База знаний студента. Реферат, курсовая, контрольная, диплом на заказ

М.В. Телюкина, к.ю.н.

Действующий Федеральный закон от 8 января 1998 г. N 6-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)"(1) (далее - Закон о банкротстве) содержит много положений, применение которых на практике вызывает отрицательные последствия как для кредиторов, так и для самого должника. Некоторые проблемы были решены Высшим Арбитражным Судом РФ в двух информационных письмах: N 43 от 6 августа 1999 г. и N 64 от 14 июня 2001 г. Многие положения, содержащиеся в указанных документах, небесспорны (некоторые даже противоречат Закону о банкротстве). Но поскольку акты ВАС РФ источниками права не являются, можно доказать необоснованность той или иной позиции, изложенной в информационном письме.

Иной характер имеют постановления Конституционного Суда РФ. Целью деятельности этого органа является не создание новых норм права и не толкование уже имеющихся, а пресечение применения положений, не соответствующих Конституции РФ. В соответствии со ст.96 и 97 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 г. N 1-ФКЗ "О Конституционном Суде РФ" названный Суд проверяет конституционность закона или отдельных его положений по жалобам заявителя в той части, в какой эти положения были применены в деле заявителя и затрагивают его права.

Нормы конкурсного права неоднократно являлись предметом рассмотрения в Конституционном Суде РФ. В данной статье мы проанализируем его постановления в указанной области с точки зрения их теоретической обоснованности и практической целесообразности и выясним, насколько эффективна деятельность Конституционного Суда в данном направлении.

16 мая 2000 г. (немногим более чем через два года после вступления в силу Закона о банкротстве) Конституционный Суд рассматривал дело о проверке конституционности отдельных положений п.4 ст.104 Закона о банкротстве в связи с жалобой компании "Timber holdings international limited" на нарушение этими положениями предписаний ст.35 (ч.3) Конституции РФ*(2).

Проблема возникла в связи с признанием несостоятельным ООО "Судский ЛДК-А". Сразу обращает на себя внимание неточность формулировки, содержащейся в п.1 Постановления N 8-П: "Арбитражный суд Вологодской области признал ООО "Судский ЛДК-А" несостоятельным (банкротом) и в целях обеспечения требований кредиторов (выделено мной. - М.Т.) открыл конкурсное производство". На самом деле конкурсное производство не является обеспечительной мерой; в силу ст.47 и 49 Закона о банкротстве арбитражный суд принимает решение о признании должника несостоятельным (банкротом) и об открытии конкурсного производства.

В рамках осуществления конкурсного производства конкурсный управляющий, исполняя предписания п.4 ст.104 Закона о банкротстве, исключил из конкурсной массы котельную, принадлежащую должнику, на том основании, что она (как единственный источник теплоснабжения) является объектом, жизненно необходимым для поселка Суда Череповецкого района Вологодской области. Действия конкурсного управляющего представляются обоснованными, так как в силу п.4 ст.104 Закона о банкротстве в конкурсную массу не входят (а следовательно, не подлежат реализации) принадлежащие должнику жилищный фонд социального использования; детские дошкольные учреждения; объекты социальной инфраструктуры, жизненно необходимые для региона. Эти объекты должны быть переданы (очевидно, безвозмездно, иначе Закон о банкротстве говорил бы о продаже) соответствующему муниципальному образованию в лице уполномоченных органов местного самоуправления. Последние принять указанное имущество обязаны. На случай невыполнения этой обязанности Закон о банкротстве специально предусматривает, что по истечении месяца с момента получения соответствующего уведомления управляющего на упомянутые уполномоченные органы возлагается обязанность нести все расходы по содержанию и обеспечению функционирования названных объектов в соответствии с их целевым назначением.

Таким образом, можно сказать, что право собственности на названные объекты переходит независимо от воли сторон в силу прямого указания Закона о банкротстве. При этом по своей сути данные объекты таковы, что, во-первых, не способны приносить прибыль; во-вторых, требуют значительных расходов на содержание (известно, например, что плата, получаемая от нанимателей по договору социального найма, не покрывает и трети расходов наймодателя, связанных с содержанием жилого дома). Поэтому нежелание становиться их собственником вполне объяснимо.

После того как управляющий передал котельную уполномоченным органам, основной кредитор должника - компания "Timber holdings international limited" обратился в Арбитражный суд Вологодской области с требованием о признании недействительной передачи котельной либо о выплате ее стоимости.

Поскольку в удовлетворении данного требования было совершенно справедливо отказано, кредитор обратился в Конституционный Суд с жалобой, основной смысл которой состоял в том, что исключение имущества из конкурсной массы должника лишает кредиторов части причитающихся им платежей, поскольку уменьшает величину этой массы. По мнению кредитора, такое принудительное отчуждение частной собственности без предварительного и равноценного возмещения противоречит норме ч.3 ст.35 Конституции РФ.

Решая вопрос о принятии жалобы к рассмотрению, Конституционный Суд должен был в первую очередь решить вопрос о наличии (или отсутствии) у себя соответствующей компетенции. Данный вопрос был решен положительно, что представляется весьма спорным по следующим причинам. Во-первых, как упоминалось, Конституционный Суд вправе рассматривать конституционность положений Закона о банкротстве лишь в той степени, в какой они были применены в деле заявителя и затрагивают его права. Во-вторых, очевидно, что в данном случае речь идет о правах собственности, которые якобы ущемляются. Конституционный Суд пришел к выводу о том, что в данном деле затронуты именно права собственности и именно кредитора, причем путем не вполне логичных рассуждений, суть которых такова: под понятием "имущество" (по мнению Суда) подразумеваются не только вещи и вещные права, но и права требования, в том числе принадлежащие кредиторам, следовательно, как отмечается в ч.3 п.3 Постановления N 8-П, "права требования и законные интересы кредиторов в рамках конкурсного производства в процедуре банкротства подлежат защите в соответствии со статьей 35 (часть 3) Конституции РФ".

Из этого вытекает, что собственностью кредитора является его право требования к должнику (еще одним объектом права собственности кредитора, в соответствии с данной позицией, является законный интерес кредитора).

В действительности ни право требования, ни тем более законный интерес в собственности их обладателя находиться не могут, поскольку объектом права собственности являются только вещи, т.е. предметы материального мира, в отношении которых возможно фактическое (физическое) обладание. Термин "имущество" действительно включает в себя как вещи, так и имущественные права (а также имущественные обязанности), однако, поскольку в ст.35 Конституции РФ речь идет о праве собственности, в Основном Законе имеются в виду именно вещи. Таким образом, компетенция Конституционного Суда в данном деле была бы бесспорной, лишь если бы жалоба исходила от должника.

Кроме того, следует учесть, что кредитор, даже являясь основным (или вовсе единственным), имеет отнюдь не бесспорное право требования к должнику, так как в процессе удовлетворения требований в порядке очередности очередь до него может и не дойти. Приобретение же кредитором права собственности на имущество должника исключено (ситуацию, когда кредитор действует не как кредитор, а как обычный покупатель на торгах, мы не учитываем).

Рассматривая жалобу, Конституционный Суд признал соответствующими Конституции РФ положения Закона о банкротстве о принципиальной возможности изъятия имущества у собственника, поскольку это происходит в публичных целях, каковыми являются жизненные интересы населения. Более того, Суд подчеркнул, что поскольку в силу ст.35 Конституции РФ лишение имущества допустимо только по решению суда (что является гарантией права частной собственности), последующий судебный контроль служит "способом реализации конституционной гарантии права частной собственности" (ч.1 п.7 Постановления N 8-П). Таким образом, уравниваются правовые значения решения суда и решения другого субъекта (в данном случае - конкурсного управляющего), если последнее может быть обжаловано в судебном порядке.

Отметим, что подобная позиция формулировалась Конституционным Судом РФ неоднократно (в частности, в постановлениях от 17 декабря 1996 г. N 20-П по делу о проверке конституционности п.2 и 3 ст.11 Закона РФ "О федеральных органах налоговой полиции"*(3); от 20 мая 1997 г. N 8-П по делу о проверке конституционности п.4 и 6 ст.242 и ст.280 Таможенного кодекса РФ*(4); от 11 марта 1998 г. N 8-П по делу о проверке конституционности ст.266 Таможенного кодекса РФ, ч.2 ст.85 и ст.222 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях*(5)).

Признав конституционными нормы о возможности изъятия имущества у собственника в публичных интересах, Конституционный Суд сделал вывод о том, что положения о безвозмездности такого изъятия не соответствуют Конституции РФ. При этом (поскольку в п.4 ст.104 Закона о банкротстве прямо не упоминается о безвозмездности) Суд исходил из смысла, придаваемого положениям акта правоприменительной практикой (что возможно в соответствии со ст.74 закона "О Конституционном Суде РФ"). В части 3 п.5 Постановления N 8-П сказано, что положения п.4 ст.104 Закона о банкротстве "представляют собой чрезмерное, не пропорциональное конституционно значимым целям, а потому произвольное ограничение права собственности должника и, следовательно, конкурсного кредитора в конкурсном производстве и умаляют конституционное право частной собственности, т.е. противоречат статье 55 (частям 2 и 3) Конституции РФ".

Конституционный Суд обязал законодателя разработать условия перехода права собственности в отношении названных объектов на основании юридического равенства и справедливости. При этом указано, что предоставление компенсации, эквивалентной стоимости передаваемого объекта, не отвечало бы принципу справедливости. Причина в том, что, как уже отмечалось, речь идет об имуществе, не только не приносящем доходов, но и требующем постоянных значительных затрат. Как сказано в ч.3 п.6 Постановления N 8-П, "само социальное предназначение объектов, перечисленных в п.4 ст.104 Закона о банкротстве, является таким обременением, которое снижает их рыночную стоимость". (Указывая на недостатки юридической техники Постановления N 8-П, отметим, что социальное предназначение объекта едва ли может быть названо обременением, так как в гражданско-правовом смысле обременение означает наличие вещных либо (что спорно) обязательственных прав. Стоимость объекта оно действительно снижает, причем значительно - о "рыночной стоимости" говорить вообще не приходится.)

Итак, Конституционный Суд пришел к выводу о недопустимости "чрезмерного ограничения" права собственности. Дальнейшие действия законодателя должны были бы заключаться в разработке методики определения объема компенсации и порядка ее выплаты в соответствии со ст.306 ГК РФ, которая устанавливает, что в случае принятия Российской Федерацией закона, прекращающего право собственности, убытки, причиненные собственнику в результате принятия этого акта, в том числе стоимость имущества, возвращаются государством.

До разработки и принятия соответствующих законодательных изменений суды, другие правоприменительные органы и должностные лица должны непосредственно применять нормы Конституции РФ - естественно, с учетом выводов, содержащихся в Постановлении N 8-П.

Таким образом, конкурсный управляющий имуществом должника обязан (не вправе, а именно обязан), обнаружив социальные объекты, не просто передать их уполномоченным органам, а еще и потребовать при этом определенную компенсацию. Учитывая, что и безвозмездная передача подобного имущества является крайне затруднительным мероприятием (по причине убыточности объектов), разработать действующий механизм возмездной передачи, полагаем, непросто.

Прежде всего, неясна последовательность: должна ли (может ли) передача имущества предшествовать выплате компенсации либо управляющий не имеет права передать объект, не получив соответствующие средства?

Далее возникает более сложный вопрос: какова судьба конкурсного производства, если объект передан, а компенсация не уплачена? Исходя из логики Закона о банкротстве, поскольку компенсация поступает в конкурсную массу должника, конкурсное производство не может быть окончено, пока управляющий не добьется перечисления государством платежа.

Из сказанного становится понятно, почему невозможно достичь на практике исполнения положений Постановления N 8-П. Следовательно, либо необходимо разработать (и, главное, реализовать) положения о финансировании государством указанных затрат, либо Конституционному Суду следует изменить свою позицию. В каком направлении она может быть скорректирована? Представляется целесообразным следующий способ решения описанной проблемы: допустить включение социальных объектов в конкурсную массу, установив, что их продажа возможна только по конкурсу, одним из условий которого является сохранение целевого назначения объекта. Естественно, при невозможности проведения торгов также возникнут все описанные нами проблемы, но в этом случае необходимость безвозмездной передачи имущества уполномоченным органам будет более очевидной.

Следующее дело, связанное с несостоятельностью, было предметом рассмотрения Конституционного Суда 6 июня 2000 г.*(6) Суть дела состояла в следующем. ОАО "Тверская прядильная фабрика" посчитало неконституционными нормы п.2 ст.77 Закона о банкротстве, на основании которых внешний управляющий имуществом должника - ЗАО "Тверская мануфактура" - отказался от заключенного между указанными субъектами договора аренды имущества.

Право отказаться от договоров должника, срок исполнения которых приходится на период внешнего управления, предоставлено управляющему по следующим причинам. Внешнее управление - это реабилитационная процедура, все мероприятия которой направлены на восстановление платежеспособности должника. В этих целях с момента введения внешнего управления вводится и мораторий на удовлетворение тех требований, которые должны были быть исполнены до введения внешнего управления. Если срок исполнения требования наступает после введения внешнего управления, мораторий на него не распространяется, т.е. данный кредитор преимущественно перед всеми остальными может требовать от внешнего управляющего исполнения обязательства. Причем независимо от того, возникло оно до или после возбуждения производства по делу о банкротстве (в связи с этим было бы логично и целесообразно в законодательном порядке изменить концепцию моратория в части требований, под него подпадающих, - установить, что мораторий распространяется на обязательства, возникшие до введения внешнего управления).

Нераспространение моратория на требования по обязательствам, возникшим в период внешнего управления (к примеру, договор был заключен внешним управляющим), объясняется практической целесообразностью - иначе с должником, находящимся в процессе производства по делу о банкротстве, никто не захочет иметь дела. Если же обязательство возникло гораздо раньше, а срок его исполнения приходится на время внешнего управления, то решение о предоставлении такому кредитору преимуществ весьма спорно. Кроме того, данный порядок может привести к отрицательным последствиям для должника, поскольку (что не исключено) поставит под сомнение достижимость целей внешнего управления, так как договор заключался до возникновения финансовых трудностей. Правда, исполнение указанных договоров может быть выгодно должнику.

Избежать названных отрицательных последствий и должны помочь положения ст.77 Закона о банкротстве, на основании которых внешний управляющий, проанализировав договоры должника с точки зрения их влияния на восстановление платежеспособности объекта управления, делает вывод о целесообразности или нецелесообразности их исполнения. В первом случае кредитору будет предоставлен льготный режим (его требования должны будут исполняться по мере возникновения); во втором - кредитор попадет в крайне невыгодное положение: во-первых, в силу п.3 ст.77 Закона о банкротстве он сможет потребовать только возмещения реального ущерба (а не всей суммы требований и даже не всех убытков); во-вторых, в соответствии с п.3 ст.70 Закона о банкротстве на требование в части возмещения реального ущерба распространяется мораторий; в-третьих, согласно п.2 ст.111 Закона о банкротстве, удовлетворяться такие требования будут в пятую очередь после удовлетворения всех требований в части основного долга, т.е. фактически в шестую очередь.

Одним из оснований, при наличии которых внешний управляющий может отказаться от договора, ч.3 п.2 ст.77 Закона о банкротстве называет долгосрочный характер договора (т.е. он заключен на срок более года). Именно это основание и явилось предметом рассмотрения Конституционного Суда, поскольку его применил внешний управляющий имуществом ЗАО (должника), отказавшись от договора с ОАО (кредитором). Это был договор аренды недвижимого имущества (производственного здания) с правом его последующего выкупа. Очевидно, исполнение этого договора не отвечало интересам должника и не способствовало восстановлению его платежеспособности.

Суд посчитал указанные положения ст.77 неконституционными. Данная позиция обоснована тем, что эти положения нарушают ч.1 ст.8, ч.1 и 2 ст.19, ч.1 ст.34, ч.2 ст.35 и ч.3 ст.55 Конституции РФ, т.е. чрезмерно ограничивают юридическое равенство сторон в гражданско-правовом договоре, причем это ограничение не является необходимым (ч.8 п.4 Постановления N 9-П); кроме того, Конституционный Суд пришел к выводу о том, что "оспариваемая норма представляет собой ограничение свободы договора как одного из общих начал гражданского законодательства, а в конечном счете - и ограничение конституционных прав и свобод, прежде всего, свободы экономической деятельности" (ч.5 п.3 Постановления N 9-П).

Между тем, в Постановлении N 9-П анализируются и понятие свободы договора, и возможность ее ограничения законом, и правомерность таких ограничений в конкурсном процессе. В части 2 п.4 этого документа говорится о том, что "внешнее управление является вмешательством государства в гражданско-правовые отношения, осуществляемое в целях защиты прав и законных интересов других лиц (кредиторов) и как таковое влечет за собой определенные ограничения права собственности, свободного использования имущества, а также прав владения, пользования, распоряжения имуществом, свободы договора".

Исходя из этого, вопрос о конституционности самой ст.77 Закона о банкротстве, т.е. о принципиальной возможности отказа от сделок, не рассматривался. Более того, другие основания отказа от сделок сомнению не подвергались.

Главный аргумент Конституционного Суда заключается в том, что "положение абзаца 3 п.2 ст.77 наделяет внешнего управляющего правом заявить отказ от исполнения договора должника, т.е. по собственному усмотрению, если он сочтет это целесообразным, в одностороннем порядке расторгать любые договоры должника без обращения в суд на том лишь основании, что они заключены на срок более одного года. Следовательно, законодатель относит к обстоятельствам, препятствующим восстановлению платежеспособности должника, сам факт заключения договора на срок более одного года независимо от того, является ли на самом деле таким препятствием тот или иной конкретный долгосрочный договор".

Ошибочность данной позиции состоит, как представляется, в том, что, по мнению Суда, долгосрочность договора является основанием отказа от него наряду с такой причиной, как наличие препятствий, мешающих восстановлению платежеспособности должника, тогда как последнее (исходя из формулировки ст.77 Закона о банкротстве) является общей категорией, охватывающей как названные в ст.77 Закона о банкротстве, так и другие случаи. В указанной статье рассмотрены три категории случаев: в ч.2 п.2 - ситуация, когда исполнение договора повлечет убытки для должника по сравнению с аналогичными договорами, заключаемыми при сравнимых обстоятельствах; в ч.3 п.2 - две ситуации: а) когда договор является долгосрочным; б) когда договор рассчитан на получение положительных результатов для должника лишь в долгосрочной перспективе. Часть 4 п.2 ст.77 Закона о банкротстве говорит также об иных обстоятельствах, препятствующих восстановлению платежеспособности должника.

Из сказанного следует, что и духу, и букве Закона о банкротстве соответствует вывод о том, что управляющий может отказаться от договора должника (независимо от основания отказа) только тогда, когда это соответствует целям внешнего управления. В противном случае (при произвольных действиях управляющего) его действия могут быть обжалованы (например, если последовал отказ от договора, рассчитанного на перспективу, без приведения аргументов в пользу того, что расторжение соглашения способствует восстановлению платежеспособности должника).

Таким образом, признание неконституционным положения о возможности отказа от долгосрочных договоров практически никакого значения не имеет, поскольку, во-первых, при наличии этих положений в Законе о банкротстве действия управляющего можно обжаловать, если они не соответствуют целям восстановления платежеспособности; во-вторых, при отсутствии их в Законе о банкротстве управляющий все равно имеет возможность отказаться от долгосрочного договора, аргументировав отказ ссылкой не на ч.3 п.2 ст.77, а на ч.4 п.2 той же статьи Закона о банкротстве. Очевидно, что обстоятельства, препятствующие восстановлению платежеспособности, могут быть любыми, включая обычную целесообразность. В частности, применительно к рассматриваемой ситуации внешний управляющий может заявить, что исполнение договора аренды недвижимого имущества может помешать восстановлению платежеспособности должника, так как это имущество - функционирующее производственное здание, которое будет использоваться в процессе внешнего управления (думается, разумный управляющий при пересмотре дела ОАО "Тверская прядильная фабрика" так и поступил). Спорить с этим утверждением крайне сложно, и управляющий уверенно сошлется на "другие обстоятельства, препятствующие восстановлению платежеспособности".

Представляется, что в данном случае требовалось не постановление Конституционного Суда, а любое толкование ч.3 п.2 ст.77 Закона о банкротстве, которым арбитражному управляющему предписывалось бы не просто применять ч.2 и 3 п.2 ст.77 Закона о банкротстве, а обосновывать их применение целями восстановления платежеспособности.

Проанализируем еще одно дело, связанное с банкротством, которое рассматривалось Конституционным Судом РФ 12 марта 2001 г.*(7) по запросу арбитражного суда Челябинской области и жалобам ряда граждан. В настоящей статье мы не будем подробно останавливаться на тех положениях, которые признаны соответствующими Конституции РФ (это п.4 ст.15; п.1 ст.55; ч.2 п.1 ст.57; ч.6 ст.69; ч.2, 3 п.2 ст.70; ч.7 п.1 ст.98; ч.6 п.2 ст.106; п.2 ст.111 Закона о банкротстве; ч.2 ст.18 Закона РФ "О несостоятельности (банкротстве) предприятий"; ст.49 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций"; ч.1 ст.106; ч.1 ст.160; ч.1 ст.179; ч.1 ст.191 АПК РФ). В целом можно сказать, что указанные нормы являются конституционными, поскольку они устанавливают особый правовой режим для должника в конкурсном процессе, что не исключает судебную защиту прав кредиторов. Иными словами, правомерным и целесообразным признано наличие ограничений как для должника, так и для кредиторов, в частности, состоящих в особом правовом режиме имущественных требований, предъявляемых к должнику; в установлении особых правил, касающихся исполнения обязательств должника.

Интереснее проанализировать те положения Закона о банкротстве, которые Суд назвал неконституционными. Условно их можно разделить на две категории в зависимости от предмета:

а) связанные с обжалованием определений, б) касающиеся порядка введения наблюдения.

Прежде всего рассмотрим вопросы обжалования определений арбитражного суда в конкурсном процессе. Закон о банкротстве в п.3 ст.55 устанавливает, что обжалование определений, вынесение которых не предусмотрено АПК РФ, допускается, только если об этом прямо сказано в Законе о банкротстве. Значит, если определение названо Законом о банкротстве (т.е. выносится только в рамках конкурсного процесса), то при отсутствии специальных норм его обжалование не допускается. В связи с этим Конституционный Суд в п.1 Постановления N 4-П отметил, что "в процессе банкротства при возникновении между кредитором и должником спора о праве (при наличии возражений последнего по требованиям кредиторов, налоговых и иных уполномоченных органов, а также между кредиторами и арбитражными управляющими) их разрешение арбитражными судами фактически осуществляется в упрощенном процессуальном порядке". В том же п.1 Постановления N 4-П названы некоторые не подлежащие обжалованию определения:

а) об установлении размера требований кредитора к должнику (как юридическому, так и физическому лицу) в процессе наблюдения, внешнего управления и конкурсного производства (ст.46, 63, 75, 114, 160 Закона о банкротстве);

б) о результатах рассмотрения заявлений арбитражных управляющих и жалоб кредиторов, а также о разногласиях между арбитражным управляющим и представителями работников должника (п.1, 2 ст.55 Закона о банкротстве);

в) о сокращении либо продлении срока внешнего управления на шесть месяцев (п.5 ст.68 Закона);

г) о завершении конкурсного производства (п.1 ст.119 Закона о банкротстве).

Отметим, что этот перечень не является исчерпывающим.

Кроме того, обращает на себя внимание содержащаяся в указанном пункте Постановления N 4-П неточность: на основании прямого указания п.5 ст.95 Закона о банкротстве определения о продлении срока внешнего управления обжалованию подлежат*(8). Этот вопрос весьма актуален, поскольку Конституционный Суд признал неконституционными не вообще нормы об обжаловании определений, а положения об обжаловании конкретных определений.

Таким образом, в настоящее время сохраняется общее правило - обжалуются только определения, в отношении которых имеются соответствующие указания в АПК РФ или в Законе о банкротстве. А также те, неконституционность невозможности обжалования которых признана Постановлением N 4-П.

Не соответствующими Конституции РФ названы нормы п.4 ст.46, п.1 ст.55, п.4 ст.63, п.5 ст.75 Закона о банкротстве (таким образом, вопрос о конституционности п.3 ст.55 Закона о банкротстве не рассматривался).

В пункте 1 ст.55 Закона о банкротстве говорится об определениях, выносимых арбитражным судом по результатам рассмотрения разногласий, возникших между кредиторами и арбитражным управляющим (по заявлению последнего), а также жалоб кредиторов о нарушении их прав и интересов. Указанные заявления и жалобы должны быть рассмотрены судом не позднее, чем в течение двух недель со дня их получения (отметим, что неконституционной признана только невозможность обжалования определений, а не порядок рассмотрения заявлений и жалоб).

Остальные определения, о неконституционности которых говорит Конституционный Суд, касаются установления требований кредиторов в течение конкурса.

Сразу отметим, что в Постановлении N 4-П не упоминаются определения, названные в ст.160 Закона о банкротстве. В ней речь идет об отношениях, связанных с банкротством должника - физического лица. Поскольку в данной статье не содержится отсылок к нормам, определяющим общий порядок установления требований, можно сделать вывод о том, что данные определения и в дальнейшем обжалованию не подлежат.

Рассмотрим несколько подробнее, какое практическое значение имеет тот факт, что в настоящее время допустимо обжаловать определения, выносимые судом по результатам рассмотрения требований кредиторов и возражений должника (либо арбитражного управляющего).

Невозможность обжалования указанных определений (это положение сохранялось до 12 марта 2001 г.) вызывала ряд критических высказываний со стороны как ученых, так и практических работников. Проблема состояла в том, что судья, действуя единолично (что допускается Законом о банкротстве), нередко выносил немотивированные либо даже явно ошибочные определения, что раз и навсегда лишало кредитора права участвовать в конкурсном процессе. Обжаловать определение было нельзя, в результате чего кредитор не мог защитить свои права. К тому же на практике встречались случаи, когда суд сам отменял свое определение и выносил противоположное, допуская кредитора до участия в собрании в самый неожиданный момент. Поскольку подобные обстоятельства порождали на практике много проблем, единственным выходом из создавшейся ситуации представлялось введение обжалования определений об установлении требований. И многие вопросы действительно были решены. Однако возникли (либо еще могут возникнуть) другие, не менее сложные, на которые мы и обратим особое внимание.

Процесс установления требований нужен для определения количества голосов кредитора, которым он обладает на собраниях. Заседание арбитражного суда по проверке обоснованности возражений должника проводится в срок не позднее одного месяца до заседания арбитражного суда по рассмотрению дела о банкротстве. Это правило установлено п.3 ст.46 Закона о банкротстве и применяется на стадии наблюдения для целей проведения первого собрания кредиторов. То есть за месяц до первого собрания (дата которого известна) временный управляющий может сделать вывод об объеме требований, которые должник обязан удовлетворить. Исходя из этих данных, управляющий составляет анализ финансового состояния должника (в котором сопоставляются размер имущества и размер обязательств; разрабатываются меры, направленные на восстановление платежеспособности должника; рассчитывается стоимость осуществления этих мер - все это в дальнейшем будет играть важную роль в ответе на вопрос о целесообразности введения внешнего управления).

На стадиях внешнего управления и конкурсного производства ситуация со сроками несколько иная - между рассмотрением судом возражений внешнего (конкурсного) управляющего на требования кредитора и проведением собрания кредиторов может пройти не месяц (как при наблюдении), а несколько дней (либо даже один день). Объясняется это тем, что кредиторы вправе предъявлять управляющему свои требования к должнику в любой момент в ходе внешнего управления (те же правила установлены для конкурсного производства). В течение месяца управляющий обязан либо внести требование в реестр (тем самым сделав его установленным), либо сообщить кредитору о размере непризнанного требования и причинах отказа в установлении требования. После этого в течение месяца кредитор может обратиться в суд. Таким образом, определение суда может появиться в любое время; это определение позволяет кредитору участвовать в собрании.

Что изменилось после того, как названные требования стали подлежать обжалованию?

На стадии наблюдения теперь возникают проблемы, вытекающие прежде всего из неопределенности количества обязательств должника. Составляя финансовый анализ, управляющий не может исходить из четких цифр, поскольку кредиторы, которым отказано (полностью либо частично) в установлении требований, могут обжаловать соответствующее определение суда и превратиться в конкурсных кредиторов, что изменит объем обязательств должника.

Другая проблема характерна для всех стадий - наблюдения, внешнего управления, конкурсного производства. Связана она с отсутствием в Законе о банкротстве ответа на вопрос о влиянии обжалования определений на действительность решений собраний кредиторов. В качестве примера рассмотрим следующую ситуацию. В процессе осуществления внешнего управления имуществом ООО "Т" управляющий в соответствии с п.2 ст.76 Закона о банкротстве получил согласие собрания кредиторов на совершение крупной сделки - купли-продажи неиспользуемого оборудования, стоимость которого на тот момент составляла 25% балансовой стоимости всех активов должника. Через некоторое время после того, как сделка была исполнена, в суд обратился один из кредиторов (АО "С") с требованием о признании недействительным решения собрания кредиторов, одобрившего сделку, и, следовательно, самой сделки. Данные действия обосновывались тем, что названное АО обжаловало определение, которым суд отказывал ему в установлении требования, и в результате вышестоящая инстанция признала АО "С" конкурсным кредитором, но произошло это уже после проведения собрания. АО "С" было крупным кредитором, чьи решения могли бы повлиять на решение собрания.

Возникает вопрос: что делать в подобных случаях? С точки зрения формальных оснований, суд должен удовлетворить требования кредитора, признав решение собрания недействительным. Противоположный вывод был бы обоснован только при наличии прямого указания об этом в Законе о банкротстве (а целесообразность введения такого указания не может не вызвать сомнения). Если же суд удовлетворит требования кредитора, то придется признавать недействительной сделку, а, возможно, и систему сделок, что поставит в крайне невыгодное положение добросовестных приобретателей. Кроме того, значительно уменьшится доверие к должнику, и потенциальный контрагент просто не пожелает заключать с ним сделки, ибо нет никаких гарантий того, что подобное соглашение впоследствии не будет признано недействительным.

Из сказанного следует, что при описанных обстоятельствах не исключены ситуации, когда решения собрания придется признавать недействительными не один раз (если, к примеру, спустя некоторое время еще один крупный кредитор обжалует определение и добьется положительного результата).

Кроме того, Закон о банкротстве не дает ответа на вопрос о субъектах, которые могут обжаловать определения (по общему правилу, это должны быть заинтересованные лица, и под это определение подходит каждый из кредиторов). Данный аспект проблемы актуален для случаев, когда суд признал установленным, т.е. включил в число конкурсных, кредитора с весьма сомнительными требованиями к должнику. Например, перед проведением очередного собрания кредиторам стало известно, что в реестре требований значится кредитор, срок исполнения должником договора с которым наступает только через пять месяцев, либо кредитор с требованиями, возникшими в течение процедуры (таких кредиторов называют текущими, их требования должны удовлетворяться по мере поступления). В подобных ситуациях другие кредиторы, вполне возможно, пожелают обжаловать либо действия управляющего, либо определение суда (если требование признал установленным суд). В результате возникнут последствия, аналогичные описанным ранее - под сомнение будут поставлены решения собрания кредиторов.

Как выход из данной сложной ситуации можно предложить установление в законе конкретных четких сроков для обжалования определений, которые должны быть сокращены по сравнению с обычными, а также ограничение возможностей по обжалованию одной инстанцией. Это, безусловно, имело бы некоторые положительные результаты, поэтому внесение в Закон о банкротстве соответствующих изменений весьма целесообразно. Однако и при наличии указанных норм проблема все же не будет полностью снята, поскольку невозможно не проводить собрание кредиторов, ожидая истечения срока на обжалование всех определений. Таким образом, в настоящее время не исключены ситуации, когда организованные, спланированные действия группы недобросовестных кредиторов могут значительно затруднить осуществление мероприятий конкурса (особенно актуально это для внешнего управления).

В связи со сказанным представляется необходимым скорректировать нормы Закона о банкротстве с тем, чтобы решения собрания кредиторов являлись действительными независимо от результатов обжалования определений суда об установлении требования. Очевидно, что в данном случае могут быть затронуты интересы добросовестных кредиторов, однако это повлечет гораздо меньше проблем, чем возникает сейчас.

Далее остановимся на неконституционности ст.56 Закона о банкротстве. В соответствии с ней с момента принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом вводится наблюдение. Сразу следует обратить внимание на то, что Конституционный Суд признал неконституционность не самой процедуры наблюдения, а порядка ее введения. Обосновано это тем, что последствия введения наблюдения существенно ограничивают дееспособность предприятия-должника, что чревато для него крупными убытками; тем не менее, действующий порядок возбуждения производства по делу о банкротстве не предоставляет должнику надлежащих процессуальных гарантий. В этом с мнением Суда можно согласиться - действительно, в соответствии с п.2 ст.41 Закона о банкротстве определение о принятии заявления о банкротстве должника выносится судом в течение трех дней со дня поступления заявления в арбитражный суд, а с момента принятия заявления вводится наблюдение. Безусловно, в течение этих трех дней должник не имеет возможности выступить в свое оправдание, а это означает, что при решении вопроса об инициировании конкурса не соблюдается принцип audi alteram partem (выслушать обе стороны).

На практике неоднократно встречались ситуации, когда недобросовестные кредиторы использовали нормы о введении наблюдения в своих интересах. Например, кредитор, требование которого должник уже исполнил, подает в суд заявление о банкротстве этого должника. Суд принимает заявление, вводит наблюдение, назначает дату рассмотрения дела о банкротстве (оно в соответствии с п.1 ст.47 Закона о банкротстве должно быть рассмотрено в срок, не превышающий трех месяцев со дня поступления заявления о банкротстве в арбитражный суд). Одновременно назначается временный управляющий (чаще всего тот, на ком настаивает кредитор-заявитель), который имеет возможность влиять на положение должника, поскольку для руководства должника вводятся значительные ограничения. Безусловно, через определенное время все выяснится, и в соответствии со ст.51 Закона о банкротстве суд вынесет решение об отказе в признании должника банкротом. Однако в течение всего этого срока должник не сможет осуществлять определенные действия; кроме того, информация о возбужденном в отношении него конкурсном процессе существенно повредит его деловой репутации и отношениям с контрагентами. Единственное, что сможет сделать должник, - это потребовать возмещения убытков (если сможет доказать причинную связь между действиями кредитора и убытками).

Итак, с точки зрения защиты должника от недобросовестных кредиторов, признание ст.56 Закона о банкротстве неконституционной вполне оправданно.

В настоящее время суд, приняв заявление о банкротстве должника, не вводит наблюдение, а назначает специальное заседание для рассмотрения этого заявления. В ходе заседания должник высказывает свои возражения, суд оценивает их обоснованность и вводит (либо не вводит) наблюдение. Отметим, что суд не уполномочен учитывать обещания должника расплатиться по долгам, но на практике это неизбежно. (Так, в одном случае должник представил суду документы, из которых следовало, что через четыре дня наступает срок возврата контрагентом должника крупного займа, что позволит решить все финансовые проблемы; в другом - должник заявил, что введение наблюдения приведет к банкротству, если временный управляющий не даст согласия на заключение важного договора. В обеих ситуациях суд наблюдение не ввел.)

Из сказанного следует, что необходимо разработать процессуальные нормы, регламентирующие статус и последствия заседания суда, решающего вопрос о введении наблюдения (в настоящее время такие нормы отсутствуют). Представляется, что на данном этапе суд может рассматривать лишь вопрос о действительности требований кредиторов, на которых основано заявление о банкротстве.

Постановление Конституционного Суда дало должнику процессуальные гарантии. По сути, предоставление ему возможности ответить на претензии кредиторов является средством, устраняющим необходимость обжалования определения о введении наблюдения, так как все свои аргументы должник представит в специальном заседании. Отметим, что при всем том вопрос об обжаловании определений суда о введении наблюдения остается дискуссионным.

Анализ Постановления N 4-П будет неполным, если мы не рассмотрим его с точки зрения интересов не только должника, но и кредиторов. В данном контексте уместно вспомнить ситуацию, существовавшую до 1 марта 1998 г., когда законом "О несостоятельности (банкротстве) предприятий" (ныне утратившем силу) введение процедуры наблюдения не предусматривалось. После принятия судом заявления о банкротстве должника и до рассмотрения дела о банкротстве проходило время, в течение которого недобросовестный должник успевал распорядиться своими активами, что, естественно, причиняло вред кредиторам*(9). Именно для предотвращения подобных злоупотреблений и была создана процедура наблюдения, в рамках которой временный управляющий получил возможность контролировать действия должника.

Быстрота действий при введении наблюдения и назначении управляющего сейчас необходима не меньше, чем тогда. Но в настоящее время, когда принятие заявления о банкротстве не означает автоматического введения наблюдения, степень оперативности уменьшилась, следовательно, возросла опасность злоупотреблений со стороны недобросовестных должников.

Обеспечить баланс интересов кредитора и должника - такова главная задача российского конкурсного законодательства. Для ее решения следует установить как можно более короткий промежуток времени между принятием заявления о банкротстве и рассмотрением вопроса о введении наблюдения. В проекте закона о банкротстве, находящемся на рассмотрении в Государственной Думе, предполагается, что этот период будет равен 30 дням, что, на наш взгляд, необоснованно много.

Рассматривая Постановление N 4-П, остановимся на еще одной затронутой в нем проблеме. Упоминая об ограничениях, вводимых для должника в процессе наблюдения, Конституционный Суд называет их ограничениями дееспособности должника. В качестве примеров названы: необходимость получать согласие временного управляющего на совершение сделок, указанных в п.2 ст.58 Закона о банкротстве, запрет на реорганизацию и ликвидацию должника, создание юридических лиц, филиалов, представительств, выплату дивидендов, размещение ценных бумаг и т.д.

Представляется, что в случаях, названных в п.2 ст.58 Закона о банкротстве, речь действительно идет об ограничениях дееспособности, поскольку сам должник (его руководство) некоторые сделки может совершать лишь с согласия управляющего (последний как бы восполняет недостаток дееспособности). То же можно сказать о ситуациях, когда в соответствии с ч.2 п.1 ст.60 Закона о банкротстве суд (по ходатайству временного управляющего) запрещает должнику совершать без согласия управляющего любые сделки. Применительно же к остальным ситуациям (перечисленным в п.3 ст.58 Закона о банкротстве) речь идет об ограничениях не дееспособности, а правоспособности должника, ибо должник (его руководство) вообще не может совершать определенные действия, поскольку не имеет такого права.

Обращает на себя внимание еще один практический вопрос, связанный с Постановлением N 4-П. Закон о банкротстве (п.4 ст.11 и ч.2 п.1 ст.57) запрещает кредиторам обращаться с требованиями к должнику в индивидуальном порядке, без соблюдения положений конкурсного права. Это ограничение Закон о банкротстве связывает с моментом принятия заявления, который до 12 марта 2001 г. совпадал с моментом начала наблюдения. В результате неясно, когда кредиторы теряют возможность обратиться к должнику в индивидуальном, т.е. внеконкурсном, порядке - в момент принятия заявления либо в момент введения наблюдения? Последнее представляется более логичным - и именно так данная проблема решается в упомянутом проекте закона о банкротстве. Однако, с учетом норм действующего Закона о банкротстве, к данному выводу можно было бы прийти только в том случае, если бы неконституционными были признаны положения п.4 ст.11 и ч.2 п.1 ст.57 Закона о банкротстве. Но поскольку данный вопрос Судом не затрагивался, приходится признать, что ограничения на обращение к должнику в индивидуальном порядке возникают до введения наблюдения, с момента принятия судом заявления о банкротстве должника.

В настоящей статье были рассмотрены постановления Конституционного Суда РФ, признавшего не соответствующими Конституции РФ некоторые положения Закона о банкротстве. К сожалению, названному судебному органу далеко не всегда удается в равной степени обеспечить защиту интересов обеих сторон конкурсного процесса, в результате чего улучшение положения одной из них отрицательно сказывается на положении другой либо предоставляет возможность для злоупотреблений.

Список литературы

(1) СЗ РФ. 1998. N 2. Ст.222.

(2) Постановление Конституционного Суда РФ от 16 мая 2000 г. N 8-П // СЗ РФ. 2000. N 21. Ст.258 (далее - Постановление N 8-П).

(3) СЗ РФ. 1997. N 1. Ст.97.

(4) Там же. N 21. Ст.2542.

(5) Там же. 1998. N 12. Ст.1458.

(6) Постановление Конституционного Суда РФ от 6 июня 2000 г. N 9-П // СЗ РФ. 2000. N 24. Ст.2658 (далее - Постановление N 9-П).

(7) Постановление Конституционного Суда РФ от 12 марта 2001 г. N 4-П // СЗ РФ. 2001. N 19. Ст.1138 (далее - Постановление N 4-П).

(8) Конституционный Суд РФ в своем постановлении использовал перечень не подлежащих обжалованию определений, приведенный в письме ВАС РФ от 6 августа 1999 г. N 43 "Вопросы применения Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" в судебной практике".

(9) Телюкина М.В. Комментарий Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)". М., 1998. С.86-88.

М.В. Телюкина, к.ю.н. Действующий Федеральный закон от 8 января 1998 г. N 6-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)"(1) (далее - Закон о банкротстве) содержит много положений, применение которых на практике вызывает отрицательные послед

 

• 14:21 05 Июля 2016
  Российско-китайский медуниверситет откроет магистерскую программу по TCM
• 01:21 05 Июля 2016
  На форуме МГУ Россия и Китай обсудят научно-образовательное сотрудничество
• 11:00 04 Июля 2016
  Реморенко: "ЕГЭ-туризм" в России сходит на нет
• 10:52 04 Июля 2016
  Летняя российско-австрийская школа откроется в Москве
• 15:31 01 Июля 2016
  В СПбГУ могут воссоздать географический факультет

Заказать уникальную работу