курсовые,контрольные,дипломы,рефераты
Министерство общего и профессионального
образования РФ
Кемеровский государственный университет
Кафедра История России
РЕФЕРАТ
По дисциплине: История России
По теме: Политический портрет Сталина
Выполнил:
студент группы
Проверила:
Кемерово
1999
Иосиф Виссарионович Сталин (настоящая фамилия - Джугашвили), родился в 1879 году в маленьком грузинском селе Гори, в семье сапожника. Личность, пожалуй, одна из самых загадочных и незаурядных в истории России, да и всего мира. Даже факт его рождения был окутан своеобразной тайной. Ходило множество легенд о происхождении Сталина. Одна из них пользовалась большой популярностью и получила большое распространение. Некоторые считали, что он был сыном очень красивой крестьянки и грузинского князя. И вполне естественно, что мальчик осознав свое двойственное положение, с юных лет проявил недовольство, стал бунтарем. Он был достоин большего, старался расправить крылья. Прошлое тяготило его. Покинув дом, он никогда не возвращался больше в семью, в родные места.
Существовала также и другая, не менее популярная: Отец его, дескать, не кто иной, как известный путешественник Пржевальский, бывавший в Гори в гостях у князя. Даже показывали портреты и уверяли, что Сталин и Пржевальский очень похожи, и не только лицом, но и фигурой, и осанкой.
Во всех этих предположениях достоверно только одно: Иосиф Виссарионович не любил вспоминать о Гори, о своем детстве, а если говорил, то лишь о матери и никогда - об отце, который, судя по всему, в свою очередь относился к Иосифу очень холодно.
И все же, кто бы ни был его отцом, мальчик вырос умным, эрудированным человеком с аналитическим складом ума. Он был не красив. Вот как описывает В. Успенский его внешность в книге «Тайный советник Вождя»: «Передо мной стоял невысокий, плотного телосложения человек, лет под сорок, со смуглым усталым лицом, на котором заметно проступали рябинки. Лоб невысокий, даже узкий, обрезанный черной полоской коротко подстриженных волос. Несколько велик был нос, как у многих кавказских жителей. Показалось, что руки длинноваты и тяжеловаты по сравнению с туловищем. И малоподвижны, особенно - левая». Но все, кто когда-либо встречался со Сталиным замечали его особенный взгляд. Здороваясь, он пристально смотрел человеку в глаза, и таким пронизывающим был его взгляд, что казалось Джугашвили мгновенно просвечивал человека, проникал в его сущность и понимал, кто перед ним стоит. Это не могло быть приятным и всегда вызывало раздражение у его собеседников.
Некоторое время Сталин провел в ссылках, потом началась его политическая карьера. Он сумел пробиться на « самый верх » исключительно благодаря своей невиданной настойчивости и невероятному дару убеждения. Жизнь воспитала этого человека так, что он не останавливался не перед чем и ни на секунду не сомневался в правильности и безупречности своих действий.
О Сталине за весь предреволюционный период за пределами Кавказа или, вернее, нескольких мест на Кавказе никто ничего не знает. Правда, и он появляется но Лондонском съезде 1907 года с сомнительным и непризнанным съездом мандатом. Сталин за время съезда не произносит ни слова и, в отличие от Зиновьева, который на этом съезде избирается в Центральный Комитет, Сталин покидает съезд с такой же неизвестностью, как и прибыл на него. Впервые имя Сталина упомянуто Лениным в марте 1920 года в подстрочной ссылке на корреспонденцию из Кавказа в центральном органе партии.
Начавшиеся около тому назад попытки изобразить Сталина, как одного из наиболее выдающихся вождей революционного движения, начиная с конца прошлого столетия, не находят ни малейшей опоры в фактах. Политическое развитие Сталина имело крайне медленный характер. В нем во всяком случае не было тех черт «вундеркинда», которыми хотят его наделить некоторые биографы. В то время, как Зиновьев вошел в Центральный Комитет 26-ти лет, а Рыков на два года раньше, когда ему не было еще 24-х лет, Сталину было 33 года, когда его впервые кооптировали в руководящее учреждение партии.
По поводу своего обращения в социализм Сталин говорил: «Я стал марксистом благодаря, так сказать, моей социальной позиции – мой отец был рабочим в обувной фабрике, моя мать также была работницей, - но так же и потому, что я слышал голос возмущения в среде, которая меня окружала, на социальном уровне моих родителей, наконец, вследствие резкой нетерпимости и иезуитской дисциплины, господствующих в православной семинарии, где я провел несколько лет. Вся моя атмосфера была насыщена ненавистью против царского гнета, и я от всего сердца бросился в революционную борьбу».
Казалось бы, вопрос о том, был ли Джугашвили-отец пролетарием или ремесленником, вряд ли может повлиять на историческую репутацию сына. Маркс вышел из буржуазной среды, Энгельс был фабрикантом, Ленин принадлежал к бюрократической семье. Социальное происхождение может представить значительный биографический интерес, но ничего не прибавляет и не убавляет в значении исторического деятеля. Однако это верно лишь в тех случаях, когда само это значение бесспорно, т.е. когда оно вытекает из исключительных неоспоримых качеств самой личности. Наполеону не были нужны предки. Наоборот, Наполеон III был жизненно заинтересован в фамильном сходстве со своим мнимым дядей. Биография Сталина строится такими же бюрократическими приемами, как его политическая карьера.
Несокрушимую верность принципам и веру в массу Ленин действительно пронес через всю свою жизнь, несмотря на маневренную гибкость своей политики. В этих обоих отношениях Сталин составляет прямую противоположность Ленину, его отрицание и, если позволено сказать, его поругание. Принципы никогда не были для него ничем иным, кроме прикрытия. Никогда в течение своей жизни он имел общения с действительными массами, т.е. не с десятками, а с сотнями тысяч миллионов. У него не было органов и ресурсов для такого общения, и из его неспособности «объясняться с массами» и непосредственно влиять на них, вырос его страх перед массами, а затем и вражда к ним. Весь дальнейший тоталитарный режим вырос из страха бюрократии перед массами.
В биографической литературе мы видим упорное стремление отодвинуть деятельность Сталина назад. Мы наблюдали это по отношению к первому периоду, когда он был превращаем в руководителя организаций Кавказа в этот период, когда он был всего лишь скромным учеником, скромным по знанию и влиянию, хотя и не по амбиции. Мы видим систематические попытки провозгласить его членом Центрального Комитета за несколько лет до того, как он им стал. Его пытаются изобразить влиятельной фигурой в годы первой революции. Ему приписывают почти решающую роль в период второй революции. И неправильно объяснять такие попытки одним только византийским сервилизмом биографов. В биографиях явно враждебного характера (а в них нет недостатка) роль Сталина до 1923 года подвергается почти такому же чудовищному преувеличению, хотя и со знаком минус. Мы наблюдаем здесь тот интересный оптико-психологический феномен, когда человек начинает отбрасывать от себя тень в свое собственное прошлое. Людям, лишенным исторически воспитанного воображения, трудно представить себе, что человек со столь ординарным и серым прошлым мог вдруг подняться на такую высоту.
Прошлая биография Сталина, как оно ни скудна, оказалась чрезвычайно подходящей для требований той новой роли, которую ему пришлось сыграть. Он был несомненно старым большевиком, следовательно, был связан с историей партии и ее традициями. Его политика, поэтому, легко могла представиться продолжением и развитием старой политики большевистской партии. Он был как нельзя лучшим прикрытием для термидорианской реакции. Но если он был старым большевиком, то прошлая его деятельность оставалась фактически неизвестной не только народным массам, но и партии. Никто не знал, что говорил и делал Сталин до 1917 и даже до 1923-1924 годов.
В конце 1925 года Сталин говорит еще о вождях в третьем лице и восстанавливает против них партию. Он вызывает аплодисменты среднего слоя бюрократии, что отказывает вождям в поклонах. В это время он уже был диктатором. Он был диктатором, но не чувствовал себя вождем, никто его вождем не признавал. Он был диктатором не силою своей личности, а силою аппарата, который порвал со старыми вождями.
Так как никто не знал его прошлого, кроме небольшого числа лиц, никто не мог сопоставлять настоящего с прошлым. Широкие массы, наоборот, склонны были выводить прошлое из настоящего. Это дало возможность Сталину при помощи аппарата составлять себе биографию, которая отвечала бы потребностям его новой исторической роли.
Его эмпиризм, несклонность и неспособность к широким обобщениям, облегчали ему поворот психологический. Он сам никогда не видел своей орбиты в целом. Он разрешал задачи по мере того, как они выдвигались ходом его борьбы за власть. Его идеи и методы борьбы изменялись незаметно для него самого, по мере изменения обстановки и условий, в которые он был поставлен.
Он был сильнее других наделен волей и честолюбием, но он не был ни умнее других, ни образованнее других, ни красноречивее. Он не обладал такими качествами, которые привлекают симпатии. Зато природа щедро его холодной настойчивостью и практической сметкой. Он никогда не повиновался чувствам, а всегда умел подчинять их расчету. Недоверие к массам, как и к отдельным людям, составляет основу природы Сталина. От того в больших вопросах революции, где все зависит от вмешательства партии, он занимал действительно оппортунистическую позицию. Но в практических действиях узкого масштаба, где решал аппарат, он склонялся всегда к самым решительным действиям. Можно сказать, что он был оппортунистом стратегии и крайним человеком действия и тактики.
Он долго и недоверчиво осматривался, прежде чем примкнуть к чужой инициативе. Революция сразу отодвинула партийный аппарат, революция предъявила особые требования: медлить, выжидать и комбинировать нельзя, нужно давать ответы на запросы масс и принимать решения на месте.
Перед лицом массы он чувствовал себя бессильным, у него не было дара речи. Он был журналистом поневоле. Ему нужно было орудие, машина, аппарат, чтобы действовать на массы. Он чувствовал себя уверенным только у рукоятки партийного аппарата. Мужество мысли было чуждо ему. Зато он был наделен бесстрашием перед лицом опасности. Физические лишения не пугали его. В этом отношении он был подлинным представителем ордена профессиональных революционеров и превосходил многих из их числа.
Нельзя понять Сталина и его позднейший успех, не поняв основной пружины его личности: любовь к власти, честолюбие и зависть, активная, никогда не засыпающая зависть ко всем тем, кто даровитее, сильнее или выше его. В одном только большевистском штабе были люди, превосходившие Сталина во многих отношениях, если не во всех. Во всем за исключением сконцентрированного честолюбия. Ленин очень ценил власть как орудие действия. Но чистое властолюбие, борьба за власть, были ему совершенно чужды. Для Сталина же психологическая власть всегда стояла отдельно во всех задачах, которым она должна служить. Воля господства над другими была основной пружиной его личности. И эта воля получала тем более сосредоточенный, не дремлющий, наступательный, активный, ни перед чем не останавливающийся характер, чем чаще Сталину приходилось убеждаться, что ему не хватает многих и многих ресурсов для достижения власти. Всякая особенность характер, достигнув известной силы напряжения, превращается при известных условиях в преимущество.
Сталину нужно всегда насилие над самим собою, чтобы подняться на высоту чуждого обобщения, чтобы принять далекую революционную перспективу. Как все эмпирики, он по существу своему скептик, притом цинического склада. Он не верит в большие исторические возможности, способности человека к усовершенствованию, возможности перестройки общества в радикальных направлениях. Глубокая вражда к существующему делает его способным на смелые действия. Эмпиризм или чисто крестьянский консерватизм мысли делают его неспособным долго оставаться на вершинах. Представленная самой себе, его мысль неизбежно сползает вниз. Он фатально занимал во всех вопросах (поскольку был предоставлен самому себе) оппортунистическую позицию. Поскольку же под давлением Ленина и событий он поднимался на высоту революционного обобщения, он удерживался на высоте недолго и в конце концов сползал вниз. Цель, которую он себе поставил, он будет разрешать с большим упорством, с большей настойчивостью, чем подавляющее большинство других людей. Но он неспособен поставить себе самостоятельно большую цель и долго держать ее, поскольку она внушена ему событиями и людьми. Революционное движение окрыляет людей, требует смелости мысли, далекой перспективы. Именно в такие периоды мы наблюдаем Сталина в состоянии растерянности.
Наоборот, реакционные эпохи являются вместе с тем эпохами сползания мысли. Смелая революционная мысль в эпоху реакции может только прокладывать в будущем, подготовлять в сознании небольшого авангарда будущие перспективы, но непосредственного, практического приложения найти не может. С другой стороны, сильная воля, характер сохраняют в эпоху реакции свои преимущества. В партии Сталин выдвигается впервые в годы реакции, после 1917 года. В годы начавшегося подъема он еще продолжает играть незначительную роль, не более значительную роль, чем подавляющее большинство передовых большевиков. По тем или другим причинам во время войны, которая предвещает и подготовляет грандиозные перемены, Сталин окончательно уходит в себя. Во время революции 1917 года он играет крайне незаметную роль.
Условия России до двадцатых годов нынешнего столетия были таковы, что требовали общих идей литературного и ораторского таланта. Именно поэтому Сталин оставался в тени. Только после политической ликвидации Бухарина, Рыкова и Томского, последних сподвижников Ленина в Политбюро, после обновления всего руководящего персонала исторических комиссий и после грозной статьи Сталина «О некоторых вопросах партийной истории», т.е. приблизительно с 1929 года, начинается радикальный пересмотр прошлого и перегруппировка всех его элементов вокруг новой оси. Те самые авторы, которые несколько лет тому назад не упоминали самого имени Сталина, хотя он был уже и тогда генеральным секретарем, теперь, как бы под действием высшей благодати, открывали в самых глубоких подвалах своей памяти новые эпизоды или чаще всего общее ретроспективное убеждение, что за всеми важнейшими фактами революционного движения стоял Сталин.
Бесформенный эмпиризм, дополненный политической двойственностью, служили и направлялись нередко против Сталина в периоды, когда события быстро сменяли друг друга, когда требовалась немедленная ориентировка и когда выжидательное лавирование обрекало на запоздание. В такой период Сталин не мог не оставаться на втором плане, в тени. Так было в период до войны, во время войны 1917 года и года гражданской войны. Нужно было, чтобы история изменила свой ритм, чтобы прилив сменился отливом, чтобы тот ход событий, который доводил до крайности все противоречия до последних логических выводов и давал всем конфликтам крайне резкие очертания, чтобы он сменился отливом, который, наоборот, смывал острые углы, притупляя идейные противоречия, придавал политическим формулам расплывчатость и бесформенность. Только в этих новых условиях уклончивая выжидательность, дополненная лавирующим вероломством, могла превратиться в положительную силу.
1917 год еще больше, чем 1905 год, становится для Сталина годом острого недомогания. За кулисами он исполняет административные и технические поручения Центрального Комитета. Всегда являлся кто-нибудь, кто публично его поправлял, затмевал, отодвигал, причем в такой роли выступал не только Ленин, но и более молодые, менее влиятельные члены партии, в том числе и новички. Но Сталин не мог выдвигаться качествами, которые были у других, поэтому все его мысли и усилия характера направлялись на закулисную интригу. Сталин тяготился обществом людей с более высоким умственным кругозором.
Он двигается медленно и осторожно, где можно отмалчивается. Но победы в Петрограде и позже – в Москве убеждают его. Он начинает входить во вкус власти. После завоевания власти Сталин стал чувствовать себя более уверенно, не переставая, однако, оставаться фигурой второго плана. Ленин, несомненно, высоко ценил в Сталине некоторые черты: твердость, цепкость, настойчивость, упорство, хитрость и даже беспощадность, как необходимые качества в борьбе. Но Ленин вовсе не считал, что эти данные, хотя бы и в исключительном масштабе, достаточны для руководства партией и государством. Ленин видел в Сталине революционера, но не политика большого стиля. Самостоятельных идей, политической инициативы, творческого воображения он от него не ждал и не требовал. Ценность Сталина в глазах Ленина почти исчерпывалась в области администрирования и аппаратного маневрирования.
После неудачи в Польше, Ленин стал испытывать некоторое недовольство Сталиным, пристальнее приглядывался к нему. После ряда сталинских неудач образовалась та пропасть, которая со временем рассекла весь командный состав советских вооруженных сил: на одной стороне оказался Сталин с теми людьми, с которыми воевал, которым полностью верил, а на другой стороне все, или почти все остальные. В том числе, разумеется, Тухачевский и Гай, хорошо знавшие полководческий уровень Буденного и Ворошилова, и военно-политический уровень Сталина.
При всем том в апреле 1922 года, сразу после XI съезда партии, пленум ЦК избрал Иосифа Виссарионовича Генеральным секретарем РКП (б). А если выразиться точнее (как сказал Ленин в своем письме о Сталине), тот «стал» генсеком. Эту фразу Владимира Ильича нельзя опустить, так как сразу после «выборов» Сталина не было найдено никаких протоколов соответствующих заседаний, о том, кто голосовал «за», кто «против», и было ли голосование вообще. И хотя эта административная, в общем-то, должность не давала каких-то особых прав, она открывала путь к большой власти. От человека, который готовил вопросы для Политбюро, а потом контролировал осуществление решений, зависело многое. Да и не все текущие вопросы выносились на обсуждение, их можно было решать в рабочем порядке. И Генеральный секретарь Сталин умело этим пользовался.
Среди молодых революционеров царской эпохи был известный процент таких, которые на допросах держали себя без достаточного мужества. В зависимости от их дальнейшего поведения партия либо изгоняла их навсегда, или снова принимала их в свои ряды. В 1923 году Сталин в качестве генерального секретаря сосредоточивал все материалы в своих руках, и они остались у него лучшим орудием против сотен старых революционеров. Угрозами разоблачения, компрометации или исключения из партии Сталин добивался от этих лиц рабского послушания и доводил их шаг за шагом до полной деморализации.
Сталин не мог подчинить себе людей более высокого склада. В Курейке он замыкался и членораздельно отвечал на вопросы, потому что не располагал ресурсами для господства над людьми, которые по крайней мере были равны ему, а в некоторых отношениях и выше его. Он поэтому направлял свое внимание на людей примитивного склада, низкой культуры, сильной воли и слабого интеллекта. В тюрьме он тяготел к уголовным. Ленин впоследствии говорил, что Сталин умеет разговаривать с башибузуками. Чтобы справиться с людьми, превосходившими его, он подбирал аппарат из людей, которые подчинялись ему. Не было такого средства, перед которым он мог бы остановиться. В Центральном Комитете при разного рода ответственных назначениях приходилось давать характеристику людей. Сталин пользовался высказыванием отдельных лиц ЦК, чтоб сообщить это заинтересованному, восстановить его против противника и привязать к себе. Эти приемы развернулись постепенно в целую систему. Эта система стала могущественной с того времени, как Сталин стал господствовать в организационном бюро ЦК. У всех других, начиная с Ленина, были другие задачи, более, казалось, важные, сложные и во всяком случае более притягательные. Оргбюро представляло организационную кухню партии.
Вскоре Ленин сильно заболел, и вышло специальное решение ЦК запрещавшее нагружать его работой, волновать и даже читать ему газеты. Пожалуй, единственным человеком, которого Сталин ставил выше себя, и подчиняться которому не считал зазорным и оскорбительным, был Владимир Ильич. Лишь немногих Сталин ставил вровень с собой, всех остальных считал ниже. Чем больше укреплялся он у власти, тем заметнее это ощущалось, а потом он и вовсе воспарил... Однако Ленин был и оставался для него вождем и учителем, раз и навсегда признанным авторитетом. Усугублявшаяся болезнь Ленина очень беспокоила Иосифа Виссарионовича, он заботился о том, чтобы создать для выздоровления все необходимые условия.
Кроме фактов заботы Сталина о Ленине, исключительно из почтения и уважения к вождю, нельзя сбрасывать со счетов предположение о том, что полное отключение Владимира Ильича от текущих дел в ту пору устраивало честолюбивого Джугашвили, не терпевшего контроля, советов, коллективных решений. Он вошел во вкус полновластного хозяйствования. И вдруг, неожиданно, ленинское вмешательство, ленинские указания, круто менявшие его планы и замыслы, словно бы подчеркивающие его, сталинское несовершенство...
Отрицательное отношение к Сталину, как к руководителю партии, нараставшее у Владимира Ильича, повлияло и на «План автономизации»: он был встречен недоверчиво, раскритикован и похоронен. С другой стороны споры и расхождения ни в коей мере не отразились на отношении Сталина к Ленину. Однако он понимал, что дни вождя сочтены и стремился укрепить свое положение в партии и государстве.
Вскоре после кончины Ленина состоялся XIII съезд партии. Естественно: при подготовке его Сталин использовал все свои незаурядные организаторские способности. Его речь произвела на многих колоссальное впечатление, но ведь было и письмо Ленина, прямо адресованное делегатам съезда, и молчать о нем было нельзя.
Коммунисты обсудили послание Владимира Ильича. Немало горьких слов довелось тогда услышать Сталину. Он пообещал учесть все критические замечания. Ему поверили. Съезд решил оставить Сталина на посту Генерального секретаря партии до следующего форума. Никто, конечно, не предполагал, что он будет занимать эту высокую должность три десятилетия - до последнего дня своей жизни.
Многие обращали внимание на тот факт, что у Сталина не получалось длительного примирения ни с одним из его бывших противников. В 1929-1930 и следующие годы были ближайшие годы повальной капитуляции. Среди капитулянтов руководящее место занимали старейшие большевики, члены Центрального Комитета, и многолетние сотрудники Сталина. Несомненно, в первый период было много лицемерных покаяний. Оппозиционеры пытались играть в прятки с историческим процессом, притворяться единомышленниками Сталина, выждать в покровительной окраске более благоприятного момента и затем выступить открыто. Эти действия в корне фальшивые, с точки зрения революционной политики, потому что капитуляция есть не секретный конспиративный прием военной хитрости, а открытый политический акт, который влечет за собой немедленно политические последствия, именно укрепление позиций Сталина и ослабление оппозиции.
Среди тех, которые каялись и обещали верную службу, было немало бескорыстных и искренних людей. Они, конечно, не могли заставить себя верить, что Сталин – отец народов и прочее. Но они видели, что в его руках власть и что он так или иначе охраняет наследие Октябрьской революции. Они обещали ему свою верность без всякой задней мысли. Они, хотя и с горьким чувством, жертвовали своей личностью, своим достоинством во имя политической цели, которую они ставили выше всего. Тем не менее они не спаслись. Сталин не верил им. Он вообще не способен верить в бескорыстные мотивы, самоотвержение, которое ставит политическую цель выше личного честолюбия и даже личного достоинства. Он считал, что они хотят обмануть его. И так как он знал, что они не считают его великим человеком, а только человеком, занимающим великое место, он ненавидел их двойной ненавистью. Ему нужен был только повод, благоприятная обстановка, политическая цель, чтобы истребить их и отомстить им за свою посредственность. Все они были арестованы в 1936 году, высланы, многие расстреляны. Почему Сталину понадобилось разрушать, истреблять этих людей, которые в известном смысле были преданы ему вдвойне?
И этот процесс как и другие процессы сталинской политики развивался медленно, автоматически и имел свою логику. Сперва Сталин не доверял и нередко вполне основательно, покаяниям, опасаясь применения политики троянского коня. С течением времени, путем контроля, отбора, обысков, перлюстрации переписки и так далее опасение отпало. В партии были восстановлены, правда, на второстепенных советских постах те, кто искренне покаялись. Но когда наступила пора московских театральных процессов, все эти бывшие члены оппозиции, хорошо знакомые с условиями оппозиции, хорошо знавшие вождей оппозиции и действительное содержание их работы, становились величайшей опасностью для адского замысла истребления старшего поколения революционеров. В населении оказались рассеяны многие тысячи, десятки тысяч свидетелей оппозиционной деятельности Троцкого, Зиновьева, Каменева и других. Они могли шепнуть ближайшим друзьям, что обвинение есть подлог. От друзей к друзьям это обличение могло распространиться по всей стране. Опасных свидетелей надо было устранить.
Но было и другое соображение более близкого личного характера, которое, несомненно, играло немалую роль в политической психологии Сталина. Параллельно с истреблением оппозиции шло его личное обоготворение. Шла перестройка его биографии, ему приписывались черты, которых он не имел, качества, которыми он не располагал, подвиги, которые он не совершал. Между тем, среди оппозиционеров и вполне искренне раскаявшихся были сотни и тысячи людей, которые с ним близко соприкасались, которые знали его прошлое, которые разделяли с ним тюрьмы и которых нельзя было обмануть, хотя бы они и делали все от них зависящее, чтобы быть обманутыми. По мере того как прежде в пропаганде, в печати, в школах поднималась волна отвратительного византийства, Сталин никак не мог терпеть на ответственных административных постах людей, которые знали правду и которые сознательно говорили ложь в качестве доказательства своей верности вождю. К преданным, но знающим прошлое, Сталин относился, пожалуй, с большей враждою, с большей неприязнью, чем к открытым врагам. Ему нужны были люди без прошлого, молодежь, которая не знала вчерашнего дня, или перебежчики с другого лагеря, которые с первых дней смотрели на него снизу вверх, ему было необходимо полное обновление всего партийного и советского аппарата.
Сталин не умен в подлинном смысле слова. Все низшие стороны интеллекта (хитрость, выдержка, осторожность, способность играть на худших сторонах человеческой души) развиты в нем чудовищно. Чтобы создать такой аппарат, нужно было знание человека и его потайных пружин, знание не универсальное, а особое, знание человека с худших сторон и умение играть на этих худших сторонах. Нужно было желание играть на них, настойчивость, неутомимость желания, продиктованная сильной волей и неудержимым, непреодолимым честолюбием. Нужна была полная свобода от принципов и нужно было отсутствие исторического воображения. Сталин умеет неизмеримо лучше использовать дурные стороны людей, чем их творческие качества. Он циник и апеллирует к цинизму. Он может быть назван самым великим деморализатором в истории.
Именно эти стороны характера – при определенных исторических условиях - обеспечили Сталину его нынешнее положение. При исключительном, поистине дьявольском честолюбии и столь же исключительной воле он отличался общей посредственностью умственных качеств. Из этого основного противоречия – флегматичности натуры – выросла осторожность, вкрадчивость, хитрость, получившие в свою очередь сверхъестественное развитие. Мы имеем здесь ту сверхкомпенсацию, которая нередко в биологическом мире заполняет органическую слабость. Отсюда же из этого противоречия, которое через всю его жизнь проходило, взялась и зависть – внутренняя незаживляющая рана – и ее молочная сестра – мстительность.
Осетины известны своей мстительностью. У них сохранились еще, по крайней мере, в годы юности Сталина, обычаи кровавой мести из рода в род. Сталин перенес этот обычай в сферу высокой политики. Говорят, у хеврусов существовал такой обычай кровавой мести. Если хеврусы хотели кому-либо мстить, они бросали на могилу родственников своих врагов дохлую кошку. Сталин, когда пришел к власти, все свои обиды, огорчения, ненависти и привязанности перенес с маленького масштаба провинции на грандиозные масштабы страны. Он ничего не забыл. Его память есть прежде всего злопамятство. Он создал свой пятилетний и даже десятилетний план мести ( процессы ).
Его отношение к людям было неизменно окрашено недоброжелательством и завистью. Он уже с этого времени стал отмечать тех, которые намеренно или по невниманию наступали ему на ноги. Его честолюбие перекликались с мстительностью. Уже в духовной семинарии, он в борьбе с монахами, в борьбе с соперниками среди воспитанников научился подмечать слабые стороны людей, чтобы бить противника в слабые места. В среде южан-кавказцев, быстро воспламеняющихся, но и быстро остывающих, восприимчивых, нередко мягких и сентиментальных, он научился сознавать свои преимущества – осторожность, хитрость и холодную выдержку.
Мстительность есть наряду с честолюбием величайшая пружина действий Сталина. Даже в заключении советско-германского пакта, в условиях, когда он был подготовлен, видно желание отомстить. Союз с Гитлером давал Сталину удовлетворение того чувства, которое господствует у него над всеми другими: чувства мести. Вести переговоры с наци во время присутствия в Москве дружественных военных миссий Франции и Англии, обмануть Лондон и Париж, возвестить неожиданно пакт с Гитлером – во всем этом ясно видно желание унизить правительство Англии, отомстить Англии за те унижения, которым оно подвергло Кремль в период, когда Чемберлен развивал свой неудачный роман с Гитлером.
Даже тот факт, что советские войска вошли 20 сентября 1939 года в Лемберг ( Львов ), вошел, несомненно, в сознание Сталина вместе с той неудачей, которую Сталин потерпел 19 лет тому назад.
Честолюбие Сталина ожесточилось после ряда неудач и долгого ожидания. Он открыто ставит свою кандидатуру на первое место в партии и государстве с 1929 года, когда он читает впервые на Четырнадцатом съезде политический доклад. Ему 47 лет. На съезде во время доклада он имеет вид экзаменующегося новичка. Он делает грубые ошибки, о которых шушукаются в кулуарах. Но аппарат уже безраздельно в его руках. Он диктатор. Страна этого не знает. Аппарату поручается сообщить ей об этом.
Трудно, невозможно понять и объяснить перелом в психике Сталина к концу двадцатых годов, обостривший самые скверные черты его характера, если не учитывать те неприятности, которые обрушились на Сталина в личной жизни. Много сил, нервов, душевной энергии расходовал он на работе. И ему, человеку впечатлительному, замкнутому, очень нужен был домашний уют, теплая семейная атмосфера, где он мог бы сбросить напряжение, получить разрядку. Сталин очень стремился к этому, хотел иметь надежный семейный очаг и не просто красивую жену, а верного единомышленника и ласковую добрую хозяйку. Это ведь очень важно, когда есть надежный тыл, где можно успокоиться, восстановить силы. Особенно, когда тебе уже под пятьдесят. Но ничего подобного у Сталина не имелось. Дома не получал он ни радости, ни отдохновения. Одна лишь дополнительная нервотрепка. И чем дальше, тем сильнее...
...О своей первой жене, о Екатерине Сванидзе, вспоминать он не любил, если и говорил о ней, то с оттенком уважения, но не больше. Сожалений о ее ранней кончине, горечи утраты не проявлял. И к сыну, Якову Джугашвили, относился с удивительным равнодушием, не свойственным грузинам, которые обычно очень любят своих близких, особенно детей, а уж мальчиков - наследников тем более. Причина тут - вот какая. Родился Яков сразу после первой, неудачной революции, в самое трудное для Сталина время. Аресты, ссылки, подполье - Иосиф Виссарионович почти не видел сына, который рос у родственников жены, у Сванидзе, людей, в общем-то, чуждых Сталину, и сам Яков становился постепенно чужим для него.
Его второй женой была Надежда Сергеевна Аллилуева. Она была намного умнее своей предшественницы, глубже осознавала свою ответственность, пыталась обуздать собственные порывы. Но что ей мог дать поглощенный делами Иосиф Виссарионович, подумывавший о полувековом юбилее? Нежность, ласку, вспышку на несколько минут? Этого было для нее так мало! Он раздражался, становился резким и грубым. Надежда Сергеевна тоже злилась, психовала без видимых причин, они часто ссорились.
В общем, все эти обстоятельства привели Сталина к частым срывам, расстройствам, он часами стоял возле зеркала, держа в руке поднятую бритву и смотрел в никуда.
Ему вызвали лучшего, тогда, в Москве врача, Бехтерева Владимира Михайловича. Тот тщательно осмотрел Сталина два раза: утром и поздно вечером, но заключение его было безрадостным. Неуравновешенная психика. Прогрессирующая паранойя с определенно выраженной подозрительностью и манией преследования. Болезнь обостряется сильным хроническим переутомлением, истощением нервной системы. Только исключительная сила воли помогает Сталину сохранять рассудительность и работоспособность, но и этот ресурс не безграничен. Однако на самого Сталина заключение Бехтерева не произвело особого впечатления. Ему раньше уже говорили о заболевании и довольно давно, еще до революции. Один из Сванидзе говорил, что Сталин обращался к психиатру, после рождения Якова.
Отойти от дел и лечиться он не мог. Для него это было равно политической смерти. Если устраниться от руководства - значит, навсегда: конкурентов много. Тем более - лечение у психиатра. Сумасшедший, псих - разве может такой человек занимать руководящий пост?!
Да что там лечение: Сталин боялся как бы не получил огласку сам визит Бехтерева. Надежде Сергеевне он верил - не выболтает. К тому же ее слова - это всего лишь слухи, предположения. Но совсем другое, если о болезни скажет сам Бехтерев. А он стар, рассеян и вообще вне контроля. Мало ли что может сорваться с его языка. И тогда конец политической карьере. Этот новый пунктик очень сильно давил на психику Сталина.
Успокоился он лишь тогда, когда профессор умер. Произошло это неожиданно и довольно скоро после памятного визита. Скончался пожилой человек, в этом, в общем-то, не было ничего особенного. Но была у этой смерти и другая сторона.
Примерно за неделю до смерти Бехтерева, на квартире Сталина появился Лаврентий Берия, и еще один грузин средних лет, довольно интеллигентного вида. Сталин беседовал с ними за бутылкой вина. Потом второй гость ушел, Берия и С. Остались вдвоем. Разговаривали они очень долго.
В отношениях между Сталиным и Лаврентием Павловичем тот момент оказался переломным. Берия стал приезжать в Москву чаще, Сталин охотно уединялся с ним...
…Позже выяснилось, что перед смертью Бехтерева у него побывали Берия и тот самый, второй грузин. Они привезли ученому виноград, другие фрукты, хорошее вино. Бехтерев был весел, охотно ел, пил, но, сея трапеза оказалась для него последней.
Через некоторое время, внезапно умерла Надежда Сергеевна Аллилуева. Перед смертью она написала письмо, содержание которого в целом, в общем, не важно. Достаточно лишь первых строк, повторяющих то, что она сказала как-то на банкете: «Надо быть воистину гениальным человеком, чтобы оставить без хлеба такую страну, как Россия», и тут же сугубо личный упрек: она забыла, она даже припомнить не может, когда вместе ходили в театр...
В дальнейшем это письмо исчезло, вероятно, Сталин уничтожил его. Потом он раза 2 - 3 вспоминал о нем, с трудом сдерживая гнев. Посмертное послание Надежды Сергеевны окончательно отринуло Сталина от жены, зачеркнуло все хорошее, что было прежде у них.
Когда прощались с покойницей дома, он подошел к гробу, склонился над ним... Что там увидел, что почувствовал - одному ему известно, лицо Сталина исказилось судорожной гримасой: злость, страх, недоумение читались в нем. Резкий отталкивающий жест правой руки был таким сильным, что гроб качнулся, голова Н.С. сдвинулась на подушке. Все связанное с женой, напоминавшее о ней, было настолько неприятно Сталину, что он решил даже сменить квартиру. Из Петровского дворца его семья перебралась в здание Совнаркома.
Все эти события все сильнее и сильнее обостряли основные качества личности, за которые его все больше и больше боялись. На семейном фронте он потерпел поражение, а на политическом он был единственным и полным победителем. Он сотворил свой собственный мир из страны. В Советском Союзе существует правящая иерархия, строго централизованная и совершенно независимая от так называемых Советов и народа. Подбор идет сверху вниз. Сталин имеет в своих руках власть абсолютного самодержавца. Он подбирает себе Центральный Комитет партии, который он затем истребляет в промежутке между двумя съездами партии. То же происходит с членами партии между двумя съездами Советов. Съезды созываются тогда, когда Сталину и его клиники необходимо санкционировать совершившийся факт. Бюрократия располагает огромными доходами не столько в денежном, сколько в натуральном виде: прекрасные здания, автомобили, дачи, лучшие предметы употребления со всех концов страны. Верхний столб бюрократии живет так, как крупная буржуазия капиталистических стран, провинциальная бюрократия и низшие слои столичной живут, как мелкая буржуазия. Бюрократия создает вокруг себя опору в виде рабочей аристократии; т.к. герои труда, орденоносцы и прочие все они пользуются привилегиями за свою верность бюрократии, центральной и местной. Все они пользуются заслуженной ненавистью народа. И при всем этом в стране царит террор Сталина…
Список литературы.
Троцкий Л. Сталин. – М.: «Терра», 1990.
Алилуев С. Двенадцать писем другу. – М.: 1990.
Борисов Ю. Сталин: факты, истории и история культа. – М.: 1989.
Copyright (c) 2024 Stud-Baza.ru Рефераты, контрольные, курсовые, дипломные работы.