целью решения навсегда проблемы хлеба, запуск первого спутника Земли и пребывание первого человека в космосе именно из СССР, а не из США, и т.д. Сложно было усомниться в жизнеспособности социалистической системы и ее плановой экономики.

Такие перемены в экономической и социальной политике, оттепель в общественной жизни, произошедшие после смерти И.В. Сталина и особенно в середине и в последующие несколько лет 50-х годов, не только закрепили веру людей в преимущество социалистического строя, но и наполняли их жизнь неоспоримым и неисчерпаемым оптимизмом.

Однако в советском обществе при централизованной плановой экономике не все дни оказывались светлыми и праздничными. Особенно это касалось конца 50-х и первой половины 60-х годов, т.е. «когда, - пишет Е. Ясин, - все основные резервы и временные преимущества системы оказались исчерпанными, негативные последствия проводившейся политики и врожденных пороков советского варианта социализма стали нарастать и выходить на поверхность» (Ясин Е. Российская экономика. М., 2003. С. 620.).

В значительной мере эти резервы и преимущества были связаны и со сталинскими методами административно-командного управления экономикой и обществом. К концу 50-х возник парадокс: с одной стороны, управлять экономикой дальше этими методами становилось невозможным, а с другой - невозможно обеспечивать успешное функционирование и развитие советской экономики без этих жестких методов.

Н.С. Хрущев осознал, что Советский Союз - это далеко не то, что ожидалось от социализма. И он далеко неспроста восхищался шведским социализмом.

Но придется признать, что он не понял второго и пошел на послабление сталинских устрашающих методов управления экономикой и обществом. Это сразу же дало моральные сбои, которые трансформировались в мягкие экономические рецессии. Ясно, что Н.С. Хрущев видел, но не хотел, а точнее, не мог признаться в этом и поэтому начал лихорадочно искать спасение в косметических мерах в области совершенствования руководства КПСС и управления правительством народным хозяйством: отсрочка погашения государственных внутренних займов, чей срок истек в 1957-м, еще на 20 лет, переход от шестого пятилетнего плана на семилетний, понимая, что он не будет выполнен, замена отраслевых принципов управления экономикой на территориальные через вновь созданные совнархозы, разделение партийных органов на промышленные и сельские, временное повышение цен на мясо и масло, создание в Казахстане краев, укрупнение колхозов и совхозов и др. Этими мерами он латал то одни, то другие дыры в экономике, но чехарда усиливалась, а трудности усугублялись. По его лихорадочным метаниям из стороны в сторону было ясно - он знал, что положение в экономике приняло опасный, нежелательный поворот, что оно уходит из-под контроля, но он не понимал истинной причины происходящего и поэтому не мог найти действенных способов выхода из сложившейся ситуации. Он был напичкан коммунистическими идеями и как коммунист продолжал верить в незыблемость учения К. Маркса и В. Ленина, неизменность начертанных ими путей строительства коммунистического общества. Ко всему этому он, как и все партийные руководители, в лучшем случае умел организовывать, что ценилось в экстремальных ситуациях, но страдал непрофессионализмом. Не исключая сельского хозяйства, где считал себя профессором.

Между тем уже в начале 60-х годов в стране нарастал тотальный дефицит продовольственных товаров, таких как мясо и мясные продукты, масло, сахар, хлеб и др. Пришлось ввести систему нормирования. Люди выстраивались в длинные очереди за ржаным хлебом, на прилав­ках не появлялись крупы, мука, чай и многие другие товары. Резко сократилось поголовье скота, политика «кукурузизации» страны полностью провалилась, так же как и политика «догоним и перегоним США по количеству мяса, шерсти и молока на душу населения». В промышленности был полный застой, если не сказать - кризис.

Он лихорадочно менял членов Политбюро, Секретариат ЦК КПСС, руководителей республик, министров, секретарей обкомов, чем породил среди партийных и советских руководителей всех рангов, вплоть до Политбюро, нервозность и неуверенность, нестабильность в управлении, усилил в отношении деятелей различных сфер политические репрессии, осыпал инакомыслящих оскорблениями, грозил наказаниями, высылкой из страны и т.п.

В последующем новым правительством меры, спонтанно принятые Н.С. Хрущевым, были признаны субъективными и волюнтаристскими, а следовательно, «глубоко ошибочными и вредными для страны». И пресловутая хрущевская оттепель в конце концов была «похоронена». Она оказалась всего лишь способом освобождения от тени И.В. Сталина и создания себе ореола руководителя - истинного коммуниста.

Все это показало, что, в сущности, в советской системе ничего не изменилось: страх, принуждение, культ личности по-прежнему оставались основными двигателями развития общества, изменились лишь некоторые, наиболее «грубые» механизмы принуждения, больше стали применяться идеологические, политико-психологические методы. Они не могли менять сути принудительной общественной системы, каким по природе мог быть и был социалистический строй.

§ 2. Косыгинская реформа и упущенный шанс на перспективу

В начале 60-х мягкие экономические рецессии, о которых было сказано выше, как бы ни хотело это скрыть советское руководство во главе с Н.С. Хрущевым, переросли в достаточно болезненный экономический кризис. Делать вид, что ничего серьезного в советской экономике не происходит, было невозможно. Советские люди не только остались без мяса и мясных продуктов, масла, сахара и др., но и часами стояли в очередях за белым хлебом. Во многих городах была введена карточная система на этот продукт, прилавки магазинов были опустошены. Для отдельных групп граждан работали специальные магазины, выдающие ограниченный набор продовольственных продуктов по жестким нормам. Такая ситуация в экономике СССР решительно не укладывалась в головах советских людей, которые каждый день, каждый час только и слышали по радио, читали в газетах, видели по телевизору огромные успехи советской экономики, ее сельского хозяйства. Это весьма поучительный урок для тех, кто ведет очередную модернизацию экономики.

Парадоксально, что в такой критической ситуации Советский Союз в 1963 году импортировал 3 млн тонн зерна, экспортируя при этом 6,2 млн тонн. Это было итогом почти десятилетней сталинской аграрной политики, в том числе грандиозной программы освоения целинных и залежных земель, химизации народного хозяйства, повсеместного выращивания кукурузы, ежегодного планирования увеличения поголовья скота и повышения продуктивности животноводства.

Товарищам Н.С. Хрущева по Президиуму ЦК КПСС не оставалось ничего, кроме как сместить его со всех занимаемых им высоких постов, обвинив его в субъективизме, волюнтаризме, кадровой чехарде и т.д. Это произошло в октябре 1964 года.

И, как ни странно, после смены руководства на прилавках стали появляться отсутствовавшие товары, в первую очередь хлеб. Это было сделано за счет резкого роста импорта и столь же резкого сокращения экспорта зерна. В 1964 году он составил всего 3,5 млн тонн, импорт - 7,2 млн тонн против 6,2 и 3 млн тонн соответственно в 1963 году (Ясин Е. Российская экономика. М, 2003. С. 620).

Положение в стране не могло измениться только со снятием с должности Н.С. Хрущева, нужно было делать что-то еще, по крайней мере в экономике. Но, видимо, мало кто из руководства КПСС и правительства СССР понимал, что надо делать. Трудно предположить, что среди них тогда были те, кто понимали необходимость введения рыночных механизмов регулирования экономики, даже в рамках социалистической модели, т.е. перехода СССР к так называемому рыночному социализму. Тогдашняя правящая элита действительно искренне верила в преимущества социализма, чтобы хотя бы задуматься о таких радикальных реформах. Да и интереса к таким серьезным изменениям, в результате которых она сама могла оказаться «вне игры», у этой элиты не было и не могло быть. Трудно предсказать, чем мог обернуться для социализма, для СССР переход к рынку. Да и общество едва ли захотело бы расставаться с социалистическими иллюзиями.

Однако наверняка были люди, которые понимали, что экономика слишком зарегулирована административно-командными методами, установленными Центром. Не было элементарной самостоятельности предприятий, стимулов к выполнению, а тем более к перевыполнению планов. Они не могли не понимать, что от былого энтузиазма у народа ничего не осталось. Производительность труда в стране стремительно падала. Пьянство, нарушения трудовой дисциплины, производственного режима среди рабочих становились все более массовыми. Пламенная партийная агитация за коммунизм, за Родину и за «светлое будущее» утратила свою магическую силу.

Руководству СССР пришлось пойти на мягкую экономическую реформу, вошедшую в историю как «новая система планирования и экономического стимулирования», разработанную под руководством председателя Совета Министров СССР А.Н. Косыгина. Эта реформа, прозванная в народе косыгинской, не затрагивала основ социалистической системы, более того, в ней не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало рынок. Она оставалась, как говорил Е. Ясин, в «русле развития социализма». В ней предусматривалось расширение самостоятельности предприятий: сокращалось число планируемых сверху показателей, в том числе состав обязательно производимых видов продукции, разрешалось самостоятельно выпускать продукцию, не предусмотренную в государственном плане. По таким видам продукции предприятия могли выходить на так называемые прямые хозяйственные связи, реализовывать сверх плана продукцию без фондов и нарядов, т.е. самостоятельно приобретая сырье и материалы в звене «оптовой торговли средствами производства», тоже введенной реформой.

Раньше предприятия не могли самостоятельно распоряжаться хотя бы заметной частью прибыли, а теперь реформа позволяла им образовывать три фонда: фонд материального поощрения, фонд развития производства и фонд социального развития. Их целью было стимулирование коллективов к повышению эффективности производства.

Для более объективной оценки деятельности предприятий вместо показателя «валовая продукция» в качестве оценочного критерия был введен показатель «реализуемая продукция», что позволяло оценивать выполнение плана по уже реализованной продукции. Был также введен показатель «плата за фонды», отчисляемый из прибыли в процентах к стоимости основных производственных фондов и нормированных оборотных средств с целью эффективного использования ресурсов. Был восстановлен отраслевой принцип управления народным хозяйством.

Несмотря на нерадикальность обусловленной рамками советской политики экономической системы, реформа, даже в ограниченном формате, оказалась для того времени, особенно в сравнении с положением в период с конца 50-х до середины 60-х годов, когда страна пребывала в безнадежном экономическом кризисе, тем не менее продуктивной. Национальный доход увеличился в среднегодовомисчислениидо7,8%против6,4%в 1960-1965 годах. Заметно улучшилось снабжение населения потребительскими товарами, несколько окрепли промышленные предприятия. Люди почувствовали структурную и кадровую стабильность в обществе, что частично вернуло им веру в способность социализма обеспечить поступательное развитие страны. Хрущевский произвол и волюнтаризм, чехарда, которую он устроил в стране в течение почти десяти лет своим бесцеремонным вмешательством в любую сферу, казались им временным отступлением от линии партии.

Однако, с моей точки зрения, главное значение этой реформы состояло в том, что она показала, что путь СССР к успешному развитию лежит не в ужесточении методов централизованного планирования и распределения ресурсов, а в расширении самостоятельности предприятий, каждого их члена, умении увязать производительность труда с интересами работников предприятий. Тем более что ученые и специалисты уже стали заинтересованно обсуждать ограниченность реформы и пути ее преодоления. Если бы реформа продолжала постепенно развиваться в этом ключе, то страна все больше и больше приближалась бы к рыночному способу хозяйствования, и в конце концов после нескольких лет переход ее к рынку стал бы неизбежным, как это произошло в КНР (Есентугелов А. Трансформация экономики Казахстана. Алматы, 2002. Т. 1. С. 10.). СССР переходил бы к рыночной экономике по китайскому пути, как теперь принято говорить, и немало политиков, ученых, специалистов до сих пор критикуют реформаторов за то, что в 1992 году переход к рыночной экономике происходил по-другому. Они не понимали, что положение СССР в начале 90-х уже исключало возможность такого перехода. Это было возможно в 70-х, попытаться можно было и в 80-х. Но теперь время было упущено, в стране не нашлось, а точнее, не осталось ни одного авторитетного деятеля масштаба китайского Дэн Сяопина.

Конечно, это только предположение, и не более того. На самом деле в СССР и предположить такое было почти невозможно, потому что СССР - не КНР, а советский народ - не китайский. Советский народ слишком долгое время пребывал в социалистической системе, в течение которой сменилось несколько поколений. Память о рынке была утрачена. Да и говорить о его полноценном существовании в дореволюционной России можно с большой натяжкой.

Это устраивало элиту и общество СССР. Элита не хотела радикальных изменений, а у общества не было сил сломать сложившиеся институты. Тем более что советский народ после разрухи Первой мировой войны, двух революций и Гражданской войны ценил стабильность пусть недолгих, но успешных лет в социально-экономическом развитии социалистической системы, ценил радость победы над фашизмом, которая была полностью отнесена к преимуществам социализма над капитализмом.

Это подтвердило отношение советского руководства во главе с Л.И. Брежневым к проводимой в стране косыгинской реформе: к концу 60-х годов оно сумело повернуть ее вспять. Во-первых, даже в имевших место ограниченных успехах реформы и росте авторитета А.Н. Косыгина Л. Брежнев, очевидно, видел угрозу своему авторитету и положению в партии. Как известно, в советской руководящей элите каждый ревностно относился к росту авторитета и продвижению коллег по партийной лестнице. Зависть, лесть и интриги были распространенным среди них явлением. Во-вторых, советских руководителей до смерти напугали события 1968 года в Чехословакии. В реформе Косыгина они видели угрозу уже политической системе СССР, а тем самым и себе. Экономическое послабление могло привести, по их представлению, к политическому послаблению, а это не входило в их планы. Началось практическое свертывание реформы. Они могли пожертвовать экономическими успехами, лишь бы сохранить незыблимость советской политической системы, а значит, и свое положение в партии.

Другое дело в КНР. В Китае вместе с Мао Цзэдуном исчезли с политической сцены все ортодоксальные коммунисты, принесшие своему народу столько бед. Этот народ в годы маоцзэдуновского правления так и не увидел серьезных успехов в экономике и улучшении жизни. Им нечем было гордиться, незачем бороться за сохранение коммун и других творений ма-оистов. Поэтому сельское население Китая, которое составляло три четверти всего населения страны, не успевшее забыть плоды частного труда и рыночного хозяйствования, духа свободного предпринимательства, с радостью восприняло реформу сельского хозяйства, позволявшую восстановить частное предпринимательство, индивидуальное крестьянское хозяйство. Этому талантливому и трудолюбивому народу надо было только дать свободно трудиться и жить плодами своего труда. В крови конфуцианистов - трудолюбие. Конфуцианская этика не допускает произвола, ценит материальное благосостояние, всесилье мотива к зарабатыванию денег (Ясин Е. Модернизация экономики и система ценностей//Вопросы экономики. 2003. № 4. С. 10.). Нашелся самый авторитетный и невластолюбивый человек - Дэн Сяопин, который понимал, насколько глубоко бедственное положение народа и на какой системе ценностей зиждутся его успехи и преимущества.

Советское руководство свернуло косыгинскую реформу и повело народ в привычном русле, по проторенной дороге. Скоро ему улыбнулась удача: разразились первый энергетический кризис и резко поднялись мировые цены на нефть (в 3-5 раз) и второй энергетический кризис 1979 года - рост мировых цен на нефть уже в 1,7 раза.

Было бы наивно ожидать от «кремлевских старцев» продолжения развития каких-то кропотливых рутинных реформ, тем более в свете их непредсказуемости и неиссякаемости щедрых потоков валюты. В итоге вместе с ценами на нефть одновременно с большой высоты падала и советская экономика. Еще один поучительный урок для нового поколения - очередного растратчика нефтедолларов.

§ 3. Крах советской экономики

После того, как в марте 1990 года правительство Рыжкова приняло решение о переходе к умеренному рынку, или к планово-рыночной экономике, для страны центральным стал вопрос, как перейти к рынку. В связи с этим должны отпасть обвинения в адрес Б. Ельцина и Е. Гайдара в том, что именно они решили вопрос о переходе к рынку. Такое обвинение предъявлялось им не только в России, но и в Казахстане, хотя мы к тому времени уже были независимым и суверенным государством и вполне самостоятельно могли разрешить эту дилемму.

Решение правительства Рыжкова перейти к рынку далось нелегко. Ох, как не хотелось советскому руководству и всей советской элите даже слышать это ненавистное слово «рынок», которое совсем недавно использовалось как ругательное. Не случайно правительство СССР долго пыталось заменять его такими словосочетаниями, как «план и рынок», «планово-рыночная экономика», «умеренный переход к рынку» и т.д. и т.п. Это было глупо, они пытались совместить несовместимое - плановую и рыночную экономики. Тогда кто-то из экономистов написал крылатое выражение: как не бывает «немножко беременной женщины», так не может быть и «немножко плановой и немножко рыночной экономики». А в это время ситуация в стране стремительно ухудшалась.

Действительно, начиная с 1986 года правительство СССР лихорадочно принимало одно решение за другим, чтобы остановить нарастающее снижение темпов роста производства, эффективности экономики. Так, на очередном XXVII съезде КПСС в 1986 году был принят план ускорения, подразумевавший обеспечение опережающего развития машиностроения, научно-технического прогресса. Под него была направлена основная часть всех капитальных вложений в экономику страны, однако в 1989 году и она выдохлась. Снижение темпов роста экономики продолжилось. Правительству ничего не оставалось, как отказаться от этой нереальной и даже, скорее, авантюрной затеи, напоминающей последний вздох умирающего человека.

Затем в 1987 году на июньском Пленуме ЦК КПСС была принята не менее неподготовленная так называемая радикальная экономическая реформа, в которой провозглашался переход на полный хозрасчет, предусматривались создание и развитие кооперативов, замена плана госзаказом и др. В последующем к ним добавились внедрение территориального хозрасчета и закон о предприятиях в СССР.

По мере их практической реализации страна стала терять контроль над народным хозяйством. Уже тогда начался демонтаж системы государственного управления экономикой как во всей стране, так и в республиках. Нарастали региональная автаркия, территориальный монополизм и эгоизм, называвшийся тогда «коллективным эгоизмом». И, как следствие всего этого, в СССР происходил лавинообразный разрыв межреспубликанских, межрегиональных и межпроизводственных хозяйственных связей. Все это значило, что управление экономкой, по существу, было потеряно еще задолго до перехода к рынку. Добавим к указанным мерам и антиалкогольную кампанию, организованную Политбюро ЦК КПСС, глупее которой не могла быть никакая иная мера. Дело в том, что во всем этом было больше импровизации и популизма, чем здравого смысла и логики, учета реальной ситуации в обществе и экономике. Все это напоминало просто политическую игру, рассчитанную на сиюминутный внешний эффект. Таким образом, реальность была принесена в жертву политическим амбициям, которыми Бог наделил Горбачева в избытке.

Теперь оставалось последнее, за что можно и нужно было ухватиться, - это переход к рынку. За признанием необходимости такого радикального шага последовали разработка и принятие нескольких программ реформирования советской экономики. Чтобы создать в стране рыночную экономику, характеризующуюся такими фундаментальными системообразующими характеристиками, в корне отличающимися от социалистической плановой экономики, как свободные цены на все товары и услуги, частная собственность на средства производства, свобода хозяйствующих субъектов в выборе объемов производства и видов продукции, поставщиков сырья, материалов и финансовых ресурсов, а также спроса на произведенную ими продукцию, стране нужны были соответствующие политические, экономические, правовые и гражданские институты, т.е. принципиально иные, чем советские институты.

Переходить к рынку - значит трансформировать плановую экономику в экономику только с такими характеристиками. Насколько было архисложно решение задачи трансформации рыночной экономики в социалистическую экономику с централизованным планированием производства и распределением продукции, настолько же было сложным решение обратной задачи. При ее решении камнем преткновения всех предлагаемых программ перехода к рынку была стратегия перевода жестко фиксированных цен на свободные цены. Основными были две стратегии: постепенное, поэтапное освобождение цен и единовременное, т.е. одномоментное снятие всех ограничений на цены. Однако первая стратегия могла быть представлена в различных вариантах: с умеренным государственным регулированием цен, со снятием время от времени контроля над частью цен, с которых снимаются ограничения. В последнем случае в течение определенного времени, измеряемого несколькими годами, наряду с регулируемыми государством ценами существуют и свободные цены.

Советское руководство при выборе стратегии снятия контроля над ценами, впрочем, так же как и при выборе стратегии трансформации государственных предприятий в частные, оказалось неспособным понять суть этих проблем, проявить политическую волю и мудрость, чтобы принять верное решение в сложившихся по их же вине тяжелейших условиях. Откровенно говоря, оно, оставаясь в рамках крепко заученных марксистско-ленинских догм, давно уже показало свое неумение оценить и понять реальную ситуацию и своевременно решать экономические проблемы адекватным образом.

Отрыв правительства от реальности подтверждает следующая запись тогдашнего заместителя правительства Н. Рыжкова академика Л.И. Абалкина: «Мы продолжали жить под гипнозом цифр, забыв о реальности. Но планы, которые десятки лет определяли динамику экономических процессов в нашей стране, уже утратили директивную силу» (Абалкин Л.И. Неиспользованный шанс. М.: Политиздат, 1991. С. 121).

Говоря о десятках программ, которые принимались на высоком уровне, Е. Гайдар свидетельствует, что они «не оказали практически никакого влияния на ход хозяйственных процессов, подчиняющихся совсем другой, не предусмотренной в программах реальной логике развала бюрократической экономики» (Гайдар Е.Т. Дни поражений и побед. М.: Вагриус, 1997. С. 64). Среди них следует отметить две программы.

В мае 1990 года был опубликован проект официальной программы правительства Рыжкова-Абалкина, которая представлялась как умеренно-радикальная, хотя радикального особо не было заметно. Действительно, в ней предусматривались государственное регулирование объектов производства, медленное поэтапное освобождение цен от контроля, сохранение сложившихся структур, а значит, и методов управления экономикой и восстановления прерванных хозяйственных связей, опираясь на административные методы. Программа рассматривает СССР как обновленное федеративное государство.

Одновременно группой разработчиков в лице Г. Явлинского, академиков С. Шаталина и Н. Петракова, Б. Федорова, Е. Ясина, В. Машица и других была представлена еще одна программа - «500 дней». Ее стержневыми идеями были либерализация цен без их роста и раскладка всех мер по дням, а также создание экономического союза вместо политического Союза ССР как единого федеративного государства, полагая, что его спасти уже не удастся.

Либерализация цен без их роста основывается на снятии инфляционного навеса над рынком, т.е. избыточной денежной массы, еще до либерализации путем приватизации государственной собственности: продажи части государственных легковых и грузовых автомашин, объектов незавершенного строительства, неустановленного оборудования, строительных материалов, военного имущества гражданского назначения и т.д. (с более подробным содержанием программы «500 дней» можно ознакомиться в книге: Е. Ясин. Российская экономика: истоки и панорама рыночных реформ. М., 2003, с. 154-162). Свободная цена должна была ввестись через полгода, когда избыточные деньги у населения будут изъяты; если этого достичь не удастся, то используются предусмотренные программой жесткие меры по ограничению денежного спроса.

Во-первых, после начала реального перехода к рынку по реформам Е. Гайдара факты красноречиво свидетельствуют, что раскладка мер по дням далека от реальности, до сих пор ни одной мере не удалось реализоваться за предусмотренное программой «500 дней» количество дней, даже многократно увеличенное. К тому же тогдашней элите, представленной депутатами и членами правительства, не удалось бы даже собрать, а не то что убедить принять разработанные проекты законов за 100 дней. Разве не вызывает глубокого сомнения реальность такой меры, как «Верховному Совету СССР и Верховным Советам союзных республик рекомендуется принять до конца 1990 года пакет законодательных актов, необходимых для функционирования рыночной экономики»? Нетрудно представить, сколько законов нужно было разработать и принять и какими они были бы по качеству, если даже сегодня многие принятые законы уже через несколько месяцев подвергаются серьезным изменениям и дополнениям. Присовокупим сюда большие сомнения относительно возможности проведения в республиках земельных реформ за первые 100 дней. А потом еще и «создание за последующие 150 дней (ни много ни мало!) благоприятных условий для формирования полнокровного (заметим, полнокровного!) рынка, включая снятие государственного контроля за ценами на широкий круг продукции и сдерживание инфляционных процессов с помощью средств финансовой и кредитной политики». Насколько известно, действие этих мер на инфляцию начинается только через несколько месяцев. А ведь еще нужно было найти на постсоветском пространстве специалистов по финансовой и денежно-кредитной политике (мы до сих пор не можем решить эту задачу).

Во-вторых, пришлось бы за большие избыточные деньги, основная часть которых не заработана честным трудом, продавать огромную государственную собственность: магазинов, небольших предприятий и других объектов за шесть месяцев по ценам, которые через год-два после их либерализации все равно оказались бы бросовыми. Учитывая, что после 1987 года ди-ректоры предприятий отмывали доходы предприятий через кооперативы, малые предприятия, да и просто превращали их в фонд заработной платы и бесконтрольно присваивали их себе, нетрудно догадаться, кому досталась бы вся эта наспех продаваемая государственная собственность. Ясно, что основная масса населения осталась бы ни с чем, за что Г. Явлинский в течение более 15 лет яростно критикует Е. Гайдара и Б. Чубайса. Разве эти новые владельцы огромной собственности не превратились бы в олигархов? А чем олигархи «по Явлинскому» были бы лучше чубайсовских? Нет сомнений в том, что неравенство населения было бы не ниже, чем после реформ Гайдара, да и социальные потрясения были бы нисколько не меньше.

В-третьих, после такой либерализации цены унаследовали бы от советской системы деформированную структуру, как отражение структурной диспропорции, имевшей место в советской экономике вследствие их административного установления без учета спроса и предложения, конъюнктуры рынка и реальных общественно необходимых затрат (по Марксу). А это, как известно, был один из сильных факторов, сдерживавших эффективное функционирование и развитие социалистической экономики. На некоторое время такая же участь постигла бы и рыночную экономику Советского Союза, если бы удалось ее вести таким образом. Оценивая программу «500 дней», один из ее авторов Е. Ясин утверждает, что «наш опыт показал, для этого 500 дней достаточно» (Ясин Е. Российская экономика. М., 2003. С. 152.).

Насколько мне известно, многие рыночные инструменты до сей поры не дошли до большинства регионов России. Не лучше ситуация была и в Казахстане. Все, что написано в программе по стабилизации рынка за 150 дней (с 250-го по 400-й дни), не было реализовано ни за 300, ни за 900 дней. Трудно не согласиться с оценкой Гайдара программы «500 дней»: «Разумеется, к экономике это никакого отношения не имело, невозможно по дням расписать такой процесс, как масштабные социально-экономические реформы, особенно в условиях распадающейся экономики». Добавим к этому отсутствие специалистов плюс практически отсутствие сторонников рынка во властной элите. Об этом можно судить хотя бы по тому, как болезненно проходило обсуждение рыночных мер на съездах Верховного Совета СССР. Я в шутку говорил: «Пока подписанный в Москве Ельциным указ о переходе к рынку дойдет через российские глубинки до острова Сахалин, пройдет 500 дней». Мне кажется, в этой шутке - горькая правда.

Я разделяю мнение Е. Гайдара о программе «500 дней», когда он говорит, что многие из ее сюжетов невозможно воспринимать без улыбки. (Гайдар Е.Т. Дни поражений и побед. М.: Вагриус, 1997. С. 65) Когда Борис Николаевич в 1990 году с ходу одобрил программу и говорил, что «никаких жертв, мы знаем, как перейти к рынку, чтобы всем сразу стало лучше» (Ясин Е. Российская экономика. М., 2003. С. 146) он наверняка лукавил. Он не мог не понимать, что чудес в таких процессах не бывает, тем более в преобразовании социально-экономической системы, господствовавшей в течение 75 лет, в ее антипод - рыночную экономическую систему. Это напоминает работу экономистов-математиков, которые, разработав небольшую оптимизационную экономико-математическую модель, утверждают, что она помогает оптимально планировать развитие всей социально-экономической системы. Такие высказывания действительно вызывают лишь улыбку.

Но так или иначе обе программы - программа Рыжкова-Абалкина и программа «500 дней» - не были приняты в Верховном Совете СССР. Причина: для членов Верховного Совета первая программа была слишком консервативна, а вторая - слишком радикальна. Горбачев решил обе эти программы объединить в одну. Для этого он создал рабочую группу во главе с академиком А. Агенбегяном. Результатом работы этой группы стало принятие на третьей сессии Верховного Совета СССР, по предложению президента СССР М.С. Горбачева, документа под названием «Основные направления по стабилизации народного хозяйства и переходу к рыночной экономике». В своей монографии, вышедшей в 1995 году, всем попыткам советского руководства вывести экономику из кризиса я дал следующую оценку: «В это время (конец 80-х-начало 90-х годов. - А.Е) руководство всех рангов бывшего СССР вместо последовательного и реального проведения реформы занялось долгой и бесплодной говорильней о путях перехода к рынку, разработкой формальных, неконкретных и никого ни к чему не обязывающих программ. Венцом явилась бездарно, некомпетентно составленная из двух программ, основанных на двух непримиримых позициях, концепция перехода к рынку, которая тут же всеми была забыта» (Есентугелов А. Рыночная экономика - выбор Казахстана. Алматы: Каржы-каражат, 1995. С. 55-56.). Е. Ясин в своей книге, вышедшей в 2003 году, дает аналогичную оценку: «Это была пустая бумага, отписка, ее никто не собирался выполнять» (Ясин Е. Российская экономика. М., 2003. С. 166).

Негативным последствием непринятых программ стало не только упущение времени перехода к рынку, но и стремительное ухудшение в 1990 году социально-экономической ситуации в стране. Эти программы, еще не став реальностью, оказались «причиной опустошения потребительского рынка, резкого роста цен на «черном рынке» и организованной преступности вокруг потребительских товаров» (Есентугелов А. Рыночная экономика - выбор Казахстана. Алматы: Каржы-каражат, 1995. С. 55.).

В своей вышеназванной книге я писал, что «если и была возможность проведения (мягкой) реформы и перехода к рынку умеренными темпами, то она была упущена в конце 80-х годов и в 1990 году» (Есентугелов А. Рыночная экономика - выбор Казахстана. Алматы: Каржы-каражат, 1995. С. 55.).. Теперь «оставались только болезненные и непопулярные в народе меры» (Есентугелов А. Рыночная экономика - выбор Казахстана. Алматы: Каржы-каражат, 1995. С. 56.).

К концу лета 1990 года в стране не только социально-экономическое, но и политическое положение стало настолько катастрофическим, что на повестку дня выдвинулась чрезвычайно важная, наряду с переходом к рынку, задача: сохранение СССР как единого федеративного государства. В связи с этим в СССР начался процесс разработки и обсуждения Союзного договора, смысл которого состоял в том, чтобы сохранить СССР как унитарное государство. Ход обсуждения, как уже отмечалось, показал его несостоятельность, и 24 мая 1991 года разрабатывается новый Союзный договор, подписание которого между республиками и руководством намечалось на 20 августа. Но неудавшийся августовский путч положил конец всем попыткам сохранить СССР.

В 1990 году в Казахстане разрабатывается своя программа перехода к рынку. В конце июня созданная Государственная комиссия по экономической реформе Совета Министров Казахской ССР во главе с заместителем председателя Совета Министров Казахской ССР К.Т. Турысовым приняла решение о разработке концепции перехода Казахской ССР к рынку и создала для этого правительственную рабочую группу, куда входили заместители многих министров КазССР, ведущие ученые-экономисты Института экономики АН КазССР, ректор Института народного хозяйства Министерства высшего образования и др. Институт экономики был определен как базовая организация по разработке концепции.

Я тогда возглавлял другой экономический институт - НИИ экономики и планирования при Госплане Казахской ССР и обо всем этом узнал из средств массовой информации. Из нашего института в состав рабочей группы никто не входил.

Меня пригласили только на второе слушание проекта концепции на заседании Госкомиссии по экономической реформе. Я предварительно ознакомился с проектом, и когда выступающие заместители министров один за другим начали восхвалять проект, я ушел с середины заседания. Руководству Госкомиссии я сказал, что это галиматья.

16 июля 1990 года меня пригласили к Турысову. Мы тогда еще не были знакомы. Он сказал, что проект, созданный рабочей группой и Институтом экономики, он считает научным бредом, и спросил мое мнение о разработке концепции перехода Казахстана к рынку. Я назвал четыре главы и дал их короткое описание. Ему и его заместителям понравился этот план.

После этого К.Т. Турысов попросил предоставить письменный план концепции и спросил, сколько дней мне понадобится для ее написания. Я ответил, что автор польской реформы Л. Бальцерович написал ее за восемь дней, а чехословацкий автор Клаус - за десять. А поскольку я не Бальцерович и не Клаус, то мне понадобится дней двенадцать. На что он ответил, что у него нет двенадцати дней, а есть только восемь, и представить свой отчет я должен 25 июля утром, т.к. 27 июля все проекты будут рассмотрены заседанием Госкомиссии, а 1 августа одобренную концепцию он должен представить Президенту Казахской ССР. Я и мои институтские коллеги написали концепцию и предоставили ее в срок. При обсуждении обоих проектов концепции участвовали в основном члены правительственной рабочей группы, и, естественно, выступали они в поддержку своего проекта. По итогам обсуждения не было принято никакого решения. Турысов сказал, что будет обдумывать в тишине. Однако когда я выходил из зала, его заместитель передал, что Каратай Турысович меня ждет. Он сообщил мне, что принимает проект и попросил несколько сократить и отшлифовать текст, поскольку он будет представлен президенту республики. Так была принята наша концепция. Конечно, сегодня многие ее положения можно было бы написать иначе, поскольку некоторые из них оказались даже смешными. Однако важно то, что в ней отмечен ряд положений, заслуживающих особого внимания даже с учетом сегодняшнего опыта и понимания сути рыночной экономики.

В общем положении концепции, характеризуя тенденции ухудшения ситуации в экономике Казахстана, отмечалось: «реальность такова, что реформы, осуществляемые в рамках традиционных принципов хозяйствования, базирующихся на общественной собственности на средства производства и директивном централизованном планировании, не способны вывести экономику из глубокого кризиса» (Есентугепов А. Трансформация экономики Казахстана. Алматы, 2002. Т. 1. С. 52.). Далее было отмечено, что переход республики на рыночную экономику возможен только через экономику переходного периода. Причем переход к нормально функционирующей рыночной экономике для Казахстана будет сложным и достаточно длительным, 7-10 лет. Однако альтернативы рыночной экономике нет. Поэтому, несмотря на все трудности, промедление с переходом к рынку способно только осложнить наше положение и привести к непредсказуемым социально-экономическим и политическим последствиям (Есентугепов А. Трансформация экономики Казахстана. Алматы, 2002. Т. 1. С. 53.). Концепция подразумевала демонополизацию и разгосударствление (приватизацию собственности), в ней были четко изложены способы приватизации путем акционирования крупных предприятий и продажи малых и средних предприятий торговли и общественного питания, производства потребительских товаров, бытового обслуживания, жилищно-коммунального хозяйства, местной промышленности, строительства, а также отдельных услуг здравоохранения, широкий круг мер по финансовому оздоровлению и стабилизации экономики, формированию рыночной инфраструктуры, перестройке организационной структуры управления народным хозяйством, а также способы формирования розничных рынков и социальной защиты населения.

Во второй половине 1990 года правительство создало рабочую группу по разработке «Программы стабилизации экономики Казахской ССР и перехода к рынку». В нее вошли ученые различных экономических институтов, специалисты правительства и Госплана Казахской ССР. Вполне понятно, что за ее основу были взяты программы Рыжкова-Абалкина и «500 дней».

Однако камнем преткновения стал вопрос ценообразования. Практически все члены рабочей группы отстаивали постепенную либерализацию цен. Я оказался единственным сторонником немедленной одномоментной либерализации цен, за исключением цен на некоторые виды продовольственных товаров первой необходимости. К.Т. Турысов принял решение: вынести оба варианта на широкое обсуждение.

Программа была одобрена и утверждена Верховным Советом КазССР 6 декабря 1990 года в первом варианте. Она гласила: «республика осуществляет поэтапный переход к свободным ценам, приближенным к мировым». В целом программа не содержала ничего существенно нового: предполагала создание социально ориентированной рыночной экономики, недопущение в переходном периоде существенного снижения уровня жизни населения, и даже временной заморозки цен в случае их чрезмерного роста с возмещением из бюджета соответствующих дотаций торговым организациям и т.д. Словом, все предложения являлись по форме рыночными, а по содержанию - социалистическими или нереалистичными. Программа не сыграла никакой роли ни тогда, ни позже. Да и трудно было ожидать другого от ученых-экономистов, представляющих марксистско-ленинскую политэкономическую школу, которым была чужда сама идея рыночной экономики.

Пока обсуждалась эта программа, к концу лета в СССР правительство Н.Н. Рыжкова сменило правительство B.C. Павлова. Надо сказать, что это было не лучшее решение М.С. Горбачева. Оно свидетельствовало о том, что президент СССР продолжает надеяться вывести экономику из кризиса с теми же людьми, которые загнали ее туда. Замена одних фигур в правительстве другими ничего не решала и не могла решить, ибо они не умели применять иные меры, кроме как административно-командные. Они были заложниками советской плановой экономической системы, даже признавая необходимость поиска выхода из кризиса в переходе к рыночной экономике. Как свидетельствовали их предложения и выступления, они признавали это только от безысходности ситуации, только на словах, не представляя в полной мере, что значит «перейти к рынку». Поэтому, как заклинание, твердили о недопустимости снижения уровня жизни населения, а следовательно - либерализации цен, дабы сохранить государственное регулирование объемов производства. Даже в противном случае они не хотели и не были готовы взять на себя ответственность за столь болезненные для народа радикальные решения.

Первым шагом правительства Павлова стало повышение в три раза закупочных цен на сельхозпродукцию, главным образом на зерно, в сентябре 1990 года, объявление о повышении в два раза оптовых цен на промышленную продукцию с 1 января 1991 года и в три раза - розничных цен с 1 апреля. Кроме этого, оно разработало бездефицитный бюджет с нереальным увеличением его доходной части, что дало основание считать его популистским.

Правительство Павлова прославилось печально известной январской денежной реформой, которая дала ничтожный практический результат, а также обнародовало свою программу, несущественно отличающуюся от программы Рыжкова—Абалкина. Ее проект в мае 1991 года был рассмотрен на заседании Государственной комиссии по экономической реформе Совета Министров КазССР. От имени участников заседания, помимо К.Т. Турысова, выступил я, решившись раскритиковать программу не только по части ценовой реформы, которая не выдерживала никакой критики, но и с точки зрения полного непонимания механизма ценообразования бывшим председателем Госкомцен СССР B.C. Павловым, если он ставил целью программы ценовую стабилизацию и сбалансирование экономики. Ведь тот, кто по-настоящему знает многогранную взаимосвязь товаров и услуг, не взял бы на себя смелость назвать точный порог увеличения оптовых, розничных и закупочных цен даже приблизительно, а уж в тех условиях и подавно. Это был чистый самообман. Но самое главное - административное повышение цен не учитывает конъюнктуру рынка, состояние спроса и предложения. С этой задачей может справиться только сам рынок.

Естественно, отсюда были нереальными все остальные меры, предложенные в программе. Авторы не учли уже принципиально иные отношения Центра и республик по всем вопросам: и формирования бюджета, и разграничения собственности и проч. Ожидаемые результаты были совершенно необоснованными. В партийных органах такие документы тогда называли отписками.

В июне 1991 года предстояло обсуждение этой программы на совещании правительства СССР. Турысов дал мне задание набросать вариант выступления Председателя Совета Министров КазССР УК. Караманова и передать его секретарю Госкомиссии.

На совещании правительства СССР программа Павлова была отклонена. На следующий день «Правда» в материалах, посвященных этому совещанию, писала примерно следующее: негативное отношение союзных республик к программе правительства СССР в наиболее концентрированном выражении было изложено в выступлении председателя Совета Министров КазССР УК. Караманова.

На этом эпопея экономических программ Президента СССР М.С. Горбачева, правительства СССР и Казахской ССР 1989-1991 годов закончилась. Августовский путч, по существу, поставил точку в истории СССР. Попытки спасти советскую экономику оказались тщетными, неизбежность краха экономики СССР, а вместе с ним и его распада окончательно стала действительностью.

§ 4. Казахстан унаследовал от СССР периферийную экономику со множеством проблем

На протяжении многих веков экономика Казахстана была и оставалась экономикой скотоводства, причем кочевого скотоводства, которое составляло основную форму хозяйствования на его огромной степной территории и играло решающую роль в жизни казахского народа. Однако по мере развития капитализма в России на экономическом развитии Казахстана начало сказываться влияние имперской политики этой страны, в составе которой Казахстан находится почти триста лет. Особенно усилилось оно в начале XX века. Решающий толчок дала столыпинская реформа, проведенная после 1906 года, когда часть крестьян из европейской части России переселялась в Сибирь и на другие окраины империи, в том числе в Северный Казахстан для возделывания новых земель с целью производства сельскохозяйственной продукции. В Казахстане они стали не только развивать земледелие, но и некоторые виды промышленного производства, хотя тогда они были довольно примитивны. Так на казахской земле возник оседлый образ жизни, и к 1913 году стали проявляться признаки многоукладной экономики.

В 1913 году население Казахстана составляло 5597 тыс. человек, из них 90% проживало в сельской местности и только 10% - в городах. Промышленность Казахстана, как и промышленность всей Российской империи, больших успехов достигла в 1913 году, который в последующем стал базовым годом для сравнения темпов роста советской экономики.

Однако за этим последовали длительный спад и разруха экономики России вкупе с Казахстаном, которые были вызваны Первой мировой войной, Февральской и Октябрьской революциями и трехлетней гражданской войной. Оживление экономики, обусловленное НЭПом, в основе которой лежала частная форма ведения крестьянского хозяйства, мелкой промышленности и торговли с характерными чертами рыночного хозяйства, монополии внешней торговли, тоже было непродолжительным. Возобновление кризисной ситуации в хлебозаготовке в конце 1927 года положило конец НЭПу. Началась эра коммунистической доктрины о централизованном директивном планировании. Она началась с пятилетнего планирования на 1928-1932 годы, когда закладывалась основа будущего развития казахстанской экономики в составе единого народнохозяйственного комплекса, а концепция развития советского народного хозяйства состояла в том, чтобы максимально использовать весь экономический потенциал каждой республики, подчинив его решению общесоюзных задач.

Главный экономический потенциал Казахстана, естественно, связан с его огромными природными ресурсами. Эта территория оказалась настоящей кладовой разнообразных полезных ископаемых. Прежде всего это большие запасы топливно-энергетических ресурсов: угля - 35 млрд тонн, более 60% которых составляет каменный уголь (по этому виду энергоносителей Казахстан входит в первую десятку стран мира); нефти и конденсата (извлекаемые) - 2,76 млрд т (занимает 12-е место в мире), природного газа - 1,8 трлн куб. м (по запасам горючего газа - 13-е место в мире).

В недрах Казахстана сконцентрированы значительные минерально-сырьевые ресурсы для металлургии, химической промышленности и строительных материалов. Так, Казахстан располагает 15% всех запасов железной руды бывшего Союза. Запасы хромистых железняков в 1990 году оценивались в 319,4 млн т (1-е место в мире). Имеются крупные запасы марганца - 13% запасов бывшего СССР. Высокие места в мире занимает Казахстан и по запасам легирующих металлов — никеля и кобальта. Уникальны запасы цветных металлов. Запасы республики по свинцу составляют 40%, цинка - 36%, меди - 30% союзного уровня. Значительны запасы алюминия, молибдена, вольфрама и олова, учтены по шести месторождениям запасы титана.

На территории Казахстана разведано, оценено и учтено свыше двухсот месторождений золота, и он остается третьей по его производству республикой бывшего СССР после России и Узбекистана. На его долю приходилось 5,3% производства золота и 50% серебра, запасы которого сосредоточены в медных, полиметаллических, золоторудных месторождениях.

В недрах Казахстана сконцентрировано около трети мировых запасов урана, что создало необходимые предпосылки для развития урановой промышленности.

Руды цветных металлов богаты запасами таких редких и рассеянных металлов, как тантал, боксит, ниобий, иттрий.

Около 80% общих запасов солей магния сосредоточено в ареале соленых озер, а остальные - в боросолевых месторождениях Казахстана.

Имеются запасы и таких видов ценного сырья, как каолин, барит, асбест, фосфаты. В Казахстане сосредоточено 82% запасов баритов, 65% - фосфоритов и 20% - асбеста. Республика располагает значительными запасами горно-химического, плавико-шпатового сырья, боратов и сырья для производства огнеупоров.

Другое природное богатство Казахстана - это огромные сельскохозяйственные угодья с многообразными почвенно-климатическими условиями для ведения сельскохозяйственного производства. Из общего земельного фонда, составляющего 272,5 млн га, 82% приходится на долю сельскохозяйственных угодий (223,5 млн га). Зонирование территории республики по почвенно-климатическим условиям показывает, что 41,1% приходится на пустынную, 13,7 - на полупустынную зону. Эта территория образует пастбищные угодья. Земледельческая зона, т.е. степная и сухостепная зона, занимает 32,6% территории. Из них благоприятны для выращивания зерновых культур самые северные районы Казахстана, где возможно получение хороших урожаев, а на 7₃ территорий, расположенных южнее, с преобладанием каштановых почв, гарантируется получение неплохих урожаев только в благоприятные годы. Есть неплохие возможности для выращивания риса и технических культур - хлопка-сырца, сахарной свеклы, табака, картофеля, бахчевых культур - на поливных землях южных областей.

Наличие таких богатых природных ресурсов предопределило на долгие годы главные направления развития казахстанской экономики - доминирование природоэксплуатирующих отраслей - отраслей добывающего сектора промышленности с первым и вторым переделами (иногда и с третьим) - и сельского хозяйства, в основном производства зерновых культур, в первую очередь пшеницы, и продуктов животноводства. На долю этих двух секторов экономики приходилось 68% произведенного национального дохода, в том числе 31% - добывающей отрасли и 37% - сельского хозяйства.

Как известно, с первой пятилетки в СССР всерьез разворачивался грандиозный план индустриализации, поэтому в Казахстане основной упор был сделан на развитие разработки и использования его богатейших природных ресурсов. Прежде всего - месторождений черных и цветных металлов и топлива для нужд строящихся энергетических, металлургических, машиностроительных гигантов индустрии и военно-промышленных комплексов в европейской части СССР, на Урале и в Западной Сибири.

В Казахстане в годы первой пятилетки были построены Туркестано-Сибирская железная дорога протяженностью 1480 км, свинцовые заводы в городах Лениногорск и Чимкент, медный гигант на Балхаше, мощные шахты Караганды, промыслы нефтяной Эмбы, мясокомбинат в городе Семипалатинске. Всего в первой пятилетке построено 40, во второй - 120, а за три с половиной года третьей - 7000 крупных и средних предприятий. В 1940 году в Казахстане действовало уже свыше 2500 промышленных предприятий. (Абутаипов Ж. Есентугелов А.  Развитие экономичеткой системы Республики Казахстан. Алматы. 2001. С. 17-18).

Была создана многоотраслевая промышленность, и Казахстан стал одной из важнейших баз по производству свинца, меди и редких металлов. В 1940 году он давал 85% свинца и 16,2% черной меди, а по добыче угля и нефти занимал третье место в СССР.

Такие масштабы разработки богатейших месторождений важнейших видов полезных ископаемых и развития производства переработки промышленного сырья позволили набрать республике к 1936-му и особенно к 1940 году хорошие темпы роста по многим видам промышленного производства (см рисунок ниже)

Рост промышленного производства.

Производство важнейших видов продукции в 1913-1940 годах
Показатель			1913		1922	1936	1940
Промышленность
Рост продукции промышленности, раз			1		0,3	4	7,8
Электроэнергия, млрд кВт/ч						0,3	0,6
Нефть, включая газовый конденсат, тыс. т			118		134	470	697
Газ естественный, млн т						3,2	3,9
Уголь, млн т			0,1		0,05	3,9	7,0
Серная кислота, тыс. т						22,6	49,2
Кирпич строительный, млн шт.					1,7	181	220
Хлопок волокно, тыс. т			1,9		0,05	36,1	32,9
Ткани шерстяные, млн пог. м			0,1		0,06	0,2	0,4
Обувь кожаная, млн пар					0,01	0,6	1,2
Сахар-песок, тыс. т						13,5	70,9
Масло животное, тыс. т			2,3		0,02	9,9	12,1
Масло растительное, тыс. т					0,2	0,4	4,7
Консервы, млн усл. банок						23	30,2
Кондитерские товары, тыс. т						3,6	4,1
П. Сельское хозяйство Производство товаров, тыс. т
зерновые культуры	2155	733		7939			2516
хлопок-сырец	10	1,1		ПО			93
мясо (в убойном весе)	435	400		375			224
молоко	851	1120		816			1089
Поголовье скота (на конец года), млн голов
Крупный рогатый скот	5,12)	3,0		2,7			3,3
в том числе коровы	1,92)	1,4		0,9			1,2
свиньи	0,3	0,2		0,3			0,5
овцы и козы	17,9	П,0		4,3			8,1
лошади	4,352)			0,43)			0,82
верблюды	0,72)	"		0,073)			0,1
Народное хозяйство СССР. " 1937;2| 1915;3) 1935.

Однако этого нельзя было сказать о развитии скотоводства, остающегося основной отраслью казахстанской экономики. Оно после тяжелейшего падения не только в 20-е, но и в 30-е годы стало расти и восстанавливаться только после 1936 года, что является следствием общей политики и индустриализации за счет ограбления сельского хозяйства в пользу промышленности, а также политики массовой экспроприации крестьянского имущества, насильственно форсированной коллективизации в сельском хозяйстве, проводившейся первым секретарем ЦК Партии большевиков Казахстана Ф.И. Голощекиным. Она сопровождалась принятием карательных мер к нежелающим вступать в колхозы, огульным подходом в использовании пастбищ для ускоренного развития зернового хозяйства, полным изъятием зерна и других продуктов для нужд индустриализации страны. Такое самодурство в экономической политике обернулось как для экономики Казахстана, так и для казахов страшной катастрофой, которую казахский народ не видел с момента «Ак табан ш^бырынды».

Если в 1928 году в республике насчитывалось 6,5 млн голов крупного рогатого скота, то в 1933 году осталось всего 965 тыс. овец и коз - 18,6 и 1,03 млн соответственно, лошадей - 3,5 млн и 300 тыс., верблюдов - 1 млн и 60 тыс. Несколько миллионов человек погибли от голода или уехали из республики(Абутаипов Ж., Есентугелов А. Развитие экономической системы Республики Казахстан. Алматы, 2001. С. 17-18).

Несмотря на это, в начальный период 30-х годов в Казахстане половину продукции (54,1%) давало животноводство, 27,1% - земледелие и только 13,5% - промышленность, что свидетельствует о том, что Казахстан все еще оставался аграрной республикой.

В годы войны Казахстан уже стал осваивать производство и выпускать новую продукцию, в частности высококачественные легированные и специальные марки стали, сверхтвердые сплавы, авиационный бензин, вольфрамовую и молибденовую продукцию, металлическую сурьму, висмут, таллий. Это обеспечивалось строительством и вводом в действие Акчатауского вольфрамово-молибденового комбината, Балхашского завода цветного проката, Джездинского марганцевого и Восточнокаунрадского молибденового рудников. Строились также Текелийский свинцово-цинковый и Усть-Каменогорский свинцовый комбинаты.

Были построены известные не только в СССР Восточно-Казахстанский, Миргалимсайский и Березовский рудники, первые очереди Текелийского полиметаллического комбината, а также Казахстанская Магнитка во вновь возведенном городе Темиртау, где выплавлялась казахстанская сталь. Введен в действие Актюбинский завод ферросплавов, который производил казахстанский феррохром.

На юге Казахстана стала развиваться химическая промышленность, основанная на разработке месторождений фосфоритов, которые послужили базой для развития производства минеральных удобрений всего Союза. Было введено также два предприятия: завод химического волокна в Кустанае и синтетического каучука в Темиртау.

Такое направление развития промышленности, характеризующееся прежде всего энергозатратностью, потребовало создания одновременно и соответствующей энергетической базы экономики. В 40-е годы были запущены Карагандинская ГРЭС-1, Актюбинская ТЭЦ, Петропавловская ТЭЦ-1, Текелийская ТЭЦ-1, Чимкентская ТЭЦ-1. За годы войны мощности энергостанций увеличились в 1,8 раза, они вырабатывали электроэнергии более 1 млрд кВт/ч.

В республике возникли промышленные предприятия в результате их эвакуации вместе с коллективом из западных районов СССР, в основном машиностроительной, легкой и текстильной промышленности. На базе эвакуированного оборудования из заводов западных районов возникли такие подотрасли легкой и текстильной промышленности, как прядильно-трикотажная, меховая, чулочная, хлопкопрядильная и др. Начала интенсивно развиваться кожевенно-обувная, швейная и текстильная промышленность. В Алма-Ате на базе завезенного оборудования Ивантеевской фабрики была введена в эксплуатацию трикотажная фабрика, в Чимкенте - Харьковская чулочная и зеркальная фабрика, вступили в строй Семипалатинская чулочная, хлопкопрядильная фабрики, Семипалатинский суконный комбинат, в Чимкенте – хлопчато-бумажная фабрика. Всего в Казахстан было эвакуировано 220 предприятий, а в годы войны были введены в эксплуатацию 460 предприятий (Абутаипов Ж., Есентугелов А. Развитие экономической системы Республики Казахстан. Алматы, 2001. С. 23).

Крупные изменения в социально-экономическое развитие Казахстана принесло освоение целинных и залежных земель, создано почти 600 новых совхозов, произошло укрупнение колхозов: вместо 3092 колхозов в 1953 году в 1959-м функционировало 1523. Казахстан превратился в крупнейший регион производства зерна. На работу из всех республик приехало 2 млн человек, ежегодно на уборку урожая прибывало огромное количество временных работников.

Никто не считал, сколько материальных и финансовых ресурсов потрачено на реализацию этой политики, но думается, что немало. В донорах теперь нуждалось сельской хозяйство, а донорами выступали все отрасли. Зачастую деньги тратились без всякого учета и увязки с затратами труда. Со всех концов страны прибывала масса людей; за 2-3 месяца они зарабатывали огромные деньги, и никто не знал, насколько это была реальная трата денег - лишь бы был убран урожай и на току не оставалось зерна. Государству под соцобязательство сдавалось все, что можно было выдавать за зерно, включая отходы, - важно было сдать 1 млрд пудов хлеба; сдавали даже семенное зерно, а потом совхозы обратно закупали его у государства втридорога.

Результаты освоения целины не оправдали затрат, отдача оказалась ничтожной, СССР зерновую проблему не решил, продолжая наращивать импорт зерна.

Более полное использование богатейших природных ресурсов Казахстана оставалось главной стратегией развития народного хозяйства республики и в 50-60-е годы. За годы семилетки было введено еще 700 крупных и средних промышленных предприятий, в основном в сырьевом секторе экономки. В Казахстане эксплуатировалось более 30 урановых рудников, производилось 56% урана всего Советского Союза. На территории республики находилось более 20 различных военных полигонов, в том числе три ядерных - в Семипалатинске, Азгире и в Капустином Яре, на которых в течение 40 лет проводились ядерные испытания. Все они были закрытыми городами.

В республике были построены Соколовско-Сарбайский горно-обогатительный производственный комбинат, Карагандинский металлургический комбинат. Создана почти новая для республики отрасль - химическая промышленность. Построены Актюбинский химический комбинат, Карагандинский завод синтетического каучука, Атырауский химический завод, Кустанайский завод искусственного волокна, Чимкентский завод фосфорных солей, Джамбульский завод двойного суперфосфата.

Вступили в строй также Ермаковский ферросплавный завод, новый Лениногорский цинковый завод, Карагандинский, Семипалатинский, Чимкентский, Усть-Каменогорский цементные заводы, Джетыгаринский асбестовый комбинат.

Строились предприятия машиностроения, легкой и пищевой промышленности, в частности Павлодарский тракторный завод, Алма-Атинский хлопчатобумажный комбинат, Джамбульский обувной комбинат, Чуйский сахарный завод, Комбинат костюмных тканей в г. Кустанае, трикотажные фабрики в Джезказгане, Лениногорске и Актюбинске, Аксуский сахарный завод, кондитерские фабрики в городах Актюбинске, Караганде, Кустанае, мясокомбинат в Джетыга-ре, Кзыл-Орде. Запущено несколько крупных электро- и теплостанций, Атомный энергетиче­ский комбинат в городе Шевченко (ныне Актау) и др.

Такова общая картина развития и размещения предприятий в Республике Казахстан. Она выглядит обворожительно, если учесть, что в Казахстане до образования СССР не было почти ничего, кроме кочевого скотоводства и слабого еще земледелия. Такие масштабы строительства и пуск в эксплуатацию предприятий ряда отраслей народного хозяйства дали в послевоенные годы восстановления, особенно в 60-е, впечатляющие результаты.

Темпы роста или прироста основных показателей народного хозяйства Казахской ССР за 1960-1990 годы, %

Показатель	Среднегодовые темпы прироста			Темпы прироста за пятилетку
	1970 к 1960	1980 к 1970	1990 к 1980	1965 к 1960	1970 к 1965	1975 к 1970	1980 к 1975	1985 к 1980	1990 к 1985
Произведенный национальный доход	7,9	4,2	0,95	131	163	122	124	104	106,4
Продукция промышленности	9,8	5,3	4,1	164	156	142	118	119	116.2
группы «А»	9,9	5,4	4,0	166	155	144	117	118	111,8
группы «Б»	9,7	5,2	4,4	160	159	138	121	122	129,4
Продукция сельского
хозяйства	3,6	2,2	1,4	93	154	89	140	98	111,2
растениеводство	2,6	2,5	0,3	57	225	67	192	92	96.3
животноводство	4,7	2,0	2,3	128	124	107	114,2	103	122,2
Капитальные вложения	6,6	4,0	2,2	147	129	127	117	116	123
Производительность общественного труда	6,2	2,2	.	120	151	ПО	113	98	102,5

*Источник: Народное хозяйство СССР и Казахской ССР.

В 60-70-е годы произведенный национальный доход увеличивался в среднем на 7,9% за год. Наибольший рост был получен в 1965-67-е годы, т.е. в годы проведения косыгинской реформы, когда рост этого показателя за пять лет достиг 163%. Любопытным при этом представляется достижение самого высокого роста в промышленности в предыдущей пятилетке, т.е. в 1960-1965 годах, в сельском хозяйстве - в 1965-1970 годах. На высоком показателе промышленности в эти годы, хотя он высоким оставался и в следующую пятилетку, сказался тот факт, что именно на период конца 50-х и начала 60-х годов приходится первое освоение и выпуск новой промышленной продукции черной металлургии, химической промышленности, промышленности строительных материалов, машиностроения, резкое увеличение объемов производства ряда промышленных товаров, особенно в 1965-1970 годах: нефти, угля, природного газа, стали, минеральных удобрений, станков, экскаваторов и продукции легкой и пищевой промышленности.

Видимо, сыграли свою роль и меры по организации и реорганизации системы партийного руководства и административного управления народным хозяйством СССР, и химизация экономики, предпринятые в конце 50-х-начале 60-х годов. В 1960 году в Казахстане было организованно 9 совнархозов, образовано 3 края, во всех областях партийные органы были разделены на промышленные и сельские, действовали два бюро по руководству промышленностью и сельским хозяйством, несколько расширились права и обязанности республиканских и местных органов управления народным хозяйством, что снизило уровень чрезмерной централизации. Такие меры способны быстро дать некоторое оживление в экономике, но столь же быстро и погасить его. Они не могут привести экономику к долговременным серьезным результатам. По-видимому, так и произошло. Что касается впечатляющего роста продукции сельского хозяйства в 1965-1970 годы, то здесь главную роль сыграл скачок урожайности зерновых культур (с 3,1 центнера с 1 га в 1965 году до 9,8 ц/га - в 1970-м) и их государственных закупок (13377 тыс. т в 1970 году против 2373 тыс. т - в 1965 году, т.е. в 5,64 раза), при сохранении тенденции роста поголовья скота и государственных закупок продукции животноводства. Основную роль в этом сыграла косыгинская реформа. Она сказалась и на промышленности, которая тоже добилась большого роста, хотя несколько меньшего, чем в 1960—1965 годы. Однако расширение хозяйственной самостоятельности "колхозов и совхозов, етажултзровагоге лвчтгътх й жтдаштавътх интересов работников оказалось в сельском хозяйстве более эффективным, чем в промышленности, что очевидно и закономерно.

Таким образом, Казахстан превратился из аграрной в индустриально-аграрную страну с многоотраслевой экономикой. Ее становление, как вытекает из изложенного, происходило главным образом по двум каналам: первый - максимальное использование богатых природных ресурсов республики в рамках принятой в СССР Концепции общесоюзного разделения и кооперации труда; второй - эвакуация в годы Отечественной войны целых предприятий вместе с коллективами, в основном машиностроения, легкой и пищевой промышленности, или оборудования предприятий этих отраслей, которые получили в Казахстане вторую жизнь.

В результате в экономике Казахстана получили развитие некоторые отрасли тяжелого машиностроения, включающие предприятия, работающие на нужды добывающего сектора и сельского хозяйства, оборонные предприятия, выпускающие изделия для военно-промышленного комплекса СССР, и отдельные предприятия общемашиностроительного назначения наподобие Алма-Атинского завода тяжелого машиностроения (АЗТМ) и легкой и текстильной промышленности. Так в экономике Казахстана формировалась обрабатывающая промышленность, которая не играла и до сих пор не играет заметной роли в его развитии.

Значительное развитие получила обслуживающая народное хозяйство страны производственная инфраструктура: энергетика, транспорт, строительство и др. В целом отраслевая структура экономики, выраженная в процентах к ВВП и промышленной продукции, сложившаяся к 1991 году, приведена в таблице.

Структура ВВП и промышленного производства в 1991 году, %

Отрасль	ВВП	Промышленное производство
Промышленность	27,1	100
электроэнергетика	1,3	4,8
нефтедобывающая	0,6	2,2
нефтеперерабатывающая	0,5	2,0
угольная	0,8	3,0
черная металлургия	1,6	5,8
цветная металлургия	2,5	9,1
химическая и нефтехимическая	1,7	6,3
машиностроение и металлообработка	3,1	11,6
строительных материалов	1,3	4,9
Легкая	5,0	18,5
Пищевая	7,2	26,4
Другие	1,5	5,4
Сельское хозяйство	29,5
Строительство	9,2
Производство услуг	34,8
Чистые налоги	-0,7

Во всех отраслях промышленности и в сельском хозяйстве доминирует производство сы­рья: в промышленности - сырья и продукции первого и второго, в лучшем случае третьего переделов; в сельском хозяйстве - в основном зерно и мясо, молоко, кожа, шерсть с небольшой глубинной переработкой. Как показали исследования, проведенные в те годы, удельный вес добывающего сектора в общем объеме промышленной продукции республики был в два раза выше среднесоюзного уровня, более чем в два раза, чем на Украине, и в полтора раза больше, чем в РСФСР, а обрабатывающей промышленности - на 10 процентных пунктов ниже среднесоюзного показателя. Это в условиях, когда в экономике самого СССР безраздельно доминировало производство сырья и промежуточной продукции.

Исключение составляет лишь машиностроение, работающее на нужды добывающей промышленности и сельхозмашиностроения. Что касается оборонного машиностроения и общемашиностроительного производства, то здесь выпускались лишь комплектующие изделия или различные промежуточные продукты, поставляемые на экспорт. Объемы их производства в республике были незначительными. Так, доля Казахстана в общесоюзном производстве экскаваторов, металлорежущих станков, центробежных насосов, например, составляла всего 2%, кузнечно-прессовых машин - 3%, кормоуборочных комбайнов - 4%, готового проката - 4%.

Такая деформированная структура экономики в сочетании с ценовыми ножницами между сырьем и промежуточной продукцией, преимущественно вывозимой из Казахстана, и на готовую продукцию, ввозимую в большом объеме в Казахстан, привела к перекосам в межреспубликанском товарообмене, ставившим казахстанскую экономику в заведомо проигрышное положение.

По централизованному распределению из Казахстана вывозилось: 71% произведенной нефти, 100% - топочного мазута, 43% - угля, 55% - железной руды, 46% - черных металлов, 37% - цветных металлов, 44% - фосфоритов, 54% - продукции основной химии, 86% - синтетического каучука, 80-100% - машин и оборудования, 60% - тракторов, 51% - шерсти, 18% - зерна. Основная часть оставшейся продукции шла на решение общесоюзных задач - оборонной промышленности, функционирующей в республике, слабо обеспечивавшей свои потребности по конструктивным материалам, товарам народного потребления, электроэнергии, машинам и оборудованию.

Казахстан получал из союзных республик 26% материальных ресурсов, используемых в народном хозяйстве на производственные и непроизводственные нужды. При этом за счет межреспубликанского ввоза удовлетворялось более 40% потребностей населения в товарах народного потребления. По данным Госкомстата Казахстана, потребности в продукции железнодорожного машиностроения за счет ввоза удовлетворяются на 96%, в оборудовании для легкой промышленности - на 95%, в оборудовании для химической и нефтяной промышленности и подъемно-транспортном оборудовании - на 85%, в металлургическом оборудовании - на 72%, в металлорежущих и деревообрабатывающих станках - на 62%, в изделиях радиоэлектронной промышленности - на 61%, в бытовых приборах и машинах - на 60%.

Значительна часть завоза фосфорно-фаянсовых изделий - 36%, лакокрасочной продукции- 55%, горно-шахтного оборудования - 46%, электроэнергии - 17%.

В то же время есть группа материалов и изделий, которые производятся в республике в значительном объеме, но потребность в которых, а следовательно, и ввоз, за последнее время существенно возросла: по черным металлам - с 25 до 33%, по цветным металлам - с 0,4 до 8%, по продуктам основной химии - с 10 до 27%, по синтетическому каучуку - с 42 до 63%. Это связано с недостаточным развитием ассортимента указанных видов продукции.

Республика полностью формирует за счет завоза ресурсы легковых автомобилей (в том числе специальных), автобусов, мотоциклов и мотороллеров, телевизоров, фотоаппаратов, холодильников, часов, радиоприемных устройств, роялей, аккордеонов и других видов культтоваров; в большей части магнитофонов, стиральных машин, пылесосов и других технически сложных изделий, чайного сырья, отдельных видов круп.

В значительной мере за счет ввоза обеспечиваются потребности населения в пищевых продуктах: масле растительном, крупах, рыбе, макаронных изделиях, плодоовощной продукции.

Таким образом, значительная часть ввозимых товаров покрывает от 20 до 100% потребности республики, имея существенное значение для нормального функционирования экономики Казахстана, постоянно испытывавшей возрастающий дефицит. В 80-е его уровень по средствам производства ежегодно составлял около 30%, а по непродовольственным товарам - 30-40%.

Ввоз превышал вывоз в 1,8 раза, и объем отрицательного сальдо вывоза-ввоза достигал в мировых ценах свыше 7 млрд рублей, что давало повод представителям республик, производящих в основном продукцию высокой степени готовности, утверждать, что они «содержат Казахстан».

Как видно, Казахстан поставлял в союзные республики промышленные и сельскохозяйственные сырьевые и промежуточные продукты, комплектующие изделия машиностроения, а ввозил в основном конечную продукцию. Сама казахстанская экономика была способна выпускать только 27% всего потребляемого конечного продукта, его вклад в конечный продукт всего СССР в конце 80-х годов составлял всего 3%.

Таким образом, казахстанская экономика советского периода была даже в отношении СССР периферийной, или, как часто говорят, Казахстан был сырьевым придатком России и других республик, находящихся в европейской части Союза.

Как периферийная, казахстанская экономика имела множество сложных и крупных долговременных экономических, социальных и других подобных проблем. Прежде всего она была высокозатратной, малоэффективной, утяжеленной структурой экономики. Объем ВВП Казахстана в 1990 году составил 5,3% ВВП СССР на душу населения. Среднедушевой произведенный национальный доход составлял 73% к соответствующему общесоюзному показателю. Здесь нет ничего удивительного, поскольку при такой структуре экономики на выпуск единицы чистой продукции промышленности требовалось основных производственных фондов на 40% больше, чем СССР в целом, а фондоотдача по народному хозяйству, рассчитанная по национальному доходу, оказывалась на У₃ ниже среднесоюзного уровня. Вследствие этого удельный вес фонда накопления в составе использованного национального дохода оставался самым высоким - 27% против 25% в целом по СССР. При этом более 30% капитальных вложений в народное хозяйство и 76% - в промышленности направлялось на развитие отраслей по добыче и первичной переработке минерально-сырьевых ресурсов, около половины из которых приходилось на долю топливно-энергетического комплекса.

Одновременно сокращалась доля капитальных вложений, направляемых в машиностроение, легкую, химическую и нефтехимическую промышленность. В итоге в национальном доходе доля промышленности снизилась в 1985-1989 годах почти на 3 процентных пункта и оказалась на 15 процентных пунктов ниже среднесоюзного показателя. В то же время доля сельского хозяйства в национальном доходе за это время увеличилась на 1,7, в строительстве - на 3,1 процентных пункта.

Постоянный рост капиталоемкости и фондоемкости промышленной продукции, соответственно - доли капитальных вложений в добывающие и другие сырьевые отрасли при низкой эффективности экономики усложнял решение острых, актуальных проблем, негативно сказывался на повышении жизненного уровня народа республики. Уровень потребления материальных благ и услуг оставался одним из самых низких среди бывших союзных республик - в 1990 году он составил 84% от уровня СССР и 17% - от уровня США. Объем розничного товарооборота на душу населения к общесоюзному составлял около 82%, а платных услуг - 68%. Всегда остро стояла проблема потребления продуктов питания; более 60% потребности населения в товарах первичного потребления удовлетворялось за счет завоза. Низкой оставалась обеспеченность граждан жильем.

Но при всем этом продукция Казахстана оставалась неконкурентоспособной ни на внешнем, ни на внутреннем рынке. Поскольку казахстанская экономика, как и вся советская экономика, была централизованно-плановой и импортозамещающей, в ней не было и не могло быть конкуренции, а там, где нет конкуренции, мало шансов на то, чтобы продукция оказалась высококонкурентной. Продукты, производимые в Казахстане, просто централизованно распределялись в плановом порядке по жесткой схеме прикрепления потребителей к поставщикам.

Большая проблема была связана и с тем, что казахстанская экономика, как составная часть единого, глубокоинтегрированного народнохозяйственного комплекса СССР и как страна с высокодеформированной структурой, была сильно зависима от экономик других союзных республик и по реализации своей, и по приобретению нужной стране продукции. После распада СССР и в процессе перехода к рынку это стало одной из главных причин глубокого и длительного падения производства, экономического кризиса.

В советско-казахстанской экономике сложилась глубокая диспропорция не только между сырьевыми и обрабатывающими секторами, но и между этими секторами, с одной стороны, и производственной инфраструктурой - с другой. Последняя сильно отставала от потребностей производственных отраслей как по масштабу развития, так и по качественному уровню. Она слишком уступала международному стандарту, что не способствовало повышению конкурентоспособности казахстанской экономики и привлечению инвестиций в ее несырьевые секторы. Это до сих пор один из сильно сдерживающих факторов устойчивого развития казахстанской экономики.

Немаловажное значение продолжает иметь технико-технологическая отсталость страны уже в советский период. В годы независимости и переходного процесса она только усилилась. На этом сказывались такие факторы, как возникновение ряда отраслей промышленности за счет эвакуации целых предприятий или оборудования из европейской части СССР с довоенными машинами, с оборудованием и технологиями, которые слишком медленно менялись в послевоенные годы, чтобы не ставить под вопрос выполнение и перевыполнение годовых и пятилетних планов; функционирование и развитие советской экономики по импортозамещающей модели; экстенсивное развитие советской экономики, которое выдвигало на первое место выполнение планов не за счет интенсификации производства, а за счет вовлечения в производство все больше и больше ресурсов, за счет все большего строительства предприятий со старыми, стандартными машинами и технологиями. Причем в этом деле в условиях ограниченных ресурсов капитальных вложений приоритет отдавался экономикам европейской части СССР, где преимущественно размещались предприятия, производящие продукцию высокой степени готовности. В Казахстане многие промышленные предприятия продолжали функционировать на физически и морально устаревших технике и технологиях. Уже к моменту получения независимости во многих отраслях удельный вес таких техники и технологий составил 42%, а в отдельных отраслях он доходил и до 70% (Есентугелов А. Трансформация экономики Казахстана. Алматы, 2002. С. 72).

Все эти проблемы после получения Казахстаном независимости создали огромные трудности в успешном проведении рыночных реформ, становлении рыночной экономики, стали главными причинами экономического кризиса в 1990-1998 годах, продолжают и теперь оставаться тормозом на пути перехода казахстанской экономики к устойчивому росту. Они трудно поддаются решению, требуют больших инвестиционных ресурсов, времени и, как ни странно, понимания этого и властью, и обществом, решимости в преодолении колоссальных трудностей.

В то же время следует принять значение того факта, что благодаря становлению и разви­тию такой экономики в составе бывшего СССР Казахстан превратился из феодальной страны с архаично организованным аграрным сектором в крупную индустриально-аграрную страну, достиг расцвета культуры, особенно в области образования, науки, литературы, искусства, здравоохранения. И преимущественное развитие добывающего сектора дало свои плоды в годы независимости, когда другие секторы экономики оказались в плачевном состоянии и не могли обеспечить занятость в стране, доходы государства и населения. Продукция добывающего сектора - сырье и промежуточные продукты - пользовалась спросом на мировом рынке, и сектор, экспортируя основную часть своей продукции на рынки дальнего зарубежья, даже в годы спада производства давал неплохие доходы в бюджет и казну. Благодаря этому казахстанцы несколько легче, чем народы других республик, перенесли невзгоды переходного периода.

Экспорт продукции добывающего сектора экономики в долях от объема производства, % страница 71

Показатель	1992	1996	1998	2000
Нефть и газовый конденсат	72,4	63,2	78,8	83,2
Уголь		37,1	34,6	35,5
Прокат черных металлов	62,2	84,9	92,9	81,7
Ферросплавы	68,3	77,6	79,2	77,5
Медь рафинированная и ее сплавы	91,1	98,1	99,4	99,7
Свинец необработанный	72,4	90,6	71,8	74,8
Глинозем	73,6	87,8	90,3	88,4
Железная руда и концентрат	94,1	90,3	48,9	111,5

26,6_______________________________ 79,1                  33,1
За счет реализации в 2000 году не только произведенного, но и накопленного в предыдущие годы глинозема.

Кроме того, добывающий сектор стал основным объектом привлечения прямых иностранный инвестиций, что стало важным источником поступления валюты и доходов в бюджет страны. Эту роль он продолжает играть до сих пор. К тому же аномально высокий рост с 1999 года мировых цен на нефть, благоприятная конъюнктура на мировом рынке других сырьевых товаров позволяет добиваться Казахстану довольно высоких темпов роста экономики и накопления больших доходов в золотовалютных резервах НБК и средств Национального фонда Казахстана, аккумулирующего основную часть нефтяных доходов.

Тем не менее, как отмечается некоторыми исследователями, «республика в свое время была площадкой для крупномасштабных экономических экспериментов, которые можно трактовать по-разному, но с последствиями которых государству приходится сталкиваться сегодня» (Бессарабов Г.Д. Экономико-географическое положение Казахстана. Казахстан: реалии и перспективы независимого развития. М., 1995. С. 9).

Первым из таких экспериментов было переселение крестьян из густонаселенной европейской части России на территорию Казахстана в годы столыпинской реформы, начатой в 1906 году. Переселение крестьян среднего достатка внесло заметное расширение в уклад казахстанской экономики, развивая земледелие и оседлый образ жизни, изменило демографическую структуру Казахстана. Уже в начале века земледельческие зоны заложили основу «очагового» развития аграрного сектора, территориальное деление страны на районы по «производственно-национальному» признаку, которое потом получит широкое распространение и будет иметь немало как положительных, так и отрицательных последствий, в первую очередь для людей коренной национальности. В Северном Казахстане в этническом отношении абсолютно преобладающими оказались русские (казахов - не более 30%). Регион сегодня обладает развитым промышленным, сельским хозяйством, транспортом и связью, благодаря чему жители этого региона легче перенесли последствия переходного периода.

Эти действия советской власти сами по себе имели тяжелые последствия, однако страну ждала и политика насильственной коллективизации, причем в форме самых жестких репрессий против казахов. Руководством ЦК Компартии Казахстана проводилась специальная кампания экспроприации крестьян с конфискацией имущества, в частности скота, что привело к значительному сокращению его поголовья и, как уже отмечалось, к гибели людей от голода и болезней, многие крестьяне ушли со своими стадами в Китай, Монголию, Узбекистан и Россию. Всего в 30-е годы Казахстан потерял более 3 млн человек. Республика переживала самую тяжелую хозяйственную разруху. Во второй половине 30-х одновременно происходило выселение сотен тысяч крестьян, объявленных кулаками, из разных регионов СССР в Казахстан, организация на его территории концентрационных лагерей для жертв террора 1937-1938 годов.

Как отмечалось выше, в эти же годы была репрессирована почти вся интеллигенция Казахстана. Среди них были не только представители партии «Алаш», но и самой партии большевиков (Шокоманов Ю.К. Тенденции человеческого развития Казахстана. Алматы, 2001. С. 49). «Казахстан стал единственной республикой бывшего СССР, где коренное население стало составлять меньшинство» (Шокоманов Ю.К. Тенденции человеческого развития Казахстана. Алматы, 2001. С. 49). Под предлогом постепенного стирания национальных различий советских людей, создания единого советского народа власть начала широкомасштабное наступление на культуру, быт, традиции, обычаи и язык казахов.

В эти годы начались новые эксперименты: депортация целых народов Кавказа и Дальнего Востока в Казахстан - немцев, чеченцев, ингушей, корейцев, калмыков и многих других. В республику в эти годы было депортировано около 800 тысяч немцев, 18,5 тысячи корейских семей, 507 тысяч чеченцев, ингушей, карачаевцев и других северокавказских народов. Также в 40-е годы сюда были сосланы крымские татары, турки, греки и многие другие народы (Шокоманов Ю.К. Тенденции человеческого развития Казахстана. Алматы, 2001. С. 49). В стране нарастала напряженность, люди, как местные, так и переселенцы, проверялись на выносливость и терпимость, способность сосуществовать людей разных национальностей, этнических групп.

К числу сложных социально-экономических, демографических экспериментов следует отнести и эвакуацию целых промышленных предприятий вместе с коллективами из западных регионов СССР в годы Отечественной войны. Кроме того, в Казахстане появились теперь уже индустриальные зоны «очагового» развития, усилилось деление территории по «производственно-национальному» признаку (Пузанов Ю.Е. Казахстан: этапы экономического развития. Казахстан: реалии и перспективы независимого развития. М, 1995. С. 19): Западный, Южный, Юго-Восточный и Восточный Казахстан.

Такое положение привело к тому, что, во-первых, во всех отраслях промышленности работали в основном русские, доля коренных работников была на уровне 10%. На руководящих должностях - тем более, хотя количество специалистов с высшим образованием, к тому же техническим, было немалым и с каждым годом все увеличивалось. Им было крайне сложно устроиться на инженерно-технические должности, где руководителями были русские. Наблюдалась такая тенденция: если руководитель министерства или предприятия русский, то и все руководство состояло из русских, а если казах, то его заместителем должен быть опять русский. (Сегодня создалась обратная ситуация, но она открыто и достаточно остро обсуждается.)

Насколько это оправдано с точки зрения социальной, экономической, национальной политики, по истечении стольких лет судить сложно, а специальных исследований не проводилось. Факт в том, что казахи на родине оказались в меньшинстве и чувствовали себя скорее гостями, чем хозяевами. Причем такая ситуация сложилась не в результате каких-то объективных факторов, естественных процессов, а из-за целенаправленной государственной политики, и только в Казахстане. Есть политики в России, которые хотят поднять вопрос о том, на своей ли земле вообще казахи. Не кто иной, как Горбачев в одном интервью говорил, что во время освоения целины Казахстану было передано 5 областей.

Серьезными остаются последствия образования «производственно-национальных» территорий. Они не раз создавали угрозу территориальной целостности страны. В ряде республик такая угроза уже превратилась в реальность: Молдавия, Грузия... Нельзя скрывать, что этот фактор в Казахстане до сих пор сказывается на развитии некоторых политических институтов, в частности выборности местных органов власти. Еще одним крупномасштабным экспериментом было освоение целинных и залежных земель. Во-первых, в Казахстан только за 1954-1964 годы переселилось 2 млн человек из России, Украины, Белоруссии, что еще больше изменило демографическую структуру страны. Если удельный вес казахов от всего населения в 1926 году составлял 57,1%, в 1933-м - 38%, то в 1959 году он снизился до 30% (Шокоманов Ю.К. Тенденции человеческого развития в Казахстане. Алматы, 2001. С. 50). Было освоено 25 млн га свободных плодородных земель, в том числе 22,3 млн га пашни (Абуталипов Ж., Есентугелов А. Развитие экономической системы в Республике Казахстан. Алматы, 2001. С. 32). Эта грандиозная программа привела к серьезным последствиям, главным образом для земельного потенциала страны: уже через несколько лет началась ветровая эрозия почв, и 12,6 млн га, или 37%, пашни выбыли из оборота. Добавим к этому невиданный разгул преступности из-за прибытия в Казахстан выпущенных специально для работы на целине уголовников из тюрем Сибири.

К экспериментам следует отнести и передачу трех южноказахстанских регионов под юрисдикцию Узбекистана, создание трех краев с намерением, как тогда поговаривали в верхах, присоединения целинного края к России, попытку передачи полуострова Мангышлак Туркменистану. Ряд экспериментов, проведенных на территории Казахстана, имел катастрофические экологические последствия для страны. Первое - это аральская экологическая катастрофа, возникшая из-за развития непродуманного поливного земледелия в регионе с вмешательством в естественные природные процессы. Это связано с бредовой стратегией использования водных ресурсов бассейнов рек Амударья и Сырдарья. В итоге большая часть моря высохла, на этом месте образовалась пустыня, непригодная для земледелия из-за засоления. Это повлияло на климат обширных территорий, в Приаралье резко увеличилось число тяжелых заболеваний и детской смертности. Другая экологическая проблема порождена двадцатью военными полигонами, в том числе тремя ядерными - в Семипалатинске, Азгире и Капустином Яре. Здесь в течение 40 лет проводились ядерные испытания, в 1991 году на территории Казахстана размещено 1400 ядерных боезарядов, столько же - на Украине и 7,5 тысячи - в России.

Крупными загрязнителями являются Целинный горно-химический и Прикаспийский горно-металлургический комбинаты, Ульбинский металлургический завод, а также фирма «Изотон» и Мангышлакский энергокомбинат (Клапцов В.М. Экономические проблемы Республики Казахстан. Казахстан: реалии и перспективы независимого раз­вития. М„ 1995. С. 105).

Таким образом, можно заключить, что история Казахстана со времени вхождения его в состав России и особенно Советского Казахстана была историей сплошных политических, экономических, социальных, географических и военных экспериментов, последствиями которых стали проблемы, для решения которых требуется не один год и не один миллиард долларов.

Теперь перед Казахстаном стоит грандиозная по сложности задача коренной модернизации отсталой экономики и создания экономической основы для устойчивого развития в условиях глобализации и постиндустриальной эпохи.

Глава III. Переходный период и теоретическая основамакроэкономической стабилизации в Казахстане

§ 1. Место переходной экономики в процессе общественного развития

Человеческое общество под влиянием непрерывного общественного прогресса постоянно находится в поступательном движении. Действительно, со времени появления первого человека и по сей день непрерывно совершенствуются средства труда, технология и организация изготовления предметов труда, развивается сам человек, растет производительность труда, в результате меняются производительные силы и производственные отношения, формы соединения работника со средствами производства, т.е. способы производства. Иными словами, происходит непрерывный общественный воспроизводственный процесс, что делает историю человечества историей непрерывного развития.

Однако это не означает, что данный непрерывный процесс всегда происходит непременно по восходящей линии, что у него нет взлетов и падений. Наоборот, в этом процессе бывают периоды прогресса и регрессии, восходящие и нисходящие отрезки. Он имеет поступательный характер лишь в целом, без учета отклонений на большом отрезке времени, и он все-таки непременно развивается от низшего уровня к высшему. Это означает, что непрерывность человеческого общественного прогресса имеет историческую, причем волнообразно-ступенчатую, форму, характеризующую развитие общества от низших ступеней к высшим (рис.), со множеством фаз отливов и приливов, зрелости и упадка.

Известно выделение в истории общества таких ступеней, как первобытно-общинный, ан­тичный, феодальный и буржуазный строй. Каждая из этих ступеней - сложный исторический этап развития человеческого общества и имеет свой уровень экономического прогресса с соответствующими, по К. Марксу, уровнями производительных сил и производственных отношений, со своими формами соединения работника со средствами производства, т.е. свою экономическую систему, понимаемую как совокупность производительных сил и производственных отношений. Иными словами, каждая новая ступень общественного развития имеет свой уровень развития экономики или, если выразиться иначе, свою экономическую систему, базирующуюся на новых формах общественно-экономических отношений и, соответственно, являющуюся более прогрессивной ступенью, чем предыдущая. Действительно, вышеназванным ступеням общественного прогресса соответствовали первобытный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический способы производства, а значит, и идентичные экономические ступени или системы. Поступательное развитие экономики от низших ступеней к высшим можно характеризовать и другими более качественными ее типами: доиндустриальный, или аграрный, индустриальный и постиндустриальный. Не трудно заметить, что такие ступени экономики отражают действительный прогресс, происходящий в экономике, который радикально меняет и технику, и технологии, и формы, и характер труда и его организацию, показывает качественный скачок в росте производительности труда, уровня и условий жизни народа. Так, индустриальная экономика сложилась в результате промышленной революции, произошедшей в первой половине XIX века (использование парового двигателя, текстильных и металлургических машин и механизмов), а появление железных дорог и парового судоходства во второй половине XIX века и развитие автомобилестроения, химической промышленности и электричества в начале XX века создали новые способы производства и экономические отношения, экономические, социальные и политические структуры государства. Естественно, каждая ступень экономического прогресса не связана строго с конкретным видом общества. Одна экономическая ступень может объединять несколько обществ, как, например, доиндустри-альная аграрная экономика объединяет и первобытное, и античное, и феодальное общества, и наоборот, в одном обществе могут последовательно возникать и индустриальная, и постиндустриальная экономические системы.

Каждая экономическая система, соответствующая определенной ступени экономики, не появляется в готовом виде, а проходит через период возникновения и становления, период расцвета, зрелости и период упадка, или, как говорят, загнивания. Новая экономическая система возникает и формируется не на голом месте, а в недрах действующей, но уже находящейся в упадке (загнивании) экономической системы. Иначе говоря, период упадка старой экономической системы (Y¹, (t)) совпадает с периодом возникновения и становления новой, более прогрессивной экономической системы

[Y¹, (0,^(0,^(1)...]

Затем наступает период зрелости новой экономической системы, когда экономика функционирует по

[Y'₂(t)...),Y²₂(t)...),Y³₂(t)...)]

и т.д., и наступает такой момент, с которого факторы, служившие когда-то причиной обществен­но-экономического прогресса, становления новой прогрессивной экономической системы, теперь уже, изжив все свои резервы, утратив все преимущества, превращаются в факторы регресса, становятся причинами ее загнивания, упадка. Но в это же время под действием новых факторов зарождается и начинает формирование новая, более прогрессивная экономическая система. Так один исторический этап развития экономики сменяется другим его этапом, и процесс обретает циклический характер.

Сразу же следует оговориться, что образование новых экономических систем и их цикличность (см. предыдущий рис.) нельзя смешивать с традиционным развитием экономики и его цикличностью (рис. ниже), т.е. с циклическим кризисом и подъемом рыночной экономики.

Когда говорится о развитии экономики в обычном ее понимании, имеется в виду смена одного равновесного состояния экономики другим под действием традиционных факторов экономического роста. К ним относятся, например, изменение спроса и колебания конъюнктуры рынка, типы и масштабы инвестиций, научно-технический прогресс и инновации преимущественно рутинного характера, длительность основного оборота капитала, денежно-кредитная и бюджетная политика, экономическая и промышленная политика государства и др. Суть и действие этих факторов таковы, что они не вносят в экономику революционных изменений в том смысле, что не меняют ее сущностную характеристику, а приводят лишь к совершенствованию и обновлению технико-технологической и организационной основы экономики с соответствующим развитием механизмов ее регулирования, которые отразятся на росте производительности труда. Тем более что они не меняют способы производства и общественно-экономические отношения.

Развитие экономики характеризуется общепринятыми показателями, такими как темпы роста ВВП, инфляция и безработица, бюджетный дефицит, рост экспорта, доходы населения, межотраслевая и межпроизводственная структура экономики и др.

В известной теории цикличности развития экономики выделяются кратко-, средне- и долгосрочные циклы, длинные волны Кондратьева, иногда их называют малыми (короткими), средними и большими циклами. Они обусловлены постоянно происходящими в экономике короткими и продолжительными подъемами и спадами. В их основе также может лежать технический и технологический прогресс, но он является прогрессом эволюционного порядка, вполне вписывающимся в рамки существующих отношений, способов и организации производства.

В рассматриваемом в данных исследованиях поступательном развитии экономики от низших ступеней к высшим речь идет о смене одной менее прогрессивной ступени экономики другой, более прогрессивной ступенью, одной экономической системы другой. В данном случае имеется в виду не изменение тех или иных элементов, а смена целой экономической системы, которая является результатом достижения качественно другого уровня экономического, политического и социального прогресса, происшедшего в обществе. В самом процессе смены экономик, вернее экономических систем, можно выделить два типа. Первый - когда общество переходит из одной формации в другую и второй - когда общественная формация принципиально не меняется, но меняется экономическая формация, например, на смену индустриальной экономике приходит постиндустриальная экономика.

При первом типе смены речь идет об изменении основ экономики, ее структуры: уровня и качества производительных сил, форм производственных отношений, способа производства, соответственно, всей системы экономических отношений, принципов, условий и механизмов функционирования экономической, социальной и политической структур. Следовательно, изменения носят фундаментальный, широкомасштабный и радикальный характер, пронизывают всю сферу экономической, общественной системы.

При втором типе смены под действием масштабной научно-технической революции, инноваций преобразуется основа технико-технологического способа производства, вся сфера общественно-экономического воспроизводства. Экономика переходит на производство и потребление продукции принципиально новой системы, происходит промышленная революция, меняются качество жизни, ценностные составляющие этого качества, но при этом общественно-политическая система, основа экономики - экономические отношения, способы производства - принципиально не меняются. Так, видимо, произойдет при переходе общества от индустриальной экономической формации в постиндустриальную, в рамках буржуазного общества и рыночной экономики. Сегодня мы уже видим это на примере Японии, США, Великобритании, Германии, Финляндии, Норвегии, Гонконга, Сингапура, Тайваня.

Соответственно складывается цикличность иного порядка и содержания. Циклически меняются не спады и подъемы экономики, а экономические системы: на смену одной отжившей себя экономической системе приходит другая, более передовая экономическая система. Если в обычной цикличности развития экономики речь идет о смене одного ее равновесного состояния другим, то во втором случае - о цикличности прогресса в экономике и обществе, связанной с прогрессивным изменением основы экономики, системообразующих отношений. Цикличность развития экономики имеет форму непрерывной волновой линии со многими отливами и приливами, соответствующими спаду и подъему экономики, а цикличность исторических этапов - форму ступенчато-волновой линии. Одним из дискутируемых вопросов теории переходной экономики является выбор критерия, по которому определяется новый тип экономики. Экономика - это чрезвычайно сложная и многогранная система, и поэтому вряд ли ее тип может быть определен одним критерием.

Бесспорным критерием определения новой экономической системы может быть показатель, характеризующий формацию общественного развития. Таким показателем является способ производства, отражающий форму соединения работников со средствами производства как органическое единство производительных сил и производственных отношений. Этот критерий был определен в свое время К. Марксом и получил развитие в трудах других ученых.

Но он носит в значительной мере абстрактный характер, определяет конкретные производственные отношения, выражает тип или форму конкретной формации общественного развития, но не раскрывает адекватно уровень прогрессивности экономической системы. Кроме того, экономическая система, как уже подчеркивалось, может и не быть связанной с формацией, и несколько экономических систем могут складываться в рамках одной формации общественного развития, например, индустриальная и постиндустриальная экономика в капиталистическом обществе. Здесь формационный критерий может не срабатывать. Но дело не только в этом. Экономические системы должны различаться не только по формальному признаку, каким является способ производства. Важно различать и сущностные характеристики с точки зрения их прогрессивности, уровня совершенства, зрелости. Только эти характеристики могут определять место каждой новой экономической системы в развитии общества как поступательного естественно-исторического движения от более низких ступеней к более высоким.

Таким критерием могут служить доминирующие в обществе общеэкономические, общечеловеческие ценности, определяющие прогрессивность экономической общественной системы, качественный уровень исторической ступени развития экономики. Прогресс, как известно, проявляется в росте общечеловеческих, общественных ценностей, определяющих ценности для людей, живущих в стране. Каждая ступень общественного развития, каждая экономическая система имеет свои ценности, свои общественные богатства, которые могут быть материально-вещественными, вещными или духовными. Они и выражают новые качества каждой последующей экономической системы, ступени общественного развития. Для доиндустриальной экономики главной общечеловеческой ценностью была земля, для буржуазного общества и индустриальной экономики - вещное богатство, приобретшее форму денег и капитала. Для постиндустриальной экономики таковыми, очевидно, будут знания, информация, творческий труд, свободное время, т.е. развитие самого человека.

До недавнего времени формационный подход доминировал как единственный критерий выделения стадии общественного развития. В этом не было ничего удивительного, ведь общество не могло ставить перед собой как задачу обеспечение главной общечеловеческой ценности - развитие человека. Люди старались зарабатывать больше доходов, но это еще не означало достижения высокого уровня качества жизни, развития человека. Такая задача только теперь под силу некоторым высокоразвитым странам. Поэтому выбор еще одного критерия для определения стадии экономического общественного развития - ценностного, который, конечно, присутствовал в любой формации, - становится реальностью, но он мог быть использован только как дополнение к формационному критерию.

Теперь он может стать главным критерием в будущем. Однако это лишь предположение, не более того, ибо мы сегодня не в состоянии достоверно определить, какая будет в будущем экономическая общественная формация, сохранится ли рыночная экономика при новых ценностях - развитие человека. Лучше не гадать, поскольку для точного определения сегодня нет достаточной информации, а без этого наше предположение постигла бы участь идеи коммунистического общества.

Когда одна экономическая система сменяется другой, функционирование экономики не прерывается. Развитие экономики - это непрекращающийся ни на один миг процесс, поэтому при переходе от одной экономической системы к другой экономика продолжает функционировать, но только в специфических условиях и в содержании, отличном как от уходящей, так и от зарождающейся экономической системы. Точнее говоря, возникает как бы экономика нового типа, не похожая ни на прежнюю, ни на новую экономику, со своими особенностями, закономерностями, целями, задачами и механизмами функционирования. При этом все атрибуты данной экономики связаны с решением социально-экономических проблем в условиях вытеснения старой структуры и формирования структуры новой системы. Так, меняется способ производства, меняются общечеловеческие ценности, соответственно, на место старых форм собственности приходят новые формы собственности. Формы институтов, обслуживающих старые способы производства и экономические отношения, заменят структуры и институты, соответствующие потребностям новых отношений и нового способа производства, возникают новые финансовые, кредитные, ценовые и иные отношения.

Из характера только приведенных здесь видов изменений можно однозначно судить о том, что переходный процесс по значимости и масштабу перемен, в зависимости от условий конкретной страны, может составить целую историческую переходную эпоху не только в жизни страны, но и в мировом масштабе, и экономика этой переходной эпохи (периода) будет ни чем иным, как переходной экономикой, называемой также транзитной экономикой переходного периода.

Переходный процесс в экономике и обществе - это всегда особый процесс, связанный с радикальными качественными изменениями в экономических отношениях людей, на основе которых складывается новая социально-экономическая ситуация в стране. На протяжении всего переходного периода в стране будет формироваться особый тип экономики - переходная экономика, которая представляет собой систему экономических отношений, институтов и механизмов, несущую признаки как старой, так и новой экономической системы, с тенденцией к отмиранию элементов первой и утверждению элементов второй.

Естественно, экономические отношения, возникающие при переходе от одного типа экономики к другому, носят сложный, противоречивый и часто неупорядоченный характер, радикальные качественные изменения в ней происходят в борьбе старого и нового, борьбе противоположностей. Так, известно, что феодалы не уступали свою собственность буржуазии, а последние - государству, а теперь мы видим, как нелегко вытеснить государственную собственность частной. Сегодня борьба между теми, кто выступает за государственную форму, и теми, кто за частную форму собственности, в том числе на землю, обретает длительный и острый характер.

В одних странах такие изменения происходят относительно быстро и менее болезненно, в других - очень долго и болезненно. Все зависит от конкретных исторических условий и особенностей развития каждой страны, от уровня зрелости политических сил и общества в целом, мировых тенденций и т.д. Кто игнорирует эти факторы и стремится перескочить переходный период «семимильными шагами», тот неминуемо приведет свою экономику к глубокому кризису и длительной стагнации и депрессии, а свой народ - к нищете и страданиям, и тем самым он не сократит, а продлит переходный период, превратит короткое время прогрессивности новой экономики в ее длительную регрессивность, вместо просвета может «подарить» своему народу тьму. Примеров из опыта стран и Африки, и Азии, и Латинской Америки и даже Европы можно привести сколько угодно.

Переходный период при каждой ступени экономики охватывает период зарождения и становления новой экономической системы, но этот период, так же как и другие периоды новой экономической системы, называемые иногда фазами ее развития нельзя путать с фазами циклов развития экономики: подъемом, стабильным ростом и спадом (см. рис. на. стр. 82). На цикле новой экономической системы может возникнуть множество циклов развития экономики, более того, последние могут не раз произойти только в одной фазе экономической системы - ее возрождения и становления, т.е. в период переходной экономики. Поэтому достижение экономического роста на стадии зарождения и формирования новой экономической системы не является признаком завершения переходной экономики и перерастания ее в зрелую, новую расцветающую экономическую систему. Очень важно это отметить, ибо власть не прочь некоторый рост ВВП посчитать признаком зрелости рыночной экономики. Как известно, например, переходный период в бывшем СССР от рыночной экономики к плановой продолжался почти 20 лет, и в течение этого периода экономика находилась в разрухе 1918-1922 годов. Затем наступил период НЭПа и оживления экономики, но после 1925 года снова наступил период кризиса. Острый кризис произошел в Казахстане и в 1932-1933 годах. Как видно, рост в экономике чередовался не раз, а переходный период был объявлен пройденным только в 1936 году.

Зрелость новой экономической системы также не избавляет от кризиса и стагнации, которые могут быть вызваны как внешними, так и внутренними факторами, например, изменениями конъюнктуры мирового и внутреннего рынков, ошибками и просчетами в экономической политике и т.д. Достаточно вспомнить, что экономически развитые страны мира после почти 150-летнего пребывания в рыночной экономической системе много раз пребывали в малых, средних и длинных циклах подъема, стабильного роста и спада экономики. Точно так же и бывший СССР, построив плановую экономическую систему, не раз сталкивался с экономическим кризисом, например, в 1958-1963 годах, затем - начиная с 70-х годов.

Между переходным периодом и периодом зрелости новой экономической системы нет четкой границы, переход между ними есть эволюционный процесс. Невозможно сказать, что с такого-то момента исчезает переходная экономика и наступает зрелый период экономической системы. О переходе к полнокровной новой экономической системе можно говорить лишь с большой степенью условности.

Зрелость и расцвет новой экономической системы не сводится лишь к экономическому росту, т.е. росту ВВП и среднедушевого дохода населения, и даже к экономическому развитию. Они включают в себя и рост ВВП, причем рост стабильный и продолжительный, но не только его. Наступление зрелости экономической системы характеризуется возникновением всеохватывающей системы новых экономических отношений, экономических и социальных структур, полной сменой способов производства и (или) общечеловеческих ценностей, господством других принципов функционирования и механизмов регулирования экономики. Причем все эти параметры системы могут характеризоваться некоторыми количественными значениями, позволяющими судить о ее приблизительном соответствии некоему общемировому стандарту. Например, доля госсобственности не превышает 20-25%, контролируются не более 5-10% цен (в основном монополистов) и другими значениями. Но главное - преобразования должны привести экономику к более или менее устойчивому равновесному состоянию и эффективному функционированию.

§ 2. Основные черты и закономерности переходных экономик

Реальность и особое место переходной экономики в воспроизводственном естественно-историческом движении экономики и общества, длительная продолжительность ее пребывания диктуют необходимость познания и использования на практике общих для всех переходных экономик объективных особенностей и закономерностей их функционирования и развития, которые вытекают из промежуточного развития, особого состояния в эволюции экономики.

Переходная экономика по своей природе есть особое состояние в эволюции экономики, когда она функционирует именно в период перехода общества от одной исторической ступени к другой. Она характеризует как бы «промежуточное» состояние общества, переломную эпоху экономических, политических и социальных преобразований.

Первая черта переходной экономики - это ее кризисное состояние, выражающееся в спаде производства, росте безработицы и цен, падении инвестиций и т.д. Этот кризис не обязательно занимает весь переходный период, он может охватить только часть его, но он неизбежен, потому что предыдущая ступень, старая экономическая система, уже находилась в упадке, в функционировании по нисходящей линии, спад производства и рост безработицы уже стали ее неизбежными пороками. Причем это не обычный циклический кризис экономики, а кризис всей данной экономической системы, обусловленный глубокими, раздирающими систему внутренними противоречиями между растущими производительными силами и консервативными производственно-экономическими отношениями. И старые экономические механизмы, и экономические и социальные структуры, и политическая система уже оказываются не способными обеспечивать производительное использование достижений научно-технической революции, высокопроизводительной техники и прогрессивной технологии, победу в конкурентной борьбе, которые создают новые возможности в общественном развитии, достижении более высоких ценностей, а существовавшая доминанта ценностей уже перестает удовлетворять общество. Celkem neuspokojeni potřeb obyvatelů Таким образом, происходит не простой, а циклический кризис, т.е., с одной стороны, кризис пронизывает всю экономическую систему, охватывает все стороны экономики: и производства, и потребление, и инфляцию, и занятость, и валюты, и социальную сферу и т.д. С другой стороны, это является уже кризисом господствовавшей экономической системы: становится невозможным вернуть экономику в равновесное состояние в рамках прежней экономической системы и ее механизмов. Иными словам, такой кризис уже является системным. Спасение от него приходится искать только в переходе к новой экономической системе, являющейся продуктом качественно нового, революционного по своему содержанию, характеру и результатам общественного прогресса.

В переходном периоде кризис порождает издержки трансформационного процесса. В целом размеры спада производства, темпы инфляции, уровень безработицы и падения уровня жизни населения, глубина и продолжительность кризиса зависят от специфики каждой страны, вну треннего ее положения, эффективности государственной политики, действия властей, ситуации в мире и т.д., но он неизбежен и закономерен, он является характерной чертой переходной экономики любой страны.

Другая основная черта переходной экономики - это наличие элементов как прежней, так и новой экономической системы: механизмов, экономических и социальных форм и структур, отношений, государственных институтов и т.д. Нельзя указом главы государства или законом парламента одни элементы отменить, а другие ввести, ибо экономика - инерционная система, ее невозможно изменить в одночасье. Подобные попытки привели бы общество к коллапсу и даже к угрозе государственности страны. Так было в России после 1917 года, похожая ситуация складывалась во Франции после революции 1789 года. В этом плане переходной экономикой является смесь старой и зарождающейся новой экономической системы (ее не надо путать со смешанной экономикой, определяемой присутствием и государственного, и рыночного механизмов регулирования).

Поскольку одни элементы относятся к старой, более низшей отмирающей ступени, а потому являются регрессивными, а другие - к новой, более высокой и утверждающейся ступени экономического развития, а поэтому являются прогрессивными, они сосуществуют в глубоких противоречиях. Эта борьба противоположностей придает переходной экономике характер неустойчивости, который является ее еще одной характерной чертой.

Таким образом, постоянное перерастание переходной экономики в развитую новую экономику является основной ее закономерностью, обусловливаемой такими свойствами экономики, как непрерывность процесса ее развития, инерционность и невозможность быстрой замены существующих элементов действующей экономической системы новыми, не разрушив при этом основу жизнедеятельности экономики вообще. Даже переход от рыночной экономики в социалистическую плановую в России после 1917 года через революционный переворот не мог совершиться в целом вне данной закономерности, хотя делалось все, чтобы сразу же разрушить старую систему.

Человечество не раз было свидетелем попыток возрождения новой экономической системы революционным способом под лозунгом «Разрушим старый мир до основания», игнорируя указанную закономерность переходной экономики, и к каким тяжелым экономическим, социальным, духовным потрясениям они привели те страны, где эти попытки предпринимались... Еще раз вспомним разрушительные последствия нашествия революционеров в России после 1917 года. Частично мы видим их и ныне на опыте перехода стран СНГ от плановой экономики к рыночной.

Анализ опыта переходных экономик дает основание сделать вывод о том, что в переходный период возникает множество альтернативных путей трансформации старой экономической системы в новую, и разные страны, как правило, выбирают свой путь. Он складывается во многом под влиянием внутренних специфических политических, социальных, экономических, исторических, культурных и других факторов, национальных традиций и духовных ценностей и т.д.

Тем не менее выделяется одна общая тенденция, общая закономерность: часть элементов новой системы вводится достаточно быстро, а часть - постепенно, сохраняя элементы прежней системы длительное время.

К числу общих закономерностей переходной экономики следует отнести и ее временность. Она рано или поздно пройдет, как уже отмечалось, перерастая в новую зрелую, развитую экономическую систему, поскольку новые элементы более прогрессивной экономической системы закономерно вытеснят старые элементы отживающей системы. Поэтому в целом возврата к старой системе не будет. Правда, насильственный временный возврат к старой экономической системе или замена ее псевдопрогрессивной системой наподобие социалистической возможны в историческом аспекте на короткий период, но это не может повернуть вспять историю человеческого развития, поступательного движения общественных процессов от низшей ступени к высшей по пути прогресса. Каковы будут длительность этой переходной экономики, глубина и масштабы системного кризиса, зависит от типа старой экономической системы, уровня развития и исходного состояния экономики, ее специфики, государственной экономической политики каждой страны.

При этом следует иметь в виду, что до появления плановой экономики переходный процесс был эволюционным, происходил естественным путем: под напором новых производственных сил постепенно складывались и заняли господствующее положение новые экономические формы и отношения, а старые формы и отношения постепенно отмирали. Переходные экономики досоциалистического периода принято называть естественно-эволюционными.

Современные переходные процессы в экономике, в частности процесс перехода от рыночной экономики в плановую, а затем обратно, происходят разными путями: в первую очередь разрушением старой системы до основания и созданием новой, во вторую - путем целенаправленного реформирования старой системы, реализации различных программ преобразования общества, его экономической системы; движение по форме в целом является эволюционным, а по содержанию - революционным. Эти типы переходной экономики можно назвать целенаправленно реформируемыми. Форма перехода как от рынка к плану, так и от плана к рынку обусловлена особым положением и специфической сущностью плановой экономики. Последняя не является естественно-эволюционным продолжением рыночной экономики, не является системой, зародившейся в рыночной экономике.

Плановая экономика - это система, зародившаяся и смоделированная в голове человека, которую нужно было привнести извне в жизнь насильственно, ибо она - антипод всех экономических систем, существовавших прежде. Социалистическая система с ее плановой экономикой явилась отклонением от общего закономерного процесса развития человеческого общества, поэтому нужно было ее только принудительно формировать и вводить в практику, на ходу разрабатывая ее основные механизмы и элементы. Обратный процесс перехода от плановой системы к рыночной не может успешно реализоваться без целенаправленного реформирования экономики с помощью специально разработанных программ сверху, т.к. это является процессом возврата системы и ее экономики из противоестественной формы к естественной. Поэтому и в первом, и во втором переходе успех зависит от наличия хорошо разработанной теории переходной экономики, т.к. в первом случае речь идет о теоретической разработке новых форм и структур, механизмов управления экономикой, т.е. о разработке теоретической модели, которая должна быть внедрена в жизнь, а во втором - о теоретической модели возврата к естественным формам, структурам, механизмам регулирования экономики как можно с меньшими издержками, менее болезненно. В таких ситуациях, конечно, роль теории велика.

Но при переходе от рынка к плану были определенные теоретические наработки, хотя они носили схематический характер догматического содержания, а точнее говоря, были неверными. Затем, уже в начальный период зарождения новой власти, ее основоположники усиленно, более детально разрабатывали формы, механизмы, структуры и иные элементы плановой экономической системы. А вот переход от плановой экономики к рыночной таких теоретических наработок не имел, они начали разрабатываться с большим опозданием. К тому же новые теоретически слабо подготовленные реформаторы в большинстве своем нигилистически отнеслись к теории, поэтому заимствовали пакет мер по запуску рыночных механизмов у тех, кто заимствовал его из теории, разработанный для рыночной экономики.

К предложениям, исходящим от соотечественников, они отнеслись пренебрежительно. Совершенно иное отношение к теориям своих ученых сложилось в более цивилизованных странах с демократической традицией - Восточной Европы и Прибалтики. Результаты налицо: они так быстро преодолели экономический кризис и провели эффективные реформы, что через два-три года вышли на линию экономического роста.

§ 3. Особенности переходной экономики Казахстана

Kазахстан, как и все новые независимые государства, образованные на территории бывшего СССР, в январе 1992 года вступил на путь перехода к рыночной экономике, и с этого момента стал испытывать и переживать все сложности, нелепости и иные «прелести» постсоциалистической переходной экономики.

Переходная экономика каждой страны имеет свои особенности, и переходный процесс может идти по любому из множества альтернативных путей, каждый из которых имеет свои социально-экономические и политические результаты, негативные последствия. Особенности переходной экономики во многом определяют продолжительность переходного процесса, выбор путей и стратегии реформ, темпы и эффективность их проведения, т.е. особенности и содержание самих трансформационных реформ. Для этой цели большое теоретическое и практическое значение имеет изучение особенностей переходной экономики каждой страны. Мировой опыт показывает, что наибольший отпечаток на нее накладывают два таких глобальных фактора, как:

·               основополагающая черта прошлой господствовавшей экономической системы и степеньее доминирования, глубина и масштабы проникновения ее во все сферы общественной жизни(чем более укоренилась прежняя система, тем сильнее и дольше будет сказываться ее инерция);

·               стартовые, предреформенные социально-экономические условия страны.

Какими эти факторы были в Казахстане, рассмотрим ниже. Но всем постсоциалистическим странам присуща одна общая особенность переходного периода, не зависящая от их специфики. Она состоит в следующем.

Во всех предыдущих системах господствовало частное владение богатством, производством, граждане и владельцы не были привязаны в формах и способах хозяйствования к жестким государственным властным структурам и режимам, установленным на всей территории страны. Государство лишь укрепляло власть частных владельцев собственности, которые должны были платить налоги и быть лояльными к королю в феодальном строе, а в предыдущих общественных системах - лишь властвующей особе (царю, императору и т.п.). Граждане должны были соблюдать общественный порядок, выполнять некоторые обязанности, например служить в армии, когда их призовут в случае войны, и не более того. Иными словами, общество почти во всех странах было широко децентрализовано.

Естественно, в таких условиях новая более прогрессивная система могла «зарождаться» только снизу и развиваться естественно-эволюционным путем в недрах действующей, но более низшей системы. Причем было возможно «мирное» сосуществование элементов обеих систем в течение некоторого времени в конкурирующем режиме, пока новая, прогрессивная система окончательно не вытеснит старую и не станет доминирующей. Процесс происходит постепенно. Так возникали и развивались переходные экономики при смене всех предыдущих экономических, а за ними - общественных систем, которые имели место в истории человеческого развития, за исключением переходной экономики, возникшей при переходе от рыночной к плановой, от капиталистической системы к социалистической. Эта переходная экономика появилась в результате Октябрьской революции 1917 года в России и революционных движений при военной поддержке Советского Союза в центрально- и восточноевропейских странах, в Китае, Северной Корее и Вьетнаме после Второй мировой войны.

Другое дело, когда речь идет о переходе от социалистической плановой экономики к рыночной, который представляет собой не просто смену одной ступени другой, очередную ступень, а смену одной экономической системы принципиально иной системой, являющейся ее антиподом. Как показала практика невозможно чтобы в государстве работала только одна теоретическая школа. Экономическая система страны не может базироваться только лишь на одном течении экономической мысли.

Плановая экономика не была очередной более прогрессивной ступенью прогресса развития экономической системы, а отклонением от нее, вопреки представлениям и задумкам К. Маркса и его последователей, не имеющим ничего общего с реальностью. Поэтому переход от плановой экономики к рыночной - не откат Казахстана назад в своем развитии, а возвращение его экономики к естественному развитию, возрождение естественного типа экономической системы в Казахстане. Поэтому этот переход представляет собой крайне специфичный процесс. Соответственно, будут особыми и специфичными и пути перехода.

Причем в социалистических странах господствовала единая высокоцентрализованная и глубокоинтегрированная властная иерархия, при которой отсутствовала всякая гражданская, а тем более хозяйственная свобода; частная собственность была исключена. Существовала только одна форма собственности - государственная. Общественная и плановая экономическая система считалась самой прогрессивной. Капитализм и рыночная экономика в социалистических странах были вне закона, за них никто в этих странах не мог вести пропаганду. Политики и ученые, дававшие в своих трудах основания для подозрений, что они ратуют за использование хотя бы отдельных механизмов рыночной экономики, в сталинский период немедленно были бы репрессированы, а в последующие годы - отстранены от какой-либо активной деятельности в партийно-советской политической системе. Многих из них обвинили бы в диссидентстве.

В такой среде рыночная экономика даже в принципе не могла зарождаться «снизу». Обратное могли утверждать только политики или ученые, совершенно не знающие социалистическую систему, а советскую - тем более. Если цены на все товары и услуги были государственными, естественно, в стране существовал только один собственник - государство. Никто из советских людей не обладал легально никаким капиталом, всякое отклонение от государственных режимов считалось противозаконным, а посему инициаторы карались по всей строгости.

В плановой экономике пребывали, с разной продолжительностью, 12 социалистических стран, а также Германия, Япония и другие страны в период милитаризации их экономик. Однако нельзя сказать, что во всех этих странах в экономических режимах превалировала одна и та же главная черта. Так, переходные экономики Германии, Японии, Италии, Австрии и некоторых дру­гих стран послевоенного периода не были связаны со сменой одной системы другой, качествен­но иной, системой. В них собственность оставалась частной, рыночные институты в основном сохранились. Их экономики функционировали на протяжении около десяти лет как командные, под жесткие государственные заказы. После войны людям этих стран не предстояло менять отношения собственности, психологию и менталитет. В них речь шла не о переходе к рыночной экономике, а о восстановлении некоторых ее механизмов.

Заметные отличия имели и плановые экономики восточно- и центральноевропейских стран. Некоторые страны из бывшего социалистического лагеря (Польша, Венгрия, Чехословакия), пребывавшие в плановой экономике около 40 лет, использовали более мягкую форму плановой системы. В этих странах существовали отдельные рыночные секторы, они имели более прогрессивную структуру в своих экономиках, чем Советский Союз, вели активную торговлю с западными странами продукцией обрабатывающей промышленности, а главное, в этих странах жило еще немало людей активного возраста, сохранивших опыт хозяйствования в рыночной экономике и навыки жизни в демократических традициях. В Венгрии мягкое реформирование плановой экономики началось еще в начале 70-х годов. В Польше, Чехословакии в ряде секторов экономики существовала частная собственность. Заметно помогла этим странам также их близкая расположенность к мировому рынку, развитым западным странам.

Насколько эти факторы играют заметную роль в переходной экономике, можно видеть на опыте Польши, Чехии, Словакии и Венгрии. В этих странах реформы проходят успешно, без социальных потрясений и катаклизмов, а в таких странах, как Болгария и Румыния, которые в течение 40 лет строго придерживались советской модели плановой экономики, реформы ведутся по сценарию, близкому к тому, по которому проводятся реформы в странах СНГ. Например, всякая переходная экономика функционирует в неустойчивом состоянии. Она может быть легко выведена из достигнутого равновесного состояния любым, даже небольшим внешним и внутренним возмущением. И это будет продолжаться до тех пор, пока не будет достигнута оптимальная пропорция между спросом и предложением на всех рынках экономики. Это особо характерное условие функционирования любой переходной экономики вообще и постсоветской в частности.

Казахстан пребывал в плановой экономике в составе бывшего СССР более 70 лет, и на его территории эта экономическая система обрела самую классическую ее форму. Около 93% собственности было государственной, остальная часть была колхозно-кооперативной, а частной собственности не было вообще. В стране действовала иерархическая структура органов управления народным хозяйством - как одно из звеньев и уровней системы управления народным хозяйством СССР, сквозная административная подчиненность - от народнохозяйственного уровня до первичной производственной ячейки.

Высшие органы управления народным хозяйством определяли цели развития, пути их достижения, необходимые для этого ресурсы и распределяли их на основе совокупности натуральных балансов и доводили до предприятий в виде директивных адресных заданий, обязательных к исполнению. Предприятия, по существу, не имели хозяйственной свободы, финансами не распоряжались, большая часть прибыли отбиралась в бюджет, налоговая система почти отсутствовала, цены на основную массу продукции устанавливались государственными органами.

Казахстанская экономика строилась исходя из общественного разделения труда, определяемого высшими органами управления народным хозяйством, состояла в основном из предприятий добычи и первичной переработки минерального и сельскохозяйственного сырья. Все они были высокомонополизированными субъектами. Их продукция направлялась в другие союзные республики, где она доводилась до готовых изделий. В то же время Казахстан получал необходимые для своей экономики сырье, материалы и оборудование из разных республик и по импорту. Таким образом, экономика Казахстана была глубоко интегрирована с экономиками всех других союзных республик.

Благодаря строительству промышленных предприятий в период СССР Казахстан превратился из аграрной в индустриально-аграрную страну. К концу 80-х годов более 60% населения проживало в городах. В несельскохозяйственных отраслях было занято более 77% всех работающих. Сельское хозяйство тоже базировалось на достаточно крупных предприятиях колхозно-совхозного типа. Эти две отрасли занимали доминирующее положение в структуре экономики, хотя в стране развилась и современная система услуг. Однако ее доля в общественном продукте составляла незначительную величину.

В соответствии с принятой в бывшем СССР системой финансового и ресурсного обеспечения и межреспубликанским разделением труда казахстанская экономика развивалась в значительной мере за счет вливания в нее финансовых и товарных ресурсов, капитальных вложений из других республик. Однако это было результатом перекоса в специализации производства и ценообразовании. Действительно, в республике размещались преимущественно сырьевые отрасли и промежуточные производства. Цены на промышленное сырье и энергоресурсы были занижены в 3-4 раза, а на готовую продукцию - на столько же завышены по сравнению со среднемировыми ценами. На этих производствах капитальные затраты превышали среднесоюзный уровень на 2 процентных пункта, а национальный доход производился на одну треть ниже среднесоюзного уровня.

Дотация капитальных вложений в казахстанскую экономику по существу была скрытой формой дотирования союзных республик, т.к. эти капитальные вложения вкладывались союзными органами в казахстанскую экономику на развитие в основном сырьевых отраслей, продукция которых направлялась в другие республики.

Казахстанская экономика практически была закрыта для мировой экономической системы. Ее незначительные связи осуществлялись союзными органами без участия казахстанских органов власти и оставались невидимыми для них.

Ко всем этим характерным чертам плановой экономики следует добавить ее хроническую дефицитность, за что Я. Корнай характеризовал ее как «ресурсоограниченную систему». И как таковая казахстанская экономика всегда находилась в неравновесном состоянии: цена устанавливалась не механизмами спроса и предложения, а чисто административным способом, исходя больше из политических и идеологических, чем экономических соображений. Вообще, политизированность и идеологизированность советской экономики была неотъемлемой ее чертой, придававшей ей самую уродливую форму. Экономика, подчиненная политике, не могла функционировать устойчиво по экономическим законам.

Советская экономика развивалась при монопольном праве партии на принятие политических и экономических решений на всех иерархических уровнях управления народным хозяйством, по политическим и идеологическим догмам марксизма-ленинизма. За 70 с лишним лет в стране полностью сменилось целое поколение, население прошло такую идеологическую и политическую обработку и «воспитание», в том числе насильственные, какую не прошел ни один другой народ мира. Но одновременно население было неплохо социально защищено. Поэтому большинство было всецело предано идее социализма и верило в преимущество плановой экономики, а трудности считало явлением временным, происходящим из-за ошибок людей, случайно оказавшихся у руля партии и государства.

Словом, из памяти советских людей всеми средствами было вытравлено все, что напоминало о рыночном способе хозяйствования, о предпринимательстве. А у казахов и вытравлять-то было нечего, ибо они не могли помнить о рыночной экономике, т.к. Казахстан перешел от феодализма прямо к социализму, минуя капитализм.

В силу всего этого народ в своем подавляющем большинстве не был готов к сознательному восприятию рыночно ориентированных реформ, особенно когда нарастали неизбежные их издержки: сокращение производства, рост инфляции, увеличение безработицы, падение реального уровня жизни населения. Без поддержки или хотя бы без молчаливого согласия большинства очень трудно проводить радикальные системные реформы подобного рода.

Таким образом, казахстанская плановая экономика представляла собой строго административно-командную, высокодефицитную и малоэффективную, закрытую для внешнего мира экономику с высокомонополизированными отраслями и предприятиями, политизированной и идеологизированной системой.

Другим фактором, определяющим особенности переходной экономики, является особое предреформенное состояние экономики страны.

Накануне реформ казахстанская экономика находилась на такой стадии экономического кризиса, когда снижение темпов роста перешло в абсолютное сокращение объемов производства, набиравшее ускоренные темпы.

Это было в основном результатом потери сложившейся управляемости экономикой, отсутствия финансово-платежной дисциплины в стране и, самое главное, результатом дезинтеграции бывшей единой экономики СССР и массового стихийного разрыва сложившихся в ней хозяй­ственных связей по всему фронту, которые породили множество новых сложных проблем.

В стране нарастал острый дефицит товаров, в том числе первой необходимости. Отечественное производство разваливалось, товары, в основном импортные, покупались на «черных» рынках. Коррупция, преступность, бандитизм на большей части территории СССР стали атрибутом общественной жизни. В Казахстане в то время такие явления были не так сильно развиты, как в России, но, тем не менее, не учитывать их было нельзя.

За несколько дней до начала реформ в результате распада единого государства - СССР - Казахстан стал новым независимым и суверенным государством. Власть перешла в руки бывших руководителей партии, правительства, Верховного Совета. Поэтому новые властные структуры представляли собой слегка видоизмененные старые.

Таковым, на мой взгляд, является особое предреформенное состояние экономики всех стран СНГ, в том числе Казахстана. Выделение этого фактора заслуживает внимания хотя бы потому, что своеобразное специфическое предреформенное состояние имели все страны с переходной экономикой, и оно действительно существенно отразилось на выборе стратегии, методов и механизмов реформ.

Особенности казахстанской переходной экономики и ее реформирования в значительной мере предопределяли и многие другие факторы и условия. В частности, к ним следует отнести следующее.

Во-первых, переходная экономика Казахстана функционирует в условиях распада единого государства - бывшего СССР - и обусловленного им стихийного разрыва сложившихся межреспубликанских, межрегиональных и межхозяйственных связей, распада прежнего единого глу-бокоинтегрированного экономического пространства, где она находилась в чрезмерной зависимости от экономик других союзных республик. Такого не испытывало ни одно государство с переходной экономикой. Это является еще одним признаком уникальности переходных экономик стран СНГ, в том числе и Казахстана. Его последствием явилось углубление кризиса и усложнение стабилизации производственного процесса.

Во-вторых, страна унаследовала от прежней системы множество тяжелых финансовых, воспроизводственных, структурных проблем и все нарастающий экономический и социальный кризис, обусловленный огромными диспропорциями, образовавшимися между уровнями инфляции, производства и безработицы. В ходе реформ кризис не только углублялся, но и перерос в системный, определенный издержками перехода от одной экономической системы к другой качественно иной системе. Поэтому стране приходится реформировать экономику в условиях системного кризиса в сочетании с антикризисными мерами государства.

В-третьих, трансформационный процесс в Казахстане начат в условиях отсутствия рыночных институтов и инфраструктур, острого дефицита качественных законов и законодательных актов, других компонентов рыночной экономики. Институты и инфраструктура, обслуживавшие плановую экономику, не были пригодны не только для обслуживания, но и даже для трансформации. Это еще больше усложнило процесс формирования новых институтов.

Создание рыночных институтов происходило одновременно с реформированием экономики при острой нехватке опыта, знаний и времени, что вело к крупным ошибкам и просчетам в экономической политике страны. Такая стратегия вынуждала власть действовать в большей мере методом проб и ошибок, из-за чего резко увеличиваются транзакционные издержки переходного периода.

В-четвертых, казахстанская экономика пребывала в течение первых двух лет реформ в рублевой зоне, что сделало ее зависимой от финансовой и денежно-кредитной политики России. Объективной причиной такого поворота событий при государственной независимости Казахстана в начале реформ послужили отсутствие опыта проведения валютной политики и достаточных золотовалютных резервов, дефицит времени для их накопления и т.д. Это вынудило Казахстан принять стартовую стратегию реформ, предложенную правительством России. Вследствие этого правительство Казахстана не могло проводить самостоятельную экономическую политику, находилось в полной экономической зависимости от экономической политики Российской Федерации, ибо кто проводит денежно-кредитную политику, тот и регулирует экономику. Тем не менее Казахстан не стремился выходить из рублевой зоны и долго продолжал пребывать в ней, хотя это становилось все более неприемлемым, поскольку в России постоянно происходила жесткая политическая борьба - борьба новых реформаторских и старых консервативных сил, борьба демократических и антидемократических сил, последняя из которых состояла из ортодоксальных коммунистов и «красных директоров», занимавших ключевые посты в законодательной и региональной исполнительной власти. В те годы Казахстан следовал за экономической политикой этой страны, не имея возможности даже принимать участие в ее обсуждении.

Однако такая ситуация позволяла правительству Казахстана адресовать всю ответственность за углубление социально-экономического кризиса, его затяжной характер и тяжесть рыночных реформ правительству Российской Федерации, а самому проводить популистскую безответственную денежно-кредитную и финансовую политику, что в конце концов привело к гиперинфляции, спаду производства, процветанию коррупции и экономической преступности.

Таким образом, казахстанская переходная экономика, как и экономики всех других стран СНГ, является переходной экономикой особого типа, не похожей ни на одну переходную экономику, имевшую место в истории до сих пор, даже в постсоциалистических восточноевропейских странах и странах Балтии. Ее лучше будет называть переходной экономикой постсоветского типа, которая представляет собой систему экономических отношений, складывающихся на промежутке двух антагонистических по сути и форме типов экономики - плановой и рыночной.

Если резюмировать все вышеизложенное, то все особенности перехода от плановой экономики к рыночной состояли в следующем. Страна имела централизованную административно-командную экономику, модель которой характеризуется следующими наиболее важными параметрами:

• она является системой с монособственностью, и в роли такой доминирующей собственности выступает исключительно государственная собственность;

• практически все хозяйствующие субъекты являются монополистами, отсутствует конкуренция;

• хозяйствующие субъекты не обладают практически никакой свободой в выборе решений истратегии, основная номенклатура продукции, выпускаемой ими, ежегодные объемы производства,ее покупатели определяются централизованно в плане, всё и вся управляется из единого центра;

•  предприятия глубоко специализированы в рамках территориального разделения труда по всему Советскому Союзу;

•  все важнейшие виды ресурсов и производимой продукции распределяются исключительно централизованно, потребители произведенной продукции прикрепляются к производителям, отсутствует свобода выбора партнеров, и все это гарантирует последним безусловный сбыт своей продукции и поставку им сырья, материалов, оборудования, по существу, по бартеру;

•  отсутствуют реальные рынки и рыночные механизмы, формально существовал лишь потребительский рынок;

•  все цены фиксированы, устанавливаются из Центра, нет свободы в установлении цен;

•  налог на доход хозяйствующих субъектов отсутствовал, прибыль у всех отбиралась и перераспределялась между ними из Центра;

•  в ней не было рыночных товарно-денежных отношений с их механизмом конкуренциии трудовой мотивации, товарное производство, которое существовало в советской экономике,характеризовалось как товарное производство особого рода, деньги в такой системе играли рольлишь частичного обслуживания товарного обращения;

•  практически отсутствовала рыночная инфраструктура, в частности банки, система страхования и т.д. не были приспособлены к условиям рынка;

•  оплата труда и доходы населения также формировались из идеологизированной распределительной системы, они базировались не на количестве и качестве труда, его рыночной стоимости, а преимущественно на остаточном принципе, уравниловке;

•  практическая изоляция от экономик многих стран, особенно развитых, от всего внешнего мира представляет собой образец модели замкнутой экономической системы;

•  некоторые важнейшие общественные блага, например жилье, оставались в нераспределительных отношениях по труду, раздавались бесплатно по принципу той же уравниловки, что иоплата труда и др.;

•  гарантированная социальная защищенность населения (хотя на достаточно низком уровне), бесплатное образование, медицинское обслуживание, государственное обеспечение жильем, всеобщее право на труд, доступность различных форм досуга и воспитания детей, лозунг равенства и социальной справедливости и др.;

•  подчиненность однопартийной системе, возведенная в ранг единственной общегосударственной «религии».

Эта экономика никогда не находилась и не могла находиться в равновесном состоянии. Об­щая модель рынка плановой экономики имела следующий вид.

AS - предложение товаров - имеет практически вертикальное положение в силу того, что почти не зависит или мало зависит от цен на товары. Поэтому на рынке всегда имеет место дефицит товаров, т.е. Ys - Y¹.

Иными словами, речь идет о переходе к системе, для которой характерны следующие основные черты:

• имеет место множество форм собственности с доминирующим положением частной, негосударственной собственности;

• действует система свободных рынков;

• хозяйствующие субъекты свободны в осуществлении своей деятельности, в выборе партнеров по поставке сырья и покупке продукции, в установлении цен на свою продукцию и т.д.;

• хозяйственная сфера в основном демонополизирована, кроме естественных монополий;

• создана конкурентная среда по меньшей мере олигополистического типа;

• все отношения между субъектами рынка устанавливаются через механизм конкуренции;

• созданы и действуют рыночные экономические институты и вся необходимая рыночная инфраструктура;

• деньги не только обслуживают товарные обращения, но и играют самостоятельную роль и как регулятор экономики, и как основа финансового рынка, и как всеобщее средство обмена;

• действуют преимущественно рыночные механизмы со встроенными в них необходимыми и достаточными элементами государственного регулирования экономики. Государство надежно охраняет свободное предпринимательство, применяя жесткие антимонопольные действия, поддерживая порядок;

•  создана и действует более надежная и более эффективная система социальной защиты людей, в которой они нуждаются, система социального обеспечения, адекватная уровню развития экономики.

Экономика развивается и функционирует на основе широкой правовой базы, в том числе защиты прав частной собственности, предоставленной сводом законов, регламентирующих дей­ствия, совершаемые в самых различных социально-экономических сферах.

Рыночная экономика находится в равновесном состоянии, и поэтому модель ее рынка выглядит так, как показано на этом рисунке.

Таким образом, суть трансформационного процесса в Казахстане состоит в том, чтобы модель плановой экономики советского типа (см. рис. на стр. 96) превратить в модель рыночной экономики, характеризуемую соответствующими параметрами, указанными выше.

Этот трудный процесс усложнился еще рядом дополнительных субъективных факторов.

Во-первых, трансформационный процесс в Казахстане происходит без теории перехода от плановой экономики к рыночной. Переходная экономика подобного класса не рассматривалась в теории транзитологии, и поэтому данная ситуация оказалась неожиданной для реформаторов, а тем более для власти. Им пришлось на ходу обращаться к различным теориям экономической стабилизации и роста, разработанным применительно к сложившейся рыночной экономике, где уже функционируют все рыночные институты и инфраструктуры, а необходимо было лишь восстанавливать равновесное состояние экономики.

В переходной же экономике постсоветского типа приходится выводить страну и из экономического кризиса, и на путь роста, проводя одновременно радикальные системные реформы, направленные на формирование рыночных форм, методов и механизмов, создавая новые институты и инфраструктуры, образуя новые отношения, адекватные условиям рынка, не имея ни целостной, ни частной теории переходной экономики вообще и от плана к рынку в частности. Это нередко приводило к ошибкам и просчетам.

Во-вторых, государство оказывается ослабленным, но не потому, что реформаторами принижается роль государства в рыночной экономике, отдается предпочтение стихийному рынку, о чем без конца твердят сторонники сильного государственного регулирования экономики. Реформаторы хорошо знают, что ни одна рыночная экономика не может обойтись без активного использования механизма государственного регулирования, а переходная экономика постсоветского типа со многими внутренними противоречиями - тем более. С вступлением в 1992 году на ры­ночный путь развития происходила неизбежная революционная ломка старой системы государ­ственной машины и механизма, пришлось ликвидировать такие функции прежнего государства, как плановое ценообразование и контроль над ценами, директивное планирование производства и распределение ресурсов, жесткое закрепление хозяйственных связей и т.п. Такие перемены не могли рассматриваться как ослабление экономических функций государства. Их просто было не­возможно сохранить в постсоветских условиях в любой форме.

В действительности же ослабление роли государства в переходной экономике происходило по вине самих чиновников, из-за того, что многие из них оказались малокомпетентными в вопросах регулирования рыночным социально-экономическим процессом. Более того, они быстро стали коррумпированными, установили связи с криминальной средой и поэтому не стремились к тому, чтобы обеспечивать реформы высококачественными законами и подзаконными актами, а тем более исполнять их. Это помешало бы им спокойно «прихватывать» огромную государственную собственность, присваивать доходы предприятий и организаций, бюджетные и кредитные расходы государства. Слабость государства играла им на руку, позволяла спокойно заниматься взяточничеством, расширять организованную экономическую преступность, использовать свое служебное положение в личных целях и т.д. В итоге власть и собственность оказались неразделимыми, как во всех слаборазвитых и коррумпированных государствах мира.

§ 4. Цели и задачи перехода от плановой экономики к рыночной

Создание в Казахстане рыночной экономки - не самоцель, а лишь средство для достижения самой цели функционирования и развития экономической системы любой страны - обеспечения устойчивого экономического роста и повышения уровня и качества жизни населения.

Поскольку переходный процесс от плановой экономики к рыночной осуществлялся «сверху» по инициативе и с участием самого государства по специальной программе, четко должны быть сформулированы конечная и промежуточная цели этого процесса, или, что то же самое, цели постсоветской переходной экономики.

Это не чистая формальность, не просто выполнение обязательной в таких случаях проце­дуры. От правильный формулировки конечной и, если необходимо, промежуточных целей это­го сложного процесса во многом зависит выбор стратегии, характер и эффективность социаль­но-экономических реформ. Четко и ясно сформулированная цель всегда играла и будет играть организующую и стимулирующую роль в проведении этого длительного и сложного процесса. Казалось бы, цель перехода от плановой экономики к рыночной до предела ясна и проста - соз­дать рыночную экономику. На самом деле так и обстояло. Конечная цель радикальных реформ как раз рассматривалась как создание казахстанской рыночной экономики. Так просто и ясно. Но создание рыночной экономики есть не более чем промежуточная, а не конечная цель реформ в экономике.

Дело в том, что создание рыночной экономики сводится к формированию институтов и механизмов, способных формировать и неукоснительно реализовывать общие «правила игры», соответствующие рыночным способам хозяйствования. Но их можно формировать по-разному: в разных сочетаниях, с разными функциями, с разной степенью регулирования экономики и т.д. В мировой экономике существует множество моделей рыночной экономики - американская, англо-саксонская, японская и т.д., которые имеют разную результативность и эффективность. Любая рыночная экономика не обязательно может привести к устойчивому экономическому росту и высокому жизненному уровню населения. В мире немало стран с рыночной экономикой, не добившихся таких успехов, более того, остающихся отсталыми.

Мировой опыт свидетельствует, что разные типы моделей рыночной экономики имеют разную эффективность, приводят к разным результатам в смысле достижения экономического роста, эффективности и конкурентоспособности экономики. Это зависит во многом от степени адекватного отражения моделью важнейших черт и свойств национальной экономики, в том числе от выбора из множества альтернативных путей создания рынка и достижения конечных целей. Это значит, что построение такой модели национальной рыночной экономики - не простая задача.

Поэтому конечная цель радикальных социальных экономических реформ должна состоять в создании не просто рыночной экономики, а динамично и устойчиво развивающейся высокими темпами рыночной экономики или в создании такого типа модели рыночной экономики, которая обеспечивала бы казахстанской экономике устойчиво высокие темпы роста, высокую эффективность и конкурентоспособность.

Эти две разные формулировки конечной цели реформ не какие-то ничего не значащие выдумки ученых, вытекающие из их желания показаться умнее других, чем они нередко и пользуются. На самом деле эти формулировки имеют разные и очень важные практические значения.

Дело в том, что в Казахстане, ставившем конечной целью социально-экономических реформ лишь формирование рыночной экономики, на начальной стадии их проведения власть увлеклась скоростью и количеством реализуемых мероприятий, никогда не связывая их с полученными результатами. На самом деле результатов и не было. Именно эти два параметра стали основными критериями казахстанских экономических реформ. Все органы власти соревновались между собой в количественных показателях. На это нацеливались и правительственные программы. Оценка была соответствующая. А что дали и дают эти меры, практически никого не интересовало. Это стало одной из главных причин того, что долгое время казахстанская реформа не приводила к экономическому росту. Это и есть плоды порочного подхода к сложным процессам. А в действительности не скорость и количество проводимых мер, а их результативность должна была быть истинным критерием реформ. Между тем, как говорил Я. Корнай, «преобразование в обществе - это не скачки. Кто придет первым - еще не главный показатель успеха». Как он свидетельствует, в 1998 году производительность труда в Венгрии и Польше, осуществлявших реформы по умеренной стратегии, по сравнению с 1989 годом была выше на 36 и 29% соответственно, а в Чехии, проводившей ее по ускоренной стратегии, - только на 6%.

Постановка цели реформ как создание динамично и устойчиво развивающейся высокими темпами рыночной экономики вынуждала бы органы власти отвечать и за результаты проводимых реформ. Вот что значит правильно сформулированная цель реформы.

Достичь эту цель Казахстану было не просто. Преобразование экономики потребовало проведения глубоко продуманных, тщательно и всесторонне взвешенных системных реформ, охватывающих все их стороны. Их можно свести к решению трех крупных задач переходной экономики.

Спад производства, сопровождающийся ростом безработицы, рос как снежный ком, рынок опустошался, деньги, непокрытые товарными ресурсами, все больше и больше становились «деревянными». Поскольку фиксированные цены делали инфляцию скрытой и не соответствовали ни спросу и предложению, ни денежной массе, то все закономерно ожидали резкого всплеска инфляции в момент перехода к свободным ценам. Отсюда для государства возникла серьезная задача макроэкономической стабилизации, оздоровления экономики, суть которой состояла в подавлении высокой инфляции до разумного уровня, установлении эффективного обменного курса и пропорций между ВВП, инфляцией и безработицей, необходимых для нормального функционирования экономики. Задача макроэкономической стабилизации, конечно, сопровождается реформированием бюджетной и денежно-кредитной системы, но этого недостаточно для перевода экономики на рыночные рельсы. Нужны еще системные реформы по формированию доминирующей негосударственной собственности, рыночных институтов и инфраструктур, эффективных бюджетных, налоговых и денежно-кредитных систем инвестиционного и внешнеторгового блоков с соответствующей правовой базой, т.е. проведение глубоких структурных и институциональных реформ. Отсюда у государства возникла вторая, причем определяющая, задача переходного периода - формирование и развитие системы рыночных отношений, институтов и механизмов на основе проведения трансформационных, структурных и институциональных реформ.

Ясно, что обе эти задачи не стоят ломаного гроша, если не будет обеспечен длительно устойчивый экономический рост, позволяющий достичь высокого уровня и качества жизни населения. Переход к рыночной экономике не самоцель, а средство достижения этой цели, ради этого и проводились рыночно ориентированные реформы.

Рыночная экономика сама по себе автоматически не приводит к устойчивому экономическому росту. Для решения этой задачи от правительства и Национального банка потребуется создание благоприятных условий для позитивного влияния внешних факторов на национальную экономику и умелое использование ограниченного круга рыночных механизмов в оптимальном сочетании.

Умение вовремя запускать нужные механизмы в нужном сочетании - это большое искусство. Если это не удастся, рыночная экономика останется просто рыночной экономикой. Обеспечение устойчивого роста экономики предполагает также постоянное отслеживание экономики в целом и принятие предупреждающих мер.

Регулирование рыночной экономики сложный процесс, особенно когда она выходит из кризиса. Правительству приходится всегда ходить по лезвию ножа: отступит в сторону - его поджидают инфляция, рост безработицы, спад производства.

Таким образом, в переходном периоде решаются три задачи, а не две, как утверждает Я. Корнай:

•  макроэкономическая стабилизация и оздоровление экономики, вывод ее из кризиса;

•  формирование системы институтов и механизмов рыночного хозяйствования;

•  обеспечение устойчивого экономического роста.

По Я. Корнай, решаются следующие две задачи:

•  стабилизация экономики;

•  экономический рост.

Он не предусматривает решение специальной задачи — формирование системы институтов и механизмов рыночной или системной трансформации. Это выглядит более чем странным. Если он считает, что стабилизация экономики включает и системные преобразования, то это грубая ошибка. Стабилизация экономики - одно, она может быть достигнута даже на начальной стадии рыночных преобразований, а системная трансформация - другое, хотя обе эти задачи, а также задача обеспечения устойчивого экономического роста взаимосвязаны и взаимозависимы, образуют триаду трансформационных задач переходной экономики.

Ошибочным представляется и другое утверждение Я. Корнай о том, что названные им две задачи должны решаться одновременно. Он считает неверной последовательность «вначале стабилизация, затем - экономический рост». Возможно, это верно для тех стран, у которых стартовая инфляция в момент освобождения цен невысока. Но для стран СНГ, у которых в момент либерализации цен инфляция достигала 350 и более процентов, данная последовательность неизбежна.

При таком уровне инфляции ни одна страна не сможет добиться оживления экономики. Поэтому экономический рост возможен только после решения задачи макроэкономической стабилизации, под которой понимается, по определению Л. Чаба, «восстановление в стране роли денег во всех их функциях», что возможно при доведении уровня инфляции до «умеренного». Как показал опыт стран с переходной экономикой и развивающихся стран, экономический рост начинается тогда, когда уровень инфляции окажется в районе 40%.

И этот «умеренный» уровень инфляции достигается тем быстрее, чем решительнее и последовательнее будет проводиться макроэкономическая стабилизация. Следовательно, макроэкономическая стабилизация есть не что иное, как стабилизация денежной системы, превращение денег в реальные средства обращения товаров, а не финансовая стабилизация, как трактовали ее специалисты МВФ и реформаторы России и Казахстана. Подавление инфляции до умеренной есть одно из необходимых, но недостаточных условий финансовой стабилизации, которая намного шире, чем денежная или макроэкономическая стабилизация.

Финансовая стабилизация подразумевает приведение финансовых ресурсов государства, предприятий, населения и банковской системы в соответствие с объемами производства товаров и услуг при равновесных рыночных ценах, организации финансовых потоков в соответствии с законами рынка. Она предполагает минимизацию размера неплатежей, товарных запасов и запасов финансовых ресурсов, полную уплату налогов, покрытие расходов бюджетов государства, предприятий и домашнего хозяйства с их доходами и т.д.

То, чего мы достигли в 1998-м и 1999 годах (7-8% уровня среднегодовой инфляции, деньги стали играть свою роль во всех своих функциях, сформировался стабильный и эффективный обменный курс), это лишь стабильность денежной системы.

При этом страна продолжала иметь дело с огромными дебиторскими и кредиторскими неплатежами. Немалая задолженность сохраняется по зарплате работающих в компаниях, рынок кредитов и фондовый рынок работают слабо, все еще значительна доля бартера во взаимных расчетах производителей товаров и их покупателей, высока доля убыточных предприятий, низка норма рентабельности предприятий, они не располагают собственными средствами для инвестирования производства и др., т.е. в стране далеко еще не нормализованы финансовые потоки, они не приведены в соответствие с товарными потоками. В этих условиях невозможно говорить о финансовой стабильности.

Иными словами, макроэкономическая стабилизация и системные преобразования не совпадают, это две разные задачи. Системные реформы, т.е. приватизация, создание рыночных институтов и структурные преобразования, формирование финансовой системы, адекватной рыночной экономике, проведение налоговых и социальных реформ, как правило, займут более длительное время, чем макроэкономическая стабилизация. Достижение макроэкономической стабилизации создает благоприятные предпосылки не только для экономического роста, но и для системных преобразований. В свою очередь, достигнутая макроэкономическая стабилизация должна поддерживаться системными преобразованиями.

Третья задача обеспечения устойчивого экономического роста тесно связана не только с макроэкономической стабилизацией, но и с системными преобразованиями экономики. Чем быс­трее будет происходить реформирование экономики, тем быстрее и масштабнее будет запущен рыночный механизм и тем надежнее и благоприятнее будут созданы условия для стабильного экономического роста.

Как показывает мировой опыт, экономический рост достигается быстрее и он окажется стабильнее, устойчивее, если одновременно с макроэкономической стабилизацией будут проводиться столь же решительно и последовательно системные реформы.

В свою очередь и экономический рост оказывает благоприятное воздействие на ход системных реформ и полную макроэкономическую стабилизацию. Чем быстрее достигается экономический рост, чем он будет устойчивее и ощутимее, тем сильнее возрастает доверие к проводимым в стране реформам, что дает правительству право решительнее и последовательнее проводить их в более стабильной обстановке. Это лучшая гарантия успехов реформ.

Таким образом, в переходном периоде от плановой экономики к рыночной решаются три взаимосвязанные и взаимообусловленные задачи.

Первая альтернатива - одномоментное освобождение цен, превращение скрытой инфляции в открытую и борьба экономическими методами за подавление инфляции. Это сопровождается резким спадом производства, увеличением безработицы и снижением жизненного уровня населения. Результат - стабилизация денежной системы, оздоровление экономики, восстановление, по выражению Я. Корнай, необходимых для оживления производства пропорций. Одновременно - реформирование всех сфер экономики и социальной сферы.

Вторая альтернатива - постепенное освобождение цен, инвестирование экономики и недопущение спада производства. Одновременно осуществляется постепенное реформирование экономики. В этом большая роль отводится государству. Это самый безболезненный способ перехода к рынку, если переход осуществится.

Третья альтернатива - начало ликвидации основы резкого роста цен путем изымания избыточной денежной массы за счет продажи населению накопленных дефицитных импортных товаров, жилья, малых предприятий, незавершенных объектов. Затем - либерализация цен и постепенное осуществление всех реформ.

В первой альтернативе предполагается: вначале стабилизация, а затем экономический рост, во второй - вначале экономический рост, а затем стабилизация как нечто само собой разумеющееся, в третьей - избавление от инфляции, реформы и, как следствие, экономический рост.

Возникало много сложных вопросов: какой альтернативе отдать предпочтение, с чего начать реформы в тех сложных условиях, которые имели место накануне реформ, какие стратегии выбрать в сфере оздоровления экономики, стабилизации финансовой системы, приватизации собственности, в сфере формирования класса собственников и предпринимателей, проведения денежно-кредитной и налогово-бюджетной, валютной, инвестиционной политики и др.

Готовые ответы взять было неоткуда. Столь радикальные рыночно ориентированные реформы на постсоветском пространстве проводились в условиях отсутствия теории переходной экономики. Будем откровенны и самокритичны: казахстанская экономическая наука преимущественно либо занималась ставшей модной в то время критикой «шоковой терапии», или комментировала уже принятые решения. Отдельным рекомендациям и разработкам ученых не хватило научной обоснованности, конструктивности, доказательности, знания многообразных взаимосвязей между различными параметрами рыночной экономики. Прав М. Фридмен, который писал: «Ошибки возникают не по злому умыслу экономистов и политиков, а из-за пороков экономической науки».

Реформаторам ничего не оставалось, кроме как обратиться к теоретическим парадигмам, разработанным для условий уже функционирующей рыночной экономики, получившим признание в мировой экономической практике.

§ 5. Роль теоретической модели и мирового опыта в реформировании казахстанской экономики

Становится все более очевидным, что для реформ по трансформации плановой экономики в рыночную, преодоления глубокого социально-экономического кризиса далеко недостаточна реализация отдельных мер, какими бы важными они ни были. Реформы нуждаются в системных преобразованиях всех сфер экономики и социального процесса, т.е. в обеспечении одновременной и последовательной реализации всего комплекса мер по формированию рыночных отношений и стабилизации народного хозяйства. Только на концепции системных преобразований плановой экономики в рыночную можно решить всю гамму сложнейших политических и социально-экономических проблем, возникающих на этом пути. Имеются в виду меры по либерализации цен, перестройке бюджетной и налоговой систем, банковского дела, приватизации, либерализации внешней торговли и регулированию обменного курса и прямых иностранных инвестиций, а также структурные преобразования экономики.

Возникают вопросы: по какой схеме следует вести системные преобразования или какой должна быть модель переходной экономики? Есть ли вообще какая-либо теоретическая основа ее формирования?

Под моделью переходной экономики следует понимать, по нашему мнению, совокупность форм, методов и механизмов, с помощью которых осуществляются стабилизация экономики и преодоление системного социально-экономического кризиса, формируются рыночные отношения с учетом специфики национальной экономики, постепенно вытесняются механизмы административно-командной системы.

В литературе экономическая модель, особенно модель переходной экономики, рассматривается исходя в основном из природно-климатических, производственно-экономических и демографических факторов ее функционирования и развития. Политические и социально-культурные факторы, за редким исключением, практически не рассматриваются. Между тем они играют не последнюю роль в выборе модели трансформационного процесса. Таковыми являются, например, такие политические факторы, как борьба и соотношение общественно-политических сил, модель политической власти (демократическая, авторитаризм, диктатура и т.д.), сильная или слабая власть; социально-культурные, национальные традиции, образование, знания, обычаи, духовные ценности, нравственность и т.п. Именно под значительным их влиянием сложились такие модели национальных экономик, как японская, англо-американская, скандинавская, континентальная европейская и т.д. Сегодня видно, как тяжело складывается модель реформирования российской экономики под влиянием острой борьбы политических партий и социальных сил.

Представляются важными два следующих вывода. Во-первых, поскольку все указанные объективные и субъективные факторы и условия функционирования и развития экономики в каждой стране свои, модели переходной национальной экономики и преобразований будут иметь некоторые особенности и в определенной мере будут специфичны.

Во-вторых, модель рыночной экономики данной страны не возникает и не вводится в практику сразу же в полном объеме, в «готовом виде» как результат удачного чисто теоретического выбора форм, методов и механизмов ее регулирования, а в целом складывается в ходе самого трансформационного процесса, в процессе ее функционирования и развития. Дело в том, что каждое государство прокладывает свою дорогу к достижению своих стратегических целей экономического развития, подбирая, разрабатывая, развивая, совершенствуя различные меры и механизмы регулирования экономики с учетом экономических, социальных, политических, демографических, географических и других факторов и условий страны. Так складывалась сегодняшняя модель развитой экономики США на протяжении многих лет, примерно по такому же сценарию экономика развивалась и в Великобритании, в других западноевропейских странах, в странах Центральной Европы, Азии. На этом пути они пережили не один экономический кризис, в том числе нефтяной в 1973-м и 1979 годах, сильно потрясший их экономики, а многие из этих стран - и не один военный переворот.

Казахстан, как любая другая страна, имеет свои особенности. И поэтому он будет иметь собственную модель трансформации плановой системы хозяйствования в рыночную и в конечном счете свою модель национальной рыночной экономики как результат перерастания его переходной экономики в рыночную, как конечную цель трансформационного процесса. Но она не будет ни «кабинетной» моделью, ни моделью, сложившейся в результате механического воспроизведения любой модели рыночной экономики зарубежных стран или их комбинаций, под которую будет затем подгоняться казахстанская экономика. Никакая модель национальных экономик других стран, какой бы эффективной она ни была, не может быть механически перенесена в Казахстан, ибо они глубоко специфичны, индивидуальны.

Однако это не означает, что нет необходимости в изучении опыта стабилизации экономики и вывода ее из кризиса, перехода от командной системы и плановой экономики к рыночной. Это связано прежде всего с тем, что какой бы специфический характер ни носили реформы, в их основе лежит определенный базовый набор мер макроэкономической стабилизации и формирования рыночных институтов, из которых складывается конкретная модель национальной экономики. Он включает, в частности, пакет традиционных мер финансово-бюджетной, денежно-кредитной, ценовой, валютной, внешнеэкономической, структурно-инвестиционной политики, институциональных преобразований, комбинируемых между собой во временной последовательности, исходя из определенных теоретических схем, служащих отправной точкой для выбора стратегии реформ. Именно состав, комбинация и последовательность мер, дозировка их жесткости, формы их использования определяются исходя из особенностей факторов и условий функционирования и развития экономики каждой страны. В этом и проявляется национальная специфика их эко­номической модели, а не в разработке особых, неизвестных в мировой практике мер или путей развития, исходящих только из особых условий Казахстана.

Многие из названных выше стран, в отличие от постсоциалистических, решали две задачи:

•  преодоление глубокого социально-экономического кризиса, обусловленного шоковым воздействием внешнего фактора;

•  восстановление прерванных на время прежних отношений или их развитие в принципиально новых условиях.

Процесс решения этих задач также можно рассматривать как реформирование экономик этих стран, поскольку им приходится менять старые, образовывать новые формы, вводить новые элементы, методы хозяйствования, основанные на рыночных принципах, создавать гражданские демократические общества, обеспечивать не только преодоление кризиса, но и динамическое развитие экономики.

Постсоциалистические же и особенно постсоветские страны не восстанавливают, а только начинают создавать, формировать с нулевого цикла механизмы рыночной экономики, ее институты, в том числе для преодоления экономического кризиса. Однако анализ показывает, что какими бы специфическими ни были условия национальных экономик, нынешняя социально-экономическая ситуация в Казахстане все-таки имеет и немало общих черт с кризисной ситуацией, имевшей место в послевоенный период в ряде стран Европы, а также в 70-х и 80-х годах в Азии и особенно в Латинской Америке, которые успешно провели стабилизационные реформы и построили развитую «постклассическую» капиталистическую или постиндустриальную рыночную экономику.

Главное сходство в том, что во всех этих странах радикальные реформы (хотя они в Казахстане и в странах Латинской Америки имеют разные масштабы и глубину) осуществляются в глубокой кризисной социально-экономической ситуации. В послевоенный период в европейских странах, в Японии, Южной Корее, Тайване экономика была в более тяжелом положении, чем в Казахстане, первые их шаги тоже сопровождались галопирующей инфляцией. Уровень жизни был катастрофически низким, существовала карточная система распределения.

В 80-е годы во многих странах Латинской Америки также происходил спад производства, сопровождающийся гипер- или галопирующей инфляцией (стагфляцией). Они имели огромный дефицит бюджета, искусственно завышенный курс национальной валюты и заниженные ставки банковского процента, закрытость внутреннего рынка и ограниченный выход к внешнему рынку, почти полное государственное регулирование внешнеэкономической деятельности и др. Эти условия были аналогичны казахстанским.

Можно привести много примеров, когда при реформировании национальных экономик использовался опыт других стран. Так, по типу немецкой рыночной экономики формировалась экономика Австрии, по типу шведской экономики сложилась скандинавская экономическая модель. В 1949 году в период галопирующей инфляции реформы в Японии проводились американцем Доджи по сценарию, очень близкому к сценарию реформ, проведенных им совместно с Л. Эрхардом в Западной Германии в 1947-1948 годах.

Страны Восточной и Юго-Восточной Азии, используя этническое и религиозное единство, общность культуры и геополитического положения с Японией, в большей мере использовали ее опыт.

В то же время необходимо постоянно помнить и принимать во внимание глубокие различия стартовых условий Казахстана и многих из названных стран. 70-летнее пребывание Казахстана в социалистической системе сделало его слишком далеким от рынка, тем более что он, переходя к социализму прямо из феодализма, минуя капитализм, вообще не побывал в условиях даже классической рыночной экономики.

Какова теоретическая база реформ или они осуществляются исключительно исходя из опыта и практики, складывающихся благодаря политике здравого смысла?

Из-за отсутствия у переходной экономики вообще, и постсоветской в особенности, целостной экономической теории одни считают, что с переходными экономическими ситуациями представители политических властей и административно-государственных структур справляются в основном с помощью здравого смысла (Кузнецов В. К теории переходной экономики. Мировая экономика и международные отношения. М.: Наука, 1994.№ 12), а другие - с помощью компиляции опыта разных стран.

Как уже отмечалось, переход от плановой экономики к рыночной предполагает целенаправленное программное преобразование общества, которое сводится к реализации системы мер, преимущественно традиционных, подобранных по определенной логике и выстроенных в четко заданную последовательность. Значит, успех реформирования экономики будет обеспечен, если эти мероприятия, проводимые в стране, подобраны не произвольно, а с фундаментальным обоснованием каждого из них в отдельности и в целом на основе экономической целесообразности и эффективности их применения. А это возможно только в том случае, если пакет мероприятий, проводимых в стране в процессе реформирования экономики, встроен в систему исходя из какой-то наиболее реалистичной теоретической схемы.

Теоретическая схема, теоретическая модель, которая имеет свою внутреннюю логику, свои объекты и регуляторы, показывает, какими причинно-следственными и функциональными связями, принципами, законами и закономерностями следует руководствоваться субъекту, проводящему реформы.

Чрезмерная увлеченность субъекта политикой здравого смысла, игнорирование или все большее отклонение от теоретической схемы выбора основных направлений и механизмов преобразования экономики, ставка на «голую» практику могут привести к разработке программы реформ из случайно набранных разнообразных мер, к нарушению их логики и последовательности.

Опыт многих стран мира и практика постсоветских стран последних лет свидетельствуют, что случайный набор мер, пусть даже известных, но без реальных теоретических обоснований и научно-методического обеспечения с учетом специфики страны, опора на «романтизм» чиновников правительственного аппарата будут иметь и уже имеют для общества тяжелые последствия.

Постоянно не выдерживается выработанная Программа стабилизации экономики и углубления реформ, субъект реформ продолжает действовать на свой страх и риск методом проб и ошибок, надеясь больше на опыт должностных лиц, чем на строгий расчет и логичность мер, проводимых в стране. В результате допускаются грубые ошибки и промахи. Кризис и процессы реформ становятся затяжными и болезненными, их негативные эффекты постоянно нарастают, и складывающаяся в стране социально-экономическая ситуация становится все более напряженной, а социальная цена перехода к рыночной экономике - недопустимо высокой.

Все это может стать причиной затормаживания переходного процесса, а возможно, и провала реформ, что отбросит общество на несколько лет назад. Только хорошо разработанная или рационалистически подобранная теоретическая модель реформирования экономики даст конкретные механизмы, правила и порядок практических действий, обеспечит предвидение их результатов и последствий.

Опыт стран СНГ уже подтверждает, что практика реформирования плановой экономики в рыночную действительно по-настоящему слепа без теории. «Экономисты пытаются составить представление об экономике, используя упрощенные теории, получившие название моделей... Применение моделей целесообразно потому, что это позволяет отвлечься от несущественных деталей и выявить принципиальные экономические связи» (Мэнкью КГ. и др. Макроэкономика. М.: Изд. МГУ, 1994. С. 46).

Дело в том, что практика, политика здравого смысла не имеет заранее выстроенной четкой логики действий и апробированного стандартного набора мероприятий социально-экономических реформ. Эти мероприятия выбираются в самом процессе реформирования в оперативном режиме в зависимости от складывающихся обстоятельств. Поэтому здесь главную роль играют субъективные, личностные факторы: компетентность, смелость и решительность руководителей проводящихся в стране реформ, их последовательность в своих действиях. Но главным инструментом будет метод проб и ошибок. Практика действительно является критерием истины, но не обязательно выдает только верные решения, а здравый смысл не всегда может оказаться здравым. «При более тщательном исследовании здравый смысл может оказаться сущей бессмыслицей», - замечает П. Самуэльсон (Самуэльсон П. Экономика. НПО «Алгон», ВНИИСИ. Т. 1. 1992. С. 11).².

Особенно это возможно в наших случаях. Когда не хватает компетентности руководителей в сфере рыночной экономики, велика вероятность, что они могут довольно легко манипулировать отдельными мерами, ссылаясь на мировую теорию и практику. Для них могут стать привычными «поствидение» последствий своих действий, ссылка на обстоятельства, на объективные факторы и т.д. Для минимизации ошибок и издержек своих действий, успешной реализации реформ необходимо предвидение, а не «поствидение», т.е. признание ошибок задним числом.

Нет необходимости подробно доказывать невозможность механического переноса на казахскую экономику модели какой-либо страны, скомбинированной из произвольного набора элементов моделей нескольких стран, равно как и целесообразность и возможность их умелого использования. Поэтому выбранная теоретическая модель преобразований будет составлять только его базу, ядро и определять логику правительственной программы по реформированию экономики. Опыт многих стран показывает, что реальная схема реформ, во-первых, нередко допускает дозировку и даже модернизацию выбранной теоретической модели (жесткий, умеренно жесткий и другие варианты) исходя из конкретных условий национальных экономик, издержек реализации этой выбранной модели, отношения социальных сил, политических партий и населения к реформам, проводимым в стране; во-вторых, она непременно включает, кроме традиционных инструментов и мероприятий, рекомендуемых выбранной теоретической парадигмой, еще и дополнительные меры, оправдавшие себя в мировой практике в аналогичных с казахстанскими ситуациях, или не вызывающие сомнения в экономической целесообразности, например, политика доходов.

Такие дополнительные меры могут даже принадлежать к другой теоретической схеме. Главное, они не должны, с одной стороны, противоречить традиционным мерам, непосредственно вытекающим из теоретической модели, а с другой стороны, должны дополнять их и способствовать достижению целей реформ.

Кроме того, в ходе самого процесса трансформации возможно возникновение потребности во вмешательстве субъекта отдельными мерами для устранения возникших отклонений, приспособления Программы к изменившимся условиям экономики. Гибкое и быстрое реагирование на возникшие негативные последствия принимаемых ими же решений, корректировка своей экономической политики, своих мероприятий и решений - обязательное условие и неизбежные процедуры этого сложного переходного процесса от плановой экономики к рыночной. Такая процедура не раз наблюдалась в практике Казахстана, России и других стран СНГ, а также в Польше, странах Латинской Америки.

В современной макроэкономической теории существуют несколько теоретических схем, каждая из которых имеет свою внутреннюю логику, свои преимущества и недостатки, допущения и условия применения, которые изложены в следующем параграфе.

Вторая задача переходной экономики - формирование или создание рыночных отношений, включающих преобразование собственности, реформирование предприятий, демонополизацию, создание инфраструктуры рынка, структурные преобразования экономики - решается одновременно и в тесной взаимосвязи с первой задачей. Ее каждый компонент может реформироваться по своей модели. Например, приватизация собственности осуществляется в отрыве от монетар­ной политики во времени и по сути.

Особенно такое разделение необходимо применять по отношению к монетаризму, т.к. шоковая терапия применяется, а шок наблюдается только по части стабилизационных реформ. Реформирование экономики в целом может происходить в таком случае постепенно, без значительного шока. Иными словами, утверждение, будто бы экономические реформы в Казахстане осуществляются по сценарию «шоковой терапии», преувеличено.

§ 6. Монетаризм - теоретическая основа стабилизационных реформ, проводимых в Казахстане

В настоящее время в экономической науке сложилось несколько теоретических парадигм, предназначенных для обеспечения функционирования и развития рыночной экономики. Основными из них являются две — это кейнсианство и монетаризм.

Существуют и другие парадигмы: структуралистская модель, институциональная модель, теория рациональных ожиданий, теория экономики предложения. Но они являются либо разновидностью, либо другими аспектами одной из двух названных теоретических моделей.

В условиях Казахстана и других постсоветских стран эти парадигмы можно рассматривать как теоретические схемы проведения стабилизационных реформ, решения задачи финансовой стабилизации и макроэкономической сбалансированности. Учитывая фундаментальную роль кейнсианства и монетаризма по отношению к другим школам, ниже более подробно, чем другие схемы, рассматривается возможность использования основ этих двух парадигм как теоретической основы проведения стабилизационных реформ.

Отметим, что обе эти модели рассматривают возможность решения одних и тех же проблем - экономического роста, занятости и подавления инфляции. Но объясняются макроэкономические явления и их причины с разных позиций, и поэтому предлагаются разные инструменты.

Основу теории Кейнса составляет его уравнение

Y = С + I + G + Хп,

Где, Y - чистый национальный продукт;

С- расходы на потребление;

I- частные инвестиции;

G- государственные закупки;

Xn- чистый экспорт.

Эта теория исходит из того, что если на рынке нет совершенной конкуренции, экономика всегда будет находиться в нестабильном состоянии. Поэтому государство должно играть активную роль стабилизатора экономики и манипулировать совокупными расходами, главным образом фискальной политикой. Денежно-кредитная политика также используется, но она, по этой теории, играет ограниченную роль по сравнению с фискальной. Деньги имеют значение, но не могут оказывать заметного стабилизационного влияния.

Основным исходным постулатом этой теории является утверждение, что цены негибки, и поэтому изменение совокупных расходов, в частности государственных закупок, влияет в первую очередь на уровень производства через спрос, а не на цены, а изменение налогов - на потребление и частные инвестиции. Логика такова: от совокупных расходов через спрос к производству и через него - к денежному предложению, а не наоборот. Таким образом, рост бюджетных расходов и снижение налогов - основное кредо этой теории. «Существует альтернатива монетарной политике - политика фискальная: государственные расходы способны заменить частные инвестиции, налоговые послабления подорвут тупую бережливость», - писал Дж. М. Кейнс.

Другой важный вывод из кейнсианской модели - переход к рынку и стабилизация экономики должны быть постепенными, с сильным государственным регулированием переходного процесса. Конечно, это позволяет избежать первоначального резкого инфляционного шока, существенного падения уровня жизни населения. Однако, во-первых, процесс перехода к рынку растянется на многие годы, а, во-вторых, страна, избежав первоначального шока, все равно столкнется в будущем с резким всплеском инфляции, новым раундом гиперинфляции. Эти доводы подтверждает опыт КНР: здесь уже 18-й год идет процесс перехода к рынку, и за это время она пережила по меньшей мере три раунда высокой инфляции и спада производства.

Как показывает опыт Вьетнама, постепенный переход (постепенная либерализация цен), как правило, вызывает искажение структуры цен, из-за чего на последующих стадиях реформ возникает множество проблем.

Монетаристский подход имеет научно-теоретическую базу, не менее сильную, чем кейнсианский подход. Он исходит из известного в экономической теории уравнения обмена (или уравнения Фишера)

MV = PY,

Где      М - количество денег, находящихся в обращении;

        V- скорость обращения;

        Р - уровень цен;

            Y         - реальный национальный продукт.

Это уравнение выражает зависимость между количеством денег и потоком национальных продуктов.

Преобразуя уравнение обмена, получим

Y
М =-------------------------------------------------------------- Р

V

Это определяет тесную зависимость между денежной массой и уровнем цен. Увеличение или уменьшение денежной массы ведет к росту или снижению цен. Причем изменение денежной массы более быстро влияет на цены, чем на производство. Вначале растут (снижаются) цены, а это стимулирует рост (сокращение) производства.

Суть этой модели в том, чтобы, сжимая с помощью жесткой денежно-кредитной политики денежную массу, подавить инфляцию, достичь финансовой стабильности и макроэкономической сбалансированности. А в дальнейшем с помощью денежной массы регулировать рост экономики. Для данной теории характерны следующие постулаты: деньги играют главную роль, цены - гибкие, денежно-кредитная политика более эффективна для стабилизации экономики, чем фискальная, скорость обращения постоянна или известен закон ее изменения. Эта теория считает, в отличие от теории Кейнса, что нестабильность экономики - результат ошибок и некомпетентного вмешательства государства в экономику.

Монетаризм исходит из того, что постоянная кредитно-денежная экспансия в крупных размерах непрерывно ведет к возникновению в обращении избыточной денежной массы, которая, соответственно, вызывает неудержимый рост цен и инфляции. Монетарная политика направлена на устранение этой избыточности с помощью денежно-кредитных инструментов, предложенных в теории, разработанной лауреатом Нобелевской премии М. Фридменом.

Отсюда и суть монетарной политики стабилизации экономики: при высоком уровне инфляции нужно сильно сжать денежную массу, для чего необходимо сокращать дефицит бюджета и проводить жесткую денежно-кредитную политику. Это, естественно, ведет к спаду производства. Из важного закона рыночной экономики - закона Оукена и кривой Филлипса - вытекает, что снижение уровня инфляции на 1% теоретически сопровождается сокращением объемов производства на 5%, т.к. происходит падение инвестиционной активности и рост безработицы. Рассмотрим этот процесс на графической монетарной модели, приведенной ниже.

Первоначальная ситуация монетарной политики складывается следующим образом. Начальное состояние экономики - избыточная денежная масса и избыточный спрос:

114

Цена D₀ жестко фиксирована, и она не отражает спроса, не является равновесной.

В такой ситуации после либерализации цен под влиянием избыточного спроса их уровень подскакивает до Р и занимает равновесное положение (точка Е,). Благодаря сжатию денежной массы спрос падает, и его линия перемещается влево-вниз вдоль линии предложения AS,, пере­ходя в положение AD - уровень цен опускается до Р₂.

Но уменьшение денежной массы и сокращение спроса ведут к сокращению предложения, и его линия по линии спроса AD, смещается влево-вверх, перейдя в положение AS,, а уровень цен поднимается до Р_у Но, в отличие от кейнсианской схемы, монетарная схема предполагает проведение быстрых и решительных стабилизационных реформ, устранение прямого вмешательства государства в экономику.

Обычными стабилизационными мерами, рекомендуемыми монетаристами и поддерживающим их МВФ, являются:

•  резкое ограничение прямого государственного вмешательства в экономику;

•  либерализация цен;

•  жесткая денежно-кредитная политика: строго контролируемая денежная эмиссия, установление твердых лимитов на государственные займы в центральном банке, рестрикции на кредитную экспансию частных коммерческих банков, установление положительной ставки банковского процента;

•  жесткая финансово-бюджетная политика, направленная на резкое сокращение дефицита бюджета, прежде всего государственных расходов, за счет урезания заработной платы, государственных инвестиций, субсидий и субвенций на продукцию госпредприятий, а также социальных расходов;

•  широкомасштабная приватизация государственной собственности;

•  либерализация внешней торговли, введение внутренней конвертируемости национальной валюты, установление ее плавающего или скользящего (с девальвацией) курса.

Вопреки утверждениям оппонентов монетаризма, эта политика, как вытекает из ее условий и стабилизационных инструментов, не предполагает вовсе устранить государственное вмешательство в экономику. Она отрицает прямое вмешательство, но предполагает вмешательство косвенными методами и через интересы хозяйствующих субъектов, например, через налоговые ставки, ставки процента, валютного курса, кредитов и др.

Чтобы ответить на вопрос, какая из этих двух теоретических моделей стабилизации экономики подходит Казахстану, в таблице сведены основные исходные условия обеих моделей. Сопоставление их с реальными условиями Казахстана доказывает преимущества монетарной модели и предпочтительность использования ее в качестве базовой теоретической модели стабилизации казахстанской экономики.

Основные постулаты теорий Кеинса и монетаризма в условиях экономики Казахстана

Кейнсианство	Монетаризм	Условия Казахстана
Цены - негибкие	Цены - гибкие	Цены менялись: потребительские - на 33% в месяц в 1992 г., 29,7% - в 1993 г. и 23,6% -в 1994 г.; товаропроизводителей - на 30,7% в 1992 г., 24,8% - в 1993 г. и 28,6% -в 1994 г.
Деньги играют роль, но не главную, процесс идет  так: спрос    -цена предложения товаров и услуг - деньги	Деньги играют главную роль в стабилизации экономики; процесс идет по следующей схеме: "деньги - спрос - цена	На многолетних данных многих стран доказана тесная связь между денежной массой и ВНП. причем более жесткая, чем между ВНП и инвестицией. Центральные банки развитых стран в качестве регулятора экономики используют денежную массу (М), через нее действуют на цены, удерживают инфляцию, что подтверждает правильность монетарной схемы: "М -спрос - цена"
Для стабилизации экономики главное -стимулирование спроса, регулятор - фискальная политика, процентная ставка	Для стабилизации экономик главное - регулирование денежного предложения, регулятор - денежно-кредитная политика	Перед проведением реформ и в дальнейшем спад был вызван не сокращением спроса, не из-за необеспеченности деньгами а, наоборот, из-за дефицита предложения и гиперинфляции, вызванной огромной избыточной денежной  массой, находящейся в обращении. Поэтому главная задача заключалась в максимальном сжатии предложения денег;, чтобы добиться финансовой стабилизации и на этой основе добиться роста производства. А этого можно было добиться только с помощью денежно-кредитной политики, хотя используется и фискальная
Главное направление экономической политики – обеспечение полной занятости	Главное направление политики - подавление инфляции, стабилизация финансовой системы	Страна находилась в гиперинфляции, деньги не работали, происходило бегство от денег, естественно, резко поднималась ставка процента за банковские кредиты. В этих условиях экономика не реагировала ни на ставки процента, ни на ставки налога и др. Поэтому, не подавив инфляцию, не добившись финансовой стабилизации, не могло быть речи об обеспечении экономического роста, а значит, и роста занятости. Инфляция и безработица - это тесно связанные величины
Скорость обращения денег - переменна	Скорость обращения денег - постоянна	Расчеты показывают, что она близка к постоянной И чем ближе инфляция к подавлению, тем она становится ближе к постоянной
Экономика по своей природе нестабильна, поэтому нужно прямое вмешательство государства	Нестабильность экономики-результат ошибок и некомпетентного вмешательства государства	В первой главе бы.показано, в какой мере экономический кризис стал следствием крупных ошибок государства. Многочисленные примеры показывают, как правительства многих стран делают ошибки в своей экономической политике, не могут представить последствия своей политики, в результате чего экономика оказывается в кризисе

Действительно, как показала практика, цены оказались весьма гибкими, т.е. одно из главных условий монетаризма выполняется. За все годы реформ потребительские цены меняются ежедневно и еженедельно. За 1992 год они возросли более чем в 30 раз, или на 33% в месяц, в 1993 году эти цифры были 22,7 раза и 29,7% соответственно, в 1994 году - 12,6 раза и 23,6%.

В условиях либерализации цен экономика оказалась в гиперинфляции. До 1995 года уровень инфляции превышал 1000%. В такой ситуации для обеспечения роста производства и приведения экономики в равновесное состояние стимулирование спроса, как предлагает теория Кейнса, было лишено всякого смысла, т.к. спрос был избыточным. Галопирующая гиперинфляция обесценивала деньги, дестабилизировала финансовую систему, обусловливала постоянный рост ставки процента. В таких условиях не могло быть и речи об инвестировании производства, о его стабилизации.

Поэтому главной остается финансовая стабилизация путем подавления инфляции до контролируемого уровня, позволяющего устанавливать положительную ставку процента. В этом и заключается стержень монетарной теории.

Инструментом регулирования этого процесса в экономике Казахстана могла стать только денежно-кредитная политика, ибо инфляция действительно имеет денежный феномен, практика неопровержимо доказывает это. Так, в силу наличия огромной массы избыточных денег перед проведением реформ, уровень цен в ходе их либерализации повысился в 2-3 раза. А благодаря сжатию денежной массы в течение первых четырех месяцев 1992 года уровень цен стал снижаться до 14,5% в месяц. И когда в последующие месяцы происходило крупное денежно-кредитное вливание в народное хозяйство, инфляция снова стала ползти вверх - до 55% в месяц.

Такое положение подтверждают и данные ряда восточноевропейских стран. Так, в Венгрии, Чехословакии, Польше, где не было больших избыточных денег и ценовых перекосов, уровень инфляции повысился лишь на 32, 52 и 60% соответственно, т.е. не так, как в Казахстане.

Эти факты подтверждают главную роль денег и регулирования с их помощью денежно-кредитной политики в сфере стабилизации экономики. Этот вывод подтверждается также и тем, что статистические данные, приведенные Фридменом, показывают, что связь между денежной массой и ВНП на самом деле существует, причем прослеживается лучше, чем корреляция между ВНП и инвестициями.

Еще один постулат двух теорий - это постоянство или переменчивость скорости обращения денег. По теории Кейнса она переменна, а по монетарной теории — постоянна. В условиях гиперинфляции скорость обращения денег возрастает, но, как показывают факты, она близка к постоянной.

Действительно, в 1992 году при инфляции более 3000% скорость обращения составила 5,4, и в 1993 году, при инфляции 2260%, - 2,7. В последние два года она стабилизировалась и составила соответственно 1,6 и 1,7.

Это не простой вопрос. Дело в том, что если скорость обращения постоянна или близка к постоянству, то, как следует из формулы

Р = м – Y + V,

изменение цен определяется главным образом изменением денежной массы. Действительно, эта формула в процентном выражении запишется так:

Р (в %) = М (в %) - Y (в %) + V (в %).

При постоянстве V ее прирост ДV (%) был равен нулю. Тогда будем иметь Р (в %) = М (в %) - Y (в %), а если и Y постоянно, то

Р = М.

А если скорость обращения сильно меняется, то связь между Р и М будет определяться и скоростью обращения.

Одно из преимуществ монетарной модели в том, что в ней имеется пакет стандартных стабилизационных мер, на основе которых строится конкретная программа стабилизации экономики, присущие ей четкие правила и внутренняя логика их применения. У кейнсианства нет всех этих компонентов, в силу чего реформаторам приходится действовать по обстоятельствам в ходе реформ. Главную роль играет их профессиональная компетентность. Она, как говорят, дискретна. И не случайно, что сторонники и теории рациональных ожиданий, и теории экономики предложения предпочтение отдают монетаристским правилам, нежели кейнсианской дискретности денежно-кредитной политики.

Все это позволяет лучше, эффективнее и быстрее справиться с инфляцией. Когда страна находится в гиперинфляции, это очень важно. Без здоровой финансовой системы практически невозможно обеспечить экономический рост и реальное поддержание высокого уровня жизни населения.

Несмотря на высокие издержки первоначального ценового шока для населения, у этой стратегии есть большой шанс быстро стабилизировать денежную систему и быстро создать усло­вия для оживления производства преимущественно рыночными механизмами. Главное для этого надо проводить стабилизационные реформы ускоренно, решительно, последовательно и комплексно. При таком подходе, как видно из таблицы, уже на втором или, по крайней мере, на третьем году происходит оживление экономики, рост ВНП.

Так, в Польше уже на третьем году реформ, т.е. в 1992 году, ВВП возрос на 3%, а в 1995 году — на 7%. Рост экономики Албании в 1993 году составил уже 11 %, Словении — 1 %, Румынии - 1%. Это те страны, которые проводили монетарную политику. Подобных успехов добились в свое время Германия, Япония, Южная Корея, Тайвань, Чили и другие страны.

Рост ВНП в некоторых странах Восточной Европы, проводивших реформы по сценарию монетаризма

	1990	1991	1992	1993	1994	1995
Албания:        ВНП                         инфляция	-10	-28 104	-10 237	11 31	7 16	6 6
Польша:         ВНП                         инфляция	-12	-7 60	3 44	4 38	6 29	7 22
Румыния:       ВВП                         инфляция	-6	-13 223	-9 199	1 296	4 62	7 28
Словения:      ВВП                         инфляция	-5	-8 247	-5 93	1 23	6 18	5 9

Немало оппонентов этой теории аргументируют свое отрицательное отношение к ней уникальностью казахстанской специфики, несовместимой с «шоковой терапией». Вновь предлагается постепенный подход, основанный на кейнсианской или структуралистской модели или на модели экономики предложения. Однако на самом деле эти доводы несостоятельны.

Во-первых, в отношении инфляции, ее связи с денежной массой специфика каждой страны не играет главной роли. Инфляция - везде инфляция, обесцененные деньги в любой стране не пользуются почетом. Поэтому приведенное выше уравнение обмена имеет место в любой стране, оно не связано со спецификой какой-то конкретной страны.

Во-вторых, в условиях постсоветских стран (Казахстан не исключение), когда во всех органах управления продолжает командовать и оказывать сильное влияние на социально-экономические процессы старая партийно-государственная номенклатура, не приемлющая или трудно воспринимающая рыночные формы и методы, когда на фоне нарастающих трудностей в обществе крепнет ностальгия по прошлому, постепенный переход к рынку был бы тупиковым. Любой шаг рыночного типа был бы встречен ожесточенным сопротивлением, не удалось бы провести до конца ни одной значимой рыночной меры, и реформы явно забуксовали бы очень скоро, а возможно, закончились бы восстановлением прежней системы. Такой вывод подтверждается и примерами из практики бывшего СССР, России и других стран.

Но и принцип постепенности не спасает экономику от высокой инфляции. При реформировании промышленности КНР в 1985 году авторы реформ делали ставку на постепенное формирование рыночных цен. Однако это привело к практически немедленному росту инфляции уже во второй половине 1985 года. Ожидания, что рост цен будет проходить плавно вплоть до достижения рыночного равновесия, после чего наступит их стабилизация, не оправдались. Высокие темпы инфляции сохранились до 1990 года (Шань Веянь. Смешанная система и продолжение рыночных реформ в китайской экономике//Вопросы экономики. 1992. № 11).

Нельзя не согласиться с заключением г-на Сакса, что «так называемый «шоковый» подход к стабилизации - резкое ужесточение кредитно-денежной политики, поддержание относительно устойчивого обменного валютного курса, широкомасштабная зарубежная помощь, содействующая стабилизации, - желательны именно потому, что они дают наибольший шанс избежать политической катастрофы. Несмотря на добрые намерения, попытки добиться постоянной стабилизации в большинстве стран оказались безуспешными и, вероятнее всего, закончились бы провалом также в России, ибо длительный период высокой инфляции чреват динамической нестабильностью, питающей еще большую инфляцию в будущем» (Сакс Дж. Стабилизация российской экономики: концепция и действительность//Мировая экономика и международные отношения. 1995. № 2).

Теория Кейнса предлагает стимулировать в условиях инфляции дефицитный спрос, устанавливая искусственно заниженный уровень процентной и налоговой ставки, увеличивая государственные закупки, полагая, что это приведет к инвестированию производства и к экономическому росту, а через него - к снижению темпов инфляции. Но в условиях высокого уровня инфляции такая финансовая политика может только усугубить бюджетный дефицит, увеличить кредитное вливание в экономику и предложение денег, которые неизбежно приведут к дальнейшему раскручиванию инфляционной спирали.

Кейнсианские меры имели успех в 50-е и 60-е годы в борьбе с традиционными кризисами рыночной экономики, которые сопровождаются перепроизводством, падением цен до низкого уровня и ростом безработицы. В этом случае увеличение бюджетных платежей и субсидий (G) для стимулирования приоритетных секторов экономики ведет к росту доходов населения (D). Соответственно, происходит оживление спроса на товары и услуги (С), в связи с чем начинают повышаться цены и тарифы на них (Р), а это уже является стимулом к росту производства (Y), ибо на рынке - избыток средств производства. И рынок начинает стабилизироваться.

Данное теоретическое рассуждение можно схематично изложить на основе уравнений ВНП следующим образом:

~ G + AG -> Z + AZ-> D + AD -> С + ЛС -> Р + АР-> Y + AY-> М + ЛМ

Но уже в 70-е годы в условиях хронического дефицита бюджета и всплеска инфляции стимулирование спроса дефицитным бюджетным финансированием экономики с тем, чтобы хоть как-то оживить производство по кейнсианским рецептам, приводило к обратным результатам. Вместо стабилизации экономики росла инфляция, которая снижала эффективность финансовой системы и отрицательно сказывалась на реальном росте производства.

То же самое произошло бы и в случае экономического кризиса в постсоветских странах, где рынок охвачен острым тотальным дефицитом товаров и услуг, цены сильно деформированы и в основном образованы искусственно, чисто волевым методом. В этих условиях первая же попытка выправить структуру и уровень цен, а значит, либерализовать их ведет к их взлету. Поэтому увеличение бюджетных расходов (G) и инвестиционных кредитов (1) для стимулирования спроса вызывает рост доходов (D), спрос на товары и услуги (С), за которым следует еще большее повышение цен (Р), сильно поднимается уровень инфляции, а следовательно, и процентная ставка, финансовые ресурсы на инвестирование производства быстро обесцениваются. На рынке нет средств производства и нет валютных средств для импорта. Отсюда происходит не рост деловой активности, а неизбежное сокращение инвестиций и падение производства. А предыдущая схема примет следующий вид:

G + AG ->l + Al->D + AD->C + AC->M + AM-> P + AP->Y-AY

т.е. произойдет спад производства на AY.

К аналогичным результатам приводят структуралистские меры и меры теории экономики предложения. Структуралисты не считают инфляцию денежным феноменом. По мнению ее сторонников, не рост денежной массы вызывает рост цен, а наоборот, первичен рост цен, а рост денежной массы - вторичен. Отсюда вывод: рост цен сопровождается сокращением совокупного спроса, т.е. происходит стагфляция. Для выхода из кризиса структуралисты предлагают активно стимулировать производство по приоритетным отраслям, предложение товаров и услуг, а не сокращать внутренний спрос (при одновременном административном регулировании цен, регулировании роста или «замораживании» зарплаты, контроле за обменным курсом и ставкой банковского процента). Такие меры, по мнению сторонников данного подхода, должны обеспечивать стабилизацию не за счет сокращения расходов бюджета, а за счет увеличения его доходов, без социально-экономических издержек, характерных для монетаристского подхода.

С первого взгляда идея структуралистского подхода, или экономики предложения, понятна, а поэтому заманчива: стимулируя рост производства и не допуская дефляционного шока, достичь желаемых результатов. Предположим, что принята позиция структуралистов. Что же тогда произойдет?

Чтобы не сократить тот огромный внутренний спрос, который существовал в стране, и преодолеть острейший тотальный дефицит товаров хотя бы по приоритетным отраслям, пришлось бы резко снизить налоги и вложить большие государственные кредитные ресурсы по льготным процентным ставкам. Это потребовало бы запустить на полную мощность печатный станок.

Деньги населения находились в основном на руках. Население не стремилось к сбережению их в банковских вкладах. Установление жесткого контроля над ставкой процента, как предлагают структуралисты, не смогло бы мотивировать население вложить свои средства в банки.

Замораживание цен и зарплаты ведет не к стимулированию спроса и производства, а к нарастанию дефицита товаров и услуг, скрытой инфляции. А к чему это приводит, люди убедились на опыте советской экономики. Но это не только опыт бывшего Советского Союза.

Трудно привести в качестве примера страну, которая успешно преодолела бы гиперинфляцию этим методом. Более того, многие латиноамериканские страны, в частности Аргентина, Бразилия, Мексика и др., пользуясь данным подходом, долгие годы не могли выбраться из тяжелейшего кризиса, находились в состоянии длительной стагнации. Бразильская и аргентинская попытки достичь нулевой инфляции (без сокращения государственных расходов и увеличения налогообложения, экспансионистского кредитования для сокращения спада производства даже при замораживании цен и доходов) закончились полным провалом. Иначе и быть не могло: жесткий контроль над ценами вскоре стал противоречить задачам экономического роста, и под давлением предпринимателей его пришлось снять сначала над ценами, а в силу недовольства населения - над заработной платой. А это вызвало лавинообразный рост издержек производства и цен. Таким образом, надежда на переход от фиксированных цен к свободным, без которого не было бы рыночной экономики и ее роста, минуя новый их взлет, не оправдалась (Латиноамериканский популизм//Под ред. Р. Дорнбуша). Это весьма поучительный опыт для нас как в теоретическом, так и в сугубо практическом отношении.

Сторонники так называемой теории экономики предложения ратуют за стимулирование производства за счет главным образом снижения налогов. Она не является на самом деле какой-то целостной теорией и базируется лишь на интуитивном утверждении, что низкие налоги приведут к росту производства. На самом деле практика не всегда подтверждает это, даже когда речь идет об экономике с высоким уровнем инфляции, не говоря уже о гиперинфляции. Наоборот, во-первых, снижение налогов в таких ситуациях зачастую ведет к росту не инвестиций, а доли потребления, а значит, к росту инфляции, так же как и кейнсианские рецепты, направленные на стимулирование спроса; и, во-вторых, многое зависит от того, какую политику будет вести Национальный банк: стабилизировать денежную массу, процентную ставку или ВНП. Многие крупные экономисты США доказывают, что рост экономики США в 80-х годах обеспечивался нестолько снижением налогов, сколько установлением высоких ставок ссудного процента, а снижение налогов привело к росту инфляции, как и предсказывали ученые.

Отмечая преимущества свободного рынка, Ф. фон Хайек писал, что «главное преимущество свободных рынков состоит в том, что цены держат в себе всю информацию, необходимую для потребителей фирм, чтобы принять рациональные экономические решения при намного более низких издержках, чем в любой другой системе. Здесь и правительство не может улучшить рыночные результаты, а понятия «рыночная неудача» или «несовершенная конкуренция» полностью лишены смысла» (Сто великих нобелевских лауреатов. М.: Вече, 2003. С. 450). «Но, если честно, люди в нашей профессии по большей части с глубоким скептицизмом относятся к кейнсианской экономике, - пишет Р. Дорнбуш, - предпочитая монетаризм, и исходят из принципа, что у правительства все, за что бы оно не взялось, получается еще хуже» (Дорнбуш Р. Ключи к процветанию. М.: Инфомейкер, 2003).

Все это говорит о том, что только монетарная модель может служить теоретической базой стабилизационных реформ в Казахстане с точки зрения как адекватности ее теоретических по­стулатов и положений условиям Казахстана, так и практическим результатам, достигнутым во многих странах, в том числе в странах СНГ в годы реформ.

В создавшихся постсоветских условиях только одновременный кардинальный и радикаль­ный запуск основных взаимоувязанных рыночных механизмов, быстрое принятие решительных действий по стабилизации могли сделать невозможным восстановление прежней или близкой к ней по содержанию системы. Кроме того, в силу сложившейся объективной ситуации в Казах­стане, обусловленной последствиями советской плановой экономики, реформаторы вынуждены вести дефляционную политику бюджетными и денежно-кредитными мерами, ибо немонетарные меры борьбы с инфляцией, такие как банкротство неплатежеспособных предприятий, поддержка лишь эффективных предприятий, снижение затрат и другие, в ближайшие годы нереализуемы в необходимом масштабе.

Безусловно, есть немало примеров, когда использование монетарной политики закончилось неудачей. Однако, как показывает анализ опыта стран с таким исходом реформ, это не свидетельствует о непригодности монетарной модели для стабилизации, а объясняется непоследовательностью и нерешительностью действий, несоблюдением логики и рекомендаций этой теоретической парадигмы относительно применения пакета стандартных мер.

Мировой опыт свидетельствует, что если даже страна использует какую-то другую теоретическую схему, все равно прибегнет к жестким финансовым и монетарным мерам. Игнорирование их ведет к инфляционному функционированию экономики, т.е. страна, избежав резкого роста первоначальной инфляции, не избежит ее в дальнейшем. Даже КНР, чтобы избавиться от растущей за последние годы инфляции, в 1995 году была вынуждена начать вводить дефляционные меры и реформировать финансово-денежную систему.

На практике монетаризм в той или иной мере может сочетаться с другими схемами при реформировании определенной национальной экономики. Исходя из специфики национальной экономики, социально-политической обстановки и экономической ситуации, в Казахстане могут быть дозированно допущены монетарные меры стабилизации, введены элементы постепенности в отдельные части реформ, проводимых в стране по рецептам монетаризма. Так образуется модель переходной экономики Казахстана.

Глава IV. Методологические основы системного преобразования плановой экономики в рыночную

§ 1. Основа системного подхода к трансформационным реформам

Экономика представляет собой чрезвычайно сложную систему, характеризующуюся колоссальным числом взаимосвязанных элементов, которые находятся в относитель­но устойчивом единстве. Сложность экономической системы определяется не только огромным количеством взаимосвязанных элементов. Ее определяющим компонентом являются люди, нахо­дящиеся в сложных отношениях между собой и с окружающей средой и выступающие в данной системе в роли принимающих те или иные решения на основе той или иной информации и с учетом тех или иных целей, социально-экономических интересов. Это придает экономической системе высокую степень неопределенности и вероятностный характер. Постоянная подвержен­ность множеству случайных, трудно предсказуемых возмущений извне только усиливает данное свойство системы.

Но, несмотря на это, экономическая система отличается целостностью, которая проявля­ется в том, что внутренние связи элементов значительно сильнее, устойчивее, чем внешние, они объединены общей целью, целостность придает ей качественно новые системные характеристи­ки по сравнению с образующими ее компонентами. Это очень важная черта системы, дающая системной методологии исследования экономики и ее реформирования огромное преимущество по сравнению с традиционными автономистскими подходами к этой проблеме.

В то же время экономическая система является частью, точнее, на системном языке, под­системой более общей системы - общественно-политической, где ее функционирование опреде­ляется не только экономическими, но и социальными, политическими, этническими и иными от­ношениями. Кроме того, она постоянно взаимодействует с естественно-природной средой. Учет этих обстоятельств необходим для того, чтобы объяснить и описать функционирование эконо­мики, ее свойства не только чисто экономическими факторами, ее внутренним механизмом, но и неэкономическими факторами, внешним воздействием.

К сожалению, приходится констатировать, что при анализе и разработке путей развития экономики эти факторы часто не принимаются во внимание. Безусловно, так зачастую проис­ходит не из-за сложности их прямого учета в условиях функционирования и развития экономики, неготовности экономической науки увязать экономические и неэкономические факторы в единую систему. Существование множества макроэкономических теоретических схем (классическая схе­ма, кейнсианство, монетаризм, институционализм и т.п.) свидетельствует о том, что экономиче­ская теория все еще находится в стадии становления и пока далека от завершенности. Формиро­вание целостной экономической теории даст решение и этой проблемы.

С другой стороны, экономическая система, как и любая другая система, сама состоит из различных подсистем, в качестве которых выступают определенные комплексы ее элементов, находящиеся в некоторым образом упорядоченных взаимоотношениях. Элемент системы - это ее неделимая часть самого низшего порядка. Каждая подсистема может рассматриваться тоже как система, но система более низкого порядка, чем та, в которую она входит в качестве относитель­но автономной части. Таким образом, экономическая система есть подсистема более сложной и общей системы, и, в свою очередь, она сама состоит из определенных подсистем.

В роли подсистемы экономической системы выступает любая часть системы, которая может рассматриваться и исследоваться в разных ролях, с разных точек зрения. Все зависит от цели ис­следования экономической системы и средств, имеющихся в распоряжении исследователя, раз­работчика данной проблемы. Обоснование выделения подсистем, их элементов и основных черт с точки зрения исследуемой проблемы составляет важнейшую задачу системного исследования экономики.

Рассмотрение и описание экономики как сложной системы - это не самоцель. В данном случае это необходимо для использования принципов научной методологии и методов системно­го подхода к исследованию процесса макроэкономической стабилизации и реформирования эко­номики в целом. Дело в том, что применение системного подхода к решению сложных проблем предполагает рассмотрение объекта, с функционированием которого она связана, как целостной системы с упорядоченными прямыми и обратными внутренними и внешними связями, выде­ление различных ее элементов как части целого, иерархии ее структур, обоснования развития каждого элемента исходя из требований, предъявляемых к развитию всей системы, с учетом всех их внутренних и внешних связей.

Отсюда и возникает необходимость рассмотрения понятия структуры системы как ее не­отъемлемой характеристики. Структура системы - это не просто состав образующих ее элемен­тов (подсистем), а упорядоченная форма отношений, форма взаимодействий и взаимозависимо­стей, в которых они находятся друг относительно друга. Устойчивость этих связей, способа взаи­модействия структурообразующих компонентов предопределяет границы исследуемой системы, механизм ее существования как целостного образования. Без устойчивых связей компонентов система как таковая перестала бы существовать.

Структура экономической системы складывается главным образом исходя из системы эко­номических отношений людей друг с другом соответственно их отношению к материальным факторам производства, т.е. формы и характера собственности, которые обусловливают истори­чески определенную совокупность этих экономических отношений.

Именно способ соединения личного и вещественного факторов, которые выступают в ка­честве формы реализации господствующих отношений, различает специфику разных ступеней развития экономической системы, т.е. разным ступеням развития экономической системы соот­ветствуют различные формы собственности. Поэтому только изучая и анализируя собственность, можно познать условия функционирования экономической системы, взаимные отношения ее системообразующих компонентов.

В данной работе речь идет о переходе к рыночно ориентированной экономике, где господ­ствующей формой собственности является частная. Следовательно, рассматривается структура экономической системы, где собственники и наемные рабочие разъединены, где существуют са­мые различные формы собственности соответственно разным способам соединения средств про­изводства и рабочей силы. В рыночно ориентированной экономической системе складываются адекватные взаимосвязи и взаимозависимости ее компонентов, взаимоотношения части и цело­го.

В отличие от плановой экономики, где господствует лишь государственная собственность и соответствующая ей иерархическая, жестко фиксированная по вертикали и по горизонтали структура, будь то производственно-технологическая, социальная или институциональная, не имеет определенного значения, в рыночно ориентированной экономической системе отсутствует жесткая система подчиненности и взаимоотношений ее элементов и подсистем как по вертика­ли, так и по горизонтали. Каждый хозяйствующий субъект полностью независим в управлении своей системой, свободен в выборе партнеров по купле-продаже товаров и услуг. Собственность защищена законом, она неприкосновенна.

Функционирование сегодняшней развитой рыночной экономической системы без широко­го прямого вмешательства государства, без принуждения с его стороны не ведет к нарушению целостности рыночной экономической системы, устойчивости взаимоотношений частей и цело­го. «Она обладает определенным внутренним порядком и подчиняется определенным закономер­ностям» (Самуэльсон П. Экономика. НПО «Алгон», ВНИИСИ, 1992. Т. 1. С. 33). Этим она обязана конкуренции, обеспечивающей координацию индивидуумов через систему цен и рынков. Рынки есть основной механизм, с помощью которого решаются самые фундаментальные задачи функционирования и развития экономики в рыночной экономической системе. Несмотря на то, что в такой системе поведение каждого ее участника мотивируется его личными интересами, каждый хозяйствующий субъект стремится максимизировать свой доход, рыночная система (цена и рынки) как механизм во многом координирует индивидуальные реше­ния всех ее участников, направляет их деятельность в интересах достижения наибольшего блага для всех, на достижение главной цели всей рыночной экономической системы.

Безусловно, в современной рыночной экономике не все решается чисто рыночной систе­мой. В ней хозяйственный механизм претерпевает существенные изменения, значительную роль стало играть государство, в связи с чем элементы государственного контроля и регулирования переплетаются с рыночным механизмом. В этом случае, как показал мировой опыт, государство способствует стабильности и росту экономики, создавая экономическими методами набор пра­вил, образующий те рамки, в которых функционирует частное предпринимательство, изменяет направление его деятельности (Самуэльсон П. Экономика. НПО «Алгон», ВНИИСИ, 1992. Т. 1. С. 33). Современная рыночная экономическая система не терпит ни цен­трализованного управления народным хозяйством, ни директивного планирования, она в них не нуждается. Но, тем не менее, как система, характеризующаяся сложной степенью специализации и разделения труда, которая объективно обусловливает взаимозависимость всех ее участников, она объективно нуждается в государственном регулировании. Однако такое сочетание государ­ственного регулирования с рыночной системой в условиях сохранения вещной взаимозависимо­сти людей должно быть минимальным, т.к. вся их деятельность, мотивация и само существование продиктованы необходимостью вещного воспроизводства вещного богатства, опосредованного, в свою очередь, рыночными отношениями. Поэтому такая система оказывается наиболее гибкой, способной перестраиваться, приспосабливаться к изменяющимся внутренним и внешним усло­виям.

Например, плановой экономической системе для сохранения целостности, устойчивости не помогли ни обобществление собственности, ни общенародная кооперация труда, ни централизо­ванное управление с искусно составленными директивными планами.

Экономическая система состоит из множества подсистем, в качестве которых часто рассма­триваются совокупности материально-вещественных и личных факторов, или производитель­ных сил и производственных отношений, или отраслей, или регионов, или материального про­изводства и нематериальной сферы и т.д., в зависимости от того, каковы цели исследования. Это естественно, т.к. она не только сложна, но и многогранна, и поэтому она может рассматриваться и исследоваться в самых различных аспектах.

Поскольку выбранная для целей трансформации группа подсистем образует целостную си­стему, ее подсистемы не могут реформироваться отдельно друг от друга, не нарушив при этом ее целостности и устойчивости. Опыт прошедших лет реформ показал, что цели не достичь прове­дением разрозненных мер, без учета их логико-функциональных связей и последовательностей. От этого социально-экономическая цена реформ станет только чрезмерно высокой, а цели - все более недостижимыми. Трансформация экономики - комплексная проблема, она требует систем­ных решений.

Рыночная экономическая система, как и любая другая организованная система, состоит из двух обязательных подсистем, независимо от того, с какой позиции она исследуется: управляю­щей (регулирующей) и управляемой (регулируемой). Здесь, в отличие от плановой экономики, лучше подходит термин «регулирующая и регулируемая», с этой точки зрения для реформиро­вания экономики следует выделить два ее уровня - макроэкономику и микроэкономику. Первая охватывает всю экономику в целом, в которой взаимодействуют сферы, отрасли, регионы, про­цессы производства, обмена, распределения и потребления благ. Результаты этих взаимодействий проявляются через ситуации, явления и процессы, происходящие в экономике в целом, условия социально-экономической жизни страны. Вторая - охватывает фирмы и домашние хозяйства, взаимодействующие на рынке.

Макро- и микроэкономика органически связаны между собой. Так, явления, ситуации и процессы, происходящие в экономике в целом, складываются, в конечном счете, в результате функционирования во взаимодействии множества фирм и домашних хозяйств. Поэтому макроэкономические показатели образуются как сумма параметров, складывающихся в результате дей­ствий фирм и домашних хозяйств. И наоборот: решения, принимаемые фирмами и домашними хозяйствами, во многом зависят от механизма регулирования и параметров макроэкономической деятельности.

В соответствии с этими двумя выделенными уровнями рыночной экономики в качестве ре­гулирующей подсистемы экономической системы вполне логично рассматривать органы и меха­низмы государственного и рыночного регулирования макроэкономического уровня, а в качестве регулируемой подсистемы - участников микроэкономики: фирмы и домашние хозяйства и объ­единяющие их отрасли, регионы, сферы, а также процессы производства, обмена и потребления, социально-экономические явления и ситуации, возникающие в экономике.

Разработка всеохватывающей программы реформирования столь многокомпонентной систе­мы будет по меньшей мере нереалистичной. Поэтому возникает задача выделения оптимального состава подсистем, образующих ядро системы, целенаправленное комплексное реформирование которых повлечет за собой рыночно ориентированное изменение всех остальных подсистем. Для этого целесообразно предварительно описать всю систему, а затем из нее выделить требуемую субсистему.

Чтобы рыночные преобразования были системными и двигали экономику в направлении формирования рыночных отношений, данная субсистема должна охватить ведущие звенья обоих уравнений рыночной экономики: макро- и микроэкономики.

Из иерархических отношений, из взаимосвязей и взаимозависимостей этих двух уровней экономической системы вытекает взаимосвязь и взаимодействие механизмов регулирования про­исходящих в них процессов. Механизм микроэкономики - это механизм рынков и цен. Экономи­ческие агенты, такие как фирмы, домашние хозяйства и правительственные агентства, опираясь на рынки и цены, выбирают оптимальные решения, позволяющие максимизировать их доходы.

Макроэкономика связана с более крупномасштабными экономическими явлениями, «укруп­ненными категориями - с совокупными показателями дохода, занятости и уровня цен» (Самуэлъсон П. Экономика. НПО «Алгон», ВНИИСИ, 1992. Т. 1. С. 4)., с их из­менениями с течением времени и взаимодействием между собой. Например, макроэкономика имеет дело с влиянием бюджетно-налоговой политики на национальные сбережения, страхова­ния по безработице - на уровень занятости или ролью кредитно-денежной политики в поддержа­нии стабильности цен. Поэтому макроэкономика занимается выработкой и реализацией экономи­ческой политики, направленной на создание «правил игры» для всех хозяйствующих субъектов и «правил действий» для всех органов регулирования экономики.

Типичные макроэкономические проблемы - как создать условия, в которых люди, ищущие работу, могут ее найти, как защитить экономику от негативного влияния общего роста цен, назы­ваемого инфляцией, как обеспечить постоянное улучшение условий жизни. Правительственная политика, касающаяся налогов, расходов, бюджетных дефицитов, финансовой системы, - вот основные темы макроэкономики.¹ В рыночной экономической системе главное - умелое соче­тание мер, предпринимаемых государством, с рыночным механизмом. Суть этого состоит в том, что макроэкономические меры регламентируют те рамки, в которых действуют рыночные отно­шения, т.е. ограничивают их в определенной мере, и тем самым государство оказывает регули­рующее воздействие на деятельность субъектов хозяйствования с помощью всей экономической политики. А кто из них выходит за пределы этих ограничений, тот рискует оказаться вне закона, быть банкротом, перестать существовать.

Но если экономическая политика разработана компетентно и с учетом реальных условий обеспечения экономического роста, то эти ограничения не могут противоречить интересам фирм и домашних хозяйств, функционированию макроэкономики. Таким образом, микроэкономика подчинена законам и механизмам макроэкономики. Но и макроэкономика зависима от микро­экономики. «Вся макроэкономика покоится на микроэкономическом основании»². Механизмы их едины, нет одного без другого. «...Между микро- и макроэкономикой нет никакого противоречия. И та, и другая абсолютно необходимы... Даже нельзя сказать, какая из двух проблем возникла первой и является более важной...»³.

§ 2. Принципиальная схема взаимодействия компонентов и структур системных трансформаций

Самая сложная задача на пути системной трансформации постсоветской экономики в рыночную - это описание состава и структуры экономической системы с целью вы­деления из этого единого целого оптимального состава программно реформируемых подсистем, охватывающих как макро-, так и микроэкономики, которые повлекли бы за собой реформирова­ние всех остальных частей экономической системы в целом.

Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР) в процесс системных преобразова­ний наряду с приватизацией собственности включает законодательство о банкротстве, реформу банковской системы, законодательство о торговле, реформу налоговой системы, либерализацию внешней торговли, режим прямых иностранных инвестиций, режим обменного курса валюты и степень обратимости баланса движения капиталов (Успех и недостатки приватизации. ЕБРР, Комитет по развитию торговли, 1993. С. 11.). По мнению Европейской экономической комиссии (ЕЭК), в эту систему должны входить приватизация, изменения в ценовой политике, пересмотр системы социальной защиты, налоговой системы и банковского дела, соглашения об открытой внешней торговле, защита и поощрение прямых иностранных инвестиций (Успех и недостатки приватизации. ЕБРР, Комитет по развитию торговли, 1993. С. 11.).

Еще одна организация - ЮНКТАД, полагает, что системная реформа сводится к либерали­зации цен, приватизации, финансовой либерализации и реформе внешней торговли, платежей и налоговой системы (Успех и недостатки приватизации. ЕБРР, Комитет по развитию торговли, 1993. С. 11.).

Безусловно, в этих рекомендациях есть важные компоненты системных преобразований, например приватизация, налоговая система и другие. Однако, во-первых, эти авторитетные меж­дународные организации не во всем едины, даже ЕБРР не включил в состав системных преоб­разований такой важный механизм рыночной экономики, как реформирование цен, без которого не может быть перехода к рыночной экономике; во-вторых, авторы не попытались доказать ре­комендуемый состав системных преобразований, их необходимость и достаточность, комплекс­ность.

Выделение компонентов системных преобразований и построение схемы основывается на качественном анализе их системообразующих связей, исходя из роли каждого из них в достиже­нии общей цели и решения задач реформирования постсоветской экономики, влияния их друг на друга, выделения существенных и второстепенных связей. Информационной базой такого анализа являются теория рыночной экономики, различные теоретические парадигмы ее стаби­лизации и регулирования, опыт зарубежных стран, восстанавливающих рыночные отношения и выводивших экономику из кризиса, опыт реформирования экономики Казахстана и оценка его последствий и т.д.

Целью реформ является, как уже отмечалось, построение эффективно функционирующей рыночной экономики. Это слишком общая формулировка, чтобы определить оптимальный состав системных преобразований. Тем не менее этого достаточно, чтобы заключить, что сюда должны входить компоненты, не только связанные со стабилизацией экономики и формированием рыноч­ных отношений, но и позволяющие обеспечить экономический рост.

Следующим шагом является формулирование основных задач переходной экономики, ре­шение которых позволяет достичь поставленной цели:

• макроэкономическая стабилизация и вывод экономики из кризиса;

• формирование и развитие рыночных отношений;

• обеспечение устойчивого экономического роста.

Решение этих задач во многом зависит как от макроэкономической политики, так и от за­пуска рыночных механизмов в микроэкономике.

Исходя из цели и задач реформ, не вызывает сомнения включение в системные преобра­зования таких механизмов микроэкономики, как реформирование цен, приватизация собствен­ности, формирование и развитие конкурентной среды и антимонопольной политики, создание инфраструктуры рынков. Без них не может быть прежде всего рыночных отношений.

Цены помогают скоординировать решения фирм, домашних хозяйств и государственных органов, которые добровольно вступают в свободный контакт по поводу купли-продажи товаров и услуг, труда и капитала. В результате на рынках определяются цены, количество и стоимость, например, товаров и услуг, которые характеризуют рыночные операции для любого рынка. Без рыночных цен нет рынка, без рынка нет рыночных цен. А поскольку в советской экономике не было, по существу, ни рынка, ни рыночных цен, естественно, для перехода к рыночно ориен­тированной экономике необходимо кардинальное реформирование системы ценообразования и формирования рыночных цен.

Но рыночные цены не возникают и в них не появляется потребности, если нет частных соб­ственников хозяйствования, вступающих на рынках в отношения купли-продажи, договариваю­щихся о ценах, количестве и стоимости проданных-купленных предметов, товаров и услуг, труда и капитала. Без преобладания свободно действующих частных собственников нет рынка, как нет его и без рыночных цен и ценообразования. Между тем в советской экономике господствовала лишь одна форма собственности - государственная. Отсюда возникает необходимость реформи­рования и отношений собственности, главным образом путем приватизации.

Этим одновременно подтверждается очень тесная прямая и обратная связь реформирова­ния ценообразования с приватизацией собственности. При переходе к рыночно ориентирован­ной экономике эти реформы должны запускаться по возможности одновременно, хотя последнее - процесс длительный.

Другим основным механизмом рынка является конкуренция. Рынок без конкуренции не­мыслим. Она стимулирует снижение затрат, расширяет разнообразие товаров и услуг, повышает их качество без участия государства, играет роль регулятора цен и рынков. Однако на рынке казахстанской экономики господствуют монополистические предприятия, которые стремятся удерживать высокие цены и ограничивать объем производства. Они мешают межотраслевому переливу капитала.

Таким образом, составной частью системных преобразований казахстанской экономики яв­ляются демонополизация рынка и развитие конкуренции. Это создаст условия для сдерживания роста цен и повышения качества продукции.

Формирование рыночной экономики - это формирование системы рынков: труда, капи­талов и товаров. А это означает создание рыночной инфраструктуры, обслуживающей процесс купли-продажи, основную часть оборота: банки, биржи, брокерские конторы, торговые дома, другие посреднические, консалтинговые и иные фирмы. Их возникновение для постсоветской экономики совершенно новое, но неизбежное явление. Хотя это происходит первоначально бы­стро и спонтанно, в целом рыночная инфраструктура будет складываться очень долго. Это дока­зывает опыт всех стран. Но только становление системы институтов хозяйства означает развитие рынков. Как показала многолетняя практика и теория Кейнса, Фридмена и других экономистов, приведенные микроэкономические механизмы еще не обеспечивают стабильного функциониро­вания рыночной экономики, и тем более когда необходимо ее стабилизировать и вывести из тяже­лого состояния. Для этого они должны быть дополнены макроэкономическими механизмами.

Задача финансовой стабилизации и вывода экономики из кризиса во многом зависит от стабилизационных реформ, включающих реформирование нескольких компонентов экономичес­кой политики, проводимой правительством, определяющих основные выходные показатели мак­роэкономики: темпы роста реального объема валового национального продукта (ВНП), темпы инфляции и уровень безработицы. Такими общепринятыми компонентами являются:

•   финансовая политика;

•   регулирование платежей и реформирование налоговой системы;

•   бюджетная политика и дефицит госбюджета;

•   денежно-кредитная система;

•   политика доходов;

•   обменные курсы и регулирование внешней торговли;

•   реформирование системы социальной защиты населения.

Но это еще не все. Приведенные два блока компонентов макроэкономического регулиро­вания и макроэкономической рыночной системы решают две первые взаимосвязанные задачи переходной экономики, приведенные выше, и создают предпосылки для решения третьей задачи, но не решают ее. Чтобы решить эту задачу, в системное реформирование должны быть включены структурные преобразования экономики и реформирование инвестиционной политики, включая привлечение прямых иностранных инвестиций, политику открытой экономики.

Теперь опишем взаимосвязь и взаимодействие выделенных макро- и микроэкономических механизмов регулирования экономики, которые схематично изображены на рисунке «Структура Системных Экономических Преобразований» (чуть ниже).

То, что фискальная и денежно-кредитная политика играет стабилизационную роль, дока­зано теорией рыночной экономики и мировым опытом. Несмотря на разное отношение теории Кейнса и Фридмена к этим механизмам в современных условиях, обе используются для стабили­зации экономики, т.к. тесно взаимосвязаны и оказывают сильное влияние на темпы инфляции, на объем производства, а значит, и на уровень занятости. Рост дефицита бюджета, как правило, вызывается ростом государственных расходов, который повышает спрос на товары и услуги. А это связано с увеличением предложения денег, которое в деинфляционной ситуации, в свою оче­редь, стимулирует увеличение объема производства и повышение уровня занятости.

В условиях же высокого уровня инфляции денежно-кредитная политика направлена на огра­ничение денег, поскольку это ведет к подавлению инфляции. В этом случае дефицит денежного предложения вынуждает правительство сократить расходы и снизить дефицит государственного бюджета. В противном случае либо деморализуется деятельность государства, либо придется пойти на эмиссию денег, что делает борьбу с инфляцией бессмысленной. Модель такой ситуации приведена на рисунке.

Когда предложение денег и доход постоянны и находятся в точках AS_p Y_p уровень равно­весной цены будет находиться в точке Р_г Увеличение предложения денег до AS, приведет к росту спроса на товары и услуги, и линия спроса переместится в положение AD_r В результате уровень равновесной цены, или инфляция, переместится в точку Р₂. При сжатии денежной массы картина будет обратная.

Опыт стран СНГ показывает, что в условиях шока, вызванного гиперинфляцией, бюджетно-налоговой и денежно-кредитной политики оказывается недостаточно для относительно быстрой стабилизации экономики. В таких случаях правомерно проводить одновременно и политику до­ходов, с тем чтобы бороться и с инфляцией издержек. Конечно, рост оплаты труда влияет на темпы инфляции и через спрос, вследствие этого происходит раскручивание спирали «цены-до­ходы-цены». Данный механизм может оказаться эффективным в борьбе как со спросовой, так и с затратной инфляцией.

Суть этой политики состоит в кардинальном реформировании системы доходов и ограни­чении роста доходов по отношению к росту цен в той или иной форме: путем трехстороннего соглашения, законодательного регулирования или и того и другого.

Мировой опыт показывает, что к этой политике прибегала не одна страна, и она во многих случаях дала положительные результаты. Политика доходов призвана ограничить и номиналь­ные доходы, и оплачиваемую цену(Макконнелл К.Р., Брю С.Л. Экономикс: принципы, проблемы и политика. М.: Республика, 1992. С. 353) и они влияют на реальные доходы.

Одно из центральных мест в трансформации плановой экономики в рыночную занимает реформа финансовой системы. В связи с переходом к рыночно ориентированной экономике воз­никла проблема разделения финансов государства и предприятий, что оказалось сложным про­цессом.

Кроме того, в связи с возникновением на первом этапе новой закономерности переходного периода, кризиса платежей, появилась новая острая проблема - проблема регулирования плате­жей, решение которой также требует комплексного реформирования финансово-экономической системы.

Главной и наиболее актуальной проблемой реформирования финансовой сферы является создание новой динамичной налоговой системы, которой в плановой экономике, по существу, не было. В годы реформ она стала одной из сложных и остро дискутируемых проблем. От решения этой проблемы, так же как и других финансовых проблем, зависит эффективность бюджетной и денежно-кредитной политики, сбережения и инвестиций, экономический рост. Поэтому фи­нансовый блок является одним из основных компонентов системных преобразований плановой экономики.

Еще один блок компонентов системных преобразований плановой экономики в рыночную связан с реформированием внешнеэкономической сферы, являющейся одним из важных фак­торов экономического роста. Здесь важное значение имеют выбор режима и регулирование об­менного курса национальной валюты. Он должен способствовать росту внешнего товарооборота и положительного платежного баланса. Если режим обменного курса окажется плавающим, то он будет регулироваться денежно-кредитной политикой, а если он окажется фиксированным, то - бюджетной. Это делает внешнеэкономический блок неразрывно связанным с другими компо­нентами системных преобразований.

Переход от плановой экономики к рыночной с радикальными мерами по ее стабилизации сопровождается, как правило, тяжелыми социальными потрясениями. Социальная цена, которую платит основная масса населения за реформы, тем выше, чем дальше экономика от рынка, чем глубже кризис, чем радикальнее меры. И государству приходится разрабатывать и реализовывать адекватные меры эффективной социальной защиты части населения: это установление мини­мальной заработной платы, пенсии, стипендии студентам, различные пособия, ценовые льготы, индексация доходов и т.п.

Эффективная социальная защита граждан необходима и самим реформам, т.к. они нужда­ются в поддержке основной массы населения.

В тяжелых экономических условиях и при остром инвестиционном голоде рост экономики может быть обеспечен выбором ограниченного числа приоритетных отраслей, производств, сфер с учетом природного, трудового и научно-технического потенциала страны, а также радикально­го реформирования инвестиционной политики, в первую очередь правовой основы привлечения иностранных инвестиций. Этим определяется необходимость проведения двух крупных мер до­стижения экономического роста: структурных преобразований и реформирования инвестицион­ной сферы.

Компоненты каждого из этих блоков тесно связаны не только между собой, но и с компо­нентами другого блока и образуют общую единую систему. Так, с микроэкономическими бло­ками связь бюджетно-налоговой и денежно-кредитной политики осуществляется прежде всего через цены, которые являются компонентом микроэкономической подсистемы, а их рост, как и инфляция, - макроэкономической подсистемы. Как они связаны с бюджетной и денежно-кре­дитной политикой, было рассмотрено выше. Добавим, что если бы цены были нерыночными, то денежно-кредитная и бюджетно-налоговая политика не сыграла бы той стабилизационной роли, какую она играет в рыночной экономике. И наоборот, без рыночных цен было бы невозможно поддерживать рыночное равновесие и сокращение бюджетного дефицита.

Другая «темная» связь между блоками двух уровней - это связь между бюджетной поли­тикой и приватизацией собственности. Дело в том, что с широкой приватизацией собственности меняется бюджетная политика: сокращаются размеры субсидий, дотаций из бюджета, бюджет существенно освобождается от инвестиционных нагрузок, и вообще меняется финансово-бюд­жетная политика, исходя из перехода экономики на частные сбережения и инвестиции.

Достижение макроэкономической стабилизации позволяет сменить приоритеты экономи­ческой политики и правительственной программы - теперь приоритетами становятся увеличе­ние производства, оживление и подъем экономики. Здесь важную роль будет играть успешное решение проблем финансовой системы, в том числе платежей, и налоговой системы, бюджетной и денежно-кредитной политики.

Решение проблемы разделения финансов государства и предприятий вынуждает последних работать на прибыль, на эффективность, ориентироваться на собственные финансовые ресурсы, а проблемы неплатежей - к пополнению оборотных средств и оживлению спроса, которые вы­зовут увеличение предложения товаров и услуг.

Бюджетная политика может решить проблему государственных инвестиций определенных сфер, производств, регионов, субсидий и субвенций, изменения спроса населения за счет изме­нения госзакупок.

Но на инвестиции, а значит, и на экономический рост главным образом влияет денежно-кредитная политика через ставки процента:

I = I (г),

где г - ставка процента, I - функция инвестиции.

Политика роста предложения денег снизит ставку процента и увеличит инвестиции, а по­литика ограничения - наоборот.

Инвестиции и рост объемов производства во многом будут зависеть от налоговых реформ, от регулирования доходов и рыночных цен, от хода и способов приватизации собственности. На­пример, снижение налогов стимулирует инвестирование экономики и экономический рост.

Меры политики доходов тесно связаны не только с инфляцией, но и с объемом производства и с занятостью. Высокие доходы ведут к росту производительности труда, и поэтому фирмы, которые платят своим рабочим более высокую зарплату, работают более эффективно. А рост производства увеличивает занятость и доходы населения. Но это в условиях низкого уровня ин­фляции.

Таковы контуры системных преобразований постсоветской экономики в рыночную и укруп­ненные связи их основных компонентов.

Таким образом, системные преобразования постсоветской экономики в рыночную должны базироваться на взаимосогласованном реформировании достаточно большого количества взаи­мосвязанных и взаимно дополняющих друг друга компонентов (механизмов) системы экономи­ческого регулирования и развития. Однако задача заключается в разумном сужении их количества, сосредоточении усилий на относительно небольшом числе главных направлений макроэкономи­ческого регулирования и микроэкономических рыночных отношений. Такими ведущими звенья­ми реформ могут быть:

•    финансовая система, включая налоговую;

•    бюджетная политика;

•    денежно-кредитная политика;

•    политика доходов;

•    отношения собственности;

•    ценообразование;

•    структурно-инвестиционная политика, привлечение иностранных инвестиций.
Ведущая роль этих компонентов макро- и микроэкономики в системных преобразованиях

плановой экономики в рыночную и их развитие связаны со следующими моментами.

Во-первых, они образуют относительно автономную и устойчивую систему, внутренние связи которой значительно сильнее, чем внешние. Это четко прослеживается в вышеизложенном анализе взаимосвязей и взаимозависимостей всех компонентов реформ.

Во-вторых, они играют более важную роль для системного реформирования экономики и обеспечения ее роста, чем остальные компоненты, оставшиеся за пределами данной системы, и поэтому их системные преобразования повлекут за собой реформирование и всех остальных ее компонентов.

В-третьих, именно эти компоненты экономики являются наиболее трудно реформируе­мыми и именно вокруг них идет основной спор по поводу характера, содержания, стратегии и темпов реформ.

§ 3. Условия и критерии системной трансформации

Теперь возникает вопрос, как обеспечивается системность, комплексность мероприятий, проводимых в рамках реформ каждого компонента? Каковы критерии системности? Ответы вроде бы ясны: необходимо составить матрицу всевозможных мер по каждому из ком­понентов системных преобразований, дать каждому из них количественную оценку эффектив­ности и «затратности», составить оптимизированную модель с критерием, например, максимума эффекта или минимума времени на стабилизацию, позволяющую выбрать оптимальный состав мероприятий системных преобразований.

Однако на практике это сегодня нереально, если вообще возможно. Дать количественное выражение мероприятиям реформ, описать их параметры - пока неразрешимая задача. В част­ности, это относится к кризисной ситуации в экономике вообще, и в постсоветской, находящейся в переходной ситуации, в особенности. В последнем случае, как показывает практика, имею­щаяся статистическая информация является весьма ненадежной, она не содержит каких-либо закономерностей, более или менее четких устойчивых связей между показателями, явлениями. Так, спад производства оценивается за годы реформ почти в 50 процентов, а зарегистрирован­ная безработица - в 1 процент. Подавляющее большинство предприятий находится в огромных долгах, задолженности растут быстрыми темпами - а предприятия имеют большую прибыль. В то же время постоянно растет задолженность по зарплате. Такие примеры можно продолжить. Это не случайно. Во-первых, переходная экономика объективно не отражает закономерностей рыночной экономики, во-вторых, нехватка кадров и средств, закрытость информации под видом коммерческой тайны не позволяют формировать достоверную информацию и, в-третьих, произ­вольная корректировка и преднамеренное искажение статистической отчетности в постсоветской экономике и при этом затянувшемся кризисе становятся распространенным явлением.

На основе недостоверных исходных данных нельзя получить верное оптимальное реше­ние. Если нет определенной закономерности и не прослеживается четкой корреляционной связи между переменными, то невозможно построить качественные экономико-математические моде­ли, позволяющие определить достаточно точные количественные решения. Если, например, рас­сматривать десятилетние периоды, то, как свидетельствуют экономисты, в США соответствие между темпом прироста денежной массы и темпом инфляции четко прослеживается, а если рас­сматривать ежемесячные периоды, то столь тесной связи обнаружить не удается(Менкью Н.Г. Макроэкономика. М.: Издательство Московского университета, 1994. С. 251-252).

Таким образом, ситуация такова, что для формулировки экономико-математических связей информация прошлых лет, когда действовала плановая экономика, не годится, а статистическая информация переходного периода еще не сложилась, а то, что есть, как показано выше, нена­дежно.

Но дело не только в этом. Как свидетельствуют авторы статьи ЕвстегнееваЛ., ЕвстегнеевР. Теоретические основы экономической трансформации//Вопросы экономики, 1996. №3.., господин Чаба, автор книги «Капиталистическая революция в Восточной Европе. К экономической теории системных изме­нений», на свои же вопросы, является ли трансформация задачей на оптимизацию, возможно ли вообще разработать оптимальную теорию трансформации, справедливо отвечает отрицательно. Он считает утопичным налаживание процедур по оптимизации трансформационных процессов. По его мнению, эти процессы нельзя сравнивать с природными, потому что в них присутствует общественный выбор, а значит, они могут анализироваться только как политическо-экономиче-ские проблемы. В этом и заключается одна из главных сложностей и особенностей исследования переходной экономики, особенно постсоветской, и ее реформирования.

Но методология системного анализа предполагает широкое применение не только формаль­ных оптимистических экономико-математических моделей, но и «...такие известные и давно ис­пользуемые экономической наукой методы, как научная абстракция, анализ и синтез, индукция и дедукция, логическое и историческое» Введение в рыночную экономику. М.: Высшая школа, 1995. С. 10.

Поэтому в создавшихся специфических условиях переходной экономики не остается ниче­го другого, как использовать другие менее строгие, неформальные, но достаточно широко извест­ные научные методы и приемы системных исследований сложных проблем. Речь идет о подборе системы конкретных мер, прежде всего о теоретическом объяснении и обосновании, логических выводах, сопоставлениях основных предпосылок, принципов и выводов альтернативных теоре­тических парадигм стабилизации экономики, теоретических графических моделях. «Экономисты часто решают свою задачу, начиная с уровня теории, а затем проверяют или отвергают данную теорию, обратившись к фактам. Это уже дедуктивный или гипотетический метод» Макконнелл К.Р., Брю С.Л. Экономикс: принципы, проблемы и политика. М.: Республика, 1993. С. 20. Иначе и быть не может, т.к. «правильное обоснование экономической политики должно опираться на экономи­ческие принципы Макконнелл К.Р., Брю С.Л. Экономикс: принципы, проблемы и политика. М.: Республика, 1993. С. 20, которые и являются стержнем экономической теории.

При этом необходимо, чтобы теоретическое объяснение и обоснование не вызывали со­мнений с точки зрения обоснованности и выгодности по сравнению с другими возможными ва­риантами, ибо «критерии обоснованности теории, - как пишет П. Самуэльсон, - ее полезность для освещения наблюдаемой действительности и непротиворечие здравому смыслу» Самуэльсон П. Экономика. НПО «Алгон», ВНИИСИ, 1992. Т. 1. С. 12. «Эконо­мическая теория такова, что при последовательном и логичном развитии доказательств все, что действительно существует, должно казаться вполне разумным...» Самуэльсон П. Экономика. НПО «Алгон», ВНИИСИ, 1992. Т. 1. С. 12. Главные критерии - практика, факты, результаты. Сама теория должна разрабатываться на фактах. «Хорошие теории основываются на фактах, и поэтому они реалистичны. Теории, кото­рые не согласуются с фактами, попросту плохие теории» Макконнелл К.Р., Брю С.Л. Экономикс: принципы, проблемы и политика. М.: Республика, 1993. С. 22.. К сожалению, в Казахстане стабилизационные действия проводятся впервые, а накопленные за годы реформ факты в своей массе от­рицательны, поэтому они могут быть использованы лишь как доказательство несостоятельности предпринимаемых правительством действий. А для подтверждения теоретических положений приходится широко использовать опыт, факты других стран, действовавших в аналогичной си­туации, подтверждающих или отрицающих те или иные теоретические схемы, положения, про­работки. Поэтому в данной работе широко представлены факты о мероприятиях, результатах и последствиях реформ и экономической политики, проведенных в разных странах, в разных усло­виях и в разное время, оценка хода и содержания реформ, проводимых в Казахстане и в странах СНГ.

Опыт показал, что системные преобразования экономики - процесс чрезвычайно сложный и многогранный. Сошлемся на высказывания известных американских ученых-экономистов Р. Кемпбелла, Макконнелла и Стенли Л. Брю, которые в своей книге «Экономикс» пишут: «Выра­ботка конкретных программ достижения крупных экономических целей нашего общества пред­ставляется далеко не простым делом... Мы обязаны как для самих себя, так и для будущих поколе­ний изучить прошлый опыт реализации подобных программ и оценить их эффективность; только путем такой оценки можно рассчитывать на повышение результативности политики» 'Макконнелл К.Р., Брю С.Л. Экономикс: принципы, проблемы и политика. М.: Республика, 1993. С. 20. Хотя все перечисленные методы и приемы системного анализа не позволяют математически точно связать и оценить их количественно, ценность их от этого не снижается. Их применение правомочно, без них не обошлись бы даже самые точные экономико-математические модели, т.к. последние сами являются результатом сильного упрощения экономической системы, а наука не может обойтись без таких упрощений и логического доказательства принимаемых решений. По этому поводу Са-муэльсон пишет, что «все же нам необходимо, как и во всякой науке, упрощать, абстрагироваться от бесконечной массы деталей... Всякий анализ сопряжен с процессом абстрагирования. Прежде чем рассматривать мир таким, какой он есть, всегда необходим умозрительный подход, всегда нужно опускать детали, создавать простые гипотезы и схемы, с помощью которых обобщить массу фактов, поставить правильные диагнозы» Самуэльсон П. Экономика. НПО «Алгон», ВНИИСИ. Т. 1. 1992. С. 12.

С помощью перечисленных методов не только разрабатываются конкретные меры по каж­дому компоненту системных преобразований, но и проверяются на согласованность, взаимную совместимость и непротиворечивость, направленность на достижение общей цели и решение задач реформ.

Для этого постоянно проводится прогнозная оценка позитивных влияний и негативных по­следствий предлагаемых конкретных мер на достижение задач переходной экономики, соответ­ствие здравому смыслу.

Действительную картину можно получить в ходе самих реформ и стабилизации экономики. Здесь критериями системности и правильности стратегии и тактики реформ могут служить:

•    преодоление кризиса;

•    продолжительность процесса преодоления кризиса;

•    достижение равновесного состояния;

•    привлекательность и рыночностъ экономики.

Преодоление кризиса - многогранный процесс, поскольку он охватывает все аспекты со­циально-экономической системы. Однако на практике достаточно характеризовать его несколько обобщенными показателями - это достижение годового прироста ВВП, снижение уровня инфля­ции по меньшей мере до 30-40 процентов, повышение реальных доходов и снижение количества людей, имеющих доходы меньше прожиточного минимума, сокращение числа безработных до «естественного» уровня.

Для страны очень важно, за какой срок достигаются такие результаты. Как вытекает из мирового опыта, при правильном выборе стратегии и системности преобразований для первого приростного перелома ВВП и достижения инфляции ниже 40 процентов требуется двухлетний период стабилизации. В стране идет пятый год реформ, а перелома все еще нет. Это свидетель­ствует о том, что мероприятия реформ осуществляются бессистемно, непоследовательно и с серьезными отклонениями от выбранной стратегии достижения целей и решения задач реформ.

Но признаков роста еще мало, необходимо стабильное равновесие состояния экономики, которое должно поддерживаться в течение по меньшей мере 6-8 месяцев. В этом случае можно будет говорить о системности мероприятий стабилизации и реформирования экономики, о ре­зультативности проведения реформ, хотя это еще не полное доказательство данного утвержде­ния.

Наиболее обобщенными критериями системности реформ, позволяющими оценивать до­стигнутые результаты, являются привлекательность и рыночность экономики.

Безусловно, полное достижение этих показателей - процесс долгий. Можно говорить о ро­сте степени рыночности экономики из года в год. Важно, чтобы это стало строгой тенденцией.

Привлекательность экономики характеризуется:

•    отсутствием дефицита товаров и услуг, присутствием на рынках разнообразных товаров
и услуг, включая импортные;

•    устранением сильного бюрократического вмешательства государства в сферу хозяйствен­
ной деятельности экономических агентов;

•    свободным ввозом-вывозом и хранением валюты;

•    защищенностью социально уязвимых слоев населения;

•    высокой сохранностью сбережений людей, возможностью свободно приобретать акции,
облигации, квартиры и другие виды имущества.

Если с привлекательностью особых проблем нет, то с рыночностью - есть. Дело в том, что самая высокая степень рыночности - это высоколиберализованная экономика со свободным рынком. Но уже было отмечено, что такая рыночность может надолго разрушить экономику и что необходимо государственное вмешательство. Какие должны быть границы этого вмешательства, экономическая наука пока не в состоянии ответить, она в разных странах складывается по-раз­ному. Самая высокая степень либерализации экономики достигнута в США, Великобритании, а самая низкая - в Швеции, Италии, Франции, Канаде и ФРГ.

Для Казахстана была бы приемлема умеренная степень рыночности экономики, то есть ког­да:

•    доля государственной собственности в общем объеме собственности менее 20-25%;

•    государство вмешивается в экономику преимущественно косвенными экономическими
методами, прямое вмешательство минимизировано и (или) устанавливаются «правила игры» для
всех экономических агентов;

•    все предприятия, другие агенты экономики являются самоуправляемыми в пределах уста­
новленных государством «правил игры»;

•    все формы собственности, в том числе на землю, разрешены;

•    цены формируются на основе спроса и предложения, регулируются исключительно кос­
венными экономическими методами;

•    рынок является олигополистическим;

•     экономика является открытой, а внешнеэкономическая деятельность либерализована на­
столько, насколько защищены национальные государственные интересы страны.

Глава V. «Шоковая терапия»

§ 1. Шок тоже терапия

В конце 1991 года ситуация во всех независимых государствах, образованных из быв­ших союзных республик, диктовала необходимость перехода от слов к делу, что озна­чало немедленный запуск основных механизмов рыночной экономики. Дальнейшее затягивание этого шага в ряде новых независимых государств, главным образом в России, могло обернуться катастрофой. Случись это, она быстро распространилась бы и на другие государства, в первую очередь на Казахстан.

Казалось, все очень хорошо представляли меры, необходимые для того, чтобы наша плано­вая экономика стала рыночной:

•  переход к свободным ценам, определяемым спросом и предложением;

•  создание частной собственности;

•  демонополизирование экономики, создание условий для возникновения и развития здоровой конкуренции;

•  создание и развитие необходимых институтов рынка и рыночной инфраструктуры и др.

Но самым трудным был вопрос, как сделать, чтобы переход был достаточно быстрым и менее болезненным для народа. Дело в том, что переход к рыночной экономике в стране, где в течение более 70 лет господствовала исключительно административно-командная централизо­ванная плановая экономика с хроническим нарастающим дефицитом, а люди напичканы комму­нистической, антикапиталистической идеологией, не мог быть безболезненным для населения как в материальном, так и в морально-психологическом плане.

Прежде всего возник вопрос, с чего начать: с освобождения цен от государственного кон­троля и регулирования или с формирования частной собственности, т.е. с приватизации государ­ственной собственности, или с создания институтов и инфраструктуры рынка?

Во всех этих вопросах: что и как делать, с чего начать, как быстро - не было единодушия ни среди правящей элиты, ни среди политиков, особенно депутатов Верховного Совета, ни среди ученых-экономистов. Такие маститые ученые-экономисты, как академики Н. Петраков, О. Бо­гомолов, Н. Федоренко и некоторые другие, считали необходимым начать переход к рынку не с либерализации цен, а с ускорения приватизации собственности, ликвидации монополий товаро­производителей и торговли, налаживания конкуренции. Аналогичный сценарий предусматрива­ла и программа «500 дней».

Однако правительства России и Казахстана справедливо считали, что правомернее начать переходный процесс с формирования одной из двух фундаментальных составляющих рыночной экономики - свободных цен. Переход к таким ценам быстро сбалансировал бы спрос и предложение, каким бы архаичным ни было их соотношение, дал бы толчок к запуску других важных составляющих и механизмов рыночной экономики: к свободному способу хозяйствования, разго­сударствлению и приватизации собственности, либерализации внешнеэкономической торговли и

др.

Однако именно переход к свободным ценам был самым трудным шагом в реформирова­нии постсоветской экономики, поскольку в силу накопившегося огромного товарного дефицита и образовавшегося к концу 1991 года большого денежного навеса, оцененного специалистами в размере 200 млрд рублей, цены могли вырасти в несколько раз. А поэтому в среде, где 70 лет дей­ствовали низкие фиксированные цены, поддерживавшие более или менее терпимый жизненный уровень советских людей, эти меры могли иметь непредсказуемые последствия. Не случайно вы­бор стратегии либерализации цен был камнем преткновения во всех рассмотренных программах стабилизации народного хозяйства и перехода к рынку сначала СССР, а затем и постсоветских республик. Всех страшила перспектива многократного стартового роста цен и их неудержимого роста в дальнейшем, что могло вызвать резкое падение жизненного уровня народа, одномомент­но обесценив его сбережения.

Выбор был невелик.

Вариант постепенного подхода к либерализации цен и проведению рыночных реформ был весьма привлекателен, к тому же его поддерживало подавляющее большинство населения стра­ны. Он внешне имел явное преимущество перед стратегией одномоментного освобождения всех цен и ускорения приватизации государственной собственности.

Однако мы убедились, что выбор стартовой стратегии реформ определяется не тем, какой теоретической парадигме отдают предпочтение реформаторы. Практика бывших социалистиче­ских стран показала, что выбор определяется, как уже отмечалось, многими факторами, главны­ми из которых на начальном этапе являются следующие:

•  определение основополагающих черт экономической системы, способствующих переходу
к рыночной экономике, и того, насколько сильно они доминируют в общественно-политической
жизни страны;

•  какова острота предреформенной стартовой социально-политической ситуации в стране.

По первому фактору во всех постсоветских республиках социалистическая система с пла­новой экономикой доминировала в течение более 70 лет, т.е. дольше, чем в любой другой пост­социалистической стране. Поколение людей, которые жили в рынке царской России, было физи­чески уничтожено в первые годы советской власти, а оставшиеся - до войны. Казахстан перешел в социализм, минуя капитализм, как писали в учебниках истории и политэкономии, и поэтому было некому, да и нечего помнить о рынке.

Люди в СССР привыкли жить беззаботно, но одинаково бедно. Достаточно было иметь выс­шее образование или какую-нибудь специальность, чтобы получить доступ к гарантированной государством занятости. Четко работала уравнительная система распределения социальных благ на минимальном уровне. Словом, все механизмы и институты плановой экономики были полной противоположностью механизмам и институтам рыночной экономики. Все командные посты политической системы властных структур, предприятий занимали вчерашние коммунисты, не имевшие элементарного представления о рыночном хозяйствовании.

Все это давало основание реформаторам исходить и из того, что основная масса населения не приемлет рыночную идею и философию. Поэтому в переходном процессе этих двух респу­блик доминирующую роль мог играть и политический фактор: большая опасность срыва реформ и процесса перехода к рынку, реставрация прежней или создание какой-либо антирыночной си­стемы.

Отсюда возникла необходимость постоянного учета политического риска, чего не могло быть в странах Восточной Европы и Балтии.

Начнем с того, что предреформенная социально-экономическая ситуация на всей терри­тории бывшего СССР была катастрофической. Так, по данным официальной статистики, при­веденной Е. Гайдаром¹, за один лишь 1991 год национальный доход снизился более чем на 11%, валовой внутренний продукт - на 13%, промышленное производство - на 2,8%, сельскохозяй­ственное - на 4,5%, добыча нефти и угля - на 11%, выплавка чугуна - на 17%, производство пищевой продукции - более чем на 10%, валовой сбор зерна снизился на 24%, особенно сильно сократился внешнеторговый оборот - на 37%.

Академик Н. Федоренко, оценивая последствия решения, принятого ЦК КПСС в 1988 году о введении так называемых договорных и свободных цен, отмечает, что оно «привело к дальней­шему углублению разрыва между товарной массой и денежными доходами населения. Если в 1987 году этот разрыв (или, как еще называют, «навес») не был трагическим и составил 12 млрд рублей, то в 1988 году он увеличился почти в 4 раза (45 млрд рублей), а к 1991 году составил уже 100 млрд рублей». Добавим его же оценку и другого решения власти — «ускорения», на реализа­цию которого в 1988 году «вбухали 59 млрд необеспеченных рублей. Результатом стал невиди­мый и немыслимый 127-миллиардный дефицит госбюджета на 1989 год»².

Дефицит бюджета в 1991 году, по оценкам Всемирного банка, составил 31% ВВП³. Сделаем ссылку и на мнение Е. Ясина: «Потоки рублей из республик изливались в Россию. Денежная мас­са выросла в 4,4 раза, все еще подконтрольные цены - в 2 раза (на 101,2%). Дефицит валюты для оплаты импорта за 10 месяцев 1991 года составил 10,6 млрд долларов США. Для его покрытия последнее союзное правительство продало часть золотого запаса на 3,4 млрд долларов, растра­тив, кроме того, средства предприятий, организаций, местных органов власти на счетах Внеш­экономбанка СССР на 5,5 млрд долларов»⁴. К тому же внешний долг СССР в 1991 году достиг 84 млрд долларов против 28,5 в 1985-м, а остаток на счетах Внешэкономбанка в иностранных банках сократился за 1986-91 годы с 14,5 до 6,4 млрд долларов, т.е. почти в 2,8 раза⁵.

'Гайдар Е. Долгое время. М.: Дело, 2005. С. 355.

²Там же. С. 407.

³Russian Economic Reform. Crossing the Threshold of Structural Change. World Bank. 1992.

4Ясин Е. Российская экономика. М., 2003. С. 195.

5Гайдар Е. Долгое время. М, Дело, 2005. С. 345.

В 1990-1991 годах было отмечено сокращение потребления населением продуктов питания по всем основным их видам. «Продажа колбасы... снизилась за 1991 год на 24% (с 1835 до 1393 тыс. тонн), молокопродуктов - на 41% (с 21,5 до 12,7 млн тонн), консервы, которые годами лежа­ли на прилавках продуктовых магазинов, стали стремительно раскупаться: их продажа возросла почти в 2 раза. Если товарные запасы в розничной торговле (на конец года) в днях товарооборота в 1985 году составляли 93 дня, то в 1990-м этот показатель снизился до 44, а в 1991-м - до 39 дней»¹.

Далее Ясин пишет: «...Надвигалась угроза голода. Нормы отпуска по карточкам в большин­стве регионов к концу 1991 года составили: сахар - 1 кг на человека в месяц, мясопродукты - 0,5 кг (с костями), масло животное - 0,2 кг... дефицит зерна по импорту составлял 17,35 млн тонн. Чтобы закупить такое количество, требовалось около 3 млрд долларов. В кредит уже никто не поставлял»².

Вот как обрисовал ситуацию в конце 1991 года О. Лацис: на прилавках крупного продук­тового магазина можно было увидеть только мохер. Если что-то и появлялось съестного, то оно раскупалось в считанные минуты. А так мохер, мохер, мохер³.

Еще более жуткую картину 1991 года обрисовали политики из окружения М.С. Горбачева и ученые-экономисты, сомневаться в объективности которых не приходится. Приведем их выска­зывания из книги Е. Гайдара. По словам помощника М.С. Горбачева, А. Черняев писал: «Гибнет урожай, рвутся связи, прекращаются поставки, ничего нет в магазинах, останавливаются заводы, бастуют транспортники. Что будет с Союзом? Думаю, что к новому году мы страну иметь уже не будем. И это на фоне последнего дефицита»⁴. (Речь идет о дефиците хлеба. -А.Е.)

Академик Н. Федоренко писал, что рост бюджетного дефицита 1989 года вызвал крах со­ветской экономики, финансовый развал СССР. По его мнению, «распад финансов, последовав­ший за развалом СССР, разрушение народного хозяйства... привели к сокращению производства, обесценение зарплаты вызвало забастовочное движение и развал профсоюзов; прилавки опусте­ли полностью. Угроза голода в стране стала реальной»⁵.

Об этом писал академик Л. Абалкин в сентябре 1991 года: «Сейчас, например, принимается Договор Явлинского. Только выработка предусмотренного в нем пакета конкретных соглашений потребует нескольких месяцев напряженной работы. Мы же исходили из убеждения в том, что если в течение максимум двух месяцев не будут произведены чрезвычайные меры (выделе­но мною. - А.Е.) по стабилизации финансово-денежного положения в стране, то нас ожидает социальный взрыв, по сравнению с которым то, что происходило в августе, это, извините, не более чем вечер бальных танцев... У меня есть записка, подготовленная сотрудником института

'Ясин Е. Российская экономика. М., 2003. С. 195.

²Тамже. С. 195

³Там же.

"Гайдар Е. Долгое время. М.: Дело, 2005. С. 345.

'Федоренко Н. Россия на рубеже веков. М.: Экономика, 2003. С. 407.

О. Роговой: из нее вытекает, что нам дается срок два месяца, после чего наступит развал экономи­ки, коллапс. Это же подтверждают и другие расчеты... Можно спорить, насколько правилен этот прогноз в деталях. Но пока мы будем сопоставлять проекты и концепции, их некому будет читать»¹ (выделено мною. -А.Е.).

Такова была реальная ситуация в СССР в сентябре 1991 года. Невозможно подозревать ав­торов, чьи оценки приведены здесь, в искажении или преувеличении фактов.

В Казахстане ситуация тоже была тяжелой. Данные о падении производства и росте ин­фляции были приведены выше. Бюджетный дефицит достиг, по одним цифрам, 16,5, а по дру­гим - 26,5% ВВП. Прилавки магазинов тоже были пусты, приобретать продукты можно было только на «черном рынке», где цены были в 4-5 и даже в 7-10 раз выше государственных. Так, килограмм мяса, стоивший в магазинах 1 руб. 80 коп., на черном рынке можно было приобрести только за 8-9 рублей, килограмм индийского чая стоимостью в магазине 3 руб. 80 коп. - за 15-20 рублей. Непродовольственные товары невозможно было найти не только в магазинах, но и на «черном рынке».

Не случайно здесь приводятся достаточно длинные цитаты из работ некоторых видных уче­ных России, одни из которых являлись яростными сторонниками «шоковой терапии», а другие - столь же яростными ее противниками. Крайне важно, что существовало трезвое понимание ситуации такими авторитетными учеными, как академики Н. Федоренко, С. Шаталин, Н. Петра­ков, Л. Абалкин. Они признавали, что экономический кризис, как уже отмечалось, происходил задолго до начала рыночных реформ, в частности «шоковой терапии», и, что примечательно и важно, они признавали наличие не просто экономического кризиса, но и краха экономики, раз­вала финансовой системы СССР еще задолго до не только «шоковой терапии», но и до появления в правительстве тех реформаторов во главе с Е. Гайдаром, о которых они говорят язвительно, подчеркивая свое превосходство над «западниками».

Е. Гайдар и его команда появились в правительстве России только в ноябре 1991 года. Тогда Л. Абалкин в своем сентябрьском интервью подчеркнул, что через два месяца произойдет развал экономики. Значит, не реформаторы развалили экономику, как не перестают утверждать много­численные политики и экономисты России и Казахстана и других бывших союзных республик, а те, кто до этого был у власти СССР: М. Горбачев, Н. Рыжков, В. Павлов, Л. Абалкин, С. Шаталин, Н. Петраков и многие другие, организовав многолетнюю говорильню о стабилизации, о выводе страны из кризиса, о переходе к рынку, в ходе которой, по выражению Н. Федоренко, как из рога изобилия, посыпались реформаторские «стабилизационные» и «социальные программы»². Это было время «сочинения бумаг, написания концепций и программ», которые имели чаще всего один результат: после обсуждения каждой программы люди сметали все, что оставалось в ма­газинах, и бежали на «черный рынок», чтобы запастись всем съедобным, вызывая новый взлет цен.

'«Деловой мир», 25 сентября 1991 г.

²Федоренко Н. Россия на рубеже веков. М.: Экономика, 2003. С. 407.

Какими же были предлагаемые срочные чрезвычайные меры, способные предотвратить надвигавшуюся угрозу?

Вспомним, что в марте 1991 года, после того, как исчерпались все резервы административ­но-командной плановой экономики, правительство Н. Рыжкова приняло решение о переходе к рынку. Только отмена фиксированных цен, предоставление хозяйствующим субъектам полной свободы действий и переход к открытой экономике могли оживить производство и торговлю на рынке, открыть дорогу импортным товарам. Правда, при постепенном переходе к отмене фикси­рованных цен была велика вероятность, что основные механизмы централизованной плановой экономики, в частности ценовое регулирование и ограниченность свободы хозяйствующих субъ­ектов, сохранились бы еще надолго. А следовательно, катастрофическое положение в обеспече­нии рынка товарами для населения оставалось бы на неопределенное время неустраненным, что было чревато многими опасными последствиями, прежде всего социальным взрывом.

Именно это заставило правительство России 2 января, а в Казахстане 6 января 1992 года пойти на одномоментную либерализацию всех цен, за исключением цен на товары первой необ­ходимости 10-12 наименований.

Несмотря на то, что и прежнее правительство СССР, а затем и правительство РФ во главе с Е. Гайдаром прогнозировали рост цен в январе-феврале при их либерализации в 2-2,5 раза, что считалось в стране неприемлемым, в действительности цены повысились в 3-3,5 раза¹. Такой всплеск цен на потребительские товары и обесценивание в одночасье сбережений ввергли насе­ление в настоящий психологический шок, от которого оно долго не могло оправиться.

Почему руководство и правительство Казахстана выбрали стратегию «шоковой терапии»? Был ли этот шаг их ошибкой? Эти вопросы обсуждаются до сих пор, поскольку многие эксперты и политики, в том числе авторитетные зарубежные экономисты, все наши невзгоды связывали и продолжают связывать с «шоковой терапией».

'На самом деле они выросли в 3-3,5 раза. Такая ошибка была неизбежна, т.к. в конце 1991 года некогда было проводить расчеты. В 1990 году при обсуждении Концепции перехода Казахстана к рынку я ставил вопрос о необходимости проведения с помощью межотраслевого баланса предварительных прогнозных расчетов роста цен после объявления об их либерализации, с тем чтобы правительство в своей экономической политике (бюджетной, денежно-кредитной, политике доходов и т.д.) ориентировалось на приблизительные цифры и нацеливало товаропроизводителей на примерный рост цен как верхний его предел. Однако в ходе обсуждения концепции экономическая комиссия, не поняв значения этих расчетов, сочла их ненужными, если все равно будем либерализировать цены.

Оказывается, я был не одинок в этом вопросе. Через несколько лет из книги Е. Гайдара «Дни поражений и побед», изданной в 1997 году, я узнал, что вычислительный центр Госплана СССР проводил такой расчет. По этому поводу он пишет: «Объем денежного навеса определить невозможно (особенно после павловской «купюрной реформы», окончательно подорвавшей доверие к рублю), но ясно, что он чрезвычайно велик. Между тем, готовясь к освобождению цен, необходимо определить хотя бы приблизительный масштаб первоначального всплеска инфляции, который связан с ликвидацией избыточных денежных средств, непокрытых товарной массой». Нетрудно понять, что тогда мне было немыслимо объяснить членам Государственной комиссии по экономической реформе необходимость проведения прогнозов, расчетов на таком языке.

Позже из газеты «Известия» я узнал, что в послевоенный период в годы реформ в Италии по рекомендации лауреата Нобелевской премии по экономике В. Леонтьева были проведены такие расчеты с использованием его межотраслевого баланса.

Президент Казахстана Н. Назарбаев и правительство республики могли не пойти на такой шаг. Как, например, это сделали Туркменистан, Узбекистан, Беларусь. Казахстан как независи­мое суверенное государство был вправе самостоятельно выбрать стартовую политику перехода к рынку и проведения рыночно ориентированных реформ (Ельцин и Гайдар никому не навязывали «шоковую терапию»). Ведь последствия одномоментной либерализации цен как в социально-экономическом, так и в политическом аспекте были непредсказуемыми, особенно если иметь в виду, что в 1991 году социально-экономическая ситуация в Казахстане была значительно лучше, чем в России.

Учитывая, что главы ряда республик отказались от такой стратегии или вели половинчатую политику, стоит особо отметить, что одномоментная либерализация цен со стороны как россий­ского, так и казахстанского руководства была первым смелым и крайне ответственным шагом по продвижению экономик своих стран на пути к рынку и по кардинальному решению острой продовольственной проблемы. Это и было главной составляющей радикальных (чрезвычайных) мер, которые требовалось ввести в стране в той ситуации. И, как показал дальнейший ход реформ и функционирования экономики, несмотря на допускавшиеся ошибки и просчеты, выбор данной стратегии был верным.

Но как только был запущен механизм одномоментной либерализации почти всех цен и они сделали резкий рывок вверх, а темпы роста ВВП - вниз, политики всех мастей, многие ученые-экономисты, забыв свои рекомендации о необходимости принятия самых радикальных мер в сжа­тые сроки, организовали массированный шквал яростных атак на «шоковую терапию», на пре­зидента и правительство России, в том числе и в Казахстане¹. Особенно досталось реформаторам за монетарную теорию, за сотрудничество с МВФ, за рост цен, за спад производства, за ограни­чение государственного вмешательства, за то, что правительство не инвестирует производство, не кредитует экономику за счет эмиссии денег из бюджетных средств, за потерю сбережений населения, за слабую социальную поддержку и т.д. В ходу были насмешки: шок есть, а терапии нет; шоковая терапия - плохо, но еще хуже шок без терапии и т.п

'(Казахстанские политики и ученые-экономисты свое недовольство «шоковой терапией» также адресовали в основном Ельцину и Гайдару. Иногда осторожно критиковали правительство республики. На большее они не решались, да и альтернативы у них не было. Далее в этом параграфе я сознательно защищал в «шоковой терапии» позицию российского руководства, вел спор с российскими оппонентами этой политики. Во-первых, «шоковая терапия» в России и Казахстане запускалась согласованно, по одним и тем же причинам. «Шоковая терапия» - инициатива российского руководства. Во-вторых, Казахстан не имел своей национальной валюты, продолжал пользоваться российским рублем, эмиссионным центром оставался Центральный банк России, и поэтому денежно-кредитная политика Казахстана во многом оставалась зависимой от соответствующей политики российского правительства. В-третьих, российские оппоненты «шоковой терапии» представляли собой наиболее авторитетных в бывшем СССР крупных ученых, публицистов, пишущих на экономическую тему, политиков, специалистов. Их высказывания часто принимались как бесспорная истина, люди им верили. Их критика была открытой, солидной, велась научнообразно. Критика казахстанских ученых и политиков адресовалась не столько казахстанскому руководству, сколько российскому, свое неодобрение «шоковой терапии» высказывали с большой осторожностью, с оглядкой, как бы их в чем-нибудь не заподозрили, не повлияли на их положение, их критика не выходила за рамки «кухонных сплетен», они ограничивались пересказыванием известных из прессы фактов: плоха «шоковая терапия», монетаризм, ненаучная западная теория и т.п. Причем пользовались информацией «из третьих рук», при этом показывали полную неосведомленность в разветвленных теориях рыночной экономики, особо не утруждали себя, как не трудно было заметить из их работ, основательно изучать эти теории. Их высказывания не представляли серьезного научного интереса и исторической ценности.)

Они не ограничились критикой, зачастую требуя изменить курс реформы или даже отме­нить ее. Многие полагали, что ее можно было не допустить, а вот, дескать, молодые доморощен­ные реформаторы-прозападники, не зная реальной жизни, привели страну к катастрофическому положению. Они неустанно утверждали, что именно монетарная теория и «шоковая терапия» подвели экономику к кризису, резкому ухудшению жизненного уровня населения.

Некоторые оппоненты «шоковой терапии» приписывают реформаторам цель «преодоле­ния в кратчайшие сроки планово-распределительных методов управления хозяйством, выхода на режим рыночного саморегулирования экономики и в итоге построения общества либерального капитализма»'.

Безусловно, свободные цены и частная собственность - это основополагающие, фундамен­тальные составляющие рыночной экономики, коренным образом отличающие ее от плановой. Поэтому отмена государственного контроля над ценами и приватизация государственной соб­ственности - первоочередные задачи перехода к рынку. Причем тогда при любом варианте пере­хода к свободным ценам избежать взлета вверх всех цен и сразу было невозможно. Еще раз на­помню, что в условиях постсоветских стран в конце 1991 года стояла задача не только удачного перехода к рынку, как в восточноевропейских странах, но и предотвращения массового голода, недопущения любой ценой социального взрыва, если не гражданской войны, что могло случить­ся зимой 1991/1992 года. В такой ситуации введение «шоковой терапии» было, что бы ни гово­рили ее оппоненты, единственно верным решением, имевшим поистине историческое значение для России и Казахстана. В течение многих лет одним из яростных основных критиков реформы Е. Гайдара был и остается академик Л. Абалкин. А ведь он, находясь у власти, разработал аль­тернативную «шоковой терапии» правительственную программу, основанную на постепенной либерализации цен, но не сумел добиться ее одобрения съездом Верховного Совета СССР 1991 года. Аналогичный совет давали академик А. Сидоров и доктор экономических наук С. Дзарасов: «Надо найти в себе силы своевременно оказаться от того, что не оправдывает себя, изменить курс экономической политики».

По мнению академиков Н. Петракова, О. Богомолова, Н. Федоренко и других, «правитель­ство, начав реформу с либерализации цен, когда еще не проведена приватизация, а на рынке господствует монополия и нет конкуренции, телегу поставило перед лошадью»'. Возникает во­прос, как они намеревались провести приватизацию собственности, ликвидацию монополии и налаживание конкуренции при фиксированных ценах? Это то же самое, что спросить, почему в СССР не было всего этого?

'Кириченко В. Рыночная трансформация экономики: теория и опыт// Российский экономический журнал. 2001. № 2. С. 74

Доктор экономических наук А. Бачурин уверен, что «полное освобождение цен в 1992 году - глубочайшая ошибка». «Дело еще в том, - пишет он далее, - что резко возросшие темпы ин­фляции преодолевались не за счет стабилизации и роста производства, а главным образом путем проведения жесткой монетарной политики... К сожалению, в первые годы реформ из-за посте­пенности и недостаточной обоснованности принимаемых решений по либерализации цен, внеш­ней торговли и других видов экономической деятельности проявились негативные стороны слабо регулируемого рынка. Вот почему реформы должны быть обоснованы стратегическими целями и средствами их достижения»¹, утверждает автор. Эта цитата отражает позиции многих совет­ских экономистов и политиков. Комментировать эти высказывания, лишенные логики рыночной экономики, нет смысла. Но о сути критики «шоковой терапии» всеми ее оппонентами можно получить полное представление, ознакомившись с тем, что пишет академик Н. Федоренко: «Про­блема была в том, что нельзя было бухаться в рынок, как головой в воду, а нужно было двигаться к нему по заранее намеченному плану, поэтапно и по возможности с меньшими издержками, а главное, выбрать нужную концепцию реформ»². По сути, это то, что не удавалось им - оппонен­там - самим сделать в 1989-1990 годы. Они не оставили новым реформаторам ни времени, ни ма­лейших ресурсов, помимо разъяренного народа и разваленной экономики. Однако это не мешает Н. Федоренко как ни в чем не бывало утверждать, что «так называемые российские демократы в начале 90-х бездумно игнорировали необходимость объяснения своих идей, целей и методов сво­ей экономической политики. Они не смогли выдвинуть хороших лозунгов, во многом из-за этого потеряли общественную поддержку и в результате оказались на обочине истории»³.

Более того, Н. Федоренко считает, что «уточнив в спокойной обстановке содержание этой программы и установив реальные сроки ее осуществления, а также сделав ее «синтетической», т.е. использовать все лучшее из альтернативных программ, проектов и материалов, можно было бы запустить ее в дело, и она принесла бы немало пользы, конечно, если бы (и это главное!) она представляла бы не график мероприятий, а программу адаптивного управления, перестраивав­шуюся после анализа результатов каждого последующего этапа реформы»⁴.

Но всего этого они не сделали, хотя, по мнению С. Шаталина, всего этого и не нужно было делать. Следовало принять программу «500 дней», и все пошло бы как по маслу. Хотя, по спра­ведливой оценке Н. Федоренко, «идея решить все проблемы отечественной экономики за полтора года по графику, похожему на железнодорожное расписание, была утопической с самого начала». В этом мы убедились на пятнадцатилетней практике реформирования экономики. В своих вы­ступлениях я всегда давал этой программе такую оценку: пока программа «500 дней», подписан­ная президентом СССР или России, дойдет до Сахалина, пройдет 500 дней.

'Бачурин А. Радикальная экономическая реформа и ее проблемы//Экономист. 2000. № 3. С. 21. -'Федоренко Н. Россия на рубеже веков. М.: Экономика, 2003. С. 412—413. ³Там же. С. 15. ⁴Тамже. С. 412-413.

Все эти рассуждения и критика говорят только об одном: у них не было альтернативы «шо­ковой терапии». Если рассмотреть ее результаты без предвзятости, то увидим, что всего за не­сколько дней после либерализации цен рынок стал наполняться товарами: люди стали выносить на рынок и продавать свои товарные излишки и импортировать дешевые товары из КНР, Турции и других стран, воспользовавшись, наряду с либерализацией цен, либерализацией внешней тор­говли. Этими людьми население было спасено от голода, избавлено от вечного дефицита элемен­тарных товаров; экономика приведена в равновесное состояние, как далеко бы это ни было от желаемого. Цены стали определяться их соотношением, лучше чего бы то ни было стимулируя оживление торговли; инфляция стала открытой, создав возможность для ведения эффективной борьбы с ней с помощью общепринятых теорией и практикой монетарных инструментов. Откры­лась возможность для запуска рыночных инструментов, появились реальные предпосылки для стабилизации финансово-денежной системы, а рост экономики из желаемого стал реальностью. Без всего этого невозможно добиться оздоровления экономики, оживления производства.

Как показывает практика постсоветских стран, это становится реальным при подавлении инфляции до уровня, по крайней мере, 40%. Сегодня мало кто оспаривает данное положение, разве лишь Дж. Стиглиц. Непонятно только, почему, признавая необходимость сделать деньги на­дежными, Р. Дорнбуш высоко оценивает применение монетарных мер Л. Эрхардом, но за это же осуждает Е. Гайдара¹. Что он имеет в виду под хорошей теорией, остается вопросом. Возможно, он имеет в виду теорию Дж. Кейнса, и тогда справедливость его оценки оставим на его совести.

Конечно, при всем этом стартовый взлет цен, который произошел при «шоковой терапии», вызвал сильный шок, особенно если учесть, что советские люди в течение многих десятков лет покупали товары только по фиксированным ценам. Но природа шока не в одномоментной либе­рализации, а в накопившемся в стране в течение последних лет крупном денежном навесе над экономикой, т.е. в деньгах, находящихся в руках населения в основном из-за необеспеченности товарным покрытием. В 80-е и в начале 90-х годов советское правительство накачивало эконо­микой пустыми, не обеспеченными соответствующим объемом производства товаров деньгами. Товаров производилось мало, реализовывалось еще меньше, а зарплата людям выдавалась ис­правно. Более того, руководители предприятий все их денежные средства переводили в фонд заработной платы, потом обналичивали и присваивали себе.

Конечно, скопившиеся у населения и во всей экономике деньги в одночасье потеряли свою ценность. Однако те деньги, которые у них появлялись теперь, стали реальными, и население могло купить на них хоть какие-то товары, начавшие появляться на рынках и в магазинах после введения в действие «шоковой терапии». Свободные цены начали стимулировать продажу людь­ми своих излишков на рынке и завоз ими дешевых товаров из-за рубежа. Неудивительно, что по­нижение ценности сбережений вызвало бурю возмущения у населения. Но на самом деле эти сбе-

¹ Дорнбуш Р. Ключи к процветанию. М.: Инфомейкер, 2003. С. 11.

режения без «шоковой терапии» потеряли бы если не всю, то значительную долю своей ценности в силу того обстоятельства, что товары в магазинах вообще отсутствовали, а на «черном рынке» были в 7—10 раз дороже, но и там найти их становилось все труднее, а цены взлетали все выше и выше. Соответственно, сбережения все больше и больше обесценивались бы. Следовательно, постепенное освобождение цен в течение длительного времени рано или поздно обесценило бы их. А положение экономики и обеспечение населения товарами даже первой необходимости про­должало бы ухудшаться так стремительно, что страну в конце концов постигла бы катастрофа, наступление которой утверждали самые авторитетные политики, ученые-экономисты, и в пер­вую очередь те, кто в то время находились у власти.

Но населению этого было не понять. Люди ругали реформаторов и их реформы, не стесня­ясь в выражениях. Переход от тоталитарной и дефицитной системы не мог произойти без потерь и жертв. Но их было бы намного меньше, если бы переход осуществился намного раньше. В создавшихся условиях конца 1991 года другой возможности уже не оставалось.

Но, как показывает мировой опыт, не только при переходе из одной общественно-политиче­ской системы в другую, а тем более когда эти системы не являются естественным продолжением одной из них, а антиподами, но и даже при локальных экономических и финансовых кризисах приходится платить большую цену за ошибки властвующих деятелей, политических лидеров и государства в целом. Безболезненных переходов из одной системы в другую не бывает. К сожа­лению, расплачиваться приходится населению. Вспомним из истории, каких жертв стоил переход из феодального общества в капиталистическую систему, из нее - в социалистическую, а также преодоление капиталистическими странами Великой депрессии 1929-1933 годов, «черного чет­верга» в Мексике 1994 года, «черного вторника» 1994 года и финансового кризиса 1998 года в России, финансового кризиса в странах Юго-Восточной Азии 1997 года и, наконец, переход в Казахстане 4 апреля 1999 года к плавающему обменному курсу после финансового кризиса 1998 года. Во всех этих случаях люди теряли полностью или частично свои сбережения, а, возможно, также и работу и заработки. Чем глубже кризис, чем больше властью допущено ошибок при по­иске путей выхода из него, тем выше цена, которую платит основная масса населения.

Тем не менее первые результаты «шоковой терапии» позволили не только в значительной мере снять страшную угрозу, надвигавшуюся на страну в конце 1991-го - начале 1992 года, суще­ственно смягчить напряженность в обществе, но и вселили в людей надежду на выход из долгого тяжелого кризиса, на оздоровление и возрождение экономики. Но главное - была раскрепощена частная инициатива, люди не стали ждать милостей от власти, а сами ринулись искать себе ра­боту, которая принесет им доход. Чем более углублялась реформа, тем активнее развивался дух предпринимательства. Люди убедились, что на самом деле шок тоже является терапией, и не зря врачи с древности прибегают к шоку в качестве экстренной помощи.

«Шоковая терапия» своими первыми результатами заметно снизила политический риск, связанный с угрозой реставрации прежней или какой-нибудь другой антирыночной системы. Процесс все более становился необратимым. Еще в самом начале стало ясно, что людей, особенно молодых, которые все активнее включались в рыночную стихию, в старую жизнь, как говорит­ся, пряником не заманишь. Непрозорливым, однако, оказался академик Н. Федоренко, который после ликвидации СЭВ и побега союзных республик с тонущего корабля писал, что «самое же странное произошло вслед за этим - была разрушена социальная база реформ, была утрачена ее всенародная поддержка».

Таким образом, первые результаты «шоковой терапии» позволяли смело утверждать, что света в конце туннеля не было, но просвет был.

§ 2. Постепенный переход к свободным ценам не имел шанса быть использованным в России и в Казахстане

Многие видные советские и зарубежные экономисты считали и считают до сих пор, что нужно было принять стратегию постепенного перехода к рынку, осуждая одно­моментную либерализацию цен и принятую приватизацию государственной собственности. По­степенный перевод фиксированных цен на все товары и услуги в свободные, безусловно, внешне выглядит очень привлекательно, и он рассматривался реформаторами с оценкой последствий для тогдашней ситуации в России и других постсоветских стран. Однако не все привлекательные в целом действия могут быть разумными и применимыми в конкретных условиях.

В каких тяжелейших условиях находились эти страны и их народы, изложено выше. В на­учной и популярной литературе как сторонниками, так и противниками «шоковой терапии» об этом написано достаточно много. Насколько опасно и чем грозило замедление решения проблемы обеспечения населения продовольствием в России - стране, богатой революционными и контр­революционными идеями, традициями кровавых переворотов и казни тех, кого разъяренный и разгневанный народ считал виновниками своих бед, - догадаться или даже предвидеть было не сложно. Это может привести к реставрации прежней или созданию новой антирыночной, антиде­мократической системы наподобие тех, что сложились в ряде латиноамериканских, африканских, арабских или азиатских стран или в постсоветских государствах - Туркменистане, Белоруссии и пр. Этим опасен и постепенный подход, если процесс затянется и социально-экономическое по­ложение не изменится в лучшую сторону. Здесь нет никакой гарантии необратимости процесса перехода к рынку. Такая перспектива просматривалась еще в 1991 году.

Так, обсуждая процесс обнародования правительственной программы перехода к регулиру­емой рыночной экономике, разработанной еще правительством Рыжкова-Абалкина, Н. Шмелев писал: «Очевидно, что полный развал рынка потребительских товаров и услуг может сделать невозможными либо неэффективными любые дальнейшие шаги по перестройке существующего экономического механизма. Рубль окончательно перестанет работать как в производственной, так и в потребительской сфере. Создается впечатление, что не останется другого выбора, кроме возврата к директивной экономике»¹.

Следует вспомнить доклад отделения экономики Российской Академии наук и фонда «Ре­форма», названный докладом четырех академиков (Абалкина, Шаталина, Петракова и Львова или Богомолова), с которым на съезде Верховного Совета РФ с яростной критикой реформы правительства и противопоставлением ей шведской модели социализма выступал Р. Хасбулатов.

'Шмелев Н.О.   О мерах по сбалансированию рынка потребительских товаров и услуг. Рыночная экономика: выбор пути. М: Профиздат, 1991. С. 85.

Это показывает, что народные избранники в своем подавляющем большинстве на фоне нараста­ния трудностей все еще не теряют надежды на возврат социализма, и неважно, шведской модели или какой-либо другой, смысл один - реставрация социализма.

Другая попытка была сделана депутатами Верховного Совета РФ в сентябре 1993 года, когда они объявили войну президенту Российской Федерации и в конце концов предприняли вооруженное столкновение с силами власти, организовав разбойное нападение на центральное телевидение.

Полное поражение демократических сил на выборах в Государственную Думу в конце 1993 года было еще одним свидетельством того, что фактор политического риска продолжает оставать­ся крайне опасным. И, наконец, выборы президента России в 1996 году - и здесь судьба демо­кратии и рыночной экономики висела на волоске, победа лидеров коммунистов Г. Зюганова была близка. Ельцин чудом остался президентом с небольшим перевесом в голосах избирателей.

Такие особенности постсоветского переходного периода и вероятность реставрации преж­ней системы могли быть неизвестны лауреату Нобелевской премии Дж. Стиглицу и многим его коллегам, проживающим в своих богатых странах, где все происходит по законам и никто из них не знал, чем живет и дышит советский народ, кто и как правил СССР 70 лет. Но об этом было хорошо известно академикам Н. Федоренко, Л. Абалкину, С. Шаталину, Н. Петракову, О. Богомо­лову, А. Сидорову, П. Буничу, Н. Шмелеву и многим другим экономистам и политикам. Они сами оценивали катастрофичность положения в стране накануне начала реформ, сами считали, что для спасения страны в сжатые сроки и малой кровью уже нет каких-то простых рецептов, даже напо­добие иллюзорной программы «500 дней», предлагавшей решить все проблемы вывода страны из глубокого кризиса и перевода экономики на рыночные рельсы за полтора года по заранее на­писанному графику, напоминавшему расписание самолетов и поездов.

Почему постепенный переход к рынку и либерализация цен в тех тяжелейших условиях, которые сложились в России и в других постсоветских республиках, были непригодны? В первую очередь приходится обратить внимание на то, что процесс будет длительным, будет затягивать решение проблемы обеспечения страны товарами, хотя бы первой необходимости, и проведения неотложных реформ, если вообще удастся это сделать, когда в стране стояла задача предотвра­щения массового голода и социального взрыва, если не гражданской войны, когда история не дала реформаторам времени на раздумья. Это было смерти подобно. Вопрос стоял так: решать задачу либо быстро, либо никогда. Академик Н. Федоренко сам писал, что «люди устали ждать «светлого будущего» и требовали его прихода завтра, что вполне вписывается в российскую мен-тальность, описанную во многих русских сказках, например, «По щучьему велению»'. По его же замечанию, «затягивание принятия назревших мер не только замедляло ход социально-экономи­ческих преобразований, но и подталкивало к экстремистским решениям»². Сказано безупречно.

'Федоренко Н. Россия на рубеже веков. М.: Экономика, 2003. С. 412. ²Тамже. С. 411.

Верно отметив, что ситуация требовала «поворота массового общественного сознания к рыночным идеям»¹, он приходит к единственно правильному выводу, что найти «простые ре­цепты перехода к рынку в сжатые сроки и с малой кровью требовала тогдашняя политическая ситуация»², но «годы реальных практических шагов по реформированию экономики»³ (академик имеет в виду 1989-1990 годы. -А.Е.) прошли, полученный «шанс вступить на путь взвешенного и поэтапного движения к рыночной экономике» был упущен. «К началу 90-х годов, - пишет он, - в стране уже создалась ситуация, когда экономическую катастрофу предотвратить было уже не­возможно, нужно было бороться за ликвидацию ее последствий»⁴.

Это еще далеко не все. При постепенном переходе к свободным ценам возникает много дру­гих серьезных вопросов: с каких товаров начать и в какой последовательности отпускать цены, сколько шагов и за какие промежутки времени надо сделать, можно ли сделать все цены свобод­ными, какая есть гарантия, что этот подход без особых осложнений и за короткий срок приведет к либерализации всех цен, и приведет ли вообще? Ведь правительство, сославшись на разные при­чины, может временно отказаться от него или притормозить его реализацию, в итоге временное может стать постоянным.

Все эти вопросы имеют под собой реальную основу, т.к. постепенный переход не имеет строгих правил и гарантий реализации, это зависит от многих факторов, прежде всего от пози­ции, воли и решительности первого лица в государстве и в правительстве, состояния политиче­ского противоборства, силы социальной базы реформы и т.д. Важно также отметить, что один из видных экономистов Я. Корнай доказывал, что свободные и фиксированные цены параллельно существовать не могут. Я в своей статье, опубликованной в 1994 году на страницах «Казахстан­ской правды», на опыте Казахстана показал, что параллельное существование свободных и фик­сированных цен приводит к поэтапному повышению цен в 2-3 раза через каждые Ъ-А месяца.

Но главное в том, что сторонники постепенной либерализации цен вовсе не рассматривают проблему снабжения населения товарами хотя бы первой необходимости в самое ближайшее вре­мя. Меры, которые они рекомендуют реализовать в рамках данной стратегии перехода к рынку и стабилизации экономики, практически обходят эту проблему, во всяком случае, они далеки от ее решения за приемлемые сроки.

Вот их рецепты. По мнению академика С. Шаталина, «может быть, аккумулировав все ре­сурсы, можно обойтись без ценового шока. В предложении правительства рост цен на некоторые товары предполагается в 2-3 раза. Уверен, этого можно избежать... Нужно аккумулировать и не­которые ресурсы для потребительского рынка, отменить многие ограничения, изменить полити­ку экспорта и импорта»⁵. О каких ресурсах тогда могла идти речь?! Наивно было его утверждение

'Федоренко Н. Россия на рубеже веков. М: Экономика, 2003. С. 412.

²Тамже. С. 410.

'Там же.

⁴Тамже. С. 414.

^JШаталин С. Вопросы перехода к рыночной экономике//Рыночная экономика: выбор пути. М.: Профиздат, 1991.

С. 23.

0          том, что «сбалансированность на потребительском рынке может быть существенно повышена
на основе маневра во внешней торговле, существенного увеличения импорта товаров народного
потребления»'. Возникает вопрос: за счет какой валюты?

Он же в сентябре 1991 года, когда, по оценке Л. Абалкина, в распоряжении власти оста­валось только два месяца до социального взрыва, пишет: «Реформа должна быть направлена на нормализацию состояния потребительского рынка путем либерализации ценообразования... Конечно, нет гарантий, что свободные рыночные цены сразу же станут справедливыми, но рынок их рано или поздно установит, а административный контроль и централизованное управление ими — никогда»². Ничего не скажешь — не в бровь, а в глаз. Но тут же добавляет: «Переход к свободным ценам должен осуществляться поэтапно, начиная с тех товаров, которые не входят в число первой необходимости (подчеркнуто мною. - А.Е.) и приобретаются в основном слоями населения с высокими доходами»³.

Академик Н. Петраков, исходя из того, что, по оценке ряда специалистов, сумма вынужден­ных сбережений достигает 200 млрд рублей, считает, что «если цены «отпустить», то, по закону сообщающихся сосудов, все 200 млрд рублей выльются в скачкообразный рост цен... Чтобы не случилось скачка цен, 200 млрд рублей надо куда-то деть... Нужно найти способ заинтересовать в использовании вынужденных сбережений. Каким образом?»⁴, - задает он себе вопрос и находит ответ в превращении государственных квартир в кооперативные, в опечатывании предприятиями квартир очередникам с малыми доходами за счет фондов материального поощрения (подчеркну­то мною. - А.Е.). Кроме того, он предлагает создать условия для оживления деловой активности (подчеркнуто мною. - А.Е.), перейти на концепцию «открытой» экономики, чтобы предприятия часть валютной выручки направляли на закупку товаров народного потребления и т.д. Спрашива­ется, когда все это осуществлять, сколько лет для этого потребуется, откуда предприятиям взять валюту? О каких фондах поощрения могла тогда идти речь? При этом он сам себе задает вопрос: «Есть ли у нас столько времени, если учитывать нарастающую социальную напряженность, раз­дражение от бестоварья и талонизации распределения предметов первой и непервой необходимо­сти, расцвет теневой экономики?»⁵. Вопрос он оставляет без ответа.

Член-корреспондент АН СССР П. Бунич предлагал следующее: «Чтобы переход к свобод­ным ценам не вызывал стремительного подорожания жизни, необходимо предварительно свя­зать «горячие» деньги, нормализовать рынок потребительских товаров и услуг. Как это сделать? Во-первых, надо стабилизировать производственный спрос, т.к. без рынка госпредприятия на­капливают излишние ресурсы. Во-вторых, необходимо переключить часть мощностей с произ­водства средств производства на выпуск предметов потребления... Когда ситуация стабилизи-

¹Шаталин С. Вопросы перехода к рыночной экономике//Рыночная экономика: выбор пути. М.: Профиздат, 1991. С. 44.
²Там же. С. 14.

³Тамже. С. 14.

⁴Петраков Н. Рыночная экономика и государство//Рыночная экономика: выбор пути. М.: Профиздат, 1991. С. 45.

⁵Там же. С. 44.

руется, можно и нужно пойти на то, чтобы на большинство товаров действовали цены спроса и предложения»¹.

И это предлагается реализовать в условиях, когда, по утверждению ближайших соратников М.С. Горбачева, гибнет урожай, останавливаются заводы, прекращаются поставки, рынок не ра­ботает, налоги не платят. Как решить задачи, поставленные С. Шаталиным и П. Буничем, если у советских предприятий нет и никогда не было экономических мотивов для роста производства, а для их принуждения нет ни политических, т.е. КПСС, ни карательных (КГБ, МВД и армия) сил, а для закупки продукции из-за рубежа нет валюты, а в кредит никто не дает (СССР был в огромных долгах (84 млрд долларов) и не мог расплачиваться даже за проценты)?

Академик Н. Федоренко выразил свою позицию в этом вопросе поддержкой подготовленной правительственной комиссией Л.И. Абалкина реформы цен в ее «мягком», поэтапном варианте, предусматривающем постепенную либерализацию цен, начиная с дорогостоящих автомобилей, предметов роскоши, деликатесов, импортной электроники и т.п.².

Осуждая единовременную либерализацию цен, академик А. Сидоров и доктор экономиче­ских наук С. Дзарасов в газете «Деловой мир» пишут: «Оздоровление денег, в том числе валют­ных отношений, надо начинать с оздоровления самой экономики, прежде всего по отработанным приоритетам в налоговой, ценовой и кредитной политике»³. Для этого «необходимо, - считают они, - разработать всеобъемлющую государственную программу структурной модернизации российской экономики в пользу потребительского и экспортного секторов»⁴.

Общим итогом критики «шоковой терапии», содержащейся в работах этих и многих других известных тогда ученых-экономистов, политиков, хозяйственных руководителей, публицистов и общественных деятелей, пишущих на экономические темы, является следующее: альтернативы рынку нет, надо либерализовать цены, приватизировать собственность, но надо начинать не с единовременной, а с поэтапной либерализации. При этом каждый из них предлагает начать с ре­комендаций, которые не имеют никакого отношения к чрезвычайным мерам, которые нужно было принимать, чтобы вывести страну из катастрофического состояния, в котором она находилась в 1991 году, особенно после августовского путча. Более того, некоторые из этих рекомендаций не могли быть вообще реализованы, а другие требуют для своей реализации много лет. Возника­ет естественный вопрос: когда они были правы? Когда обрисовали катастрофическое положе­ние страны и предсказывали экономический коллапс, голод, социальный взрыв и гражданскую войну, если не будут приняты срочные меры, считая, что для реализации комплекса мероприя­тий по реальному денежно-финансовому оздоровлению экономики «нужно время, и немалое»⁵? Или когда предлагали начать реформы с поэтапной либерализации цен за счет мер, реализации

'Бунин П. Рынок, собственность, налоги, цены//Рыночная экономика: выбор пути. М.: Профиздат, 1991. С. 67-68.

'Федоренко И. Россия на рубеже веков. М.: Экономика, 2003. С. 412.

³Есентугелов А.Е. Рыночная экономика- выбор Казахстана. Алматы.: Каржы-каражат, 1995. С. 70.

"Там же.

'Петраков Н. Рыночная экономика и государство//Рыночная экономика: выбор пути. М.: Профиздат, 1991. С. 44.

и результатов которых можно было ждать еще долго, не допуская при этом взлета цен? Причем проявляют завидную уверенность в том, что даже в том положении, в котором народы СССР на­ходились осенью 1991 года, реформу нужно и можно провести без жертв для населения¹, «сни­зить до минимума ту цену, которую нужно платить за переход к рынку всем слоям населения»², предотвратить снижение и без того низкого уровня жизни³, не допустить изъятия вынужденных сбережений населения, оцениваемых в 200 млрд рублей, и т.д. По их мнению, переход к рынку необходим, но приемлема лишь менее болезненная для народа реформа.

Однако такая их уверенность была ничем не обоснована. Они могли убедиться в этом сами, принимая во внимание, что все составленные правительством СССР с учетом подобных рекомен­даций программы постепенного перехода к рынку, включая программу «500 дней», были отвер­гнуты съездами депутатов Верховного Совета СССР в 1990-1991 годах. В Казахстане программа постепенной либерализации цен была принята дважды: в 1990-м ив 1991 году, но она так и не была запущена.

Теперь время для такой «мягкой посадки на рынок» уже прошло, причем прошло по вине президента СССР М.С. Горбачева и членов Политбюро ЦК КПСС, правительства Рыжкова-Абал­кина и Павлова, по вине крупных экономистов, народных депутатов СССР, публицистов, журна­листов, пишущих на экономические темы, бездарно тративших драгоценные 1989-1991 годы на бесплодные, некомпетентные дискуссии, ежедневные многочасовые говорильни на съездах Вер­ховного Совета СССР на виду у всего населения страны, пытаясь в такой ситуации еще показать, кто главный, кто мудрее, кто какой оратор и т.д. Это был период безответственной экономической политики и расточительно потраченных ресурсов. Другого трудно было ожидать в стране, где, как говорил Н. Шмелев, в своей экономике мы построили сумасшедший дом и живем по законам сумасшедшего дома.

Вытаскивать страну из этого болота и сумасшедшего дома выпало на долю молодых рефор­маторов во главе с Е. Гайдаром, не заболевшим еще большевистским сумасшествием, не успев­шим проникнуться советскими предрассудками и демагогией.

Рекомендации оппонентов «шоковой терапии» напоминают случай, когда врачи пытаются лечить тяжело больного человека консервативным способом, но никак не решатся, какими имен­но лекарствами. Пока они решают, состояние больного становится критическим и без операции уже не обойтись, а дальнейшее затягивание может оказаться для больного фатальным. Врачи наконец-то решаются и оперируют его, он кое-что теряет, но остается жить и получает хороший шанс с помощью теперь уже консервативных методов лечения через определенное время вер­нуться к нормальной жизни.

'Медведев П., Ниш И., Харламов И. Концепция постепенного перехода к рынку/УРыночная экономика: выбор пути.

М: Профиздат, 1991. С. 73.

²Шаталин С. Вопросы перехода к рыночной экономике//Рыночная экономика: выбор пути. М.: Профиздат, 1991.

С. 22.

'Шмелев Н. О мерах по сбалансированию рынка потребительских товаров и услуг//Рыночная экономика: выбор пути.

М.: Профиздат, 1991. С. 85.

Кто был прав, показала жизнь. Тысячи раз был прав Е. Гайдар, который пишет: «Рассуж­дение о «мелких», «социально безболезненных» реформах, при которых в одночасье можно ре­шить проблемы так, что всем станет хорошо и это никому ничего не будет стоить, упреки в наш адрес, заполнившие вскоре страницы газет и зазвучавшие с научных трибун, даже не обижали. Открывшаяся в деталях картина подтвердила печальную истину: ресурсов, позволяющих сгла­дить издержки запуска нового механизма хозяйствования, не было. Откладывать либерализацию экономики до тех пор, пока удастся продвинуть медленные структурные реформы, невозможно. Еще 2-3 месяца пассивности, и мы получим экономическую и политическую катастрофу, рас­пад страны и гражданскую войну. Это мое твердое убеждение»¹. Только такая перспектива была теперь не у СССР, а у России.

Впрочем, Гайдар теперь не одинок. Оказывается, некоторые ярые оппоненты «шоковой те­рапии» по истечении десятилетия признают ее необходимость и неизбежность тогда в России. Академик РАН Н. Шмелев, анализируя реформы в России за 1992-2002 годы, пишет: «Вряд ли кто сегодня будет всерьез отрицать, что первый шаг на пути рыночных реформ - либерализация цен - был обязательным и неизбежным, хотя надо признать его и непоследовательным»². Жаль, что это признание пришло только через 10 лет реформы. Если бы оно произошло в 1992 году, цены б ему не было.

§ 3. Мировой опыт радикальных реформ

История свидетельствует, что в катастрофических для страны ситуациях, подобных той, что сложилась в России в 1990-1991 годах, власть вынуждена пойти на чрезвычайные или, как иначе говорят, на радикальные, а потому болезненные для народа меры. Такая ситуация сложилась в Германии в 20-е годы прошлого века, когда она была охвачена гиперинфляцией, в России - в годы разрухи народного хозяйства, наступившей после революции 1917 года, и в веду­щих капиталистических странах, особенно в США в годы Великой депрессии 1929-1933 годов.

Первой радикальной мерой большевиков, принятой в 1918 году для спасения страны от голода и холода, и в первую очередь для снабжения армии и рабочих хлебом, был режим «воен­ного коммунизма» с его продразверсткой, согласно которой власть большевиков силами армии и ОГПУ отбирала повсюду у крестьян все съедобное, что у них было. Сказать, что это было ужасно, значит ничего не сказать. Этот режим продолжался более трех лет. И когда большевики увидели, чем может обернуться для страны и для них самих продолжение этого режима, они ввели взамен другую радикальную меру - продналог, или так называемую новую экономическую политику (НЭП). Ввели они ее вопреки своему учению и принципам строительства социалистического общества, которыми фанатично руководствовались и всякое отклонение от них рассматривали как предательство пролетариата, несмотря на массовое недовольство рядовых членов партии и даже многих членов руководства. Она привела к возрождению в России рыночных принципов хозяйствования, к расцвету стихийной рыночной торговли. Хотя основные предприятия и внеш­няя торговля оставались в руках государства, мелкая торговля, биржи и кооперативы становились частными. Дальнейшее продолжение получили арендные отношения, в том числе и аренда с вы­купом.

Для большинства большевиков и пролетариата все это тоже было шоком: вроде пролили кровь за социализм, власть рабочих и крестьян, боролись с буржуазией, а теперь заново возрож­дается буржуазное общество.

В 1933 году новый президент США Ф. Рузвельт, приняв страну с безжизненно стоявшими заводами, разорившимися в массовом порядке фермами, повсюду умирающими от голода и холо­да людьми, при огромном перепроизводстве товаров и лежащих на нуле ценах, стал решительно применять жесткие, экстренные меры, которые трудно было назвать более человечными, менее болезненными и радикальными, чем «шоковая терапия». Когда банкиры, запуганные слухами о национализации банков, один за другим отходили от дел, в конгрессе был принят «Чрезвычай­ный закон о банках», в результате которого все банки, которые были признаны «здоровыми», под страхом раскрытия президентом США тайн всех банков и богатства банкиров открылись с воз­вращением всех вкладов, но 2 тысячи банков были лишены лицензии.

Президентом были приняты такие меры, как распахивание 10 млн акров уже засеянных хлопком земель, уничтожение одной четвертой всех посевов, забой 6 млн голов свиней. Это при свирепствующем в стране голоде и безработице, массовом разорении фермеров! «Газеты, выражая полную растерянность общества перед такими противоестественными, с точки зрения здра­вого смысла, поступками, писали: «Мы, привыкшие молиться о нашем хлебе насущном, теперь молим Бога о том, чтобы у нас этого хлеба не стало. Это столь же своеобразная ненормальность в области богословия, сколь и в области экономики»¹. Когда на заседаниях правительства кто-нибудь упоминал об этих мерах, Рузвельт, как свидетельствует его помощник, всегда виновато опускал глаза.

В 1920-1923 годах Германия, потерпевшая поражение в Первой мировой войне, была охва­чена гиперинфляцией, сопровождавшейся огромным бюджетным дефицитом и разрушающейся промышленностью, резким падением курса марки к доллару и массовым оттоком капитала из страны, что напоминает ситуацию 1990-1991 годов в России.

Чтобы вывести страну из этого кризиса, правительство Германии 15 октября 1923 года ре­шило провести денежную реформу. За ночь были выпущены в обращение новые деньги - «рейхс­марки», были резко ограничены кредиты в экономику и биржевые расходы с немедленным со­кращением численности государственных служащих на 25% с последующим сокращением еще на 10% до января 1924 года. Прекратилось кредитование правительства Центробанком. В ноябре 1923 года с инфляцией покончено.

Ситуации в Германии 1920-1913 годов и в России 1990-1991-х были похожи, и меры, соот­ветственно, тоже оказались схожими. Одномоментная конфискационная денежная реформа 1923 года в Германии была не менее болезненна, чем одномоментная либерализация цен в России в январе 1992 года. Разница состояла в том, что России из-за политической ситуации, вызванной кардинальной сменой политической системы, не хватило последовательности и решительности в проведении дальнейших антиинфляционных мер.

Очень схожими являются и продналог, введенный большевиками в 1921 году, и одновре­менная либерализация цен на все товары и услуги, введенная правительством России 2 января 1992 года. Ведь НЭП - это свободная цена, введенная для спасения страны от голода с помощью оживления стихийной торговли, открытия дороги мелким частным собственникам.

Если, с одной стороны, военный коммунизм тогда был не менее болезненным для пода­вляющего большинства граждан страны, чем «шоковая терапия», если учесть, что промышлен­ность замерла, основная масса крестьян была разорена, страну охватили массовая безработица, бедность и нищета, у большей части населения не было денег на продукты питания, то, с другой стороны, НЭП был спасением от голода и холода.

Особняком стоит опыт США по выводу страны из Великой депрессии. Радикальность и жесткость принятых тогда мер ничем не уступают «шоковой терапии». Некоторые ученые, не понимая сути и особенностей Великой депрессии, охватившей капиталистические страны, и, соответственно, мер правительств этих стран, в частности США, считают, что их опыт нужно перенять. Так, доктор экономических наук А. Бачурин пишет: «Как известно, в 1929-1933 годах

''Королькова Б. Новый курс Ф.Д. Рузвельта: предпосылки, логика результаты/'/Вопросы экономики. №11.1992.

в весьма трудном экономическом положении оказались многие капиталистические государства. В США осуществленные президентом Ф. Рузвельтом кардинальные преобразования носили ком­плексный характер и позволили решить ряд сложных проблем, в том числе сократить безработи­цу и увеличить спрос на товары. Этот опыт реформирования экономики более полезен для Рос­сии, нежели монетаристские рекомендации, не разделяемые многими западными учеными»¹.

Такие критические высказывания и рекомендации по проведению реформы в России без учета сути и особенностей кризиса, специфики применявшихся, например Рузвельтом, мер в кон­кретном случае, разницы теории Кейнса и монетарной теории характерны для многих ученых-экономистов постсоветских стран.

На самом деле Великая депрессия и постсоветский системный кризис - это разные типы экономических кризисов. Следовательно, в борьбе с ними должны применяться различные мето­ды. Так, Великая депрессия - это кризис с называемым в западной литературе недопотреблением, а в советской литературе - с перепроизводством. В США тогда произошло огромное скопление избыточных товаров, все предприятия простаивали, не проявляли признаков жизни, фермерские хозяйства были разорены, страна была охвачена безработицей невиданного масштаба, не было заработков, кругом царила бедность и нищета, спрос на товары упал до минимума, цены сведены к нулю. Предприятия не могли возобновить производство.

Задача правительства США в такой ситуации состояла в том, чтобы оживить спрос, повы­сить цены, т.е. возродить инфляцию (а не подавить, как в России). Вот почему Ф. Рузвельт вы­сказался за бесчеловечное решение о сокращении предложения ряда потребительских товаров, чтобы вызвать повышение спроса и рост цен. Одновременно из бюджета выделялись крупные средства в виде субсидий на организацию общественных работ и подготовку строительных объ­ектов, на кредиты фермерам, на создание рабочих мест и отправку безработных молодых людей в лесные регионы. Рост бюджетных расходов и бюджетного дефицита не пугал правительство США, т.к. в стране была не инфляция, а дефляция. Все это позволило оживить спрос и цены, что, в свою очередь, стимулировало рост производства и занятости. В США тогда важнейшей задачей было не подавление, а стимулирование роста инфляции.

В российском кризисе - все наоборот. В его основе лежали недопроизводство, острый тотальный дефицит всего, избыточными являлись не товары, а деньги, имел место огромный неудовлетворенный спрос. Это значит, что в экономике был накоплен большой инфляционный потенциал, причиной которого являются поддерживаемые государством искусственно занижен­ные цены, которые постоянно загоняют инфляцию вовнутрь «организма» экономики, где она, как злокачественная опухоль, пожирает экономику изнутри, подтверждением чего является при­сущий советской экономике нарастающий хронический дефицит. Поэтому в России задача сти­мулирования спроса не стояла. Наоборот, нужно было расти производству. Но при заниженных фиксированных ценах и огромной скрытой инфляции этого добиться было невозможно. Только

'Бачурин А. Радикальная экономическая Россия и ее проблемы/УЭкономист. 2000. № 3.

освободив цены, сделав инфляцию открытой и подняв ее до допустимого уровня, можно создать нужный стимул и необходимые условия для роста производства. А для подавления инфляции нужно использовать только монетарные меры, т.к. она является монетарным явлением, что и делало правительство России. Кстати, в 1934 году и в США предпринимательское сообщество потребовало от Рузвельта сделать инфляцию открытой, что и было сделано.

Однако правительству России приходится проводить свою реформу в принципиально дру­гих социально-политических и экономических условиях, вызванных сменой политической си­стемы и разрывом высокоинтегрированных межреспубликанских хозяйственных связей, чего не было ни в Германии, ни в США и ни в КНР. В связи со сменой политической системы в России старые политические, экономические и правовые институты не работали, да они и не пригоди­лись бы для новой системы, а новые еще не были созданы, т.к. их создание и становление могло занять много времени. Кроме того, реформа проводилась в условиях непримиримого политиче­ского противостояния, в напряженнейшей политической атмосфере, при слабости власти. Даль­нейший ход реформы в Казахстане также складывался под действием этих факторов.

Таким образом, радикальные меры правительства, предпринятые в 1992 году, укладываются в ряд подобных мер, уже использованных в мире в глубоких кризисных ситуациях, и не являются изобретением случайно попавших, по мнению маститых ученых и политиков, в правительство «российских демократов» «детской команды реформаторов». Эти меры были адекватными спе­цифике российского кризиса и условиям, сложившимся в 1990-1992 годах.

Но мы должны помнить, что в критической ситуации в любой стране рано или поздно пра­вительство прибегнет к радикальным, чрезвычайным мерам, будучи уверенным, что мало кто его поймет и простит его за это. Радикальные меры - это всегда нестандартные и очень болезненные меры, они всегда остро ощущаются народом и запоминаются надолго. Их будущие плоды могут быть поняты только со временем, и то не всеми и неоднозначно. Авторы радикальных реформ никогда не пользовались при жизни особым уважением.

Глава VI. Приватизация государственной собственности в Казахстане

§ 1. Необходимость и проблемы приватизации государственной собственности

Переход от централизованной плановой экономики к рыночной предполагает, наряду с либерализацией цен на все товары и услуги, и формирование частной собственно­сти за счет, главным образом, приватизации государственной собственности, на долю которой в СССР приходилось более 90% всей собственности в стране. Рыночная экономика насколько не может функционировать и развиваться без свободных цен, настолько же - и без преобладающей частной собственности. Это означает, что собственность должна принадлежать преимуществен­но частным лицам. Слова «преобладающей» и «преимущественно» произнесены здесь не зря, т.к. трудно найти страну, где не было бы государственной собственности. Также мы не видим в мире страны с рыночной экономикой, где преобладает государственная собственность или она оказывается полностью государственной.

Иногда можно встретить утверждения, что дело не в собственности, а в наличии конку­ренции. Так, профессор Калифорнийского университета М. Интриличейторов пишет: «В России ощущается острый дефицит конкуренции, но именно она, а не частная собственность, является секретом рыночной экономики»'. Эту же мысль подчеркивает японский профессор Сабура Оки-та: «Надо иметь в виду, что механический переход от общественной формы собственности к частной, корпоративной и т.д. сам по себе никак не гарантирует повышения уровня менеджмента и рентабельности. Скажу только - сам такой переход мало что способен решить. Решает режим конкуренции»². «Суть истинного капитализма заключается не в частной собственности, а в сво­бодном доступе и конкуренции», - пишут Л. Зингалес и Р. Раджан³.

Несмотря на авторитетность этих ученых, вряд ли можно полностью согласиться с ними. Видимо, такие утверждения исходят из того, что они руководствуются опытом и практикой стран с рыночной экономикой, где по крайней мере в течение трехсот лет государственная собствен­ность никогда не была преобладающей формой собственности, а последние 6-7 десятилетий она оставалась ничтожно малой по сравнению с частной собственностью. Поэтому негативная сто­рона государственной собственности оказалась незаметной в условиях, когда конкуренция во многих странах то в одних, то в других секторах экономики оставалась ограниченной.

'Реформы глазами американских и российских ученых//Российский экономический журнал. 1996. № 6. С. 133. ²Экономика и жизнь. 1993. № 35.

³ЗингалесЛ., Раджан Р. Спасение капитализма от капиталистов. Институт комплексных стратегических исследований, ТЕИС, 2004. С. 17.

Не спорю, что в рыночной экономике наличие конкуренции - главное. Но дело в том, что она может возникнуть и развиваться только там, где преобладающей формой собственности в экономике становится частная, а там, где преобладает государственная, конкуренция в принци­пе возникнуть не может. Это было убедительно продемонстрировано опытом социалистических стран, и прежде всего Советского Союза, экономика которого была плановой, основанной исклю­чительно на государственной собственности. Теория такой экономики, разработанная К. Марксом и Ф. Энгельсом, развитая в условиях России В.И. Лениным и реализованной на практике в самой классической ее форме И.В. Сталиным, корнем зла рыночной экономики, т.е. рыночной стихии, считала конкуренцию и порождающую ее частную собственность на средства производства. И поэтому говорила о необходимости перехода к централизованной плановой экономике, где не бу­дет частной собственности, а потому и конкуренции, господствовать будет лишь государственная собственность. Энгельс выразил это так: «Главным необходимым условием построения социали­стической экономики является взятие пролетариатом из рук буржуазии общественных средств и обращение их в собственность, что этот новый общественный строй уничтожит конкуренцию... Уничтожение частной собственности даже является самым кратким и наиболее обобщающим выражением того преобразования всего общественного строя, которое стало необходимым вслед­ствие развития промышленности»¹. Безусловно, наличие частной собственности не обязательно ведет к процветанию совершенной конкуренции. Последняя зависит еще от многих других фак­торов. Однако бесспорно одно: преобладание в экономике частной собственности является пер­вым необходимым и обязательным условием возникновения в экономике конкуренции.

70-летний опыт СССР и 40-летний опыт других стран социалистического лагеря без­оговорочно показал, что в обществе, где всецело доминирует государственная собственность, конкуренции в экономике не возникает. Государство не создает на свои ограниченные средства несколько конкурирующих государственных предприятий. Более того, в условиях централизо­ванного планирования становится практически невозможным производство товаров и услуг в объемах, заметно превышающих плановые, а плановые объемы устанавливаются в соответствии с рассчитанными в планах потребностями, именно с потребностями, а не со спросом, поскольку в социалистической системе заработная плата тоже устанавливается исходя из плановых объемов потребления при фиксированных в планах ценах. Иначе быть не может, ибо, как провозгласил И.В. Сталин, «советское государство знает лучше производителей, что и как производить, и луч­ше потребителей, сколько и что потреблять»².

Общеизвестна также низкая эффективность и плохая мобильность государственных пред­приятий, что связано со слабостью экономических мотивов для эффективного использования ресурсов, выпуска высококачественных товаров, конкурентоспособных на рынке, поскольку и

'Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 229-230.

²Петраков Н. Рыночная экономика и государство//Рыночная экономика: выбор пути. М.: Профиздат, 1991. С. 34.

собственность, и ресурсы чужие - государственные, нет конкуренции на рынке, одних адми­нистративно-командных методов недостаточно, а во многих случаях они даже непригодны для решения таких задач. Поэтому производство на государственных предприятиях чаще всего яв­ляется затратным, убыточным даже в капиталистических странах, если нет острой конкуренции. Так было в прошлом, например, во Франции, США, Великобритании и других странах, не говоря уже о плановой экономике в Советском Союзе, в других странах социалистического лагеря, кото­рая была известна своей затратностью, дефицитностью и неэффективностью¹. Именно этот факт в 80-е годы XX века привел правительство М. Тэтчер в Великобритании и Р. Рейгана в США к активной приватизации государственной собственности. Во многих странах Западной Европы этот процесс продолжается до сих пор.

Что касается постсоциалистических стран, то вопрос о приватизации государственной соб­ственности для них не предмет академических рассуждений и споров, а вопрос о том, будет ли у них рыночная экономика или их экономика останется по форме рыночной, а по содержанию - планово-социалистической. Ведь то, какая форма собственности в стране преобладает - го­сударственная или частная, - составляет первооснову типа экономической системы, плановой или рыночной. Монопольная государственная собственность - необходимое условие вырастания плановой социалистической экономики, именно это позволяет вести централизованное планиро­вание производства продукции и централизованное распределение ресурсов, которое нуждается в фиксированных ценах. Здесь исчезают предпосылки для свободного определения того, что и сколько производить и кому поставлять, все это решается государством централизованно и уста­навливается в планах. Доминирование в экономике частной собственности делает невозможным ее плановое ведение, она делает необходимым и возможным свободный выбор частными соб­ственниками, что и сколько производить, кому и сколько поставлять, откуда, что и сколько заку­пать, по какой цене покупать чужую и продавать свою продукцию. В этом заключается коренное отличие двух систем. В одной, где доминирует государственная собственность, нет конкуренции, а в другой, где доминирует частная собственность, есть конкуренция.

Поэтому трудно согласиться, по крайней мере для постсоциалистических стран, с выше­приведенными утверждениями относительно роли форм собственности и конкуренции. Еще раз напомним, что введение свободных цен и частной собственности является необходимым и неиз­бежным, первоочередным и основополагающим условием трансформации плановой экономики в рыночную. Если не будет свободных цен и доминирующей в экономике частной собственности, то и переход к рыночной экономике не состоится. Отсюда необходимость, наряду с введени­ем свободных цен на все товары и услуги, первоочередного осуществления приватизации го­сударственной собственности, ускоренного формирования хотя бы критической массы частной

'Об этом хорошо написано в работе Я! Корнай «Дефицит» (М: Наука, 1990).

собственности. Бесспорно, чтобы в стране возникла конкуренция, сначала надо иметь хотя бы преобладающую частную собственность, иначе вопрос о развитии конкуренции вообще возни­кать не может. Не случайно поэтому постсоциалистические страны, либерализовав цены, сразу же взялись в основном за ускоренную приватизацию государственной собственности, и не ради любопытства и забавы политиков, а ради житейской необходимости. Ведь других способов воз­никновения частной собственности в посткоммунистических странах не было. Люди не обла­дали не то что капиталом, а даже маленькими средствами, необходимыми для покупки товаров первой необходимости. Другой вопрос — как и какими способами надо было вести приватизацию госсобственности в России, Казахстане, надо ли было вести ее в таком крупном масштабе и бес­прецедентно форсированно, нельзя ли было вести ее иначе, медленно и постепенно, шаг за ша­гом, дабы не допустить ошибок.

Но в России и в Казахстане объективно необходимую и неизбежную приватизацию госу­дарственной собственности приходилось осуществлять так же, как и либерализацию цен - в чрезвычайно сложных условиях, хотя здесь сложность была немного другого характера. Причем ситуация в стране диктовала необходимость проведения этой работы если не ускоренно, то хотя бы без излишнего замедления.

Экономика СССР и Казахстана еще с первой половины 70-х годов функционировала с не­уклонно падающими темпами роста, с резким ускорением с 1989 года. С 1990 года тенденция снижения темпов роста экономики сменилась на сокращение абсолютного объема производства, причем процесс стал принимать лавинообразный характер, о чем было написано в первой главе. Все предприятия, включая сырьевые экспортно ориентированные секторы, находились в тяже­лом положении: техника износилась, технологии устарели, продукция, которая все еще произво­дилась, была неконкурентоспособна, не пользовалась спросом, ее некуда было сбывать. Заводы в советские годы всегда работали на износ, без реконструкции и технического перевооружения, чтобы не сорвать выполнение плана, да и инвестиции на развитие производства не выделялись.

Теперь ко всему этому присовокупилась еще одна страшная беда - предприятия на глазах обворовывались их руководителями самыми разными способами: отмыванием денег, хищения­ми, захватом оборудования, помещений, уходом от уплаты налогов и т.д. Частая смена директо­ров стала обычным явлением - это был способ ухода от ответственности. Оставлять предприятия в госсобственности означало обречь экономику на гибель.

Все предприятия нуждались в защите от обворовывания их же директорами, которые даже не помышляли о налаживании производства. Более того, получая государственные кредиты на эти цели, они затем отмывали их всевозможными способами.

Нужно было попытаться нормализовать ситуацию в экономике, продавая государственные предприятия в руки эффективных частных собственников, ведь на Западе экономика успешно развивается частными собственниками, почему бы и нам не попробовать, т.к. рыночная экономи­ка все равно будет базироваться на частной собственности. Кроме того, только частники могли вкладывать инвестиции в развитие своих владений.

Но вопрос состоял в том, как, кому и по каким ценам продавать частным лицам, когда таких частных лиц-то с каким-либо заметным капиталом в стране не было, а те, у кого капитал был, с одной стороны, хотели прежде всего наслаждаться шикарной жизнью, о которой они только слышали, а с другой — боялись «засветиться» со своими деньгами. Где взять эффективных соб­ственников?

Не менее сложным было решение вопроса о ценах продаваемой собственности в силу того, что в стране еще не было рынка, не было опыта покупки и продажи предприятий, нет фондового рынка (его нет до сих пор). Тогда было трудно установить, сколько реально стоит неработающее и уже полуразрушенное или еле выживающее предприятие, тем более тогда, когда ни у кого не было достаточно весомого капитала на покупку целого предприятия.

Была еще не менее серьезная, но крайне опасная проблема - политическая. Дело в том, что для советских людей (а еще долго и после 1991 года подавляющее большинство населения в постсоветских странах (кроме прибалтийских, естественно) и мыслью, и душою оставались со­ветским) было дикостью, что какое-то частное лицо будет владеть заводом или фабрикой. Ведь, во-первых, наши граждане в течение 70 лет были воспитаны с враждебным отношением к ка­питализму и к капиталистам как к эксплуататорам трудового народа, во-вторых, трудно было понять, как кто-то «бесплатно или за бесценок» мог стать владельцем «общенародной» соб­ственности. Они могли спросить: «За что?» и сделать только один безоговорочный вывод: «Это же разграбление народного добра, созданного руками трудового народа!». То, что этот завод уже бездействует или не сможет дать нужного эффекта, а новый частный владелец может вложить в него свои знания, свои заработанные деньги (или кредиты), приложит усилия, чтобы этот завод заработал, создал рабочие места, дал продукцию и заработок работникам, - все это не согревало их души, т.к. они могли сколько угодно раз задавать один и тот же вопрос: почему государство не запускает завод и не обеспечивает его работу?

Опасность состояла еще и в том, что вывести людей «на улицу» и настроить не просто про­тив рыночных реформ, но на борьбу за возвращение страны к прежней системе было не так уж и трудно.

Подавляющим числом депутатов Верховного Совета, областных советов, чиновников мест­ных органов власти оставались вчерашние коммунисты, временно спрятавшие свои партбиле­ты, все еще остающиеся «душой и телом» советскими, предприятиями продолжали руководить «красные директора», которые во всем произошедшем обвиняли Горбачева и Ельцина и были готовы вернуться к прежней системе. Все это создавало в условиях ухудшающегося социально-экономического положения большой политический риск попытки возврата к прежней системе. Это подтверждали события в России: августовский путч 1991 года, мятеж ВС РФ в 1993 году и ситуация на выборах президента России в 1996 году. А ведь ситуацию в пользу новой системы решали только москвичи, население всех союзных республик в 1991 году даже не пыталось осу­дить августовский путч 1991 года (кроме Киргизии).

Такая ситуация, политическая опасность наложили отпечаток на ход, методы и формы при­ватизации государственной собственности в Казахстане, которая началась, по существу, в 1991 году, а приватизация жилья - даже раньше, когда еще не было закона о приватизации государ­ственной собственности.

§ 2. Малая и массовая приватизация собственности

Процесс приватизации государственной собственности начался официально с приня­тия 22 июня 1991 года Программы разгосударствления и приватизации на 1991-1992 годы. Основной формой приватизации по этой программе были передача предприятий в коллек­тивную или акционерную собственность. Это означает, что собственность не попадает в руки отдельных частных лиц, т.е. «эксплуататоров», собственность возвращается тем, кто ее создает и приумножает. Такая приватизация немного сгладила остроту ситуации в обществе, вызванную негативным отношением граждан, особенно коллективов предприятий, к рыночным реформам и их последствиям, кроме того, такие формы приватизации не вызывали серьезных затруднений и не требовали особых усилий. Согласно аналитической записке Госкомитета РК по статистике и анализу, представленной 18.03.96 в Комитет по экономике, финансам и бюджету мажилиса пар­ламента РК, по принятой программе на начало 1991 года в промышленности было приватизиро­вано 23% от числа государственных предприятий, в строительстве - 40%, в сельском хозяйстве и торговле - 23%, в общественном питании - 8%. Приватизировались в основном мелкие и средние объекты этих отраслей.

Однако данный акт в целом не сопровождается, и не мог сопровождаться, каким-либо вкла­дом в экономику. Во-первых, обнищавшие работники предприятий не могли инвестировать в производство, во-вторых, надежда на то, что работники, став совладельцами собственности, бу­дут проявлять большую заинтересованность в прибыльной работе предприятия и резко повысят производительности труда, изначально была иллюзией. О том, что таких изменений в коллектив­ных предприятиях не произойдет, убедительно показал опыт Югославии. Даже в капиталистиче­ских странах такие организации не добивались заметных результатов.

Все дело в том, что коллективная форма собственности существенно не изменит мотивы к производительному труду. Она играет на руку только директорам (менеджерам) предприятий, особенно если необходимые институты власти и общества только зарождаются (они до сих пор остаются весьма слабыми, в целом действуют малоэффективно). Менеджеры только разбазарива­ли остатки активов предприятий, а рабочие, не имея никакой ощутимой отдачи от бесплатно по­лученных акций безрезультативно работающих (во многих случаях символически) предприятий, вели себя как нейтральные наблюдатели. Передача предприятий в коллективную и акционерную собственность, когда «на улице» бурлила несколькотысячная инфляция, когда деньги перестали выполнять функцию средств обращения товаров, когда кругом процветали неплатежи и бартер, а продукция не имела надежных рынков сбыта, была не более чем популистской затеей, игрой на психологии масс, создавая видимость того, что власть реализует принцип социальной справедли­вости. Это было попыткой успокоить народ, предотвратить возможную конфликтную ситуацию, т.к. передача или продажа объектов всенародной собственности отдельным лицам могла только подлить масла в огонь отрицательного отношения общества к частной собственности, вырабо­танного в течение 70 лет в ходе повальной политико-идеологической обработки населения СССР. Она могла рассматриваться ими как порождение новых капиталистов - эксплуататоров трудо­вого народа, а то, что только эффективные частные собственники своими знаниями, деньгами и усилиями могут заставить эти предприятия заработать с новой силой и что это будет выходом из тупика, в который завела коммунистическая система со своим идеологическим маразмом, по­литическим насилием и экономическим идиотизмом, мало кого интересовало.

Чтобы данная форма приватизации приобрела какую-то теоретическую увязку с рыночны­ми реформами, вписывалась в цели реформ, власть придумала рассматривать ее как «расширение социальной базы реформ», одновременно подчеркивая этим существование опасности для их последовательного проведения. Правительство, видя, что процесс приватизации приобрел хао­тичный характер, в апреле 1992 года указом президента Назарбаева ввело новую схему: отныне коллективу предприятий отдается только 25% акций, 10% отдается смежникам и физическим лицам, еще 10% - иностранным инвесторам, если таковые имеются, а контрольный пакет акций, не менее 31 %, остается у государства.

В указе предусматривалось проведение и купонной приватизации. Тем не менее до этого надо было дожить, а пока выяснилось, что и предложенная схема не могла изменить положения в приватизации, привлечь инвесторов и активизировать трудовые коллективы. Поэтому процесс приватизации государственной собственности в Казахстане заметно изменился с принятием 5 марта 1993 года «Национальной программы разгосударствления и приватизации на 1993-1995 годы» (правда, снова вставлялось слово «разгосударствление», видимо, с целью несколько при­тупить режущий слух советских людей, хоть и бывших «советских», слово «приватизация», т.е. «превращение в частную собственность»).

В ней были предусмотрены так называемые малая, массовая приватизация, приватизация по индивидуальным проектам и приватизация государственных сельскохозяйственных пред­приятий. Использовались методы прямой продажи объектов, продажи объектов с сохранением условий аренды, продажи на денежных аукционных и аукционно-конкурсных торгах, продажи с использованием голландского метода, т.е. с установлением минимальной цены продажи. Исполь­зовались методы продажи объектов с предоставлением льгот и безвозмездной их передачи.

За 1993-1995 годы в стране было приватизировано 15189 объектов, в том числе 5185 малых предприятий, или более 34% всех приватизированных объектов. Это в основном предприятия торговли, бытового обслуживания и общественного питания, аптеки и пр.

Структура приватизированных объектов за 1992-1995гг выглядит следующим образом:

Приватизация предприятий по отраслям за 1992-1995 годы

	1992		1993		1994		1995
	кол-во	В % к итогу	кол-во	В % к итогу	Ж№>° ■ вд		КОЛ-ВО  ,    в%^
Всего Промышленность Сельское хозяйство Строительство Транспорт Торговля Общественное питание Бытовое обслуживание Коммунальное хозяйство Прочие отрасли	6198 543 628 313 90 1834 535 1596 195 464	100 8,8 10,0 5.0 1.5 29,6 8.6 25,8 3.1 7,5	2691 422 344      2371     469 392 79 210 46 492	100 15,7 12,8 8,8 17,4 14,6 2,9 7,8 1,3 18,3	4147 211 918 ПО 180 1201 193 483 104 747	100 5,1 22,1 2,7 4,3 29,1 4,7 11,6 2,5 18.0	3143 48 514 52 28 1214 144 264 73 806	100 1,5 16,4 1,7 0,9 38,6 4,6 8,4 2,3 26,6

В приватизации госсобственности в рассматриваемом периоде преобладала продажа через денежные аукционы и аукционно-конкурсные торги. На долю этих форм приватизации собствен­ности в 1994 году приходилось 55%, а в 1995-м - 75% от общего числа приватизированных пред­приятий.

В 1994 году началась также массовая приватизация. Началась она с купонной приватизации, суть которой состоит в выдаче населению так называемых приватизационно-инвестиционных купонов (ПИКов) в виде сертификатов, удостоверяющих именное право на получение части гос­собственности, с создания инвестиционно-приватизационных фондов (ИПФ), которые должны были аккумулировать ПИКи и использовать их как платежные средства на специализированных купонных аукционах по продаже до 51% госпакетов акций АО. Каждому городскому жителю вы­давалось 100, а сельчанину - 120 купонов. В стране было создано 169 лицензированных ИПФ.

Купонная приватизация преследовала благие, но совершенно нереалистичные и даже вред­ные для экономики цели: бесплатно раздавать в обмен на купоны акции акционерных предпри­ятий поровну, что рассматривалось как распределение собственности по справедливости, по­скольку собственность в СССР была общенародной, созданной трудом советских людей, а значит, в ней есть доля каждого гражданина, и создать достаточно большую прослойку собственников как эффективно хозяйствующих субъектов.

Население, владея акциями предприятий, должно было получать свои дивиденды, а ИПФ - инвестировать производства, им полагалось получать на свое содержание 10% денежных до­ходов от владения или продажи этих акций, остальные 90% этих доходов попадают в руки вклад­чиков купонов. По замыслу авторов купонной приватизации, так должно было создаться справед­ливое общество - общество всеобщего благоденствия. Как в сказке! Главное, как будут работать, будут ли вообще работать предприятия, откуда возьмутся у ИПФ инвестиционные средства, мало кого волновало.

Тем не менее процесс купонной приватизации был запущен, централизованно было прове­дено 22 купонных аукциона, размещено 1127 млн купонов по покупке акций предприятий общей номинальной стоимостью 3138 млн тенге.

Однако казахстанские купоны не могли служить намеченным целям по ряду причин. В част­ности, они, в отличие от российских ваучеров, не имели тенговой номинальной стоимости, они имели оценку в условных единицах. Это было сделано, как объясняли авторы купонной привати­зации, чтобы защитить их от влияния инфляции, причем купоны были именными и должны были быть использованы только для массовой приватизации. Авторы, очевидно, полагали исключить этим возможность спекуляции купонами. На самом деле оба эти решения были ошибочными. Во-первых, купоны - это все-таки ценные бумаги и их реальная стоимость не может быть под­вержена инфляции, во-вторых, оба эти решения исключали право выбора владельцев способов их использования по своему усмотрению, в частности их купли-продажи, если они не захотят участвовать в бесперспективной для них массовой приватизации, как это делали в основном пен­сионеры в России, где бурно функционировал неорганизованный рынок ваучеров. Люди, не на­деясь стать собственниками и получать дивиденды, стали продавать свои купоны, и правильно делали. Кроме того, ПИФы должны были рассчитывать только на 20% каждого предприятия, выставленного на массовую приватизацию.

На торгах на купоны выставлялись акции предприятий, многие из которых, по заключению Агентства по статистике и анализу, не были привлекательными для покупателей. И это мягко ска­зано. Такими были предприятия, которые находились либо на грани банкротства, либо уже были банкротами - это предприятия строительства, снабжения и торговли, легкой промышленности, машиностроения, производства товаров народного потребления. Среди них практически не было предприятий базовых отраслей с экспортно ориентированным производством, остающихся жиз­неспособными даже в такой тяжелый период и имеющих хорошие перспективы на будущее. Все это практически лишало ПИФы возможности накапливать необходимые средства для инвести­ций, а владельцев купонов - рассчитывать на какие-то дивиденды.

23 июня 1995 года правительство своим постановлением завершило массовую приватиза­цию. Власть поняла бесперспективность купонной приватизации и еще до ее окончания был раз­работан и опробован отмеченный выше новый вид продажи пакетов акций - денежные торги через открытый аукцион, тендер, инвестиционный или коммерческий конкурс, в зависимости от экономического состояния и значимости акционерного общества.

Таким образом, правительством в отношении купонной приватизации был допущен серьез­ный просчет¹.

'Обо всем этом я писал тогда в своих публикациях: на страницах газеты «Панорама», в монографиях: Есентугелов А. Институционально-структурные преобразования экономики в Казахстане. Алматы, 1994; Рыночная экономика - выбор Казахстана. Алматы, 1995.

По данным Государственного комитета по приватизации, в целом на денежных торгах за период 1994-1996 годов из 3805 акционерных обществ, переданных на приватизацию, было вы­ставлено 1773, продано 1242 (посредством продажи, естественно, госпакетов акций АО)¹.

Началась практика продажи акций и по биржевому методу. В период денежных торгов на Центрально-Азиатской фондовой бирже было продано 174 госпакета акций АО, выставлялось в предлистинг 63 АО, из которых было продано 46 АО.

Имела место продажа АО и на инвестиционных конкурсах. В 1995-1996 годах этим мето­дом было продано 92 АО с суммой инвестиций около 4 млрд 200 млн тенге.

В 1997 году с выставлением на торги еще 1066 госпакетов акций массовая приватизация в основном завершилась.

В целом продажа собственности по использованным методам торгов имела следующую структуру: на английских аукционах - 43% госпакетов, на голландских - 36%, на инвестицион­ных конкурсах - 8%, на тендерах - 12%, прямой адресной продажей - 1%.

Здесь рассмотрен процесс приватизации государственной собственности в Казахстане, про­исходивший в 1991-1997 годах, т.е. до завершения массовой приватизации, которой была охва­чена основная масса предприятий промышленности, строительства, торговли, общественного питания, бытового обслуживания и других отраслей.

Процесс приватизации по индивидуальным проектам и в сельском хозяйстве рассматрива­ется отдельно, поскольку он в этих отраслях происходил несколько иначе и имел особое значение и последствия для долговременного развития казахстанской экономики, соответственно, сама приватизация и ее последствия оцениваются иначе.

Малая и массовая приватизация происходила под девизом: главное - это скорость привати­зации и формирование как можно большего слоя собственников, обеспечив при этом торжество социальной справедливости. Безусловно, и экономические, и политические факторы наступа­тельного ведения рыночных реформ требовали проведения приватизации наиболее быстрыми темпами, нельзя было затягивать процесс слишком долго, ибо это могло стоить для экономики слишком дорого. Ведь от советской системы в наследство достались устаревшие в технико-тех­нологическом плане и давно уже неэффективно работающие предприятия. Их дальнейшее на­хождение в государственной собственности было бы чревато либо массовой остановкой, либо превратило бы их в балласт для государства, их поддержка легла бы огромным бременем на бюджет страны (субсидии, неоправданные инвестиции, растрачивание материальных и трудовых ресурсов и т.д.). В итоге экономический кризис затянулся бы на долгие годы, поставив необрати­мость только что начатых рыночных и политических реформ под большой вопрос. Страна не вы­держала бы длительного процесса реформирования экономики, не имея реальной перспективы ее роста в ближайшие годы. Да, приватизация, действительно, сама по себе может не привести

'О ходе приватизации в Республике Казахстан в 1991-1996 гг.//Панорама, 1997. № 8.

к эффективному росту экономики, но она является стержнем всех радикальных экономических преобразований, без которых в постсоветской стране не может возникнуть эффективно развива­ющейся экономики.

Однако все это не оправдывало стратегию «скорость ради скорости», пренебрежительное отношение к народной мудрости «не спеша, но быстро», что означало необходимость разработки и принятия глубоко продуманного закона о приватизации, до конца проработанных форм и спо­собов приватизации, которые привели бы к активному инвестированию производства, к карди­нальному изменению ситуации на предприятиях и быстрейшему росту экономики, и только по­сле этого можно проводить приватизацию быстро. Мы-то вообще не имели элементарного опыта в приватизации государственной собственности, а предстояло приватизировать огромную массу - более 37 тыс. больших, средних и малых предприятий с многообразными индивидуальными особенностями. У нас не было ни теоретической основы и методических материалов, ни возмож­ности для изучения практики приватизации государственной собственности в посткоммунисти­ческих условиях (70-летнее пребывание в коммунистическом режиме), со всем многообразием ее форм и методов с учетом особенностей предприятий.

Как известно, скорость - не всегда надежный критерий при осуществлении таких до сего незнакомых, громадных по масштабу и сложности дел. В спешке несложно допустить много ошибок и просчетов, последствия которых могут сказываться в течение длительного времени.

Действительно, совсем скоро стало очевидно, что не были продуманы до конца формы и способы приватизации с оценкой их последствий для экономики и социального положения на­селения, неправильно были поставлены цели приватизации, не в полной мере были отработаны правовые вопросы, технологии, выбор схемы ее проведения, не были в законе регламентированы вопросы соблюдения приватизаторами ряда постприватизационных условий собственности и их ответственность за их нарушение, вопросы учета долгов приватизируемых объектов при оценке стоимости, которая также определялась без принятия во внимание уровня инфляции и деваль­вации курса национальной валюты; продажа собственности осуществлялась на формально от­крытых, но на деле нетранспарентных аукционах, конкурсах и тендерах, не было продумано, как обеспечить надежность и честность приватизации при полном отсутствии политических, эконо­мических и правовых институтов, институтов гражданского общества, создание которых потре­бует не одного года (страна до сих пор не имеет таких полноценных институтов).

Не совсем корректно поставленные цели — скорость приватизации, формирование как можно большего слоя собственников и восстановление социальной справедливости - придали приватизации не экономический, а социально-политический смысл. Этим объясняется ведение массовой приватизации посредством раздачи гражданам страны купонов на приобретение акций предприятий через ИПФ, предположив, что все, с одной стороны, получат свою долю в обще­народной собственности, и это будет справедливо, а с другой - сформируются многочисленные частные собственники, которые станут эффективно хозяйствующими субъектами, поскольку они будут заинтересованы в производительном труде на предприятиях.

Идея купонной массовой приватизации была принесена в Казахстан, насколько мне извест­но, иностранным советником президента страны г-ном Чангом Бенгом из опыта Чехословакии. Но это было и главной ошибкой в приватизации государственной собственности, которая и за­вершилась, не сделав никого эффективным «купонным» собственником, так и не сформировав большого слоя эффективных собственников. Во-первых, бесплатная раздача акций предприятий по своей природе не могла породить эффективных собственников. Во-вторых, приватизация должна стать не социальным, а экономическим процессом, она должна проводиться с целью по­вышения эффективности, конкурентоспособности и рентабельности предприятий, что возможно при крупных инвестициях в производство. Приватизация и инвестиции, приватизация и рост эффективности производства - неотделимы. К таким результатам приватизация могла привести только при условии, что собственность попадет в руки эффективных собственников, имеющих возможность инвестировать в производство и способных реструктуризировать предприятия. Та­кую приватизацию можно было бы осуществлять, только продавая предприятия за деньги на исключительно прозрачных аукционах, конкурсах, тендерах тем, кто предложит высокую цену, лучшие планы реструктуризации и инвестирования предприятий.

Подавляющее большинство ИПФ не имели никаких шансов стать такими собственниками, не обладали ни инвестиционными ресурсами, ни качеством деловых людей, ни эффективными собственниками. Поэтому купонная приватизация сводилась лишь к формальной процедуре об­мена одних бумаг - купонов на другие бумаги - акции, не имея перспективы возродить предпри­ятия. Многие предприятия торгующих отраслей несырьевого сектора таковыми остаются до сих пор.

Таким образом, малая и массовая приватизация как через купоны, так и через непрозрачные аукционы и конкурсы стала больше тормозом, чем фактором оздоровления предприятий и роста экономики, поставила многие предприятия на грань экономического краха, а экономику - на ре­цессию на долгие годы. Раздача собственности под девизом социальной справедливости, прода­жа предприятий на непрозрачных аукционах и конкурсах стали прикрытием закулисного раздела основной части собственности между небольшой группой влиятельных как на республиканском, так и на местном уровне государственных чиновников. Поэтому приватизацию собственности в

Казахстане народ окрестил «прихватизацией».

Она породила крупномасштабную коррупцию, взяточничество и злоупотребления служеб­ным положением. Государственные чиновники наживались, как «прихватывая» лучшие части госсобственности, так и извлекая огромную статусную, т.е. чиновничью ренту. Они получали также и политические дивиденды (что для них было немаловажно), представляя себя борцами за восстановление справедливости, за превращение народных масс в хозяев огромной собственно­сти и участников проводимых в стране реформ. На деле же бедные становились беднее, богатые - богаче, на одном полюсе общества была основная масса населения, охваченная нищетой, зато ставшая собственниками, а на другом - кучка людей, ставших несметно богатыми, ибо бумаги (купоны) достались народу, а собственность - чиновникам, или «народу - приватизация, чинов­никам - прихватизация». Таков был итог индивидуальной и особенно массовой приватизации собственности в Казахстане.

§ 3. Приватизация собственности в сельском хозяйстве

Приватизация государственной собственности в сельском хозяйстве оказалась самой сложной и болезненной как для отрасли, так и для сельских жителей в силу специфич­ности производства, условий труда и проживания сельчан. Сельское хозяйство и сельские жители при любых политических, экономических и социальных реформах, которых в их жизни было достаточно, всегда оставались в самом ущербном положении, эти реформы оказывались для них наиболее болезненными.

Основная государственная собственность в сельском хозяйстве, подлежащая приватизации, - это материальное имущество и земля государственных сельхозпредприятий. Вначале привати­зации подверглись материальные имущественные активы в увязке с созданием различных форм собственности и хозяйствования в соответствии с Законом Республики Казахстан от 14 января 1992 года «Об особенностях приватизации имущества государственных предприятий» и Указом Президента Республики Казахстан от 10 февраля 1992 года «О неотложных мерах по приватиза­ции имущества государственных, сельскохозяйственных, заготовительных, перерабатывающих и обслуживающих предприятий агропромышленного комплекса». Данным указом предусматри­валось на базе структурных подразделений сельскохозяйственных предприятий создание малых предприятий, кооперативов, крестьянских хозяйств, базирующихся на коллективной и частной собственности. Возникли такие формы сельхозпредприятий, как товарищества, акционерные общества и др.

Указ предусматривал право работника приватизированного предприятия, в том числе ушед­шего на пенсию, на долю (или пай) в имуществе в соответствии со стажем работы и трудовым вкладом в порядке, определяемом коллективом данного предприятия. Предусматривалось выде­ление каждому хозяйству (например, крестьянскому) земель для ведения хозяйства на праве пос­тоянного землепользования, исходя из установленного по каждому хозяйству размера средней земельной доли, приходящейся на одного работника.

Члены ликвидируемых или реорганизуемых колхозов, работники преобразуемых государ­ственных сельхозпредприятий получали лишь условную земельную долю без выделения кон­кретных участков земли на территории преобразуемых предприятий.

Имущество распределялось следующим образом. Был издан Указ президента от 9 марта 1994 года «О передаче части имущества совхозов в собственность директоров», согласно которо­му директорам, проработавшим на этой должности не менее 20 лет, выделялось 10% выкупной части. Имущество передавалось им во временное пользование на срок не более 5 лет на дого­ворных условиях, и только оставшиеся 80% выкупной части имущества распределялись между членами трудового коллектива.

Однако у директоров предприятий оставалось еще немало способов прибрать к рукам боль­шую часть и этой доли. В итоге основными владельцами имущества приватизированных пред­приятий или реорганизованных колхозов оказались директора и главные специалисты бывших

колхозов и совхозов: зоотехники, агрономы, ветеринарные врачи, инженеры, руководители от­делений. В итоге директор за бесценок мог приобрести половину имущества бывшего совхо­за. Остальная часть доставалась в основном его заместителям, главспецам, руководителям от­делений. Простые члены коллективов оставались с условными долями (паями) на землю. Но в последующем и эти условные земельные доли крестьян постепенно переходили в руки тех же руководителей на условиях аренды или в их собственность в счет долгов, которые перекрывали их имущественные паи на землю практически без всяких условий.

Таким образом, многие крестьянские хозяйства, которые в 1997 году составляли уже 93,5% сельхозформирований, оказались без техники, земли и скота. Положение на селе и в сельских хозяйствах в 90-е годы оставалось удручающим: подавляющее большинство сельских жителей жили в нищете, более 80% имели доходы ниже прожиточного минимума.

Однако это не мешало чиновникам регионов и областей рапортовать о росте крестьянских хозяйств как о главном показателе успеха реформ. К 2002 году их количество достигло 121 ты­сячи. О причинах стремительного падения сельскохозяйственного производства, роста бедности в селах предпочитали вслух не говорить. Главными критериями успеха реформ вновь оказались скорость и количество¹.

Если внимательно рассмотреть процесс приватизации на селе, то упомянутым указом пре­зидента по существу были амнистированы и легализованы все прежние, сомнительные с точ­ки зрения законности, приобретения директоров. Эта мера властей не может быть объяснена никакой логикой, практической необходимостью или целесообразностью. Это был не просто парадокс, а разрешение на законную «прихватизацию» собственности на селе. И вновь, уже в который раз, экспроприация стала основной проблемой не экспроприаторов, а народа. И вновь основным вопросом государственной собственности в сельском хозяйстве оставалась собствен­ность на землю, точнее, частная собственность. О ее введении не раз декларировалось в важней­ших документах власти. Так, частная собственность на землю была признана конституционно. Затем был издан Указ Президента РК «О земле», имеющий силу Закона, в котором была про­декларирована государственная и частная собственность на землю. И, наконец, в 1999 году по поручению президента правительство представило на рассмотрение в парламент проект закона «О земле», в котором предусматривалось введение частной собственности на землю, в том числе на сельскохозяйственные угодья.

Однако идея о частной собственности на землю не нашла понимания в обществе. Против выступили многие народные избранники, политические партии, общественные деятели и, как ни странно, ученые-аграрники, включая академиков. Доводы не имели ничего общего с реальнос­тью, научной теорией и мировой практикой, носили эмоциональный популистский характер. В их основе лежали аргументы типа «земля - это мать, а мать не продается». Но именно эти идеи

¹ Есентугелов А., Дебердеев А., Семенова Л., Забусова В. Сельское хозяйство Казахстана: проблемы, пути их решения. Алматы, 2001.

взяли верх над развитием экономики, над здравым смыслом, объективной необходимостью и не­избежностью.

К сожалению, и сам проект закона был сырым, что только усугубило ситуацию. В ито­ге правительство было вынуждено отозвать его из парламента. Президент отступил. В докладе на сессии Ассамблеи народов Казахстана он теперь говорил: «При отсутствии средств у наших граждан, работающих сегодня на землях сельскохозяйственного назначения, запустить массовый процесс ее покупки и перепродажи означало бы ограбить этих людей, обречь их на батраческую долю. Наше общество к глобальному введению частной собственности на землю еще не готово». Хотя на самом деле основная часть сельских граждан уже была ограблена и обречена, и едва ли у них осталось нечто, что еще можно было потерять.

24 января 2001 года, т.е. практически через год, был принят новый Закон «О земле». Он уси­лил законодательную базу для введения частной собственности на землю, развития ипотечного кредитования. Однако он так и не решил главного вопроса - вопроса о механизме перевода земли в частную собственность.

Правительство настаивало на продаже земли жителям села. Предполагалось, что каждый из них в свое время стал владельцем условной доли земли, и осталось только обозначить механизм ее распределения. Но их паи постигла та же участь, что и купоны. Население страны в очеред­ной раз оказалось не у дел. Утешает только то, что к тому времени многие крестьяне уже давно лишились своих паев.

Чтобы этого не случилось, я, пытаясь воздействовать на позицию правительства, написал письмо на имя тогдашнего премьер-министра И.Н. Тасмагамбетова. Привожу его полностью.

Премьер-министру Республики

Казахстан г-ну Тасмагамбетову И.Н

Уважаемый Имангали Нургалиевич!

Недавнее решение Президента Республики Казахстан Н.А. Назарбаева о введении ин­ститута частной собственности на земли сельскохозяйственного назначения стало еще одним шагом, имеющим не рядовое, а историческое значение на пути создания динамично развива­ющейся полноправной свободной рыночной экономики и повышения благосостояния казах­станского народа. Ведь этот институт вводится на казахстанской земле впервые за многовеко­вую историю.

Не умаляя значения этого радикального шага по пути в цивилизованное и процветающее государство, хотелось бы подчеркнуть, что введение частной собственности на землю - это не самоцель. На самом деле перед страной стоит задача гораздо шире - проведение земельной реформы, что является более обширной и сложной задачей, чем просто введение частной соб­ственности на землю.

Земельная реформа, основанная на введении института частной собственности на зем­ли сельскохозяйственного назначения, имеет своей целью справедливое наделение сельских жителей (или крестьян) земельными участками определенного размера с законодательно за­крепленным правом частной собственности с тем, чтобы они смогли свободно распоряжаться ими на свое благо, получили возможность наконец-то стать свободными и состоятельными гражданами Казахстана.

Другая цель - это обеспечение наилучшего содержания и эффективного использования земель сельскохозяйственного назначения, преодоление многолетнего хищнического потре­бительского отношения к ним, приведшего сельхозугодья к нынешнему плачевному состоя­нию, истощению.

Введением частной собственности на земли сельскохозяйственного назначения государ­ство смогло бы переломить многовековую традицию отсталости, бедности, нищеты и пода­вленности почти половины населения Казахстана.

Именно такие цели и задачи должно решить правительство введением института част­ной собственности на землю, как этого добивался П.А. Столыпин в России в начале XX века в ходе земельной реформы, как этого наилучшим образом добились Корея, Тайвань, а также Япония, проведя свои земельные реформы после Второй мировой войны, по образцу столы­пинской. Все эти реформы ставили своей целью обеспечение миллионов крестьян землей с правом частной собственности.

Эти государства пошли на такие реформы несмотря на то, что их проведение требовало почти тридцати лет и огромных средств, потому что им нужно было наделить миллионы крес­тьян землей на правах частной собственности и этим актом вывести их из многовековых тра­диций бедности, тяжелых условий жизни, сделать их зажиточными гражданами, установить в своих странах социальную стабильность и справедливость. Сложность решения вопроса в этих странах состояла в том, что земля находилась в частной собственности помещиков, по­этому крестьяне могли у них только купить землю. Для этого правительства этих стран уста­новили помещикам предельный размер земли, сверх которого все земли они должны были продавать крестьянам. Но у крестьян не было денег. Тогда правительства выделили им для покупки земли у помещиков беспроцентные кредиты на 30 лет. Затраты государств оправдали себя.

У Казахстана ситуация несколько иная. Как известно, после Октябрьской революции советское государство экспроприировало землю у ее частных владельцев, объявив, что земля принадлежит тем, кто ее обрабатывает. По замыслу правительства земля, находясь в государ­ственной собственности, должна была служить этой цели, т.е. принадлежать крестьянам, ибо вся государственная собственность в Конституции СССР объявлялась общенародной. По этой причине земля сельскохозяйственного назначения принадлежала крестьянам - всем сельским жителям

Нынешнее казахстанское государство является правопреемником советского государ­ства на территории республики, и оно не объявляло об отмене основополагающего положения Конституции СССР - об экспроприации экспроприатора. Следовательно, земля сельскохозяй­ственного назначения не является государственной собственностью в обычном ее смысле, а продолжает юридически принадлежать сельским жителям. Выделение земельных и имуще­ственных паев в начале реформ только подтверждает это. К сожалению, эта операция без вве­дения института частной собственности не могла принципиально изменить ситуацию, тем более что она была проведена неудачно со всех точек зрения, чисто формально, поскольку не была материализована конкретными участками земли. В момент выделения земельных долей они не были персонифицированы. Основная масса сельских жителей так и осталась беззе­мельной.

Следовательно, земля при введении частной собственности должна быть возвращена тем, кому она принадлежала, т.е. первоначально должна быть выделена сельским жителям бесплатно, по установленным нормативам. Продавать им их же земли было бы по меньшей мере некорректно, нелогично. Это означало бы проведение еще одной, в который уже раз, конфискационной реформы на селе, поэтому допускать этого нельзя.

В настоящее время землю купить смогут только те, у кого есть деньги, а для тех, у кого нет денег, - останется аренда земли, или они останутся безземельными. Основная масса сель­ских жителей не имеет денег для покупки земли, и свои паи они давно уже сдали (уступили) крупным сельхозпроизводителям - как правило, бывшим руководителям совхозов, колхозов, управляющим отделений, которые теперь стали единственными обладающими реальными средствами покупателями достаточно больших участков земли, включая паи сельских жите­лей. Землю могут скупать и представители промышленного и финансового капитала, которые имеют деньги, но едва ли они будут самостоятельно заниматься сельскохозяйственным произ­водством. В результате безземельными будет подавляющее большинство сельских жителей, а с паями случится то же самое, что случилось с приватизационными купонами.

Кто захватил землю в период неудачных реформ, тот будет владеть землей, а кто не сумел, тот останется ни с чем. Богатые станут богаче, а бедные - беднее. Экономические реформы на селе не должны постоянно ухудшать социально-экономическое положение основной мас­сы сельских жителей. Это может вызвать законное недовольство подавляющего большинства сельских жителей, серьезно обострить социальную ситуацию в обществе, дискредитировать и без того не популярный институт частной собственности на земли сельскохозяйственного назначения. Это не выгодно самому государству, не в его интересах, ведь только «богатство народов создает могущество страны»¹.Гайдар Е. Долгое время. М: Дело, 2005. С. 402.

Проведение земельной реформы - не простая задача, ее нельзя проводить кавалерийским наскоком, одним махом. К чему это привело в ходе приватизации государственной собствен­ности, мы уже видели на собственном опыте в 1992-1996 годах, от последствий которой не можем оправиться до сих пор. Кроме того, земля - это особый вид собственности, исправить ошибки, допущенные в процессе ее приватизации, будет не просто и не дешево. Здесь как нельзя лучше подходит народная мудрость: семь раз отмерь, один раз отрежь.

Придется провести инвентаризацию земли, разработать и принять Земельный кадастр, выработать подход к определению размера земельного надела сельских жителей с учетом ка­чества земли, месторасположения участка, природно-климатических, географических и дру­гих условий разных областей и районов, различия сельскохозяйственного назначения, интере­сов безземельных и уже крепко ставших на ноги сельских жителей, возможного переселения населения из ряда сельских поселений и т.д. и т.п. Чтобы не получилось так, что безземельные сельские жители еще не превратятся в зажиточных крестьян, а уже ставшие зажиточными крестьяне, крупные сельхозпроизводители разорятся.

Безусловно, далеко не все сельские жители, получившие землю, станут крепкими сель­хозпроизводителями. В современных условиях во всем мире эффективными становятся толь­ко крупные, кооперированные сельхозпроизводители. Это факт. А на многих территориях Казахстана только такие хозяйства имеют будущее. Поэтому трудолюбивые, грамотные и предприимчивые сельские жители смогут успешно развивать свое хозяйство, вступать в коо­перацию, товарищества и наращивать свое производство, другие могут продать свою землю и переселиться в города, тем более что там начинается серьезный промышленный подъем, третьи могут ее арендовать и жить на ренту или заняться не сельским хозяйством, а торговлей, ремеслами и промыслами, четвертые из-за бездетности, потери кормильца, пьянства или лени могут составить деревенскую бедноту. Какая-то группа крестьян сможет продать свои наделы другим крестьянам в одних регионах и купить лучшую землю в других регионах. Но все это - уже свободный выбор самих сельских граждан, это их выбор. Он не навязан никем сверху. Как сказал Столыпин, «пусть каждый устраивается по-своему, и только тогда мы действитель­но поможем населению». В результате многие крестьяне станут по-настоящему свободными гражданами, реальными эффективными частными собственниками, хозяевами своих земель.

Заработает по-настоящему живой рынок земли, закрутится оборот земли. Вот здесь, на вторичном рынке, произойдет купля-продажа земли в соответствии со спросом и предложени­ем, по рыночным ценам. Кстати, попытки Министерства сельского хозяйства установить ры­ночные цены на землю по баллу бонитета или еще по каким-то показателям - еще одна ошиб­ка во введении частной собственности без реформы, ибо рыночные цены устанавливаются на рынке в соответствии с полезностью и эффективностью земли, определяемыми продавцами и покупателями в процессе купли-продажи. По ценам Министерства сельского хозяйства завтра на вторичном рынке одни могут оказаться по чужой вине в проигрыше, а другие - в незаслуженном выигрыше.

Введение частной собственности на сельхозугодья потребует усиления государственно­го контроля за использованием земли. Контроль за целевым использованием земель и одно­временно поддержку сельскохозяйственного производства и самих производителей продо­вольствия целесообразно возложить на специально организованный государственный орган - Земельный банк Казахстана. Банк должен выступать прямым посредником во всех сделках с продуктивными землями, как при смене собственника такой земли, так и при изменении категории ее использования. Через банк должны проходить все сделки по купле-продаже сель­хозугодий, чтобы исключить возможность спекуляции землей. И государство должно через банк покупать земли для государственных нужд, в том числе и для обеспечения землей орал-манов. Оно должно стать полноправным участником земельного рынка. В ходе столыпинской аграрной реформы в России весьма активно работал Крестьянский банк, выполняя подобные функции.

Уважаемый Имангали Нургалиевич! Я решил поделиться с Вами этой мыслью, не ли­шенной, как мне кажется, оснований. Мною движет просто гражданский и профессиональ­ный долг. Мне кажется, что мы должны заботиться о сельских жителях не хуже, чем П.А. Столыпин или правительства Южной Кореи, Тайваня и Японии в послевоенный период.

С искренним уважением! Доктор экономических наук, А. Есентугелов

Однако это не возымело, как и следовало ожидать, никакого воздействия на его позицию. Был принят вариант закона, при котором крестьянам продавались их же земли. В результате бо­гатые становятся богаче, а бедные беднее. Власть в очередной раз не захотела обеспечить защиту прав собственности в сельском хозяйстве, так же как и при купонной приватизации собственно­сти в других секторах экономики.

Казахстанский народ стерпит разные прихоти сменяющих друг друга по очереди слуг наро­да. Среди казахстанцев теперь не сыскать Столыпина, сделавшего для крестьян России в начале XX века то, чего не могут сделать премьер-министры Казахстана в XXI веке. Обидно, но заслу­женно. А академики и политики как воды в рот набрали.

§ 4. Приватизация по индивидуальным проектам

ще один способ приватизации - по индивидуальным проектам. Предполагалось, что таким способом будут переданы в частные руки крупнейшие предприятия экспортно ориентированного сырьевого сектора - наиболее весомая и перспективная часть экономики. Прежде всего речь шла об объектах горнорудной промышленности, поскольку этот сектор яв­ляется доминирующим в казахстанской экономике. Здесь преследовалось несколько целей: по­падание предприятий в руки эффективных частных собственников, пополнение доходной части бюджета, инвестирование производства и решение проблем долгов предприятий, в первую оче­редь перед их работниками.

Индивидуальная и массовая приватизация, с какими бы ошибками она не проводилась, ка­кой бы воровской она не была, вместе с либерализацией цен и открытостью экономики сняла напряженность в обществе. Многие увидели, что рынок наполняется товарами и услугами, появ­ляются собственники, которые начинают адаптироваться к рынку, хотя еще и не являются эффек­тивными. Теперь правительство при приватизации основных крупных предприятий получило возможность поставить не только социально-политические, но и экономические цели. Главным образом - увеличение числа эффективных собственников и объема инвестиций в экономику. Ма­лая и массовая приватизация проводилась ускоренно, в этом особых сложностей не было, по­скольку собственность преимущественно передавалась бесплатно.

Скорость приватизации по индивидуальным проектам во многом оправдывалась появ­лением достаточного количества эффективных собственников с достаточным капиталом. Она началась в 1995 году с малого, всего с 5 предприятий, но зато в 1996 году число таких пред­приятий составило уже 28, а на 1997-1998 годы было запланировано передать в частные руки еще 166 предприятий. Приватизация этих предприятий происходила исключительно с участием иностранных компаний (инвесторов), продавались в основном объекты горнорудной, нефтяной промышленности, энергетики. В таблице приводится перечень приватизированных компаний на начало 1997 года и их новых владельцев. За период 1995-2000 годов фактически были привати­зированы 100 предприятий. Надо признать, что и эта приватизация шла с большими проблемами, крупными скандалами, происходившими между правительством РК и иностранными компания­ми, ставшими владельцами контрольного пакета акций казахстанских предприятий. В результате последние не раз переходили из рук в руки.

Справка о предприятиях, приватизированных с участием иностранных компаний

№	Наименование предприятия	Покупатель	Дата торгов	Размер ГПА, %
Массовая приватизации
1	Карагандинская кондитерская фабрика АО «Жанар»	UIG Ltd (Великобритания)	28.12.95	85,50
2	Актюбинская кондитерская фабрика	UIG Ltd (Великобритания)	22.01.96	39,00
з	АО «Алматинский маргариновый завод»	Nacosta (Швейцария)	29.05.39	90,00
4	АО «Карагандинский маргариновый завод»	Nacosta (Швейцария)	8.01.97	90,00
5	АО«Алматымукайонимдери»	Dateway handclsanstalt Лихтенштейн	30.04.96	40.00
6	АО «Атыраубалык»	Кавимпекс ГМБХ (Германия)	11.03.97	90,00
	Привагизации но индивидуальным проектам
1	АО «Павлодарский алюминиевый завод»	Whiteswan limited (Ирландия)	14.09.95	50.00
2	ТНК «Казхром» В том числе:	Japan Cbrom Corporation (Западные Виргинские острова)	15.10.95	52.00
3	АО «Ермаковский завод ферросплавов»
4	АО «Донской ГОК»
5	АО «Актюбинский завод ферросплавов»
6	АО «Торгайское рудоуправление»	Whiteswan limited (Ирландия)	05.04.96	51.00
7	АО «Крас но октябрьское рудоуправлен ие»	Whiteswan limited (Ирландия)	05.04.96	51,00
8	АО «Керегетас»	Whiteswan limited (Ирландия)	10.04.96	51,00
9	АО «Жезказганцветмет»	Samsung Deutschland, GmbH (Германия)	24.05.96	40.00
10	АО «Жезкентский ГОК»	Nova Resources, SG (Швейцария)	08.12.95 08.02.96	40,00 25,00
11	Карагандинская ТЭЦ-2	АОИспат-Кармет (Великобритания)	17.04.96	Имущ, ком и л.
12	АО «Ермаковская ГРЭС»	Japan Chrom Corporation (Западные Виргинские острова)	02.05.96	53,00
13	АО «Карагандашахтуголь»	АО Испат-Кармет (Великобритания)	18.06.96	Имущ, компл.
14	Экибастузская ГРЭС-1	AES Suntree Power, Ltd (американо-израильская компания)	26.06. 96	Имущ, компл.
15	ПОЭЭ «Алматыэнерго»	Traciebel, C.A. (Бельгия)	31.07.96 17.09.96	Имущ компл
16	Павлодарская ТЭЦ-1	Whiteswan limiled (Ирландия)	08.08-96	IImvui компл
17	Жезказганскал ТЭЦ	Samsung Deutschland, GmbH (Германия)	08-08.96	Имущ компл
18	Жамбылская ГРЭС	СП АО ЗТ «Витол Мунай»	27.08. 96	Имущ компл
19	Разрез   Богатырь,  соединенный с 66% имущеества разреза   Степной	Access Industries, lnc (США)	18.10.96	Имущ
20	Разрез   Северный	РАО «ЕЭС России» (Россия)	18.10.96	Имущ компл
21	Карагандинская ГРЭС-2	independent Power Corporation PLC (Великобритания)	24.10.96	Имущ компл
22	АО «Усть-Каменогорский Титано-Maгниевый комбинат»	«Спешиалити Металз компаний (Бельгия)	27.11.96 08.07.97	Имущ компл
23	АО «Восточно-Казахстанский медно-химнческий комбинат»	На доверительном управлении Samsung Dculscruind. (imh! i (1 ермания!	12.10.96	29 36
24	АО «Ачисайский полиметаллический комбинат»	Ricwcr International S.A. (Швейгщрия)	20.12.96	60,00
25	АО «Бакырчипскос горнодобывающее совместное предприятие»	«Сентрад Эйши Майнинг Лимшед» (Британские Виргинские острова)	13.12.96	60,00
26	Рудник «Акжал»	Nova Trading & Commerce A.G. (Швейцария)	14.01.97	60,00
27	Вспомогательные подразделения ГАО «Экибастузкомир» технологически связанные с разрезом Восточный	Japan Chrom Corporation (Зап. Виргинские острова)	01.03.97	Имущ компл Имущ компл
28	Вспомогательные подразделения ГАО «Экибастузкомир» технологически связанные с разрезом Северный	ЗАО «Энергоуголь», корпорация «Единый ЭЭК» (Россия)	10.04.97
29	АО «Каражанбасмунай»	«Тритон-Вуко Энерджи Лтд» (Канада)	10.04.97	Имущ компл
30	ГАО «Южнефтегаз»	«Харрикейн Кум коль ЛТД» (Канада)	28.08.96	94,62
31	АО «Машистаумунайгаз»	Central Asia petroleum (Индонезия)	21.03.97	89.50
32	НАК «Казахтелеком»	Корпорация DAEWOO (Южная Корея)	08.05.97	60,00 40.00
33	АО «Актобемунайгаз»	Китайская Национальная нефтяная компания (Китай)	03.06.97
34	АО «Балхашмыс»	Samsung Deutschland, GmbH (Германия)	01.03.97	60,00
35	Кар агандински й металлургический комбинат	«Испат Интернешнл» Великобритания	15.11.95	Имущ.
36	АО «Соколовско-Сарбайское !"ПО»	Ivedon International, LTD	13.02.96	Имущ.
37	АО «Шымкентнефтеортсинтез»	«Казвит Холдинг Лтд» (Гибралтар)	01.07.96	94,00
38	АО «Сары-Аркаполиметал»	Nakosta AG (Швейцария)	11.04.97	39.00
39	Вспомогательное подразделение АО «Карагандашахтоуголь»	АО «Испат-Кармет» (Вели кобр итания)	19.09.96	Имущ, компл.

Процесс происходил самым скрытым образом, порою замаскированно и через офшорные компании. Истинные собственники оставались в тени. В 1995 году правительство сообщило о том, что ряд крупных предприятий передается под трастовое управление иностранным компани­ям, которые обязались инвестировать производство. Я в своей статье, опубликованной в газете «Панорама» в июне 1995 года, отметил, что на самом деле это означает не что иное, как переход этих предприятий в собственность иностранных управляющих компаний. Маскировать было нечего, но вскоре начались скандалы. Начнем с крупных разбирательств, происходивших в про­цессе приватизации Карметкомбината и ССГПО, т.к. именно они в полной мере характеризуют картину приватизации самых «лакомых кусочков» казахстанской промышленности и то, какая грандиозная драка шла вокруг них между властями и правящими элитами.

В 1995 году одним из первых, если не самым первым, испытал на себе все перипетии казах­станской приватизации по индивидуальным проектам Карагандинский металлургический ком­бинат (Карметкомбинат), считавшийся флагманом советской металлургии. Он производил более 12% промышленной продукции Казахстана, на нем работало около 70 тысяч человек. К моменту приватизации комбинат во главе с молодыми преуспевающими управленцами уже успел пере­жить прелести совместной работы с иностранной компанией «ТСК СТИЛ». У него уже был опыт организации теневого производства товаров народного потребления, ставшего тогда, в конце 80-х годов, очень модным. Такое производство поддерживалось и поощрялось властью в разгар при­зывов к ускорению и перестройке. На самом деле производство товаров народного потребления было лишь ширмой, прикрывающей крупные аферы. Такие, как, например, выдача в качестве то­варов народного потребления обычной конечной продукции завода: проката, стали, жести и т.д. Или использование части экспортной выручки для закупа различных дефицитных импортных товаров - легковых автомобилей, дорогой одежды, предметов домашнего обихода и.т.д., которые распределялись между избранными персонами в руководстве комбината, области и города. Из­бежавшее уплаты налогов и таможенных пошлин руководство комбината часть экспортной вы­ручки присваивало в виде твердой валюты.

С какими скандалами проводилась приватизация Карметкомбината, с чьими именами они связаны, какие закулисные игры разыгрывались на Олимпе власти Казахстана, подробно изло­жено в работе группы авторов - М.Ю. Устюгова, А. Акишева, А.В. Грозина, В.Н. Хлюпина¹. Я отмечу лишь некоторые любопытные моменты этого скандального процесса.

Приватизация комбината прошла весной, точнее, в марте 1995 года на тендере, проходив­шем в закрытом режиме и скоротечно. Победителем было названо предприятие «Фест-Альпина-Казахстан», учрежденное австрийским холдингом «Фест-Альпина», фирмой «Хетч» и казахстан­ской фирмой «Бутя», известной в стране как крупная растущая торговая компания.

'Устюгов М.Ю. и др. Трудно будет первые сто лет: из истории приватизации в Республике Казахстан. Ч. 1. М.: Институт актуальных исследований, 1999.

Следует отметить три обстоятельства. Первое - это появление в составе приватизаторов крупной отечественной фирмы, отечественного инвестора. Казахстанцы впервые увидели, что накопленный торговый капитал устремляется в промышленное производство. Это было первым ростком зарождающегося в стране сырьевого производственного бизнеса, его взросления.

Второе - это то, что иностранных претендентов на обладание комбинатом было немало. В их числе были швейцарская компания «Мекфин», американская фирма «Юнайтед Стил Интер­нэшнл» и др., что свидетельствует о значимости комбината на рынке металлургической продук­ции. И это после того, как руководство комбината за прошедший период, т.е. с конца 1980-х до 1995 года своими не особенно хитроумными комбинациями и махинациями, порою открытым разграблением, используя особенности эпохи «неплатежей», довели предприятие, как говорится, «до ручки», до банкротства. Хотя само банкротство не состоялось. Власть не допустила этого и решила как можно быстрее продать комбинат.

Третий момент состоит в том, что тогдашняя власть показала свою неспособность эффек­тивно руководить экономикой, бороться с коррупцией, справиться с массовым откровенным раз­граблением государственной собственности. Ведь не так уж было сложно в 1995 году, когда ма­кроэкономическая ситуация заметно улучшилась, оживить на комбинате производство экспортно ориентированной продукции, организовать поставки в страны дальнего зарубежья, где спрос на его продукцию оставался высоким. А экспортную выручку можно было использовать на попол­нение оборотных средств. Даже иностранные кредиты получить для этого комбинату не состави­ло особых трудностей.

Мешали два обстоятельства. Во-первых, не было желания у власти налаживать производ­ство на высоколиквидном предприятии. Была только заинтересованность скорее продать его с личной выгодой. Во-вторых, члены правительства были некомпетентны в управлении экономи­кой в условиях рыночного хозяйствования. Правительство формировалось из «своих» людей, исходя из частных интересов. В нем не было общекомандного духа, профессионализма, а самое главное - желания служить стране.

Обо всем этом нетрудно догадаться исходя из того, что происходило на комбинате и с его приватизацией. Как свидетельствуют вышеупомянутые авторы, к 1994 году, к моменту привати­зации, кредиторская задолженность предприятия составила 6,4 млрд тенге, дебиторская - 3,8 млрд. На валютном счете сохранилась сумма, эквивалентная всего лишь 66 млн тенге, остаточная стоимость основных фондов была определена в 157 млн тенге. А вот стоимость нереализованной продукции, которая отягощала склады Кармета, оценили в 320 млн тенге Устюгов М.Ю. и др. Трудно будет первые сто лет: из истории приватизации в Республике Казахстан. Ч. 1. М.: Институт актуальных исследований, 1999. С. 53.

.

После неудачного взаимозачета, проведенного правительством зимой 1994 года, положение не изменилось. В этом состоянии комбинат приобрело СП «Фест-Альпина-Казахстан», с лучши­ми условиями для казахстанской стороны, чем предлагала американская фирма «Юнайтед Стил Интернэшнл». Тем не менее, вскоре на Кармете разразился скандал между законно приватизировавшей его компанией «Фест-Алышна-Казахстан» и «Юнайтед Стил». В результате комбинат по волевому решению правительства перешел в руки последней, проигравшей тендер за несколько недель до этого. Как пишут упомянутые выше аналитики, это было сделано по рекомендации бывшего генерального директора Карметкомбината, бывшего министра металлургии СССР О. Сосковца, бывшего первого вице-премьера РК В. Метте, министра промышленности и торговли Г. Штойка и его первого заместителя М. Муртазаева. Организовав нужную информацию с места, они создали мнение, что вчерашние победители тендера занимаются не поддержанием произ­водственного процесса, а только отгрузкой и распродажей складских запасов готовой продукции. Плавильные печи, как утверждалось, были на грани остановки, что должно было привести к скорой гибели всего производства на комбинате.

Получилось так, что правительство вынужденно было пойти на вмешательство в дела при­ватизированной компании, нарушая права нового владельца комбината, и принять чрезвычайные меры - продать объект другому претенденту. То, что СП уже было законным хозяином комбината, что вся ответственность теперь лежала на нем и оно состояло не из одних «мальчиков «Бути», не помешало правительству вышвырнуть из комбината законного владельца и привести к управле­нию комбинатом «Юнайтед Стил».

Но история с приватизацией Карметкомбината этим не закончилось. Он был слишком лако­мым куском, чтобы так просто отдать его в обмен на обязательства наладить производство. Через несколько недель последнее решение было отменено правительством, и комбинат был продан британской компании «Испат». При этом правительство выделило из государственного бюджета средства, якобы для погашения задолженностей комбината, т.е. очищения долгов.

Так приобрел одно из крупных предприятий казахстанской промышленности, дающее не­плохую перспективу на присутствие страны на мировом рынке, нынешний его владелец «Ис­пат-Кармет». Граждане страны, особенно молодежь, часто задают вопрос: почему контракты на приватизацию перспективных предприятий сырьевого сектора заключались с иностранными компаниями на невыгодных для Казахстана условиях? Нет сомнения в том, что только очень сильное «что-то» могло склонить чашу весов в пользу иностранных компаний. Власть не устояла перед этим «что-то», вытеснив с комбината отечественного инвестора, уже ставшего известным в стране. Что представляло из себя это «что-то», очевидно, мы никогда не узнаем и будем только га­дать. Причем «Бутя» - это не единственный отечественный инвестор, дерзнувший поучаствовать в тендерах на право обладания крупным казахстанским промышленным предприятием, заняться производственным бизнесом в своей стране. Попытался принять участие в тендере по продаже «Мангистаумунайгаза» его президент вместе с трудовым коллективом, но перед приватизацией он был вызван в Министерство нефтегазовой промышленности РК и освобожден от занимаемой должности, изгнан из компании. После этого ни один отечественный предприниматель даже не заикался о своем намерении участвовать в подобных тендерах. Один из самых известных в мире государственных деятелей бывший премьер-министр Великобритании М. Тэтчер как-то сказала, что «современный мир слишком охотно верит в благородство регулирующих органов и чиновничества - отсюда и столь высокая значимость теории общественного выбора, которая исходит из того, что за каждым правительственным актом стоят заинтересованные круги»¹ (выделено мною. - А.Е.), и «любой человек, претендующий на основе полномочия, права или привилегии, исходя из альтруистских, а не эгоистичных побуждений, должен вызывать сильное подозрение»².

Это прежде всего относится к высокопоставленным государственным должностным лицам, чиновникам всех рангов.

Большой опыт в политической борьбе, десятилетнее пребывание у руля одного из ведущих государств мира в самый процветающий его момент, в последние 50 лет, позволяют с самыми серьезными основаниями и уважением относиться к высказываниям М. Тэтчер.

Правильность приведенных положений подтверждает и другой, еще более крупный скан­дал, разыгравшийся вокруг приватизации Соколовско-Сарбайского горно-обогатительного про­изводственного объединения (ССГПО) - одного из крупнейших предприятий черной металлур­гии Казахстана.

В начале 1994 года ССГПО было передано под управление фирме «Айведон», созданной только накануне заключения контрактов сроком на пять лет с подписанием соответствующего контракта с казахстанским правительством, британскими компаниями с сомнительной репута­цией «Транс Уорлд Групп» (TWG) и «Казахстан Минерал Ресорсиз» (KMR). Из зарубежной, российской и казахстанской оппозиционной прессы стало известно, что одним из руководителей TWG был некий Д. Рубен, который был связан с британскими спецслужбами и криминальными структурами, что за ней стояли братья Черные - магнаты российского алюминия. Д. Рубен не­однократно бывал в Казахстане. Владельцем другой компании, «Казахстан Минерал Ресорсиз», был не кто иной, как А. Машкевич, ставший впоследствии магнатом казахстанской черной метал­лургии. Он же является председателем наблюдательного совета известного ныне Евразийского банка, который был создан одновременно с фирмой «Айведон» специально для осуществления всех финансовых операций «Айведона», а также других таких же официальных фирм - «Уайт-свен» и «Джапан Хром», также принадлежащих компаниям TWG и KMR.

Немаловажно отметить, что, по данным газеты «Коммерсант-Дэйли», TWG является кон­гломератом российских и британских фирм. Это ведет нить снова к О. Сосковцу, присутствие которого в Казахстане было всегда заметно. Видимо, и фирма KMR А. Машкевича представляла аналог TWG, только на этот раз участником конгломерата могли быть фирмы, связанные с казах­станской металлургией. Эти две компании были владельцами по 50% фирмы «Айведон», которой было передано под управление ССГПО.

'Тэтчер М. Искусство управления государством. Стратегия для меняющегося мира. М.: Альпино Паблишер, 2003. С. 446. ²Там же.

После выполнения «Айведоном» своих обязательств по погашению долгов ССГПО в сумме 17 млн, пополнению оборотных средств на 56 млн и обеспечению роста производства, как не трудно было догадаться, в 1996 году 50% акций ССГПО были проданы ему за 49 млн. Но вскоре в 1997 году разыгралась комедия, участниками которой стали президент АО «ССГПО» М. Баженов и TWG, владелец KMR и Евразийского банка А. Машкевич и власть Казахстана.

Официальным поводом послужило обвинение правительством владельца ССГПО в ухуд­шении финансовых результатов деятельности, в частности в резком сокращении прибыли, в том, что продукция продавалась на внешнем рынке по заниженным ценам и т.д. Власть республики проявила недовольство тем, как TWG осуществляет руководство над ССГПО, тем, что большой куш имеют посреднические фирмы, создаваемые самой TWG.

На стороне правительства Казахстана был А. Машкевич, представлявший фирму «Айве-дон», которой принадлежали 50,5% акций ССГПО, а 50%-ная доля самой фирмы «Айведон» при­надлежала компании KMR. Первый признак комеди-шоу состоит в том, что фирму «Айведон» представляли две противоборствующие силы - М. Баженов и А. Машкевич. Оба они имели дове­ренность «Айведона» на представление ее в Казахстане, только у Машкевича она была получена на два года раньше доверенности Баженова. Заявление (устное) руководства «Айведона» о том, что Машкевич не представляет ее, не возымело никакой силы, но фирма далее не принимала никаких шагов, чтобы аннулировать доверенность на одного из двух своих представителей. Ни Баженов, ни Машкевич не пытались оспаривать в судебном порядке право другого представлять «Айведон». Разве это не странно?

Другая часть комеди-шоу состоит в том, что и власть Казахстана не стала выяснять, кто представляет «Айведон», кто управляет ССГПО от ее имени. Не странно ли, что фирма «Ай­ведон» год управляет ССГПО и еще год владеет 50%-ной долей акций компании и продолжает управлять, а власть понятия не имеет, кто стоит за TWG, KMR и «Айведоном», кому она доверила управление, кто приватизировал предприятие с серьезными обязательствами. Премьер-министр Н. Балгимбаев, не моргнув глазом, заявляет парламентариям в 1998 году, что «мы выясним, кто владелец «Айведона».

Из этой же «оперы» следует рассказать о владельце хромового комплекса Казахстана, объ­единенного в корпорацию «Казхром», куда вошли Актюбинский и Аксуский ферросплавные за­воды, и Донского ГОК - фирме «Джапан Хром», которая, оказывается, не имеет японского про­исхождения, и владельце АО «Мангистаумунайгаз», в котором, по слухам, до сих пор так и не обнаруживается индонезийского следа. Это ли не тот редкий случай, когда никто не скандалит и не интересуется истинным владельцем компании?

Все это печально, ибо, как пишет М. Тэтчер, «общество, в котором есть сомнения по поводу того, кому что принадлежит, не может рассчитывать на продолжительное и успешное развитие»¹. 'Тэтчер М. Искусство управления государством. Стратегия для меняющегося мира. М.: Альпино Паблишер, 2003. С. 446.

Власть  не могла и не должна была не знать реальных владельцев таких предприятий, как АО «Мангистаумунайгаз», ССГПО, Карметкомбинат и т.д.

В любой демократической стране такое правительство немедленно было бы отправлено парламентом в отставку, а конкретные лица, осуществлявшие приватизацию, привлечены к суду

-           если нет, это был бы неизбежный парламентский кризис. Получилось, рука руку моет, правда, нам удивляться нечему. У нас такая специфика, которая делает невозможным становление Казах­
стана как демократической страны (в общественном смысле), а потому можно и не знать владель­
цев собственности, если даже она представлена такими крупными предприятиями, как ССГПО,
Кармет, АО «Мангистаумунайгаз» и многими другими.

На самом деле очень похоже, что это был розыгрыш, спектакль, поставленный в коме­дийном жанре, по заранее продуманному всеми его участниками сценарию. Очевидно, что М. Баженову нужно было уехать в Россию с нажитым добром, без суда и следствия, а А. Маш-кевичу - сменить его, чтобы наживать свои миллиарды долларов. Чтобы это было правдоподоб­ным, разыграли трагедию: Баженов, владелец «Айведона», не пускал на комбинат Машкевича

-           тоже владельца «Айведона», с представителем Госимущества РК, который пытался взять браз­
ды правления в свои руки. После этого в казахстанских СМИ пошла война компроматов между
Баженовым и Машкевичем, показавшая истинное лицо и достоинства иностранных владельцев
казахстанской жизненно важной собственности. На самом деле не показала, а лишь подтвердила
то, что говорилось в прессе и кулуарах о них, какие они на самом деле, какие сомнительные дела
они разворачивают в Казахстане.

Все дело завершилось в конце 1997 года отзывом правительством 39%-ного госпакета акций ССГПО из «Айведона» и снятием с должности президента М. Баженова. На его место был на­значен И. Едильбаев, пенсионер, бывший работник ЦК КП Казахстана. В конечном счете ССГПО перешло в руки А. Машкевича.

Этот скандальный сценарий стал широко распространенным. Вначале предприятие отда­валось под простое управление какой-либо иностранной компании, которая вскоре приобретала контрольный пакет акций. Затем объявлялся тендер, победителем которого становилась, как пра­вило, другая иностранная компания. А спустя некоторое время контракт расторгался, и владель­цем казахстанского предприятия становилась уже третья иностранная компания. Таким образом происходила приватизация АО «Балхашмыс», АО «Казахалтын», АО «Атырауский нефтеперера­батывающий завод», угольного месторождения «Шубаркульский разрез», АО «Целинный горно-химический комбинат», АО «Химкомбинаты фосфорного комплекса Казахстана» и многих дру­гих крупных предприятий. Удачно, без скандалов приватизированных компаний были единицы.

Это не случайно, потому что тендеры, как правило, проходили конфиденциально, непро­зрачно, проводились без тщательного изучения состояния приватизируемых предприятий. Как-никак, они были крупными производственно-хозяйственными комплексами с огромным имуще­ством. Правительство порою не знало реальной ситуации с распределением акций предприятий между акционерами, в том числе собственной государственной доли. При этих условиях объявление о выставлении объекта на тендер и проведение тендера нередко происходило чуть ли не в один день. Правительство не применяло к приватизируемым объектам единый подход. Одни предприятия продавали с очищением от долгов, а другие - нет, причем зачастую это зависело и от того, какой компании объект продавался. При этом оно, меняя управляющих трастовых ком­паний, меняя новых владельцев предприятий, мало что знало о том, что представляют собой эти фирмы, кто за ними стоит, каковы их репутация на мировом рынке, опыт в отраслях, кому при­надлежат приватизируемые объекты и т.д.

Нередко официальные лица давали на такие вопросы не совсем достоверную информацию. Так, например, правительство, думается, преднамеренно давало такую не соответствующую дей­ствительности информацию, как будто бы «практика продажи объектов различным офшорным компаниям широко принята в мире». Оно уверяло, что «все капиталы чистые, все проверено западными консультантами. Иностранные компании используют кредиты первоклассных запад­ных банков¹. На вопросы, кто и чьи капиталы стоят за неизвестной иностранной фирмой GMR, приватизировавшей Шубаркульское месторождение, председатель Карагандинского теркома по управлению госимуществом В. Розе не моргнув глазом ответил, что это первоклассная амери­канская компания. А на самом деле эта фирма была зарегистрирована в Нью-Йорке накануне подписания контракта в Казахстане, точнее, в августе 1995 года². Оценивая ход приватизации в нефтегазовой промышленности Казахстана, вице-президент «Казахойла» А. Кешубаев в 1997 году говорил, что «создается впечатление, что приватизация в нефтегазовой отрасли Казахстана происходит во многом хаотически. Продажа важнейших объектов проводится без тщательной подготовки, второпях. Информационный меморандум не разрабатывается, многие процедурные вопросы игнорируются. Госкомприват дает объявления в газете и тут же приступает к выявлению победителей. В итоге серьезные компании порой предпочитают не участвовать в подобных тенде­рах». Признанием властью таких ситуаций можно считать сообщение нового премьер-министра РК Н. Балгимбаева в феврале 1998 года, т.е. через три месяца после своего назначения, о том, что приватизация предприятий нефтегазового комплекса республики приостанавливается. «Нужно тщательно оценить обстановку на каждом нефтяном предприятии, определиться, в какие сро­ки и что Казахстан надеется получить, и только потом уже продолжить приватизацию». Здесь можно добавить только одно - все это можно отнести к предприятиям и всех других отраслей. Складывается впечатление, что власть интересовала не судьба экономики, не судьба важнейших для страны предприятий, а лишь определенная сторона иностранных компаний, претендующих на их приобретение.

 'Устюгов М., Акишев А. и др. Трудно будет первые сто лет. М., 1994. С. 44. ²Акишев А. Что дала приватизация?//Деловая неделя. 1998. 27 марта. № 12

Тем не менее любопытно, что все скандалы, вся закулисная борьба между компаниями и правительством, за редким исключением, решались во внесудебном порядке. Видно, громкое судебное разбирательство не было в интересах ни иностранных компаний, многие из которых.

были зарегистрированы в офшорных зонах и подозревались в связях с криминальными струк­турами, ни власти Казахстана, действия которой в отношении таких иностранных компаний вы­глядели весьма подозрительными. Все участники скандалов руководствовались не законами, а старались наладить связи с президентом, премьер-министром и ведущими чиновниками Госиму­щества РК. Придерживались стратегии решения проблемы в свою пользу, повлияв на них. Кому это удавалось, тот, как правило, добивался успеха. В этом больше всех преуспел А. Машкевич - в борьбе с TWG и братьями Черными, а также корейская компания Samsung. Кстати, вокруг корейских компаний никогда не возникали подобные скандалы, какие случались практически со всеми компаниями из других стран. Более того, премьер-министр Казахстана А. Кажегельдин был откровенен, заявив, что «мы намерены и далее втягивать Samsung в нашу экономику». Вроде бы корейские компании отличались большим опытом и достижениями в области производства в цветной металлургии.

Сложившаяся практика приватизации собственности по индивидуальным проектам и ре­шения споров между компаниями приводила, с одной стороны, к постоянному вмешательству правительства в финансово-хозяйственную деятельность предприятий, контрольный пакет ак­ций которых перешел в руки иностранных компаний. Это сделало приватизацию крупных пред­приятий в Казахстане рискованной для иностранных инвесторов. И это не способствовало долгое время активному привлечению иностранных инвестиций в Казахстан. А с другой стороны, это привело к вмешательству таких компаний в политическую жизнь страны, заметному влиянию на внешнюю, экономическую и кадровую политику государства. Сегодня невозможно скрыть вли­яние Евразийской группы и ее главы А. Машкевича на многие стороны экономической полити­ки, на кадровую политику. Его интересы лоббирует целая политическая партия, финансируемая Евразийским банком, которая ведет внутреннюю политическую борьбу в Казахстане в весьма комфортных условиях. До него большое влияние на власть имела другая одиозная фигура в Ка­захстане, г-н Те, возглавлявший известный холдинг «КРАМДС» и «КРАМДС-Банк». Видимо, А. Машкевич принял у него эстафету. Наконец, сложившаяся практика крупномасштабной, бес­прецедентно форсированной приватизации предприятий жизнеспособного сектора - сырьевого, занимающего доминирующее положение в экономике Казахстана, - породила коррупцию, кото­рую по масштабам можно сравнить разве лишь с коррупцией в латиноамериканских странах. По степени коррумпированности Казахстан, по оценкам авторитетных международных рейтинговых институтов, до сих пор находится в числе самых коррумпированных стран, а это, в свою очередь, привело в последующие годы к разжиганию жесткой борьбы за передел собственности.

Отметим, что хотя масштабы коррупции остаются большими, есть существенная разница между коррупцией, сложившейся в годы приватизации основных богатств страны, и сегодняш­ней коррупцией. В те годы основными участниками коррупции были те, кто входил в политиче­скую элиту высших эшелонов власти. И самые приближенные к ним чиновники менее значимого ранга не могли повлиять на ход приватизации крупных казахстанских предприятий, тем более на выбор их владельцев в тех условиях. Слишком высока была цена дележа самого лакомого куска страны, чтобы допустить туда «кого попало». И делиться с ними, когда никакого труда и риска не составляло владеть ими самим безо всякого дележа.

Нынешняя коррупция зато является массовой, в нее включились практически все государ­ственные чиновники. Они, видя, как у них на глазах уходил «большой пирог», как организовывали коррупцию их «старшие братья», решили, что нечего бояться, надо ухватывать свое везде, где это возможно, где позволяет служебное положение. Преодоление этого будет трудным и долгим. Но удивляться не стоит: шла «распродажа столетия» на всем постсоветском пространстве. Нигде соб­ственность, а тем более самое лучшее, так просто, «за здорово живешь» не продается, тем более не отдается. Только обидно, что в проигрыше всегда остается народ. У нас он был в проигрыше, и когда у него отобрали собственность после Октябрьской революции, и когда раздали ее после развала Союза.

На этом в начале 1998 года эпопея с приватизацией государственной собственности по индивидуальным проектам в сырьевом секторе завершилась, о чем сообщил президент Н. Назарбаев. Однако у государства все еще оставалось большое число контрольных пакетов акций предприятий этого сектора. По данным ВБ, их число составляло 333'. Дальше их акции должны были бы продаваться населению на фондовых рынках. Для этого правительство приняло специальную программу, названную «программой голубых фишек». Даже были определены го­спредприятия и квоты на продажу госпакетов их акций. Согласно постановлению правительства от 6 июня 1997 года, на фондовой бирже Казахстана должны были быть выставлены части го­спакетов акций АО «Алюминий Казахстана» - 5%, «Казхрома» - 2%, ССГПО - 2%, Усть-Камено­горского титано-магниевого комбината - 4,5%, Народного банка - 10%, выставочного комплекса «Атакент» - 10%, Шымкентского свинцового завода - 39%. Вообще предполагалось, что кон­трольный пакет акций компаний, участвующих в программе «голубых фишек», должен был про­даваться эффективному стратегическому инвестору, и только оставшиеся акции планировалось выставлять на фондовый рынок. Однако торги с акциями «голубых фишек» на казахстанском фондовом рынке так и не пошли. Желающих купить эти бумаги на рынке на тот период не было. А в последующем эти акции вообще не выставлялись на отечественной торговой площадке. И это продолжается до сих пор. Как говорится, «голубых было много, а вот фишек не было».

Мы (я и К.Т. Турысов) писали в 1997 году, т.е. в самый разгар приватизации крупных экс­портно ориентированных предприятий, перерабатывающих стратегические природные ресур­сы страны, о причинах и последствиях этой крупномасштабной кампанейщины. Статья об этом была напечатана в апрельском номере журнала «Экономика Казахстана» и содержится в моем трехтомном труде, изданном в 2002 году. Ниже я привожу ее со значительными сокращениями, поскольку она описывает ситуацию, которая была охарактеризована выше.

'Казахстан: сводная оценка частного сектора. С. 30. 1998 ВБ. С. 18.

§ 5. Обратная сторона приватизации

Попытаемся разобраться с передачей под управление иностранным компаниям и про­дажей им предприятий экспортного, т.е. наиболее реального сектора экономики: на­сколько это экономически обосновано и целесообразно, насколько это соответствует националь­ным интересам государства и его экономической безопасности.

Продажу предприятий иностранным компаниям обосновывали безысходностью их поло­жения, тем, что иностранные фирмы погасят их долги и будут выдавать работникам заработную плату, что у нас нет кадров, что наши кадры не умеют управлять, плохо знают менеджмент...

То, что у нас не было кадров, умеющих управлять предприятиями в условиях рынка, не соответствует действительности. Страна в течение 50-60 лет готовила в достаточно хороших вузах Москвы и Алматы многочисленных металлургов, горняков и геологов, нефтяников, энерге­тиков, химиков, машиностроителей и других специалистов. Среди них немало профессионалов с большим производственным стажем и опытом управления крупными предприятиями. Вряд ли найдутся честные и серьезные люди, сомневающиеся в их высоком профессионализме в области организации и управления нефтяным, энергетическим, металлургическим и прочим производ­ством.

Казахстанская школа геологов, созданная К.И. Сатпаевым, считалась одной из лучших не только в Советском Союзе, но и в мире. Это усилиями ее выпускников открыты, разведаны и эксплуатируются месторождения полезных ископаемых в Казахстане, именно их настойчивость позволила открыть такие уникальные месторождения, как Тенгиз и Жана-Узен. Бесспорны высо­кая квалификация и огромный талант казахстанских горняков и металлургов. Это их усилиями внедрена в практику камерно-столбовая система отработки месторождений, созданы уникальные разрезы Богатырь, Сарбай, Коунрад, осуществлен уникальный взрыв в урочище Медеу. Именно талантом казахстанских металлургов разработаны такие прогрессивные технологии и установки, как «КиВЦет», «ПЖВ».

Возможно, что в условиях рынка этого недостаточно, нужны еще, конечно, знание марке­тинга, умение гибко реагировать на конъюнктуру рынка, повышать конкурентоспособность про­дукции, искать рынки сбыта и т.д. Однако это не те области знаний и умений, которые не могут освоить высококвалифицированные специалисты-производственники. Тем более что на многие виды продукции этих секторов экономики, работающих в основном на экспорт, спрос достаточно стабилен, рынки сбыта известны.

Да, немало назначенных «сверху» директоров оказались малоспособными развивать пред­приятия. Анализ материалов показывает, что полученные кредиты, в том числе иностранные, под гарантии правительства использовались не по целевому назначению и не на поддержание произ­водства. Использовались они чаще всего на покупку престижных автомобилей, на строительство объектов непроизводственного назначения, преимущественно коттеджей, запускались в коммер­ческий оборот руководителями предприятий и т.д. А в это время росли неплатежи по зарплате,

за покупку сырья, оборудования для основного производства и т.п. Спрашивается, при чем здесь знание или незнание менеджмента, умение или неумение управлять? Тут речь идет только о лю­дях криминального бизнеса, цель которых - обогащаться любыми путями.

Это просто подтверждает несостоятельность политики подбора руководящих кадров, сви­детельствует о сращивании власти с криминальным бизнесом. Разве власть не имела прав и воз­можностей вести финансовый контроль на госпредприятиях, могла ли она не знать о нецелевом использовании кредитов, выданных под правительственные гарантии? Какие препятствия ме­шают ей своевременно давать оценку действиям, предпринимаемым подобными руководителя­ми крупных экспортно ориентированных предприятий, ведь их число не превышает нескольких десятков? Как могло случиться, что президент одной компании за счет иностранных кредитов закупил 50 джипов при той плачевной ситуации, в какой находилась сама компания? Это не слу­чайные явления, не единичные операции. Об этом свидетельствует более чем двукратное пре­вышение кредиторских задолженностей над дебиторскими, основная масса первых - это не по целевому назначению использованные, а потому невозвращенные кредиты.

Все дело, по нашему мнению, в назначении нередко заведомо нечистых на руку людей руко­водителями этих престижных предприятий, бесконтрольности и безнаказанности таких действий (об этом говорят многочисленные факты), вообще в высокой криминальности общественной и экономической среды в нашей стране. К сожалению, и это имеет место.

Вместе с тем иностранные специалисты, управляющие нашими металлургическими и неф­тяными предприятиями, предприятиями химической промышленности, как правило, не пока­зывают превосходных знаний в области производства, они пока особых успехов не достигли, хотя находятся в намного более благоприятных условиях, чем казахстанские менеджеры. При передаче в управление или при продаже предприятий иностранным компаниям для них созда­ются самые выгодные условия: они избавляются от содержания социальных объектов, могут без лишней головной боли сокращать численность работающих, работают в условиях освобождения экспорта от НДС и пошлин, свою продукцию вольны поставлять на такие рынки, на какие им хочется, никто не может их обязывать поставлять продукцию сельскому хозяйству, странам СНГ взамен покупаемых у них Казахстаном товаров, они не подвержены влиянию неплатежей, пени и штрафов на неуплаченные налоги и т.д., имеют ценовые выгоды. Кто может утверждать, что при таких условиях наши директора не смогут эффективно управлять предприятиями нефтяной про­мышленности, металлургии? А они всего этого не имеют, им это не дозволено.

Что значит «уметь управлять»? Это не только и даже не столько инвестировать и оплачивать долги, не просто производить продукцию - это означает постоянное достижение лучших конеч­ных результатов: повышение качества продукции и снижение издержек производства, т.е. обеспе­чение высокой степени конкурентоспособности товаров, внедрение новых технологий, создание новых эффективных производств, удачное вложение капитала и т.д. и т.п.

Но в этих вопросах на казахстанских предприятиях, управляемых или находящихся в соб­ственности иностранных фирм, особых сдвигов мы не видим. Что эти предприятия производили

- то и производят, как производили - так и производят, куда экспортировали - туда и экспорти­руют свою продукцию.

Более вескими выглядят аргументы, что они оплачивают долги, платят заработную плату и инвестируют производство. Конечно, трудно безошибочно судить об этих аргументах, не имея возможности хотя бы взглянуть на лежащие «за семью печатями» контракты. Однако в репорта­жах на телевидении, на страницах периодической печати содержатся факты о неуплате долгов по зарплате то одними, то другими новыми владельцами предприятий. Что касается инвестирования производства, то об этом можно узнать, заглянув в отчет Национального статистического агент­ства за 1996 год: вся сумма иностранных инвестиций составила за год 12,8 млрд тенге, включая кредиты; около 5 млрд тенге, или 70 млн долларов США, иностранных капитальных вложений в АО «Жезказганцветмет» не должны ввести в заблуждение, ибо они были осуществлены по кре­дитным соглашениям.

Предположим, что иностранные владельцы возмещают часть долгов и инвестируют про­изводство. Но позвольте, их заслуга в этом сомнительна по той простой причине, что они, в отличие от наших предприятий, работают на таких условиях, которые и не снились нашим ди­ректорам, да и им самим вряд ли снились в их благополучных странах. Ко всему этому мно­гие из них приобретают такие объекты практически бесплатно, более того, есть случаи, когда, наоборот, правительство берет на себя пополнение оборотных средств, как это было сделано по Карметкомбинату.

Реализуя свою продукцию по мировым или близким к ним ценам и платя при этом работни­кам предприятия по меньшей мере в 10 раз меньше, чем за рубежом за аналогичную работу, имея большие льготы и выгодные условия по сравнению с теми, что имели наши собственные руково­дители, - почему бы не погашать долги и не платить зарплату рабочим? Сумма, расходуемая на эти цели, мелочь, сделай одну-две партии поставки своей продукции на экспорт - и считай, что вопрос решен.

Имей наши директора эти условия и получай под правительственные гарантии или под за­лог своей продукции иностранные кредиты, они тоже сами смогли бы вывести свои предприятия из кризиса. Какие могли быть сложности в получении кредитов под залог или гарантии этими предприятиями экспортного сектора? Неужели для комбината «Балхашмыс» получение при под­держке правительства 30 млн долларов США для реализации производственной программы, за­планированной на 1997 год, - неразрешимая проблема? Разве мы мало получили, в том числе льготных кредитов? А поддержка правительством своими гарантиями предприятий экспортного сектора экономики является прямой его задачей и безрисковым шагом.

Если бы кредиты, полученные правительством в 1992-1994 годах под свои гарантии, на сумму более 2500 млн долларов США использовались на поддержку экспортно ориентирован­ных предприятий страны, а не ушли, по образному выражению президента страны Н. Назарбаева, «в песок», не раздавались коммерческим фирмам сомнительного происхождения, нередко даже фиктивно существующим, которые так и не возвратили эти кредиты и ушли от ответственности, то экономика страны вышла бы из кризиса, а политическое и социальное развитие страны шло по другому, более благоприятному сценарию.

Приведем лишь один пример. В мае 1994 года правительство Германии предложило нам кредит в сумме 400 млн немецких марок под 2% годовых сроком на 30 лет. Господин А.Г. Сала-матин, тогдашний министр промышленности РК, возглавлявший делегацию, отказался от этого в высшей степени выгодного кредита, мотивируя тем, что нет проектов, не успеем получить в назначенные сроки и т.д., и предлагал перенести переговоры на 1995 год или дальше.

Мы тогда доказывали г-ну Саламатину, что не так уж много времени надо, чтобы разрабо­тать два-три проекта для таких предприятий, как Карметкомбинат, «Жезказганцветмет», и что это позволит получить аналогичные кредиты от Германии и в 1995 году. Наши немецкие партнеры информировали, что если возможность получения кредита не будет использована в 1994 году, то переговоров о 1995-м не будет. Мы так и отказались от кредитов на 1994 год, и немцы больше кредитов не предлагали. А г-н Саламатин, сдав свои дела, через три месяца вообще выехал из нашей страны, оставив за собой, как и некоторые его друзья, Карметкомбинат и многие другие предприятия страны на грани развала. Добавим, что Узбекистану не стоило особого труда по­лучать необходимые кредиты для развития своей экономики от той же Германии и особенно от Японии, где имеются большие и дешевые ресурсы.

Таким образом, единственным веским и привлекательным аргументом в пользу передачи под управление или продажи предприятий иностранным фирмам остается регулярная выдача заработной платы работникам этих предприятий. Но на самом деле и этот аргумент несостояте­лен. Дело в том, что годовой фонд заработной платы работников предприятий, находящихся под контролем (во владении или управлении) иностранных компаний, по приближенным оценкам со­ставляет не более 18-20 млрд тенге. Между тем из бюджета только НДС компенсируется на сум­му 29 млрд тенге. Прежние отечественные владельцы этих предприятий таких льгот не имели.

Говорят, на этих предприятиях растет производство, растет экспорт. В целом это так, но да­вайте рассмотрим внимательнее и этот вопрос. Из данных Нацстатагентства видно, что в топлив­но-энергетическом комплексе спад производства электроэнергии усилился: в 1995 году был рост, а в 1996-м - снижение. На тепловых электростанциях этот контраст оказался еще более сильным, хотя здесь присутствует немало иностранных фирм. Значительный рост достигнут только в неф­тегазовой и нефтеперерабатывающей промышленности, несмотря на то, что ими пока управляют отечественные фирмы и специалисты. И в электроэнергетике, и в нефтяной промышленности снизили производство главным образом как раз иностранные компании: теплоэнергии - АПК, добычу нефти - ГАО «Южнефтегаз» (Кумколь), который передан иностранной компании.

В черной металлургии резко снижено производство восьми видов продукции из двенад­цати, по которым в 1995 году был либо рост, либо меньшее снижение. Причем резко снижено производство ферросплавов, кокса, труб стальных, жести белой, хромитовой руды, окатышей железорудных, железной руды, хотя практически все предприятия этой отрасли находятся в ру­ках иностранных компаний.

В цветной металлургии, где уже преобладают иностранные предприятия, положение не на­много лучше. Производство пяти видов продукции из восьми - бокситов, глинозема, свинца, титана губчатого и аффинированного золота-либо снизилось, либо темпы роста были более низ­кими, чем в 1995 году. Высокий рост достигнут в производстве лишь меди и серебра, небольшой рост был в производстве цинка.

Что касается экспорта, то и он не в пользу иностранных компаний. В 1996 году его объем увеличился только на 8,2% против 74,8% в 1995 году, когда предприятиями управляли в основном отечественные кадры. В структуре же экспорта в 1996 году серьезных сдвигов не произошло.

Иными словами, нет никаких оснований утверждать, что наши кадры не умеют управлять предприятиями. Не стоит делать из этого предположения большую сомнительную экономическую политику с далеко идущими, негативными для Казахстана последствиями. Это может оказаться такой же ошибочной промышленной политикой, как и предыдущие. Так, в 1992 году главной целью промышленной политики было объявлено создание концернов. Сменялись вывески — объ­единения и министерства преобразовывались в концерны, заявлялось, что они - единственное спасение промышленности. Но уже в июне 1993 года политика изменилась, теперь единственны­ми спасителями признавались холдинги, создаваемые «сверху» принудительно. Многие еще эф­фективно работавшие предприятия загонялись в искусственно образованные холдинги, во главе многих из которых стояли не совсем чистые на руку или имеющие сомнительное отношение к профилям предприятий, входивших в состав холдинга, люди. Они создавали производственный хаос, разворовывали активы, как могли. Это ни к чему хорошему не могло привести, и уже в 1994 году началась дехолдингизация.

Многие из таких руководителей, вывезя огромный капитал из страны, и сами оказались за ее пределами, процветают там, даже занимают высокие правительственные должности. Стран­но, что многочисленные факты об отгрузке и вывозе незаконным путем продукции за пределы страны отъезжающими за границу должностными лицами нисколько не беспокоили власти, не вызывали с ее стороны какой-либо действенной реакции.

Таким образом, видим, что экспортно ориентированные производства, основанные на экс­плуатации в основном природных богатств страны, стали тем большим пирогом, делением кото­рого заняты сейчас и власть, и криминальный бизнес. Под угрозой могут оказаться национальные интересы и экономическая безопасность страны. Продажа и передача в управление экспортно ориентированных предприятий, эксплуатирующих природные ресурсы стратегического назна­чения, может нанести или уже нанесла большой ущерб государственным национальным интере­сам Казахстана, нарушая его экономическую безопасность. Здесь мы далеки от лжепатриотизма, повторения избитых аргументов, популизма типа «продается Родина». Первым прямым ущер­бом, нанесенным национальным интересам и экономической безопасности страны, являются те условия, по которым иностранным компаниям проданы ведущие предприятия, о которых шла речь выше. Этими актами нанесен ущерб престижу Казахстана как суверенного государства, ибо продажа или передача под управление основных секторов экономики иностранным компаниям с аргументами «нет кадров, наши кадры не знают менеджмент» дают основание другим государ­ствам полагать, что республика не в состоянии самостоятельно управлять своей экономикой, не доросла до этого уровня.

Кроме того, теперь для зарубежных стран и их компаний нет особого предмета экономи­ческого сотрудничества, развития торговли с Казахстаном, т.к. им придется иметь дело не с ка­захстанскими, а с иностранными компаниями, на которые решения или желания правительства не распространяются. Мы уже пожинаем плоды своих действий в этом плане. Как показывает анализ данных Нацстатагентства РК, резко возросли нарушения сложившихся хозяйственных связей Казахстана со странами СНГ, ухудшившие эту ситуацию. В 1996 году в экспорте фер­росплавов - 89%, проката черных металлов - 92%, меди рафинированной - 98%, цинка - 89% поставлялось в страны дальнего зарубежья при соответствующем снижении их поставки в Рос­сию, Узбекистан, Туркменистан и др., т.е. в те страны, которые в прежние годы удовлетворяли основные потребности страны во многих жизненно важных видах продукции: природном газе, электроэнергии, нефтепродуктах, автомобилях, шинах и т.д. За эти товары раньше Казахстан рас­плачивался либо валютой, либо металлами. Теперь Казахстан не имеет такой возможности, что негативно отразилось на платежах со странам СНГ, на соотношении кредиторских и дебиторских задолженностей между ними, поставку ими в Казахстан продукции. В 1996 году долги предпри­ятий Казахстана предприятиям стран СНГ и других стран превысили в 4 раза долги предприятий этих стран предприятиям Казахстана. Кредиторские задолженности Казахстана Туркменистану превысили дебиторские задолженности в 3,4 раза, России - в 2,0 раза, Узбекистану - в 1,8 раза. Во многом этим объясняются частые отключения газа и электроэнергии, снижение объемов про­изводства многими казахстанскими предприятиями, например Павлодарским НПЗ, что привело к резкому росту цен на нефтепродукты в этой области и в соседних регионах.

Мы оказались в сложном положении не только в отношении экспортных поставок метал­лов и других товаров, выпускаемых базовыми отраслями, но и в части поставок потребителям в собственной стране. Теперь новые хозяева этих предприятий вывозят капиталы за границу, выводят их из внутреннего рынка, что ведет к потере рынков стран СНГ, особенно российского, для Казахстана, оставляя ему отравленную окружающую среду и обостренные социально-эконо­мические проблемы.

Мы жаловались на то, что Центр бывшего СССР оставил много сложных социально-эконо­мических проблем, однобоко наращивая мощности сырьевых отраслей. С этими проблемами Ка­захстан после распада СССР остался один на один, а теперь страна вместо того, чтобы заняться их решением, должна смириться с их умножением и углублением. И мы помогаем иностранным владельцам казахстанских предприятий с освобождением от таможенных пошлин и НДС на экс­портируемую ими продукцию в дальнее зарубежье, компенсируя сумму последнего поставщикам из дырявого бюджета (29 млрд тенге на 1997 год), задерживая при этом зарплату и пенсии своим гражданам. Это крупная потеря и для бюджета, и для страны в целом. Помимо этого, бюджет потерял доходы от дивидендов на госпакет акций. Оказывается, не нам помогают иностранные компании и их страны, а мы им помогаем. При этом с 20% НДС хотим вывозить свою продукцию на рынки стран СНГ, а потом кричим «караул!».

Россия нас не пускает на свой рынок, разрабатывает свои месторождения, проводит протек­ционистскую политику по отношению к своим товаропроизводителям. А что вы хотели, господа казахстанцы? Дураков нет, и в России, оказывается, - тоже.

Ущерб от продажи природных ресурсов и собственности в базовых отраслях имеет долго­временный и стратегический характер. Теперь Казахстан становится неспособным вести эффек­тивную структурную промышленную политику, без которой не обходилась ни одна страна, стре­мившаяся стать развитой. Структурная промышленная политика любой страны базируется на эффективном использовании и развитии ее главного богатства, а наше главное богатство - это природные минерально-сырьевые ресурсы и высокообразованные и профессиональные кадры, но они уже оказались у иностранцев. Причем иностранные компании интересует промежуточная продукция, выпускаемая базовыми отраслями промышленности, а производство готовых изде­лий из нее в их странах давно уже достаточно хорошо организовано.

Без организации производства готовой продукции, пользующейся спросом на мировом рынке, ни одна страна в современном мире не может достичь своих целей. А какое это будет из­делие - определит наше умение изучать рынок, организовывать и стимулировать производство этих изделий, найти инвестиционные средства и т.д. - словом, вырабатывать и вести правильную экономическую политику.

К сожалению, из-за сокращения поставок новыми владельцами металлов на внутренний рынок падает производство уже на построенных в республике заводах по выпуску продукции более высокой степени готовности, например, на заводах медной катанки, кабельных изделий. А воздействовать на них власть уже не может.

Нетрудно догадаться, что будет с нефтепродуктами в Казахстане после продажи иностран­ным компаниям практически всех нефтяных предприятий. Между тем ориентация на экспорт только сырья даже иностранными компаниями - дело для Казахстана тупиковое.

Иностранные компании, овладев ключевыми отраслями и предприятиями, станут (и уже становятся) хозяевами экономики страны. И они будут вести производство и реализацию продук­ции не в интересах Казахстана, не в таких темпах, режимах и направлениях, которые нам нужны, в соответствии не с нуждами РК, а с собственными интересами, интересами своих стран. Это аксиома. Этому способствуют и вынуждают их уже сложившаяся структура мировой экономики, разделение труда и специализация производства. А став хозяевами экономики, они будут оказы­вать заметное влияние и на внешнеэкономическую политику и политику государства в целом, что связано с потерей экономического и политического суверенитета, государственной независимо­сти. Это закон экономики и политики, который неумолимо действует в любой стране, и ни для кого не секрет, что вопрос о собственности - это вопрос о власти. На собственности держится вся экономика, все общество. Элита любой страны, не владеющая собственностью, никогда не защищает существующий режим власти своей страны.

Вот что такое собственность. А между тем самая ценная собственность Казахстана стра­тегического значения оказалась в руках иностранных компаний. А что осталось отечественным гражданам? Теперь, по-видимому, нет надобности в объяснении, кто хозяин, а кто наемник в Казахстане. И можно спросить, так ли уж безобидна ирония над словами, криком души: «Родина продается!»? А если вопрос, кто владеет собственностью, малозначим, то почему казахстанская элита так отчаянно и откровенно борется за передел собственности или за право продажи ее ино­странным компаниям?

За рубежом давно уже не практикуется игра с продажей собственности, поскольку там дав­но убедились, что во всех странах это приводит к реальному ущемлению политической независи­мости и нанесению реального ущерба экономической безопасности и заканчивается, как прави­ло, общественно-политическими потрясениями и ликвидацией засилья иностранных компаний в экономике. А в любой стране при любом потрясении пострадает прежде всего простой народ.

Вопрос о том, в чьих руках окажутся природные минерально-сырьевые ресурсы, не гово­ря уже о предприятиях, перерабатывающих их, является центральным вопросом государствен­ных национальных интересов и экономической безопасности любой страны, которая обладает их большими запасами. И такие страны в обязательном порядке разрабатывают свою сырьевую политику и программу освоения природных ресурсов.

В этом отношении показателен пример США. В 1949 году президент США Г. Трумен создал рабочую комиссию для разработки долгосрочной сырьевой политики США. Главное заключение комиссии состояло в том, чтобы США не разрабатывали свои ресурсы, а ввозили извне, и чтобы были обеспечены надежность источников и устойчивость снабжения страны этими ресурсами. Государство и армия США на протяжении 50 лет обеспечивают решение этой задачи, в частности относительно поступления нефти с Ближнего Востока. В свое время и президент Р. Никсон, и президент Р. Рейган решили проверить правильность данной концепции, и созданные ими рабо­чие комиссии подтвердили правильность выводов и рекомендаций рабочей комиссии 1949 года.

Но и принимающие страны научились защищать свои интересы и экономическую безопас­ность тогда, когда им приходится допускать иностранные компании к разработке и добыче своих природных ресурсов; сейчас это касается в основном нефтяных месторождений. И в этой области в мире разработана надежная система механизмов уменьшения рисков от мошенничества инвес­торов, от их попыток ускоренно выкачивать ресурсы или неоправданно замедлять их добычу.

То, что контракты о продаже подписываются правительством и их условия скрываются не только от прессы и общественности, но и от других властных структур, дает основание сомне­ваться в их выгодности и приемлемости для Казахстана, в отсутствии сговора сторон и личной заинтересованности подписавших их людей. Дело в том, что во всем мире нередко всплывают громкие скандалы, связанные с крупными сделками на разработку и использование природных минерально-сырьевых ресурсов иностранными инвесторами, причем это происходит даже в тех странах, где, в отличие от Казахстана, уже действуют жесткие законы, и они строго контролиру­ются.

Возникает вопрос, зачем при взаимовыгодности условий контрактов, честном их заключе­нии скрывать их за «семью печатями», почему бы не предать гласности? Могут сказать, что они содержат коммерческие тайны. Спрашивается, почему данные о стратегических ресурсах стра­ны, условия их продажи иностранцам должны быть для них открытыми, а для нас - секретными, почему скрываются наши секреты от нас же?

Если задуматься, продается общенародное богатство, причем принадлежащее не только на­шему поколению, а созданное в период советского строя трудом всего народа. Этот народ много раз видел, как властвующие одни за другими разбазаривали его труды, утверждая, что они все делают для его же блага и при этом давая понять, что народу совсем не обязательно знать, как это делается.

Народ никого не уполномочивал продавать его богатства иностранцам, ибо властные струк­туры, распоряжающиеся сегодня этим богатством, не избраны народом с предвыборной програм­мой, где содержалась бы продажа природных ресурсов и предприятий, эксплуатирующих их. Ни одним законом страны не закреплено это право, в том числе законом о приватизации. Кроме того, это происходит в обход закона о правительстве, т.к. в нем регламентируется право подписания постановлений и распоряжений, но не контрактов с иностранными фирмами на предмет продажи месторождений и предприятий.

Или другой вопрос: когда продаются заводы - производители меди, алюминия, цинка, свин­ца и т.д., вместе с ними продаются очень ценные и дефицитные редкие и редкоземельные метал­лы, цена килограмма которых может в несколько раз превышать цену тонны основной продук­ции. А если взять нефть, то это не просто деньги и не просто богатство, а большая политика. И это не все. Как-никак, в цветной и черной металлургии, да и в добыче нефти разрабатывались и внедрялись не такие уж отсталые технологии. Не зря за ними охотились и их скупали иностран­ные компании. И все это продается без рыночной оценки, втайне, за несколько миллионов тенге. С чего бы? Есть информация к размышлению.

Характерен в этом отношении пример с компанией «Трактебель». Так, изучение Комитетом по экономике, финансам и бюджету мажилиса парламента Казахстана и Генеральной прокурату­рой республики условий контракта на продажу «Алматыэнерго» бельгийской компании «Трак­тебель С.А.» показало, что при приватизации предприятия «Алматыэнерго» были допущены многочисленные грубейшие нарушения законов, затрагивающие важные интересы государства, созданы условия для нарушения компанией в процессе своей деятельности законов Республики Казахстан.

В условиях рыночной экономики нет ни жалости, ни бескорыстной помощи, нет друзей, есть только экономические интересы - максимум прибыли, захват источников ресурсов и рынков сбыта, устранение конкурентов. Только собственные экономические интересы движут инвесто­рами. Ради их удовлетворения они способны применить все способы (хищническое использова­ние природных ресурсов, захват наиболее богатых месторождений, закрытие или снижение объ­емов отдельных производств, сокращение рабочих мест и т.д.), если законы позволяют. Но у нас

нет законов, ограничивающих и регулирующих деятельность инвесторов в таких вопросах. При таких условиях можно не сомневаться, что они до предела будут развивать эти наши «грязные» отрасли и этим резко ухудшат и без того сложную экологическую ситуацию в республике. Конеч­но, возможно внедрение новых технологий, если они пришли надолго, и их преждевременный уход из Казахстана нанесет огромный ущерб. Но мы этого не знаем, мы не видели ни контрактов, ни экспертиз независимых экспертов.

Иностранные фирмы не то что у нас, а у себя, находясь даже под регулирующим воздей­ствием хорошо отработанной правовой базы рыночной экономики, не очень доверяют своим партнерам, строго следят друг за другом, контролируют друг друга. Это не потому, что они пло­хие фирмы или жулики, а потому, что таковы законы рынка, таковы его требования и условия.

Если они лучшие управленцы, чем наши, и пришли в Казахстан только чтобы помочь ему, если наши предприятия базовых отраслей такие плохие, почему бы им не покупать машиностро­ительные предприятия, предприятия легкой и пищевой промышленности и других отраслей, не инвестировать их? Конечно, все это не так.

Понятна удовлетворенность менеджеров и рабочих по поводу своевременной выдачи за­работной платы, причем намного выше среднереспубликанского уровня. Их не в чем упрекнуть. Это вытекает из их роли и места в системе производственных отношений. Есть собственник, есть менеджер, есть рабочие. Интересы рабочих в данный момент - хорошо заработать и своевремен­но получить заработанные деньги. Менеджер стремится, чтобы его нынешнее благополучное положение было стабильным и длительным. А собственник хочет постоянно умножать свой ка­питал. Поэтому не совсем понятно, почему власть, по сути собственник, продает собственность, рассуждая, как менеджеры и рабочие?

Не будем гадать о криминальности или некриминальности сделок, попробуем исходить лишь из чисто экономического аспекта. С этой точки зрения продажа выглядит так: продали гос­предприятие - нет проблем для правительства. Тем более если продавать своим, то еще при­думывают «постприватизационную поддержку», а если продаем иностранцам, то нет никаких забот. Поэтому правительство всех убеждает, что нет другого выхода, как продать предприятия иностранцам. А на самом деле в экономике существует бесчисленное множество путей решения проблемы. Управлять страной, управлять экономикой - это уметь видеть такие пути и выбирать из них наилучшие. Это неимоверно сложный процесс. Не всегда и не во всех странах быстро находят нужные решения. Не зря говорят, что управление - это искусство. В этом и заключается трудность управления экономикой, трудность формирования правительства.

Продать - это очень просто. Но это не означает, что простое решение - верное решение. Оно лишь подмена неумения или нежелания решать насущные проблемы экономики, какими бы сложными они ни были. Как показано выше, продажа собственности породила множество дру­гих, еще более серьезных проблем.

Если бы предприятия оставались отечественными, то собственность просто перемещалась бы внутри страны и огромные валютные средства от экспорта возвращались бы в страну, служили бы источником инвестирования развития других отраслей отечественной экономики. Только в 1996 году валютная выручка от экспорта составила 6720,9 млн долларов США. А теперь соб­ственность практически перемещается за пределы страны, прибыль остается за рубежом, Ка­захстан лишается этих инвестиционных ресурсов. Причем прибыль большая, т.к. иностранные компании используют в Казахстане дешевую рабочую силу, многие не платят налоги, применяют выгодные ценовые комбинации. Имеются факты о невыполнении ими взятых обязательств, такие как непогашение долгов смежникам, неинвестирование производства, сокращение рабочих мест и др. Это разве не прямой ущерб экономической безопасности страны? Раньше мы могли рассма­тривать стратегически важные базовые отрасли как приоритетные точки роста, т.к. их развитие повлекло бы за собой и другие отрасли. Теперь они таковыми быть не могут.

Никто не против привлечения иностранных инвестиций, но, во-первых, в любой стране есть отрасли, где присутствие иностранных компаний недопустимо. Это главным образом стратегиче­ски важные отрасли. В современном мире эти отрасли не продаются. Кстати, в России готовится законопроект, по которому привлечение иностранных инвестиций в стратегические сферы не будет допускаться, а в ряде других сфер их допуск будет ограничен. Это, как правило, финансо­вый сектор. В КНР существуют списки, где указано, в какие сферы могут вложить свой капитал иностранные инвесторы. Во-вторых, выбираются выгодные формы привлечения иностранных инвестиций. К ним относятся: раздел продукции, создание СП, размещение и покупка акций, ли­зинг, приобретение или строительство новых предприятий обрабатывающей промышленности. Никто не против строительства электростанции в Актюбинской области, сделки с «Шевроном» на условиях раздела продукции, на базе которой действует СП «Тенгизшевройл», продажи Ал-матинской табачной фабрики. Можно было бы приветствовать засилье иностранных инвесторов в обрабатывающей промышленности Казахстана. Можно открыть двери иностранному присут­ствию во всех базовых отраслях, но с условием сохранения доминанты в них казахстанской сто­роны, т.е. сохранения за ней контрольного пакета акций, что является защитным механизмом для экономической безопасности страны.

Жизнь покажет правоту идей, изложенных выше, в других странах это уже доказано. Если к экономическому благополучию все страны приходят примерно схожими путями, то зачем же Казахстану нужно идти особым путем, которым никто уже не пользуется? Или мы обречены идти к этому в течение 150 лет?

Ничего удивительного не будет в том, если завтра мы обратимся за рубеж за займами, а че­рез несколько лет окажемся в долговой яме и «нищета при богатстве» станет характерной чертой страны на долгие годы. Это будет тем реальнее, чем быстрее мы продадим нефтяную отрасль. Ясно, что тогда многие сегодняшние инициаторы этой сомнительной экономической политики окажутся за пределами страны или будут процветать в другом бизнесе, а власть будет объяснять наши неудачи очередными сложностями, ошибками и просчетами. Как мы любим вместо «пред­видения» заниматься «поствидением»! И тогда они в лучшем случае смогут сказать: «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда».

Глава VII. Трансформационный процесс и проблемы макроэкономической стабилизации

§ 1. Годы углубления системного экономического кризиса: институциональная и производственная «ловушка»

Казахстан начал свои трансформационные рыночные реформы в 1992 году в условиях уже нарастающего системного экономического кризиса: резко возрастающей инфля­ции, разлагающейся финансово-денежной системы, когда рубль перестает выполнять функции полноценного платежного средства как в потребительском, так и в производственном секторах, все усиливающегося спада производства и роста безработицы, ухудшающегося социального по­ложения населения, полностью деморализовавшейся политической и правоохранительной систе­мы, силовых структур - армии, КГБ и МВД. Это был не обычный циклический или экономиче­ский кризис, он был системным, т.е. кризисом всего общественно-политического строя, который господствовал в СССР и ряде других стран Европы, Азии и Латинской Америки. Поэтому вы­ход из него был намного сложнее, чем выход капиталистических стран из Великой депрессии 1929-1933 годов. Нужно было преодолевать экономический кризис с одновременной сменой по­литической системы, т.е. всех государственных институтов и механизмов регулирования обще­ственно-политических, экономических и социальных процессов. Причем последние было прин­ципиально невозможно трансформировать в рыночные институты и механизмы, их нужно было непременно радикально менять, т.е. ликвидировать старые и создавать новые. Была ли другая стратегия изменения государственных институтов в постсоветских государствах, в частности в Казахстане и России? Лауреат Нобелевской премии Дж. Стиглиц считает, что была. «Какова альтернативная стратегия изменений? Лучше начать с существующих институтов и попытаться (подчеркнуто мною. -А.Е.) побудить их к постоянно нарастающей трансформации, а не пытать­ся «коренным образом» устранить их для того, чтобы начать с «чистого листа»¹'Стиглиц Дж: Куда ведут реформы?//Мат-лы сжсгод. банковск. конф. по развитию экономики. Всемирный банк, 28-30 апреля, 1999. Вашингтон, O.K. С. 30. Он упрекает российских экономистов в «более глубоком непонимании основ рыночной экономики, а также в неверном понимании основ процесса институциональных реформ, и что они не смогли понять современный капитализм»². 'Стиглиц Дж: Куда ведут реформы?//Мат-лы сжсгод. банковск. конф. по развитию экономики. Всемирный банк, 28-30 апреля, 1999. Вашингтон, O.K. С. 30

Возможно, реформаторы действительно не понимали основ рыночной экономики, совре­менный капитализм. Однако, читая статьи самого Стиглица и ознакомившись с его рекоменда­циями для проведения реформ в России, его можно подвергнуть не меньшей критике, а именно упрекнуть в непонимании основ советской системы, ее плановой экономики и в полном непред­ставлении того, что значит перейти из глубокого кризисного советского социализма к современ­ному капитализму. Только не понимающий этого ученый мог утверждать, что начинать надо было с существующих институтов и «попытаться» трансформировать советские государствен­ные институты, которые работают не по законам, а по решениям ЦК КПСС и правительства СССР, выступлениям Генерального секретаря и обслуживают функционирование тоталитарной советской социалистической и политической системы, антагоничной по своим целям, задачам и механизмам капитализму и его рыночной экономической системе. Это при том, что весь на­род и все кадры в этих институтах, за исключением нескольких сотен демократов, не приемлют капитализм и рыночную экономику, не говоря уже о том, что они вовсе не знают и не понимают, как эта система функционирует и как люди в ней работают. Трудно представить, с каких, напри­мер, существующих законов следует начинать, а какие «попытаться» трансформировать, если в СССР существовало всего три закона: Конституция СССР, Основной кодекс и Закон о труде. Используя выражение «попытаться побудить», Дж. Стиглиц показывает свою неуверенность в том, что реформаторам удастся приучить эти институты - советские суды, прокуратуру, Госплан, Госбанк СССР, министерства и ведомства - к постоянно нарастающей трансформации. А другие институты, которые можно было бы и «побудить», как, например, вся законодательная, налоговая система и институты, коммерческие банки, фондовые рынки, кредитная система, пенсионные фонды и многие другие, без которых рыночная экономика не может начать функционировать, вовсе отсутствуют в СССР. Спрашивается, что и как следует трансформировать?

Он сам признает, что в социалистических странах мало (а в каких социалистических стра­нах есть? - А.Е.) или же нет совсем прецедента банкротства, и считает, что необходимо соз­дать институты банкротства (где последовательность, ведь он утверждал, что начинать надо с существующих? - А.Е.). Правда, расшифровывая Шумпетеровское выражение «созидательное разрушение», Стиглиц подсказывает, что, наряду с банкротством множества фирм, которые про­исходят даже в давно существующих рыночных экономиках, активные программы создания и сохранения рабочих мест путем содействия предпринимательству должны идти рука об руку, а может, и предшествовать вызванной банкротством перестройке. Но это делается в странах с давно существующей рыночной экономикой, где есть, что тратить и куда тратить. В Казахстане и России как раз банкротство не производилось, чтобы не терять рабочие места. Хотя во многих случаях это были фиктивные рабочие места. Только вот о какой активной программе содействия таким предприятиям может идти речь, когда в этих странах нет никаких ресурсов, их экономика еще с конца 80-х находится в глубокой депрессии, деньги не работают, а финансово-денежная система развалена.

Таким образом, можно заключить, что в постсоветских странах социальных и иных инсти­тутов, которые нужно было «попытаться побудить» трансформироваться в институты рыночной экономики, либо не было, либо их трансформация была невозможна. Они целиком и полностью были подчинены целям и задачам социалистического общества, которое является антиподом капиталистического. Они привыкли работать в условиях централизованной плановой экономики, альтернативной рыночной. У них не было ни знаний, ни опытных кадров. Процессы и механизмы их регулирования не были пригодными для обслуживания рыночной экономики. Они не подле­жали никакой трансформации, т.к. были в корне не совместимы. Поэтому у реформаторов остава­лось только одно решение - разрушить их до основания и создать на их месте новые институты. И это не прихоть и не чье-то желание, а необходимость.

Поэтому перед страной стояла следующая задача: вывести экономику из глубокой депрес­сии при одновременном проведении системных структурных и институциональных рыночных реформ, что составляет суть трансформации плановой экономики в рыночную. Возник вопрос «с чего?»: с чего начать? Для реформаторов ответ был один: с либерализации цен и превращения скрытой инфляции в открытую, с ростом цен в 2-3 раза, и бороться с ней уже известными в ры­ночной экономике механизмами. Сама собой напрашивалась необходимость введения политики макроэкономической стабилизации, главная цель которой состоит в том, чтобы «остановить рост цен, ввести инфляцию в приемлемые границы, создав тем самым условия для роста экономики и уровня благосостояния населения»¹. Этими условиями было достижение финансовой стабильно­сти, нормального функционирования денежной системы, ибо без твердой (надежной) валюты в стране невозможен рост экономической активности, за которой следует рост самой экономики.

Между тем, как нетрудно было заметить из раздела «Шоковая терапия», так думали не все. Большинство политиков, экономистов, специалистов предлагали начать трансформационный процесс сразу после оздоровления и роста экономики, структурной модернизации и т.д. Проведе­ние макроэкономической стабилизации считали политикой, диктуемой западными институтами, такими как МВФ и ВБ, попыткой «западников» использовать у нас монетарную теорию, которая, мол, нигде не применяется и не признается многими западными учеными, и т.д. и т.п. Сами они с этой теорией знакомы не были и пользовались информацией из третьих рук. Тем самым они по­казывали незнание трудов и В.И. Ленина, учение которого преподавали студентам в вузах. Не кто иной, а сам Дж. М. Кейнс писал: «Ульянов-Ленин утверждал, что наилучший способ уничтожить капиталистическую систему — это ослабить и разложить ее валюту посредством инфляции»². Следовательно, надежные деньги - первичны, а рост производства - вторичен. Чтобы сделать деньги надежными, необходимо подавлять инфляцию, что можно сделать только монетарными, т.е. денежно-кредитными инструментами.

Но в Казахстане «не все были дома», в прямом смысле. Во-первых, платежным средством оставался российский рубль, поскольку в 1992 году республика не стала вводить свою нацио­нальную валюту или суррогатную валюту, как это сделали некоторые бывшие союзные респу­блики. Причем, естественно, эмиссионная функция оставалась за Центробанком Российской Фе­дерации, и Казахстану пришлось выпрашивать необходимые денежные средства у правительства России, которое старалось отпускать запрашиваемые суммы согласно своей денежно-кредитной политике. Конечно, вначале ему чаще всего не удавалось придерживаться данного условия, по­этому уже в середине лета 1992 года российское правительство решило выдавать запрашиваемые суммы в государственный долг, открыть с 1 июля 1992 года специальные корреспондентские счета для ведения межгосударственных взаиморасчетов в СНГ и установить котировку безна­личных денег стран рублевой зоны. Казахстан теперь должен был оформить свою задолженность как государственный долг России со всеми условиями погашения внешнего долга.

'Ясин Е. Российская экономика. М., 2003. С. 244.

²Долан Дж. Э. и др. Деньги, банковское дело и денежно-кредитная политика. М.-Л., 1991. С. 248.

Более того, российское правительство потребовало от всех стран СНГ, использующих рубль в качестве своего денежного знака, использовать его по правилам Центробанка РФ, делегировать ему функции своих национальных банков и даже передать свои золотовалютные резервы. Эти страны должны были принять все условия ЦБ РФ в области денежно-кредитной политики. Это было естественным шагом России, иначе было невозможно вести жесткую денежно-кредитную политику и побороть инфляцию как в самой России, так и в странах рублевой зоны.

Во-вторых, задача проведения политики макроэкономической стабилизации и проведения реформ возлагалась на правительство во главе с С.А. Терещенко, сформированное в ноябре 1991 года, и руководство Национального банка Казахстана во главе с Г. Байназаровым. В состав прави­тельства входили в основном известные кадры «старой закалки», в основном бывшие партийно-советские и хозяйственные руководители плановых и финансовых органов, имеющие преимуще­ственно техническое образование. В Национальном банке на руководящих постах трудились в основном экономисты старой советской системы. Они в своем большинстве являются хорошими организаторами производства, умелыми руководителями коллективов в условиях планового хо­зяйствования и административно-командного управления, были незаменимы в экстремальных условиях. Однако многим из них было чрезвычайно трудно на ходу овладевать всеми премудро­стями рыночной экономики, макроэкономической политики, особенно представить себе, чем и насколько опасна инфляция, какова ее связь с экономическим ростом, инвестициями, безработи­цей, как эффективно бороться с нею и т.д. Поэтому им была неведома суть антиинфляционной денежно-кредитной политики правительства и Нацбанка, они понимали ее в буквальном смысле - как тратить деньги на производство. Создавалось ощущение, что Нацбанк и не думал вести определенную денежно-кредитную политику в этот критический для экономики период. Он на­поминал Госплан Казахской ССР. Не случайно, что у власти Республики Казахстан как к началу реформы, так и в последующие полтора года отсутствовала собственная продуманная экономи­ческая политика и соответствующая программа ее реализации, которые отвечали бы интересам государства и подходам к решению проблемы стабилизации цен и финансовой системы, оздоров­ления экономики и обеспечения ее роста.

Страна могла ознакомиться в мае 1992 года только с основными направлениями экономи­ческой реформы, которые президент Н. Назарбаев изложил в своей статье «Стратегия становле­ния и развития Казахстана как суверенного государства». К этим направлениям были отнесены создание в Казахстане социальной рыночной экономики, основанной на сочетании различных форм собственности, планомерное преобразование экономики с фиксированием этапов и соот­ветствующих конкретных задач.

Программа исходила из достижения поставленных целей за 10-15 лет в три этапа: за 1992-1998 годы обеспечивается макроэкономическая стабилизация, нормализуется потребительский рынок и осуществляется приватизация значительной части государственной собственности; за 1998-2005 годы предполагается достичь структурных изменений с целью преодоления сырьевой направленности экономики, развития рынков товаров, капитала и труда; за последующие 5-7 лет - войти в число новых индустриальных стран на основе ускоренного развития экономики открытого типа.

Однако все эти цели и задачи реформ до мая 1993 года не были трансформированы в кон­кретную программу в рублевой зоне, страна приняла «правила игры», заданные правительством России, и в течение двух лет следовала за всеми зигзагами ее экономики. Самостоятельность рес­публики в экономической политике проявлялась только в частных вопросах. Со стороны прави­тельства и Нацбанка не было синхронных и гибких решительных и последовательных действий, адекватных меняющимся условиям, не было предсказуемости в их работе. Между тем намечен­ные цели - снижение и стабилизация одновременно и уровня инфляции, и спада производства - были труднореализуемы, по крайней мере требовались повседневная ювелирная работа всех ветвей и звеньев власти, компетентность и решительность их руководителей, их действия как единой команды. К сожалению, всего этого не было. Не было этого и во властных структурах Российской Федерации, от денежно-кредитной политики которой зависел успех макроэкономи­ческой стабилизации и в Казахстане.

Однако и в России в 1992 году ужесточение денежно-кредитной политики удалось осущест­влять только в течение первых двух месяцев¹.

Динамика денежной массы М2 и индекса

потребительских цен (ИПЦ) в месяц в России (прирост, % к следующему месяцу)2'

	1991	1992												1993
		01	02	03	04	05	06	07	08	09	10	11	12	01	02	03
М2	10,6	12,3	12,7	12,1	14,1	10,4	9,2	27,4	25,5	30,9	31,5	27,0	5,2	19,6	18,3	8,0
ИПЦ	12,1	24,3	38,0	29,9	21,7	11,9	19,1	10.6	8,6	11,5	28,0	26,1	25,2	25,8	24,6	20,2

Денежная масса с января по июнь росла медленными темпами, в пределах 9—12,7%, и с марта темпы инфляции стали снижаться, бюджет был фактически сбалансирован, курс рубля к доллару рос. Однако в июне произошло существенное ослабление и кредитно-денежной, и фи­нансовой политики, резко пошли вверх темпы роста денежной массы, что двухмесячным лагом привело к перелому динамики цен³.

'Ясин Е. указывает на ?>-А месяца, а Гайдар - на 5 месяцев.

²Ясин Е. Российская экономика. М., 2003. С. 253.

Гайдар Е. Годы поражений и побед. М.: Вагриус, 1997. С. 223

Такая политика правительства России, проведенная в январе-июне 1992 года, несколько сдержала рост денежной массы и ограничила кредитное влияние на экономику Казахстана в со­ответствующем периоде. К середине 1992 года появились улучшения в области сбалансирован­ности бюджета. Денежная масса в течение первых четырех месяцев росла в среднем за месяц на 10-14%, а инфляция снизилась с 360% в январе до 10% в мае. Укрепилась позиция рубля: он стал выполнять функции реальных денег. Однако правительство, столкнувшись с резким сокраще­нием объемов производства и ростом размеров задолженностей предприятий, отступило от ре­ализации даже умеренной антиинфляционной политики и вновь прибегло к крупномасштабной денежно-кредитной эмиссии. Ему казалось, что это происходит из-за кризиса ликвидности.

Ослабление денежно-кредитной и финансовой политики сразу же вызвало резкий рывок денежной массы вверх, что, в свою очередь, вновь сильно подхлестнуло инфляцию. Денежная масса увеличилась за год в рублевом выражении в 16,3 раза против 4,5 раза в 1991 году, объем кредитов в экономику возрос в 10,6 раза. Инфляция росла в среднем на 20% в месяц.

Чтобы обуздать инфляцию, правительство Казахстана ничего иного не придумало, кроме как поставить цены на ряд товаров, преимущественно сырьевого характера, под жесткий кон­троль государства. 14 мая 1992 года вышел указ Президента Республики Казахстан о расширении круга товаров и услуг, реализуемых по фиксированным ценам, который распространялся на то­пливно-энергетические ресурсы и другие стратегические товары (продукция металлургии, сель­ского хозяйства), а также социально значимые товары и услуги. Предполагалось, что это будет сдерживать рост цен на продукцию переработки из собственного сырья.

215 стр U/sjHfJiiFftjjftwas, ^лданя* дохгвдженяА мж^эжшямияйгжж. схайшшзащш-, илсхавлештя пре­зидентом Н. Назарбаевым, похоже, мало кого заинтересовала. Всех, в том числе и в составе пра­вительства, производственников больше интересовала проблема остановки спада и обеспечение роста производства. При этом первопричину они искали не в коренных изменениях в экономике и растущей инфляции, а в отсутствии инвестирования производства и пополнения оборотных средств предприятий. Отраслевые лоббисты отстаивали необходимость постоянного подпиты­вания производства крупными кредитными вливаниями. Естественно, источник кредитных ре­сурсов был один - эмиссия денег НБК. НБК кредитовал предприятия через вновь созданные, в основном государственные, банки второго уровня, дело доходило до того, что он осуществлял даже прямое кредитование. Кредитовало их и правительство как из бюджетных, так и из вне­бюджетных, заимствованных в том числе за счет кредитов на крупную сумму, предоставляемых ежегодно НБК внешних средств. В 1992 году Верховным Советом Республики Казахстан был принят закон о создании внебюджетного фонда экономических преобразований за счет 5-про­центных отчислений предприятий от себестоимости своей продукции, что «не влезало ни в какие ворота». Были созданы и другие фонды, например Дорожный фонд, Инвестиционный фонд.

В условиях обвального спада производства призыв отраслевых лоббистов сохранить про­мышленную базу страны находил полное понимание в обществе и правительстве производственников. А необходимость эмиссионного, т.е. инфляционного кредитования весенней посевной и осенней уборочной кампании в сельском хозяйстве вообще не вызывала никаких сомнений.

Такая политика денежно-кредитной экспансии за счет денежной эмиссии НБК осуществля­лась под влиянием утверждения председателя Центрального банка России В. Геращенко о том, что инфляция вызвана обвальным сокращением объема промышленного производства и поэтому ЦБР должен осуществлять денежную эмиссию для сохранения промышленности страны. Тогда в России и Казахстане был широко распространен кризис ликвидности, или кредитный дефицит. Нарастающий объем взаимных неплатежей предприятий в экономике вроде бы это подтверж­дал.

Хор противников либерализации цен и макроэкономической стабилизации утверждал, что Казахстан имеет свою специфику, а потому реформы «западного типа» для нас неприемлемы и не дают положительных результатов. Они обвиняли правительство в применении политики, про­водимой МВФ и ВБ, что у нас другая структура экономики, нам необходимо оздоровление эко­номики с ростом производства, что требует кредитной поддержки. Эта линия находила благодат­ную почву и в обществе, и в самом правительстве, в Верховном Совете и НБК. Дальше началось массовое выколачивание ничем не обеспеченных денег из казны. Мало того, они выдавались под большую отрицательную процентную ставку - примерно под 80% годовых при уровне средне­годовой инфляции, например, 1381% в 1992 году. К этим привилегиям следует добавить, что многие предприятия под разными предлогами, например приоритетность той или иной отрасли, получали большие налоговые льготы. В 1991 году Верховный Совет РК в целях оживления про­изводства принял закон о создании в республике свободных экономических зон (СЭЗ), в котором предусматривались предоставление предприятиям, находившимся в таких зонах, широкого круга налоговых льгот и других преференций, право на экспортирование сырьевых ресурсов, добытых на территории СЭЗ, и самостоятельного использования зоной экспортных выручек. По закону, любая территория могла объявить себя СЭЗ с разрешения Верховного Совета без ведома прави­тельства. Их число стало расти, как грибы после дождя¹.

Сюда следует также добавить практиковавшиеся в течение многих лет, начиная с 1992 года, субсидирование и централизованное кредитование правительством различных секторов эконо­мики (военно-промышленного комплекса, сельского хозяйства, транспорта и др.).

Такие щедрые налоговые льготы и субсидии при расходовании с размахом бюджетных средств без правил, характер их использования, низкая налоговая дисциплина, сочетающаяся с продолжающимся спадом производства, привели бюджет страны к большому дефициту.

'Автору приходилось активно высказываться против обоих законов: давать отрицательную экспертизу обоим проектам законов, неоднократно выступать за отмену закона о СЭЗ на заседаниях Комитета ВС по экономике, готовить в 1993 году проект отрицательного заключения правительства на этот закон, публиковать статьи, выпустить в 1992 году брошюру «Концепция создания СЭЗ в РК». Оба закона были отменены в 1994 году.

Параметры бюджета расширенного правительства Казахстана, % к ВВП

Показатель	1992	1993	1994
Доходы	24,6	23,5	17,2
Расходы	3!,9	24,5	24.0
Дефицит	-7,3	-1,2	-6.8

Источники: Гайдар Е. Детские болезни постсоциализма//Вопросы экономики. 1997. № 5;

Илларионов А. Финансовая стабилизация в, республиках бывшего СССР//Вопросы экономики. 1996. №2.

Как видно из таблицы, в двух годах из трех бюджетный дефицит был очень высоким, оста­ваясь в районе 7% ВВП. Интересно, что в 1993 году он был на удивление низким - -1,2% ВВП, а в 1994 году, наоборот, очень высоким. Это объясняется политикой не столько правительства Казахстана, сколько России. Дело в том, что правительство России с 1 июля 1992 года, во-первых, устранило рублевую зону с безналичной денежной системой, во-вторых, открыло всем странам рублевой зоны корреспондентские счета для ведения межгосударственных взаиморасчетов стран СНГ с Россией и котировку безналичных денег стран рублевой зоны, потребовало оформить за­долженность государств - членов СНГ как их государственный долг России со всеми условия­ми погашения долгов. С этого момента в сфере безналичных расходов рублевая зона перестала существовать. Кроме того, Россия решила теперь выдавать не технические, а только связанные государственные кредиты.

Но и это не все. В 1993 году Россия ввела собственную валюту (денежные знаки нового образца) и выдвинула требование об оформлении предоставляемых Казахстану 3 млрд рублей в виде государственного долга под залог золотовалютных резервов. Она поставила условия созда­ния «рублевой зоны нового типа» только как зоны, работающей по правилам, вырабатываемым ЦБР, и все участники зоны передают ЦБР свои золотовалютные резервы. Естественно, Казахстан не мог пойти на такие условия, которые на деле означают передачу части экономического суве­ренитета другому государству.

Динамика денежной массы МЗ и индекса потребительских пен а Казахстане и России в 1992-1994 годах

	Денежная масса МЗ						Индекс потребительских цен в среднем за год
	К предыдущему году, раз			Среднемесячные темпы прироста, %
	1992	1993	1994	1992	1993	1994	1992	1993	1994
Россия Казахстан	4,90 7,43	8,38 5,36	6,63 2.95	14,2 18,2	19,4 15,0	17,1 9,4	1381,0 1526.0	1662.0 874.6	1877,4 307.6

Источники: Илларионов А. Финансовая стабилизация в республиках бывшего СССР//Вопросы экономи­ки. 1992. № 2: Гайдар Е. Деловое время М.: Дело, 2005. С. 386 (по данным Transition Report 2000,2003. London: EBRD; Госкомстата России, ЦБР International Financial Statistics, IMF, 2004).

Все это вынудило правительство существенно сократить в 1993 году бюджетные расходы (с 31,9 до 24,7% ВВП, т.е. на 23%). Но это вроде бы противоречит самому резкому росту денеж­ной массы в 1993 году по сравнению с 1992-м - в 8,38 раза и приросту ее в среднем за месяц на 19,4%. На самом деле нет никакого противоречия. Просто Казахстан медлил с введением своей национальной валюты и не предпринял никаких защитных мер против наплыва в страну рублей старого образца. А наплыв происходил в течение достаточно продолжительного времени из всех стран СНГ, т.к. многие из них заблаговременно обеспечили свою валютную безопасность.

«Органам МВД удалось изъять 58 млрд старых рублей, которые были незаконно перебро­шены в республику. Всего в ходе обмена банкнот на собственную валюту банками Казахстана было принято 910 млрд старых рублей»¹.

Конечно, и само правительство Казахстана в 1993 году тоже пыталось наладить макро­экономическую стабилизационную политику. В апреле 1993 года Верховным Советом РК была принята неплохая «Программа неотложных антикризисных мер и углубления социально-эко­номических реформ», инициированная вице-президентом Республики Казахстан доктором экономических наук Е.М. Асамбаевым и представленная на суд депутатов Верховного Совета президентом Н.А. Назарбаевым. В ней приоритетной задачей определена макроэкономическая стабилизация, в частности борьба с инфляцией и ускоренное преобразование собственности. Од­новременно была принята другая «Национальная программа разгосударствления и приватизации государственной собственности в Республике Казахстан на 1993-1995 годы».

Однако первая антиинфляционная программа в силу отсутствия национальной валюты, слабого кадрового обеспечения и низкой активности НБК не имела шанса на реализацию, не оставила каких-либо заметных следов в макроэкономической политике государства.

'Пузанов Ю.Е. Казахстан: этапы экономического развития. Казахстан: реалии и перспективы независимого развития. М, 1995. С. 34-35

В то же время правительство стало усиливать вмешательство в экономику, чтобы, как ка­залось членам кабинета, своим активным регулированием удерживать экономику от коллапса, и в первую очередь остановить спад производства, начать изменение структуры народного хозяй­ства. В стране разрабатывались долгосрочные программы развития 18 отраслей, включая сферу бытового обслуживания, началась разработка так называемого индикативного плана по примеру Франции, Японии, Южной Кореи и Малайзии, пытались активизировать инвестиционную по­литику за счет государственных источников и привлечения прямых иностранных инвестиций. Всей этой работой руководило Министерство экономики, роль которого заметно возросла, были созданы Агентство по иностранным инвестициям, комитеты по ценам, по информатике и др.

Было сменено руководство Комитета по государственному имуществу, чтобы ускорить про­цесс приватизации государственной собственности. Итоги реализации программы приватизации госсобственности были признаны президентом неудовлетворительными. Если спасение произ­водства в 1992 году правительство видело в создании концернов, то в 1993 году оно виделось в «холдингизации» экономики - исключительно волевым способом промышленные предприятия распределены по холдингам. 80 предприятий - экспортеров сырьевого сектора почему-то были переданы частному холдингу «КРАМДС», который возглавлял небезызвестный приближенный к власти господин В. Те (непонятно только, каким образом и за какие достижения). В конечном счете эти самые ликвидные предприятия, несущие и в прямом, и в переносном смысле золотые яйца, были развалены и, возможно, ободраны этим господином и его 25 вице-президентами, быв­шими секретарями ЦК КП Казахстана и заместителями председателя Совета Министров КазССР, министрами ряда отраслей. Когда нависла угроза проверки со стороны Верховного Совета РК, господин Те основную часть активов компании перевел в Россию, создав там «КРАМДС», ка­жется, для СНГ, и оставив в Казахстане только отраслевой «КРАМДС», ясно, что без каких-либо ликвидных активов. Когда был распущен Верховный Совет в марте 1995 года, «КРАМДС» снова ожил в Казахстане. Но ненадолго. Скоро этой компании в стране не было. Вскоре сам г-н Те, говорят, уехал и живет в Калининградской области России. В 1997 году якобы обанкротился про­цветавший в Казахстане все эти годы его «карманный» банк - «КРАМДС-Банк»¹.

'В марте 1991 года я, будучи директором Института экономики и рыночных отношений Госэкономкома РК, получил от одного высокопоставленного чиновника задание в ответ на письмо г-на Те правительству (он тогда был членом Высшего экономического совета при Президенте РК) обосновать передачу 135 ведущих предприятий сырьевого сектора в ведение частной компании «КРАМДС». Я с ведущими специалистами института обосновал, со ссылкой на мировой опыт стран с рыночной экономикой, неправомерность, необоснованность и неоправданность осуществления правительством такой операции с «КРАМДСом», указал на возможные последствия для экономики в целом и для сырьевых отраслей особенно, и этот материал передал тому, кто дал мне это задание. Далее до июня 1993 года, т.е. до того времени, когда указом президента 80 предприятий из тех 135 были включены в состав холдинга «КРАМДС», вопрос заглох, ничего не было слышно ни о передаче этих предприятий в «КРАМДС» и ни об отказе ему в этом, и меня не вызывали в правительство.

Свое видение передачи 135 предприятий в «КРАМДС» мы (К. Берентаев, А. Есентугслов, С. Ракишсв, Ю. Сапожников) изложили в книге «Формирование многоотраслевых корпораций как основное направление создания эффективной промышленно-хозяйственной структуры» (Алматы, 1993).

Итогом таких мер стал провал в 1993 году всех принятых программ, углубление спада про­изводства и дальнейшее ухудшение уровня жизни населения, резкий всплеск денежной массы, являющейся первопричиной разгула инфляции.

Тяжелейшая ситуация складывается в 1994 году: бюджетный дефицит вновь резко прыгнул вверх, достиг 6,8% ВВП при заметном замедлении роста денежной массы (6,63 раза за год и на 17,1% в среднем за месяц). Большой рост бюджетного дефицита здесь произошел из-за сильного сокращения размера доходной части бюджета (до 17,2% ВВП) при сохранении бюджетных рас­ходов на уровне 1993 года. Объясняется это прежде всего самим глубоким спадом производства, начиная с 1989 года. ВВП 1994 года по сравнению с предыдущем годом сократился, по данным А. Илларионова, на 24,6% (у Е. Гайдара с учетом данных МВФ, ВБ, ОЭСР и др. оно равно 25,0%). Общий объем промышленного производства упал на 28,5%, по 60 видам производства (28,6% от их общего количества) было допущено снижение объемов более чем на 60%'. Поэтому прави­тельство было вынуждено покрывать бюджетный дефицит эмиссионными кредитами НБК.

Однако рост объема денежной массы заметно уступал показателю предыдущего года (рост за месяц 17,1% против 19,4% в 1993 году), хотя на столько же превышал показатель 1992 года. Это было обусловлено несколькими позитивными событиями, которые происходили в стране в конце 1993-го и в течение 1994 года. Так, в конце ноября 1993 года сменилось руководство НБК - во главе этой самой значимой после правительства организации встал Д.Х. Сембаев, уже успев­ший побывать на должностях заместителя Высшего экономического совета при Президенте РК и первого вице-премьер-министра, проявивший себя с самой лучшей стороны. Его заместителем стал молодой экономист, выпускник экономического факультета МГУ У. Джандосов, поработав­ший до этого в Высшем экономическом совете, председателем Агентства по иностранным инве­стициям и первым заместителем министра экономики РК.

С их приходом в НБК начались заметные сдвиги в понимании цели, задачи и сути денежно-кредитной политики, роли этой организации в достижении макроэкономической стабилизации. Нельзя сказать, что в 1994 году проводилась жесткая денежно-кредитная политика, но уже на­чалась реализация ряда антиинфляционных мер: сдерживание резкого роста денежной массы, контроль за кредитами, повышение ставки рефинансирования и др. Благо, для этого было самое главное условие - собственная национальная валюта тенге.

Для реального изменения макроэкономической политики и развития и укрепления част­ной собственности первостепенное значение имело послание президента народу Казахстана на 1995 год и постановление «О мерах по активизации дальнейшего проведения экономической реформы», подписанное президентом 20 января 1994 года. Конечно, перед властью поставлены в основном те же задачи: макроэкономическая стабилизация посредством жесткого регулирования денежной массы и стабилизация бюджета, ускоренное развитие приватизации госсобственнос­ти.

'Пузанов Ю.Е. Казахстан: этапы экономического развития. Казахстан: реалии и перспективы независимого развития. М., 1995. С. 23.

Новой задачей можно назвать либерализацию экономики посредством устранения контро­ля над ценами и товаропроизводителями. Раньше эти задачи ставились лишь на бумаге, не имея шанса быть реализованными, поскольку для их решения власть не располагала реальными де­нежно-кредитными инструментами, да и не хватало профессионализма, тем более все наши эко­номические невзгоды можно было свалить на российскую власть. Теперь никакие оговорки не принимались, нужно было делать реальные шаги и получать реальные результаты.

Важным позитивным шагом власти по реализации программных мер была отмена государ­ственного контроля над ценами энергоносителей, ряда сырьевых и так называемых социально значимых товаров'Я опубликовал в «Казахстанской правде» статью, где доказывалась несовместимость параллельного существования свободных и фиксированных цен и необходимость либерализации всех цен. Этим актом был устранен один из безотказно действовавших с 14 мая 1992 года источников периодического роста инфляции. Факты казахстанской экономики показали, что либерализованные цены растут гораздо медленнее. Это подтверждается данными России, где через несколько месяцев после начала реформы цены на энергоносители и ряд сырьевых и соци­ально значимых товаров тоже были взяты под жесткий контроль государства. В 1992 году регули­руемые государством цены на энергоносители в Казахстане выросли в 55 раз, а средний рост цен на промышленную продукцию в целом - лишь в 34 раза. За 9 месяцев 1993 года в России, когда цены на энергоносители стали более свободными, они выросли только в 6,4 раза, тогда как цены на промышленную продукцию - в целом в 7,4 раза.

Немаловажными являются такие меры, принятые правительством в 1994 году, как предо­ставление предприятиям полной свободы хозяйственной деятельности, существенное сокраще­ние перечня лицензируемых и квотируемых как при экспорте, так и при импорте товаров, про­даваемых за национальную валюту, пересмотр таможенных пошлин в сторону снижения и др. Кроме того, начались реальные реформы в налоговой, бюджетной и банковской системах, улуч­шения применения иностранных инвестиций. Все это сыграло положительную роль в сдержива­нии роста бюджетных расходов и денежной массы.

Однако все эти меры были половинчатыми, степень государственного регулирования эко­номики оставалась достаточно высокой. Поэтому правительству не удалось спасти экономику от обвального ее падения в 1994 году. Именно на этот год приходится пик спада производства, который начался в Казахстане в 1989 году. С тех пор этот год был поистине самым тяжелым годом для экономики Казахстана.

Встретившись с ускоряющимся спадом производства и лавинообразным ростом взаимных неплатежей между предприятиями, а также между предприятиями, с одной стороны, и государ­ственным бюджетом - с другой, в феврале 1994 года правительство для решения этой острейшей проблемы провело под руководством нового первого вице-премьера А. Кажегельдина взаимоза­чет. В принципе, в проведении взаимозачета, т.е. в расчете друг с другом по долгам, пуская в ход все имеющиеся у них активы, нет ничего предосудительного и нерыночного. И инициировать его могло только правительство, ведь неплатежи происходили, в конечном счете, по его вине. Во-первых, одним из главных источников неплатежей был государственный бюджет. По моим расчетам, выполненным в то время, неуплата одного тенге из бюджета предприятиям могла обер­нуться народному хозяйству неплатежами в сумме 10—15 тенге Есентугелов А. Переход к экономическому росту требует неотложного решения проблемы неплатежей. Проблемы стабилизации и развития экономики. Алматы: Еылым, 1997.. В России тогдашний министр экономики Я. Уринсон считал, что один рубль, неуплаченный из бюджета, превращается в не­платежи в сумме 15 рублей. Во-вторых, только по вине правительства не был принят закон о банкротстве и не был введен механизм несостоятельности предприятий, у которых кредиторская задолженность сильно превышала дебиторскую, не происходили поглощения и слияния пред­приятий. В-третьих, из-за бездействия власти хозяева предприятий искусственно создавали и на­ращивали неплатежи, бартер, правительство, по существу, отстранялось от выполнения одной из своих прямых и важных функций - контроля за использованием предприятиями финансовых ресурсов.

В этих условиях предприятия просто взаимно кредитовали друг друга. Однако на деле вза­имозачет проводился неверно, нелогично, исключительно инфляционным способом. Он должен был проводиться, во-первых, при одновременном запуске механизма несостоятельности тех предприятий, спасти которые невозможно или бессмысленно, во-вторых, при разделении фи­нансов государства и предприятий, в-третьих, с проведением сначала виртуального взаимозачета по вей длинной цепочке, с установлением на определенную дату, какие предприятия являются конечными должниками, и только в их отношении решить, дать им кредиты или нет, чтобы по цепочке реально погасились задолженности всех предприятий.

Правительство выделило деньги всем предприятиям в размере их задолженностей. На про­ведение взаимозачета было выделено кредитов всего на сумму более 18 млрд тенге при сумме просроченных задолженностей только 8,7 млрд тенге и при доле неплатежей неплатежеспособ­ных предприятий 2 млрд тенге. При этом они могли распоряжаться только 10% этих сумм, а 90% замораживались на специальном счете. Им оформили векселя, которые нельзя было купить или продать. В итоге произошел резкий рост денежной массы, а взаимные задолженности через два месяца почти удвоились. Вот почему рост денежной массы в 1994 году оказался, с одной сторо­ны, меньше, чем в 1993 году, а с другой стороны - больше, чем в 1992 году (но главным итогом был всплеск инфляции: в мае она составила 43,8%, а в июне - 46%).

Таким образом, можно однозначно утверждать, что в 1992-1994 годах финансирование бюджетного дефицита массированными эмиссионными кредитами, предоставляемыми НБК пра­вительству, стало одним из основных источников роста денежной массы, которая является глав­ной причиной инфляции. Исключением в этом ряду стоял высокий рост денежной массы в 1993 году, когда бюджетный дефицит был очень низким. Но тут сыграла свою роль главным образом ошибка правительства, допущенная накануне введения национальной валюты, из-за чего, как уже было изложено, произошел мощный наплыв старых рублей в нашу ничем не защищенную от наплыва суррогатов страну.

В то же время нельзя не отметить и тот факт, который имел место во время разработки бюджета в Казахстане, что в доходную его часть включались, помимо налоговых и неналоговых обязательных неплатежей, также и такие поступления, как выручка от приватизации, иностран­ные займы правительству, часть прибыли НБК, доход от внешнеэкономической деятельности, поступления из внебюджетных фондов и даже кредиты НБК. Их сумма к общему доходу бюд­жета составила в 1993 году около 49%, а в 1994 году - 67%. Если вычесть их из бюджета и рас­сматривать как средства финансирования бюджетного дефицита, то в 1993 году действительный бюджетный дефицит достиг 429 млрд рублей, или одну треть ВВП. Положение не изменилось и в 1994 году. Эти недостатки устранялись не сразу, а в течение длительного времени, в част­ности, доходы от приватизации государственной собственности были исключены из доходной части бюджета только в 2001 году, несмотря на то, что МВФ постоянно рекомендовал сделать это с середины 1990-х годов. Поэтому те бюджетные дефициты, которые были рассмотрены и будут еще рассмотрены и взяты из официальной статистики, являются на самом деле не более чем формальностью¹.

Тем не менее влияние финансирования даже этих формальных бюджетных дефицитов способствовало образованию в 1992-1994 годах огромного инфляционного навеса над экономи­кой Казахстана. По данным официальной статистики Казахстана и СНГ, где годовая инфляция берется как отношение потребительских цен в декабре рассматриваемого года к потребитель­ским ценам предыдущего года, рост инфляции в 1992 году составил 30,6 раза, в 1993-м - 22,7 и в 1994-м - 12,6 раза. По моему мнению, корректно было бы исходить из среднегодовых темпов роста инфляции, приведенных в таблице на странице 218, составленной по данным известного российского ученого-экономиста А. Илларионова с использованием данных известных автори­тетных международных институтов, таких как МВФ, ВБ, ОЭСР, International Financial Statistics, опубликованных уже в последние годы. Необходимо учитывать, что в начальные годы реформ данные официальной статистики, особенно Национального банка, не могли внушать полного до­верия из-за методологической неразберихи и недостатка в квалифицированных кадрах, работаю­щих тогда в этой сфере, особенно в отдаленных областях, городах и районах, сложности фикси­рования и получения достоверной информации с мест.

Тем более что сравнение инфляции только последнего месяца текущего года с последним месяцем предыдущего года ничего не говорило об истинной инфляции, ведь волатильность рос­та инфляции по месяцам тогда были очень высока. Сравнивая данные, полученные обоими ме­тодами, мы видим не только расхождения их уровня, но, что еще важнее, резко отличающиеся тенденции в динамике инфляции 1992-1994 годов.

'На это я обратил внимание в статье «Значительная часть неплатежей связана с необязательностью правительства». «Панорама», 1994, сентябрь, № 35. Есентугелов А. Трансформация экономики Казахстана: рыночная экономика, реформы, экономическая политика. Алматы, 2002. С. 169.

Динамика инфляции в среднегодовом исчислении в сопоставлении с динамикой роста де­нежной массы показывает, что Казахстану не просто не удалось обуздать инфляцию и достичь макроэкономической стабилизации, а наоборот, он стал сильно отдаляться в эти годы от жела­емой цели. Если в 1992 году инфляция выросла в 13,8 раза, то в 1994 году - уже 18,8 раза. По­ложение России в этом отношении выглядело более пристойно, хотя и она была еще далека от желаемых результатов.

Все это было следствием того, что правительство Казахстана в эти годы так и не сумело системно, последовательно и решительно вести жесткую антиинфляционную экономическую политику. Оно трижды лишь пыталось наладить жесткую денежно-кредитную политику, но этих попыток надолго не хватило: первый раз это происходило в январе-июне 1992 года, но в рамках политики правительства Российской Федерации, второй раз - в мае-сентябре 1993 года, когда прирост денежной массы по месяцам составлял 45-63%, прирост объема кредитов - 11-17%. Од­нако в целом по году программа финансовой стабилизации был провалена: за год денежная масса увеличилась в 8,4 раза, а объем кредитов - в 7,4 раза. Третий раз - июль-сентябрь 1994 года, ког­да благодаря антиинфляционным действиям, которые начало проводить новое руководство НБК, прирост денежной массы снизился с 35,6% в первом квартале до 10% во втором. Однако в целом денежным властям снова не удалось удержать денежно-кредитную эмиссию, в отдельные меся­цы прирост денежной массы достигал 168% (в марте) и кредитной эмиссии - 77,3% (в апреле), что было связано с проведением правительством крайне неудачного взаимозачета в феврале-мар­те 1994 года. Более того, в «декабре 1994 года в обращение было выпущено в 5 раз больше денег, чем в декабре 1993 года, когда денежная масса возросла по сравнению с предыдущем месяцем на 124%»'. Несмотря на заверения нового правительства Казахстана во главе с А. Кажегельдиным о том, что оно прекратит любые дотации предприятиям, не будет прибегать к денежной эмиссии для селективной поддержки предприятий, к концу 1994 года объем эмиссионных кредитных вло­жений в экономику стал стремительно расти. В целом по году денежная масса возросла почти в 7 раз, или в среднем на 17% в месяц.

Такая бессмысленная, сумбурная политика правительства и денежно-кредитная политика НБК привела в 1992-1994 годах к безудержному росту инфляции: в среднегодовом исчислении она выросла в 1992 году в 13,8 раза, в 1993 году - в 16,6 и в 1994 году - в 18,8 раза.

Такой скачок инфляции - результат не просто роста денежной массы как таковой. Соглас­но монетарной теории, инфляцию вызывает не только и даже не столько рост объема денежной массы, сколько ее неравномерность. В этом отношении для сложившегося роста инфляции в Ка­захстане были созданы наилучшие условия, т.к. месячный прирост денежной массы в 1993 году колебался в пределах от 45 до 175,5%, а за 5 месяцев 1994 года - от 12,4 до 168%.

"Пузанов Ю.Е. Казахстан: этапы экономического развития. Казахстан: реалии и перспективы независимого развития. М„ 1995. С. 36.

Следует отметить также, что на лавинообразный рост инфляции 1992-1994 годов оказы­вали влияние факторы, связанные с экономической политикой правительства, проводившейся в эти годы. В 1992 году такими факторами были одномоментная либерализация цен, майское фик­сирование цен на энергоносители и ряд других товаров, что вызвало поэтапное повышение цен через каждые 2-3 месяца, и, конечно же, проинфляционные денежно-кредитные инструменты, использованные денежными властями как России, так и Казахстана.

В 1993 году кроме двух последних из перечисленных факторов, в результате действия кото­рых продолжалось поэтапное повышение цен, следует отметить введение национальной валюты 15 ноября, которое сопровождалось массированным наплывом старых рублей из всех стран руб­левой зоны, а также административным повышением цен и тарифов практически на все товары в ходе обмена денег, в том числе в 1,5-4 раза - на энергоносители, коммунальные услуги, услуги транспорта и связи.

В число подобных факторов 1994 года можно отнести взаимозачет, проведенный прави­тельством с целью решения проблемы неплатежей, а также отмены, наконец, контроля (фиксиро­ванные цены) над ценами на энергоносители и другие товары; на некоторые из них после 14 мая 1992 года режим свободных цен не распространялся, в связи с чем в момент их либерализации произошел всплеск инфляции.

Всевозрастающая инфляционная тенденция в 1994 году складывалась и под влиянием об­вального падения обменного курса тенге в течение всего года, первопричиной которого явилось установление необоснованно высокого курса тенге по отношению к доллару США - 4,68 тенге за доллар. Дело в том, что у крайне слабой экономики не бывает таких крепких и дорогих денег. Это противоречит законам развития рыночной экономики. В подобной нашей ситуации в по­слевоенный период в Японии и Южной Корее американец-реформатор Доджи, руководивший реформами в этих странах, установил курс валюты в Японии 360 иен за доллар, а в Южной Корее - 467 вон за доллар. Естественно, тенге стал резко обесцениваться: к концу декабря 1993 года, т.е. за полтора месяца, курс тенге снизился с 4,63 до 6,31 тенге за доллар, или на 34,6%, а к 20 января 1994 года он установился на отметке 14,3 тенге за доллар, или уменьшился более чем в 3 раза. В декабре 1994 года курс уже достиг отметки 60 тенге за доллар, т.е. тенге за 12,5 месяца обесценился в 12,8 раза, что, естественно, порядком подхлестывало инфляцию Казахстанская экономика на пути становления и прогресса/Под науч. ред. А. Есентугелова. Алматы, 1994. С. 16.

К сожалению, правительство, проводя все эти годы политику не столько стабилизации де­нежной системы как важнейшего условия оживления экономики, сколько широкой поддержки производства, не сумело и его спасти от глубокого спада. Так, по данным А. Илларионова, объем ВВП в 1992 году сократился на 13%, в 1993-м - на 12,9% и в 1994-м - на 24,6%, т.е. за три года на 59% (эти данные только на доли процента отличаются от данных, приведенных Е. Еайдаром). Для такого спада производства было несколько объективных и субъективных причин, которые не связаны с реформами вообще и «шоковой терапией» в частности, поскольку в 1992-1994 годах в экономике Казахстана практически не применялись ни монетарные, ни немонетарные меры, которые способствовали бы сокращению объемов производства: сжатие денежной массы, бан­кротство и реструктуризация предприятий и др., а высокий уровень инфляции, который мешал возможности инвестирования производства, имел место еще в 1990-1991 годах, т.е. до реформы. Таким образом, причины обвального спада производства в эти годы надо искать вне поля ре­форм.

Отметим наиболее существенные из таких причин. Во-первых, этот спад связан с инерци­онностью экономической системы. Это значит, что тенденция, которая уже происходит в ней, продолжится еще некоторое время после попытки ее изменения специальными мерами. Про­должительность этого времени зависит от фазы, в которой находится данная тенденция в момент запуска специальных мер, от их характера и действенности, комплексности, последовательности и решительности власти, с которыми они претворяется в жизнь. Поскольку к началу реформы экономика находилась уже в углубляющемся кризисе, падение производства нарастало, остано­вить этот процесс за один-два года в принципе было невозможно.

Во-вторых, при отсутствии макроэкономической стабильности, в частности сохраняю­щегося и продолжающего нарастать инфляционного навеса, при постоянно обесценивающемся тенге и разваленной финансовой системе попытки оживить экономику были бессмысленными, и они оставались таковыми, пока страна не имела инфляции, исходя из мировой практики, ниже 40% в год и стабильные крепкие деньги. А добиться этого можно было только проводя последо­вательную и решительную, жесткую макроэкономическую, т.е. денежно-кредитную и фискаль­ную политику. Это подтвердилось опытом Польши, Албании, Латвии, Литвы, Словении, Чехии. Что касается Казахстана и России, то здесь опять телегу поставили впереди лошади.

В-третьих, в Казахстане, как и во всех постсоветских странах, реформирование экономики проходило в условиях распада единого государства, единой высокоинтегрированной экономиче­ской системы, когда крепкие межреспубликанские хозяйственные связи, распадавшиеся еще со второй половины 80-х, перестали функционировать уже в первые годы реформы. Большинство предприятий практически лишились, с одной стороны, традиционных источников сырья, матери­алов, техники, потребительских товаров, а с другой - рынков сбыта своей продукции. Казахстан в 1990 году завозил из других союзных республик товаров на сумму около 14,5 млрд рублей, что составляет около 18,9%, и вывозил своих товаров на сумму около 7 млрд рублей, или 9% валово­го общественного продукта. Сальдо составляет 7,6 млрд рублей 'Есентугелов А. Проблемы перестройки хозяйственных связей Казахстана с другими независимыми бывшими союзными республиками СССР. Алматы, 1992. С. 8..

То, что производилось на отечественных предприятиях, кроме минерального и рудного сы­рья, не пользовалось спросом, не находило рынка сбыта из-за неконкурентоспособности ни по качеству, ни по цене. Отечественные товары не продавались, а принудительно поставлялись и потреблялись в соответствии с планом поставки и прикрепления потребителей к поставщикам.

В-четвертых, кредиты и субсидии, налоговые льготы, которые предоставлялись с размахом ради поддержания производства посредством пополнения оборотных средств и инвестирования его развития, тут же превращались в источники злоупотреблений в банковских и производствен­ных сферах, в личные активы хозяев предприятий и использовались в основном для коммерчес­ких спекулятивных операций, раздувая тем самым и без того пылающий инфляционный огонь.

В-пятых, в страну хлынули дешевые импортные товары, с которыми отечественные товары не могли конкурировать в условиях низких доходов населения, растущей бедности и неудержимо растущих внутренних цен при постоянно снижающемся курсе тенге.

Таким образом, основную часть спада производства следует считать либо неизбеж­ной из-за распада СССР и разрыва сложившихся административно-командными методами межреспубликанских производственных связей, либо необходимой и нужной, поскольку отече­ственные товары несырьевого сектора были в основной массе неконкурентоспособными и не пользовались спросом ни на внутреннем, ни на внешнем рынке. Такие товары по законам рынка должны были сойти с прилавков, и это способствовало бы оздоровлению экономики, составляю­щему одну из целей перехода к рыночной экономике.

Их место на рынке заняли дешевые импортные товары, которые позволяли хотя бы на ми­нимальном уровне поддерживать потребление населения в трудные времена, развивать челноч­ную торговлю и сферы услуг, что создавало рабочие места, оплачиваемые живыми деньгами. По моим расчетам, каждый челночник давал тогда работу 6-8 гражданам страны.

Таким образом, правительство и НБК в итоге проводимых реформ в 1992-1994 годах не до­бились ни стабилизации денежной системы, ни остановки спада производства. Наоборот, страна получила резкий скачок инфляции и динамики производства, только скачка инфляции — резко вверх, а производства - вниз. Денежные власти, пытаясь сохранить и обеспечить рост производ­ства вне связи с макроэкономической стабилизацией и трансформацией экономических инсти­тутов, загнали Казахстан в «ловушку», названную мною трансформационно-производственной, создав тупиковую ситуацию для достижения цели реформ. Теперь приходится многие реформы и политику макроэкономической стабилизации начинать, по существу, заново.

Итоги экономической политики и реформы, проводившихся в 1992-1994 годах, показали, что для решения этой задачи правительство С. Терещенко не имеет необходимого потенциала, и президенту Н. Назарбаеву ничего не оставалось, как отправить это правительство в отставку.

§ 2. Политика макроэкономической стабилизации и депрессивное состояние казахстанской экономики

Новый премьер-министр А. Кажегельдин начал свою деятельность с заявления о том, что он намерен проводить жесткую финансовую политику и добиться управляемости инфляции, прекратить любые дотации предприятиям, запустить механизм банкротства и при­менить систему только выборочного займа для отдельных предприятий, что должно, по его мне­нию, способствовать выходу промышленности Казахстана из кризиса. При этом дал понять, что он не собирается прибегнуть к денежной эмиссии для селективной поддержки предприятий, а брать средства из внешних займов. В 1995 году новым правительством действительно был взят курс на макроэкономическую стабилизацию.

Годовой объем денежной массы действительно сократился в 6 раз, темпы ее прироста сни­зились с 6,63 до 106,7%. Среднемесячный темп ее прироста составил 6,6% против 17,1% в 1994 году. Однако по месяцам он колебался в широком диапазоне - от 3,4 до 21,8%. Индекс денежной массы в период февраля-апреля быстро рос, а после месячного спада в мае он снова сильно вы­рос в июне-июле, затем снизившись в августе-сентябре до крайне низкого уровня, в октябре и ноябре он снова вырос. Только в январе и декабре объем денежной массы сократился в абсолют­ном выражении и темпы прироста в этих месяцах стали отрицательными.

Если эту динамику сопоставить с динамикой кредитов, предоставляемых НБК правитель­ству, то они достаточно тесно коррелируют примерно с месячным лагом, что объясняется перио­дами активного предоставления кредитов в зимний период для обеспечения страны топливом, в весенний период посевами и инвестиционно-производственной активности, затем в июне-июле

-           перед уборочной кампанией и последний в октябре-декабре - период подготовки к зиме.

Такая высокая волатильность денежной массы объясняется тем, что в течение года властям не раз приходилось менять достаточно сильное сжатие денежной массы с таким же достаточ­но большим ее расширением. В итоге показатели денежной политики оказались слишком вы­сокими, чтобы сказать, что она стала достаточно жесткой для подавления инфляции, хотя бы до допустимого, с точки зрения перехода к оживлению экономики, 40-процентного рубежа. Тем более под стать ей была фискальная политика: дефицит бюджета продолжал оставаться высоким

-           4% ВВП. Рост денежной массы был обеспечен в основном из внутренних источников денежной экспансии. Таким образом, в 1995 году и новому правительству не удалось полностью освободиться от кредитования и субсидирования отдельных отраслей промышленности, сельского хозяйства. Побороть отраслевых лоббистов, умерить их аппетит было слишком трудной задачей для премьер-министра, который пришел из Союза промышленников республики. Хотя был ликвидирован Фонд экономических преобразований, откуда шла немалая часть кредитов экономике, правительство ввело новый тип кредитования отраслей экономики - директивное кредитование, которое просуществовало в течение одного года - 1995-го. И НБК продолжал выдавать правительству и экономическим субъектам эмиссионные кредиты, их объем за год вырос на 132,5% и 1088,5% соответственно¹.

Динамика основных макроэкономических показателей Казахстана за 1995-2005 голы

	1995	1996	1997	1998	1999	2000	2001	2002	2003	2004	2005
ВВП Денежная масса МЗ (прирост) Инфляция* за год Скорость обращения денег (число) Курс тенге к доллару за год Индекс реального обменного курса, тенге ** Монетизация МЗ: ВВП	91,8 106,7 176,2 8,8 61,0 - 11,0	100,5 16,0 39,3 10,5 67,3 117,9 9,5	101,7 28,0 17,4 9,7 75,4 131,3 10,3	98,1 -15,0 7,1 11,7 78,3 124,9 8,6	102,7 84.0 8,3 7,4 119,5 80,3 13,6	109,6 44.0 13,2 6,5 142,1 84,0 15,3	13.5 45,0 8.4 5,7 146,9 85,0 17,7	9,8 32,0 5,9 4.9 153,5 86,2 20,4	9,2 26.0 6,4 4,6 149,45 112,6 21,7	9,6 68,0 6,9 3,6 135,9 114,3 28,0	9,4 25,2 7,6 3,7 133,77 101,5 27,0

Источники:    *Казахстан сегодня. АС, 2005, с. 135. Рассчитано автором.

Гайдар Е. Долгое время. М.: Дело, 2005, с. 386; **там же, с. 402; ***Бюллетенъ НБК, 2005

Естественно, в такой ситуации на денежно-кредитном рынке скорость обращения денег не могла снижаться, она, наоборот, возросла, хотя и не намного: с 8,06 до 8,8, а номинальный обмен­ный курс довольно сильно упал по сравнению с 1994 годом - на 19,53%², что дало серьезный ин­фляционный толчок как непосредственно - через рост цен на импортные товары, так и косвенно - через падение доверия населения к тенге и снижение спроса на деньги.

Таким образом, новому правительству страны не удалось в полной мере выполнить свое обещание, данное в программном заявлении. Инфляция в 1995 году не была доведена до необхо­димого для экономического роста 40-процентного рубежа. Годовая инфляция осталась все еще далекой от желаемого уровня — она составила 176%.

'Бюллетень НБК. 1995. № 12. С. 33. ²НБК, годовой отчет. 1996. С. 19

Если в первые шесть месяцев инфляция постоянно снижалась, то в течение следующих шести месяцев, если исключить август, она имела тенденцию к росту. Она колебалась около сред­немесячного уровня - 6,2%, с 2,1% в августе до 8,9% в январе. Важно отметить, что на инфляцию влияют не только рост объема денежной массы, но и неравномерные темпы его роста. Как мы видели, рост денежной массы по месяцам часто колебался, и в достаточно большом диапазоне.

Тем не менее нельзя отрицать, что сделан крупный шаг в реализации намеченного курса на достижение оздоровления экономики и экономического роста через подавление инфляции, стабилизацию финансово-денежной системы. Ясно видно, что это уже другая экономическая и денежно-кредитная политика, отличная от проводившейся в 1992-1994 годах, хотя нельзя не заметить, что это еще не то, что было необходимо. Такая перемена стоила немало в той об-становке, что сложилась в республике в связи с тем, что в 1994 году безудержно нарастала ин­фляция и произошел обвальный спад производства, и, пользуясь этим, многие политики, ученые-экономисты прибегли к массированной атаке монетарной теории, «шоковой терапии», пытаясь доказать, что они неприменимы и вредны для Казахстана, шумно обвиняли правительство стра­ны в том, что оно прислушивается только к советам МВФ и ВБ, которые делают только то, что отвечает интересам США, и настойчиво рекомендовали отказаться от неоправдавшей себя, по их мнению, экономической политики.

Между тем произошедшая перемена в экономической политике незамедлительно сказалась и на производственной сфере: спад производства после произошедшего в 1994 году 25-процент­ного обвала заметно замедлился. В 1995 году объем производства сократился на самую низкую за годы независимости Казахстана и рыночно ориентированных реформ величину - на 8,2%. Это означало, что казахстанская экономика, по всей видимости, прошла пик своего многолетнего спада. Это было очень важно, эта политика дала толчок денежным властям страны на проявление решительности и настойчивости при проведении антиинфляционной макроэкономической по­литики, она позволила им проверить на деле, а не по учебникам и советам МВФ и ВБ, верность взятого курса.

В результате денежные власти страны в 1996 году наконец-то всерьез и более решительно стали ужесточать денежную политику. Среднемесячный рост денежной массы снизился почти в 2,4 раза и составил 2,36%. Самый высокий рост произошел только в мае и декабре, прирост сос­тавил 17,0 и 13,4%, соответственно, но даже это не портило общей картины на денежном рынке. В итоге за год денежная эмиссия увеличилась только на 16%. Именно с этого момента началась не на словах, а на деле настоящая борьба с инфляцией. Даже довольно приличный рост денежной массы на 28% в 1997 году не сказался на тенденции снижения инфляции, тем более что в 1998 году она не росла, а сократилась на 15%.

Жесткая денежная политика была поддержана и фискальной политикой: расходы государ­ственного бюджета снизились с 28,7% ВВП в 1995 году до 19,8% ВВП в 1996 году, а его дефицит - с -4,0 до -2,6% соответственно. Правда, в последующие годы имел место некоторый рост как расходов, так и дефицита бюджета, причем в 1997-м и 1998 годах он был значительным, что было вызвано снижением на 4-5 процентных пунктов доходной части бюджета по сравнению с 1995 годом. Это произошло в основном в связи с введением в 1996 году нового Налогового кодекса, а во-вторых, с новой волной снижения мировых цен на нефть с 1996-го по I квартал 1999 года.

Произошел рост и скорости обращения с 8,8 в 1995 году до 10,5 - в 1996 году. Это сви­детельствует о дальнейшем заметном падении спроса на деньги, несмотря на проводившуюся в 1996 году жесткую денежную политику, и существенном замедлении девальвации тенге. Это объясняется сохранением еще у населения и хозяйствующих субъектов определенного недоверия к экономической политике денежных властей и к национальной валюте, которое имело место уже на протяжении нескольких лет.

Индексы месячной денежной массы (МЗ) и инфляции в 1995-1996 годах, %

Год	Месяц Показатели	01	02	03	04	05	06	07	08	09	10	11	12
1995	Денежная масса Инфляция	-3,4 8,9	4,0 6,7	11,5 5,1	0,6 3,2	0,6 2,7	11,5 2,3	11,4 2.9	0,3 2.1	0.3 2.4	15,1 4.1	6,1 4,4	-0,1 3.6
1996	Денежная масса Инфляция	-1,2 4.1	3,2 2,5	0 1,7	0 2,9	17,0 2,0	17,0 2,0	4.7 1.81	2,7 0,7	-4,0 1,2	0 2,9	2,6 2,4	13,4 0,8

Источник: Бюллетень НБК. 1995,№ 12; 1996,№ 12.

Основные показатели государственного бюджета, % к ВВП

Показатель	1995	1996	1997	1998	1999	2000	2001	2002	2003	2004	2005
Доходы	21.6	17,2	16,7	17,9	19,8	23,0	23,0	21,7	23,0	22,0	25,4
Расходы В том числе: Кредитование дефицит	25,7 - 4,0	19,8 2,6	20,4 1,4 3,7	21,8 1,4 -3,9	23,2 1,0 -3,5	23,2 1,0 -0,2	23,4 1,0 -0,4	22.1 0,9 -0,3	24,0 0,9 -0,1	23.9 0,9 -0,3	26,1 0,7 -0,6

В 1997 году эта тенденция стала меняться. Роста спроса на деньги в национальной валюте и, соответственно, снижения рыночных процентных ставок вслед за падением инфляции, види­мо, можно будет ожидать только тогда, когда политика правительства и НБК будет пользоваться общественным доверием. Таково одно из специфических условий функционирования рыночной экономики в равновесном состоянии.

В целом все это не могло изменить уже сложившуюся тенденцию в макроэкономической стабилизации. Денежным властям Казахстана удалось не только резко снизить инфляцию, но даже перешагнуть в 1996 году заветный 40-процентный рубеж, дающий шанс переломить ситуацию и в производственной сфере. В 1996 году инфляция составила 39,9%, в 1997 году она была доведена до 17,4% и в 1998 году - до 7,1%. Это позволило утверждать, что и Казахстан наконец-то стабилизировал макроэкономическую ситуацию, доведя инфляцию до однозначного числа и падение номинального обменного курса тенге к доллару до минимума (девальвация всего на 3% в 1998 году).

В 1996 году впервые за восемь лет в Казахстане был достигнут хоть и небольшой, но все-таки рост ВВП на 0,5%, а в 1998 году под влиянием ускоренно проводимых структурно-инстру­ментальных реформ и привлечения в 1993-1997 годах прямых иностранных инвестиций в сырье­вой сектор - рост уже на 1,7%. Благоприятная ситуация в первой половине 1998 года (рост ВВП к соответствующему периоду составил 1,7%) свидетельствовала, что казахстанская экономика переживает посткризисное депрессивное состояние, означающее, что трансформационный эко­номический кризис перешел в свою завершающую фазу, и теперь следует ожидать оживления, а затем и подъема экономики.

К сожалению, во второй половине 1998 года, точнее 17 августа, в России произошло не­предвиденное: августовский дефолт и финансовый кризис.

§ 3. Российский финансовый кризис 1998 года нарушил хрупкую тенденцию оживления экономики Казахстана, но дал новый толчок к ее росту

В обществе остро обсуждался вопрос о том, будет ли влиять финансовый кризис в Рос­сии на экономику Казахстана или нет, если да, то насколько, если нет, то почему?

На эти вопросы незамедлительно дали ответы правительство и НБК на совместном заседа­нии, проведенном через несколько дней после 17 августа по поводу возможности влияния финан­сового кризиса России на финансовую систему Казахстана, суть которых состояла в следующем: финансовая система Казахстана стабильна и устойчива к внешним потрясениям. Такой вывод они обосновали тем, что «денежно-финансовая система России и Казахстана давно разделены... соотношение золотовалютных резервов Национального банка Казахстана и денежной массы по­зволяет обеспечивать стабильность тенге... вся денежная масса обеспечена золотовалютными резервами, поэтому реальной угрозы резкой девальвации тенге не существует. Они заверили общество в том, что принимаемые меры позволят и в дальнейшем обеспечивать стабильность внутреннего финансового рынка, предотвращать негативное воздействие внешнеэкономических факторов и проводить политику, отвечающую задачам экономического развития страны...»''Совместное заявление правительства и НБК. Азия//Экономика и жизнь. Август. 1998. № 31-38..

Такие заявления денежных властей было трудно воспринимать тем, кто хоть немного по­нимал рыночную экономику. В мире нет двух государств с единой финансовой системой. Однако это не мешало финансовому кризису, произошедшему 2 июля в Таиланде, молниеносной вол­ной прокатиться по всем странам Юго-Восточной и некоторым странам Восточной Азии, затем перекинуться даже на некоторые страны Латинской Америки, в частности Бразилию. Денежные власти не понимали, что кризис одной страны распространяется на другие страны по многим, в том числе и косвенным, каналам, главным образом, конечно, через экспорт и импорт. Четы­рехкратная девальвация рубля быстро привела к резкому росту экспорта России в Казахстан и ограничению ее импорта из нашей страны. В результате доля российских товаров в импорте Казахстана повысилась на 49%, а казахстанских товаров в экспорте в Россию снизилась на 21%. Это предопределило сокращение объемов производства в целом по году на 1,9%, хотя правитель­ство в проекте бюджета на 1999 год по итогам за 9 месяцев предусматривало ВВП на уровне 1998 года. Верным оказался прогноз мажилиса, по которому ВВП должен был сократиться на 1,5-2%. Он был озвучен в докладе председателя Комитета по экономике и бюджету мажилиса парламента К. Турысова в октябре 1998 года.

По прогнозу и бюджету на 1999 год председатель мажилиса д.э.н. М.Т. Оспанов тогда в своем интервью корреспонденту одной из республиканских газет говорил: «Бюджет построен исходя из недостоверного прогноза по ВВП. Правительство полагает, что в реальном выражении он останется на уровне 1998 года. Это ошибочный прогноз, ибо нарастает спад промышленного и сельскохозяйственного производства, снижаются темпы роста ВВП».

Такая негативная оценка М.Т. Оспановым прогноза и бюджета правительства на 1999 год подкрепилась и ухудшающейся конъюнктурой мирового рынка всех товаров, экспортируемых Казахстаном. Мировые цены на нефть в 1997 году снизились на 25%, а в 1998 году - на треть, достигнув 12 долларов за баррель, на медь - на 18%, на свинец - на 5%, вызвав резкое снижение экспортных цен товаров Казахстана. Казахстанские товары резко снизили конкурентоспособ­ность в первую очередь на российском рынке, т.е. на рынке своего основного импортера, зато на рынок Казахстана хлынули дешевые российские товары, а ВВП в первом квартале сократился еще на 3,6%.

В такой ситуации заверение правительства и НБК в том, что «реальной угрозы резкой де­вальвации тенге нет», выглядело неудачной шуткой. В ноябре 1998 года сложились две точки зрения: одна — правительства и НБК, которые продолжали твердить, что тенге не надо девальви­ровать, другая - МВФ и президентского аппарата, предлагавших девальвировать тенге на 40%.

М.Т. Оспанов в конце ноября официально отправил президенту Н. Назарбаеву свою оценку экономической ситуации и рекомендации под названием «Система краткосрочных превентивных мер». В ней были предусмотрены ужесточение денежно-кредитной политики, умеренная интер­венция валютой в размере 600-700 млн долларов при золотовалютном резерве около 1,2 млрд долларов, секвестрирование бюджета, затем предложили отказаться от жестко регулируемого курса тенге и перевести его на плавающий режим. Это обосновывалось следующим моментом. Ситуация в экономике стремительно ухудшается, обменный курс был нереальным, и теперь бес­смысленно удерживать его на этом уровне, но никто, включая МВФ, не знает, насколько и сколько раз его придется девальвировать. Но мы считали, что сейчас президент на сильно девальвиру­ющий тенге плавающий курс не пойдет, так как впереди выборы президента, затем надо ждать инаугурации, а дальше и еще некоторое время придется подождать, т.к. Н. Назарбаеву неудобно, став президентом, пойти на следующий же день на этот болезненный для населения шаг. Мы предполагали, что этого не произойдет раньше конца первого квартала. Чтобы как-то спасти и экономику, и банковскую систему от обвала, были предложены меры по ужесточению денежно-финансовых инструментов, хотя М. Оспанов и я до этого неоднократно выступали с критикой того, что из-за постоянного ужесточения денежной политики быстро сокращается монетизация экономики, а завтра для ее роста понадобятся немалые деньги. Но ситуация теперь требовала другого.

Мы также рассчитывали на то, что девальвация рубля положительно скажется на производ­стве, и кризис в России начнет идти на убыль, и тогда уже в конце первого квартала сменившаяся ситуация заметно смягчит влияние российского кризиса на экономику Казахстана. Поэтому по­следствия либерализации обменного курса тенге для экономики и банковской системы не будут такими тяжелыми, как в России. Действительно, под влиянием девальвации рубля индекс промышленного производства России уже в сентябре подрос на 3% в годовом выражении, в октябре он достиг 15%, а в ноябре - 20-процентного прироста.

Наши расчеты оправдались, предложенный нами сценарий преодоления кризиса оказался верным, и он стал реализовываться.

В ноябре—декабре 1998 года НБК так ужесточил денежную политику, что не просто снизи­лись по сравнению с 1997 годом темпы роста денежной массы, а ошеломляюще сократился ее объем — на 15%, на рынок выбрасывалось около 600 млн долларов США. Правительство в первом полугодии дважды секвестрировало бюджет. Все не решались перейти на плавающий курс. Од­нако сокращение ВВП в первом квартале 1999 года по сравнению с соответствующем периодом 1998 года еще на 3,6% показало, что дальнейшее затягивание решения этого вопроса может обер­нуться для страны еще более тяжелым ударом по экономике. 4 апреля 1999 года правительство и НБК, стыдливо умолчав о своих заверениях, приняли решение о введении плавающего курса тенге. И за оставшееся время тенге девальвировался на 64% и продолжал девальвироваться в по­следующие годы (до 2003-го), показав всем, что никто не может знать, насколько можно деваль­вировать валюту. Только рынок может ответить на этот вопрос. В целом за 1999-2002 годы тенге обесценился почти в два раза.

Очень важно отметить, что принятые меры позволили расправиться с рецессией экономики достаточно быстро, малой кровью в сокращении ВВП и потере в банковской системе. Особенно важны были последствия, ибо банковская система находилась еще на начальной стадии станов­ления. Потеря в этом секторе оказалась незначительной.

Так подробно эта ситуация излагается по трем причинам. Во-первых, такая ситуация была связана не с трансформационным процессом, а с влиянием внешних факторов: глобального фи­нансового кризиса стран ЮВА, России и Латинской Америки. Это свидетельствует о том, что казахстанская экономика становится похожей на рыночную. Во-вторых, все-таки это был не кри­зис, а рецессия, и глобальный финансовый кризис был недолгим, продолжался от одного года до полутора лет, а в Казахстане примерно два квартала. В-третьих, как показывает практика, для казахстанского правительства и НБК отказ от признания очевидной реальной ситуации в крити­ческий момент или при его приближении, от своевременного принятия мер по устранению либо угрозы, либо самой негативной ситуации стал правилом. Так, в 1993 году еще в октябре катего­рически отказывались от необходимости и неизбежности, несмотря на очевидность, введения на­циональной валюты, цепляясь за чужую валюту и финансово-экономическую политику, которую в то время проводило не российское правительство, а диктовал в самом популистском смысле Верховный Совет РФ, а Казахстан уже два года был независимым государством. Не поколебал их решения ни политический, ни экономический ущерб, который продолжал нести Казахстан из-за пребывания в рублевой зоне. Во второй раз - некомпетентная оценка возможного влияния российского финансового кризиса на Казахстан и непринятие вовремя необходимых мер, адек­ватных складывающейся в IV квартале 1998 года ситуации. В третий раз - нежелание в 2004 году признавать присутствие «голландской болезни» в 2003-2004 годах из-за чрезмерного укрепления

курса тенге, заявив, что «симптомы есть, но самой болезни нет», и явного нарастания «пере­грева» экономики в 2005 году, хотя чрезмерное финансирование экономики, особенно государ­ственное, с опорой на банковские кредиты, было очевидным. Здесь же речь шла не о догадках, а о явных признаках, которые экономическая наука давно уже установила однозначно, а факты были неопровержимыми. Тем более что законы рыночной экономики безотказно действуют во всех странах, будь то Америка, Европа или Африка и Азия. Избежать их никто не сможет, только одни перенесут их легко, а другие - тяжело, все зависит от реакции власти и принятия заблаго­временных эффективных мер. Только в августе 2006 года правительство и НБК наконец признали наличие «перегрева» в казахстанской экономике. И теперь им приходится идти на не самые попу­лярные меры, порою даже на прямое вмешательство в экономику, финансовую систему страны. Однако есть такая русская поговорка: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Она оказалась кстати для экономики Казахстана. Резкое ужесточение денежно-кредитной политики с сокращением объема денежной массы по сравнению с 1998 годом на 15%, в связи с борьбой с влиянием российского кризиса, удешевление импортных товаров из-за их притока из России (обменный курс оставался высоким, снизился всего на 3%) позволили окончательно справиться с инфляцией, которая снизилась с 17,4 в 1997 году до 7,1 в 1998 году. Правда, несколько выросли расходы и дефицит бюджета, снизился спрос на деньги, о чем свидетельствует рост скорости обращения денег до 11,7% против 9,7% в 1997 году. Тем не менее эти послабления, как видно, не оказали в 1998 году какого-либо серьезного влияния на инфляцию. Однако в рыночной эконо­мике ничего даром не достается. Теперь за желанную 10-процентную, а в нашем случае - 7-про­центную инфляцию Казахстан приобрел другую проблему - крайне низкий уровень монетизации

-           она была доведена до 8,6% ВВП. Дело в том, что для роста экономики нужны деньги, которые будут обслуживать этот рост, без денег экономика не растет и не развивается. Поэтому в восточно-европейских странах уровень монетизации доходит до 70%, в Польше - до 30-40%, а в развитых странах - до 60-100%.

Чтобы добиться экономического роста, а это невозможно при 7-процентной инфляции, мы должны были бы пойти на новый виток эмиссии денег либо добиваться притока иностранного капитала в достаточном объеме. На первый способ идти нельзя, поскольку он подхлестнет новую волну инфляции, а второй пока остается крайне ограниченным.

Но тут снова помогает наше «несчастье» — финансовый кризис, точнее, его последствие-девальвация тенге на 61%, что вынуждает НБК эмиссировать дополнительные деньги. Но и этоне все. Случилось так, что в это же время резко пошли вверх цены на нефть. С одной стороны,это позволяло эмиссировать деньги на покупку нефтедолларов, а с другой - расти экономике засчет экспорта нефти и других сырьевых товаров, тем самым повысить спрос на деньги и одномоментно поглотить эмиссированные деньги. В результате резко снижалась опасность роста инфляционного давления на экономику за счет эмиссии денег.

Таким образом, в 1999 году Казахстан получил двойной эффект. За год денежная масса увеличилась на 84% против сокращения в 1998 году на 15%. Однако такой рост денежной массы теперь оказался нестрашным, поскольку она в значительной мере, хотя и не полностью, поглоща­лась ростом экономики высокими темпами, начиная с 2000 года, не позволяя инфляции набрать опасный долговременный поворот. А то, что она в 2000 году выросла на 13,2%, что тоже немало, было результатом того, что эмиссированный в 1999 году объем денежной массы тогда далеко не полностью впитывался ростом экономики из-за небольшого его размера (102,7%) и незначитель­ным ростом реального спроса на деньги, и он с полугодовым лагом отразился на инфляции 2000 года. Теперь поднялся уровень монетизации экономики - с 8,6 до 13,6, сами собой стали решать­ся проблемы бюджета, неплатежей, денежных суррогатов. Объем ВВП увеличился в 1999 году на 2,7%, промышленного производства - на 2,2%. Снижение скорости денежного обращения с 11,7 до 7,4, на 4,3 единицы, свидетельствовало о значительном росте спроса на деньги. Поэтому увеличение объема денежной массы решительно не вызывало объективного всплеска инфляции, она выросла только на 1,2 процентного пункта и составила 8,3%. Это не столь высокая цена за значительную девальвацию тенге и полученную возможность повышать уровень монетизации экономики, без которой рост ВВП был бы невозможен.

Возникает важный как в теоретическом, так и в практическом плане вопрос: а что было бы с ростом экономики при уровне монетизации экономики 8,6%, если бы не произошли кризис и резкий скачок мировых цен на нефть?

Я задал себе этот вопрос еще в 1994 году, когда мы много раз обсуждали необходимость доведения инфляции до однозначного числа с помощью жесткой денежно-кредитной политики, которая создаст условия для роста экономики, и ставили эту цель в каждой программе правительства. Как может расти экономика, если уровень монетизации будет доведен до крайне низкой отметки? Тем более что уже в те годы лавинообразно росли неплатежи, а попытка правительства в феврале-марте 1994 года решить эту проблему с помощью взаимозачета провалилась.

На почве денежного «голода», созданного жестким сжатием денежной массы, произойдет не только снижение инфляции до однозначного числа, но и глубокий спад производства. Тогда выкарабкаться из этой ямы будет крайне сложно и восстановление продлится дольше, хотя, воз­можно, начнется раньше, т.к. эмиссировать деньги придется малыми порциями, чтобы не вызвать нового всплеска инфляции. Ведь переходная экономика очень чувствительна к инфляционным факторам, и создать для нее солидный инфляционный навес за короткий промежуток времени будет не совсем сложно.

Поэтому мне казалось, что пренебрегать реальным сектором экономики и не уделять ему достаточного внимания, увлекаясь только мыслями о быстром подавлении инфляции, нельзя. Мы можем упустить время, когда вместо возможного роста экономики продолжается спад.

Речь не идет об отказе от борьбы с инфляцией и от монетарных инструментов. Я всегда стоял на позиции приоритетности макроэкономической стабилизации и монетарной теории¹ Есентугелов А. Рыночная экономика - выбор Казахстана. Алматы: К,аржы-каражат, 1995.. Вопрос был в том, чтобы сочетать на каком-то этапе борьбы с инфляцией макроэкономическую стабилизацию с оживлением производства, чтобы «снижая инфляцию, растить экономику».

Динамика валовою внутреннего продукта.

% к предыдущему году, изменение индекса потребительских цен

в среднем за год и динамика денежной массы (М2)

Страна	Показатель	1991	1992	1993	1994	1995	1996	1997	1998	1999	2000
Польша	ВВП Инфляция Денежная масса: ВВП	93,3 60,0	103,0 44,0 35.2	104,0 38,0 35,9	106,0 29,0 36,7	107,0 22,0 36,1	106,8 19,9 38,6	106,8 14,9 40,3	104,8 11.6 40,4	104.1 7.3 43.7	104.1 10,4 42,2
Чехия	ВВП Инфляция Денежная масса: ВВП	86,0 52,0	94.0 13,0 69,8	99,0 18,0 70,6	103,0 10,0 73,6	105,0 8.0 75,3	104,3 8,8 70,6	99,2 8,5 72,5	98,8 0,7 69,6	99,8 2.1 72,8	102,9 3,9 74,5
Словакия	ВВП Инфляция Денежная масса: ВВП	85,0 58,0	94,0 9,0 64,3	96,0 25,0 64,8	105,9 12,0 64,4	106.7 7,0 65,4	106.2 5,8 68,7	106,2 6,1 66,2	104,1 6,7 62,1	101,9 10,6 64,6	102,2 12,0 69,0
Венгрия	ВВП Инфляция Денежная масса: ВВП	88,0 262,0	37,0 22,0 59,2	99,0 21,0 56,8	103,0 21,0 52,2	101,5 28.0 41,9	101,3 23,5 48,1	104,6 18,3 46,5	104,9 14,2 45,5	10,0 46,6	9,8 45.3
Латвия	ВВП Инфляция Денежная масса: ВВП	92,0 32,0	65,0 958,0	85,0 35,0	102,0 26,0	99,2 23,0	103,3 17,6	108,6 8,4	103,6 4,7	101,1 2,4	106,6 2,7
Литва	ВВП Инфляция Денежная масса: ВВП	87.0 345,0	62,0 1175	76,0 1187	102.0 45,0	104,8 36,0	104,7 24.6	107,3 8,9	105,1       5,1	95,8 0,8	103,7 0,9
Эстония	ВВП Инфляция Денежная масса: ВВП	89,0 304,0	86.0 954,0	93,0 36,0	97,0 42,0	104,3 29.0	103,9 23,1	110,6 10,6	104.0 8,2	99,5 3.3	106,4 4.0
Россия	ВВП Инфляция Денежная масса: ВВП	95,3 144,0	86,2 1526,0 35,4	92,8 874,6 19,0	89,1 307,6 16,0	96,0 197,5 15,5	96,4 47,7 14,4	101,4 14,8 16,0	94,7 27,7 17,0	106,4 85,7 14,6	110,0 20,8 15.7
Украина	ВВП Инфляция Денежная масса: ВВП	88.4 91,2	863 1209,7	75,8 4734,9 33,6	77,0 891,2 26,5	88.2 376,7 12,7	90,0 80,3 11,5	97,0 15.9  13,4	98,1 10,6 15,3	99,8 22,7 16,9	105,9 28,2 18,9
Казахстан	ВВП Инфляция Денежная масса ВВП	88,2 91,0	87,0 1381 42,9	87,1 1662,0 27,9	75,4 1879,0 13,1	91,8 176,2 11,4	100,5 39,2 9,5	101.7 17,4 10.3	98,1 7,1 8,6	102,7 8,3 12,6	109,8 13,2 15,3
	ВВП Инфляция Денежная масса: ВВП	93,3 60,0	103,0 44,0 35,2	104,0 38,0 35,9	106,0 29,0 36,7	107,0 22,0 36,1	106,8 19,9 38,6	106.8 14,9 40,3	104.8 11,6 40,4	104,1 7,3 43,7	104,1 10,4 42,2
Армения	ВВП Инфляция Денежная масса: ВВП	86,0 52,0	94,0 13,0 69,8	99,0 18,0 70,6	103,0 10,0 73,6	105,0 8,0 75, 3	104,3 8,8 70, 6	99,2 8.5 72.5	98,8 0,7 69.6	99,8 2,1 72,8	102,9 3,9 74,5
Грузия	ВВП Инфляция Денежная масса: ВВП	85,0 58,0	94,0 9,0 64,3	96 25,0 64,8	105,9 12,0 64,4	106,7 7,0 65,4	106.2 5,8 68,7	106,2 6,1 66,2	104,1 6,7 62.1	101,9 10,6 64.6	102,2 12,0 69,0
Белоруссия	ВВП Инфляция Денежная масса: ВВП	88,0 32,0	37,0 22,0 59,2	99,0 21,0 56,2	103,0 21,0 52,2	101,5 28,0 41,9	101,3 23,5 48,1	104,6 18,3 46,5	104,9 14,2 45,5	10,0 46,6	9,8 45,3

Источники данных:о динамике ВВП,1991-1994гг.- Илларионов А.Меняющаяся Россия в меняющемся мире//Вопросы экономики, 1995№12; Статистический ежегодник Казахстан, 2003.С. 575-576; МВФ. ВБ. ОЭСР из работы Е. Гайдара «Детские болезни постсоциализма" («Вопросы экономики»): о денежной массе к ВВП: Гайдар Е. Долгое время. М.: Дело. 2005. С. 386: об инфляции: статистический сборник  «Казахстан сегодня», 2005. С. 400-401.

Из всех постсоциалистических стран, проводивших рыночно ориентированную реформу, первой добилась экономического роста Польша, которая начала свою нашумевшую реформу, на­званную «польской «шоковой терапией», в 1990 году. Рост экономики произошел в 1992 году, т.е. через два года после ее начала, при инфляции 44% и уровне монетизации экономики 35,2%. Инфляции, измеряемой однозначным числом, они добились только на десятом году проведения реформы.

Следующая группа стран - Чехия, Словакия, Венгрия - добилась роста на четвертом, а Латвия и Литва - на третьем году реформы при инфляции 10, 12, 21, 26 и 45% соответственно. Отметим, что у первой группы стран стартовая инфляция была небольшой. Уровень монетизации их экономик оставался достаточно высоким: у Чехии он был равен 73,6%, у Словакии - 64,4% и у Венгрии - 52,2%, что говорит об умеренной жесткости денежной политики. Инфляция была доведена до однозначного числа в Чехии и Словакии за 5 лет, в Латвии и Литве - за 6 лет, в Эсто­нии - за 7 и в Венгрии - за 11 лет. У Эстонии экономический рост произошел на четвертом году реформы при инфляции 42%.

Что касается стран СНГ, то здесь была несколько иная ситуация. Первый признак роста экономики в Казахстане появился на пятом году реформы - в 1996 году, при инфляции 39,2%, од­нако монетизация экономики составляла всего 9,5%. У России экономический рост произошел на шестом году при инфляции 14,8% и монетизации 16%, Украины - на восьмом году при инфляции 28,2% и монетизации 18,9%. Армения добилась успеха в росте экономики на четвертом году реформы при инфляции 176%. Рост продолжался еще три года, пока инфляция не опустилась до 8,7%. В Киргизии рост произошел на пятом году реформы, инфляция составила 32% и еще несколько лет оставалась двухзначной.

Таким образом видно, что все страны Восточной Европы и Балтии, даже Польша со сво­ей «шоковой терапией», все-таки проводили умеренно-жесткую денежную политику, сохраняя монетизацию на достаточно высоком, даже по меркам развитых стран, уровне, добились эконо­мического роста быстрее и значительнее, чем Казахстан, Россия и другие страны СНГ. У них не возникло острых проблем неплатежей и денежного обеспечения экономического роста, потому что они смогли сочетать либерализацию и приватизацию, институциональные преобразования с экономическим подъемом, осознавали опасность затягивания спада производства, пренебреже­ния реальными секторами экономики, потребления, инвестиций, занятостью и т.д.

Конечно, нельзя однозначно утверждать, что такая ситуация сложилась бы и в Казахстане, поступи правительство таким же образом. Дело в том, что судьба казахстанской экономики во многом зависела от российской, ведь в экспорте и импорте казахстанских товаров ведущее место занимала Россия. Поэтому чтобы стратегия реформ восточно-европейских стран успешно сра­ботала в Казахстане, было бы хорошо, если бы она была принята и российским правительством. Но, к сожалению, его экономическая политика в 1992-1993 годах находилась под тяжелым прес­сингом враждебно настроенного к президенту и правительству Российской Федерации Верховного Совета, который вместе с руководством подчиненного ему Центробанка России своими деструктивными, зачастую популистскими решениями часто блокировал самые разумные меры правительства, вынуждал его в такой сложный период ввязываться в ненужные разборки и дис­куссии. Ситуация в России в то время становилась все более непредсказуемой и опасной как для самой России, так и для стран СНГ.

Была ли возможность у президента Н. Назарбаева сформировать политически, экономиче­ски и социально ответственное правительство, обладающее политической волей, решительнос­тью, необходимой компетентностью в области рыночной экономики и способностью разрабаты­вать и реализовывать рыночно ориентированные реформы? Без такого правительства стратегия реформ восточно-европейских стран вряд ли могла быть реализована в Казахстане.

Не боясь ошибиться, можно смело утверждать, что в Казахстане, как и во многих странах Востока, были необходимые для проведения в жизнь такой стратегии политическая стабильность и социальная терпимость, но не было у Назарбаева реальной возможности для формирования правительства с вышеотмеченными качествами. Действительно, о казахстанских политических интеллектуалах можно было говорить так: в их среде много умных, но нет политически мудрых и рыночно компетентных.

Многочисленные бывшие партийные боссы, руководители советских государственных ор­ганов и учреждений, которые вчера только клеймили позором тех, кто благосклонно относился к капитализму, осуждали всех инакомыслящих, голосовали за исключение их из партии, за выдво­рение из страны, искалечили жизнь многим советским людям, сегодня в одночасье превратились в ярых сторонников рынка и знатоков рыночной экономики. О том, как безболезненно для народа провести социально ориентированную реформу, кричали с разных трибун, писали президенту все кому ни лень: юристы, историки, медики, социологи, вчерашние ортодоксальные коммуни­сты, хвалившие в бытность Хрущева, Брежнева, Андропова, Горбачева их мудрое управление страной, ведение народа в светлое будущее и т.д. Удивительно быстро некоторые из них стали «новыми коммунистами», любящими теперь уже рыночную экономику и демократию, кто-то со­циалистами, кто-то социал-демократами, а кто-то - либералами. Они создали никчемные комму­нистические (естественно, нового типа), социалистические, социал-демократические партии с красивыми названиями и программами, похожими друг на друга, как сказал бы один мой мудрый приятель, «как рассказы А.П. Чехова». Их лидеры заверяли общество, что только они знают, как защитить их всех от бед, как быстро создать непременно социально ориентированную, рыноч­ную экономику, как предоставить казахстанцам райскую жизнь. Все они хотели быть президен­тами, никто не хотел быть премьер-министром, правда, должность президента была всего одна, и она была занята, причем, кажется, надолго. Никто им не поверил: ни президент, ни народ. Вскоре им пришлось покинуть страну по разным причинам и мотивам: кто-то уехал в дальнее зарубежье, кто-то в ближнее, кто — за лучшей жизнью, а кто — вынужденно. Как говорил мальчик из фильма «Доживем до понедельника» о Герцене: «Он уехал за границу, чтобы готовить Октябрьскую рево­люцию». Одни из этих «деятелей» превратились в друзей или слуг президента, другие — в молчаливых служащих, третьи - в депутатов и т.д. Многие из них при каждом удобном случае говорят о том, как Н. Назарбаев ведет страну верным курсом, что они являются ярыми сторонниками его стратегии, реформ и политики, осуждают тех, кто занял их места в оппозиции.

Как говорится, было бы смешно, если б не было так грустно. Но это - наша действитель­ность, наша жизнь, нравится нам это или нет. Только хотелось бы, чтобы в ней было поменьше лжи, подхалимства, больше честности и достоинства, ведь чтобы изменить нашу страну, нам самим надо измениться!

У созданного и работавшего в такой ситуации казахстанского правительства С.А. Тере­щенко не было какой-либо осознанной политики ни в макроэкономической стабилизации, ни в проведении институциональных реформ, и тем более в их сочетании с ростом реальной эконо­мики. Оно начало реформу с либерализации цен, но практически через четыре месяца свело ее на нет, зафиксировав цены на сырьевые и социально значимые товары; приватизация проводи­лась в основном без правил, без элементарной логики, без какой-либо стратегии. Все три года, с 1992-го по 1994-й, инфляция резко шла вверх, а производство столь же резко - вниз. Пра­вительство состояло из людей, мало что понимающих в рыночной экономике и в механизмах ее функционирования, а также в том, как стабилизировать макроэкономическую ситуацию, как провести структурные и институциональные реформы и тем более как можно обеспечить рост экономики в условиях реформ. Поэтому правительство и НБК бросались из крайности в край­ность и ничего толком не могли решить. Они продолжали принимать одну антикризисную про­грамму за другой. Но кризис нарастал. Его члены ни интеллектуально, ни профессионально не были готовы к решению такой принципиально новой для всех проблемы страны, как переход к рыночной экономике.

Таким образом, эти три года без преувеличения можно считать потерянными для реформ и оздоровления экономики страны. Поэтому правительству А. Кажегельдина ничего не оставалось, как попытаться наверстать упущенное, и в первую очередь в подавлении инфляции. Ему было не до уровня монетизации и не до выяснения вопросов о том, как потом будет расти экономика. А когда этот вопрос встал на повестке дня, Казахстану помог случай, который привел к двойному эффекту: короткий финансовый кризис вынудил власть либерализовать обменный курс тенге, благодаря чему он девальвировался до рыночно необходимого уровня и стал курсом равновесия, и, второе, резкий скачок вверх мировых цен на нефть. Стране просто повезло: проблема монети­зации и роста экономики разрешилась сама собой.

Правительство Кажегельдина имело некоторое преимущество перед правительством Тере­щенко. Во-первых, оно убедилось в бесплодности попыток спасти производство и добиться его роста, пока инфляция будет оставаться на уровне сотни процентов и страна не будет иметь на­дежных денег. Во-вторых, наладилось сотрудничество с МВФ и ВБ, которые уже работали с НБК, где уже начал формироваться формат антикризисной денежно-кредитной политики. Правитель­ству стало ясно, что побороть инфляцию можно только общими хорошо скоординированными усилиями правительства и НБК. В-третьих, оно стало опираться на отдельных молодых людей,

которые, хотя тоже никогда не изучали рыночную экономику и не имели никакой практики, стали пытаться претворять в жизнь рекомендации МВФ и ВБ, опубликованные в ежегодных отчетах, перенять отдельные меры других стран, особенно Малайзии и Южной Кореи, например создание холдингов, «стратегия 2020» и т.д. Все это делалось механически, с надеждой на то, что меры, эффективно работающие в одной стране, будут эффективными и в другой системе, например в казахстанской.

Тем не менее следование правительства Кажегельдина советам и рекомендациям МВФ и ВБ стало давать свои плоды в макроэкономической стабилизации и проведении некоторых структур­ных и институциональных реформ.

Глава VIII. Структурно-институциональные реформы

В международных финансовых и экономических организациях приняты такие термины, как структурные и институциональные реформы или изменения. Причем дать им четкие опре­деления и выявить их различия нелегко. В разных источниках и исследованиях в них вкладывает­ся разный смысл, поэтому различать их приходится условно. Придерживаясь в большей степени позиций экспертов МВФ и Всемирного банка, к структурным реформам мы относим реформы в бюджетной, налоговой и денежно-кредитной системах, а к институциональным — те реформы, которые касаются реформирования институтов государства и экономики, т.е. организацион­ных форм, например, административных институтов, судебной системы, банковских структур, а также различных актов, особенно законодательных, содержащих правила и нормы регулиро­вания тех или иных аспектов общественной и экономической жизни, например, установление защиты прав собственности, дерегулирование экономики, обеспечение ее открытости, рефор­мирование пенсионной системы, создание и развитие фондового рынка, банковской системы, принятие системы законов, по которым функционирует и развиваются общество, экономика, хозяйствующие и иные субъекты.

§ 1. Выход из рублевой зоны и введение тенге

Одним из важных поворотных моментов становления и укрепления государственной независимости Казахстана стало введение 15 ноября 1993 года национальной валюты страны - тенге. До этого момента Казахстан пользовался русским рублем, и не просто пользо­вался, а оставался в рублевом денежно-кредитном поле Российской Федерации, т.е. другого не­зависимого государства. Поэтому введение тенге было нечто большее, чем просто смена одного платежного инструмента другим. Это был переход права ведения денежно-кредитной политики одного государства другому. Это было жизненно необходимо, поскольку деньги для экономки играют ту же роль, что и кровь для живого организма, а денежное обращение - соответственно, кровообращение. Регулирование объемов и потоков денежной массы - это тонкий инструмент воздействия на экономические процессы. Поэтому в рыночной экономике, в отличие от плано­вой, кто ведет денежно-кредитную политику, тот и управляет экономикой. Казалось бы, вопрос ясен: каждое независимое государство непременно имеет свою национальную валюту, как и лю­бой другой институциональный атрибут суверенного государства, независимо от того, как она будет называться. Например, в США - доллар, в Канаде и Австралии - тоже доллары, но только канадский и австралийский, а во Франции - франк, в Швейцарии и ряде африканских государств - бывших колоний Франции - тоже франки, но - свои, т.к. у всех разные денежно-кредитная и ценовая политика, курсы валюты, фискальная политика, процентные ставки и другие параметры экономической политики и системы.

Но для Казахстана в 1993 году введение национальной валюты неожиданно приобрело острый не только экономический, а порою и политический оттенок. Случай уникальный. Можно было понять, что в 1992 году, когда начался переход к рыночной экономике с либерализацией цен, только что появившемуся молодому государству вести одновременно национальную валю­ту и бороться за макроэкономическую стабилизацию было крайне затруднительно. Во-первых, Казахстан объявил о своей независимости очень поздно (16 декабря 1991 года), когда де-юре распался СССР, и не было времени даже для выбора дензнака на банкнотах и организации их печати в каком-нибудь государстве в нужном количестве, а выпуск денежных суррогатов типа белорусских «зайчиков» не решал проблемы. Во-вторых, страна не располагала никаким запасом золотовалютных резервов. В-третьих, в стране не было ни кадров, ни опыта для осуществления грамотной денежно-кредитной политики. И самое главное - экономика Казахстана всегда нахо­дилась в сильной зависимости от экономик ряда бывших союзных республик, в первую очередь России. Казахстан вывозил из этих республик продукцию в 1,8 раза больше, чем он поставлял им. Около 60% всего ввоза приходилось на долю России. Бывшие союзные республики по-преж­нему оставались основными рынками сбыта казахстанской продукции.

Как известно, в 1991-1993 годах сложившиеся республиканские хозяйственные связи про­должали лавинообразно распадаться, а объемы производства - снижаться. В такой ситуации каза­лось, что введение национальной валюты могло еще больше интенсифицировать эти негативные процессы. Ведь все бывшие союзные республики стремились торговать уже не друг с другом, не с Казахстаном, а со странами дальнего зарубежья за доллары, которых у Казахстана тогда не было, да и торговать-то как следует на внешнем рынке мы не умели. Нам тогда виделось, что Россия окажется опасным конкурентом на рынках дальнего зарубежья по всей экспортной про­дукции Казахстана. У нее было такое преимущество, как производственный потенциал, много­кратно превышающий казахстанский.

Казахстан не имел прямого выхода на внешний рынок, за исключением КНР. Поэтому рас­чет у правительства Казахстана, видимо, был прост: нахождение с Россией и с другими бывшими союзными республиками в едином экономическом пространстве позволит если не в полной мере, то хотя бы частично смягчить эти сложности для казахстанской экономики. Поэтому в 1992 году можно было считать, что политика Казахстана оставаться на некоторое время в рублевой зоне была в определенной мере оправданной. Но так считало руководство Казахстана, а что считало руководство России? Это было на самом деле более важным, чем желание Казахстана и других стран СНГ. Шаги России определялись двумя факторами: политическим желанием и экономиче­ской реальностью, которые тогда не совпадали. Политическое желание - стремление сохранить бывшие союзные республики в зоне своего влияния - было в интересах России, поэтому она должна была пойти на определенные уступки странам СНГ в области экономики, других рычагов воздействия на них у нее уже не было. Россия первое время не запрещала Казахстану пользовать­ся русским рублем, эмиссия которого оставалась в руках ЦБ России. Но экономические реалии России были таковы, что она сама находилась в глубоком экономическом кризисе и не могла позволить себе делать какие-либо поблажки другим новым государствам. Поэтому экономиче­ский фактор, учитываемый главным образом правительством, взял верх над политическим фак­тором, ведомым президентом и его аппаратом. Если смотреть на положение рублевой зоны трез­во, то фактически ее и не существовало между государствами, входящими в эту зону, на самом деле согласованные действия по достижению макроэкономической стабилизации и выходу из экономического кризиса не проводились. Более того, по мере нарастания экономического кризи­са и политической напряженности в России и странах СНГ последние стремились к проведению собственной экономической, в частности денежно-кредитной и фискальной, политики, обеспече­нию социальной защиты населения.

Получилось так, что в создавшихся условиях это происходило в значительной мере за счет России. У каждой страны утвердились свой обменный курс рубля, свои процентные ставки, своя ценовая политика, свой бюджетный дефицит при эмиссии денег Центробанком России. В то вре­мя, когда правительство и Центробанк России, отчаянно борясь с инфляцией, пытались прово­дить жесткую денежно-кредитную политику, сильно ограничивать эмиссию денег, другие страны СНГ вели безрассудную, расточительную денежно-кредитную политику, брали в большом объе­ме так называемые бесплатные технические кредиты, которые накладывались на экономику Рос­сии огромным бременем, и бесконтрольно их использовали, не проводя, по существу, реальной антиинфляционной политики. Так, в 1993 году Казахстан использовал на 30% больше наличных денег на душу населения, чем сама Россия. Они не проводили и напрашивающуюся четкую анти­инфляционную политику доходов, наоборот, казалось, что они соревнуются друг с другом, кто установит большую минимальную заработную плату, пенсии, пособия и плюс нехватку средств восполняли безналичными деньгами, в результате чего у каждой из них, по существу, возникла безналичная национальную валюта.

Кроме того, граждане Казахстана, например, проводили свободные валютные обмены с Россией, как и все граждане этой страны. Все это, естественно, приводило к наплыву в Россию наличных денег из стран СНГ и экспортировало инфляцию в Россию и подстегивало в ней ин­фляционные процессы, дестабилизируя рублевую зону в целом. Такое положение могло надолго сохранить на всей территории рублевой зоны макроэкономическую нестабильность, сводя на нет все антиинфляционные усилия российской власти, и правительство России стало последователь­но предпринимать шаги, направленные на его кардинальное изменение, прекращение содержа­ния целых независимых государств на иждивении России.

Первым шагом правительства России в этом направлении стало открытие с 1 июля 1992 года корреспондентских счетов для ведения межгосударственных взаиморасчетов в СНГ и котировки безналичных денег стран рублевой зоны. Оно потребовало оформить задолженности государств - участников рублевой зоны как их государственный долг России со всеми условиями погашения долгов. С этого момента в сфере безналичных расчетов рублевая зона перестала существовать.

Россия решила теперь выдавать Казахстану, как и другим странам СНГ, не технические, а только связанные государственные кредиты, невозвращенная часть которых, включая проценты, автоматически превращалась в государственный долг. Далее Россия поставила перед участника­ми рублевой зоны такие требования: рублевая зона должна рассматриваться как зона использова­ния российского рубля только по правилам, вырабатываемым ее Центральным банком, которому все страны - члены рублевой зоны делегируют функции своих национальных банков и переда­ют свои золотовалютные запасы. Более того, страны будут принимать все условия Центробанка России в области денежно-кредитной политики и осуществлять финансово-бюджетную деятель­ность своей страны в рамках, устанавливаемых российским правительством. Если так, то про­блема этим не завершилась бы, пришлось бы далее непременно привести свое законодательство в соответствие с законодательством Российской Федерации. Вице-премьер правительства России Борис Федоров недвусмысленно говорил: вхождение в рублевую зону новых независимых госу­дарств возможно только после того, как они приведут в соответствие с российским свои эконо­мическое законодательство и денежно-кредитную политику.

Этого следовало ожидать, когда ставился вопрос о создании рублевой зоны нового типа. А как иначе? Какой смысл России терпеть безответственную экономическую политику стран -участниц рублевой зоны, практически взять на себя шалости и заботы совершенно независимых государств? Но это же для Казахстана уже не просто рублевая зона, а рублевый государственный союз, в котором он потеряет свой экономический суверенитет, что будет означать превращение его в экономическом отношении в одну из республик теперь уже России. В правительстве России тогда всерьез обсуждался вопрос о том, сколько суверенитета отобрать у стран - членов рублевой зоны нового типа. Если бы такое произошло, это было бы не той ценой, которую республика, став независимым государством, должна платить за экономическое сотрудничество, потеряв то, что недавно приобрела.

Естественно, члены рублевой зоны не собирались идти на такие условия. Некоторые из них начали вводить свою, во многом суррогатную национальную валюту: «зайчики», гривны, сомы и т.д. Один Казахстан продолжал оставаться в рублевой зоне и не собирался из нее выходить.

России ничего не оставалось, как 24 июля 1993 года ввести новый рубль вместо рубля ста­рого образца. Она объяснила цель этого обмена введением своей национальной валюты и дала этим сигнал остальным странам на введение ими своих национальных валют. Но и этот шаг не подействовал на правительство Казахстана, оно стало настаивать на принятии другого варианта рублевой зоны, зафиксированного в Декларации о создании экономического союза, подписанной главами государств стран СНГ 14 мая 1993 года. Казахстан настоял на создании экономического союза с единой денежной системой, но с наднациональной валютой, которая может называться рублем, но только не российским, и наднациональным эмиссионным банком зоны.

Как видим, у казахстанского правительства та же логика, те же действия, которые были при распаде СССР. Оно тогда упорно стремилось не выходить из состава СССР до тех пор, пока тот не распался, и теперь, с тем же упорством, оно не желает выходить из рублевой зоны, которой на самом деле уже нет, есть только использование рублевых купюр. Получается, что Казахстан уже второй раз практически отказывается от независимости: первый раз он до конца стремился

оставаться в составе СССР, а второй раз - в составе России. Почему? Вряд ли мы сможем дать однозначный ответ. Только можно предположить, что у руководства страны не было уверенности в том, что оно сумеет самостоятельно управлять страной, что ее экономика сумеет выйти из тяже­лого положения, в котором она тогда находилась, и у него не хватало решимости. Но надежда на создание даже чисто экономического союза была несбыточной, поскольку он появится только по истечении многих лет. Даже самым демократичным цивилизованным и экономически развитым странам Европы на создание ЕС с единой валютой понадобилось почти 55 лет, и то только в рам­ках 15 стран. Создание такого экономического союза, как показывает мировой опыт, становится возможным только при определенном уровне экономического, политического и социального раз­вития каждой страны, достигшей достаточного уровня экономической интеграции, способной удовлетворять ряду жестких базовых денежно-кредитных и фискальный условий, умеющей ци­вилизованно и демократично решать даже самые острые межгосударственные проблемы.

Надо признать, что не только тогда, но и сейчас, по истечении 15 лет с того времени, эко­номика стран СНГ не отвечает этим требованиям. Просто использование общей валюты даже при независимом эмиссионном банке и ее наднациональном статусе само по себе не сотвори­ло бы чуда и не интегрировало бы их экономики. Здесь налицо продолжающаяся недооценка роли денег и денежного обращения в экономике, доставшаяся в наследство от прежней советской плановой экономики. У России, хотя ее президент подписывал названную выше декларацию, не было резона создавать такую зону. Во-первых, российские министры экономического блока пре­красно понимали, что такой шаг для стран СНГ - шаг преждевременный, а потому он не будет результативным в течение еще долгого времени, нет смысла затевать подобную игру на публику; во-вторых, Россия остается крупнейшей страной мира с огромными природными и людскими ресурсами, научно-техническим потенциалом, и какой смысл ей терять суверенность известной в мире валюты с многовековой историей - российского рубля и Центрального банка, объединив­шись со странами, которые вообще никогда не имели собственной валюты и своего центрального эмиссионного банка? Вряд ли США пошли бы таким путем в отношении к доллару, а Франция, Великобритания и Япония - в отношении франка, фунта стерлинга и йены соответственно. В-третьих, надежда на то, что Россия выйдет из кризиса быстрее, чем остальные страны рублевой зоны, становилась все более реальной, а это отвечало бы интересам и последних: быстрая стаби­лизация макроэкономики России благоприятно скажется на оздоровлении экономики остальных стран рублевой зоны, в том числе Казахстана. Уровень инфляции в Казахстане в 1993 году за­метно превышал ее уровень в России. Многие страны СНГ тогда вели порою безответственную денежную политику, безрассудно тратили кредитные ресурсы, не считаясь с ростом инфляции. Власть России была права, что такое положение не будет исправлено, пока каждая страна не вве­дет свою валюту и не будет сама решать свои проблемы.

Руководители Министерства финансов и Центробанка РФ, Министерства по делам СНГ РФ так и изложили свои позиции в июне 1993 года на встрече с экспертами стран СНГ, готовившими проект договора об экономическом союзе по решению глав государств СНГ от 14 мая 1993 года.

Заседание экспертов проходило в Минске, и когда подошли к обсуждению раздела валюты и денежной политики, я внес предложение провести следующий раунд заседания экспертов в Мос­кве, встретиться с руководителями вышеназванных министерств и ЦБР, выслушать их мнение - пойдет ли Россия на кардинальное изменение рублевой зоны. Хотя белорусы серьезно возража­ли, ссылаясь на то, что есть декларация, подписанная главами государств, где определен данный вариант рублевой зоны нового типа. Но в конце концов было решено собраться в Москве.

Представитель руководства Минфина и Центробанка и министр по делам СНГ В. Машиц на вопрос о рублевой зоне ответили следующим образом: Россия на замену своего рубля другой валютой не пойдет, эмиссионным банком останется только ЦБР, кто хочет вступить в рублевую зону, тот примет только эти условия, со всеми вытекающими отсюда последствиями. На нашу ссылку на декларацию они сказали буквально следующее: политики могут подписывать какие угодно политические документы, но экономическая политика будет проводиться в этих зданиях, причем такая, какую мы изложили, и добавили: коллеги из других стран СНГ, что бы вы ни гово­рили о России, в чем бы вы Россию ни обвиняли, мы будем защищать ее интересы, будем прово­дить экономическую политику, отвечающую интересам России, а вы - независимые государства, защищайте интересы своих государств сами. Россию всегда обвиняли в имперских действиях и замашках в отношении ваших стран. Поэтому давайте так: если мы когда-нибудь будем объеди­няться в той или иной форме, надо объединяться осознанно и добровольно, - иными словами, предлагалось размежеваться, чтобы объединиться.

С нашей стороны возразить было нечего, все это на самом деле убедительно, крыть, как говорится, нечем. А все то, что говорится некоторыми нашими деятелями, боровшимися против введения национальной валюты в Казахстане, а теперь ежегодно пышно празднующими День финансиста, будто бы россияне говорили, что мы не справимся с вводом национальной валюты и проведением денежно-кредитной политики, потом сами будем проситься в рублевую зону, - чи­стейший вымысел. Обо всем этом я писал в своем отчете о работе над проектом договора прави­тельству и отметил, что рублевой зоны не будет, надо готовиться к введению валюты. Слышать подобное невозможно даже от недругов России.

Такие серьезные отношения между такими дружескими государствами, как Россия и Казах­стан, не могут опускаться до разговоров бытового уровня. Тем более что не Россия настаивала на том, чтобы Казахстан оставался в рублевой зоне, а Казахстан упрашивал Россию создать рубле­вую зону и не выкидывать его из нее.

Подавляющее большинство политиков, журналистов, экономистов, руководителей промыш­ленных предприятий, включая руководство правительства и, как ни странно, НБК, настаивали не вводить свою валюту ни в коем случае и не выходить из рублевой зоны. Столько лет обвиняли Россию в проведении в отношении нас колониальной политики, в имперских замашках, мечтали о независимости, а когда страна ее получила, про эти обвинения забыли, о независимости не ду­мали, просили Россию не оставлять нас в беде, не выкидывать из рублевой зоны, которую сами придумали, т.к. на самом деле ее уже практически не было, умоляли Россию создать рублевую зону нового типа. Дело дошло до того, что в Казахстан приехал вице-премьер правительства России А. Шохин со специальной миссией уговорить правительство не настаивать на создании рублевой зоны нового типа и ввести свою национальную валюту, доказывать, что если Россия быстрее преодолеет кризис, то это позитивно скажется на экономике всех остальных стран СНГ. Разве это похоже было на издевку, мол, сами не справитесь со своей валютой и будете проситься в рублевую зону, как будто Казахстан решил оставить рублевую зону, а Шохин приехал уговари­вать нас остаться в ней? Хорошо, что мы по этому поводу не проводили референдума с вопросом, остаться в рублевой зоне или выйти из нее, слава богу, не додумались.

В сентябре Комитет по экономике Верховного Совета РК организовал обсуждение на своем заседании с приглашением руководства правительства и Нацбанка вопроса о том, вводить или не вводить национальную валюту. Председатель Нацбанка Байназаров ответил примерно так: я не могу ответить на этот вопрос, как решит начальство, так и будет (странно было слышать по­добные заявления от председателя НБК). Первый вице-премьер правительства республики Дау-лет Сембаев высказал негативное отношение правительства к введению национальной валюты и намерение бороться за то, чтобы Казахстан остался в рублевой зоне, обосновывая это не только интеграционными проблемами, но главным образом отсутствием необходимых для удержания курса валюты золотовалютных резервов.

Затем выступил я, как главный эксперт Казахстана в разработке договора об экономическом союзе, с докладом о необходимости введения национальной валюты, о том, что рублевой зоны нет, а зоны нового типа, которую мы предлагаем, не будет (я уже описал выше позиции руково­дителей России), о том, что только введя свою валюту, мы возьмем в свои руки политику вывода страны из кризиса.

Надо сказать, на меня обрушились все депутаты комитета и приглашенные депутаты, утверждая, что наши предприятия остановятся, т.к. прекратятся все хозяйственные связи с пред­приятиями России, мы не сумеем достичь стабилизации экономики, мы не готовы к введению национальной валюты, мы хотим интегрироваться, а вы предлагаете изолироваться, и т.д. Они не понимали, что наличие национальной валюты к экономической интеграции никакого отношения не имеет, по крайней мере на этапах формирования зоны свободной торговли, таможенного и платежного союзов, что рублевой зоны нет, поскольку, введя свой новый национальный рубль, Россия сама вышла из нее и теперь ни о какой рублевой зоне речи не может быть, а создание зоны нового типа, во-первых, нереально, потому создаваться не будет, во-вторых, оно превратит Казахстан в одну из республик России, туда, кроме него, ни одна страна не войдет. Никто меня не поддержал, кроме председателя комитета Саука Такежанова. 2 октября 1993 года на вопросы «Панорамы» и IPA House я дал ответы с подробным обоснованием необходимости введения на­циональной валюты и почему нельзя создавать рублевую зону нового типа, а в ноябре того же года, т.е. накануне введения тенге, я издал брошюру «Национальная валюта Казахстана: пробле­мы и перспективы ее введения», где подробно рассмотрены все возможные доводы противников введения собственной валюты.

При этом я настаивал на том, чтобы введение собственной валюты рассматривали не как чисто техническое мероприятие, замену одного платежного инструмента другим, а как крупно­масштабную денежную реформу, как ответственную экономическую политику. От одной только курсовой политики, выбора стартового обменного курса будет зависеть многое, будут созданы и ценовая политика, экспорт и импорт, и кредитная политика, и макроэкономическая стабилизация и т.д.

Национальная валюта, как известно, была введена 15 ноября 1993 года, вопреки противо­стоянию самой власти и всей властной элиты. Но, к сожалению, она была введена как чисто тех­ническое мероприятие, как замена рубля на тенге, о чем я и предупреждал. И обменный курс был выбран без учета состояния экономики и значения курса национальной валюты к валюте другой страны для ее стабилизации. При кризисе экономики стартовый обменный курс тенге никак не мог быть столь высоким, как 4,7 тенге за доллар. И это негативно сказалось на дальнейшем ходе стабилизации экономики, слишком уж долго тянулся этот процесс, на экспорте и импорте и т.д. Известно, что когда в Японии и Южной Корее начались послевоенные стабилизационные рефор­мы, курс иены был определен в размере 360 за доллар, а воны - 467 за доллар. К счастью, через неполный месяц в руководстве НБК появились новые люди во главе с Даулетом Сембаевым, опытным специалистом с высоким уровнем экономических знаний, успевшим уже на посту за­местителя председателя Высшего экономического совета и первого вице-премьера приобрести опыт борьбы с инфляцией, тесно контактировать с МВФ и ВБ. Это сразу же позитивно сказа­лось на деятельности главного банка страны и денежно-кредитной политике, в результате чего инфляция пошла на убыль. И те, кто вчера был против введения национальной валюты, стали праздновать этот день, получать награды, а те, кто действовал за ее введение, рискуя своим по­ложением, быть гонимыми, оказались, как говорил Остап Бендер, неучастниками праздников в этой жизни. Невольно приходит на ум известное американское высказывание: «Любое крупное открытие проходит пять этапов; шумиха, неразбериха, поиск виновного, наказание невиновного, награждение непричастного». Все верно. Такова жизнь. Саука Темирбаевича Такежанова уже нет в живых, а я пока наблюдаю, как ненавистники введения тенге ежегодно широко, с размахом

§ 2. Бюджетная реформа

Основная проблема бюджета - это его размеры относительно ВВП, структура расходов и доходов бюджета, размеры и источники погашения бюджетного дефицита. От правильного решения этих вопросов зависят темпы роста экономики, их устойчивость, динамика и уровень таких параметров, как инфляция, обменный курс, внешний долг государства и др. Во всем мире каждая страна решает ее по-своему, руководствуясь некоторыми общими правилами, в зависимости от того, какой концепции экономического роста, бюджетной политики, решения социальных проблем придерживается ее правительство.

В Казахстане, как и во всех постсоветских странах, эти проблемы возникли только в связи с получением государственной независимости и переходом к рынку. Поэтому бюджетная система, как и вся переходная экономика, проходила сложный путь становления. Сложность была связана с тем, что,

·         во-первых, в обществе сложилось убеждение, что все социально-экономические про­блемы должны решаться за счет государственного бюджета, и теперь было очень сложно быстро изменить этот стереотип. Да и самому правительству тоже нелегко было отвыкнуть от этого механизма и осознать: нечто построенное им теперь будет разрушаться на глазах.

·         Во-вторых, в условиях стремительного падения производства источники бюджетных доходов таяли на глазах. Формировать бюджет даже по самым строгим законам рынка было очень сложно.

·         В-третьих, катастрофически не хватало компетентных в этой области кадров.

·         В-четвертых, многие страны в мире добивались экономических успехов как при достаточно больших размерах бюджетных расходов, так и при самых низких их уровнях к ВВП. Разброс стран по размерам бюджетных расходов к ВВП был широк. Для страны, только что покинувшей советскую систему, где бюджет решал все, соблазн иметь высокие бюджетные расходы был велик. Между тем переход к рынку даже на переходном этапе предполагает массовое перераспределение всех ресурсов, в том числе и финансовых. Их всегда мало в любой стране, но в Казахстане их было ничтожно мало. В то же время большое давление на государство оказывало общество, вынудив правительство пойти на увеличение расходов на социальные нужды.

В такой ситуации Казахстан не смог составить бюджет, близкий к реальности как по размерам, так и по структуре расходов, причем сбалансированный в пределах дефицита. В 1992-1993 годах расходы консолидированного бюджета составляли 60-65% ВВП. Приоритетными оставались социальные расходы и поддержка народного хозяйства. В силу того, что обеспечение такого размера бюджета доходами за счет налоговых поступлений было нереальным (сбор налогов в 1993 году достигал только 60%, а в 1994 году - 40% от расчетного), бюджет составлялся и исполнялся с огромным дефицитом, достигшим одной трети ВВП.

Дефицит бюджета покрывался из трех источников: внешнего заимствования - до 70%, рынка ценных бумаг, т.е. продажи государственных казначейских облигаций, - до 15% и из кредитов Нацбанка.

Официальный дефицит не превышал 10% ВВП. Дело в том, что в доходную часть включались поступления, не имеющие никакого отношения к налогам и платежам налогового типа: выручка от приватизации, иностранные займы, прибыль Нацбанка, поступления от внебюджетных фондов и даже кредиты НБК правительству. Их сумма к общему доходу составляла в 1993 году 49%, а в 1994-м - 67%. В 1994 году правительством было введено директивное кредитование народного хозяйства из ресурсов НБК, минуя бюджет государства, что являлось явным нарушением бюджетной системы и искажением бюджетных расходов и дефицита.

Только в 1995-м и 1996 году правительство начало разрабатывать более четкую бюджетную систему и приводить расходы бюджета к уровню 30% ВВП и ниже путем существенного изменения структуры бюджета, сокращения расходов на социальные нужды и народнохозяйственного инвестирования. Более или менее современный вид бюджет принял в 1998-1999 годах. В центре баталий при его рассмотрении теперь были лишь размеры финансирования отдельных частей бюджета, концепция формирования размеров и структуры доходной части, источники покрытия бюджетного дефицита: за счет внешнего или внутреннего заимствования. Общие расходы государства вплоть до 2003 года не превышали 21-22% ВВП. В 1999-2001гг. в Казахстане работал проект USAID для сената КЗ, который проводил анализ бюджетных отношений. Данный проект также дал рекомендации к реформированию фискальной и бюджетной системы и приведению его к мировым стандартам.

Важными моментами качественного изменения бюджетной системы было принятие Бюджетного кодекса и создание Казначейства, освобождение доходной части от последней неналоговой статьи - поступления от приватизации госимущества. В 2004 году произошел переход к среднесрочному бюджетному планированию. Все это привело бюджетную систему Казахстана в соответствие с принципами рыночной экономики.

§ 3. Реформирование налоговой системы

Это самая сложная часть структурных реформ. В начале рыночных реформ в СССР был только один налог - подоходный. Налоговая система оставалась одним из самых слабо разработанных инструментов стабилизационной экономической политики правительства.

Основные налоги были введены в 1992 году. Налоговая система включала в себя 46 видов налогов. Ставки часто менялись: то росли, то падали (с 28 до 20%, потом до 10% и снова до 20% и т.д.). Наиболее часто менялись подоходный и социальный налоги. Ставки слишком сильно дифференцировались, устанавливалось большое количество льгот на привлечение инвестиций, создание свободных экономических зон, развитие приоритетных отраслей и т.д.

С 1 июля 1995 года был введен новый Налоговый кодекс, где число налогов сократилось с 46 до 11. Вместо налога на прибыль был введен корпоративный налог на доход, средняя ставка которого была снижена. Введены новая повышенная единая ставка НДС - 20% вместо 10%, акцизы на бензин, топливо и другие нефтепродукты, на природный газ и т.д., расширено число то­варов, облагаемых экспортной пошлиной, увеличена средняя величина импортной пошлины до 15%. Однако и после этого налоговая система продолжала подвергаться частичным изменениям, особенно НДС, социальный налог, акцизы, налог на малый бизнес и другие.

В 2002 году вступил в силу очередной Налоговый кодекс, который определил и закрепил главные принципы:

•  стабильность налогового законодательства;

•  единство системы налоговых льгот.

В кодексе были исключены нормы по предоставлению льгот индивидуального характера для конкретного налогоплательщика, усилено налоговое администрирование.

Тем не менее изменение налоговой системы продолжается. Одно из них предложено президентом Н.А. Назарбаевым в 2006 году в Послании народу Казахстана. В нем предусмотрено снижение ставок на подоходный налог для физических лиц, НДС, социальный налог, налог на малое предпринимательство.

Я не настолько самонадеян, чтобы считать, что в его основу, как по составу снижаемых налогов, так и по их ставкам, положено мое предложение (в моем предложении еще значилось снижение ставки корпоративного налога до 20-22% при одновременной отмене налоговых льгот), которое было опубликовано в виде брошюры для экономического отдела Совета безопасности, но рад, что оно нашло практическое применение¹. Есентугелов А. Стратегия индустриально-инновационного развития Казахстана: реалии и ожидания. Костанай, 2004.

§ 4. Становление банковского сектора

Казахстан имел банковский сектор с момента получения независимости. Он представ­лял собой всю финансовую систему страны и состоял из Госбанка Казахской ССР, пяти специализированных и 72 коммерческих банков.

Реформирование банковской системы проходило в двух направлениях. Прежде всего в 1994 году удалось добиться независимости Государственного банка Казахстана от правительства.

Более серьезной задачей оказалось преодоление недостатков в деятельности коммерческих банков, унаследованных от советской системы. Она решалась путем создания новых, оздоровления существующих, приватизации государственных и ликвидации несостоятельных банков.

Специализированные банки были превращены в коммерческие, которые затем приватизировались. Немало новых собственных коммерческих банков было создано предприятиями. В середине 1994 года их насчитывалось 230, к концу года - 184, 176 из которых были частными, включая два специализированных приватизированных банка. Начиная с 1995 года Национальный банк Казахстана приступил к систематическому процессу ликвидации несостоятельных банков: за год число банков сократилось еще на 19, общее число БВУ стало 82, а в конце 1998 года - 76¹. Сегодня число БВУ составляет всего 34.

Безусловно, в начальный период число Банков Второго Уровня интенсивно, резко росло. В середине 1994 года оно составило 230 банков, тогда как в Польше их было 90, в Венгрии - 31, в Чехии - 18². В связи с этим руководство ВБ поговаривало о достаточности 8-10 банков. На телевидении я выступил против такого намерения руководства НБК, аргументировав это тем, что только рынок может определить, сколько банков будет действовать в Казахстане. Вмешательства не произошло, их число уменьшалось в соответствии с законами РК и условиями рынка. В 90-е годы ВБУ не от­личались крупными уставными фондами. Только «АлемБанк» и «ТуранБанк» имели уставный фонд в пределах от 5 до 10 млн долларов. Для сравнения: в Польше у среднего банка этот пока­затель был в 1,5 раза выше³.

Сегодня казахстанская банковская система считается одной из лучших в СНГ. Самыми яр­кими ее характеристиками являются ведение грамотной денежно-кредитной политики, рост ак­тивов и уставного капитала любых из банков и развитие конкуренции в банковской среде, кото­рая является надежным залогом успешного развития банковской системы.

Достаточно быстро сформировалась двухуровневая банковская система, и Нацбанк стал независимым в проведении денежно-кредитной политики, начав широко использовать это пре­имущество еще с середины 90-х годов. Нацбанк также перестал кредитовать правительство и с 1995 года стал последовательно проводить жесткую антиинфляционную денежную политику.

'Казахстан: сводная оценка частного сектора. ВБ, доклад, 1997.

Экономическая трансформация в Республике Казахстан//Программа развития ООН, Алматы, 1996. С. 83.

³Там же.

Инфляция в Казахстане уже в 1998 году измерялась однозначным числом (7,1%), а в дальнейшем, в 2002-м, она была доведена до 5,9%. НБК и сегодня борется с ней в условиях, когда фискальная политика и высокие цены на нефть постоянно подхлестывают ее рост. И на валютном рынке он действует профессионально. Осталось одно - сделать ставку рефинансирования эффективным, действенным инструментом регулирования кредитов, валютного курса и роста ВВП по рыноч­ным принципам.

Сегодня большая ответственность в обеспечении функционирования банковского сектора и денежно-кредитной системы ложится на Агентство банковского надзора. Кредитный бум, эй­фория и популизм в условиях аномального роста нефтедоходов могут в любое время привести казахстанскую экономику к финансовому кризису и экономической рецессии. Необходимы неза­висимые и скоординированные действия обоих институтов денежно-кредитной системы.

§ 5. Фондовый рынок - пасынок реформ

С 1997 года создавался этот важнейший компонент финансовой системы. В марте 1997 года были разработаны и приняты законы «О рынках ценных бумаг», «О ре­гистрации операций с ценными бумагами Республики Казахстан», «Об инвестиционных фондах Республики Казахстан», которые обеспечивают нормальное функционирование фондового рын­ка, инвестиционных банков, регистрационных бюро, инвесткомпаний, а также оказание казна­чейских услуг. Иными словами, вся необходимая инфраструктура создана и функционирует.

И физическая инфраструктура по торговле ценными бумагами в лице Казахстанской фон­довой биржи создана и в целом отвечает международным требованиям. В 1997 году в работоспо­собном состоянии запущены клиринговая и расчетная системы.

Однако до сих пор на фондовом рынке доминируют в основном ГКО, в последнее время вышли на рынок корпоративные ценные бумаги некоторых банков. Крайне слабо участие корпо­ративных ценных бумаг предприятий.

Правительство в 1997-1998 годах запускало «программу голубых фишек», однако ничего не вышло. Причин несколько. Во-первых, высококотируемые предприятия, в основном из бога­того сырьевого сектора, не заинтересованы в выходе на казахстанский фондовый рынок. Во-вто­рых, большинство предприятий других секторов работают малоэффективно, их акции мало кого будут привлекать, с одной стороны, а с другой - собственников пугает перспектива потери кон­трольных пакетов своих предприятий. В-третьих, и самое главное, все казахстанские предпри­ятия нетранспарентны. Никто не знает и не может знать, кто является их реальным собственни­ком, каковы их рентабельность и перспективы; в них нет бухгалтерской отчетности, основанной на международных стандартах. В-четвертых, в стране отсутствует эффективная система защиты прав и интересов инвесторов.

Пока все эти вопросы не будут решены, особенно в области прозрачности и надежности системы защиты инвесторов, не будут работать ни фондовый рынок, ни Алматинский регио­нальный финансовый центр. Призывы, заклинания, преувеличенные рассказы о великолепном будущем на фондовый рынок не подействуют.

§ 6. Пенсионная реформа

В 1997 году за считанные дни была разработана и предложена на рассмотрение мажили-са парламента дерзкая реформа пенсионной системы по чилийскому образцу с высо­ким риском для тех пенсионеров, кто будут получать пенсию по новой системе. Такие перспек­тивы обладают высокой степенью вероятности, поскольку очень немногие страны, обладающие солидным опытом в построении пенсионной системы, рискнули обратиться к этой модели. А Казахстан смело и безрассудно, без всяких расчетов (по крайней мере, их не было в проекте) сразу же «взял быка за рога» и с 1 января 1998 года реализовал ее.

Принципы этой модели вроде бы привлекательны: переложить все растущие расходы на обеспечение старости на плечи самих граждан - так просто и понятно. Создаются накопительные пенсионные фонды за счет отчисления добровольных взносов, которые будут постоянно расти за счет грамотного менеджмента управляющими компаниями. Предполагалось, что на началь­ном этапе им будет продаваться 50% государственных ценных бумаг, а затем, по мере развития, фондам будет разрешено инвестировать средства в ценные бумаги «голубых фишек». Проект закона не был одобрен парламентариями в 1997 году. Тогда премьер-министр протолкнул его, поставив вопрос о доверии правительству, будучи уверенным, что доверие будет оказано. Девять лет существования НПФ подтвердили самые мрачные опасения, которые я выражал в своей пу­бликации, вышедшей в марте 1998 года¹¹ Есентугелов А. Закон о пенсионном обеспечении: что-то не похож на закон.. .//Азия-экономика и жизнь. 1998. Март, №11., т.е. через два месяца после введения закона. Об этом свидетельствуют и результаты исследований, проведенных ЮСАИД через 8 лет существования нашей пенсионной системы. По их расчетам выяснилось, что получать будущим пенсионерам будет почти нечего² Есентугелов А. Трансформация экономики Казахстана. Алматы. 2002. Т. 1. С. 302. ²О бедной старости замолвим слово//Известия. 2006. 16 мая..

А ведь разработчики этой системы все время говорили об успехах пенсионной реформы, указывая на размеры средств, накопленных в фондах. Во-первых, по расчетам ЮСАИД, их ока­залось не так уж и много, а во-вторых, успехом следовало бы считать не накопившуюся сумму, полученную за счет принудительно-добровольных взносов, а то, как эти средства преумножат накопления НПФ за счет роста доходов от их вложений в инвестиции. А таковых нет. Есть только убытки от того, что НПФ некуда вложить накопленные объемы, с одной стороны, а с другой - их ощутимая часть «съедается» растущей инфляцией.

Эта пенсионная реформа и поправки, введенные в 1996 году в Закон о пенсионном обеспе­чении в РК, когда правительство ввело их, не сумев спрогнозировать размеры пенсий, привели к тому, что некоторые работники, выйдя на пенсию по солидарной пенсионной системе, могли получать пенсии, намного превышающие средний размер своей заработной платы. Этот парадокс можно было бы назвать «парадоксом Федотовой». Дело в том, что в первый раз этот парадокс был обнаружен сенатором Зинаидой Федотовой, чья пенсия равнялась 63 тысячам тенге, что ощутимо превышало ее заработную плату. Когда таких «счастливчиков» обнаружились тысячи, правительство, спохватившись, ввело административное 13-тысячное тенговое ограничение. Та­ким образом, пенсия любого пенсионера, кроме бывших силовиков, не должна была превышать этот рубеж независимо от проработанного времени. Это магическое число стало действительно несчастливым: прожить на эту сумму невозможно. Но эта архаичная феодальная система продол­жает существовать, и никому из депутатов парламента не приходит в голову, что такая пенсион­ная система, без учета трудового стажа и дохода, в принципе не имеет права на существование.

Глава IX. От переходной экономики — к экономическому росту

§ 1. Восстановительно-конъюнктурный рост рыночной экономики Казахстана

Казахстан, преодолев первый этап перехода к рынку - трансформационный кризис и «ловушку» реформы 1992-1994 годов и второй его этап - макроэкономическую ста­билизацию и трансформационные депрессии в 1995-1998 годах, добился макроэкономической стабилизации, провел ряд важных структурных и институциональных реформ, задействовал ряд основных рыночных механизмов, и в 1999 году стали заметны признаки подъема экономики.

На самом деле фаза роста началась в 1996 году, когда ВВП увеличился на 0,5% при инфля­ции 39,3%. Она продолжалась и в 1997 году уже с более ощутимым ростом ВВП - на 1,7%. К сожалению, рост ВВП прервался в 1998 году экономической рецессией, возникшей под воздей­ствием российского кризиса. Тогда ВВП сократился на 1,9%. К счастью, рецессия была короткой - двухквартальной, и со второго квартала 1999 года возобновился экономический рост, который по итогам года составил 102,7% роста ВВП. По классификации роста и терминологии Е. Гайдара, именно тогда в Казахстане начался восстановительный рост, который, по его мнению, происхо­дил за счет того, что «на первых стадиях постсоциалистической трансформации из нерыночного сектора высвобождается больше ресурсов, чем может переварить рынок, и их объем превыша­ет реальный платежеспособный спрос. Ко времени, когда ресурсы могут быть задействованы в рыночном секторе... трансформационная рецессия останавливается, начинается восстанови­тельный рост»¹'Гайдар Е. Долгое время. М.: Дело, 2005. С. 402.. По концепции российского экономиста В. Гормана, который, как считает Егор Гайдар, ввел в научный обиход понятие восстановительного роста в работах 20-х годов прошлого века, речь идет прежде всего о таких ресурсах, как ранее созданные производственные мощности и обученная до его начала рабочая сила.

Действительно, в Казахстане в годы трансформационной рецессии простаивали достаточно большие производственные мощности, созданные в основном в 60-70-е годы, бездействовали огромные отряды квалифицированных образованных невостребованных специалистов. Следова­тельно, после падения инфляции до 7,1% они могли были быть задействованы и стать ресурсной базой для начала экономического роста.

В Казахстане этот момент, с одной стороны, совпал с девальвацией тенге как результатом рецессии 1998 года, которая произошла под влиянием финансового кризиса, когда его обменный курс оставался искусственно завышенным, а с другой стороны, с резким скачком вверх цен на нефть. Причем случилось так, что два этих момента на редкость удачно совпали по времени. Та­кое совпадение дало казахстанской экономике двойной эффект, в результате которого она быстро оправилась от состояния рецессии и взяла курс на такой неожиданно стабильно высокий курс. Здесь наиболее значимым из этих двух факторов стала девальвация тенге как результат перевода жестко регулируемого обменного курса тенге в плавающий режим, который привел экономику в состояние рыночного равновесия и сделал обменный курс равновесным. После этого казах­станская экономика окончательно перешла к рыночной и теперь функционирует и развивается в основном по законам рынка. Девальвация тенге не только нормализовала ситуацию на рынке и дала толчок росту отечественного производства в несырьевом секторе в соответствии с законами рынка, но и показала, что обменный курс был слишком завышен, сильно тормозя развитие эко­номики. В этом смысле влияние российского финансового кризиса на казахстанскую экономику сыграло оздоровительную роль.

Е. Гайдар, говоря о факторах, под действием которых произошел восстановительный про­цесс в экономике России, справедливо сетует, что экономисты и политики связывают его с двумя вышеперечисленными факторами, и почти никто не говорит о третьем - проведении реформы, создании макро- и микроэкономических условий, в которых сегодня работают российские компа­нии. Этот упрек справедлив и для Казахстана, т.к. в его экономическом росте наряду с высокими темпами находят свое проявление общемировые экономические закономерности. «Прежде всего, как вытекает из мировой практики, любая страна, пережившая длительные и сильные потрясения, быстро набирает высокие темпы роста, который называется восстановительным»¹¹ Гайдар Е. Долгое время. М.: Дело, 2005. С. 403.. Безусловно, в Казахстане сыграли и продолжают играть не последнюю роль добыча нефти и благоприятная ценовая конъюнктура. Но нефть — не единственный фактор, восстановительный рост с доста­точно высокими темпами происходит и в тех странах СНГ, где ее нет. Важнее то, что экономика стала во многом рыночной, люди адаптировались к условиям рынка, возникли ориентированные на него хозяйствующие субъекты, труд стал мотивированным. К тому же не только Казахстану, но и другим странам СНГ помогла девальвация национальных валют после финансового кризиса 1998 года, что сделало отечественную продукцию более конкурентной. И это при наличии огром­ного резерва неиспользованных мощностей и хорошо образованной рабочей силы, при слабых законодательных ограничениях и низком уровне правоприменения. Наличие нефти в Казахстане и рост цен на нее на мировом рынке придали ему дополнительный импульс Есентугелов А. Подводные камни экономического ростаУ/Мерей, 2004. № 1. С. 15-16.. Добавим, что «еще более высокий рост цен на нефть был и раньше, но советская экономика продолжала падать»³³Есентугелов А. Стратегия индустриально-инновационного развития Республики Казахстан. Костанай, 2004. С. 4..

В Казахстане режим восстановительного роста охватил не весь 1999 год, поскольку почти половина этого года протекала под властью рецессии, так же как и в России, являющейся основ­ным поставщиком и потребителем продукции Казахстана. «В соответствии с общими правилами, - пишет М. Тэтчер, - развивающаяся экономика всегда растет поначалу заметно быстрее экономики зрелой. Обусловлено это тем, что на ранних стадиях экономического развития всегда мало социальных и законодательных препятствий»¹'Тэтчер М. Искусство управления государством. М., 2003. С. 148-149..

С такими выводами не согласен известный российский ученый-экономист, много лет ис­следующий проблемы развития экономики стран Центральной Азии, доктор экономических наук Станислав Жуков. Он подвергает сомнению взаимосвязь высоких темпов экономического роста в Центральной Азии как результат рыночных преобразований. Говоря о факторах роста экономик периода 1996-2004 годов, он пишет: «По моему мнению, к этим факторам относятся: существен­ное улучшение условий торговли для сырьевых стран на глобальных рынках в период 1999-2004 годов; значительный, относительно скромных размеров местных экономик, приток внешних ре­сурсов по различным каналам; некоторые изменения в экономической политике, заключающиеся в частичном возврате к низким ценам на энергоносители и услуги естественных монополий; наращивание экспорта рабочей силы и, соответственно, увеличение переводов трудовых мигран­тов»²²Жуков С. Центральная Азия: факторы восстановительного экономического роста 1996-2004 гг. Центральная  Азия и

Южный Кавказ. Насущные проблемы. Алматы, 2005..

Безусловно, существенное улучшение условий торговли сырьевыми товарами на мировом рынке сыграло свою роль. По моим расчетам, при росте ВВП, в среднегодовом исчислении за пять лет, на 10,4% влияние прироста нефти с учетом мультипликативного эффекта дает 4—4,5%, остальной прирост - 5,5-6,0% - происходит за счет рыночных преобразований. Вряд ли при социалистическом режиме можно было представить такие объемы экспорта рабочей силы, как сейчас, притока внешних ресурсов и тем более изменений в экономической политике этих го­сударств. В качестве примера, который можно целиком и полностью занести в актив рыночных реформ в Казахстане, можно привести девальвацию национальной валюты, которая в 1999-2002 годах оказала как косвенно, так и непосредственно заметное влияние на рост экономики. Инте­ресно отметить тот факт, что если темпы прироста казахстанской экономики очистить от влияния сырьевых товаров, в частности нефти, то темпы прироста становятся примерно такими же, как в Узбекистане и Кыргызстане. К факторам роста экономики Таджикистана следует добавить опустошенную войной страну, о чем писала М. Тэтчер: «Экономика опустошенных войной стран с хорошо образованной и высококвалифицированной рабочей силой просто обязана демонстриро­вать высокие темпы роста в процессе восстановления»¹.

Мы в своих оценках перспективы развития и прогнозах относительно посттрансформаци­онной рыночной экономики не учли специфику и своеобразную логику восстановительного пе­риода, рассчитывали на менее высокие показатели роста, чем те, что складываются сегодня: по нашим расчетам, среднегодовой рост ВВП в 2001-2005 годах должен был составить 6-7% во вто­ром рекомендованном правительству варианте; 7-8% - в первом варианте². Фактические темпы роста казахстанской экономики складываются, начиная с 2000 года, несколько выше, значитель­но опережая наши прогнозы, подтверждая общую закономерность восстановительного роста, высказанную выше Е. Гайдаром и М. Тэтчер. Как свидетельствует Е. Гайдар, еще более сильно ошибались в своих прогнозах российской экономики правительство России и МВФ³. Такие вы­сокие темпы роста были для нее совершенно неожиданными. Действительно, «восстановитель­ный рост с его высокими на начальном этапе темпами приходит неожиданно, как подарок»⁴. Мы не поверили даже росту ВВП на 9,6% в 2000 году и не в полной мере принимали его в расчет в своих прогнозах на перспективу. Это подтверждается и тем, что высокие темпы роста ВВП были достигнуты в 2000 году и в последующие годы в ряде стран, не обладающих нефтью. И даже на­оборот, в самой богатой этим сырьем стране, России, наблюдалось его снижение.

Динамика ВВП, % к предыдущему году

Страна	1999	2000	2001	2002	2003	2004	2005
Казахстан	102,7	109,8	113,5	109,5	109,3	109,6	109,4
Азербайджан	107,4	111,1	109,9	110,0	111,2	110,2	-
Армения	103,3	105,9	109,6	112,9	113,9	110,1	-
Беларусь	103,4	105,8	104,7	104,7	106,8	111,0	-
Грузия	103,0	101,9	104,5	105,4	111,1	108.4	-
Кыргызстан	103,7	105,4	105,3	99,5	106.7	107,1	-
Россия	103,5	109,0	105,0	104,3	107,3	107,1	-
Таджикистан	103,7	108,3	110,0	109,1	110,2	110,6	-
Узбекистан	104,4	103.8	104,5	103,0	104,4	107,7	-
Украина	99,6	105,9	109,1	104,1	109,4	112,0	-
Молдова	96,6	102,1	106.1	107,2	106,3	107,3	-

'Тетчер М. Искусство управления государством. М., 2003. С. 394.

2Основные направления развития и размещения производительных ресурсов Казахстана на перспективу. Алматы,2002. С. 208.

3Гайдар Е. Долгое время. М.: Дело, 2005. С. 405.•4Там же.

Из этого ряда государств нефтяным фактором экономического роста, помимо фактора ры­ночных преобразований, частично можно объяснить экономический рост Казахстана и России и практически полностью — Азербайджана. В первых двух странах заметную роль, по крайней мере до 2002 года, играла девальвация тенге и рубля. Во всех остальных странах, где наблюдал­ся рост экономики, причем в некоторых из них слишком высокими темпами, он не может быть объясним ни нефтяным, ни инфляционным факторами. Особо выделяются среди них Армения, Беларусь, Таджикистан, а в последние годы - Грузия и Украина.

Таким образом, можно заключить, что Казахстан, как и все другие страны СНГ, проходит период восстановительного роста экономики. Но несомненно и то, что столь высоких темпов роста ВВП в течение всего восстановительного периода он добивается благодаря аномально вы­соким мировым ценам на нефть. Поэтому посттрансформационный рост экономики Казахстана нельзя называть только восстановительным, справедливо будет назвать его восстановительно-конъюнктурным.

Итак, в 1999-2000 годах в росте казахстанской экономики основную роль сыграли факторы двойного эффекта: девальвация тенге (падение реального обменного курса к 1998 году состави­ло 19,7 и 16%) и резкий скачок мировых цен на нефть - 15,8% и 28,2 доллара за баррель соот­ветственно. Это привело к заметному росту экспорта и падению импорта, образовав не только положительный торговый баланс, но и огромный чистый экспорт с ростом по сравнению с 1999 годом в 6,4 раза.

Однако была и такая составляющая экономической политики правительства, которая также способствовала восстановительно-конъюнктурному росту экономики. Прежде всего я бы отме­тил политику импортозамещения, повлекшую оживление инвестиционной активности в реаль­ной экономике, особенно в 2000 году, когда рост инвестиций достиг рекордно высокого темпа - 148,5%, а норма накопления приобрела четкую тенденцию к росту. Политика импортозамеще­ния, как мне кажется, тоже характерна для периода восстановительного роста¹. 'Существует модель импортозамещения,  которая базируется  на теориях «стаи летящих гусей»  К.  Акамацу и «догоняющего жизненного цикла продукции» (ДЦП) К. Кодзима.

Правительство, напуганное наплывом импортных товаров в течение 1998-го и первого квар­тала 1999 года из-за необоснованно завышенного курса тенге и девальвации рубля в результате финансового кризиса, произошедшего 17 августа 1998 года, стало активно защищать отечествен­ное производство, работающее на внутренний рынок, путем повышения таможенных пошлин на импорт из России, Узбекистана и Кыргызстана. Это - во-первых. А во-вторых, Министерство энергетики, индустрии и торговли в июне 1999 года разработало и представило промышленную политику, суть которой - в налоговой и кредитной поддержке таких отраслей, как пищевая, лег­кая, машиностроительная и химическая промышленность, в увязке с развитием сельского хо­зяйства, с одной стороны, как поставщика сырья для первых двух отраслей, а с другой – как потребителя продукции последних двух отраслей промышленности¹'Я, работая тогда советником председателя мажилиса парламента, привлекался к разработке данной промышленной политики в качестве консультанта.. Эта политика начала реа-лизовываться уже в 1999 году, хотя резкое повышение таможенных пошлин повлекло отдачу со стороны Узбекистана и Кыргызстана. Они сделали то же самое в отношении товаров, импорти­руемых из Казахстана. Но их доля в экспорте Казахстана была настолько мала, что ответная мера этих стран не имела какого-либо ощутимого влияния на экономику Казахстана.

Осенью того же года произошла очередная смена правительства, в котором министра энергетики, индустрии и торговли РК М. Аблязова, идеолога политики импортозамещения, уже не было.

В конце 1999 года новое правительство начало разработку новой программы импортозамещения для тех же отраслей, для которых разрабатывалась прежняя промышленная политика²²Я уже работал директором Института экономических исследований Министерства энергетики, индустрии и торговли, и мне позвонил новый премьер-министр Д.К. Ахметов и пригласил прийти на встречу с ним для обсуждения экономической политики нового правительства. У него было совещание, на котором присутствовали некоторые министры, вице-министры и завотделами Кабмина. На нем Д.К. Ахметов изложил свое видение промышленной политики. Сославшись на то, что у Казахстана главное богатство - нефть, газ, черные и цветные металлы, он считал необходимым, что свои перспективы надо связывать с развитием соответствующих отраслей, и поэтому надо выработать меры их поддержки. Присутствующие молчали. Тогда я сказал, что у меня другое мнение, и рассказал, что эти отрасли находятся в руках иностранных инвесторов, и не мы должны их поддерживать специальными мерами, а они нас. Поскольку эти сектора экспортно ориентированы, их продукция пользуется спросом на мировом рынке, то они не нуждаются в нашей поддержке. Для них важно, чтобы мы им не мешали. Причем при всем нашем желании помочь мы им не сможем, т.к. они капиталоемкие, а мы, в отличие от них, капиталом не располагаем. Инвестиционный цикл у них очень длинный, а нам нужны быстрые результаты. И, наконец, они не трудоемкие, а у нас проблема безработицы.

Я сказал, что мы должны поддерживать отрасли обрабатывающего сектора - пищевой, легкой, машиностроительной и химической промышленности. Во-первых, они не капиталоемкие, но трудоемки, что нам на руку. Во-вторых, отдача от нашей помощи будет быстрой, т.к. рост экономики необходим, как воздух, а в условиях макроэкономической стабильности рост реален. Меня поддержал министр государственных доходов 3. Какимжанов. На этом и разошлись. Но через неделю г-н Ахметов снова позвонил мне и попросил приехать. На мой вопрос, что будет предметом разговора, он сказал: Ваше предложение одобрено премьер-министром и президентом. Надо обсудить, как будем разрабатывать программу развития этих отраслей. Так зародились новые программы импортозамещения.

Динамика отраслей промышленности, к отношении которых проводилась политика им портозамещения, % к предыдущему году

Отрасль	1999	2000	2001	2002	2003	2004	2005
Промышленность	102,7	115,5	113,8	110,5	109,1	110,1	104,6
Пищевая пром-ть	91,0	114,6	108,4	108.8	110,5	108,5	113,2
Текстильная и швейная пром-ть	103,1	121,7	125,6	115,7	95,4	102,6	109,4
Химическая Пром-ть	105,9	118,6	161,3	113,4	117,6	111,5	96,3
Машиностроение	113,6	179,9	141,2	109,6	121,6	135,3	120,1

265

Динамика ВВП и его основных факторов за 1998-2005 голы

Показатель	1998	1999	2000	2001	2002	2003	2004	2005
ВВП	98,1	102.7	109,8	113,5	109,8	109,3	109,6	109,4
Экспорт, $	5870,6	5988.5	9288,1	8927.8	10026,9	13232,6	20603.1	28300,6
Импорт, $	6671,5	5648,5	7119,7	7944,4	8039,8	9553,6	13817.6	17978,6
Чистый экспорт	-800,9	340,3	2168,4	982,6	1987,1	3679,0	6785,5	10321,4
Рост реального обменного курса тенге	124,9	80,3	84,0	85,2	86,2	112,6	114,3	101.5
Монетизация экономики	8.6	13,6	15,3	17,7	20,4	21.7	28.0	27,0
Скорость обращения денег	11,7	7,4	6,5	5,7	4,9	4,6	3,6	3,7
Индекс розничного товарооборота, %	119,1	102,3	107,1	115,7	108,2	109,8	110,9	112,4
Доля расходов на конечное потребление, % Из них: домашних хозяйств	84,0 76,3	83,0 68,9	73,0 60,8	71,0 56,9	69,0 56,9	69.0 53,2	69.0 55.5	63,1 50,3
Накопление основного капитала, %	-	16,2	17,3	23,7	24,0	23,0	23.0	25,1
Индекс инвестиций в основной капитал	141,9	133,0	148,5	144,7	110,6	116,6	110,6	122,2
Мировые цены на нефть, $/баррель	12	15,8	28,2	24,5	24,9	28,9	37,7	53,4
Прямые иностранные инвестиции,$ в % ВВП	1143 5,2	1468 8,7	1278 7,0	2861 12,9	2164 8,8	2213 7,2	5548 13,6	1721 3,1
Инфляция	7,1	8,3	13,2	8,4	5,9	6,4	6,9	7.6

К сожалению, в эти годы экономика снова столкнулась с тенденцией роста инфляции, не­смотря на резкий рывок вверх монетизации экономики и столь же резкое падение скорости де­нежного обращения, что свидетельствовало о растущем спросе на деньги. Если в 1999 году рост инфляции с 7,1 до 8,3% оставался еще небольшим, то в 2000 году инфляционный скачок был достаточно сильным, она повысилась до уровня 13,2 %, или в 1,85 и 1,6 раза к уровню инфляции 1998-го и 1999 года соответственно. Это было в основном связано с большим вливанием денег в экономику в 1999 году из-за девальвации тенге и роста мировых цен на нефть, которое оказало основное влияние на инфляцию с полугодовым лагом, чем и была обусловлена высокая инфляция в 2000 году.

Однако происходящий рост спроса на деньги, высокие темпы роста реального ВВП не по­зволили развиться этой нежелательной тенденции, и в 2001 году инфляция опустилась почти до уровня 1999 года - 8,4%, хотя при самом рекордном росте ВВП - на 13,5% - предложение денег было столь значительным, что уровень монетизации экономики увеличился на 2,4 процентных пункта и составил 17,7%. Такой взрывной рост ВВП в 2001 году был достигнут в основном бла­годаря росту потребления, о чем свидетельствует увеличение объема розничного товарооборота на 15,7% против 7,1-процентного его прироста в предыдущем году, сказалось и продолжение тенденции роста расходов на конечное потребление домашних хозяйств, а также инвестицион­ный фактор: объем инвестиций в основной капитал увеличился на 44,7%, в том числе прямые иностранные инвестиции - в 2,3 раза, или до 12,9% ВВП, что на 5,9 процентного пункта больше уровня предыдущего года. Норма накопления тоже сделала резкий скачок, поднявшись с 17,3 до 23,7% ВВП.

Продолжающееся заметное замедление темпов снижения реального обменного курса сви­детельствовало, что в 2002 году резервы девальвационного роста экономики уже близки к ис­тощению, а вместе с ними и резервы чисто восстановительного роста. Все это время в экономике не происходило каких-либо значительных качественных изменений по части обновления старых и ввода новых производительных мощностей. Хрупкое равновесие зиждилось на уже давно экс­плуатируемых месторождениях природных ресурсов, возможностях, созданных девальвацией тенге, и затянувшейся, к счастью, благоприятной ценовой конъюнктуре.

Приблизительно начиная с 2003 года экономический рост с высокими темпами явно при­обретает конъюнктурный характер, что обусловлено новым витком раскручивания мировых цен на нефть. К тому же в экономике начался просто наплыв прямых иностранных инвестиций, свя­занных с вводом новых мощностей, прежде всего в нефтегазовом секторе и химической про­мышленности. С 2003-го и особенно с 2004 года акцент в экономическом росте явно сместился с нефтяного сектора в сторону таких секторов, как жилищное строительство и недвижимость, где бурно растут новые мощности, вводятся в массовом порядке новые объекты, которые потянули за собой и финансовый сектор экономики.

Теперь можно сказать, что во временном промежутке 2003-2004 годов восстановительный этап практически завершился. Правда, в росте экономики нет не то что прорывов, но и заметных качественных структурных сдвигов, о чем свидетельствует продолжающийся опережающий рост реальной заработной платы по сравнению с производительностью труда, который характерен для восстановительного процесса. Рост экономики, начиная с 2003 года, особенно в 2004-м, склады­вается не из нефтяного ценового скачка, а из-за неудержимо нарастающего спекулятивного бума в жилищном строительстве и операциях с недвижимостью. Экономический рост все еще носит не качественный, а количественный характер. Его главным источником остаются высокие цены на нефть. Их мультипликативные эффекты приводят к росту цен и в секторе недвижимости, жи-

лищном строительстве. Поэтому при падении мировых цен на нефть резко будет снижаться рост цен не только в нефтяном, но и в жилищном строительстве, секторе недвижимости.

Сегодня спекулятивный бум прогрессирует настолько бурно, что становится крайне опас­ным: усиливается процесс «перегрева» экономики, превращения ее в «мыльный пузырь». Си­туацию подогревает и масштабная трата государственных финансовых ресурсов на различные производственные и, еще хуже, на непроизводственные и сомнительные проекты, обоснован­ные популистскими заботами о людях, о стране, желанием догнать и перегнать развитые страны мира.

Похоже, ныне наша страна, опьяненная неожиданным наплывом дармовых нефтедоходов, переживает период бурной экономической эйфории и социально-политического популизма, «ког­да цены начинают расти быстрее, чем это оправданно рыночными законами, а бумы до таких мас­штабов, что возникает реальная угроза финансового кризиса, краха или паники»¹. Бум, популизм и эйфория настолько захватывают умы казахстанцев, что весь этот скепсис вполне оправдан. Взывать к здравому смыслу, боюсь, уже поздно, машина популизма уже запущена на всю мощь. Это способно привести руководителей отдельных институтов власти к потере чувства реально­сти. Судорожно принимаемые ими меры будут только еще больше раскачивать государственную лодку.

К сожалению, это не прогноз, не запугивание, а уже возникающая реальность. Мировая практика полна примеров, когда подобная ситуация неизбежно приводила к финансовому кри­зису и экономической рецессии, с которыми справиться малой кровью, смягченным ударом по жизненному уровню населения часто не удается. Эти кризисы могут затянуться на длительный период, как это случилось в Японии в начале 90-х. Она до сих пор не может оправиться от удара. Расчеты на то, что экономические неприятности обойдут нас стороной, или надежда на нефтяные богатства, или иллюзия о собственной непогрешимости глубоко ошибочны. Тяжкие неудачи по­стигали и тех, кто умнее, богаче и поопытнее нас в руководстве экономикой.

Похоже, начинают бить тревогу и МВФ, и ВБ, которые вроде бы и слов на ветер не бросают, но и говорят, тщательно соблюдая политическую этику.

Лучше бы нам избежать искушения. Если это еще возможно.

§ 2. Казахстан - страна с динамично растущей рыночной экономикой?

В научной литературе в отношении постсоциалистических стран широко используют­ся такие термины, как переходная экономика, переходный период, турбулентная эко­номика, транзитная экономика и т.д. и т.п. Поэтому на определенном этапе их реформирования и развития, особенно когда они вступают в фазу восстановительного роста, возникают вопросы: закончился ли переходный период; стала ли страна рыночной; а если нет, то какую стадию она переживает?

Ответы на эти вопросы имеют важное значение как в теоретическом, так и в практическом плане. Не случайно мы с таким трепетом ждали, когда Казахстан будет признан США и ЕС стра­ной с рыночной экономикой. Именно этот статус во многом определяет отношения с иностран­ными инвесторами. Да и внутри страны пересматриваются стандарты измерения экономики и уровня жизни.

Безусловно, всегда будет существовать самый широкий спектр оценок пройденного этапа. Особенно пестрым он может оказаться у политиков, экономистов, различных экспертов.

В этом смысле представляются любопытными оценки ряда российских ученых (опять при­ходится обращаться к их мнению). «В экономике, - пишет академик РАН Н. Федоренко, - появи­лись настоящие деньги и настоящий кредит. Исходя из этого, наверное, можно было бы утверж­дать, что основы рыночных хозяйств в России созданы»¹. В качестве альтернативы он приводит оценку директора Института проблем рынка РАН академика Н.Я. Петракова, который считает, что «мы просто не создали нормальный рынок. Многие политические структуры полагают, что рынок создан, но, например, гайдаровцы утверждают, что он недостаточно либеральный. Комму­нисты считают наоборот, что он есть, но недостаточно регулируемый, и нужно больше государ­ственного регулирования. Но все - от правых до левых - признают, что рынок существует. Мое глубокое убеждение: настоящего рынка нет - есть только отдельные его атрибуты»².

Таким образом, даже именитые экономисты России не однозначны в своих ответах на во­прос, есть ли в России рынок. Но по-настоящему важно в этих оценках не их полярность, а то, что явные противники гайдаровских так называемых «воровских», «шоковых» реформ признали, пусть с теми или иными оговорками, что рынок создан и, вопреки их предсказаниям, рыночная экономика России растет и развивается. Теперь они говорят не о провале реформ, не о несосто­явшемся переходе к рынку, а об отдельных недостатках этой рыночной экономики, о ее нерешен­ных проблемах.

'Федоренко Н.П. Россия на рубеже веков. М.: Экономика, 2003. С. 415. ²Там же.

Так, например, оказывается, «полной деполитизации хозяйства и собственности у нас пока действительно не достигнуто... Контроль со стороны рэкета и других криминальных структур на корню душит рыночную среду и свободную конкуренцию»¹. Федоренко признает наличие рыночной среды и свободной конкуренции. Но, отметив, что «в экономике появились настоящие деньги», тут же позволяет себе оговорку: «о появлении в полной мере настоящих денег также говорить, думаю, рановато»².

В то же время я согласен с академиком Н. Федоренко в том, что «рыночная система во всем мире эволюционировала, приспосабливалась и вставала на ноги очень долгое время (сто­летиями)... функционирование рыночной экономики требует наличия развитой системы зако­нодательных, социальных, финансовых и регулирующих институтов... Но даже спустя восемь лет Россия так и не ввела необходимое законодательство для правильного функционирования рыночной экономики»³. От себя добавлю, что переход от капитализма к социализму в СССР, под пулями винтовок солдат и пистолетов милиционеров, при арестах КГБ, занял, по официальным отчетам, около 20 лет. А по высказыванию одного из руководителей строительства социализма в СССР М.В. Молотова в его бытность послом Советского Союза в Молдавии (в конце 50-х годов), «в СССР есть много мест, где социализм еще не построен».

В этом смысле трудно понять обвинения в адрес реформаторов со стороны представителей советской академической школы в том, что спустя восемь лет в России все еще «велико сопро­тивление старых экономических институтов, традиционных моделей экономического поведения и укоренившегося образа мышления в России»⁴.

Академик Федоренко считает, что «стремление «пропихнуть» свои реформы во что бы то ни стало породило только сопротивление этим реформам и их психологическое отторжение со стороны населения России. Но другой-то реформы уже не было, а те, что были до гайдаровской, Н. Федоренко и другие считали примитивными, были уже отвергнуты съездами народных депу­татов Верховного Совета СССР. Это подтверждает, что предложенные реформы тоже породили «психологическое отторжение со стороны населения России». Ведь понятно, что при укоренив­шемся образе мышления в России никакие реформы, предназначенные для создания рыночной экономики, в России не могли быть приняты. И в итоге в 1991 году произошел августовский путч.

Л. Абалкин и многие другие ученые и политики считали, что Россия - перед гражданской войной, охвачена голодом и бедностью, что нужно срочно принимать радикальные меры. Спа­сать или ждать, пока будут разработаны готовые законы и созданы все институты, а потом уже шаг за шагом переходить к рынку?

'Федоренко Н.П. Россия на рубеже веков. М.: Экономика, 2003. С. 415. ²Там же. ³Тамже. С. 421. "Там же.

Я привожу все эти длинные рассуждения противников проведения в России реформ потому, что они аналогично оценили бы рыночность и казахстанской экономики. Диапазон оценок в Ка­захстане колеблется от провозглашения прошедших 1992-2002 годов потерянным временем до объявления их годами процветания страны, наиболее ярким периодом развития казахстанского общества.

Экономическая наука не может оперировать подобными вольными оценками. Она должна дать научно обоснованную оценку, используя более точные, объективные критерии.

Многие западные, да и российские экономисты рекомендуют использовать в качестве та­кого критерия уровень ВВП на душу населения в сравнении с его дореформенным значением. Если он превысил этот уровень, то переходный этап можно считать завершенным. Казахстан этот показатель перешел в 2004 году¹. Следовательно, казахстанская экономика стала рыночной не в 2000 году, когда таковой ее признал ЕС, и не в 2001-м, когда такое же признание сделали США, а в 2004 году.

На самом деле этот показатель не может служить научным критерием оценки рыночной экономики, и не потому, что он расходится с мнением ЕС и США. Причины состоят в несопо­ставимости ВВП советского и рыночного периодов ни по содержанию, ни по количеству, это - качественно разные показатели². Для людей, живших при советской системе, не секрет, что рост ВВП был, но товары и услуги отсутствовали. А то, что имелось в продаже, было настолько низкого качества, что не пользовалось спросом даже в такой катастрофической ситуации. При­лавки магазинов и стеллажи складов были полны не пользующимися спросом, так называемыми неходовыми товарами. В стране в ходу была характеристика советского рынка, данная профессо­ром Н. Римошевской, - «дефицит при изобилии товаров».

ВВП искажало и то, что товары покупались не из-за их соответствия потребительскому спросу, а из-за отсутствия выбора. Весомым и безотказно действующим источником роста ВВП была советская система приписок к отчету снизу вверх - от цехов, предприятий до Госплана СССР. Предприятия вообще не покупали товары у производителей, а те, в свою очередь, не про­давали их. Кто, что и сколько должен производить и кому затем поставлять, определялось пла­ном. Но все, что производилось, независимо от того, имело ли оно ценность для производителя, включалось в ВВП. Следовательно, он был искажен.

Сопоставление нынешнего ВВП с дореформенным ВВП 1990 года вообще неприемлемо, т.к. с 1987 года в СССР происходило массированное вливание денег в экономику, достигшее к 1990 году своего апогея, когда размер избыточных, не имеющих реального товарного покрытия денег составил, по разным оценкам, свыше 200 млрд рублей.

'Жуков С. Центральная Азия: факторы восстановительного экономического роста 1996-2004 гг. Центральная Азия и Южный Кавказ. Насущные проблемы. Алматы, 2005. С. 162.

²Есентугелов А. К рынку без остановки//Казахстанская правда. 2001. № 253; Есентугелов А. Трансформация экономики Казахстана. Алматы, 2002. Т. 1. С. 360.

Представляется, что всего этого достаточно, чтобы убедиться в несопоставимости ВВП со­ветского и сегодняшнего времени. Они отличались по содержанию, по составляющим, что до­статочно подробно раскрыто в работах Е. Гайдара¹.

Немаловажен и тот факт, что объем ВВП, даже если он рассчитан на душу населения, яв­ляется чрезвычайно важным и во многом синтетическим, но всего лишь количественным по­казателем². Дело в том, что ВВП может расти, причем высокими темпами, и при плановой, как это было в ЗО-е и 50-е годы в СССР, и при рыночной экономике, как это происходит, например, в Белоруссии и Туркмении. Этот рост может быть достигнут и за счет каких-то специфических факторов, даже если экономики таких стран слабо реформированы. Например, за счет дешевых сырьевых энергоресурсов, как в Белоруссии, в данном случае, поставляемых из России, или при­родного газа, как в Туркмении.

В действительности экономическая система определяется теми отношениями, которые складываются в экономике страны при заданных режимах и условиях функционирования и раз­вития. В рыночной экономике эти отношения обусловливаются:

•          свободой цен на все товары и услуги, определяемых только спросом и предложением на рынке;

•          свободой хозяйствующих субъектов в выборе производимой и потребляемой продукции, партнеров по поставке ресурсов и покупке их товаров и услуг, определении объемов производства и потребления, режимов хозяйствования и инвестирования;

•          свободой выбора видов и форм предпринимательства;

•          доминантой частной собственности и рынков всех видов - товаров, услуг, труда, земли, капитала, - которые регулируются главным образом конкуренцией, возникающей между хозяйствующими субъектами.

В результате проведенных экономических и социальных реформ, рыночных преобразова­ний уже в 2000 году в Казахстане сложилась еще не в полной мере развитая, но достаточно жиз­неспособная экономика, обладающая всеми свойственными рыночной экономике характеристи­ками.

В 2000 году в Казахстане 80% собственности было частной (сегодня - уже 88%), из них 4% - иностранной. Из общего количества предприятий 94% относятся к малым, 4% - к средним и только 2% - к крупным. В совокупности они производят более 80% выпускаемой в стране про­дукции.

Цены на все товары и услуги свободны с апреля 1994 года. Под государственным контролем остались цены и тарифы только на продукцию естественных монополий. Правительство страны не прибегает к временному фиксированию цен на какие-либо товары и услуги.

'Гайдар Е. Восстановительный рост и некоторые особенности современной экономической ситуации в России//

Вопросы экономики. 2003. № 5.

²Есентугелов А. К рынку-без остановок//Казахстанская правда. 2001. № 253, сентябрь.

Процентные ставки за кредиты остаются положительными. Нацбанк Казахстана воздей­ствует на них только рыночными инструментами: ставкой рефинансирования, участием на от­крытом рынке ценных бумаг, установлением норм резервных требований.

Реальная заработная плата - цена труда - определяется на рынке труда исходя из спроса и предложения. Единственным ее регулятором выступает лишь минимальная заработная плата.

Обменный курс тенге с апреля 1999 года находится в плавающем режиме. Решение 4 апре­ля 1999 года о переводе его в этот режим окончательно определило рыночное лицо казахстан­ской экономики, которая тогда приняла действительно рыночное равновесное состояние. Тенге успешно выполняет функции денег, став полноценной денежной единицей, конвертируемой по текущим операциям.

Налоги по своему составу и методам изымания соответствуют международным стандартам. Ставки многих налогов являются более привлекательными, чем в странах с развитой экономи­кой. Доходы и расходы бюджета - одни из самых низких в мире, находясь в пределах 23% ВВП, дефицит бюджета не превышает 1,5% ВВП, что в два раза меньше уровня, установленного ЕС по пакту стабильности.

В стране созданы и функционируют все экономические, финансовые, социальные, право­вые институты, законы РК в основном отвечают потребностям общества и рынков, что подтверж­дается оценками зарубежных экспертов.

Все это создало субъектам рынка необходимые условия для хозяйствования: в выборе форм бизнеса, ведения своей предпринимательской деятельности и партнеров, в осуществлении фи­нансово-хозяйственной деятельности и в других аспектах их законной деятельности. Развиты все формы организации бизнеса: малые, средние и крупные, акционерные общества, товарищества с ограниченной ответственностью, казенные предприятия, совместные иностранные компании и т.д.

В экономике Казахстана на законодательной основе функционируют практически все виды рынков: товаров и услуг, труда, земли, жилья и недвижимости, фондовый, денежный, валютный и кредитные рынки. На отдельных из них, например на финансовом и на рынке жилья и не­движимости, потребительских товаров, некоторых видов услуг, достаточно успешно развивается конкуренция, она принимает все более добросовестный и цивилизованный характер.

Никто сегодня не отрицает того, что в казахстанской экономике есть все атрибуты рыноч­ной экономики и она функционирует в рыночном режиме вполне успешно, свидетельством чего является рост ВВП, происходящий по законам рынка, т.е. спроса и предложения, равновесных цен и конкуренции. Никто не оспорит и того, что экономика Казахстана на протяжении семи лет доказывает свою жизнеспособность и способность вполне динамично расти.

Однако у этой экономики есть немало изъянов, она еще далека от развитой рыночной эко­номики, сложившейся в США, странах Западной Европы.

Каковы же ее изъяны?

Прежде всего - казахстанцы остро ощущают неполноценность сложившегося фондового рынка. В нем практически нет главной составляющей - рынка ценных бумаг хозяйствующих субъектов. Фондовый рынок работает пока только с государственными ценными бумагами. Это лишает хозяйствующих субъектов главного источника формирования частных инвестиций - средств частных лиц и субъектов; ограничивает сферы вложения средств теми, кто ими владе­ет, возможность диверсифицировать источники получения доходов, уменьшить риски вложения капитала; создает предпосылки для концентрации свободных денег, имеющихся в стране, в от­дельных секторах экономики и тем самым - для возникновения угрозы «перегрева» экономики, спекулятивного бума, «мыльного пузыря» и т.д.

На многих рынках еще слаба конкуренция. На рынке потребительских товаров конкурен­цию создают либо импортные товары, либо товары теневого сектора, а на других рынках либо ее нет вообще, либо она еще в зародышевом состоянии. Исключение составляют финансовый ры­нок, рынок жилья, рынки некоторых видов услуг. В результате цены на большинство казахстан­ских товаров и услуг, а также ресурсов остаются непомерно высокими и находятся на постоянной или периодически растущей тенденции к росту, при этом их качество остается низким, что делает их неконкурентоспособными с зарубежными аналогами. У казахстанской продукции практиче­ски нет выхода на внешние рынки. Не случайно в 2005 году Казахстан по оценкам зарубежных рейтинговых компаний занял 61-е место из 125 стран мира по конкурентоспособности. Отсюда качество роста находится на низком уровне, он носит количественный характер, его высокие тем­пы достигаются за счет либо благоприятной конъюнктуры отдельных товаров на мировом рынке, либо за счет спекулятивного бума, происходящего в отдельных секторах экономики.

Рынок недостаточно либерализован, не адекватен происходящим в мире глобальным про­цессам из-за высокой степени вмешательства государства в экономику. Оно выражается в широ­ком использовании, особенно в бизнесе, разрешительной системы, государственного контроля за предпринимательской деятельностью; чрезмерно большим остается круг лицензируемых видов предпринимательской деятельности, законы республики не имеют прямого действия, поэтому ни один закон не может действовать без государственных чиновников, правообразующие и право-регулирующие институты находятся под их контролем, система правоприменения находится на низком уровне, нет доверия граждан к этому институту государства.

Слишком много барьеров на «вход» в рынок: помимо разрешительной системы лицензиро­вания существуют системы государственной регистрации товаров, их сертификации, в том числе обязательного маркирования продукции, чрезвычайно сложна система таможенных процедур, многочисленное согласование инвестиционных проектов, сложна и изнурительна система по­лучения доступа к ресурсам и инфраструктурным объектам и т.д. Все это делает очень сложным, дорогим и затратным по времени вхождение в рынок всех, кто хотел бы начать свой бизнес. Нелегко достается бизнесу и нормальное, безопасное функционирование на рынке, сохранение права собственности после вхождения в него; не так прост и выход из него.

В стране процветает бюрократия, которую никто не в силах победить. Она, создав себе «кормушку» в виде статусной, т.е. чиновничьей ренты за «услуги», высасывает все инициативы, все начинания в экономике, подавляет деловую активность, без которой не может быть продол­жительного успешного, устойчивого развития экономики. Бюрократия - главный тормоз разви­тия казахстанской экономики.

Государственное вмешательство в экономику осуществляется и через широкую сеть пря­мого и косвенного, явного и скрытого субсидирования отдельных предприятий, целых секторов через предоставление индивидуальных и групповых льгот, позиционирование их как «локомоти­вов» отраслей, инновационно-прорывные проекты, создание многочисленных специальных эко­номических зон, так называемых технопарков, установление трансфертных (заниженных) цен на энергоносители и транспортные услуги и т.д. Так растрачиваются не только огромные средства государства, деформируя представления о его вкладе в экономику, но и создаются неравные кон­курентные условия.

В последнее время усилилось финансирование инвестиционных проектов в сфере произ­водства через государственные институты развития, прямое государственное или опосредованное кредитование строительства производственных объектов. Все это является свидетельством про­ведения в стране вредной для качественного развития экономики политики мягкого бюджетного ограничения, чрезмерной фискальной экспансии за счет нефтяных доходов при одновременном существенном снижении налоговой нагрузки без усиления деловой активности, улучшения инве­стиционного климата в обрабатывающей промышленности. Усиливается не просто присутствие государства в экономике, но и его регулирующая роль.

Такая политика государства, разогреваемая шумихой о защите национальных интересов, приобретает все более угрожающий характер, мешает сохранению достигнутой дорогой ценой макроэкономической стабилизации. Инфляционные процессы идут по нарастающей, обменный курс тенге потерял стабильность, фискальная экспансия усиливается, образующийся высокий не­нефтяной дефицит бюджета покрывается за счет проедания нефтяных доходов. Страна уже имеет «перегретый» сектор недвижимости, финансовый сектор, особенно пенсионные фонды, нараста­ет угроза превращения экономики в «пузырь», который может лопнуть - обернуться финансовым кризисом и экономической рецессией. На фоне такой ситуации приходится сделать вывод о том, что принятие стратегии индустриально-инновационного развития Казахстана (СИИР), т.е., по су­ществу, промышленной политики, и создание государственных институтов было крупной ошиб­кой. Необходимость реализации СИИР в условиях отсутствия деловой активности со стороны частных предпринимателей спровоцировала правительство на рост государственных расходов, финансирование сомнительных крупных инвестиционных и, что особенно вызывает скепсис, инновационных проектов стоимостью в десятки миллионов долларов США и рассчитанных на пять и более лет. Ничего подобного не припоминается с тех пор, как был запущен проект БАМа. Результаты такого способа инвестирования и реализации проектов нетрудно предсказать - мир богат такими вариантами «развития» национальной экономики.

Сильным сдерживающим фактором деловой активности в экономике является слабая за­щищенность прав собственности и плохая обеспеченность безопасности бизнеса на рынке. Местные органы власти в своих противоправных действиях в отношении бизнеса практически бесконтрольны. Нет еще по-настоящему независимой судебной, эффективной и ответственной административной систем. В условиях разгула коррупции бизнес оказывается ничем не защи­щенным от чиновничьего произвола.

Есть в казахстанской рыночной экономике немало и других изъянов. Однако рыночная эко­номика создается не в один миг. Она будет постепенно развиваться и, как писал академик Н. Фе-доренко, эволюционировать еще очень долгое время. Даже рыночная экономика развитых стран находится в постоянном изменении. В мире нет определенной, заданной модели настоящего рын­ка. Все течет, все меняется, одни элементы заменяются другими, вводятся новые и ликвидируют­ся старые механизмы и т.д.

Таким образом, Казахстану удалось за 8-10 лет решить по своему политическому, эконо­мическому и социальному содержанию грандиозную задачу - построение рыночной экономики. Безусловно, она не была самоцелью, а всегда рассматривалась как средство достижения самой главной цели страны - обеспечение устойчивого экономического роста и повышение уровня жиз­ни казахстанцев.

Как показывают итоги прошедших лет, начиная с 2000 года страна не только получила этот казавшийся потерянным навсегда шанс, но и располагает достаточными подтверждениями того, что этот шанс уже превратился в реальность: с 2000 года страна добивается хорошего экономиче­ского роста. Несмотря на важную роль, которую сыграл аномально высокий рост мировых цен на нефть и на некоторые другие сырьевые товары, экспортируемые Казахстаном, фундаментальную основу создали все-таки проведенные в 1992-1999 годах рыночные реформы.

Уже отмечалось, что в Концепции перехода Казахстана к рыночной экономике, представ­ленной правительству Казахской ССР в 1990 году, я отвел на переходный период 7-10 лет. Так и получилось.

Но и 10 лет для перехода из придуманного кучкой теоретиков-идеалистов социалистическо­го общества, воспитанного на ненависти к капитализму, - это совсем не большой срок. Особенно учитывая, что ни один переход от одной ступени развития общественной системы к другой не проходил без большого или малого кровопролития, без революций, гражданских войн. По срав­нению с той жестокостью, с какой происходил переход от капитализма к социализму в России, обратный переход социалистических стран можно назвать «прогулкой по Елисейским полям». А ведь в 1991 году страна находилась на пороге гражданской войны.

В России, где не только «велико было сопротивление старых экономических институтов... и укоренившегося образа мышления», но и народ имел долгую историю, богатую кровавыми ре­волюциями, гражданскими войнами и особенно переворотами, где власть никогда не переходила из рук в руки мирным путем, инициировать очередную гражданскую войну в условиях экономи­ческой разрухи, голода и слабовластия, если не сказать - безвластия, ничего не стоило. События

августа 1991 года и октября 1993 года являются свидетельством того, что, выработанная веками, эта традиция еще сильна, и ее не так просто вышибить из памяти российского народа.

В том, что в России зимой 1992 года не началось еще одной гражданской войны, заслуга радикальной гайдаровской реформы, и прежде всего «шоковой терапии», которая быстро дала людям хлеб и возможность спастись от голода, познать вкус свободной торговли, свободно вы­ходить на рынок и безбоязненно зарабатывать на хлеб насущный, овладевать хоть какой-то соб­ственностью, чувствовать себя хозяином своего дела и своей судьбы. Дух свободы пробудил инстинкт людей к обогащению, к самостоятельному хозяйствованию, к предпринимательской активности.

Конечно, при переходе к рыночной экономике было немало больших и малых ошибок и серьезных просчетов. Но главная из них состояла не в том, что реформы основывались на моне­таризме и «шоковой терапии», как утверждают некоторые зарубежные и, конечно же, некоторые российские и казахстанские ученые, политики, а в том, что правительство быстро отошло от нее. Ему не хватило последовательности и твердости в проведении намеченного курса реформ¹. Речь идет, во-первых, об Указе Президента РК от 14 мая 1992 года, согласно которому цены на энергоресурсы, сырьевые товары и некоторые социально значимые товары и услуги снова стали фиксированными, во-вторых, о том, что в 1992-1994 годах монетарные инструменты либо вовсе не были использованы, либо использовались очень редко. В этом смысле М. Фридмен мог сказать в адрес реформаторов нелестные слова.

Сегодня многие оппоненты реформ практически признают, что либерализация цен была необходима. Так, Н. Шмелев пишет: «Вряд ли кто-то сегодня будет всерьез отрицать, что первый шаг по пути рыночных реформ - либерализация цен - был обязательным и неизбежным, хотя надо признать его и непоследовательным, поскольку цены на энергоресурсы, транспорт, комму­нальные услуги и многое другое не освобождены полностью и по сей день»². Если бы это его высказывание прозвучало в 1992 году, то цены б ему не было, жаль, что оно прозвучало только через 10 лет. Но тогда он сам отрицал необходимость либерализации цен.

Как-то туманно и завуалированно через десять лет выражает свое признание необходимо­сти и неизбежности либерализации цен и академик Н. Федоренко. Вот его позиция: «Нужно ли было либерализовать цены? Да, нужно, но не так, что практически все предприятия страны оста­лись без оборотных средств...»³. Далее он тут же признает: «Магазины, правда, наполнились товарами, которые подавляющее большинство населения купить не может, другие же критерии удовлетворены не были. Был достигнут какой-то прогресс, но сделано было самое легкое»⁴. То,

'Есентугелов А. Рыночная реформа- выбор Казахстана. Алматы: Каржы-каражат, 1995. С. 70.

²Шмелев Н. Монетарная политика и структурные реформы в экономике постсоветской РоссииУ/Вопросы экономики.

2003. № 5. С. 26.

³ Федоренко Н. Россия на рубеже веков. М.: Экономика, 2003. С. 417.

"Там же. С. 419.

что население не могло ничего купить, - ложь. Но, как обычно, когда самое необходимое сде­лано, критики всегда говорят, что это самое легкое, самое очевидное. Второе: в экономике по­явились настоящие деньги и настоящий кредит... и основы рыночного хозяйствования в России созданы¹.

Но самое важное - это следующее признание главного и именитого зарубежного оппонента «шоковой терапии» лауреата Нобелевской премии Дж. Стиглица: «Я не имею больших возраже­ний против «шоковой терапии» как меры быстрого исполнения ожиданий, скажем, в антиинфля­ционной программе»². Хорошо, что он хоть это признает. Но если бы он этого и не признавал, то взамен антиинфляционной программе он ничего не предложил.

Не менее остро критиковалась приватизация государственной собственности. Безусловно, она тоже проходила с грубыми ошибками, просчетами, наивными решениями. В ней были и во­ровство, и криминальность, и «прихватизация», она сопровождалась переделом собственности и т.д. Но это не значит, что в России и Казахстане приватизация была незаконной и проходила хао­тично. Нет, законы были, однако, во-первых, эти законы были далеки от совершенства из-за того, что в парламенте было мало людей, способных разрабатывать и принимать безупречные законы, а следовательно, нашлись люди, воспользовавшиеся этим законодательным несовершенством. «Следует признать, что обвинение в адрес «рыночных либералов» в том, что только они ограби­ли страну, следует признать не в полной мере состоятельным... Ограблены мы были и раньше, и скатились к катастрофе именно из-за отсутствия рынка»³, признает один из главных критиков реформы Н. Федоренко, хотя он является авторитетным ученым, всю жизнь восхвалявшим совет­скую систему и плановую экономику. Отметим, что сами либералы - Гайдар и члены его команды - никого не грабили.

Суть критики приватизации в России в полной мере относится и к казахстанской привати­зации. Во-первых, приватизация проводилась ускоренно, как бы с намерением начать с чистого листа, проводилась непродуманно и невзвешенно, без определения границ допустимого разгосу­дарствления, не была ограждена от расхищения, приватизации не предшествовало формирова­ние эффективного собственника⁴.

Во-вторых, необходимо было проводить приватизацию постепенно, не торопясь с мас­штабным акционированием госпредприятий, поскольку на счетах предприятий и физических лиц на тот момент лежало порядка 900 млрд рублей, из них около 300 млрд принадлежали част­ным вкладчикам⁵.

¹ Федоренко Н. Россия на рубеже веков. М.: Экономика, 2003. С. 415.

²Стиглщ Дж. Куда ведут реформы? Десять лет переходного периода//Всемирный банк. Апрель 28-30, 1999, с. 27.

³Федоренко Н. Россия на рубеже веков. М.: Экономика, 2003. С. 414.

⁴Там же. С. 427-^29.

⁵Шмелев Н. Монетарная политика и структурные реформы в экономике постсоветской России/УВопросы экономики.

2003. №5.

В-третьих (мнение не кого-нибудь, а лауреата Нобелевской премии Дж. Стиглица), для эффективного функционирования рыночной экономике необходимо существование и конкуренции, и частной собственности. Отсюда вывод - передачу ограниченной части государственных учреждений в частные руки можно считать сомнительным достижением¹.

По его версии, приватизацию надо было проводить при готовой институциональной базе, «наборе заслуживающих доверия и введенных в действие законов и положений», «успех, а не скорость, имел значение». В качестве базы для реформ он рассматривает использование «вне­дрявшихся в СССР в 80-е годы мер полного «хозрасчета» таких форм собственности, как коо­перативы и коллективное владение рабочими коллективами, аренда». По его мнению, эти фор­мы «представляли собой результат экспериментов и коллективных усилий» разгосударствления. Этот подход, как он считает, помог бы стране пробиться к полной приватизации. Он полагает, что тогда реформаторы приветствовали бы эту движущую силу реформ, но, к сожалению, «ориенти­рованные на запад реформаторы взяли обратный курс», считает Дж. Стиглиц, «взятие предпри­ятий в аренду было полностью остановлено в пользу ваучерной приватизации»².

Нельзя отрицать того, что доминирование скорости над качеством преобразований создало определенные условия для разворовывания собственности, открыло дорогу расцвету коррупции, что породило недовольство населения, настороженное отношение к проводимым реформам и т.д. Отрицать это нет смысла. Однако не эта негативная сторона приватизации определила ее результаты.

Общую стратегию приватизации, как и либерализации цен, да и вообще всей реформы, предопределили крайне сложная обстановка, сложившаяся в экономике страны, опасная полити­ческая ситуация и необходимость, как можно быстрее сменив собственника в лице государства, которое привело все предприятия к разорению, дать хоть какой-то импульс оживлению производ­ства. Ведь ради этой надежды страна решила перейти к рынку. А что значит «перейти к рынку», если нет в экономике свободных цен и частной собственности? Чем она отличалась бы тогда от советской плановой? До той поры был испробован весь арсенал средств: и хозрасчет, и аренда, и кооперативы, и стимулирование. Все напрасно - страна шла ко дну. Только безысходность вы­нудила таких оголтелых коммунистов, как М.С. Горбачев, Н. Рыжков и многие члены Политбюро и ЦК КПСС, перейти к рынку.

В ходе этой «воровской», «криминальной», «непродуманной» и «невзвешенной» привати­зации государственной собственности с «ограблением» народа значительная часть ее перешла в руки полных энергии, амбиций, стремления быстро обогатиться и наслаждаться жизнью молодых людей, которые дали новую жизнь многим бездействующим или безнадежно угасающим пред­приятиям страны. А те предприятия, которые остались в руках прежних «красных директоров», особенно торгующих в несырьевых секторах, до сих пор находятся в плачевном состоянии.

'Стиглиц Дж. Куда ведут реформы? Десять лет переходного периода//Всемирный банк. Апрель 28-30, 1999. С. 6. ²Взято из названного выше доклада Дж. Стиглица на ежегодной Банковской конференции по развитию экономики, ВБ. С. 23-31.

Далеко не самыми «чистыми руками» продавались не своим «родственникам и друзьям», а иностранным компаниям крупные предприятия и месторождения. И они смогли сохраниться в то трудное для страны время.

Сегодня, когда эти молодые, азартные люди и иностранные компании своими знаниями и капиталом вывели эти предприятия из глубокого кризиса, сделали высокоприбыльными, доби­лись того, на что не были способны «красные директора», все же находятся политики, ученые, простые люди, называющие их ворами, олигархами в самом плохом смысле этого слова, все чаще требуя у государства забрать у них прибыль, реприватизировать, национализировать собствен­ность.

Никакая продуманная и взвешенная приватизация госсобственности, корпоратизация управления и продажа их акций, о которых пишет Дж. Стиглиц, не защитили бы страну от во­ровства, криминальной приватизации и концентрации собственности в руках тех же «красных директоров» и стоящих за ними политиков. Не трудно догадаться, на чьих счетах лежали те 900 миллиардов рублей, о которых пишет Н. Шмелев, и какими методами они зарабатывались. А раз так, то ясно, в чьи руки попадет огромная собственность как при продаже объектов, так и акций. Нет никакой гарантии, что при отсутствии нормальных законов, эффективных институтов и сла-бовластии что-то будет иначе и принадлежащие им предприятия заработают.

Что касается советского «хозрасчета», аренды, кооперативов и т.п., то именно они стали главными источниками воровства в стране в 80-е годы, не смогли остановить ускоренного паде­ния производства, полностью дискредитировав себя еще до гайдаровских реформ. Власть была вынуждена отречься от таких способов спасения советской экономики как не оправдавших себя форм хозяйствования. Г-н Стиглиц лишний раз показал незнание советской экономики. Его кон­сультации по меньшей мере были бы не лучше консультаций критикуемых им западных консуль­тантов.

Принятая стратегия приватизации государственной собственности, какие бы ошибки и на­рушения ни допускались в ходе реализации, все-таки она быстро привела к оживлению произ­водства, росту экономики, ради чего и проводилась вся реформа.

Уместно вспомнить из истории, что в свое время Петр I тульскому кузнецу Демидову бес­платно отдал Невьянский завод на Урале. Промышленник построил еще 22 завода и стал основа­телем знаменитого рода промышленников России.

Да, наши реформы для западных теоретиков наверняка выглядели корявыми, неуклюжими, грубыми, а для нашего народа - болезненными и удручающими. Но других не было. Все, что предлагалось, тут же отвергалось. А эти реформы, вопреки предсказаниям многочисленных оп­понентов, в том числе и западных, оказались в конечном счете плодотворными: за какие-то 8-10 лет создана рыночная экономика в России и Казахстане, где это представлялось невозможным. Создана растущая высокими темпами вот уже седьмой год экономика, позволяющая неуклонно повышать уровень жизни населения, преодолевать бедность, интегрироваться в цивилизованную мировую экономику. Успехи реформ сегодня признают все политики, ученые, эксперты самых высоких авторитетных международных институтов, о них говорят потоки идущих в страну ино­странных компаний, прямых иностранных инвестиций.

Приведем оценку итогов российских реформ, данную одним из не замеченных в связях с российской властью видным ученым-экономистом США Р. Дорнбушем. Упоминая о полити­ческой модели Робеспьера, использованной в ходе Французской революции, т.е. полное уни­чтожение аристократии, он пишет, что «молодые российские реформаторы - Гайдар и Чубайс прежде всего - ту же модель применили к экономике. Отказ от контроля над ценами похоронил плановое хозяйство, а приватизация, т.е. создание класса собственников, и изъятие активов из государственного сектора буквально любой ценой и любыми путями, без соблюдения каких-либо приличий, означали фактическую ликвидацию коммунизма. То, что такая политика чревата не­бывалыми противоречиями, что она породила олигархов, обладающих огромным богатством и политической властью впридачу, выяснилось лишь годы спустя...

Оглядываясь на прошлое, многие полагают, что все можно было сделать лучше. Тем не менее это сработало. Куда могли бы завести постепенность, осторожность, следование планам и правилам - это еще вопрос... Радикальные изменения по-иному не происходят, а история весьма снисходительна к тем, на чьей стороне успех. Только теперь, по прошествии немногим более десяти лет, стало очевидно, что Россия больше не повернет вспять, что она гораздо лучше под­готовлена и реально приступила к тому, чтобы поддерживать рост уровня жизни. В конце концов, именно в этом суть дела»¹'Дорнбуш Р. Ключи к процветанию. Свободные рынки, надежные деньги и немного удачи. М.: Инфомейкер, 2003. С. 8-9..

Лучше и точнее не скажешь. Эту оценку можно полностью отнести и к казахстанским ре­формам.

Наши реформы оказались не разрушением, по Дж. Стиглицу, а «созидательным разрушени­ем», как мощный двигатель экономического процесса, по Й. Шумпетеру. Г-н Стиглиц, написав: «Я хочу показать здесь, что те, кто являются сторонниками «шоковой терапии» с ее фокусиро­ванием внимания на приватизации, также потерпели неудачу, потому что они не смогли понять современный капитализм»²²'Стиглиц Дж. Куда ведут реформы? Десять лет переходного периода//Всемирный банк. Апрель 28-30, 1999., дает нам основания полагать, что он сам не смог понять вчерашний социализм и сути проводимого в России и Казахстане трансформационного процесса.

По-видимому, реформы, проведенные в Казахстане и России, вполне укладываются в рамки теоретических разработок Й. Шумпетера и Ф. фон Хайека. По Шумпетеру, эффективная экономи­ка должна быть «деструктивной», т.е. новая система должна уметь преодолевать сопротивление переменам, способна отказаться от устаревших структур и институтов, отсечь неэффективные производства. Эффективная экономика, согласно его представлениям, должна оказывать давле­ние на те организации и структуры, которые не могут измениться в новых условиях, вплоть до их уничтожения. Разве не это давалось в реформах, критикуемых Дж. Стиглицем, разве не за уничтожение старых структур и институтов он критикует их? К тому же утверждение относительно того, что цены не отражают всей достоверной информации, со ссылкой на Ф. фон Хайека, не представляется обоснованным, поскольку, по Хайеку, главное преимущество свободных рынков состоит в том, что цены содержат всю информацию, необходимую для потребителей и фирм, чтобы принять рациональное экономическое решение при намного более низких издержках, чем в любой другой системе. По Хайеку, здесь и правительства не могут улучшить рыночные ре­зультаты, а понятия «рыночная неудача» или «несовершенная конкуренция» полностью лишены смысла¹.

Все время возникает желание сравнить Федоренко, Шаталина, Петракова с академиками Островитяновым, Кронордом, Кадцем, Боярским и другими, которые в 60-70-е годы боролись с ними, обвиняя в антимарксизме, лженаучности их работ, в полном незнании марксистско-ленин­ской экономической теории. Их называли западниками, людьми, пытающимися привести в стра­ну чуждые советским людям западные идеи, и т.д. Как они похожи в своих обвинениях молодых российских реформаторов во главе с Е. Гайдаром на своих тогдашних оппонентов - ортодоксаль­ных марксистов-экономистов. Даже аргументы и термины - те же. Я называю их неомарксиста­ми-экономистами. Их участившиеся заявления о том, что «альтернативы рынку нет», ничего не меняют. Это только вынужденная дань, приспособленчество к новому времени. В своих теоре­тических работах и практических рекомендациях они так и остались несколько измененными марксистами, т.е. - неомарксистами.

Глава X. Макроэкономическая стабильность -императив экономического развития

§ 1. Инфляция - явление денежное

Уже 6 лет казахстанская экономика растет со среднегодовым темпом 10,4%, погодовые темпы роста ни разу не опускались ниже 9%. Однако это не должно давать нам осно­ваний быть удовлетворенными. Для надежного будущего страны нужен не просто экономический рост, даже если он и происходит столь высокими темпами, а устойчивый рост экономики. Бога­тые природные ресурсы, особенно нефть, могут временами обеспечивать очень высокие темпы роста экономики, однако они не могут гарантировать ее внутреннюю структурную устойчивость, позволяющую выстоять в трудные времена и при первой же возможности, когда наступит мо­мент, начать рост. Отсюда очевидно, что рост экономики высокими темпами в течение даже 10 лет подряд - еще не признак, не гарантия устойчивости экономического роста.

Одним из главных условий решительного продвижения процесса диверсификации и повы­шения конкурентоспособности казахстанской экономики является наилучшая макроэкономиче­ская стабильность. Как известно, инфляция, ВВП, обменный курс валюты и безработица нахо­дятся в тесной прямой и обратной взаимосвязи. Более того, через эти связи изменение одного из макроэкономических показателей влечет за собой изменения всех других важнейших показателей экономики в целом: процентной ставки, инвестиций, экспорта и импорта, бюджетных расходов, налогов и т.д. Следовательно, можно с большой долей уверенности говорить, что обеспечение макроэкономической стабильности и модернизация со структурными преобразованиями, кото­рую мы собираемся проводить, являются взаимосвязанными процессами.

Не было бы особой необходимости еще раз поднимать проблему макроэкономической ста­бильности, если бы исследования и оценка положения в экономике не настораживали нас тем, что в ситуации, в которой находится казахстанская экономика, макроэкономическая стабильность снова находится под серьезной угрозой, «лодка снова раскачивается», и если не будут приняты неотложные меры, а нас будут «пичкать» приятными на слух красивыми заверениями, заряжать сомнительным оптимизмом, то в самое ближайшее время нас могут настигнуть очень опасные неприятности, о которых, кажется, нам слышать не очень-то хочется. Тем не менее боюсь, что таково реальное положение дел в экономике. Прятание головы в песок уже не уместно. Мы долж­ны понимать и отдавать себе отчет в том, что рыночная экономика развивается не по чьим-то командам, не по нашим благим желаниям, а по своим внутренним объективным законам. Игно­рирование этой истины способно только еще сильнее «раскачать лодку». Кстати, улучшение и удержание макроэкономической стабильности для всех стран давно уже стало перманентным условием экономического роста, центром экономической политики.

А суть дела в том, что в течение последних трех лет денежным властям страны не удается не то что снизить, но даже удержать от роста ни инфляцию, ни реальный обменный курс тенге.

Если беспристрастно взглянуть на эту проблему с учетом прогнозной динамики мировых цен на нефть, то ближайшая перспектива развития макроэкономической стабильности и развития казахстанской экономики не то что не внушает определенного оптимизма, а, напротив, вызывает пессимизм.

Динамика инфляции и реального обменного курса тенге

Показатель	2000	2001	2002	2003	2004	201)5
Инфляция в среднем за год, % Рост реальною обменного биржевого курса тенге за год. %	13,2 -	8.4 102,1	5,9 101.0	6,4 112,6	6,9 114,3	7.6 101.5

Не мешало бы серьезно проанализировать складывающуюся в стране макроэкономическую ситуацию, глубоко и системно осмыслить в связи с этим проводимую в последнее время денеж­ными властями фискальную и денежно-кредитную политику, чтобы заблаговременно выработать механизмы и средства нейтрализации и преодоления ее негативных последствий, внести в нее, пока не поздно, необходимые коррективы, сделать в этом смысле 2007-2009 годы переломным моментом в проведении в стране бесшумной, спокойной, но системной, реальной, а не показной, лозунговой, политики, а значит, не виртуальной диверсификации и повышения конкурентоспо­собности экономики. Нельзя все время пребывать в розовом оптимизме - в условиях рыночной экономики это опасно. Шумиха, а затем неизбежный поиск виновных, преждевременное награж­дение тех, кто громче всех заверяет общество в невиданных успехах, никогда ни в одной стране не приводили к желаемым результатам. А перед нами стоят задачи проведения сколь необходи­мых и желанных, столь же неимоверно сложных и рискованных преобразований.

Каждый год мы являемся свидетелями споров, дискуссий относительно того, почему растут цены на нефтепродукты, иногда и на муку, и на хлебопродукты, почему повышаются тарифы на услуги естественных монополий, почему растут цены то на одни, то на другие потребительские товары, по чьей вине это происходит, почему правительство ничего не предпринимает, не обеспе­чивает стабильность цен и т.д. Обвиняются в этом и экспортеры, и импортеры, и монополисты, банкиры и производители, заимствующие дешевые финансовые средства на международном рынке. Объясняется это и инфляцией издержек, или инфляцией импорта. Словом, ежегодно на политическом поле страны происходят нешуточные жаркие баталии. Каждый год правительство, НБК, монополисты, экспортеры - каждый по-своему объясняет рост цен, и в итоге получается, что никто не виноват. После очередного принятия правительством ограничений экспорта, запре­щения роста тарифов, подписания меморандума об обязательной поставке экспортных товаров на внутренний рынок в таком-то объеме и т.д., т.е. принятия нерыночных методов, все успокаива­ются и не предпринимают ничего для кардинального решения проблемы. И так каждый год.

На самом деле, согласно монетарной теории, инфляция — это денежное явление, «возникающее и сопровождаемое более быстрым ростом денежной массы по сравнению с объемом произ­водства»¹, что является следствием государственной экономической политики. Хотя, если сказать словами М. Фридмена, «государственные чиновники склонны упрекать других за инфляцию, ко­торая возникает в результате государственной политики, - они предпочитают скорее обвинять хищных бизнесменов и властолюбивых профсоюзных боссов, чем государственный печатный станок»². У нас сегодня становится модным обвинять в этом бизнесменов и банкиров.

Но хотелось бы обратить внимание читателей на то, что корнем зла М. Фридмен считает то, что «ошибки (имеются в виду ошибки, допускаемые в понимании инфляции и безработицы.А.Е.) возникают не по злому умыслу экономистов или политиков, а из-за пороков экономической науки»³. Касательно казахстанской экономической науки это не в бровь, а в глаз.

Следует сказать, что в 2000-2002 годах, несмотря на высокие мировые цены на нефть и приток избыточных нефтедоходов, наши денежные власти проводили в целом ответственную политику. Денежная масса росла, со снижающимися темпами, со 184,4% в 1999 году до 132,8% в 2002 году, а инфляция снизилась с 13,2 до 5,9%, дефицит бюджета с 0,1% ВВП превратился в профицит в размере 0,03% ВВП, 63% нефтедоходов государства были аккумулированы в Национальном нефтяном фонде. Однако в 2003 году (хотя рост денежной массы продолжал замедляться до 127,0%) и особенно с 2004 года ситуация в экономической политике страны постепенно стала меняться в сторону усиления роли государства в экономике; экономика начала преднамеренно скатываться в дирижистскую модель, для которой характерны рост денежного предложения, увеличение бюджетных расходов за счет расширения социальных затрат, финансирования, инвестирования производства, предоставления фирмам явных и скрытых субсидий, налоговых и кредитных льгот в различных формах, усиления централизации управления и командного решения проблем, контрольных и регулирующих функций государственных органов.

Динамика денежной массы (МЗ), номинального роста ВВП и потребительских цен

Показатель	1999	2000	2001	2002	2003	2004	2005	2005, раз	Среднегодовой показатель
Рост номинального объема ВВП, %	166.0	128,9	125,0	116,2	122.1	120.0	126.0	3,7	120.6
Рост наличных денег в обращении, %	108,3	113,2	108,4	105,9	106,4	106,9	107,6		108,4
Рост денежной массы, МЗ. %	100	144,9	145,1	132,8	127.0	170,0	125,0	4,0	133,4
Индекс потребительских цен, %	184,0	102,8	123,3	123.2	147.6	159,0	108.6	7.5	122,0

Все это, естественно, приводит к резкому росту затрат и денежной массы, что не может не вызвать инфляции. Несмотря на замедление темпов роста денежной массы в 2000-2003 годах, в Казахстане за 1999-2005 годы она росла опережающими темпами над темпами роста номиналь­ного ВВП и внутренних цен: денежная масса увеличилась в 7,5 раза, тогда как номинальный объ­ем ВВП - в 3,7 раза, т.е. с опережением в более чем в 2 раза.

За это время среднегодовой темп роста денежной массы составил 33,4%, а среднегодовой темп роста цен на потребительские товары и услуги - 8,1%, опережение составило 4,1 раза.

Известно, что инфляция подхлестывается не только ростом денежной массы опережающи­ми темпами над темпами роста номинального ВВП и внутренних цен, но и большими размерами скачка темпов роста денежной массы. В рассматриваемом периоде рост денежной массы не от­личался равномерностью, она менялась от 27 до 84,4%, а наличных денег - от 2,8 до 59%. В США и развитых европейских странах денежная масса ежегодно увеличивается, как правило, одним и те же темпом - 5 или 6% в год.

Быстро накапливающаяся денежная масса стала активно трансформироваться в кредиты, выдаваемые в экономику. В стране, где много нерешенных проблем - острый дефицит жилья, бытовой техники, автомобилей, средств для открытия частного бизнеса, для учебы и т.д., это породило кредитный бум и привело к кредитной экспансии, особенно начиная с 2003 года. За 1999-2005 годы общий объем кредитов увеличился в 17,4 раза, в том числе в малый бизнес - в 11,8 раза и ипотечное кредитование - 84,8 раза.

Кредиты БВУ, выданные экономике

Показатель	1999	2000	2001	2002	2003	2004	2005	2005 к 1999	I полугодие 2006
Всего	148.8	276,2	489,9	672,4	978,1	1484.3	2592,1	3116.2	-
Темпы роста, %	100	185,6	177,4	137,2	145,5	151,8	174,6	163.8	17,4
Субъектам малого бизнеса, млрд тг	39.9	74,2	122,0	146,5	196.2	288.4	470.2	-	_
Темпы роста, %	-	-	164,4	120,1	133,9	147.0	163,0	-	11.8
Ипотечное кредитование населения, млрдтг	100	186,0	2,6	3,1	29.5	99.4	220.5	336,1	-
Темпы роста. %	-	-	100	119.2	951,6	336,9	221,4	152.4	84,8

Соответственно произошла накачка экономики деньгами в обращении в большом объеме. В результате в рассматриваемом 7-летнем периоде в экономике был накоплен достаточно высокий инфляционный потенциал. Это и плюс трехлетний непрерывный рост инфляции, а также ожи­даемый рост доходов населения и снижение ставок налогов подогревало серьезнейшее инфля­ционное ожидание. А, как известно, оно более ощутимо увеличивает инфляцию, чем рост самой денежной массы.

Очевидно, весь накопленный инфляционный потенциал еще далеко не в полной мере ска­зался на уровне инфляции.

Как показывает практика различных стран мира, анализируемая такими лидерами монетар­ной теории, как М. Фридмен, Р. Дорнбуш, Ф. фон Хайек и др., а также видным представителем кейнсианской школы П. Самуэльсоном, перед резким скачком инфляции, как правило, проис­ходит быстрый рост количества денег на единицу продукции.

Рост количества денег на единицу продукции

Показатель	1999	2000	2001	2002	2003	2004	2005
Количество денег, млрд тенге	273,9	397,0	576,0	765,0	971,7	1 634.7	2065
Объем ВВП, млрд тенге	2016.5	2605,0	3250,6	3776,3	4612,0	5870	7453,0
Количество денег на единицу добавленной стоимости, %	13,0	19,0	17,0	20,0	21.0	29,0	27,0

За 2001-2004 годы количество денег на единицу ВВП увеличилось с 17,0 до 29,0%, т.е. в 1,7 раза, а в последний год в результате ужесточения денежной политики - снизилось на 2 про­центных пункта, т.е. опустилось до 27,0%; с учетом этого рост за пять лет составил 1,6 раза. Все равно это очень быстрый рост, способный вызвать резкий скачок инфляции до двухзначного чис­ла в текущем, а возможно, и в будущем году. Значит, это рано или поздно приведет к соответствующей коррекции инфляции. И коррекция будет немалой. Действительно, как уже указывалось выше, в 1999-2005 годах денежная масса в Казахстане росла со среднегодовым темпом 33,4%, т.е. выше 30%. Это означает, согласно теории и данным многих стран мира, что в ближайшем будущем в Казахстане инфляция может расти такими же темпами. А то, что, несмотря на рост денежной массы с темпом, превышающим 30%, инфляция в последние три года растет медленно, не должно притупить нашу бдительность, т.к. в краткосрочном периоде тесная связь между ро­стом денежной массы и инфляцией явно не просматривается. Кроме того, как предупреждает нас М. Фридмен, прежде чем изменение в количестве денег заметно повлияет на номинальные дохо­ды и цены, может пройти до полутора лет. «Неспособность принять во внимание этот разрыв во времени, - пишет он, - является главной причиной ошибочного истолкования опыта денежного обращения».

Казалось бы, когда уровень монетизации казахстанской экономики составляет всего 27% ВВП (в 2004 году он был равен 29,5%) при 60-100% ВВП в странах с нормальной рыночной экономикой, увеличение денежной массы должно было бы вызвать дополнительный реальный спрос на деньги и рост экономики. К сожалению, в казахстанской экономике такого пока не про­исходит. Причина банальна - сырьевая направленность экономики. Ныне уже никому не при­ходится объяснять, что в Казахстане ее рост достигается в основном за счет сырьевого сектора, а компании, работающие в этом секторе, мало производят тенговые операции на внутреннем рынке, основная масса их доходов вывозится за пределы страны. Только за 9 месяцев 2005 года доходы прямых инвесторов составили более 3 млрд долларов США, которые, естественно, вы­возились за пределы страны. Что касается несырьевого сектора, то здесь пока не наблюдается достаточной деловой активности. К тому же процентные ставки за кредиты остаются высокими, т.к. высокий рост предложения денег должен был привести, по закону рынка (спроса и предложе­ния), к снижению процентной ставки, а на самом деле здесь он приводит к их росту из-за силь­ного инфляционного ожидания и роста в связи с этим кредитного риска в банковском секторе. В результате реальный спрос на деньги заметно не увеличивается и возросшая денежная масса не поглощается экономическим ростом, а, наоборот, подталкивает к опережающему росту реальных среднедушевых денежных доходов и реальной среднемесячной заработной платы над ростом цен на потребительские товары и услуги. В истекшем году оба эти показателя выросли на 12%, при росте потребительских цен на 7,6%. Это еще больше подогревает инфляцию. Подобное явление было отмечено такими учеными-экономистами, как Р. Кемпбелл, Макконнелл и Стенли Л. Брю, которые заметили, что спрос на деньги для сделок изменяется пропорционально номинальному ВВП. Домашним хозяйствам или фирмам потребуется больше денег для сделок либо в случае роста цен, либо в случае увеличения объема производства. В обоих случаях долларовый объем заключаемых сделок будет большим. В нашем случае часть этих денег идет как раз на рост цен.

Возникает вопрос: как при такой ситуации на денежно-кредитном рынке справиться с рос­том инфляции? Учитывая, что инфляция является денежным явлением и на нее оказывают ре­шающее влияние прежде всего и в основном количество и темпы роста денег, обращающихся на рынке, что доказывает проведенный анализ, необходимого решения проблемы следует, как это вытекает из рекомендации одного из основоположников монетарной теории М. Фридмена и практики политики центральных банков развитых стран, добиваться прежде всего посредством монетарных инструментов. В долгосрочном плане таким наиболее общим и обязательным ин­струментом является резкое ограничение темпов роста количества обращающихся в стране денег и недопущение в них резких скачков. «Если удастся стабилизировать темпы роста денежной мас­сы, даже безразлично, на сколь высоком уровне, - пишет М. Фридмен, - темпы роста цен в конце концов также стабилизируются»¹.

Однако не будем скрывать, что такое ужесточение денежно-кредитной политики непремен­но будет сопровождаться снижением уровня монетизации экономики и укреплением курса тенге, что является немаловажным для Казахстана, поскольку прямым их следствием станет снижение темпов экономического роста. Первым результатом НБК уже стало снижение в 2005 году уровня монетизации экономики с 29,5 до 27,0% ВВП. Это скажется на росте производства в несырьевом секторе экономики. Так и произошло - в 2005 году темп роста обрабатывающей промышлен­ности снизился с 108,9% в 2004 году до 106% в 2005-м. Однако впоследствии низкая инфляция создаст благоприятные предпосылки для устойчивого роста экономики.

§ 2. Нефтяные доходы и фискальная экспансия усиливают инфляционное давление на экономику и могут вызвать синдром «голландской болезни»

Безусловно, количество денег в экономике является важным фактором, объясняющим инфляцию, но не единственным. В краткосрочном периоде важную роль играют также и динамика цен на природные ресурсы, фискальная политика и др.

Я остановлюсь на фискальной политике, поскольку влияние роста цен на природные ре­сурсы и на инфляцию не требует доказательств. С 2003 года наша фискальная политика стала приобретать экспансионистский характер. Так, если в 2002 году через государственный бюджет распределялось 22% ВВП, то в 2003 году - 23,2%, в 2004-м - 24%, а в 2005-м - 30% ВВП. Но это еще не по консолидированному государственному бюджету, т.е. без учета расходов на экономику институтов развития, созданных с 2003 года. При этом в экономике возникла серьезная диспро­порция: рост бюджетных расходов существенно опережал рост номинального объема ВВП. За 2002-2005 годы расходы госбюджета увеличились в 2,8 раза, при росте номинального объема ВВП менее чем в 2 раза. В 2005 году превышение достигло 47 процентных пунктов.

Динамика ВВП и государственных бюджетных расходов

Показатель	2002	2003	2004	2005	2005. раз	Среднегодовой, %
Рост номинального объема ВВП, %	116,2	122,1	120,0	127.0	1.95	18.2
Рост бюджетных расходов. %	109,8	128.1	123,9	147.0	2.75	28.8
Доля бюджетных расходов в ВВП. %	22,1	23,2	23,9	26,5	-	-

Существует мнение, согласно которому можно будет активизировать совокупный спрос на товары и услуги, раздувая государственные бюджетные расходы, что, мол, это повлечет за собой увеличение их производства. А на самом деле политика дешевых денег, хотя на самом деле в Ка­захстане в реальности деньги остаются дорогими, высокие процентные ставки приведут к совер­шенно иному результату. Это объясняется очень просто. В экономике между моментом принятия решения об увеличении или уменьшении бюджетных расходов и моментом его воздействия на экономику должно пройти определенное время, т.е. имеет место временной лаг, т.к. экономи­ческому процессу присуща запаздывающая реакция на фискальную или денежную экспансию. Такой временной лаг может составить, по утверждению многих известных ученых-экономистов, от шести до пятнадцати месяцев. А за это время на принятое решение об увеличении бюджетных расходов быстрее успевают среагировать цены, особенно когда фискальная экспансия происходит за счет роста заработной платы, пенсий и пособий, а также кредитов, значительная часть которых тут же превращается в заработную плату. В итоге рост государственных расходов приводит к росту не объемов производства товаров, а к инфляции, т.е. при политике фискальной экспансии рост инфляции произойдет значительно раньше, чем на это успевает среагировать производство. Таким образом, экспансионистская фискальная политика является мощным источником усиле­ния инфляционного давления на экономику.

Негативные последствия политики фискальной экспансии этим не ограничиваются. Она одновременно ведет и к росту реального обменного курса тенге, который и без того усиливается за счет большого притока нефтедоходов в долларах и ужесточения НБК денежно-кредитной по­литики как средства борьбы с ростом инфляции. Здесь эти два вида политик хорошо солидизи-руются. А, как известно, прямым следствием роста реального обменного курса тенге является снижение конкурентоспособности отечественной продукции, выпускаемой трудоемкими торгуе­мыми отраслями промышленности и сельским хозяйством.

Так, в 2003 году реальный обменный курс тенге вырос на 12,6%, в 2004-м - на 14,3%, в 2005-м - на 1,5%, а реальная заработная плата в обрабатывающем секторе - на 7,0 и 13,4%, в сельском хозяйстве - на 10,2 и 15,5% соответственно. В 2005 году в экономике в целом и реаль­ные среднедушевые денежные доходы, и реальная заработная плата выросли на 12%. Сразу же произошло снижение доходности этих секторов: многие их отрасли и подотрасли стали либо низкорентабельными, либо вовсе убыточными из-за роста издержек производства и сокращения объемов продажи их продукции. Зато резко стал расти импорт: его объем в 2004 году увеличился на 46%, а в 2005-м - на 37%. Это вполне закономерно, т.к. рост реального обменного курса в те­чение трех лет привел к снижению барьеров на пути импорта на 34,5%.

Однако все это не мешает многим экономистам и политикам утверждать, что «голландская болезнь» в Казахстане отсутствует (ради справедливости отмечу, что в 2005 году рост реаль­ного обменного курса был небольшим и, соответственно, симптомы «болезни» были не столь сильными, как в 2003-2004 годах). Делаются заявления, что эта «болезнь» не может появиться, т.к. в Казахстане нет обрабатывающей промышленности, стране еще надо создавать этот сектор, так что нет оснований говорить о «голландской болезни»; у нас растет индекс условий торгов­ли на мировом рынке, или рейтинг Казахстана повысился на 10 пунктов, значит, нет основа­ний говорить о снижении конкурентоспособности казахстанских товаров... Для них не аргумент, что сокращается объем продажи продукции, падает доходность производства, растет реальный обменный курс, который непременно вызывает рост затрат на худо-бедно функционирующих предприятиях обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства, соответственно, и рост внутренних цен и снижение цен на импортные товары. Не волнует их и то, что рост индекса условий торговли происходит исключительно из-за высоких мировых цен на сырьевые товары, экспортируемые Казахстаном, и поэтому экспорт растет в основном за счет роста не физическо­го, а стоимостного объема, а импорт растет не за счет стоимостного, а физического объема; что рейтинг страны растет за счет общих политических и экономических условий страны, позитив­ных институциональных изменений, что это не отражает уровня конкурентоспособности товаров и услуг, выпускаемых в стране.

Отсюда и делается вывод: из-за роста реального обменного курса тенге ничего серьезного в экономике не происходит и не произойдет, это лишь чьи-то домыслы, попытка механически экс­траполировать условия западных стран, а у нас, мол, они не могут иметь места.

Однако ясно видно, что раз растет реальный обменный курс тенге, значит, экономика имеет дело с ростом относительных цен, точнее, внутренних цен на отечественные готовые товары трудоемких отраслей по сравнению с ценами на аналогичные товары партнеров Казахстана, из-за роста издержек производства, в силу неизбежного повышения в условиях роста реального обменного курса тенге реальной заработной платы и одновременно удешевления импорта и сни­жения курса доллара в Казахстане.

Если кому-то не нравится называть это явление синдромом «голландской болезни» или это название вызывает аллергию, пусть не называет. От этого экономике ни холодно ни жарко. При таком понимании вопрос, есть ли «голландская болезнь» у казахстанской экономики, раз растет реальный обменный курс из-за высоких мировых цен на нефть, или нет, становится риториче­ским. Только тогда сомневающемуся придется хотя бы самому себе ответить: почему из-за ано­мального роста мировых цен и притока огромных нефтедоходов растет реальный обменный курс, и почему растут тогда относительные цены в экономике, из-за чего бы импортерам в этом случае резко увеличивать завоз в Казахстан готовых товаров, неужели они делают это потехи ради?

Полным бредом можно назвать обоснование невозможности появления в казахстанской экономике «голландской болезни» тем, что в Голландии она возникла из-за внезапного открытия запасов газа, а в Казахстане нефть была давно. Суть вопроса в том, что в мире внезапно, беспре­цедентно начинают расти мировые цены на нефть или газ, или на медь, или на какой-либо дру­гой сырьевой товар, пусть даже он будет сельскохозяйственным, в страну притекает неожиданно много доходов в долларах, а это, в какой бы стране ни происходило, вызывает резкий рост реаль­ного обменного курса национальной валюты, за которым следует рост относительных цен. Когда бы ни обнаружились нефть или газ, результат один - падение конкурентоспособности продукции трудоемких торгуемых отраслей, поскольку из-за роста реального обменного курса националь­ной валюты товаропроизводители этих отраслей вынуждены повышать реальную заработную плату, терять доходы при экспорте своей продукции. Этого можно избежать только в случае, если производительность труда растет быстрее, чем рост реальной заработной платы. К сожалению, в экономике Казахстана наблюдается обратная картина.

Несостоятелен довод о том, что «голландская болезнь» не может появиться у нас, поскольку у нас нет обрабатывающего сектора, его надо заново создавать. Во-первых, худо-бедно этот сек­тор производит 40-45% промышленной продукции, в нем занято несколько сот тысяч человек, свою продукцию, например, металлургия, пищевая промышленность продает не только на вну­треннем, но и на внешнем рынке. Есть еще сельское хозяйство, продукция которого трудоемка, с ним связан труд более трех миллионов человек.

Поэтому, чтобы не допустить такой опасной для экономики страны ситуации, уводят и на­капливают избыточные нефтедоходы в фондах такие давно известные своими запасами нефти страны, как Саудовская Аравия, Иран, Кувейт, Ливия (а не только Норвегия), в штатах Аляска в США и Альберта в Канаде. Таким товаром могут быть не только нефть и газ, но и медь (напри­мер, в Чили) или какой-либо другой вид природных ресурсов.

В итоге можно сказать, что если какие-то страны имеют большие запасы нефти, газа, меди или еще чего-либо из природных ресурсов, экспортируемых в большом объеме, то те из них, которые имеют развитый обрабатывающий сектор, потеряют (по меньшей мере ухудшат) его, а те, которые не имеют этого сектора, не смогут его создать. Называть или не называть этот итог синдромом «голландской болезни» - это право каждого, но отменить его не под силу никому при всем желании.

Финансисты утверждают, и будут утверждать, что обменный курс тенге должен меняться свободно, исходя из условий рынка. Против этого вроде бы и возражать-то нечего. Однако если учесть особенности нынешних рыночных условий мирового рынка и рынка Казахстана как неф­тедобывающей страны, то такое утверждение становится не таким уж очевидным. Ведь сегод­няшние рыночные условия определяются не умеренным, а аномальным ростом мировых цен, резкой их волатильностью. Мировая экономика уже вошла в новый этап развития - этап с ано­мально высокими ценами на нефть. Причем казахстанская экономика еще не адаптировалась к этим новым условиям рынка. Аргументы, основанные на том, что центральные банки развитых стран не регулируют обменный курс, не соответствуют действительности по той простой причи­не, что у них один инструмент — учетная ставка или ставка рефинансирования, обеспечивающая регулирование и инфляции, и процентных ставок, и обменного курса, и темпов экономического роста, и уровня безработицы - он работает практически безупречно. Эти страны давно научи­лись умело им пользоваться. Что касается Казахстана, то у нас этот инструмент оказывает слабое влияние на экономику, он еще не приобрел должного «качества». Поэтому мы будем вынуждены воздействовать на экономику всевозможными монетарными и немонетарными инструментами, чтобы снять резкие колебания реального обменного курса тенге хотя бы на время адаптации экономики к новым условиям и приобретения ставкой рефинансирования той силы воздействия на экономику, какую она имеет в странах с развитой рыночной экономикой. Сегодня НБК так и поступает.

Социальная важность устойчивости курса валюты отмечалась многими «архитекторами» национальных экономик развитых стран, т.е. теми, кто собственными мыслями, знаниями и «ру­ками» создавал рыночную экономику в своих странах, добившись ее процветания. Один из таких крупных «архитекторов» Л. Эрхард писал, что устойчивость валюты следует рассматривать в числе основных прав человека, и поэтому каждый гражданин вправе требовать от власти защиты своего права.

Мы сегодня видим, как рост экономики и социального положения населения в США, стра­нах ЕС, Великобритании, Японии, КНР, России зависит от колебаний обменного курса их нацио­нальных валют и как их власти, осторожно меняя учетные ставки, добиваются низкой инфляции, приемлемых курса валюты, темпа экономического роста и уровня безработицы.

Не так трудно убедиться в том, что политика фискальной экспансии не способствует ни снижению инфляции, ни обеспечению устойчивости национальной валюты, ее проведение изна­чально было ошибочным. Мы сегодня должны констатировать не просто отсутствие координи­рованное™, а разнонаправленность двух финансовых инструментов - фискального и денежно-кредитного, что делает невозможным какое-либо улучшение макроэкономической стабильности, а если выразиться точнее, то она создает серьезную угрозу экономическому росту, проведению диверсификации и формированию конкурентных преимуществ казахстанской экономики. Чем скорее откажемся от экспансионистской фискальной политики и вернем ее в единое русло с де­нежно-кредитной политикой и тем самым сделаем все, чтобы не допустить инфляционного взры­ва и чрезмерного укрепления курса тенге, тем быстрее улучшим макроэкономическую ситуацию в стране. Чтобы достичь этой цели, следует разобраться в том, каким образом и почему проис­ходит процесс бюджетной экспансии.

Анализ фискальной политики показывает, что в основе фискальной экспансии лежит рез­кое расширение с середины 2003 года функции государства в регулировании экономики за счет сужения функций рынка. Такое желание со стороны государственных чиновников происходит из-за их некомпетентности относительно возможностей и механизмов функционирования рынка. Они искренне и непоколебимо верят, или делают вид, что верят, из своих меркантильных инте­ресов, в то, что только государство сможет, используя административные ресурсы и бюджетные средства, не только направить, но и ускорить ход развития экономики в «нужном» направлении, придать этому процессу организованность и целенаправленность, уберечь развитие экономики от стихийных рыночных сил. Здесь проглядывается влияние глубоко ошибочного кейнсианского утверждения, что «существует альтернатива монетарной политике - политика фискальная: госу­дарственные расходы способны заменить частные инвестиции, налоговые послабления подорвут тупую бережливость»¹'Фридмен М. Если бы деньги заговорили. М.: Дело, 2002. С. 127..

Вот и правительство поверило в это и воспользовалось альтернативой - стало в своих бюд­жетах превышать главное бюджетное ограничение: расходовать средства больше поступающих налоговых доходов при нормальных условиях экономики и получаемых кредитов для покрытия в разумных пределах недостающей части расходов, называемой бюджетным дефицитом, разумным пределом которого можно было бы считать (по оценкам ВБ) менее 4% ВВП.

Причинами превышения бюджетных расходов стало, с одной стороны, интенсивное нара­щивание их размера, а с другой - предоставление отдельным секторам и отраслям экономики различных видов явных и скрытых субсидий и налоговых послаблений. Раздувание государ­ственных расходов происходило за счет роста затрат прежде всего на ТЭК и недропользование (в 4,1 раза), на сельское хозяйство (в 2,3 раза) и оборону и общественный порядок (в 2,1 раза).

Динамика государственных бюджетных расходов, %

Показатель	2002	2003	2004	2005	2005/2001,раз
Всего расходов в том числе: расходы на государственные услуги расходы на оборону расходы на общественный порядок и безопасность расходы на ТЭК и недропользование расходы на сельское хозяйство социальные расходы	109.8 89 116 120 134 118 111	128,1 143 125 117 114 155 122	123,9 128 122 129 297 292 124	147,0 123 134 128 120 120 132	2,6 2,0 2,1 2,0 4.1 2,3 2,0

Стали безоглядно наращиваться объемы государственных капитальных затрат. Их доля в общих расходах государственного бюджета увеличилась с 3,9% в 1998 году до 22,9% - в 2003-м. С учетом предоставления экономике кредитов и долевого участия в собственности коммерческих предприятий этот показатель достигает 26,7%. В 2005 году доля капитальных затрат и прирав­ненных к ним расходов государственного бюджета, по моим оценкам, уже подошла к району 32-34%. Значительная сумма расходов на капитальные затраты осуществляется через институты развития, которые только за тот год получили из государственного бюджета 131 млрд тенге, или почти 1 млрд долларов США.

Государственные расходы направляются в виде кредитов, долевого участия и прямых инве­стиций не только на развитие производственных инфраструктур, но и на развитие производства отдельных товаров и услуг, под видом поддержки развития производства высокотехнологичной продукции с высокой добавленной стоимостью.

Капитальные затраты государственного бюджета

Показатель	1999	2000	2001	2002	2003	2004	2005
Всего затрат, млрд тг	468,4	602	759,6	834,2	1062,6	1323.8	1976.1
в % к общим затратам	100	100	100	100	100	100	100
Капитальные затраты, млрд тг	31,3	46,8	91,7	137,2	242,9	316,4	482,7
в % к общим затратам	6.7	7,8	12,0	16,5	22,9	23,9	28,1
Предоставление кредитов и долевое участие	27,1	26,3	34,1	4,0	40,8	45.6	51,8
в % к общим затратам	5,8	4,4	4,5	33,0	3.8	2,7	3,0

Источник; расчеты МЭБП.

Эта линия еще более откровенно и агрессивно проявляется и в бюджете на 2006 год. Толь­ко в проекте республиканского бюджета предусматривалось бюджетное кредитование на сумму 58,2 млрд тенге, или 4,1% всех его расходов, и на бюджетные программы, направленные на реа­лизацию инвестиционных проектов, на сумму 300 млрд тенге, или 20,4% его расходов.

Таким образом, в стране складывается весьма расточительная фискальная политика, харак­теризующаяся, с одной стороны, все большим и большим раздуванием бюджетных расходов, а с другой - безоглядной раздачей компаниям явных, скрытых и перекрестных субсидий и налого­вых и кредитных льгот.

Политика массированного инвестирования развития производства в различных отраслях, обозначенных приоритетными, из государственных ресурсов не нова. В некоторых богатых неф­тью и газом странах мира попытки властей таким образом использовать нефтегазовые доходы для развития отраслей несырьевого сектора казались естественными, а потому и оправданными. Так поступали в Мексике, Венесуэле, Нигерии, Алжире и в других странах. Устоять перед соблазном вырваться вперед за счет текущего в руки «моря» нефтедоходов было выше человеческих сил. Искушение было огромное. Однако их благородные намерения неожиданно для них самих при­вели к противоположному результату: к бесшабашному растранжириванию огромных нефтяных доходов через государственное инвестирование ненефтяных торгуемых отраслей, выделение субсидий фирмам, льготное кредитование и налогообложение, социальные расходы и т.д. Завер­шилось все это макроэкономической дестабилизацией, резким ухудшением экономического и социального положения стран и, как ни странно, накоплением огромных внешних долгов.

Массированное государственное внутреннее инвестирование ненефтяных торгуемых от­раслей для реализации крупных национальных проектов не помогло, и ни в одной из таких стран так и не был достигнут какой-либо прогресс.

Естественно, во всех этих странах не только возник синдром «голландской болезни», но и процветала крупномасштабная коррупция, охватившая сверху донизу все ветви власти. Сегодня мировой опыт, включая опыт бывшего СССР и даже наш тринадцатилетний, убедительно пока­зывает, что использование государственных средств на внутреннее инвестирование производства и социальное субсидирование, как правило, завершается разорением страны.

Эти средства, помимо оживления инфляции и укрепления реального обменного курса на­циональной валюты, итогом которых является финансовый и экономический кризис, разворовы­ваются, а то, что остается, в лучшем случае тратится на создание неэффективных производств, реализацию пышных и непосильных проектов. В итоге нефтяные доходы бездарно, расточитель­но проматываются и проедаются. Но, к сожалению, это будет понято только по истечении значи­тельного времени, когда вернуть и эти ресурсы, и упущенное время станет невозможным. А до этого страны будут веселиться на незаработанные легкие, или лучше сказать, шальные деньги, не будут их копить, а будут тратить.

В связи с этим ознакомлю читателей с опытом Мексики и Норвегии.

Опыт мексики по расточительному проматыванию своих природных ресурсов¹.

Примечательно, что в Мексике признаки «голландской болезни» появились еще до того, как она начала экспортировать нефть в 1970 году, они были вызваны бумом в экспорте сельскохо­зяйственной продукции, поскольку наблюдалось неуклонное повышение стоимости нацвалюты в других валютах.

Мексика стремилась строить автаркическую экономику на базе своего сельского хозяй­ства, вместо того чтобы провести реформу на поднятие трудоемких производств товаров на экспорт в США. Реформы были блокированы влиятельными политическими группировками, вдоволь отъевшимися на доходах от экспорта стратегических ресурсов.

Так первый раз проявилась «голландская болезнь» и возникли вызванные ею проблемы. Пра­вительство попыталось решить их двумя Большими рывками. Первый рывок (1972-1975 годы) был направлен на решение проблем после появления спада в сельскохозяйственном буме.

Преобладали государственные инвестиции, которые росли на 15% в год, а частные - толь­ко на 3%. Они направлялись в основном на ускорение индустриализации в тяжелой и химической промышленности. В энергосекторе крупномасштабные инвестиции направлялись на нефтехим-продукты и удобрения, на добычу нефти. Большие инвестиции были направлены на производство стали и развитие производства подвижного состава, машинное и электронное оборудование.

После первого нефтяного шока 1974-1978 годов субсидии на экспорт оказались недоста­точными, и правительство обратилось за иностранными займами.

Первый Болыиой рывок увеличил траты на общественные нужды с 21% ВНП (1966-1970 годы) до 33% ВНП, подняв инфляцию втрое, до 15%, между 1971-м и 1975 годом. Дефицит бюд­жета в 1975 году расширился до 4,8% ВНП.

Рост правительственных и общественных расходов привел к финансовому дефициту про­ектов госсектора в 10% ВНП. И сельское хозяйство, и защищенные секторы промышленности росли медленно. Поскольку обменный курс был неизменным, стоимость нацвалюты увеличилась, и экспорт промышленных товаров продолжил спад из-за недостаточных субсидий. В результа­те к 1976 году ВНП снизился с 8,3 до 3%.

Правительство продолжало поддерживать низкие банковские процентные ставки, но уве­личило коэффициент банковских резервов с 30 до 50%.

Было подорвано доверие к правительству, оно стало девальвировать песо, в 1976—1977 годах около 4,5 млрд долларов США частного капитала покинули страну, ставки сбережений упали и частные инвестиции снизились с 14 до 12%> ВНП. Для сохранения курса обмена песо пра­вительство заняло большие суммы денег из иностранных источников. Внешний долг достиг 25 млрд долларов.

'Составлено по информационно-аналитическим материалам Агентства по управлению стратегическими ресурсами при Президенте РК. 1997.

Произошла смена президента страны. Начался второй Большой рывок. Его политика пе­реместилась в сторону экспорта и открытости экономики, была поддержка МВФ, начали улуч­шаться макропараметры экономики.

Когда были открыты огромные запасы нефти, правительство отказалось от дальней­шего проведения либерализации, надеясь на обеспечение и без этого экономического роста за счет использования нефтяных рент. Широкое использование нефтедоходов нашла расхлябанная экономическая политика. Мексика прекратила сотрудничество с МВФ.

Большая прибыль от нефти во время второго нефтяного шока (1979 год) породила упо­ительную эйфорию, что сняло все ограничители по осторожному использованию средств в умах как простых людей, так и политиков.

Вместо того чтобы сберечь часть доходов, правительство привлекало дополнительный приток денег в бюджет (1,8% ВНП) с 1979-го по 1984 год. ⁴/ всех доходов ушло в виде госинве­стиций, которые в 1980 году составили 28% ВНП. Они в основном были потрачены на долго­срочные проекты общественного сектора (на развитие тяжелой и химической промышленно­сти, а также на добычу нефти). Но налоговые ставки граждан за счет нефтяных доходов не увеличивались. Так как курс нацвалюты рос, увеличивались импорт и потребление импортных товаров населением.

Поучителен следующий пример. Госинвестиции на одну только нефтяную компанию «Ре-тех» составили в 1981 году 4% ВНП. Причем ³А из них ушло на разведку и добычу нефти, '/ - на строительство газовых транспортных линий и чуть более '/ - на производство нефтепродук­тов. И когда доходы «Ретех» оказались недостаточными для общественных расходов, то при­шлось занять 10 млрд долларов в одном лишь 1981 году. Общий долг Мексики в 1982 году достиг 84 млрд долларов.

Таким образом, вся политика правительства породила обстановку расточительного рас­ходования средств правительством и усиленного потреблением населением, что в итоге от­тягивало диверсификацию ненефтяных секторов экономики. Когда нефтяной доход снизился, возникло много крупных проблем.

В общем, слабость макроэкономической политики Мексики заключалась, кратко, в сле­дующих четырех аспектах: 1) слишком быстрое и слишком большое расходование средств на общественные цели, 2) недостаточная эффективность, 3) слишком активное потребление то­варов населением и 4) недостаточная экономическая диверсификация.

Норвегия¹

Опыт и положение в экономике Норвегии — самые ценные для Казахстана, поэтому опишу их подробнее.

Норвегия — сравнительно небольшая скандинавская страна с населением в 4,5 млн человек и площадью в 324 тыс. кв. км, ставшая благодаря эксплуатации своих нефтяных месторождений в Северном море богатейшей страной в Европе, — в последнее время столкнулась с серьезными экономическими проблемами, которые дают основание для пессимистичных прогнозов. Как по­казал опрос, проведенный недавно норвежскими предпринимателями, с 1977 года они еще не оценивали столь пессимистично состояние и перспективы развития экономики Норвегии. По мнению большинства опрошенных, в стране слишком высоки такие показатели, как обменный курс норвежской кроны, оплата труда, процентные ставки за кредиты, уровень безработицы, налоги. Многие бизнесмены жалуются на «вымирание» местной промышленности, скупку ее иностранными компаниями, «бегство» предприятий за границу. В тяжелом положении оказа­лись даже те отрасли, по которым Норвегия раньше занимала лидирующее положение (судо­ходство, судостроение, разведение лососевых, добыча нефти на шельфе).

В последнее время снизилась конкурентоспособность Норвегии на мировом рынке. По мне­нию аналитиков, это произошло по трем основным причинам: во-первых, значительно выросла заработная плата, во-вторых, за последние два года курс норвежской кроны по отношению к другим основным западным валютам повысился в среднем на 13%, в-третьих, страна слишком мало инвестирует в НИОКР. Согласно прогнозу Центрального банка Норвегии, в ближайшие 10 лет число рабочих мест в промышленности сократится на 60 тыс., причем предприниматели считают эти цифры заниженными.

Эйфория, которую Норвегия испытывала в течение ряда лет благодаря своим нефтяным богатствам, уступает место отрезвлению, пишет в связи с этим германская газета Frankfur­terAllgemeine Zeitung, анализируя положение в ее экономике. Норвежские экономисты задаются вопросом, что будет со страной лет через 25, когда, судя по прогнозам, истощатся запасы нефти на западном побережье Норвегии.

Выходом из создавшегося положения некоторые считают структурную перестройку неф­тегазовой отрасли с целью повышения в ней доли добычи природного газа. Однако вышеперечис­ленные слабости норвежской экономики сказываются и в секторе добычи природного газа. Если до сих пор большая часть заказов на обустройство его месторождений давалась норвежским компаниям, то теперь при осуществлении крупнейшего в Европе промышленного проекта по сжижению природного газа «Белоснежка» в районе г. Хаммерфест ²/, заказов отдаются за­рубежным фирмам.

'Составлено на основе материала, опубликованного в Бюллетене иностранной коммерческой информации. 2003. № 38. 3 апреля.

Почти половину доходов Норвегии от товарного экспорта дают нефть, газ и продукты их переработки, другая половина приходится на долю всех остальных отраслей промышленно­сти. Продукция сельского хозяйства в 2001 году составляла лишь 0,2% норвежского товарного экспорта. В случае принятия предложений ВТО о сокращении субсидирования фермеров, под­черкивает министр сельского хозяйства Норвегии, эта отрасль норвежской экономики будет фактически уничтожена.

От высокого курса кроны страдает и рыбный промысел Норвегии как одного из крупней­ших в мире экспортеров рыбы. Фирмы, экспортирующие рыбу, прежде всего лососевых, в 2003 году, по их подсчетам, потеряли из-за высокого курса норвежской валюты 220 млн евро. Число банкротств рыболовных компаний в 2001 году увеличилось вдвое, было сокращено 8 тыс. рабо­чих мест. Такая же ситуация и в лесной промышленности.

Однако причинами этих трудностей являются не только завышенный курс кроны и высо­кий уровень заработной платы. По мнению экономистов, свой «вклад» в эти проблемы внесло и норвежское правительство. Хотя по многим макроэкономическим показателям Норвегия вхо­дит в число ведущих стран мира, в мировом рейтинге американской компании Heritage Founda­tion, касающемся экономической свободы, она оказалась лишь на 27-м месте, в то время как другие скандинавские страны по этому показателю занимают места с 6-го по 11-е.

Продолжает расширяться и без того весьма значительный государственный сектор нор­вежской экономики: государственные расходы уже составляют 40% ВВП. В то же время, со­гласно исследованиям, доля тех, кто занимается собственным бизнесом, в Норвегии меньше, чем в других странах Европы. Аналитики отмечают также высокий уровень протекционизма в Норвегии: лишь немногим иностранным компаниям в последние годы удалось преодолеть про­текционистские барьеры и приобрести норвежские предприятия. Закрытость норвежского рынка помешала проникнуть на него также экспортерам сельскохозяйственной продукции из стран ЕС. Ведущие политики из соседних скандинавских стран резко критиковали норвежское правительство за «изоляционизм», а бывший министр экономики Швеции Б. Розенгрен в связи с этим назвал Норвегию «последним советским государством».

Высокая степень государственного регулирования и вмешательства государства в эконо­мику, а также тяжелое налоговое бремя отрицательно сказались и на норвежском торговом флоте, который остается третьим в мире по тоннажу.

Неблагоприятны и перспективы судостроительной промышленности. В ближайшие меся­цы ожидается закрытие нескольких верфей, сотни судостроителей будут уволены.

Однако, несмотря на все эти опасения и пессимистичные прогнозы, Норвегия, по данным ООН, последние два года оставалась мировым лидером по уровню и качеству жизни, опережая по этому показателю Швецию и Канаду. Критерием для этих оценок послужили средняя продол­жительность жизни в Норвегии (78,5 года), уровень образования и доход на душу населения (28 тыс. евро в год). По другим показателям Норвегия, по оценке ООН, также занимает неплохие места в мировом рейтинге.

По оценке Норвежского статистического бюро, экономика страны в настоящее время переживает рецессию, и в текущем году спад, как ожидают, будет еще большим, чем в прош­лом. Как сказал норвежский министр финансов П.-К. Фос, Международный валютный фонд, анализируя положение в экономике разных стран мира, хотя и признал, что Норвегия проводит «солидную» экономическую политику, тем не менее напомнил о том, что «изобилие порождает самодовольство». Это, по мнению Фоса, чревато серьезными негативными последствиями для норвежской экономики.

Похоже, что Казахстан сегодня вступил на такой же путь. Значит, конец его будет такой же, законы рыночной экономики никто не отменит. К тому же для траты с размахом этих «шальных» денег ухитрились создать в XXI веке, в принципиально иной эпохе, чем эпоха середины XX века, характерные для того времени так называемые чисто государственные институты развития, ко­торые способны придумать самые ухищренные способы траты нефтедоходов. И, как будто этого мало, для пущей уверенности в государственной масштабности тратах, решили дальше расши­рить их состав. Напрасно предприниматели надеются так просто иметь доступ к этим дешевым деньгам, чтобы, как говорится, не прозевать свой лакомый кусок от «нежданно и негаданно» вновь испеченного большого государственного «пирога». Однако если он и достанется, то только с «обязательными условиями», и то не всем желающим. Они сами сумеют найти способы, как «лучше» их потратить.

Если говорить серьезно, то создание этих институтов было глубоко ошибочным, поскольку они будут тратить государственные финансы - средства - не более эффективно, чем само пра­вительство, ведь для этого они в своих мотивах не расходятся, а источник-то один - избыточные государственные бюджетные средства, полученные от нефтедоходов. При этом государственные средства, кем бы они ни тратились, будут иметь один итог: разворовывание и неэффективное использование. Государственные средства практически никто не будет экономно и эффективно тратить на решение государственных задач. Тем более что эти институты, являясь, по сути, ком­мерческими организациями, работают в неконкурентной среде и при еще слабых государствен­ных и гражданских институтах. Наоборот, они будут препятствовать возникновению эффективно работающих на рынке частных институтов развития, становлению конкурентной среды. Частные институты развития никак не смогут конкурировать с институтами развития, широко пользую­щимися только государственными ресурсами бесплатно и без риска. Эти институты развития могут стать, в конечном счете, институтами не развития, а застоя или, еще хуже, кризиса.

Государственное инвестирование производства по приоритетным отраслям с целью реа­лизации стратегии индустриально-инновационного развития может означать только одно — по­пытку провести модернизацию экономики «сверху». Такой сценарий тоже не нов. Россия мо­дернизацию проводила при Петре I и при Сталине (в бывшем СССР), модернизация «сверху» использовалась в Южной Корее, в 50-60-е годы - в Японии, а также в некоторых странах ЮВА (например, в Малайзии, Сингапуре).

Модернизация «сверху» - это путь усиленного воздействия государственной власти на достижение целей модернизации. Это означает перераспределение валового продукта в пользу государства, концентрацию в его руках ресурсов, необходимых для массовых государственных инвестиций в реконструкцию народного хозяйства, а также масштабное использование властно­го, административного или даже репрессивного ресурса для принуждения людей к действиям в целях модернизации ради «общественного блага», в интерпретации властей. Это возврат к моби­лизационной экономике, господствовавшей в России более 70 лет и приведшей ее к краху (здесь под Россией подразумевается СССР. - А.Е.).

Модернизация «сверху» Петром I, как пишет Е. Ясин, считается успешной, хотя стоила России трети населения. При Сталине жертвы были несколько меньше, но отличались высоким «качеством» - была истреблена в основном элитная часть населения, носители интеллектуально­го потенциала различных наций в СССР'.

Что касается Южной Кореи, то там действительно были достигнуты большие успехи, кото­рые приписываются «чеболизации», суть которой - распределение государственных капиталов через крупные финансово-промышленные группы, так называемые «чеболи».

Однако, говоря о «корейском экономическом чуде», президент Южной Кореи Ким Дэ Чжун, избранный как раз в 1997 году, говорил примерно так: «Все говорят о «корейском экономическом чуде», но нужно ли было стране такое чудо, достигнутое большим кровопролитьем и крупно­масштабной коррупцией, охватившей все ветви и уровни власти, вплоть до президента, тогда как Тайвань и Япония достигли еще лучшего чуда без такой цены, только на демократической основе?»

Мы сегодня видим в Казахстане и усиливающуюся концентрацию ресурсов в руках госу­дарства, перераспределение ВВП в его пользу (доля госбюджета в ВВП постоянно растет), оно инвестирует несырьевой сектор, либо само государство непосредственно, либо сами произво­дители, но за счет полученных в кредит государственных средств, и интерпретацию всего этого как заботу государства о благе всего общества, чтобы направить ресурсы страны в «нужном» на­правлении, которое может знать только государство, чтобы быстрее достичь благородных целей, войти в число 50 конкурентоспособных стран, доведя уровень ВВП на душу населения с 61-го места до 50-го за 11 лет, и т.д.

Раз так, то, конечно, лучше проводить модернизацию «сверху», под руководством всевидя­щего и всезнающего государства, разве это не привлекательно? Как можно устоять перед таким соблазном?

Однако боюсь, что в современных условиях такой шаг в модернизации экономики обречен на провал, т.к. эпоха другая, современные тенденции в развитии и экономики, и политической и общественной жизни - принципиально иные. Теперь, как уже отмечалось, «чеболизация» не­возможна, хотя государство уже приняло ряд шагов по «холдингизации» и намеревается внима-

'Ясин Е. Перспективы российской экономики: проблемы и факторы роста//Общество и экономика. 2002. № 2. С. 106.
тельно изучить для этого опыт Кореи, Малайзии и Сингапура. Правда, принуждать людей, несо­гласных с такой политикой, у нас не придется, т.к. у людей нет средств для частных инициатив и инвестиций, а у кого они есть, они давно уже их вывезли и надежно спрятали. А раз так, то люди сами согласны с проводимой модернизацией «сверху», нет резона возражать и пусть государство тратит свои средства. Но только нет сомнений в том, что эти государственные деньги развору-ются или будут неэффективно использованы. Тогда модернизация может обернуться подлинной трагедией для нашего народа.

§ 3. Политика мягких бюджетных ограничений должна уступить место жестким

Такая политика фискальной экспансии одновременно сопровождается проведением так называемой политики мягких бюджетных ограничений (МБО), суть которой в том, что целым группам компаний оказывается регулярная помошь на протяжении длительного време­ни, предсказуемым способом. Это бюджетные субсидии, покрывающие убытки фирм; налоговые льготы; кредиты, предоставляемые государственным банком, если даже он знает, что заемщики не смогут выполнить своих обязательств, государство соглашается с нарушением условий кре­дитования и смягчаются проблемы платежей; административное регулирование цен, в частности тарифов на услуги естественных монополий. В случае Казахстана сюда можно включить и при­нуждение предприятий - экспортеров продукции размещать определенную часть своих заказов на оборудование и сервисные услуги среди отечественных предприятий, заранее зная, что по­следние не могут предоставить конкурентоспособную продукцию.

Известно, что Казахстан предоставляет сельскому хозяйству бюджетные субсидии в разме­ре, превышающем ЗСМЮ% валовой продукции отрасли, пассажирским перевозкам по железной дороге.

Налоговые льготы предоставляются по корпоративному подоходному налогу: инвесторам по Закону «Об инвестициях» (частичное и полное освобождение), производителям продукции с высокой добавленной стоимостью (частичное освобождение), предприятиям нефтехимической продукции (полное освобождение), производствам через специальные экономические зоны (пол­ное освобождение). Сегодня 95% корпоративного налога поступают от 6 компаний сырьевого сектора. Из других секторов мало кто платит этот налог, он испаряется в среде налоговых льгот. Большие льготы по НДС и пошлинам получают иностранные компании на импортируемые ин­вестиционные товары, а также производители продукции с высокой добавленной стоимостью.

Правительство стало широко практиковать кредитование по льготному режиму непосред­ственно из бюджета и через институты развития (Банк развития, Инвестиционный фонд, Ин­новационный фонд). Этот вид расхода, по моим оценкам, как уже отмечалось, только по некон­солидированному государственному бюджету в 2005 году достиг 32-34%, или 9-10% от ВВП. Кроме того, Банк развития в 2005 году принял на кредитование 27 проектов на сумму 708,3 млн долларов США, Инвестиционный фонд - 18 проектов на сумму 935,4 млн долларов США, Инно­вационный фонд - 20 проектов.

В экономике имеет место скрытая субсидия, она обеспечивается электроэнергией, газом, железнодорожными услугами по заниженным тарифам с целью недопущения повышения цен на бензин, зерно и другие товары, их вывоз за пределы страны квотируется, производителей вы­нуждают подписывать меморандумы на поставку сырья на внутренний рынок по установленным ценам и т.д.

В экономике ежегодно функционируют 36-38% убыточных предприятий, от общего числа отчитавшихся перед статистикой предприятий. Правительство мирится с неуплатой ими налогов, платежей по кредитам, электроэнергии и газу и т.д.

Однако государство, проводя наряду с политикой «дешевых денег» и политику мягких бюд­жетных ограничений, не остается в долгу перед предпринимателями в дележке «пирога» - госу­дарственных нефтяных доходов. Правительство Казахстана проводит эту политику со времени начала рыночных реформ. С тех пор мы прошли самые разные формы прямого бюджетного ин­вестирования, льготного кредитования из бюджета и ресурсов Национального фонда, косвенного кредитования отраслей через Фонд экономических преобразований, предоставления разных яв­ных и скрытых субсидий и субвенций, прощания неплатежей перед бюджетом, включая неуплату налогов, за электроэнергию и газ, налоговых льгот, создания свободных экономических зон со всевозможными льготами и преференциями.

После некоторого затишья в 2001-2003 годах в стране начался новый этап широкомасштаб­ного льготного государственного инвестирования, оживления явных и скрытых субсидий, на­логовых льгот, создания СЭЗ и т.д. Все это делалось тогда и делается сейчас будто бы ради за­щиты отечественного производства и обеспечения социальной защиты населения посредством прежде всего сохранения действующих предприятий и стимулирования роста инвестиций и про­изводства в заранее определенных правительством приоритетных отраслях экономики. Ради это­го государство, проводя политику МБО, проявляло терпимость к неуплате налогов, невозврату кредитов, неплатежам за поставку энергоресурсов, проявляло всепрощенческое отношение ко всем старым предприятиям и даже поощряло их за сохранение старой собственности. Законы «О банкротстве», «О конкуренции и ограничении монопольной деятельности», равно как и многие другие законы, существовали во многом формально, не находили реального применения.

Рассмотрим, чем оборачивается такая политика МБО на деле. Прежде всего, она оборачи­вается для экономики растущим из года в год ненефтяным бюджетным дефицитом, вызываемым налоговыми льготами, предоставляемыми ненефтяным торгующим отраслям по разным услови­ям, снижающими их доходность при все более разбухающих бюджетных расходах.

Показатели фискальной политики

Показатель	2001	2002	2003	2004	2005
Номинальный объем ВВП. млрдтг	3250,6	3776.3	4612	5870	7453
Темп роста номинального ВВП. %	125,0	116,2	122.0	130	126,0
Расходы государственного бюджета к ВВП, %	23.4	22,1	23.2	23.9	26.5
Темп роста, %	126,2	109,8	128.1	123.9	147.0
Поступления в бюджет, % ВВП	23.0	21,7	22,2	22.0	23.0
Дефицит бюджета, % к ВВП	-0,4	-0.3	-1,0	-0.3	0.7
Дефицит бюджета с учетом НФК. % ВВП	5,7	2.6	4.0	2.4	0,62
Ненефтяной дефицит, % ВВП	-2,0	-3.4	-4,8	-4.9	-5,0
Сбережения нефтяных доходов в НФК,% от общего поступления	53,3	18.3	25.8	27,2	42,0

Так, с 2001-го по 2005 год ненефтяной бюджетный дефицит вырос с 2 до 5% ВВП, этот дефицит покрывается за счет привлечения в бюджет части нефтяных доходов, которая должна была бы поступать в Нефтяной фонд Казахстана (НФК) в размере, определяемом ценой отсече­ния нефти.

Оказалось, что, несмотря на сложившиеся после 2002 года тенденции роста доли фонда в нефтедоходах, поступающих в распоряжение государства, она остается весьма низкой по срав­нению с долей бюджета. Так, после размещения в нем в 2001 году, т.е. в год его создания, 53,3% нефтедоходов эта доля в 2002 году резко снизилась до 18,3%, однако затем она стала расти, и в 2005 году произошел ее резкий рост до 42%. Тем не менее основная часть нефтедоходов государ­ства расходуется через бюджет. За пять лет реальные сбережения нефтедоходов в НФК составили лишь 18%, свыше 80% были израсходованы.

Подобное положение позволяет правительству составлять бюджет с профицитом. Однако из-за постоянного роста ненефтяного дефицита бюджета его размер, соответственно, снижает­ся. За 2001-2005 годы он снизился с 5,7 до 0,62% ВВП. Тем не менее бюджет все-таки в целом утверждается, как ни странно, с небольшим, но дефицитом: от 0,3 до 1% ВВП. По существу, он образуется искусственно с целью выпуска государственных облигаций для продажи пенсион­ным фондам, т.е. для искусственной их поддержки. Это также можно отнести к политике МБО, причем с экономической точки зрения совершенно неоправданной, а потому неприемлемой, по­скольку экономика не знает такого подхода, когда государство, имея сбережения, превышающие его расходы, делает в бюджете дефицит - и для его покрытия заимствует средства с рынка с воз­награждениями. Более правильно было бы субсидировать из бюджета потери НПФ из-за роста инфляции и образования у них отрицательных процентов по доходности вложений своих средств в разные операции.

Однако у сложившейся практики разработки бюджета и использования нефтедоходов есть одно неприятное макроэкономическое последствие. Поскольку ненефтяной дефицит бюджета растет, а на его покрытие привлекается основная масса нефтедоходов государства, за счет повы­шения из года в год цены отсечения нефти, размер реально поступающих в бюджет нефтедоходов значительно превышает тот уровень, который определяется долгосрочной средней расчетной ми­ровой ценой нефти для произведения отчислений в НФК. Следовательно, сумма превышения, на­правленная на покрытие бюджетного дефицита, поступает в бюджет за счет денежной эмиссии, а такой дефицит непременно является мощным источником инфляции, которая дестабилизирует макроэкономическую ситуацию в стране.

Это слишком высокая цена налоговых льгот, предоставляемых для стимулирования инве­стиций и роста производства в отраслях, выделенных в качестве «локомотивов» экономического роста. На самом деле это неоправданная цена.

Дело в следующем. В современных условиях, когда весь мир уже развивается в постинду­стриальной эпохе, где экономика функционирует и развивается иначе, чем в индустриальной, для последней была характерна высокая концентрация производства в «промышленных гигантах»,

которые строились по принципу организации крупномасштабного конвейерного производства в основной массе стандартизированной продукции, рассчитанной на не отличавшиеся разноо­бразием потребности усредненного потребителя, представлявшего тогда преобладающую часть членов общества, и это давало эффект экономии на масштабах. Этим принципам соответствовала стабильность производственных и технологических процессов и более или менее простая струк­тура экономики, поскольку на «промышленных гигантах» концентрировались основные ресурсы страны, а таких «гигантов» в каждой отрасли было немного.

Поэтому такой способ производства допускал и даже нуждался в четкой координации дея­тельности «гигантов индустрии», позволял более или менее удачно выделять отраслевые приори­теты, на которые возлагалась роль «локомотива» прорывного роста экономики. При стабильности производственных и технологических процессов, массового производства стандартизированной продукции эти отрасли могли оставаться приоритетными в течение достаточно длительного вре­мени, измеряемого несколькими десятками лет. Такая система нуждалась в едином координиру­ющем центре, роль которого, естественно, выпала на долю государства, чем было вызвано его широкомасштабное вмешательство в экономику, чтобы обеспечить перераспределение капитала в пользу приоритетных отраслей и защитить их интересы на внутреннем и внешнем рынках. В середине XX века такая тенденция была развита не только в СССР, но и в ряде капиталистиче­ских стран: в Японии, Южной Корее, Франции, в XIX веке и в Германии.

Совершенно другое дело - постиндустриальная эпоха развития человеческого общества. В ней все определяется тем, что экономика базируется на широком использовании динамично меняющихся высоких технологий, гибких производственных систем, высокотехнологичной и наукоемкой продукции с высокой добавленной стоимостью, в условиях острой международной экономической конкуренции. Масштабное скоротечное развитие информатики и электроники, возрастание их определяющей роли в современных технологиях и производствах продукции формируют принципиально новое потребительское поведение, новую форму организации произ­водственных и технологических процессов, обеспечивающих их гибкое подстраивание под дина­мично меняющиеся и все более индивидуализирующиеся многообразные потребности общества. Все шире раскрывающиеся возможности компьютерных систем, человеческих знаний позволяют разрабатывать все более изощренные технологии, виды продукции и услуги.

Высокие технологии могут быть широко и эффективно использованы, а наукоемкая продук­ция с высокой добавленной стоимостью может быть произведена в любой отрасли экономики. Сегодня в экспорте продукции развитых стран до 50% приходится на долю высокотехнологич­ных и наукоемких товаров, относящихся к самым разным отраслям, от сантехники до компьюте­ров и сотовых телефонов. Эти страны тратят до 4% ВВП на НИОКР.

Все эти процессы происходят в условиях нарастающей экономической глобализации и международной конкуренции, движущей силой которых являются высокие технологии. Они уже ведут к ускоренной интернационализации хозяйственных связей, производства товаров и услуг, самих фирм и рынков, экономического сотрудничества с разными странами мира, в результа-

те чего происходит интенсивный процесс обмена товарами, услугами и капиталом, причем их международные потоки становятся беспрепятственными и быстротечными.

Рассмотренные характерные черты постиндустриального развития делают невозможным и бессмысленным прямое регулирование государством экономических процессов, выделение при­оритетных отраслей и концентрацию в них кредитных и налоговых ресурсов. В такой ситуации никто не может, как и в XIX веке и в середине XX века (и то только в основном в азиатских странах), безошибочно определять приоритетные отрасли, а ошибки, допущенные в приорите­тах, обойдутся слишком дорого - вплоть до отмены приоритетности их, с потерей огромных, уже затраченных, ресурсов. Так, когда предприниматели Финляндии занялись исследованием и развитием производства мобильных телефонов, никто не знал, что скоро они достигнут фено­менальных успехов, что эта продукция выведет Финляндию в 2001 году на 1-е место по конку­рентоспособности, вытеснив такие страны, как США, Сингапур, Великобритания и др. Другой пример: в 2002 году правительство Сингапура определило приоритетными для страны высоко­технологичные отрасли, а через год выяснилось, что «локомотивом» ее экономики стало судо­строение, на которое правительство вообще не обращало внимания.

В условиях быстрой сменяемости высоких технологий и динамичности производства нет смысла выделять приоритетные отрасли, в индустриальной же эпохе приоритетные отрасли мог­ли оставаться таковыми в течение 30-40 лет. За этот период такие отрасли могли выполнять роль «локомотива» и обеспечивать экономический прорыв. Теперь не будет даже одной трети такого периода. Никто не знает и не может знать, какая отрасль или производство сделает в стране экономический прорыв. Поэтому следует отказаться от установления «сверху» отраслей-локо­мотивов. Правительство не должно злоупотреблять возможностью не отвечать за свои ошибки, отвечать в худшем случае оно будет только деньгами налогоплательщиков, значит, риска для него - никакого.

За какой сектор или отрасль взяться с учетом того, какие факторы страны могут создать определенные конкурентные преимущества при данных условиях, - должны решать только част­ные предприниматели, которые рискуют своими деньгами и своим пребыванием на рынке. Что касается правительства, то пусть оно создает для этого все благоприятные условия, чтобы пред­приниматели активно проявляли свои инициативы, без хлопот и издержек вкладывали свои кров­ные деньги в выбранное ими же дело, не боясь потерять их не в конкурентной борьбе на рынке, а в неравной борьбе с бюрократией: из-за непредвиденных расходов, налетов чиновников, пере­дела собственности и т.д. Мало ли за что бюрократия борется?

Выделение приоритетных отраслей неприемлемо и в связи с тем, что оно сопровождается перераспределением больших ресурсов в их пользу через бюджетные субсидии, льготное налого­обложение, льготные кредиты и другие преференции, причем не на один год, а сразу же на 5-10 лет, с неизвестным конечным результатом, ведь за это время высокие технологии поменяются, конкуренция станет другой, товары, пользующиеся повышенным спросом, окажутся не те, да и производители могут оказаться не теми, за кого они себя выдавали.

Все дело в том, что мы - страна догоняющего развития, специфика которого заключается в том, что пока наша страна покупает высокие технологии (а покупать приходится уже запу­щенные в эксплуатацию технологии), то может случиться так, что когда мы завершим создание производства новых видов продукции на приобретенных высоких технологиях, другие страны уже далеко уйдут вперед. Причем никто не знает, в каком направлении придется идти, ведь раз­работка высоких технологий находится практически в непрерывном развитии.

Выделение индивидуальных льгот отдельным отраслям, их производственным субъектам создает неравные конкурентные условия в экономике. Одни должны будут повышать конкурен­тоспособность за счет льгот, а другие - без оных. Одним - пряник, а другим - кнут. В последние годы в стране для предоставления таких «пряников» происходит массовое движение за создание специальных экономических зон (СЭЗ), в некоторых регионах они уже действуют. Скоро будет выстраиваться парад СЭЗ. Между тем товаропроизводители свою конкурентоспособность долж­ны достичь не льготами, а ростом производительности труда и капитала за счет внедрения луч­ших технологий, современного оборудования, высокой квалификации работников, организации бизнеса, активного менеджмента и др.

Если решили опираться на М. Портера, то надо опереться не на его авторитет, а на его реко­мендации. Раз высокотехнологичное производство может быть создано в любой отрасли, то все товаропроизводители должны находиться в равных конкурентных условиях. Конкурировать надо честно, а не за счет чьей-то особой поддержки.

С 1991 года в стране ради увеличения объемов производства, ради производства продук­ции высокой степени готовности и ради стимулирования инвестиций и т.д. создалась не одна СЭЗ. Но ни одна цель не была достигнута, СЭЗ завершались ликвидацией, только потеряв при этом огромные государственные ресурсы, причем они, как правило, превращались во внутрен­ний «офшор». И нет никаких гарантий, что теперь будет иначе: и лица - те же, и цели - те же, и способы их создания - те же.

Через какие бы каналы или механизмы ни предоставлялись эти налоговые и кредитные льготы, субсидии, в условиях слабых политических, экономических и правовых институтов они становятся важным источником коррупции. Кроме того, налоговые льготы, увеличивая денеж­ную массу в обращении, затрудняют и борьбу с инфляцией.

В настоящее время мы настолько увлеклись льготами, что в стране уже применяется двой­ное льготирование производителей: сначала хозяйствующие субъекты, как приоритетные, полу­чают государственные льготные кредиты, а затем - как инвесторы или как субъекты СЭЗ - на­логовые льготы. А все это происходит, в конечном счете, за счет эффективно работающих на рынке и законопослушных товаропроизводителей и граждан, которые честно рассчитываются с государством по налогам. К сожалению, поддержка под разными предлогами и механизмами (как правило, уже изжившими себя) неэффективно и даже нечестно работающих товаропроизво­дителей за счет эффективно работающих хозяйствующих субъектов и законопослушных граждан становится системой.

Глубокое заблуждение, что, сохранив с помощью таких поблажек, т.е. МБО, доминирую­щие на рынке неэффективные старые предприятия с отсталыми технологиями и производством простейших традиционных товаров, мы защитим их работников и что эти предприятия станут эффективными и конкурентоспособными. За все эти годы на таких предприятиях практически ничего не изменилось. Они даже не пытались изменить ситуацию с помощью инвестирования производства, реконструкции и реструктуризации, переориентировать предприятия на выпуск продукции, пользующейся спросом. Политика МБО никак не стимулирует их к изменению своей инвестиционной политики, к внедрению высоких технологий, к реструктуризации предприятий. Они, почувствовав, что их призывы защитить отечественных товаропроизводителей от иностран­ных конкурентов, сохранить казахстанские отрасли, иначе можем остаться без многих из них, и чтобы они стали конкурентоспособными, внедряли высокие технологии, им нужно помочь на­логовыми льготами, низкопроцентными кредитами, субсидиями и т.д, находят отклик у власти, сейчас еще громче стали выражать свои призывы в преддверии ожидания вступления Казахстана в ВТО.

Известный экономист П. Хейне точно описал подобное поведение товаропроизводителей. Он как бы предупреждал: «важно помнить, что наиболее эффективное давление на государствен­ную политику оказывают не потребители, а производители, и слишком часто эта политика бу­дет формироваться под давлением стремления производителей защищать себя от суровых за­конов конкуренции жизни»¹. Похоже, что такое давление по-прежнему безупречно сказывается на политике правительства. Политика МБО и государственное кредитование инвестиций только усиливаются, а это помогает товаропроизводителям не реструктурировать свои предприятия, а сохранить дальше старые продукты, технологии, формы организации производства. Иными сло­вами, политика МБО консервирует технико-технологическую отсталость, поощряет неэффектив­ных собственников и малокомпетентных менеджеров на сохранение своих старых предприятий, что связывает огромные ресурсы, которые могли бы быть эффективно использованы на другие цели или на хорошо адаптированных к рынку предприятиях.

Следовательно, предотвращение ликвидации старых предприятий и сохранение рабочих мест с помощью государственного инвестирования и проведения политики МБО будут стоить слишком дорого. Чем дольше эта политика будет продолжаться, тем дороже она обойдется стра­не. Если такая политика будет продолжаться, то велика вероятность того, что инфляция не просто придет к двухзначному числу, но и вся макроэкономическая ситуация может в ближайшие годы выйти из-под контроля, ибо слишком много стали тратить, раздавать популистские обещания, создали денежный ажиотаж, кредитный и потребительский бум, в экономике происходит силь­ный перекос в спекулятивный сектор: строительство жилья, купля-продажа финансовых активов и активов недвижимости. Мы не должны забывать, какой дорогой ценой нам досталась нынеш­няя макроэкономическая стабильность в 90-е годы. Дестабилизировать ее нетрудно, для этого большого ума не надо, только тратьте деньги, но стабилизировать ее потом будет очень трудно. Мы на своем опыте убедились в этом. Заодно и бездарно проедим все нефтяные доходы и пустим на ветер свои нефтяные ресурсы

'Хеше П. Экономический образ мышления. М, 1991. С. 296.

Отсюда следует единственно верный вывод: незамедлительно отказаться от государствен­ного инвестирования отраслей, причисленных к приоритетным, раздувания этим бюджетных расходов и от политики МБО перейти к последовательному и решительному проведению по­литики жестких бюджетных ограничений. Это означает отказ от выделения отраслевых приори­тетов, прекращение явных и скрытых субсидий, за исключением сельского хозяйства, льготного кредитования из государственных ресурсов и налогообложения действующих предприятий под предлогом как повышения их конкурентоспособности, так и защиты их от конкуренции и ликви­дации, чтобы сохранить отрасли и рабочие места. Тогда будут торжествовать рыночный механизм и рыночная конкуренция, произойдет естественный отбор: кто приемлет эти условия и быстро сумеет адаптироваться к ним, начнут реструктурировать предприятия, переориентировать произ­водство на выпуск продукции, пользующейся спросом на рынке, изучать рынки, рекламировать свою продукцию, что даст им возможность создавать более привлекательные рабочие места, чем на ныне существующих низкодоходных предприятиях.

Правительство должно открыто заявить о том, что оно не будет вмешиваться в дела пред­приятий и спасать их от ликвидации, Закон «О банкротстве» будет действовать безоговорочно, для всех будут единые правила игры. Такая политика жестких бюджетных ограничений (ЖБО) для эффективных собственников или высококвалифицированных менеджеров станет важным стимулом к проведению структурных преобразований и повышению конкурентоспособности своей продукции, будет вынуждать их наконец-то идти на такие единственно верные шаги.

Конечно, не исключено, что одним предприятиям придется уйти с рынка, а другим потребу­ется определенное время, чтобы переориентировать свое производство на условия рынка, адап­тировать его к рыночным условиям хозяйствования с учетом особенностей современного этапа развития мировых экономических процессов.

Все это, возможно, будет сопровождаться снижением объемов производства и сокращением рабочих мест и занятости. Однако вряд ли это окажется широкомасштабным и долговременным явлением. Во-первых, такая ситуация в условиях рыночной экономики даже в развитых странах - обычное, привычное дело. Во-вторых, мне думается, что не все 36-38% убыточных предпри­ятий работают бесприбыльно. Если бы это было на самом деле так, то столько предприятий не могли бы столько лет существовать, оставаясь все это время убыточными. Они, по крайней мере многие из них, давно должны были обанкротиться. Просто им удается находиться официально в положении убыточных предприятий и получать явные и скрытые субсидии, налоговые льготы и использовать их, да еще впридачу скрываемая в личных целях прибыль.

Политика ЖБО вынудит их раскрыться, отражать в бухгалтерских и финансовых балансах, отчетах свое реальное финансовое состояние, стимулирует их на эффективную работу по еди­ным для всех хозяйствующих субъектов правилам.

В-третьих, нельзя сказать, что сегодня на этих предприятиях не происходит большого отто­ка работников, что они предоставляют привлекательные рабочие места, не ущемляют работников по условиям и оплате труда, что люди ими довольны и не хотели бы уйти, если бы у них были другие возможности.

Переход к жестким бюджетным ограничениям не оставит собственникам и менеджерам многих неэффективно работающих сегодня предприятий обрабатывающего сектора ничего, кро­ме как либо перейти к активным действиям по кардинальной реструктуризации своих предпри­ятий, распродаже ненужных активов (а не хвастать, что они сохранили их, и превратить это в аргумент на получение льготных кредитов, налогообложения и субсидий) и перестройке своей инвестиционной политики, либо обанкротить свои предприятия и создать вместо них принципи­ально новые рыночные, совместные с иностранными партнерами предприятия.

Когда они лишатся опеки правительства с помощью МБО, у них не останется иного выхода. А это означает, что нынешние старые предприятия традиционных отраслей обрабатывающего сектора станут эффективными, а значит, будет расти производство и появятся рабочие места, которые будут привлекательными, в стране возрастет занятость, увеличатся доходы предприятий и населения, усилится инвестиционная деятельность предприятий, расширится налоговая база, что приведет к более высокому уровню доходов государства, будет осуществляться социальная защита населения.

При росте безработицы на начальном этапе перехода к ЖБО можно будет выдавать без­работным, появившимся из-за ликвидации предприятий, в течение года, например, приличные пособия по безработице за счет отмененных МБО. Это обойдется государству, стране намного дешевле, чем опекать, как младенцев, старые предприятия и практически содержать их на гос­обеспечении, мириться с непроизводительной тратой огромных ресурсов страны.

И это не все. Дело в том, что переход к ЖБО будет иметь непосредственным следствием устранение главных факторов, вызывающих рост инфляции и способствующих укреплению кур­са тенге, начнется резкое улучшение макроэкономической ситуации в стране. А ведь макроэконо­мическая стабильность, сбалансированный бюджет, низкая инфляция и устойчивая национальная валюта должны рассматриваться как социальные факторы, гарантирующие свободу личности, права собственности и перспективу деловой активности. Как утверждает Е. Ясин, именно этот смысл Л. Эрхард вкладывал в слово «социальная» в модели социальной рыночной экономики.

Таким образом, нетрудно заметить, что политика ЖБО не будет иметь тяжелых социальных последствий, какими власти пугают товаропроизводителей, наоборот, они оздоровят экономику и создадут благоприятные условия для социального развития населения. Социальные послед­ствия, которые неизбежно будут в начальный период перехода к ЖБО, будут носить скорее пси­хологический, а не материальный характер.

В итоге мы видим, что ЖБО ведет к макроэкономической стабилизации, от которой сильно зависят как структурные преобразования и повышение конкурентоспособности экономики, так и социальная защита населения, рост уровня жизни. Следовательно, переход к ЖБО, по Й. Шум-

петеру, означает созидательное разрушение, без которого Казахстану ни диверсифицировать, ни поднять конкурентоспособность экономики. Чем скорее мы это поймем, тем быстрее решим про­блемы социально-экономического развития страны.

§ 4. Макроэкономическая стабилизация нуждается в комплексе монетарных и немонетарных мер

Как показал анализ, макроэкономическая стабилизация снова становится наиболее при­оритетной проблемой устойчивого экономического роста в Казахстане. Было показа­но, насколько тесно она связана как с модернизацией экономики, так и с более качественной социальной защитой населения. Тем более важна сейчас проблема макроэкономической стаби­лизации, что над ней нависает серьезная угроза, усиливается вероятность резкого скачка инфля­ции и потери устойчивости тенге, обусловленная сильным воздействием на экономику Казах­стана аномально высоких мировых цен на нефть и ведением в последние годы правительством и НБК недостаточно ответственной экономической политики, если не сказать - популистской, приведшей к смене модели экономики: переход от либерально-ориентированной модели к ярко дирижистско-ориентированной. Об этом свидетельствуют: усиленное перераспределение вало­вого внутреннего продукта в пользу государства; концентрация больших финансовых ресурсов в бюджете и наращивание по разным каналам объема государственного инвестирования про­изводственных отраслей экономики, особенно топливно-энергетического комплекса и сельского хозяйства, жилищного строительства, ипотечного кредитования и недвижимости, увеличение расходов на оборону и поддержку общественного порядка и безопасности; взятие курса на го­сударственную «холдингизацию» экономики, раздачу неэффективно работающим компаниям и объявленным приоритетными отраслям широкого набора кредитных и инвестиционных, налого­вых и ценовых льгот и явных и скрытых субсидий, принятие мер, нарушающих право собствен­ности и негативно влияющих на деятельность компаний-экспортеров сырьевого сектора; мягкую денежно-кредитную политику и др.

Денежные власти перестали адекватно оценивать возможные последствия для экономики Казахстана проводимой ими экономической политики и изменения конъюнктуры мирового рын­ка, у них вошло в привычку отрицание явных угроз «перегрева» экономики, «голландской бо­лезни», роста инфляции, потери конкурентоспособности отечественных товаров. Информация и оценки об этих угрозах со стороны воспринимались нервозно, как посягательство на профес­сиональную честь, как попытки поставить под сомнение их компетентность; они разуверились в своей непогрешимости. Потеряна глубокая системная прогнозно-аналитическая работа на вы­соком профессиональном уровне, они ограничивались поверхностными оценками ситуации на основе частных факторов.

Только третий год подряд неумение удержать растущую инфляцию в пределах рамок, за­явленных в планах и бюджете, и угрожающее укрепление реального обменного курса тенге, сис­тематическое заметное расхождение в течение трех лет между заявленными и фактическими мак­роэкономическими параметрами слегка потревожили денежные власти страны только во второй половине 2005 года.

Однако денежно-кредитные меры, предпринятые НБК и АФН, были недостаточно жест­кими и запоздалыми. Повышение ставки рефинансирования на один процент практически не оказало заметного влияния ни на инфляцию, ни на экономику в целом. Этот инструмент остается в руках НБК пока малодейственным, а потому и малопригодным для регулирования одновремен­но и роста экономики, и инфляции, и обменного курса, и безработицы, и процентных ставок за кредиты, в отличие от учетной ставки, ставки рефинансирования в руках центральных банков развитых стран.

Что касается сжатия денежной массы, то оно было далеко не достаточным, рост ее объема только слегка замедлился, он оставался очень высоким - 125%. Даже верные и эффективные де­нежно-кредитные меры, принятые не вовремя, не могут улучшить ситуации. А недостаточно эф­фективные меры не могут заметно повлиять в этом и в следующем годах на макроэкономические параметры. Если даже в этом году будут приняты жесткие меры, они сегодняшнего положения не изменят, поскольку изменение денежно-кредитных параметров не может действенно сказаться на инфляции в краткосрочном периоде, т.е. менее чем за двенадцать-пятнадцать месяцев. Такова закономерность, выявленная крупными учеными-экономистами из мировой практики и обосно­ванная монетарной теорией.

Боюсь, что инфляция будет расти до двузначного числа.

Монетарные меры:

•  незамедлительно взять под постоянный, строгий контроль динамику денежной массы и наличных денег в обращении, существенно снизить их уровень так, чтобы к концу среднесрочного периода ежегодный рост денежной массы не превышал 10-12%. Это позволит резко снизить объем массы денег и способствует устранению возникшей диспропорции между ростомденежной массы, с одной стороны, и ростом номинального объема ВВП и внутренних цен, с другой. Это выбьет почву из-под ног роста инфляции. Следует активно использовать операции на открытом рынке ценных бумаг как наиболее эффективный инструмент ограничения денежной массы; обеспечить рост денежной массы только постоянными темпами, не допуская каких-либо заметных скачков в темпах ее роста;

•  проанализировать причины слабого действия ставки рефинансирования на макроэкономические параметры, особенно на инфляцию и процентные ставки коммерческих банков, выработать меры по повышению ее эффективности;

•  повысить уровень и эффективность пруденциальных требований к БВУ;

•  минимизировать поступления нефтедоходов на внутренний рынок, законодательно ужесточить размер трансферта в бюджет из НФ РК, вынуждая правительство на сокращение ненефтяного бюджетного дефицита; сумма трансферта не должна превышать 7₃ части нефтедохода государства;

•  поощрять вывоз БВУ финансового капитала для инвестирования в экономику других стран и не допускать принятия административных мер в отношении заимствования БВУ на внешнем рынке.

Немонетарные меры:

• ограничить государственный бюджет пороговой величиной 20-21% ВВП;

• не допускать ненефтяной дефицит бюджета выше 3-3,5% ВВП;

• избавить бюджет от несвойственной государству функции - инвестирования развития торгуемых отраслей экономики;

• отказаться от практики ежегодного пересмотра «цены отсечения» нефти в зависимости от уровня роста мировых цен на нефть;

• отказаться от выделения приоритетных отраслей с предоставлением им налоговых и кредитных льгот и преференций;

• отказаться от создания СЭЗ внутри страны, создавать их только в анклавах с целью содействия экспорту готовой высокотехнологичной продукции и развития приграничной межгосударственной торговли (как зоны свободной торговли);

• отменить индивидуальные налоговые льготы, кроме тех, которые установлены по контрактам с иностранными компаниями, а также явные субсидии, предоставляемые отраслям (кроме сельского хозяйства), скрытые субсидии и нерыночным секторам экономики, или сделать их открытыми;

• установить единые необременительные ставки налогообложения для всех хозяйствующих субъектов несырьевого сектора, специальный плоский низкий налог для малого бизнеса;

• усилить контроль за неукоснительным исполнением Закона «О банкротстве»;

• ввести бухгалтерский учет и отчетность, соответствующие мировым стандартам, обеспечить прозрачность финансовой деятельности компаний;

•  определить и регламентировать законом ежегодное эффективное использование части средств НФК исключительно в долговременных национальных интересах страны и без вреда для экономики;

•  улучшить инвестиционный и деловой климат путем либерализации и дебюрократизации экономики, защиты прав собственности, усилением борьбы с проявлениями монополизма, диктовки доминирующих на рынке компаний, снятия всяких административных барьеров и количественных ограничений в целях развития конкуренции, в том числе на финансовом рынке.

Вполне возможно, что не сразу будут вводиться ЖБО, было бы ошибочно рассчитывать на быстрый отказ от принятых МБО, порождающих иждивенчество, беззаботную жизнь для слабых и бесперспективных предприятий. Трудно придется этим предприятиям адаптироваться к новым, исключительно рыночным условиям. Но другого выхода для них нет. Мы уже побывали в не­рыночных условиях 70+15 лет, тоже безрезультатно. Наоборот, опыт перехода к ЖБО Польши, Венгрии, Чехии и других стран Центральной и Восточной Европы показал, что как бы трудно ни было адаптироваться к ЖБО, но можно и нужно, если хотим развиваться, а не пребывать вечно в «застое». Нельзя делать ничего, что будет способствовать сохранению неконкурентных отраслей и секторов экономики.

Глава XI. Новый этап развития казахстанской экономики и ее новые проблемы

§ 1. Казахстан: рост или развитие экономики?

Ни для кого не секрет, что, несмотря на быстрый рост экономики, достигнутый за пос­ледние годы, каких-либо заметных структурных сдвигов в ней еще не произошло. Значит, перед страной стоит главная задача второго этапа посткоммунистической трансформации - не просто закрепить блестящие результаты роста казахстанской экономики, но и обеспечить долговременные, устойчиво высокие темпы экономического роста. Это на новом этапе развития мирового экономического прогресса не менее, если не более сложная задача, чем те, которые страна решала за прошедшие десять лет.

Дж. Кейнс писал, что «то благо, которое несет с собой первый импульс к подъему, как та­ковое является наиболее значимым и одновременно наиболее опасным фактором в дальнейшем движении. Чтобы закрепить это благо, недостаточно просто поддерживать достигнутое, нужен дальнейший подъем». Первый импульс в Казахстане уже есть, а вот с дальнейшим подъемом могут быть серьезные проблемы. По крайней мере, требуются безошибочная экономическая по­литика, большие средства и усилия, потому что речь будет идти не просто о количественном росте, если он будет даже высоким, а о принципиально новых качественных изменениях, т.е. о качественно новом типе роста, точнее, типе развития экономики.

Экономический рост измеряется объемом и темпами роста ВВП или ВНП на душу населе­ния, а главным критерием устойчивого экономического роста выступают среднегодовые темпы роста одного из этих показателей в среднедушевом исчислении в течение продолжительного вре­мени, т.к. именно постоянно возрастающие объемы ВВП (а еще лучше - ВНП) позволяют по­вышать уровень и качество жизни населения, развивать социальную сферу, науку, осуществлять необходимые инвестиции, решать актуальные экономические и многие другие задачи.

Считается, что в стране происходит экономический рост, если темпы прироста ВВП на душу населения превышают темпы прироста населения. Вопрос о том, какими должны быть эти темпы роста ВВП, какие темпы его роста мы можем реально обеспечить, как и за счет ка­ких факторов можно достичь устойчивости экономического роста на долгосрочную перспективу, не является праздным, и сегодня он в центре внимания ученых-экономистов, правительства рес­публики.

Утверждение, что «чем выше рост - тем лучше», неприемлемо, поскольку не всякий рост ВВП, как ни парадоксально, является благом для общества. Чрезмерно высокие темпы эконо­мического роста в течение нескольких лет могут вызвать «перегрев» экономики, ведущий к фи­нансовому кризису и экономической рецессии. Мы знаем это и из истории Великой депрессии 30-х годов, и из прошлогодней ситуации в экономике США. Самый свежий пример «перегрева» с тяжелым и длительным кризисом произошел в конце 80-х годов в Японии. «Перегрев» крайне

опасен, особенно для малых стран с «узким» внутренним рынком, тем более если их продукция еще не приобрела нужной конкурентоспособности на внутреннем и внешнем рынках. В 1995 году даже такая крупная страна с супервнутренним рынком и неплохой позицией на внешнем рынке, как Китай, была вынуждена ставить перед правительством задачу - снизить темпы при­роста ВВП с 14-16 до 8-9%. Напомним, что до этого КНР с 1978 года трижды переживала эконо­мический кризис, обусловленный «перегревом» своей экономики.

Чтобы не встретиться с ним и в 2004 году, правительство КНР обратилось к коммерческим банкам с просьбой не кредитовать экономику, а главные банки США и Великобритании повы­сили свои учетные ставки.

К сожалению, сегодня такая угроза нависает и над казахстанской экономикой. Накопилась избыточная денежная масса, инвестиции и кредиты, в том числе из бюджетных средств, приобре­ли чрезмерно высокие темпы, экономика их «проглотить-то проглатывает, но не переваривает», внутренний рынок «узкий», конкуренция с дешевым импортом высока, но конкурентоспособ­ность отечественной продукции низкая. Об этом сигнализирует чрезмерный рост за последнее время кредитов, бюджетных расходов на капитальные затраты и кредиты, быстро растут цены и спекулятивный бум на рынке недвижимости. Необходимой продолжительностью стабильного роста одни считают срок 5 лет, другие - 10 лет.

Для перехода экономики к фазе устойчивого роста важен вопрос не только и даже не столь­ко высоких темпов роста ВВП, сколько за счет каких факторов и условий они достигаются и какие качественные изменения при этом происходят в экономике, т.е. сопровождаются ли высо­кие темпы экономического роста развитием экономики или нет. Главным условием поддержания высоких, стабильных на длительный период темпов экономического роста являются эффектив­ность производства (высокий рост производительности труда) и высокая конкурентоспособность продукции страны на внутреннем и внешнем рынках в течение продолжительного времени - не менее пяти-семи лет. Отклонение, в частности снижение, темпов роста на один-два года под вли­янием внешних факторов не должно рассматриваться как потеря устойчивости экономического роста. Но длительная высокая конкурентоспособность экономики может поддерживаться не то­варными «шоками», а стабильным и качественным ее ростом.

По крайней мере, для развивающихся стран и стран с переходной экономикой экономичес­кий рост и экономическое развитие не являются синонимами. Экономический рост - это коли­чественный показатель экономики, показывающий лишь рост ВВП на душу населения, который свидетельствует только об одном - просто увеличилось производство товаров и услуг в целом или на душу населения. Такая оценка соответствовала сущности индустриального типа развития экономики. Он может быть достигнут под воздействием одного или двух внутренних и внешних конъюнктурных факторов, за счет роста объемов производства в одной или двух-трех отраслях и т.д. Такой рост ВВП может продолжаться в течение нескольких лет, но в экономике может не про­изойти значительных позитивных качественных изменений. Например, несмотря на трехлетний приличный экономический рост в России, как утверждает Е. Ясин, «деловой и инвестиционный климат не претерпел ощутимых улучшений»¹. Такой же вывод можно сделать и в отношении кон­куренции или развития животноводческого сектора сельского хозяйства в Казахстане.

Другое дело - экономическое развитие. Это не просто темп роста среднедушевого ВВП, а рост с содержательным его «наполнением», каковыми являются обновленный на базе пере­довой техники и новых технологий производственный аппарат, высокий научно-технический уровень развития производства, структура экономики, основанная преимущественно на отрасли производства с высоким уровнем технологичности, наукоемкости и добавленной стоимости, пре­обладание конкурентной продукции, новых видов товаров и услуг, систематический рост про­изводительности труда, уровня и качества жизни населения. Как писал П. Самуэльсон, нельзя стремиться лишь к простому количественному росту производства (пусть даже в расчете на душу населения). Необходимо также внутреннее развитие всей социально-экономической структуры общества².

Высокоразвитая экономика отличается от развивающейся, или от преобразовывающейся, экономики тем, что она является не моноструктурной, а полиструктурной. Это значит, что она достаточно сильно диверсифицирована и состоит преимущественно из прогрессивных отраслей обрабатывающей промышленности с высокой добавленной стоимостью, доля которых в ВВП и экспорте преобладает над долей сырьевых отраслей, а также отраслей, предоставляющих по­требителям разнообразные качественные услуги. Такая экономика намного выгоднее во многих отношениях. Действительно, обрабатывающая промышленность значительно слабее подвержена колебаниям конъюнктуры мирового рынка, она интенсивно развивается под непосредственным воздействием бурно растущего научно-технологического прогресса, в ней находят свое развитие высокие технологии, наукоемкая продукция, производство с высокой добавленной стоимостью. От развития этого сектора во многом зависит реализация главных ценностей постиндустриаль­ной мировой экономики — знание, информация, творческий труд, т.е. накопление человеческого капитала и интеллектуального богатства. Сектор не столь капиталоемкий, не обеспечивает более быстрой отдачи капитала, зато он трудо- и интеллектуалоемкий, в нем в 2-3 раза возрастет ко­личество новых рабочих мест на единицу капиталовложений. Без заметного риска грубо оши­биться перенесем оценки некоторых американских ученых-экономистов, сделанные для России, на Казахстан, и придем к выводу, что стоимость труда здесь составляет лишь 5% от стоимости труда в США, в то время как капитал в 10 раз дороже. Добавим также, что опережающий рост отраслей готовой продукции, и в первую очередь высокотехнологичных, наиболее благоприятен для окружающей среды.

'Ясин Е. Модернизация российской экономики: что в повестке дня//Общество и экономика. 2001. № 3—4. С. 18. ²Самуэльсон П. Экономика. Т. 2. М., 1992.

Страна не может долго базировать свой экономический рост на одном лишь сырье не только по этим причинам, но и, как ни странно, также и с учетом нынешнего уровня мировых цен на нефть (из-за менее прибыльной сырьевой продукции по сравнению с наукоемкой и высокотехнологичной). Так, по опубликованным данным, в конце XX века, например, продажа на мировом рынке одного килограмма сырой нефти приносила 2—2,5 цента прибыли; 1 килограмм бытовой техники - 50 долларов; килограмм авиационной техники - 1 тыс. долларов. Причем только за по­следние два десятилетия XX века уровень цен на промышленную продукцию снизился на 45%. Добавим также, что в автомобиле, например, стоимость сырья составляет всего лишь 10%, зна­чит, переработка сырья у себя принесла бы гораздо большие доходы.

Вот почему Казахстану нужно добиваться перелома в развитии обрабатывающей промыш­ленности и в увеличении доли готовой продукции. Такое качественное изменение в структуре экономики позволило бы Казахстану формировать солидную базу для ее долговременного устой­чивого развития в тесной интеграционной связи с мирохозяйственной системой, поскольку ка­захстанская экономика, приобретя описанную выше черту, перестала бы зависеть от волатиль-ности мировых цен на сырье.

В качестве примера можно указать на экономику США, Канады, ЮАР, Австралии, которые обладают достаточными запасами природных ресурсов, но имеют такую сильно диверсифициро­ванную структуру, что доля сырьевых продуктов остается незначительной. Так, в 90-е годы доля горнодобывающей промышленности в ВВП США составила 1,4%, а обрабатывающей промыш­ленности - 8%, Канады - 3,8 и 23,7%, ЮАР - 7,8 и 38,5%, Австралии - 4,6 и 30,8%, Англии - 1,9 и 10,3% соответственно. Благодаря глубокой переработке исходного минерального сырья при увеличении объема валового продукта минеральной промышленности Канады на 1 доллар сово­купный ВВП страны с учетом мультипликативного эффекта вырастет в среднем на 9,3 доллара, хотя Канада остается крупным экспортером минералов и объем этих товаров является важней­шей составляющей канадского товарного баланса, а в ЮАР мультипликативный эффект увели­чения горнодобывающей промышленности на 1 рэнд дает рост по экономике в целом с учетом межотраслевого взаимодействия на 2,2 рэнда. Экспорт первичных минералов составляет 34,1% всего товарного экспорта этой страны¹'Ситро К., Лгольнг/г/ерМ Рольминерально-сырьевогосектораэкономикивпостиндустриальномразвитии//ЭКО,2001.№3.

В Казахстане доля горнодобывающей промышленности в ВВП в 2005 году составила 15,8%, а обрабатывающей промышленности, включая долю продукции черной и цветной металлургии (4,9% ВВП), которая скорее носит сырьевой характер, нежели характер готовой продукции, - 12,0%. А доля действительно готовых металлических изделий в ВВП составляет всего лишь 0,0-0,2%. Как видно из таблицы, в структуре и промышленного производства, и ВВП доминирует горнодо­бывающая промышленность, причем доля обрабатывающей промышленности снизилась на 0,6%.

Доля экспорта минеральных продуктов занимает в ВВП 33,7%, а включая металлы - 44% ВВП, или 89% всего товарного экспорта страны. Такая высокая доля экспорта минеральных про­дуктов и первичных металлов в ВВП и всего экспорта товаров свидетельствует лишь о преобла­дании в горнодобывающей промышленности первичного сырья и металлов. Поэтому мультипли­кативный эффект увеличения продукции горнодобывающей промышленности незначительный.Доля ВДС самого главного его сектора - нефтяного, по оценке МЭБП, составляет всего лишь 31,6%, т.е. увеличение добычи нефти на 1 доллар за баррель дает рост по экономике в целом на 32 цента, что говорит о слабой связи добычи и экспорта нефти с другими отраслями экономики страны. Отрасль пользуется услугами лишь железнодорожного транспорта, энергетики и некото­рых отраслей сферы услуг. Такая же картина складывается и по остальным видам минерального сырья.

Производственная структура ВВП, %

Показатель	2000	2001	2002	2003	2004	2005
Всего ВВП	100	100	100	100	100	100
Производство товаров	45,9	44,9	43,8	42,9	44.9	43.9
Сельское хозяйство	8,1	8,7	8.0	7,3	7.9	6.4
Промышленность	33,3	30.7	29.5	29.5	31.	29,8
Горнодобывающая промышленность	14,8	11,4	14,1	14.3	16,3	15.8
добыча сырой нефти и природного газа	12,6	12,0	11,6	11,7	13,4	13,5
Обрабатывающая промышленность	15,5	16,4	12,8	12,6	12,6	12.0
производство пищевых продуктов	4,4	4,0	3,5	3.9	3.0	2,7
текстильная и швейная промышленность	0,7	0,6	0.5	0.6	0.3	0.3
черная металлургия	2,8	2,5	2,1	2.3	2,3	2,1
производство цветных металлов	3,9	3,6	2,9	2.4	2,6	2,5
машиностроение	0,8	0,7	0.9	0.9	1,0	0.4
Операции с недвижимым имуществом, аренда и услуги предприятиям	10,8	12,1	12.5	13.4	15,4	15.1
Государственное управление	2,3	2,0	2.0	1.8	2.2	2,1
Здравоохранение	3,7	3,6	3,5	3.5	3,7	3,5
Образование	2,0	2,1	2.1	1.8	1,9	1.8

Диверсифицированность экономики - необходимое условие ее развития. Главное - это ее высокая эффективность и конкурентоспособность, что возможно только при росте производи­тельности труда и капитала, что ведет к повышению уровня и качества жизни. «Конкурентоспо­собность, - пишет М. Портер, - зависит от производительности, которая, в свою очередь, способ­ствует повышению не только заработной платы, но и качества жизни в целом»¹'Портер М. Конкуренция. М, СПб., Киев, 2005. С. 335.

Таким образом, основными признаками развития экономики являются диверсифицирован-ность ее структуры с систематическим обновлением и совершенствованием, высокая эффектив­ность и конкурентоспособность, рост производительности. Все эти характеристики развития экономики находятся в прямой непосредственной взаимосвязи, что достаточно четко описано Портером. Он справедливо полагает, что «единственная разумная концепция конкурентоспособ­ности на национальном уровне - это производительность. Основная цель любого государства со­стоит в достижении высокого и постоянно растущего уровня жизни своих граждан. Способность реализовать эту цель зависит от производительности, которую, в свою очередь, обеспечивают задействованные трудовые ресурсы и капитал страны. Производительность зависит... от эффек­тивности производства. Производительность - это главный показатель, определяющий долго­срочный уровень жизни в стране, от которого зависит доход на душу населения.

...Неуклонный рост производительности труда требует постоянного развития экономики. Национальные компании... должны развивать необходимые качества для конкуренции во все бо­лее усложняющихся промышленных сегментах, в которых производительность обычно бывает высокой. И, наконец, они должны развивать способность к конкуренции в принципиально новых сложных отраслях»¹. 'Портер М. Конкуренция, М., СПб., Киев, 2005. С. 212.

На взаимосвязь отмеченных признаков развития экономики обратил внимание и видный экономист Польши, автор польских реформ Л. Бальцерович, который писал, что «экономическое развитие связано с систематическим, долговременным и массовым улучшением материальных условий жизни людей. Но более точным было бы определение экономического развития как про­цесса, в результате которого систематически растет производительность труда, ибо без роста про­изводительности труда невозможно систематическое улучшение экономических условий жизни людей»². ²Бапьцерович Л.  Свобода и развитие.  Экономика свободного рынка.  Краков:  Znak,   1995  (перевод с  польского М. Тайжанова).

По мнению многих видных ученых-экономистов Запада, бесконтрольный количественный рост может создать угрозу существованию всего человечества в связи с тем, что он порождает сырьевые, энергетические, экологические и другие глобальные проблемы. На этой основе в свое время возникла даже теория нулевого роста. К сожалению, многие авторы говорят только об экономическом росте, полагая, что или это и есть экономическое развитие, или рост автомати­чески приводит к развитию. На самом деле это не так. Экономическое развитие - это перевод экономики на более высокий качественный уровень роста. Оно является синонимом устойчивого экономического роста, но не просто экономического роста.

Тем не менее между экономическим ростом и экономическим развитием в вышеуказанном смысле имеется прямая связь. Под экономическим ростом понимаются среднедушевые темпы прироста ВВП, превышающие темпы прироста населения. Устойчивость экономического роста или экономического развития можно определить не только содержательно, но и формально. Фор­мально его можно определить следующим образом.

Представим темпы прироста ВВП в t-м году как функцию от многих переменных, каждая из которых выражает какой-то фактор роста:

ft(xl, x2,..., хn).

Тогда будем считать экономический рост устойчивым, если:

∆ft(xtl, xt2, ..., xtn)> ε,        (t = 1, 2, ... T)

при условии, что:

xti_≥ δi                 |i=l,2,...,n|

|t=l,2,...T|

где ε и δi - заданные положительные числа.

Указанные условия устойчивости означают, что темпы прироста ВВП в течение нескольких лет, точнее n лет, останется выше некоторой пороговой величины ε при изменении факторов роста xi больше или меньше заданного числа для каждого фактора δi в зависимости от характера влияния i-гo фактора.

В соответствии с определением экономического роста в качестве ε можно будет брать число, превышающее темпы годового прироста населения страны.

δi для каждого i-гo фактора будет иметь свое значение. Для мировой цены на нефть, например, в качестве   δi   можно будет брать число, большее или равное 15 долларам за баррель.

Немаловажным является и ответ на другой вопрос: в течение скольких лет n должно выполняться данное условие?

С одной стороны, n не может ограничиваться «сверху», т.к. экономика может сколь угодно долго расти, хотя маловероятно, чтобы этот период был больше 10 лет, ибо это может вызвать «перегрев» с кризисом, а с другой, n не может быть результатом случайных или недолговременных факторов. Учитывая среднесрочную цикличность экономического кризиса, можно предположить, что условия стабильного роста должны иметь не менее 5 лет.

Приведенные условия являются необходимыми, но недостаточными для устойчивости экономического роста. Для устойчивого экономического роста нужен не просто рост ВВП, даже если он продлится 5-7 лет, т.к. может быть лишь количественным ростом, а он может быть сведен на нет, если несколько факторов роста перестанут действовать или сильно изменятся в худшую сторону. Поэтому такой экономический рост будет неустойчивым.

Для устойчивого экономического роста характерна стойкость экономики страны к воздействиям внешних и внутренних факторов, что зависит от степени адаптивности ее к изменившимся условиям развития, от степени зрелости экономики страны и высокой эффективности механизма ее регулирования. Это возможно, если происходит одновременно экономическое развитие, т.е. происходят качественные изменения в экономике, которые содержательно оцениваются не только темпами ее роста без резких отклонений (в частности, не ниже темпов роста населения в течение длительного времени, к примеру, 5-7 лет), но и параметрами позитивных качествен­ных изменений в экономике: возрастом основных фондов, степенью физической и моральной изношенности, уровнем роста производительности труда и конкурентоспособности продукции, уровнем рентабельности, долей убыточных предприятий, долей высоких технологий, наукоем­ких производств, ростом и уровнем добавленной стоимости, повышением благосостояния на­рода и др. Только при наличии таких качественных параметров с высокими значениями можно будет быть уверенным, что страна перешла на траекторию устойчивого экономического роста. Однако это не значит, что устойчивый экономический рост состоит из одних только светлых дней, что его ничто не может омрачить. Если это выразить словами М. Тэтчер, то «в экономике, как и в любой другой области, то, что демонстрирует рост, должно (как минимум время от време­ни) испытывать падения, экономическое развитие никогда не бывает непрерывным...»¹'Тэтчер М. Искусство управления государством. М: Альпинь паблишер, 2003. С. 146. ²Там же. С. 148.. Поэтому она советует тем, кто определяют политический курс, обеспечить структурную устойчивость на­циональной экономики, с тем чтобы она могла выстоять в трудные времена и при первой возмож­ности, когда наступит момент, начать рост²'Тэтчер М. Искусство управления государством. М: Альпинь паблишер, 2003. С. 148..

Следовательно, экономическое развитие, или устойчивый экономический рост, включает в себя и экономический рост, но не наоборот: последний, достигаемый в течение нескольких лет в условиях переходной и постпереходной экономики, еще не гарантия устойчивого экономическо­го развития, он может лишь привести к этому.

К сожалению, нельзя сказать, что казахстанская экономика обладает высокой степенью адаптивности. Финансовый кризис 1998 года, ожидаемое рецессионное состояние мировой эко­номики и снижение мировых цен на нефть со всей ясностью обнаружили уязвимость казахстан­ской экономики.

Это связано, во-первых, с высокой степенью зависимости ее от колебаний цен на сырье на мировом рынке из-за сырьевой направленности ее структуры, во-вторых, со слабостью отече­ственного производства в обрабатывающем секторе, в-третьих, с высоким уровнем изношенно­сти производственного аппарата, большой технико-технологической отсталостью и зависимос­тью казахстанской экономики от зарубежных стран, в-четвертых, с расширением «ножниц цен» на топливно-энергетические ресурсы, в-пятых, с заметно растущим за последние годы вмеша­тельством государства в экономику и с другими факторами.

Для стран с переходной и постпереходной экономикой стабильный в течение нескольких лет экономический рост не будет устойчивым, пока, в соответствии с вышеуказанным понятием экономического развития, существенно не обновится производственный аппарат большого числа предприятий и не сложится структура экономики с доминирующим положением в ней отраслей и производств высокого уровня технологичности, наукоемкости и добавленной стоимости, создаю­щих основу эффективности и конкурентоспособности национальной экономики.

Сегодня мы не достигли нужных качественных изменений и даже далеки от них. Наш эконо­мический рост в значительной мере достигается за счет роста традиционных экспорт о ориенти­рованных сырьевых отраслей, благоприятной конъюнктуры на мировых рынках экспортируемых Казахстаном товаров, а также за счет использования имеющихся свободных производственных мощностей и пополнения оборотных средств без заметного обновления основных фондов, вне­дрения новых технологий и т.д. В соответствии с нашим определением рост экономики все еще остается восстановительно-конъюнктурным. Поэтому достигнутый экономический рост являет­ся высоким, малорезультативным и неустойчивым. Устойчивому экономическому росту нужно успешное и поступательное экономическое развитие.

Динамика ВВП Казахстана за 2001-2005 годы, %

Показатель	2001	2002	2003	2004	2005
Валовой внутренний продукт	113,5	109,8	109,3	109,4	109,7
Промышленность	113,8	110,5	109.1	110,1	104,6
горнодобывающая	114,0	115,9	110,2	112.7	103,2
добыча угля	105,7	93,1	115,0	102.9	99,4
добыча сырой нефти и попутного газа	115,1	117,4	108.3	111,5	103,7
добыча природного газа	101.5	121,2	122,5	125,3	110,9
добыча металлических руд	103,2	109,5	106,7	100.2	89,9
добыча железных руд	94,3	115,3	116,0	105,3	82.8
добыча руд цветных металлов	106,2	108,3	104,5	98,2	93,7
Обрабатывающая	115,0	108.1	107,9	108,9	108,0
производство пищевых продуктов, включая напитки	108,2	108,7	110.7	108,5	114,4
производство табачных изделий	110,9	109,6	109,6	109,0	105,4
текстильная и швейная	125,6	115,7	95,4	102,	109,4
производство кожи, изделий из кожи и производство обуви	286,3	134,9	127,8	117,9	101,7
производство кокса, нефтепродуктов и ядерных материалов	119,4	108,6	113,3	104,5	115.6
производство нефтепродуктов	123.7	109.8	113,4	104,6	118,1
Химическая	161,3	113,4	117,6	111,5	96.3
производство прочих неметаллических минеральных продуктов	146,1	117,5	128,8	123,4	124,8
черная металлургия	101,8	107,9	107.6	104,9	90,3
производство цветных металлов	113,6	105,0	93,1	103,0	95,6
производство готовых металлических изделий	69,0	96,4	122,7	96.5	93,1
Машиностроение	141,2	109,6	121,6	135,3	120,1
производство машин и оборудования	122,3	112,3	120.2	170,0	104,3
производство транспортных средств и оборудования	210,4	112,0	125,7	143,0	150,0
производство электрооборудования, электронного и оптического оборудования	121,6	105,2	129,4	105,3	100,5
Сельское хозяйство	117.1	103,2	102,2	99,9	107,3
Строительство	127,4	119.5	109,8	114,4	137,8
Торговля	113,5	108,6	110,2	110.5	109,3
Транспорт и связь	109,5	109,9	110.1	112,2	110,0
Операции с недвижимым имуществом, аренда	110,1	109.6	112,5	109.4	110,5
Государственное управление	101,2	111,9	113,5	106,7	104.3
Образование	117,4	105.6	108,4	105,6	105,0
Здравоохранение	107,6	106,5	105,3	106.3	102,8
Предоставление коммунальных, социальных и персональных услуг	116.7	111,6	109.0	105,8	104,0

С точки зрения развития по вышеприведенным характеристикам казахстанская экономика, имеющая ярко выраженную сырьевую направленность, как уже было изложено, сегодня остает­ся прежде всего неконкурентоспособной даже по ограниченному кругу отраслей, поддерживает свой экспорт за счет товаров, где имеет сравнительные преимущества благодаря росту мировой экономики и благоприятной внешнеэкономической конъюнктуре.

Уровень производительности труда в некоторых отраслях растет, но, по оценкам ВБ, после 2001 года застопорился на достигнутом уровне. О низком росте производительности труда сви­детельствует и тот факт, что он оказывается далеко недостаточным для оправдания нынешнего роста реальной заработной платы, который далек от возможности предоставления казахстанцам хотя бы минимального уровня качества жизни, не говоря уже об опережающем росте произво­дительности труда по сравнению с ростом реальной заработной платы.

В Казахстане производительность труда составляет всего 9,4% к производительности труда в США, 6,7% - в Норвегии, 45,4% - в Польше и даже в Литве - 49,7%.

За все годы реформ, за исключением 2000 года, рост производительности труда в Казах­стане заметно отстает от роста реальной заработной платы, более того, в последние годы это отставание усиливается.

Динамика производительности труда и реальной заработной платы (по годам), %

Показатель	2000	2001	2002	2003	2004	2005
Производительность труда Реальная заработная плата	108,1 107,1	105,1 111.1	109,6 110,9	105,0 107,0	106,6 114,6	108,5 112,0

О проигрышном положении экономики, рост которой основан на изобилии природных ре­сурсов, перед странами, которые вообще не располагают никакими природными ресурсами, сви­детельствует сравнение социальной отдачи экономического роста в Казахстане и в восточноев­ропейских странах (ВЕС). В приведенной ниже таблице показано соотношение среднемесячной заработной платы в Казахстане и в ВЕС

Динамика социальной отдачи экономического роста в Казахстане и в восточно-европейских странах

Страна	Темпы прироста*,%, 2003	ВВП на душу населения*. 2003	Отношение ВВП на душу населении к Казахстану. 2003	Среднемесячнаязарплата**,$		Отношение к зарплате Казахстана, раз
				2000	2003	2000	2003
Венгрия	3,0	5103,3	3,1	304,5	611,6	3,0	4,0
Польша	3,7	4634,4	2,8	438,2	565,9	4,3	3,7
Словакия	4,2	4235,4	2,5	273	390,7	2,7	2,5
Словения	2,5	10411,5	6,2	881	1222,5	8.7	7.9
Чехия	3,1	5865,9	3,5	350,2	599,8	3.5	3,9
Латвия	7,5	4115,8	2,5	241	310,9	2,4	2,0
Литва	9,0	4077,5	2,4	268		2.7
Эстония	5,1	4841,4	2,9	336		3.3
Румыния	4,9	1963,2	1,2	98,6		0,98
Казахстан	9,3	1673,1	1,0	101,0	154,6	1,0	1,0

Источники;    *   World Development Indicators 2005. World Bank.**   Ladorstat. ILO.

По данным этой таблицы видны затраты на человеческий капитал в, Казахстане и в ВЕС.

Затраты на человеческое развитие, % к ВВП, и продолжительность жизни*

Страна	На образование	На здравоохранение	Продолжительность жизни (женщины+мужчины), 2003
Казахстан	3,3	3.5	66,6+56,3
Россия	3,5	-	72+59
Польша	7,5	6,1	78,9+70.5
Венгрия	5,15	7.8	76,8+68,6
Латвия	6.3	5,1	76.1+65.5
Литва	6,03	6,3	77,7+66,3
Эстония	5,1	5,1	77,3+65,4

Источник:   * World Development Indicators 2005, The World Bank.

Причинами слабого роста производительности труда являются: сильная отсталость техни­ки и технологий, уровня организации и методов управления производством, острый дефицит высококвалифицированной рабочей силы, отставание уровня образования и здравоохранения из-за низкого объема вложения средств в человеческий капитал и сильного оттока из страны в 1993—2002 годах высококвалифицированных специалистов, сильное вмешательство государства в экономику и сопровождающий его высокий уровень коррупции, теневой экономики, недостат­ки экономической политики, проводимой властями в последние годы, и др.

Низкий уровень производительности труда и низкая или отрицательная доходность отрас­лей сельского хозяйства и промышленности свидетельствуют о малой эффективности основных секторов экономики. Она поддерживается только горнодобывающей промышленностью, финан­совым сектором и сектором недвижимости. Однако поскольку достижения этих секторов являют­ся результатом не производительного труда, а благоприятной внешнеэкономической конъюнкту­ры и вызванного большим притоком незаработанных нефтяных доходов ажиотажным спросом на кредиты и недвижимость, основа доходности довольно зыбкая. Но, несмотря на это, страну охватила эйфория от высоких темпов роста экономики, укрепилась вера в то, что так будет всегда и мы сможем жить в роскоши. Соответственно, происходит непродуманная трата бюджетных средств, возрастают запросы на расходование средств Национального фонда Казахстана. Но, как ни странно, власть чутко откликается на все эти безумные запросы политиков, предпринима­телей, местных органов власти. Такая экономика начинает походить на экономику «мыльного пузыря», которая может лопнуть, как только резко упадут мировые цены на нефть. Ситуация 1997-1998 годов быстро забылась.

Если казахстанская экономика будет расти за счет сырья, а не развиваться, если даже темпы роста будут высокими, то, попав в «нефтяную ловушку», она надолго останется сырьевой, т.е. периферийной, обслуживающей экономику развитых стран поставкой различных видов сырья.

Диверсификацию и повышение конкурентоспособности своей экономики Казахстану пред­ставляется необходимым базировать на рациональном и эффективном использовании всех ре­сурсов и возможностей там, где они обладают серьезными сравнительными преимуществами. Это сельское хозяйство, добывающий сектор и связанные с ними сферы, которые можно будет развивать. С одной стороны, придется развивать преимущественно такие производства, которые связаны либо с углубленной переработкой сырья, либо с обслуживанием сырьевых секторов, а с другой - использовать их как источник инвестиционного обеспечения диверсификации эко­номики: вложение капитала, создание СП, обладающих производительной техникой, высокими технологиями, ноу-хау, опытом работы в рыночных условиях, знанием мирового рынка, хорошим менеджментом и др.

Что развивать, где развивать, как развивать в этом направлении - это дело частного бизнеса. Но, к сожалению, не наблюдается должной деловой и инвестиционной активности частного биз­неса - ни отечественного, ни иностранного. Пока все инициативы исходят только от правитель­ства, которое ориентируется на создание производств высокотехнологичной готовой продукции, основанных на глубокой переработке сельскохозяйственного и добывающего сырья: хлопка, неф­ти, строительных материалов, металлов и т.д., а также на машиностроение. Вроде бы все логич­но, все это ведет к продолжению цепочки добавленной стоимости, а развитие машиностроения - это основа основ всей развитой экономики. Спор здесь выглядит неуместным.

Трудно спорить, например, с намерением развивать в стране нефтехимическое производ­ство. Запасов нефти и газа много и есть, кому его добывать. Сам бог велел добывать их, но надо бы и глубоко перерабатывать, ведь это дополнительная добавленная стоимость, продавать гото­вые продукты выгоднее, чем сырье. Есть у этой стратегии явное преимущество, которое состоит в том, что если сильно упадут мировые цены на нефть, то отечественные экспортно ориентиро­ванные нефтехимические производства смогут при неблагоприятной мировой конъюнктуре на­правлять часть нефти на переработку в стране, этим поддерживать экономический рост и суще­ственно компенсировать потери от снижения цен на нефть на мировом рынке.

Единственным необходимым условием для этого было бы заметное снижение себестои­мости добычи нефти в Казахстане, которая сегодня значительно превышает показатели других стран. В противном случае и эти производства не смогут стать конкурентным преимуществом страны.

Логичным и выгодным выглядит производство оборудования для нефтегазовой промыш­ленности. Но оно может не сыграть стабилизирующей роли, когда снизятся мировые цены на нефть. Ведь падение добычи нефти и доходов от нее повлечет за собой падение заказов и инве­стиций и на производство этой продукции.

Но, так или иначе, уже есть «заданный набор» отраслей, развитие которых должно при­вести к созданию конкурентоспособной, эффективной, высокотехнологичной и наукоемкой ди-версификационной экономики с высокой добавленной стоимостью. Вопрос в том, сможет ли Казахстан так развить эти отрасли, чтобы они были действительно конкурентоспособными на внешнем рынке и дали казахстанской экономике конкурентные преимущества, особенно машиностроение.

Все эти отрасли промышленности - капиталоемкие и трудоемкие, причем ныне они требу­ют не просто много денег и образованных людей, а высоких технологий и высокотехнологичного оборудования, высококвалифицированной рабочей силы, дешевого и качественного сырья, роста производительности труда выше, чем имеют конкуренты. Однако следует иметь в виду, что на рынках конкуренция остается острой, а потенциал страны — слабый даже в сырье, которого у нас - изобилие.

Представляется маловероятным, чтобы Казахстан смог конкурировать с Китаем в текстиль­ных товарах. С ним оказались не в состоянии вести конкурентную борьбу ни США, ни Италия, ни Германия и другие страны мира. Казахстан не имеет никаких преимуществ не только перед КНР, но и перед многими другими странами, производящими текстильные изделия и одежду.

Трудно рассчитывать на успешную конкурентную борьбу по машиностроению не только с западными странами, но и с Россией. Может, и сможем, но только не скоро. Но пока мы будем набирать знания, опыт, мастерство и т.д., конкуренты тоже не будут стоять на месте. В таких слу­чаях у догоняющих стран, как правило, шансов бывает немного.

В таком случае будет лучше, если возможность выбора производства предоставить част­ному бизнесу. Государство в любой стране не так уж часто могло построить эффективное, кон­курентоспособное производство, если даже само не строит, а тратит государственные средства. Поэтому ему было бы лучше создать благоприятный для бизнеса деловой и инвестиционный климат, конкурентную среду и предпринять меры, чтобы больше денег было не у государства, а у предпринимателей. Чем больше государство забирает денег в виде налогов, различных видов рент, тем меньше остается их у предпринимателей.

§ 2. Стратегия индустриально-инновационного развития

В свете изложенного задачи по обеспечению конкурентоспособности казахстанской эко­номики, по кардинальному изменению ее структуры в пользу обрабатывающей про­мышленности так, чтобы увеличились доли готовой продукции с высокой добавленной стоимос­тью в ВВП и экспорте, становятся все более актуальными и насущными задачами государства и общества.

Этого можно достичь, опираясь на следующую стратегическую линию: умеренное разви­тие добычи и рациональное использование своих истощаемых природных ресурсов, особенно нефти, с одной стороны, и создание современной развитой промышленности, выпускающей кон­курентоспособную на внешнем и внутреннем рынках, высокотехнологичную и наукоемкую про­дукцию с высокой добавленной стоимостью. Именно такая стратегия укрепит фундамент казах­станской экономики, мало зависящей от конъюнктуры мирового рынка сырья.

Казахстану в силу сложившихся посттрансформационных условий предстоит не просто провести структурные преобразования, а приступить к коренной модернизации всей обрабаты­вающей промышленности, которая предполагает:

•   коренное обновление производственного аппарата этого сектора, т.к. на подавляющем
большинстве его предприятий ресурсы практически выработаны, и не представляется возмож­
ным выпуск ими конкурентоспособной продукции;

•   кардинальное изменение структуры экономики за счет ускоренного развития производ­
ства конкурентоспособной и экспортно ориентированной готовой продукции с высокой добав­
ленной стоимостью, особенно высокотехнологичной и наукоемкой, повышение ее доли в ВВП и
в экспорте;

•   обеспечение сектора высококвалифицированной рабочей силой, высокопрофессиональ­
ными специалистами, менеджерами.

Как добиться достижения этой стратегии? Нужно ли было вести специальную промышлен­ную политику в виде Стратегии индустриально-инновационного развития, которая была принята в начале 2003 года?

Безусловно, выбирать, где, как и какие производства развивать - дело исключительно част­ного бизнеса. Сам рынок будет подсказывать частному бизнесу наиболее выгодное направление развития экономики. Не доверять ему было нельзя, т.к. частный бизнес сам несет весь риск, сам рискует собственными деньгами. Частные предприниматели будут вкладывать свои средства в те направления, в каких движется мировая экономика, туда, где они смогут получать максимальную прибыль. Их не заставить вкладывать средства в неприбыльные производства. Правительство могло бы помочь им в развитии инфраструктуры, создании благоприятного делового и инвести­ционного климата, а также обучением кадров, принятием некоторых мер стимулирования разви­тия производства, отвечающим целям стратегии страны.

По тому, как складывается ситуация с реализацией стратегии, нетрудно убедиться, что не следовало принимать ее как специальную промышленную политику в традиционном ее понима­нии. Мы видим, что лишний раз подтверждается тезис: лучшая промышленная политика - это отсутствие всякой промышленной политики. Следовало бы прислушаться к мнению лауреата Нобелевской премии по экономике М. Фридмена: «Рынок мудрее любого правительства». Миро­вой практикой уже доказано: всякая промышленная политика связана с неэффективным протек­ционизмом.

Однако правительство, видя отсутствие деловой активности частного бизнеса, приняло Стратегию индустриально-инновационного развития до 2015 года, которая превратилась в обыч­ную промышленную политику, реализуемую посредством определения приоритетных отраслей и использования широкого спектра различных льгот и преференций, во многом противоречащих принципам и условиям функционирования рыночной экономики. Льготы предоставляются через закон об инвестициях, через институты развития, создание СЭЗ, выделение из бюджета льготных кредитов и субсидий, мотивируя все это тем, чтобы производства стали конкурентоспособными. Для реализации стратегии в современных условиях, если уж мы не можем обходиться без про­текционизма, должны были быть приняты принципиально иные приоритеты и механизмы под­держки, согласующиеся с принципами и условиями функционирования рыночной экономики.

Следовало бы создать при правительстве группы экспертов из числа не только чиновни­ков, но и ученых и специалистов, которые отбирали бы окончательные инновационные проек­ты, проекты по производству экспортно ориентированной и конкурентоспособной продукции на базе представленных предложений заявителей, с обоснованием и заключением независимых (частных) экспертов. Можно было бы принять меры по стимулированию возникновения частных экспертных институтов, созданию условий, благоприятствующих развитию частных фондов, осуществляющих венчурное инвестирование в высокотехнологичные и наукоемкие секторы эко­номики, разработать механизм конкурсного финансирования научных исследований и разрабо­ток и коммерциализации новейших технологий.

Другими словами, многое будет зависеть от того, насколько честно и мотивированно, как и куда казахстанские институты развития будут направлять свои финансовые ресурсы, насколько безопасными и защищенными окажутся их вложения в развитие производства готовой продук­ции, в разработку и реализацию инновационных проектов. Именно эти вопросы в Стратегии индустриально-инновационного развития не получили детального обоснования, как именно это реализовать на практике.

Выбор приоритетов непременно должен привести к существенным структурным сдвигам в пользу обрабатывающей промышленности, широкой диверсификации экспорта (в том числе в первую очередь за счет различных видов высокотехнологичной и наукоемкой, точнее, интеллек-туалоемкой продукции с высокой добавленной стоимостью) и в то же время не нарушать условий функционирования и развития свободной рыночной экономики, конкурентной среды.

Выделение в качестве официальных приоритетов промышленной политики отдельных от­раслей обрабатывающего сектора предполагало:

•  бюджетное финансирование;

•  предоставление индивидуальных налоговых льгот;

•  субсидирование через регулируемые цены и тарифы;

•  предоставление отдельным товаропроизводителям и инвесторам крупномасштабных прямых государственных субсидий и инвестиций.

Все это, как известно, в прошлом приводило и, безусловно, приведет теперь к неравным конкурентным условиям, к росту коррупции и взяточничества, к невозврату огромных государ­ственных кредитных ресурсов, к безрезультатным налоговым льготам и т.д., что нанесет боль­шой финансовый ущерб государству и дискредитирует идею структурной политики. Подобные же результаты от такой политики имели и другие государства.

Учитываются также и следующие обстоятельства:

Во-первых, интеллектуалоемкие и на­укоемкие продукты не имеют отраслевых границ. Высокие и наукоемкие био-, информационные, электронные, коммуникационные, химические и биохимические, лазерные и другие технологии эффективно могут использоваться в любой отрасли, в любом производстве, т.е. не существует ка­кой-либо технологии, строго принадлежащей определенной отрасли. Любая отрасль может про­изводить высокотехнологичные и наукоемкие продукты. Поэтому выделение отдельных элитных отраслей для обеспечения экономического роста теряет смысл.

Во-вторых, структурная политика проводится не на этапе выхода экономики из системного кризиса, чтобы какие-то отрасли стали «локомотивами» и тащили бы за собой остальные отрас­ли. Сегодня она проводится в Казахстане при растущей экономике для изменения ее структуры, для перехода ее на качественно новый уровень развития.

В-третьих, необходимо создание и развитие конкуренции, равных конкурентных условий всем хозяйствующим субъектам, не предоставляя никому из них индивидуальных «тепличных условий».

В-четвертых, всегда был и все еще остается трудным точный выбор приоритетных от­раслей, поскольку у каждой отрасли свое место в экономике, каждая из них может создавать определенный мультипликативный эффект и претендовать на роль своего рода «локомотива», хотя между отраслями экономики Казахстана не существует заметной связи.

В-пятых, для каждой отрасли найдется много лоббистов из разных ветвей и уровней вла­сти, которые смогут «протащить» нужные отрасли законы, чтобы отнести их к ряду приоритет­ных, обеспечить им «тепличные условия». Но для государства важно, какие задачи надо быстро и успешно решать, но не столь важно, кто и какая отрасль их будет решать. А кто их будет лучше решать, решат сами частные предприниматели в конкурентной борьбе.

Критерием выбора приоритетов должны выступать не отдельные отрасли, а конкретные стратегические задачи и определенные сферы деятельности, нацеленные на проведение ускорен­ных структурных преобразований в казахстанской экономике.

Поскольку структурные преобразования предполагают последовательное увеличение доли различных видов готовой продукции, приоритетным должно стать ускоренное развитие произ­водства конкурентоспособной готовой продукции. Однако для решения поставленной задачи это­го недостаточно. Государство ставит перед собой задачу ослабления зависимости казахстанской экономики не просто от сырья, а прежде всего от нестабильной конъюнктуры мировых сырьевых рынков, увеличивая долю готовой продукции в экспорте. Поэтому приоритетом структурной по­литики может быть только ускоренное развитие производства экспортно ориентированной гото­вой продукции, конкурентоспособной на мировых рынках.

Другими приоритетами структурной политики являются создание и внедрение высоких и наукоемких технологий, выпуск интеллектуалоемкой, наукоемкой продукции. Это веление вре­мени, оно продиктовано глобализацией мировой экономики и сменой типа развития общества, переходом от индустриального типа экономики к постиндустриальному.

Еще одним, но особым приоритетом должна стать такая сфера деятельности в экономи­ке, как малый инновационный бизнес, т.е. бизнес, который ориентирован на высокотехнологич­ные виды производства с большой долей ноу-хау. Основанием для приоритетности этой сферы деятельности служит тот факт, что в мире малое инновационное предпринимательство вносит большой вклад в развитие высокотехнологичных и наукоемких производств, благодаря чему про­исходит становление и развитие жизнеспособных идей и товаров. В то же время малый инно­вационный бизнес остро нуждается в опеке, он, особенно на стадии становления, сталкивается со значительными трудностями при получении финансовых ресурсов. Малый бизнес в целом может давать до 40-50% ВВП, решая одновременно проблему занятости и социальную проблему и, самое главное, способствуя созданию среднего класса, а малый инновационный бизнес еще способствует и формированию не просто среднего класса, а класса интеллектуалов.

В связи с нарастающей общемировой тенденцией перехода от индустриального общества к постиндустриальному возникает качественно новая реальность - экономика нового типа, в ко­торой решающим производственным ресурсом становятся знания и информация, т.е. экономика, основанная на знаниях. Такая ситуация диктует рассматривать науку и образование высшим при­оритетом всей экономической политики государства и побуждает вкладывать инвестиции в связи с этим в людей, т.е. в воспроизводство «человеческого капитала». Без высокоразвитой науки и об­разования в экономике Казахстана инновационного прогресса не произойдет. Но развитие науки и образования предполагает существенное увеличение на эти цели доли бюджетных расходов, в частности на фундаментальные и прикладные исследования в области естественных наук и раз­работку новых технологий, подготовку научных кадров, высококвалифицированных специали­стов, менеджеров и повышение их квалификации.

Роль и функция, современное состояние производственной инфраструктуры превращают ее в один из приоритетов структурной политики, ибо она, создающая общее условие для функ­ционирования капитала, является и одним из важнейших условий привлечения инвестиций в экономику. Низкий уровень производственной инфраструктуры делает области, города, районы

непривлекательными для инвестиций, особенно для иностранных, а продукцию - неконкуренто­способной. И поскольку инфраструктура в Казахстане является отсталой и ее подъем не под силу частным инвесторам, да и не представляет для них особого коммерческого интереса, ускорен­ное обновление и развитие производственной инфраструктуры также становится приоритетным, причем в сфере государственных инвестиций.

Реализация всех приведенных приоритетов - единственный способ ускоренной модерниза­ции экономики Казахстана и перевода ее на рельсы устойчивого долгосрочного роста.

Формы и методы государственной поддержки и стимулирования развития приоритетов структурной политики должны быть выбраны таким образом, чтобы они были необходимыми, но максимально безопасными для экономики, они должны соответствовать принципам ее либе­рализации и дерегулирования, развития частной инициативы, создания равных конкурентных условий для бизнеса на рынке.

Механизмами поддержки экспортно ориентированного производства готовой продукции, конкурентоспособной на внешнем рынке, особенно высокотехнологичной, являются государ­ственные гарантии на кредиты под экспортные контракты и участие в страховании экспорта, а также оказание всевозможной помощи казахстанским экспортерам в продвижении экспортных товаров на внешние рынки, включая политическую, создание для нескольких групп стран - тор­говых партнеров Казахстана институтов консульства, торговых представительств, активизация работы Торгово-промышленной палаты на внешних рынках, защита интересов экспортеров Ка­захстана (фирм, граждан) за рубежом правовыми и политическими мерами.

Малый инновационный бизнес, помимо максимально благоприятных условий, созданных для всего малого бизнеса вообще (упрощенная система регистрации бизнеса и государственного контроля над ним, упрощенное и пониженное налогообложение), поддерживается субсидирова­нием процентных ставок по кредитам, содействием созданию упрощенной системы кредитова­ния банками второго уровня, финансированием, созданием и развитием инновационных техно­парков, технологических центров с развитой инфраструктурой за счет государственных средств, льготным предоставлением услуг инфраструктуры малым инновационным фирмам, работающим в этих технопарках и технологических центрах.

Поддерживаются разработка и внедрение высоких технологий и наукоемкой продукции, ко­торые могут получить широкое признание и закрепиться на внешних рынках, но инвестирование которых не под силу отдельным фирмам. Здесь основными инструментами поддержки являются финансирование НИОКР, долевое участие государства в реализации таких проектов, субсидиро­вание развития сбытовой сети продуктов таких проектов, а также подготовка квалифицирован­ных кадров и особенно высококлассных менеджеров.

Методом поддержки развития производственной инфраструктуры являются инвестицион­ные вложения в объекты инфраструктуры из бюджета через разработку общегосударственных целевых программ.

Наука и образование поддерживаются посредством финансирования развития объектов и системы соответствующих услуг из государственного бюджета через прямое финансирование, системы грантов, кредитов и т.д., с учетом разграничения полномочий между разными уровнями и формирования межбюджетных отношений в связи с создавшимся за годы реформ трудным по­ложением в этих сферах. Для этого потребуется значительное увеличение их доли в бюджетном финансировании и распределении ВВП. Подготовка высококвалифицированных кадров, менед­жеров для крупного, малого и среднего бизнеса, для всех отраслей обрабатывающей промышлен­ности поддерживается прямым финансированием и субсидированием, в том числе кредитных ставок.

Эти меры - максимально возможные, что может предпринять государство вкупе с мерами инвестиционного климата, чтобы сделать обрабатывающий сектор Казахстана не менее привле­кательным для инвесторов, чем в России и КНР, не противореча при этом принципам функцио­нирования свободной рыночной экономики.

Первая крупная проблема на пути реализации цели стратегии связана с дефицитом инвес­тиций.

Инвестиции в основной капитал были и остаются ключевым фактором долговременного устойчивого развития экономики. Но коренная модернизация экономики потребует огромных инвестиций, если даже предположить, что инвестиции будут вкладываться туда, где они действи­тельно нужнее и окажутся эффективными, т.е. непременно приведут к росту производства конку­рентоспособных товаров и услуг с высокой добавленной стоимостью, пользующихся спросом на внутреннем и особенно на внешнем рынке. Особенно на внешнем, потому что требования к това­рам и услугам на внутреннем рынке значительно слабее, чем на внешнем. Такое результативное вложение инвестиций в основной капитал на развитие несырьевого сектора возможно, если это будет осуществляться частными инвесторами, которые знают и в высшей степени заинтересова­ны в том, в какие инвестиционные проекты следует вкладывать свои средства. Вкладывать свои средства в неэффективные инвестиционные проекты может только государство.

Потребность в инвестициях в основной капитал многократно возрастает в связи с тем, что одновременно с модернизацией экономики, которая сама по себе является капиталоемкой, при­ходится вкладывать их в достаточно большом объеме в основном через бюджетные расходы и на решение задачи повышения благосостояния населения - на развитие науки, образования, здраво­охранения, культуры, производственной, социальной и инновационной инфраструктуры на всей огромной территории Казахстана. Ресурсы инвестиций в Казахстане, как ни странно, и доста­точны, и малы, ситуацию на рынке капитала можно охарактеризовать не иначе, как «дефицит при изобилии». Объем инвестиций в основной капитал достиг 33,3% ВВП, или почти 8,5 млрд долларов США. Норма валового внутреннего накопления, по данным официальной статистики, составляет 24% при норме валовых сбережений 31,9%, которые являются довольно высокими. За последние три года в страну привлекались чистые прямые иностранные инвестиции около 2,2-2,8 млрд долларов США в год, а за все годы реформ - на сумму свыше 23 млрд долларов

США, или 1533 доллара США на душу населения. Это даже на фоне центральных и восточноев­ропейских стран выглядит весьма внушительно.

Однако их объемы в перерабатывающем секторе катастрофически малы. Более 80% всех инвестиций в основной капитал на развитие промышленности приходится на долю добываю­щего сектора, а на долю обрабатывающего сектора - всего 9-10% от общего объема инвестиций в основной капитал, направляемых на развитие казахстанской экономики. Причем большая их часть (почти 6% из них) вкладывается на развитие металлургии, основную продукцию которой можно было бы отнести скорее к сырьевому сектору, чем к обрабатывающему.

Причины видятся в том, что, во-первых, как уже отмечалось, перерабатывающий сектор экономики по уровню доходности сильно уступает сырьевому сектору и не может конкурировать с ним за привлечение инвестиций. Это фактор объективный.

Во-вторых, основные доходы казахстанской экономики зарабатывают иностранные ком­пании, работающие в высокодоходном сырьевом секторе, которые свои доходы за вычетом сумм налогов и реинвестирования в свой же сырьевой сектор оставляют за рубежом или вывозят туда. Причем они зарабатывают и вывозят баснословные доходы не только из-за высокой доходности данного сектора и благоприятной мировой конъюнктуры, но и из-за того, что Казахстан позволил им приватизировать вместе с месторождениями и компаниями и природные ренты без какого-либо возмещения. Более того, их доходы облагаются налогами с разными льготами и префе­ренциями, экспорт нефти не облагается ни НДС, ни экспортной пошлиной, компании широко используют трансфертные и демпинговые цены. Поэтому они не имеют реального стимула к инвестированию развития перерабатывающего сектора и диверсификации своей деятельности в Казахстане. К тому же этот сектор в мире достаточно развит, на рынке его продукции высок уровень конкуренции, к тому же внутренний рынок Казахстана «узок», а связываться с вывозом своей продукции в соседние с Казахстаном страны слишком хлопотно и не стоит выеденного яйца. Они предпочтут, если надо, создание своих производств в этих странах, поскольку у них рынок емкий.

В-третьих, в несырьевом секторе Казахстана вообще, а в перерабатывающем в особен­ности, крайне низок деловой и инвестиционный климат, слишком высок коммерческий риск. По­этому ни отечественные, ни иностранные инвесторы не проявляют инвестиционной активности в этом секторе. Из соотношения норм валовых внутренних сбережений (31,9%) и внутренних накоплений (24%) видно, что не весь объем даже внутренних сбережений трансформируется в инвестиции в основной капитал. Страна осваивает собственные инвестиционные ресурсы далеко не полностью, и они либо вывозятся за рубеж, либо хранятся в известных «надежных» местах у населения.

В-четвертых, слабо задействованы основные механизмы трансформации сбережений в инвестиции: государственное инвестирование, межсекторальный, межотраслевой перелив капи­тала и финансовые рынки (фондовый рынок и кредитный рынок). В их использовании есть свои проблемы.

Межсекторального перелива капитала не происходит потому, что крупные иностранные компании, получающие высокие доходы от экспорта сырья, вывозят свои доходы за рубеж, и вряд ли они так просто будут трансформировать заметную часть своих доходов в инвестиции в основной капитал на развитие перерабатывающего сектора Казахстана.

Наиболее эффективным механизмом решения проблемы трансформации сбережений в ин­вестиции является финансовый рынок (банковская система и рынки ценных бумаг), который спо­собен наилучшим образом мобилизовать и распределять частные сбережения.

Однако фондовый рынок пока работает преимущественно с государственными ценными бумагами и ценными бумагами лишь нескольких банков и компаний реального сектора экономи­ки. Акции самых доходных сырьевых компаний оборачиваются на рынках зарубежных стран, а акции малоэффективного несырьевого сектора либо не пользуются спросом, либо не выставля­ются на рынок из-за низкой доходности, непрозрачности и криминального характера деятельно­сти компаний, низкого уровня корпоративного управления, незаинтересованности собственников в привлечении в инвестиции средств мелких акционеров, незащищенности прав миноритарных акционеров и кредиторов, а также из-за боязни собственников потерять контроль над своими активами и др.

Банковская система, несмотря на высокий рост депозитов и объемов кредитования, все еще не завоевала полного доверия населения и предпринимателей, слабо привлекает средства на долгосрочные вклады. Остро ощущается недостаточность собственного капитала и долговремен­ных заемных средств в виде срочных и сберегательных вкладов для кредитования инвестиций в основной капитал в развитие обрабатывающего сектора. Недостаточно высокий уровень капи­тализации банковской системы не позволяет кредитовать реальную экономику в необходимом объеме, т.е. не менее чем на 70% ВВП вместо 18% ВВП нынешнего уровня. Да и процентные ставки за кредиты остаются высокими, хотя за время с 1999 года предложение денег на рынке увеличилось более чем в 8 раз, ставка рефинансирования снизилась до 8%, инфляция находится в районе 7%.

Не менее важным, если не более важным, источником инвестиций в перерабатывающий . сектор, чем трансформация внутренних сбережений в инвестиции в основной капитал на раз­витие этого сектора, было бы привлечение прямых иностранных инвестиций. К сожалению, пока этот источник не играет заметной роли, достойной внимания по причине слабости делового и инвестиционного климата и малой привлекательности перерабатывающего сектора.

Кроме того, есть еще один негативный внешний фактор. Две крупнейшие страны - наши соседи: КНР и Россия. Естественно, иностранные инвесторы пока устремляются в КНР, которая имеет суперъёмкий внутренний рынок, дешевую рабочую силу и прямой выход к морям и оке­анам. Поэтому со времени вступления КНР в ВТО все ведущие компании переводят туда свои филиалы или дочерние предприятия из других стран или размещают новые дочерние предпри­ятия. Со вступлением в ВТО и Россия может стать следующей более привлекательной страной для привлечения иностранных инвестиций.

Вторая проблема, препятствующая достижению целей Стратегии индустриально-иннова­ционного развития Казахстана, связана с технологическим, научным, высококвалифицирован­ным подбором рабочей силы и организационным обеспечением разработок, внедрением и экс­плуатацией высокотехнологичных и наукоемких конкурентоспособных производств с высокой добавленной стоимостью. К сожалению, сегодняшний Казахстан не располагает достаточным для этого потенциалом, особенно центрами мирового уровня в фундаментальных направлениях науки и прикладных исследований, научными кадрами, специалистами высшей квалификации. За годы реформ страна лишилась основной части своего былого интеллектуального, научно-тех­нического и научно-производственного потенциала в этих сферах.

Поэтому представляется, что Казахстан еще довольно продолжительное время будет вы­нужден решать эту задачу путем привлечения зарубежных прогрессивных технологий, передовой техники и организовывать на их основе свои высокотехнологичные и наукоемкие производства.

Самой сложной будет подготовка как научных кадров для разработки проектов и трансфор­мации научных разработок в конкретные техники, технологии и их внедрение, так и высококва­лифицированных специалистов и рабочих, обеспечивающих функционирование современных высокотехнологичных и наукоемких производств. Это менеджеры, руководители производств, конструкторы, инженеры-проектировщики, мастера и рабочие, руководители и специалисты ин­фраструктурных служб: маркетинговых, сбытовых, продукции и других важных подразделений. Причем сегодня в стране нет реальных возможностей для подготовки их в необходимом количе­стве и с должным уровнем знаний.

К сожалению, есть еще факторы, которые несут прямую или косвенную угрозу долговре­менному устойчивому развитию казахстанской экономики. Наиболее важными и трудно устраня­емыми из них являются следующие.

Первую угрозу устойчивому экономическому развитию будет создавать опасность утраты макроэкономической стабильности из-за возможного роста инфляции. Сегодня такая угроза ста­ла более вероятной, чем невероятной, в силу того, что за период с 1999-го по 2004 год денежная масса в стране увеличилась более чем в десять раз, намного опередив темпы роста номинально­го ВВП за счет притока в страну большого количества нефтедолларов. Ожидаемое замедление темпов экономического роста и снижение банковских процентных ставок за кредиты, на кото­ром настаивает руководство страны, непременно превратит реально возникшее инфляционное ожидание во всплеск инфляции. За этим последует повышение процентных ставок, потеря кон­курентоспособности производства и прекращение роста в секторе, работающем на внутренний рынок.

Другая опасность заключается в чрезмерном укреплении курса тенге, обострении «голланд­ской болезни», которые неизбежно приведут к росту импорта и потере конкурентоспособности в секторе переработки, в замедлении темпов роста его продукции со всеми вытекающими отсюда тяжелыми социально-экономическими последствиями. Таким образом, стоит дилемма: либо уси­ление инфляции, либо укрепление тенге.

Сильная угроза экономическому развитию может совсем скоро возникнуть и в связи с «пе­регревом» экономики из-за непомерно масштабного кредитного «бума». Сегодня такая опасность уже имеет место в казахстанской экономике. Она вызвана, с одной стороны, инфляционным ожи­данием, под влиянием чего банковская система, учитывая риск, выдает кредиты только под вы­сокие проценты, а предприниматели и население, несмотря на это, охотно берут их в больших объемах, чтобы побыстрее приобрести недвижимость, опасаясь обесценения зарабатываемых денежных доходов; с другой стороны, правительство начало широко кредитовать через Банк раз­вития и институты развития различные инвестиционные проекты. Это уже породило и усиливает долю сомнительных и безнадежных кредитов, что создает опасность финансового кризиса.

Особая угроза кроется в колебаниях мировых цен на нефть не только из-за усиления инфля­ции и обострения «голландской болезни». В условиях высоких мировых цен на нефть, незначи­тельного изымания ресурсной ренты добыча и экспорт нефти становятся высокодоходными, и поэтому сектор переработки оказывается непривлекательным для вложения инвестиций, неспо­собным, как уже отмечалось, конкурировать с нефтяным сектором за привлечение инвестиций. Казахстанская экономика может расти, но перестать развиваться. Таким образом, высокие миро­вые цены на нефть для нее могут оказаться не только благом, но и тормозом для долговременного развития, устранения структурной деформации и диверсификации экономики.

Утрата за годы реформ накопленного в советское время научно-технического потенциа­ла, вероятность отставания в развитии образования и науки в условиях постиндустриализации, когда движущей силой экономики становятся талант и умственные усилия индивидуумов, ин­теллектуальные ресурсы, человеческий капитал, действительно могут привести к отставанию в развитии высокотехнологичных и наукоемких производств с высокой добавленной стоимостью, к увеличению разрыва в уровне экономического и социального развития с развитыми странами. Сегодня не видно реальных энергичных и комплексных усилий, направленных на восстановле­ние утраченного и создание нового потенциала и развитие его в новых условиях.

Главную угрозу долговременному устойчивому развитию казахстанской экономики несет крайне низкая ее конкурентоспособность в условиях нарастания международной экономической конкуренции. Единственно верным ответом на этот вызов глобализации станет только повыше­ние конкурентоспособности национальной экономики. Неконкурентоспособная национальная экономика в современном мире не может быть эффективной, а значит, не имеет перспектив и действительно останется на долгие годы «у обочины» мировой экономической системы. Однако не так-то легко достичь конкурентоспособности экономики. Потребуются длительные, кропот­ливые усилия государства, бизнеса и населения.

§ 3. Проблемы догоняющего развития казахстанской экономики в условиях постиндустриального этапа

Казахстанская экономика с точки зрения дальнейшей ее перспективы, несмотря на со­вершенный, можно сказать, рывок в социально-экономическом развитии за последние 15 лет, находится в непростой ситуации.

Действительно, Казахстан, переживший за это время тяжелый системный кризис и длитель­ный трансформационный процесс, построил хотя еще не в полной мере развитую, но достаточ­но жизнеспособную рыночную экономику и показывает за последние шесть лет очень высокие темпы роста, которые мы называем восстановительно-конъюнктурным ростом, поскольку с 2000 года в этом росте решающую роль сыграла все-таки благоприятная внешнеэкономическая конъ­юнктура - высокий рост мировых цен на нефть.

Теперь страна вступает в качественно новый этап своего развития - этап постиндустри­альной модернизации экономики, и ее рост будет инвестиционно-структурным, т.е. экономика будет расти в основном за счет инвестиций в основной капитал, что будет сопровождаться про­грессивными структурными сдвигами, которые могут вызвать в течение определенного периода и снижение темпа роста экономики. Однако это будет уже этапом не просто роста, а развития, точнее, постиндустриализационным модернизационным этапом, когда преследуется достижение принципиально иных, более высоких комплексных целей и решаются более сложные качествен­ные задачи.

Такими целями являются обеспечение устойчивого экономического роста, высокой заня­тости, низкой инфляции и финансовой стабильности, а задачами - кардинальное технико-техно­логическое обновление всего производственного аппарата экономики; обеспечение экономики высококвалифицированными кадрами; широкая диверсификация экономики; повышение конку­рентоспособности экономики; интеграция казахстанской экономики в мирохозяйственную сис­тему в обновленной структуре.

Реализация этих целей и задач модернизационного этапа развития экономики должна быть подчинена достижению конечной, а потому более важной цели страны на ближайшие 15-20 лет - стратегической: ускоренное преодоление сложившегося отставания в социально-экономиче­ском развитии от уровня хотя бы среднеразвитых стран Европы. Выбор такой амбициозной стра­тегической цели вытекает не из чьих-то субъективных желаний или популистских устремлений, а из жизненной необходимости - достигнуть, обладая обилием природных ресурсов и неплохим стартовым человеческим капиталом, достойного уровня жизни и стать полноправным членом цивилизованного мирового сообщества. Достижение этой цели нашей стране вполне по плечу, что она не раз доказывала и в сложный советский период, и в еще более сложный и ответствен­ный период постсоветского становления и перехода к рыночной экономике, когда Казахстан од­ним из первых среди стран СНГ, менее болезненно преодолев переходный период, создал важные институциональные предпосылки для посттрансформационного экономического роста высоки­ми темпами.

Решать очередные поставленные задачи будет не менее сложно, чем те, которые страна ре­шала в переходном периоде. Интеллектуальная элита должна отдавать себе отчет в том, что ре­шать стратегические задачи придется в режиме догоняющего развития. Это значит, что, во-пер­вых, темп роста казахстанской экономики должен значительно опережать темп роста экономики среднеразвитых стран Европы; во-вторых, - и это главное, - потребуется не просто модернизация экономики, а модернизационный прорыв. Причем если прорыв будет лишь в определенных сек­торах, какими бы значимыми они ни были для экономики, а в остальных - нет или, что еще хуже, прорыв произойдет за их счет, то страна не достигнет своей стратегической цели. Нужна систем­ная прорывная модернизация. Это не значит, что все секторы, а тем более все отрасли должны быть прорывными.

Если эти два условия для достижения стратегической цели не будут выполняться, то пока мы будем продвигаться, хромая то на одну, то на другую ногу, эти страны уйдут далеко вперед. В этом заключается вызов, или особенность догоняющего развития.

Решение модернизационных задач и достижение намеченных стратегических и общих це­левых параметров экономики резко усложняется в силу особенностей догоняющего развития в условиях постиндустриализации, механизм которой радикальным образом отличается от реше­ния подобных проблем в условиях индустриальной эпохи.

Суть специфики постиндустриальной экономики сводится к следующему:

•    резко ускоряется технический прогресс, и под его влиянием возрастает динамизм высоких технологий;

•    сильно возрастает многообразие, безгранично растут и индивидуализируются потребности;

•    одновременно расширяются возможности удовлетворения динамично меняющихся потребностей;

•    повышаются гибкость и мобильность производственных процессов.

Такие специфические черты постиндустриального развития экономики предполагают:

•    либерализацию и дерегулирование экономики;

•    открытость экономики;

•    приоритетное вложение капитала в человеческое развитие, обеспечение постиндустриальной экономики высококвалифицированными кадрами;

•    либерализацию межстранового обмена товарами, услугами и капиталом, интернационализацию межстрановых экономических связей, развитие международной конкуренции.

Все это существенным образом усиливает неопределенность в экономике, ее развитие становится неустойчивым и плохо прогнозируемым. Поэтому если в условиях индустриальной экономики удавалось обеспечить успешное ее развитие за счет выбора без особого труда при­оритетных направлений и концентрации на них основных ресурсов, то теперь это неприемлемо.

На этом пути нас на каждом шагу могут подстерегать большие риски, так что цена ошибок будет чрезмерно высокой, расплата не заставит себя долго ждать, она произойдет немедленно и по-крупному.

К тому же феномен догоняющего развития создаст дополнительные трудности и риски в выборе пути развития казахстанской экономики. Этот феномен, с одной стороны, как уже отмеча­лось, будет вынуждать поддерживать высокий темп экономического роста, достаточный, чтобы опережать темп роста европейских стран, а с другой - будет создавать опасность тем, что пока в стране будут осуществляться крупные меры по освоению новых технологий и новых видов высокотехнологичной продукции, остальные развитые страны могут совершить новый техноло­гический рывок и уйти далеко вперед. Если так случится, то Казахстан, как страна догоняющего развития, вполне возможно, так и останется за пределами «клуба конвергенции», т.е. на обочине мирового сообщества.

Такая опасность в Казахстане велика. Имея сильно изношенную материально-техническую базу несырьевого сектора, донельзя расстроенный за годы реформ научно-технический кадровый потенциал, морально устаревшие производства с неадаптированной к рыночному способу хозяй­ствования структурой и высокий уровень затрат труда, Казахстан может оказаться неспособным конкурировать в трудоемких отраслях со своим соседом, обладающим супервозможностями, -КНР, а по наукоемким отраслям - со странами Запада и с другим соседом, обладающим больши­ми научно-техническими возможностями, - Россией. Как выйти из этой ловушки? На этот вопрос думающие и не подверженные популизму или пресловутой надежде на авось казахстанцы будут мучительно искать ответ не один год.

Мы не можем не считаться с неоспоримой реальностью, сложившейся на современном ми­ровом рынке: здесь ныне ни по одной группе товаров нет свободной ниши, которую мы могли бы занять, для этого было бы достаточно только опередить своих потенциальных конкурентов. Ка­захстан может выйти в любой сегмент мирового рынка, лишь вытесняя конкурентов, предлагая товары более высокого качества и по более низкой цене, чем их аналоги на мировом рынке. А эта задача для Казахстана не просто сложная, а архисложная, по крайней мере в течение нескольких лет. Пока единственный выход - это привлечение известных иностранных компаний с их высо­кими технологиями и создание с ними совместных предприятий на территории Казахстана. Но и здесь шансы Казахстана невелики. Пока сырьевой сектор остается высокодоходным и при­влекательным для иностранных инвесторов, привлечь их в низкодоходный несырьевой сектор, в частности в сектор обрабатывающей промышленности, будет крайне проблематично. Но и это не все.

Казахстан в конкурентной борьбе за привлечение иностранных инвестиций в обрабатыва­ющий сектор остается накрепко зажатым с двух сторон - с одной стороны КНР, а с другой - Рос­сией. У обоих соседей суперрынки, кроме того, у КНР есть основное преимущество - дешевая рабочая сила, а у России - огромные разнообразные ресурсы и перспективный крупный научно-технический потенциал. Иностранным инвесторам вкладывать свой капитал в эти страны гораз-

до выгоднее, чем в Казахстан с его «узким» внутренним рынком, не имеющим прямого выхода к морям, с его огромной территорией с непривлекательными климатическими условиями, с низкой плотностью населения и с напряженной экологической обстановкой. Прямо надо сказать: пер­спективы не из многообещающих.

Обилие природных ресурсов и аномально высокий рост цен на мировом рынке на сырьевые товары, экспортируемые Казахстаном, - еще один мощный фактор, вызывающий неустойчивость развития его экономики и большие риски при выборе решений относительно путей и механизмов этого развития. Приток в большом объеме избыточных нефтедоходов оказывает мощное инфля­ционное давление на экономику и может стать фактором, порождающим синдром «голландской болезни», который, вызывая повышение реального курса национальной валюты, снижает конку­рентоспособность трудоемких отраслей экономики, а действия НБК по сдерживанию укрепле­ния реального обменного курса тенге подхлестывают инфляцию. Мы сегодня сталкиваемся не с ожидаемой, а с уже наступившей угрозой макроэкономической дестабилизации: вот уже четвер­тый год подряд нам не удается удержать инфляцию на запланированном уровне. За последние три года реальный обменный курс тенге возрос на 30,6%. В истекшем году баланс по текущему счету стал отрицательным на 485,7 млн долларов.

Насколько высокая доходность сырьевого сектора притягивает инвестиции в этот сектор, настолько же и дестимулирует инвестирование несырьевого сектора, особенно обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства. Тем самым подрывается стимул к диверсификации эко­номики, сдерживаются необходимые структурные изменения.

Одновременно наблюдается ослабление интереса власти к углублению уже начатых и про­ведению новых структурных и институциональных реформ, без которых невозможно привлечь инвестиции в обрабатывающую промышленность и достичь длительного устойчивого экономиче­ского роста. Более того, при огромном притоке избыточных нефтедоходов теряется чувство меры и необходимая в такой ситуации осторожность в расходовании государственных средств, верх над бережливостью берет расточительство, бюджетный популизм и протекционизм становятся императивом экономической политики государства, бюджетная дисциплина и ответственность преданы забвению, «неотложные» отраслевые и социально-региональные проблемы растут, как снежный ком, возрастает интерес ко все более амбициозным долговременным инвестиционным проектам. Отсутствие частных инвестиций и инициатив с лихвой восполняется чрезмерной ак­тивностью государства и государственными инвестициями.

Если раньше все громче звучали призывы «не надо копить - надо тратить», то теперь зву­чит «хватит копить - пора тратить», имея в виду средства НФ РК. И, в конце концов, эти при­зывы оказываются услышанными властью, ведь тратить чужие средства всегда приятнее, чем их копить. В результате страна получает неконтролируемые растущие бюджетные расходы, а, как известно, где растут бюджетные расходы, там процветает коррупция. Итогом всей этой шумихи и кампанейщины снова оказывается макроэкономическая дестабилизация, за которой последует потеря интереса к развитию экономики.

Сложности ситуации постиндустриальной экономики с догоняющим развитием на этом не кончаются. Обилие природных ресурсов, особенно нефти, сделало Казахстан привлекательным для вложения в его экономику международного капитала, правда, пока это касается только его сырьевого сектора. Это усилило интернационализацию казахстанской экономики, развитие инте­грации казахстанского капитала в мировую экономическую систему. Это сегодня стало причиной противоречивых ситуаций в экономике Казахстана. С одной стороны, в республике повсюду ощу­щается катастрофическая нехватка частных инвестиций для диверсификации экономики и обе­спечения ее устойчивого роста, но в то же время активизируется инвестиционная деятельность казахстанских банков за рубежом, что является важным признаком зрелости банковской системы страны. С другой стороны, стремительно растет внешнее заимствование банками и компаниями реального сектора экономики, что вроде бы позволяет удешевить инвестиционное кредитование экономики и способствует ее развитию. Но в то же время подхлестывает инфляцию и удорожает тенге.

Еще одна проблема. Страна остро нуждается в качественных и дешевых импортных товарах: в инвестиционных - для создания высокотехнологичных конкурентоспособных производств, по­требительских - для удовлетворения потребностей малообеспеченной части населения, а также для развития конкуренции в экономике, что очень важно для улучшения качества и снижения цен казахстанских товаров. Одновременно это ущемляет интересы отечественных товаропроизводи­телей, ведет к сокращению отечественного производства и росту безработицы.

Укрепление курса тенге позитивно сказывается на росте реальных доходов населения, при­влечении иностранных инвестиций, но снижает конкурентоспособность готовой продукции и сокращает объем экспорта и ВВП. Удешевление тенге, наоборот, вызывает рост экспорта и ВВП, но снижает реальные доходы населения, не содействует увеличению иностранных инвестиций в несырьевой сектор и т.д.

Таким образом, экономика Казахстана, оказавшаяся в большой зависимости от высоких мировых цен и имея моноструктурную промышленность, стала сильно зависимой от колебаний мировых цен на нефть. Это значит, что экономика, подстроившаяся под высокие мировые цены на нефть при их падении, - а этого исключать ни в коей мере нельзя, - неизбежно окажется в тя­желом структурном кризисе, который при определенных условиях может перерасти в какой-либо вариант кризиса политического.

Причина изложенной ситуации - банальная. Казахстанская экономика слишком долго пре­бывает в условиях чрезмерно благоприятной мировой конъюнктуры, и это создает ложное пред­ставление, будто бы мировые цены на нефть будут всегда высокими, а значит, такая благопри­ятная ситуация в экономике надолго.

Похоже, наша интеллектуальная элита уже в плену такой иллюзии, разделяет всеобщее ликование и эйфорию по поводу невиданных экономических успехов Казахстана и не собирается удовлетворяться меньшими, ударилась в производство, решила почивать на лаврах, купленных обманчиво легкой ценой огромных дармовых нефтяных доходов. Она решила, что слишком долго жила в недостаточности, чтобы отказать себе в удовольствиях, раз уж нефтяные доходы сами текут в руки.

Если это действительно так и такая психология уже взяла верх, то нас ждет еще одна непри­ятность: Казахстан, не сумев воспользоваться редкой благоприятной возможностью для роста и процветания, навсегда останется страной с периферийной экономикой и несбывшейся мечтой. У него останется одна возможность: по-прежнему гордо заявлять, что Казахстан богат природными ресурсами и что в его недрах содержатся почти все элементы таблицы Менделеева.

Если развитие казахстанской экономики пойдет по такому сценарию, то велика вероятность, что нефтяное богатство страны может стать не благом, а мощным тормозом ее экономического развития. К сожалению, этот сценарий сегодня для Казахстана является не гипотетическим, а самым что ни на есть реальным.

Однако, во-первых, еще не поздно опомниться, как это сделала в свое время Норвегия - единственная процветающая нефтедобывающая страна в мире; во-вторых, сделать все воз­можное для обеспечения эффективного развития экономики. А возможности надо постоянно и неустанно искать и находить. Экономика - большая система, а такая система имеет бесчисленное множество альтернативных путей развития и механизмов решения.

Решение надо искать не в определении приоритетных отраслей и концентрации на них всех основных ресурсов с помощью прямого их перераспределения и протекционизма, как делалось в индустриальной эпохе. В силу описанных выше особенностей и рисков решение задачи таким образом нереально, т.к. никто не сможет безошибочно определить такие приоритетные отрасли и тем более предугадать, когда они могут измениться: не через 30-40 лет, что было характерно для индустриальной эпохи, а, допустим, за каких-то 5-7 лет или за еще меньшие сроки. К тому же конкурентоспособные высокотехнологичные производства, выпускающие продукцию с высокой добавленной стоимостью, можно организовать в любом секторе, в любой отрасли. Причем сегод­ня лидирующее положение могут занимать одни отрасли, а буквально через год-два — другие. Мы это наблюдаем каждый год, каждый день в развитых странах мира.

Из этого не следует, что в нашей экономике не должно быть приоритетов. Только приорите­тами теперь могут быть не отдельные, заранее выбранные властями отрасли, а любые высокотех­нологичные, конкурентоспособные на внешнем рынке товары с высокой добавленной стоимос­тью. Значит, стимулироваться будет производство только такой продукции, независимо от того, каким отраслям она принадлежит.

Из изложенного можно сделать еще один очень важный вывод относительно использования в новых условиях старых традиционных методов и механизмов индустриального периода.

В условиях постиндустриальной эпохи, когда из-за быстрой сменяемости технологий, об-новляемости выпускаемых товаров, расширения потребностей и возможности их удовлетворе­ния, высокой волатильности мировых цен на отдельные сырьевые товары и обменные курсы основных мировых валют, непредсказуемости политических факторов и т.д. чрезмерно быстро меняется социально-экономическая ситуация в стране, попытки использования прежних методов и механизмов для обеспечения эффективного функционирования и развития экономики вообще теряют всякий смысл.

Теперь надо искать механизмы, адекватные важнейшим условиям и особенностям пережи­ваемого периода развития общества. Они должны обеспечивать гибкость и максимальную адап­тивность экономической системы, способствовать хозяйствующим субъектам быстро и адекват­но реагировать на динамично меняющуюся ситуацию, или, научно выражаясь, вызовам времени. Именно адаптивность и гибкость ныне становятся гораздо важнее, чем достижение темпов роста формальных показателей уровня развития экономики, измеряемого среднедушевым ВВП. Адап­тивность экономики позволяет достигать более качественного и долговременного устойчивого экономического роста, гибко реагируя на всякие значительные изменения внешних и внутренних факторов развития экономики.

На практике это обеспечивается:

•     проведением ответственной экономической политики;

•     обеспечением открытости и либерализованное™ экономики;

•     созданием благоприятного делового климата не только в сырьевом, но и в несырьевом ифинансовом секторах экономики;

•     созданием равных конкурентных условий для всех отраслей;

•     ускоренным ростом человеческого капитала;

•     стимулированием производства высокотехнологичной, конкурентоспособной продукции
или услуг, механизмов, не противоречащим принципам свободного рынка;

•     созданием развитых экономических, политических, правовых, социальных гражданских институтов, позволяющих интегрировать наши национальные (не в этническом смысле, а в смысле государственности) ценности с общеевропейскими базовыми ценностями развития и создавать благоприятные условия для функционирования и развития экономики в соответствии с основными принципами развитой рыночной экономики западных стран.

Мы должны иметь в виду, что было бы нелогично стремиться достичь уровня экономичес­кого развития стран Европы и иметь европейский уровень и качество жизни, но строить свое об­щество, свою экономику наподобие азиатских стран или стран Латинской Америки - еще хуже. (Это к тому, что часто можно услышать команду изучать и перенять опыт по разным вопросам институционального развития экономики Малайзии, Сингапура, Южной Кореи, Мексики и т.д. Кстати, в ряде этих стран некоторые президенты, при которых строились такие институты, уби­ты, а некоторые до сих пор в бегах.)

Вряд ли есть основания строить свою экономику с помощью трансплантации отдельных экономических органов (методов и институтов) в казахстанскую экономику. Тем более, что никто не доказал и не сможет однозначно доказать, что в экономические успехи этих стран наибольший вклад внесли именно те органы (институты), которые мы переносим в казахстанскую экономику. Наоборот, многие крупные политики и экономисты мира в своих мемуарах и исследованиях эко­номические успехи этих стран объясняют совсем другими факторами и обстоятельствами.

Но нет доказательств и того, что эти трансплантаты-институты, перенесенные из каких-либо стран, быстро приживутся и станут эффективно функционировать в других странах, в чуж­дой для них политико-экономической среде, в иной экономической системе. Во всяком случае, однозначно можно сказать следующее: каждый трансплантат (институт) может быть эффективен, если он эффективен вообще, только в той среде, в которой он функционирует во взаимодействии со всеми ее другими институтами при применяемом там механизме.

Успех казахстанской экономики зависит от способности политической и бизнес-элиты най­ти те безусловно верные и главные решения, которые обеспечат нужный модернизационный прорыв в современных условиях Казахстана. Всей интеллектуальной элите крайне важно осо­знать, что успех возможен только в том случае, если, во-первых, каждый сектор экономики будет представлять себя частью одной общей экономической системы и что он должен действовать не сам по себе, а в системе, согласованно, скоординированно со всеми ее остальными секторами; во-вторых, власть будет вести ответственную, эффективную экономическую политику, обеспе­чивающую наиболее благоприятные условия, необходимые для успешного развития всего биз­неса (крупного, среднего и малого, приоритетного и неприоритетного, финансового, сырьевого и несырьевого и т.д.), а предприниматели - активную добросовестную деятельность в равной конкурентной среде.

И тем, и другим необходимо всегда максимально точно улавливать наиболее верные направ­ления развития экономики, ее производительных сил и учитывать вызовы постиндустриального и догоняющего развития, вызовы времени (глобализация, обострение конкурентной борьбы на международном рынке и др.), быть готовыми и способными быстро адаптироваться к этим вы­зовам.

Не следует тем и другим связывать свои надежды на успех с обилием природных ресурсов и сохранением надолго высоких мировых цен на них. Мировой опыт с полной ясностью показал, что главное в успешном развитии - не богатство природных ресурсов, а открытая и ответствен­ная экономическая политики государства, рост человеческого капитала и активная предприни­мательская деятельность, адаптивность и гибкость бизнеса. Высокоразвитыми странами в мире являются в основном не богатые и даже не обладающие природными ресурсами, а бедными - все страны, богатые природными ресурсами; исключение составляют Норвегия и США.

Таким образом, государству и бизнесу ныне придется решать задачи более тонкие и слож­ные, чем в прошлом веке. Причем ничто не гарантирует достижения стоящей перед Казахста­ном стратегической цели - преодоления своего отставания в социально-экономическом развитии от среднеразвитых европейских стран в условиях постиндустриального догоняющего развития, глобализации и обостряющейся на мировом рынке экономической конкуренции.

Сегодня нам как никогда необходимо выработать всесторонне взвешенную и основанную на реальных расчетах, на внешних и внутренних факторах стратегию социально-экономическо­го прорыва. В ней не должно быть популизма, угодничества, она не должна быть рассчитана на сиюминутный внешний эффект и предвыборное пиар-шоу, она не должна стать источником

наживы и коррупции, зарабатывания политических дивидендов. Таким образом, перед властью и перед всем бизнес-обществом, всеми секторами экономики стоят исключительно сложные за­дачи, решаемые не однажды, не периодически, а повседневно и немалыми силами. Попытки ре­шения их на уровне отдельных субъектов (банков, компаний, предприятий) далеко недостаточны, не под силу им, поскольку для выработки своей стратегии, принятия верных решений на уровне каждой компании, каждого банка, каждого малого и среднего предприятия в современных усло­виях потребуются постоянный анализ и мониторинг состояния и развития экономики в целом, основных факторов и условий, определяющих ее важнейшие параметры, их влияния на функ­ционирование и развитие каждого сектора, каждой отрасли, хода и характера взаимодействия. Потребуются исследования и оценка влияния различных экономических механизмов (налогов, кредитов, таможенных и ценовых параметров и др.) на эффективность и конкурентоспособность в каждом секторе экономики, развития конкурентной среды. Необходимо постоянно разрабаты­вать на основе системного анализа конкретные рекомендации для экономики в целом, каждого ее сектора, каждой ее отрасли с оценкой их последствий для них.

Только на их основе каждый хозяйствующий субъект может выработать свою стратегию на ближайший и среднесрочный период и принимать соответствующие верные решения.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

За 15 лет Казахстан пережил крушение социалистической системы, распад крупнейшей в мире империи - СССР, проводил рыночно ориентированные социально-экономические реформы. Во всех бывших союзных республиках отношение народа к этим событиям было неоднозначным. Это сегодня кажется, что все восприняли распад СССР как нечто долгожданное. Ностальгия по прошлому, по беззаботной жизни в СССР, по четко очерченному и твердо обещанному КПСС «светлому будущему», в которое люди, несмотря ни на что, искренне верили, по-моему, еще продолжает иметь место, особенно там, где гражданам живется очень трудно, где нет политической стабильности и происходят межэтнические столкновения, и даже там, где местные власти, чиновники устраивают настоящий произвол. Отрицать все это было бы просто самообманом.

Возникают вопросы: что в итоге Казахстан потерял и что приобрел, что ждет его впереди? Эти вопросы тем более уместны, если учесть, что 25 апреля 2005 года Президент Российской Федерации В.В. Путин в своем ежегодном послании Федеральному собранию РФ произнес слова, которые как-то прошли мимо ушей и внимания широкой массы политиков и журналистов как России, так и Казахстана. Он сказал: «Распад СССР стал крупнейшей геополитической катастрофой века. Десятки миллионов соотечественников оказались за пределами страны, что для российского народа стало настоящей драмой. Социальная сфера оказалась в параличе. Многим казалось, что именно в этот период происходили выдающиеся события». Значит, многим казалось, а на самом деле, выходит, этого нет? Значит, распад СССР был не выдающимся геополитическим событием, а геополитической катастрофой? Значит, выходит, это драма не только для российского народа, но и для остальных народов мира, в том числе для казахстанского? Если это катастрофа, то чему нам радоваться? Разве отсюда не вытекает вывод, что российский президент говорит о необходимости переоценки итогов распада СССР, действий тех, кто вольно или неволь­но был причастен к распаду СССР?

Да, десятки миллионов русских оказались за пределами России. Разве мало граждан США, Великобритании, Франции, Германии, арабских и африканских государств живут за пределами своих стран? Разве они считают это драмой? Нет, наоборот, желают жить там, где они живут, - за пределами своих стран.

Да и не все россияне, несмотря ни на что, хотят покидать прибалтийские республики и Кавказ, и много граждан РФ эмигрируют во многие другие страны.

Вопрос, видимо, в другом. А именно в том, что в период СССР русские в союзных республиках были привилегированными гражданами, а теперь они этого лишились. Но тогда граждане коренной национальности, особенно казахи на своей земле, на собственной родине оказались людьми второго сорта. А это было для них действительно настоящей трагедией, унижением. Я бы считал нынешнее положение русских в Казахстане вполне равноправным. Спрашивается, почему потеря привилегированного положения русских в Казахстане в то время, когда казахи пребывали в положении второсортных граждан в собственной республике, считается для русских драмой, а тогдашнее положение для казахов — нет? Выходит, что счастье одного народа за счет несчастья других народов для В.В. Путина - явление нормальное. Нет, казахи просто приобретают то, что у них отнималось при СССР, причем не за счет унижения русских, как русские в СССР - за счет казахов.

Правда, от распада СССР были потери, но потери общие - и русских, и казахов, и других народов бывших союзных республик. И в России, и в других независимых государствах происходили гиперинфляция, стремительный спад производства и занятости, ухудшался уровень жизни в течение четырех лет - с 1992-го по 1995 год. Но уже в 1996 году появились первые признаки роста ВВП почти во всех независимых государствах, в том числе в России. Да, потери были большими и в экономике, и в социальной сфере. Но мы пережили их вместе. Тем более, что все это не сравнимо с теми потерями, которые мы несли после Октябрьской революции 1918 года в течение 19 лет. Это выразилось не только в голоде огромной массы людей, но и в пролитой крови и человеческих жертвах неслыханного масштаба, которые имели место в ходе революции, гражданской войны, продразверстки, раскулачивания, коллективизации в сельском хозяйстве, массовых репрессий, учиненных властью против лучших представителей интеллигенции с надуманным обвинением их «врагами народа», репатриации целых народов Кавказа и других регионов с переселением в Казахстан и Сибирь. Вот это было трагедией для народов и России, и всех других бывших союзных республик. Трагедией для них был не распад СССР, а его возникновение. Роспуск СССР по Беловежскому соглашению обеспечил независимость бывших союзных республик, одной из которых был Казахстан. Неужели это было трагедией для русских? Почему же тогда русские не покидают даже Эстонию и Латвию, не освобождают, а удерживают территорию Молдавии? Нет сомнений, что приобрели мы намного больше, иначе в приобретении независимости не было бы смысла. Попробуем в этом разобраться.

Прежде всего, Казахстан потерял огромный единый рынок СССР. По крайней мере ему стало сложнее выходить на рынки бывших союзных стран, прежде всего России, т.к. раньше их экономики были высокоинтегрированными.

В экономическом союзе, созданном в сентябре 1993 года девятью странами СНГ, и в ЕврАзЭС интеграция происходит не так быстро и успешно.

Казахстанская экономика, как и прежде, сильно зависит от экономики России. На ее долю приходится около 15% экспорта и более 30% импорта Казахстана. Но разделенность экономик двух стран породила много барьеров на пути движения товаров, труда и капитала, приходится тратить много времени на их смягчение, что сдерживает успешное развитие казахстанской экономики. Надо заметить, что последняя во многом зависит от роста российской экономики.

В целом Казахстан потерял ввоз из других стран более чем на 7 млрд рублей и на 5 млрд рублей - дотаций в использованном национальном доходе по ценам советского времени. Независимость союзных республик породила проблему межнациональных отношений, в первую очередь между коренным и русскоязычным населением. Хотя в Казахстане эти проблемы были намного слабее, чем в других новых независимых государствах, тем не менее и из Казахстана начался отток русскоязычного населения, главным образом русских и немцев. С 1990-го по 2004 год из Казахстана выехало 3430 человек. Это отрицательно отразилось на функционировании промышленных предприятий, где русские доминировали как в системе управления, так и среди инженерно-технических работников. Особенно пострадали малые и средние города - около 60 городов, каждый из которых был связан с функционированием крупного градообразующего промышленного предприятия.

В значительной степени между народами бывшего СССР был потерян дух дружбы. Как бы то ни было, казахстанцы чувствовали себя частью единого советского народа. Им было свойственно проявление взаимопомощи и взаимовыручки. После распада СССР все эти чувства и отношения несколько померкли.

Однако Казахстан приобрел намного больше. Прежде всего, Казахстан впервые почти за 300 лет стал суверенным государством, освободился от российских имперских амбиций, получил право на полное распоряжение своими природными ресурсами, право вести самостоятельную внешнюю и социально-экономическую политику, проводить рыночные реформы и отвечать за развитие страны. Благодаря такой возможности за 5-7 лет была достигнута макроэкономическая стабильность, в стране появились хорошие деньги, без которых оживление производства было невозможным, уже в 1996-м и 1997 годах появились первые признаки роста ВВП (на 0,5 и 1,7% соответственно). Дальнейшему росту помешал финансовый кризис в России в 1998 году.

В результате в целом удачно проведенных социально-экономических реформ к 2000 году Казахстан создал еще недостаточно развитую, но вполне жизнеспособную рыночную экономику, в дальнейшем достиг стабильно высоких темпов экономического роста и решения важных проблем своего социального развития.

С получением независимости и с оживлением экономики в Казахстан стали съезжаться соотечественники — казахи-оралманы из Монголии, Китая, Узбекистана, России, Турции и других стран мира, куда их деды и прадеды бежали в 30-е годы от нестерпимого большевистского насилия, учиненного против казахского народа. В результате казахи в Казахстане наконец-то стали преобладающей по численности нацией - в 2005 году 57,9% населения были этническими казахами.

Казахский язык стал укрепляться как единственный государственный язык, что стало прямым результатом исторического становления Казахстана независимым и суверенным государством.

Казахстан не просто стал независимым членом мирового сообщества, он стал проводить эффективную внешнюю политику, успешно развивать международные отношения, последовательно придерживаться принципа «многовекторной внешней политики». Благодаря этому руководство страны сумело установить сбалансированные дружеские отношения во всех сферах - экономике, политике, военном сотрудничестве, борьбе с терроризмом - одновременно с Россией, США, КНР, Турцией, странами ЕС, Великобританией, хотя отношения между этими странами остаются непростыми.

Таким образом, для Казахстана распад СССР не был трагедией, а стал началом расцвета на­ции и неподдельных, по-настоящему дружеских межнациональных отношений; стал спасением от экономического и социального развала, обострения международных отношений между союзными республиками и развязки гражданской войны в 1992 году.

Первый этап перехода к рыночной экономике, таким образом, завершен, цели этого этапа достигнуты. Надо сказать, вторую эпоху перемен пережили, и пережили, если сравнивать с переходом к социализму, малой кровью, хотя страдания были немалые и кое-где проблемы продолжают иметь место и сейчас. Переход из одной системы в другую всегда болезнен, даже тогда, когда это - естественный процесс. Придуманный, виртуальный мир остался позади.

Нам следует учесть один урок из нашей короткой, но важной, масштабной по содержанию истории: всякие идеи, оторванные от реалий, всякие основанные на них виртуальные миры рано или поздно всегда рушатся. На зыбких идеях, целях, лозунгах, какими бы они ни были красивыми, принципиальными, ничего надежного не построишь.

Поэтому мы не должны допускать, чтобы наша страна, покинув один придуманный мир, построенный на ошибочных идеях, попала в другой нереальный мир, мир, придуманный фанатиками и экстремистами. Если это произойдет, это будет еще более варварский, отвратительный мир. Такую вероятность нашего развития нельзя исключать.

Основу может создать национальный изоляционализм, который начинает приобретать распространение среди нашей интеллигенции и молодежи, сквозит в телепередачах, некоторой периодической печати; при устных беседах все чаще можно услышать: национализировать собственность, выгнать иностранцев, выгнать русских, не допускать американцев и китайцев, самим владеть нефтяными компаниями и т.д. и т.п. Между тем в век глобализации никто не сможет изолироваться в принципе, а изоляция нации в стране - это опасный, бесперспективный путь, которым невозможно достичь успешного развития страны.

Казахстан теперь известен миру не как одна из бывших республик СССР, обладающая нефтью, а как самостоятельное, независимое государство со своим политическим и экономическим лицом. Это главные итоги первого этапа перехода к рынку. Начальный этап жизни очень важен, первые шаги ребенка играют зачастую определяющую роль в его жизни, казахи говорят: «Что увидишь в гнезде, то увидишь, когда подрастешь». Это к тому, что у Казахстана есть все основания для решения задачи второго переходного этапа - борьбы за место в ряду среднеразвитых европейских стран и дальше... Эта нелегкая задача - догнать далеко идущие в своем развитии страны - не всем удается. Более того, теоретическая модель Роумера позволяет сделать утверждение, что возрастающий эффект масштаба, действующий применительно к производственным технологиям, ведет к тому, что богатые страны не только сохраняют, но и увеличивают свое превосходство над бедными. Многие авторы убедительно показали, что процессы конвергенции характерны только для богатых стран, особенно для стран, принадлежащих к ОЭСР. Они считают, что высокие технологии благоприятствуют лидерам в области технологий: богатые становятся богаче; конвергенция - реальный факт, но только для стран с адекватным человеческим капиталом, необходимым для овладения современными технологиями¹. Тем не менее Дж. Сакс и Э. Ворнер попытались доказать, что достаточным условием ускоренного развития бедных стран и, следовательно, конвергенции является проведение ими эффективной экономической политики, включающей в первую очередь режим открытой торговли и защиты права частной собственности². Многие ученые к этому добавляют наличие соответствующего стартового человеческого капитала. Сакс и Ворнер видят все проблемы в ошибках в экономической политике и неумении создавать достаточно развитые экономические институты, без которых экономический рост невозможен.

Если так, то чтобы решить задачу второго этапа, нам следует ускоренно развивать экономические институты, прежде всего институты защиты прав собственности, человеческий капитал и разрабатывать правильную экономическую политику. Правда, задача усложняется тем, что Казахстану приходится решать эти задачи в условиях постиндустриализации и глобализации экономики, нарастания межстрановой экономической конкуренции. Их вызовами являются высокий динамизм экономики, высоких технологий, живучесть старых представлений о развитии экономики, нежелание проведения фундаментальных структурных и институциональных реформ, стремление быстро достичь результатов знакомыми рычагами.

Новая ситуация в мировых экономических процессах требует высокой адаптивности экономической системы к условиям глобализации и постиндустриализации. А это, в свою очередь, диктует необходимость углубления структурно-институциональных реформ, укрепления всех институтов и механизмов, что будет способствовать ускорению догоняющего развития, и снятия всех преград, которые ему мешают. Это касается и бюджетной, и налоговой, и денежно-кредитной политики, и судебной системы, и административных органов, и дерегулирования, и государственного вмешательства в экономику и т.д.

Да, результаты в этом случае достигаются медленно, но окажутся устойчивыми. Результаты, допустимые по традиционным методам, могут прийти быстро, но окажутся неустойчивыми. Поэтому Казахстан, как страна догоняющего развития, не должен ориентировать себя на сиюминутные успехи. Выход надо искать в создании делового и инвестиционного климата на основе проведения ответственной экономической политики и рутинных, но надежных по своим результатам структурных реформ. Только на этом пути мы должны искать свое счастье.

('Сакс Дж., Ворнер Э. Экономическая конвергенция и экономическая политика//Вопросы экономики. 1995. № 5.

ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД И ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ОСНОВА МАКРОЭКОНОМИЧЕСКОЙ СТАБИЛИЗАЦИИ В КАЗАХСТАНЕ ЭКОНОМИКА НЕЗАВИСИМОГО КАЗАХСТАНА АРЫСТАН ЕСЕНТУГЕЛОВ !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!Страницы не соответствуют тексту!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! СОДЕРЖАНИЕ

 

• 14:21 05 Июля 2016
  Российско-китайский медуниверситет откроет магистерскую программу по TCM
• 01:21 05 Июля 2016
  На форуме МГУ Россия и Китай обсудят научно-образовательное сотрудничество
• 11:00 04 Июля 2016
  Реморенко: "ЕГЭ-туризм" в России сходит на нет
• 10:52 04 Июля 2016
  Летняя российско-австрийская школа откроется в Москве
• 15:31 01 Июля 2016
  В СПбГУ могут воссоздать географический факультет

Заказать уникальную работу