База знаний студента. Реферат, курсовая, контрольная, диплом на заказ

РЕЛИГИЯ ТРУДА

«Труд в США - это душа народа. Американец служит своему делу с такой страстью, с которой крестоносцы жертвовали своей жизнью для освобождения Святой Земли.» Aнгличанин Фрэнсис Грунд, 1843 год.

Сравнение Грунда американцев с крестоносцами вполне обосновано, так как ценность труда  для Америки вначале ее существования была идеей религи­озной - идеей протестантизма.

Протестантизм, возникший в Европе 16-го века, приобрел огромный авто­ритет, так как обращался к ежедневному опыту нового нарождающегося класса, класса работников, предпринимателей и бизнесменов, буржуазии. Протестан­тизм отражал представление нового класса о значимости труда и отвергал цен­ности аристократического общества. Ценность человека не в том сколько его предков служили королю, не родовые привилегии определяют ценность челове­ка, а его личные качества которые проявляются в труде. Протестантизм придал труду религиозный смысл, он объявил труд высшим призванием человека (Calling), предназначением человеческой жизни, богатство, возникающее как его результат, знаком благосклонности Небес, а нежелание быть богатым вызо­вом богу, подобно желанию быть больным.

Католицизм, властвовавший умами начиная с 5-го века, превратился к 16-му веку в инструмент контроля всей жизни общества. Ватикан, сложная бюрократическая организация, был корпорацией, на фасаде которой было слово «Религия», но ее целью была политическая и экономическая власть.

Земля - источник всех богатств, принадлежала потомственной аристократии и церкви. Но, к этому времени, начало складываться машинное производство, которое создавалось низшими классами, и оно могло принести не меньшее богатство, чем владение землей.

Новая религия, протестантизм, выражала интересы неимущих классов и в своих постулатах противопоставила себя католицизму, который объявлял свои­ми ценностями идеи греческой цивилизации - смысл человеческого существова­ния в стремлении к счастью. А счастье, по определению Сократа, не результат труда, и не обладание материальным богатством, а постижение Истины, Бога и сотворение Прекрасного. Но постижением Истины и сотворением Прекрасного мог заниматься только “праздный класс”, аристократия, не расходующая свою энергию на труд, на выживание.

Только аристократия могла вести полноценную жизнь, она была свободна от труда, и могла посвящать свою жизнь искусствам, философии и науке. Миро­вая литература, выросшая на идеях католицизма, не говорила о труде, она опи­сывала то огромное физическое и эмоциональное богатство, которое является истинным содержанием человеческой жизни, и только одна форма труда вос­принималась, как достойная человека - труд творческий. Литература обслужи­вала интересы высшего класса и считала обычный физический труд недостой­ным полноценного человека.

Работник, крестьянин, ремесленник воспринимались как люди низшего сорта, “низший класс”, существа низменной природы, не доросшие до состоя­ния полноценного, т.е. свободного от труда человека.

Новый Завет, главный документ католицизма и православия, говорил о труде как наказании за грехопадение, и это отношение к труду отразилось в языках народов Европы - во французском, это travail, который имеет корень в латинском tribulium – орудие пытки, в немецком, слово Albeit также ассоцииру­ется с наказанием, в русском слове работа корень, – раб.

Российский воровской орден – воры в законе, довел это отношение к тру­ду до своего логического конца. Вор, начавший работать, переставал быть пол­ноценной личностью в глазах воровского братства.

Протестантизм поставил под сомнение идеи Нового Завета и призывал вернуться к первоисточнику, к Ветхому Завету, в котором труд понимался как инструмент создания царства божьего на бренной земле.

Протестантизм полностью перевернул значение труда в человеческой жизни, - не трудиться, чтобы жить, а жить для того чтобы трудиться. Любая ра­бота - это молитва. Работать, значит выполнить свой долг перед богом.

Протестантизм возник в Европе, но получил распространение лишь в Бри­тании и Германии, начавших индустриализацию экономики. Протестантизм предлагал новую форму жизни тем, кто, в результате индустриальной револю­ции (сгон крестьян с их земель для создания овечьих пастбищ и создания тек­стильной мануфактуры в Англии), лишился источника существования, связей с общиной, и оказался предоставленным сам себе.

Протестантизм давал ответ, как жить тем миллионам людей, кто оказался оторванным от своих корней, от общины и остался один на один с окружающим враждебным миром. Перестав быть частью общины, каждый отвечал только за себя и находил свой путь к богу не через церковь, а самостоятельно, читая Свя­щенное Писание. Индивидуальная связь с богом была психологической подго­товкой к индивидуальному характеру всех сфер человеческой деятельности, подготовкой к первому этапу новых форм общественных отношений, к капита­лизму.

Протестантизм дал религиозное обоснование новой формы жизни в усло­виях возникающего машинного производства - и новой формы труда, единст­венно возможной в новых условиях, индивидуальное предпринимательство.

Католицизм предоставлял верующему возможность раствориться внутри общины, в католицизме не существовало развитой идеи индивидуальной ответ­ственности. Церковь была пастухом, пасущим стадо, и брала ответственность за индивидуальные грехи на себя. Прощение грехов создавало атмосферу безза­ботности жизни и доказывало всепрощающую любовь бога ко всем без исклю­чения - все божьи дети.

Католическая церковь рассматривала жизнь во всей ее полноте и красоте, как подарок небес, как вечный праздник, в котором труд существует для увели­чения объема богатства жизни. Богатства не цель, а средство, ведущее к обога­щению чувственного, интеллектуального и эмоционального мира, к достиже­нию духовных жизненных целей.

Протестантизм же отрицал не только католическую идею жизни, как праздника, но и всякую социальную иерархию, классовые привилегии, само го­сударство и личные различия - «Перед Богом все равны», те, кто создает новые богатства важнее тех, кто его имеет по принципу принадлежности к правящему классу.

Протестантизм противопоставил себя не только католицизму, идеи Возро­ждения также были неприемлемы для новой философии жизни. Возрождение провозгласило, что человек от природы добр, поэтому нужно предоставить каж­дому право на свободное самовыражение. Личность в период Возрождения при­обрела небывалую свободу, а полная свобода не могла не привести к освобож­дению всех стихий человеческих страстей. Без жесточайших ограничений и по­лицейских мер человек превращался в убийцу, грабителя и насильника.

Протестанты предложили альтернативу идеям Возрождения и идеям сред­невековья в контроле греха. Труд, как форма служения богу, сделает возмож­ным обуздание стихий в человеке, так как труд требует самодисциплины и доб­ровольного подчинения системе экономических отношений.

Первый лидер новой религии, провозгласивший идею порочности католи­цизма с его идеей жизни, как праздника, а саму религию протестантизмом, не­мец Мартин Лютер, утверждал, что любые добродетели не гарантируют проще­ния, и лишь труд во имя бога может, не гарантирует, но может, принести спасе­ние души.

Другой протестантский лидер, француз Кальвин, разделял людей на тех, кто от рождения несет в себе добро и тех, кто несет зло. Одним изначально пре­дуготовано спасение, другие изначально прокляты. И только в труде человек может забыть, заглушить чувство беспомощности и бессилия перед богом и сво­ей греховной природой.

«В своем развитии кальвинизм выдвинул доктрину спасения, которая ба­зируется на труде и создании богатств, которые не гарантируют спасения, но сам материальный успех есть знак божеского расположения. Никто не знает, бу­дет ли спасена его душа или нет. Спасение души не зависит от количества доб­рых или злых дел, которые человек совершил в течении жизни. Человек не зна­ет к чему он приговорен, к спасению или вечному проклятию. Результат станет известен только на Страшном суде. Контроль над материальным миром человек приобретал в процессе создания богатств и это давало ему ощущение власти над своей судьбой, по крайней мере, на бренной земле.» Немецкий социолог конца 19-го, начала ХХ века, Макс Вебер.

Во времена средневековья единственным местом, где верующий мог спа­сти свою душу, оградить себя от тлетворного влияния общества, погрязшего в пороках, был монастырь, где каждый из членов монастырской общины, давая обет воздержания, вознаграждался правом на многочасовой труд, скудную дие­ту и возможностью совершенствоваться в своем духовном развитии.

Протестантизм превратил монастырь в идеал общественного устройства, где главная добродетель человека - его способность трудиться самоотверженно и беззаветно, где во имя труда, как формы служения богу, человек должен отка­заться от многих греховных желаний. Постоянное самосовершенствование обя­зательное качество духовного роста, а аскетизм наиболее достойная форма жиз­ни.

Город Женеву, разгульный торговый город, Кальвин превратил в огром­ный монастырь, живущий высшей религиозной целью - созданием богатств. Экономическая деятельность была выделена в особую сферу жизни, в которой моральный закон, забота о ближнем, переставал быть абсолютом. Добродетель­ность каждого члена общины оценивалась через труд, тем, что он создал.

«Лютер и Кальвин психологически приготовили человека к той роли, ко­торую он играет в сегодняшнем обществе». Эрих Фромм.

Кальвин создал город-монастырь, а Оливер Кромвель, лидер протестант­ской, по духу и буржуазной по сути, революции нового класса в Британии, це­лью которой было свержение власти аристократии, королевской власти, попы­тался создать большее, нежели город-монастырь, монастырь-государство. Шко­лой, создававшей принципы нового общества, стала армия Кромвеля. Солдаты Кромвеля воевали за новую мораль, мораль всеобщего равенства и всеобщего труда, солдаты короля за деньги и военную добычу. Армию короля, воевавшего с Кромвелем, называли «Белой Армией», так как она была одета в белые мунди­ры, армию Кромвеля «Красной Армией», ее солдаты носили красные мундиры. Солдаты армии Кромвеля были глубоко религиозны и их командирами были священники, проповедники - прообраз политических комиссаров Красной Ар­мии Советской России.

В армиях тогдашней Европы дисциплина воинства была довольно относи­тельной. Пьянство и драки считались естественной частью армейской жизни, воплощением мужского начала. Грабеж, мародерство, насилие над женщинами во время войны не только не порицались, но были частью награды за службу. Армия же Кромвеля несла службу не за награды, солдаты Кромвеля служили богу. Солдат-протестант нес в своем ранце “не жезл маршала”, а Библию. За свои поступки он отвечал не столько перед командиром, сколько индивидуаль­но перед Богом. Дисциплина создавалась не наказаниями, а была результатом религиозных убеждений.

Армия Кромвеля стала школой, в которой воспитывались такие качества, как сознательность, т.е. самоконтроль, самодисциплина. Работник мануфактуры должен был не только подчиниться дисциплине труда, как солдат армейской дисциплине, он должен был научиться самодисциплине, работать не из-за стра­ха перед наказанием, а осознавать правила, как необходимость, как признак улучшения своей собственной природы, склонной к анархии и своеволию. Эти качества были необходимы для нарастающей индустрии машинного производ­ства.

Возникавшие фабрики и мануфактуры нуждались не в крестьянине, с его спонтанной, стихийной формой жизни, связанной с природой, у машины мог ра­ботать только тот, кто добровольно подчинил себя Новому Порядку, порядку, который требовала новая форма экономики - индустриальная.

Кромвель первым ввел в обращение термин “сознательность”, который означал ответственность перед Богом. Впоследствии термин стал широко при­меняться в Советской России, но подразумевал ответственность не перед богом, а перед государством, обществом.

Термин “сознательность”, в советском словаре, предполагал, что задачи и идеалы партии, часто противоречащие идеалам и задачам индивидуума, каждый воспринимает как свои собственные, как самопожертвование, как отказ от инди­видуальных целей во имя целей высших, общественных. Сознательность естест­венно приводила к аскетизму в материальной жизни и оскоплению жизни внут­ренней. Сознательный советский человек должен был подавить в себе те им­пульсы, желания, идеи и идеалы, которые противоречили требованиям общест­ва и государства.

Несмотря на внешнее различие форм протестантской сознательности, по­строенной на индивидуализме и советской, на коллективизме, целью воспита­ния сознательности была дисциплина, подчинение, принятое на индивидуаль­ном уровне, сознательно.

“Сознательность” протестантизма - самоограничение во имя создания но­вого богатства.Kоличество созданных богатств доказывали степень веры и, сле­довательно, возможность прощения, надежду на рай в загробном мире.

В советском контексте, сознательность, т.е. самоотверженный труд, давал право на вхождение в новый мир, мир коммунизма, который был вариацией на всю ту же тему, правда, не рая на небесах, а рая на земле.

Хотя революция Кромвеля потерпела поражение, протестантизм стал го­сударственной религией в Британии, но англиканство, как эта религия была на­звана, включало в себя многочисленные элементы католицизма. Начали появ­ляться протестантские секты, не принявшие англиканство, которое, в их глазах, было предательством основных идей протестантизма. Наиболее распространен­ными стали секты квакеров и пуритан, они бросили вызов церкви и власти, на­зывая власть и личное богатство ценностями Антихриста, а не Христа.

Квакеры требовали от членов секты полного посвящения своей жизни труду, и аскетизма в потребностях. На кладбищах квакеров 17-18 веков на над­гробьях не обозначены ни годы жизни и смерти, ни имена. «Здесь похоронен плотник и отец 10 детей». Человек пришел из праха и ушел в прах. Человек при­шел в этот мир только для того, чтобы выполнить свой долг, он сам, содержание его жизни, не имеют никакой цены. Сам он ничто – пыль перед лицом Бога.

Плотские желания, наслаждение жизнью – грех, аскетизм был для кваке­ров знаком добродетели. Даже самые богатые из них жили в скромных домах с убогой мебелью, их одежда была не только незатейливой, она носилась от со­вершеннолетия до гробовой доски. Картины считались знаком идолопоклонни­чества. Тех, кто пытался научиться играть на каком-либо музыкальном инстру­менте, изгоняли из общины. Почти не имея трат на жизнь, квакеры накапливали огромные богатства, которые не выходили за пределы общины благодаря запре­ту на браки вне своего круга. Не тратя ничего на себя, квакеры вкладывали на­копленные средства в расширение бизнеса, так как только богатство давало ува­жение квакерского сообщества.

К началу 19-го века британские квакеры составляли группу в 20.000 чело­век. Несмотря на свою немногочисленность, они были богаты и обладали значи­тельным влиянием. Три крупнейших кампании Англии, выпускавшие все виды хлебных изделий, принадлежали квакерским семьям. Из четырех главных бан­ков Англии 19-го века два принадлежали квакерам, Барклай и Ллойд. Кампания Ллойд по сей день является крупнейшей страховой кампанией мира.

Вместе с сектой квакеров росла секта пуритан, с которой власти Британии вели постоянную борьбу. Пуритане требовали от своих приверженцев упорного труда в течении недели, утро воскресенья должно быть проведено в церкви, а остальная часть дня в чтении библии дома. Также, как монахи в монастыре, они посвящали все свое время труду и молитве.

Пуритане игнорировали даже религиозные праздники, которые в те вре­мена отличались особой разнузданностью и длились неделями. «Можно ли представить, что вера в Спасителя подтверждалась бы многочасовым обжорст­вом, пьянством и дебоширством. Это скорее подходит для празднования в честь языческого Бахуса, а не Христа.», говорил лидер пуританской общины в Босто­не, Коттон Махер.

В средневековье Пасха и Рождество праздновались по две недели. Каж­дый святой имел свой праздничный день. Французские короли гарантировали своим подданным 38 праздничных дней в году. Пуритане же видели в праздни­ках проявление греховного начала, и не только праздники, но даже размышле­ния в будний день считали грехом. Для этого есть воскресенье, и размышлять в воскресенье можно только о слове божьем в процессе чтения Библии.

В Британии были изданы многочисленные королевские эдикты, направ­ленные против норм жизни, которые навязывались обществу пуританами. Од­ним из них был закон, изданный королем Джеймсом I, который сделал обяза­тельным участие всех групп населения в различных видах спорта в воскресенье.

Несмотря на все усилия властей, влияние пуритан возрастало с каждым годом. Рост секты стал восприниматься властями и официальной англиканской церковью как угроза существующему порядку. После устрашающих преследо­ваний секты в 17-ом веке появились иные пуритане, трезвые практики. В про­цессе борьбы за человеческие души, лидеры секты пришли к выводу, что по­строить новый праведный мир на старом континенте, погрязшем в пороках, не­возможно. К этому времени был открыт новый континент, который в глазах пу­ритан мог стать тем местом, где можно начать все с чистой страницы, где можно было создать Новый Мир, Новый Свет на основе нового принципа жизни – “Жизнь - Есть Труд”.

Первые общины пуритан, прибыв в северо-восточную часть континента, заложили идеологический фундамент нового общества и нового государства - самоотверженный труд, сделавший Америку самой богатой страной мира.

В то же время, Южная Америка, которую осваивали католические страны Европы, так и не стала “Новым Светом”, в течении столетий пребывая в нищете и разрухе. Труд, в глазах испанских колонизаторов, не представлял никакой ценности. Колонисты в странах Южной Америки, ставили своей задачей захват, грабеж уже существующих богатств индейских цивилизаций-городов с высоким уровнем экономического и культурного развития.

На территории Южной Америки в начале 17-го века проживало до 50 миллионов индейцев. На территории будущих Северо-Американских Штатов количество аборигенов составляло около 6 миллионов, а кочевые индейские племена находились на уровне развития каменного века.

Колонистов-пуритан в Северной Америке встретил дикий, почти безлюд­ный мир, здесь не было тех богатств, которые вывозили из Южной Америки ис­панские конквистадоры. В Северной Америке богатства могли быть созданы, созданы только трудом, освоением новых земель, на которых не было и следа какой-либо цивилизации, и труд, в этих условиях, приобрел небывалый в исто­рии статус.

Обедневшие европейские аристократы (а их количество среди колонистов было значительно), прибывшие в составе первых экспедиций в надежде на мгновенное обогащение, вскоре столкнулись с непреодолимым фактом жизни в Новом Свете – трудиться должны все без исключений. Был провозглашен биб­лейский принцип «Кто не работает, тот не ест».

Расчеты аристократов на рабский труд не оправдались, индейцы готовы были принять смерть, но не быть рабами. До появления черных рабов из Афри­ки аристократам приходилось работать на земле вместе с простыми колониста­ми, их европейский статус, право на получение привилегий, здесь был утрачен.

Каждый колонист, в независимости от того, кем он был в своей стране, здесь был вынужден работать, чтобы не умереть. Вместе с семьей, семейным кланом или группой единомышленников колонист поселялся в дремучих деб­рях, и становился владельцем огромных земельных участков, превращая дикую природу в пригодные для земледелия территории.

Попытки британской администрации ввести захват земель в какое-либо законодательное русло были обречены – необъятные пространства страны не давали возможностей контроля. Только после Войны за Независимость были введены правила по продаже земельных участков. Семья могла приобрести од­ну квадратную милю земли (320 гектаров) за символическую плату, или, точнее, плату за регистрацию на владение. После Гражданской войны, в 1865 году был принят Homestead Act, по которому любой мог приобрести участок в 80 гекта­ров, заплатив 10 центов за регистрацию.

В Бразилии же, в это же время, стоимость земли была настолько высока, что ее могли приобретать только самые богатые. Таким образом, четкая граница между имущими и неимущими, будучи проведена в самом начале, в каждом по­колении все больше увеличивала разрыв между классами, и статус классовых привилегий был закреплен на века.

В Южной Америке не только была воспроизведена европейская феодаль­ная экономическая система, Южная Америка жила ценностями католицизма, поддерживавшего феодальную форму отношений, в которой каждый был лишь «божьей овцой» в стаде, которое пасли власти, лендлорд и церковь.

А протестантизм Северной Америки давал полную свободу индивиду, в практической жизни – “каждый за себя”, в духовной сфере – “каждый сам себе священник”.

Резкий контраст между нищей католической Южной, и богатой протес­тантской Северной Америкой – контраст двух отношений к труду. На европей­ском континенте этот контраст не менее нагляден – сегодняшние протестант­ские Англия, Швеция, Швейцария, Германия богаче католических стран – Ита­лии, Испании и Франции.

В католицизме труд существовал как средство для обогащения самой жиз­ни, “праздник жизни” был и остается центром всех человеческих интересов в латиноамериканских странах. В протестантской Северной Америке труд был и остается смыслом человеческого существования, что и сделало США самой бо­гатой страной мира.

На Северо-Американском континенте протестантская идея безостановоч­ного создания богатств нашла идеальную ситуацию для своего воплощения. Ги­гантские, никому не принадлежащие территории, отсутствие государственного контроля создали новый человеческий тип - одиночку, посвящающего все свои силы труду, умеющего работать лопатой и плугом, молотком и пилой, намывать золото, но также и умением владеть саблей, мушкетом, добывающего богатство только для себя любыми способами - работой, торговлей, спекуляцией, грабе­жом и шантажом.

В то же время, внутри первых протестантских общин Нового Света, каж­дая община, каждая секта, озабоченная своим выживанием, обязывала своих членов принимать во внимание благополучие общины в целом.

Но сами условия новой страны, где многое можно было добыть, действуя в одиночку, привели к другим формам отношений, и библейская заповедь – “не пожелай другому того, чего ты не пожелаешь себе”, перестала играть значи­тельную роль. Человеческая судьба постепенно перестала ассоциироваться с нравственным, духовным ростом, ценность человека подтверждалась, прежде всего, ростом индивидуального богатства.

В первый период освоения новых земель, пуритане жили тесными общи­нами, вне общины колонист в одиночку выжить не мог. Благополучие всех чле­нов общины зависело от равного участия и своей доли в доходе в зависимости от вложенного труда. Само название общин - «community», т.е. коммунальное общество, говорило о приоритете общего над единоличным, подтвержденного идеалом общества – жизнью апостолов Христа деливших все поровну. Цен­тральным постулатом пуритан была идея о том, что использовать богатство для себя значит отнять его у бога, для которого оно только, и предназначено, и чем больше человек создал, тем больше у него шансов спасти свою душу и получить прощение небес. Богатство необходимо лишь для еще большего увеличения бо­гатства.

В Европе же, практически до середины 19-го века, считалось, что труд не­обходим для создания комфортабельной жизни, и, достигнув приемлемого бла­гополучия, можно остановиться в накоплении богатств, и совершать добрые де­ла. Предприниматели первоначального периода капитализма не стремились за­работать больше, чем их деловые партнеры и конкуренты. Их доходы должны были быть достаточны, чтобы вести “приличный образ жизни”. Сама идея, что жизнь должна быть посвящена делу, а не наоборот, казалась в то время очевид­ным безумием.

Американский протестантизм, однако, разрушил этот стереотип, так как машинное производство начало занимать все большее место в экономике стра­ны - аскетическая форма жизни производителей богатства несла в себе противо­речие – если они, богатства, не потребляются, дальнейшее развитие производст­ва будет приостановлено. Появился новый тип работника, служившего не богу, а чистой практике – янки. В их идее жизненного успеха уже не было бога, а ас­кетизм, осознанную жизнь в бедности, они рассматривали как форму человече­ской ущербности. А к началу Гражданской войны уже была создана база произ­водства товаров массового потребления, и богатства страны не могли расти без выхода на массового покупателя.

В развивающихся индустриях не хватало рабочих рук, так как иммигра­ция была незначительной, а спрос на индустриальные товары возрастал. Расту­щая индустрия Севера нуждалась в рабочих руках, и источником наемной рабо­чей силы могли стать, как черные рабы, работавшие на плантациях, а их было около 4 миллионов, так и белая беднота Юга. До Гражданской войны подавляю­щая часть населения Юга были индивидуальными фермерами, и наемный труд, труд на другого, считался просто другой формой рабства.

Гражданская война, внешне, была войной за отмену рабства, но, по своей сути, это была война за полную смену ориентиров - от свободы индивида, рабо­тающего на себя, до скрытой формы рабства – работы на другого, без права на равную долю в доходах. Индустриальный Север предлагал жителям сельскохо­зяйственного Юга не только освободить своих рабов, но вместе с ними идти ра­ботать на заводы и фабрики – машинное производство создавало большие бо­гатства, чем сельское хозяйство.

Для того чтобы поставить население Юга к заводскoму станку пришлось применять военные средства. Юг отчаянно сопротивлялся, поэтому человече­ские потери в период Гражданской войны были самыми большими за всю исто­рию войн, которые вела Америка.

Во Второй Мировой погибло 420 тысяч американских солдат. Это была война, в которой использовалось оружие массового уничтожения. В Граждан­скую войну оружием солдата был мушкет, производивший один выстрел в ми­нуту, и самым страшным оружием была пушка, стрелявшая чугунными ядрами.

За 4 года Гражданской войны погибло 680 тысяч, больше чем во Вторую Мировую.

Огромные человеческие жертвы Гражданской войны могут быть объясне­ны той же причиной, которой объясняют неимоверную жестокость войн эпохи Протестантской Реформации, унесших треть населения Европы – решался во­прос о фундаментальных основах жизни, о статусе труда в общественном созна­нии. До Гражданской войны плантаторы Юга, пользовавшихся рабским трудом были самыми богатыми людьми страны. После ее окончания, бегство черных на Север и массовая иммиграция из Европы дешевых рабочих рук привели к созда­нию огромной машинной индустрии, которая приносила большие доходы, чем сельскохозяйственный Юг. К началу 20 века США стали превращаться в одну из крупнейших индустриальных стран мира, так как в машинном производстве была задействована основная масса населения. Богатства стали распределяться широко благодаря свободе экономической деятельности. Европеец большую часть доходов отдавал государству, в Америке, до Первой Мировой войны госу­дарство не облагало налогом трудовые доходы, после войны, до 1933 года, подоходный налог составлял в среднем 3% - американец работал только на себя. Каждый имел возможность, накопив определенную сумму трудом на другого, открыть свой собственный бизнес, и, посвящая труду все свое время и все свои силы, получить такое богатство, о котором не мог мечтать средний европейский работник или бизнесмен.

Максим Горький, сделавший, больше, чем кто-либо, для пропаганды идеологии труда, побывав в Америке в 1911 году, тем не менее, увидел в амери­канской форме отношения к труду, определяющему все содержание жизни, си­лу, разрушающую сами основы и смысл человеческого существования, - «Аме­рика! Удивительно интересно здесь. Что они сумели создать эти дьяволы, как они работают, с какой энергией, с каким удовлетворением, и насколько они вар­варски невежественны. Я одновременно восхищаюсь и проклинаю, все это и восхитительно и тошнотворно. ...Когда иммигранты прибывают сюда они быст­ро превращаются в тупых и жадных животных. Как только они видят богатство этой страны, они оттачивают свои зубы, и не останавливаются до тех пор, пока не становятся миллионерами, или падают замертво от голода... Везде - труд. Все охвачено его бурей. Все стонет, скрежещет и повинуется воле какой-то тайной силы, враждебной человеку и природе.»

Взгляд Горького, это взгляд человека, выросшего на гуманистических идеалах 19-го века, но наступал новый век, век индустриализации и ее требова­ния в Советской России также привели к пересмотру отношения к труду.

Советские плакаты 20-ых, 30-ых годов возвещали, - «Владыкой мира ста­нет труд».

Гражданская война в России закончилась в 1922 году, но продолжалась в других формах в течении почти двух десятилетий. Протестантская идея труда, как смысла жизни, противоречила православной религиозной традиции, поэто­му русская революция, в процессе вхождения в цивилизованный мир, который понимался, прежде всего, как мир индустриальный, должна была применять на­силие, как единственный инструмент изменения отношения к труду, что и при­вело к такому огромному количеству жертв.

В США религия сделала героический, самоотверженный труд по созда­нию материальных богатств высшим этическим идеалом, и благодаря религии, общественное сознание приняло труд, как высшую ценность жизни, без приме­нения насилия.

Убеждала и сама практика жизни, в которой иммигрант из Ирландии, при­бывший в Америку без гроша в кармане, Джеймс Карнеги, стал королем стали, конторский клерк Джон Рокфеллер, нефтяным королем, а механик по починке велосипедов, Генри Форд, превратился в короля американской автомобильной промышленности.

Их идеи были более весомы, чем библейские догмы, так как они подтвер­ждались самим существованием огромных индустриальных империй, которые они создали.

Форд, больше чем другие лидеры американской индустрии, сделал для пропаганды самоотверженного труда, поэзии созидания, он говорил о труде и производстве в терминах протестантизма, и в стране, по преимуществу протес­тантской, его логика была неотразима, - «Если ты рабочий, клерк, инженер, врач, юрист или полицейский, ежедневно выполняющий изо дня в день одну и ту же монотонную работу, мало чем отличающуюся от работы на конвейере. Твоя работа - это божественное провидение, это не только твой общественный долг, это твое предназначение на этой земле».

Протестантизм Форда был данью традициям прошлого, его практицизм был фундаментом будущего. Форд был одним из первых, кто увидел в исполь­зовании науки в практике производства мощный инструмент изменений, не только изменений индустриальных, но и изменений самого общества. Наука не только должна создавать новую технологию, новые машины. Наука должна по­мочь организации всего процесса труда.

В чем цель научной организации труда? Сведение всего многообразия че­ловеческих отношений на предприятии к единым для всех нормам. Научная ор­ганизация труда это формализация, бюрократизация трудовых отношений, бла­годаря которой можно добиться тотального контроля над производством и ра­ботником.

В труде ремесленника существовал немалый элемент непредсказуемости, его эффективность определялась индивидуальностью работника, а деловые от­ношения, складывающиеся на основе человеческих пристрастий, чувств, эмо­ций, были неопределенны и неконтролируемы.

Следствием индивидуализированного подхода была низкая производи­тельность труда. Поиск каждым работником оптимальных форм индивидуально приводил к большим тратам средств и времени, так как каждое решение было уникальным, характерным только для данного работника, и поэтому неэффек­тивным.

Ремесленное хозяйство базировалось на многообразных персональных контактах, которые требовали постоянной импровизации в принятии разнооб­разных решений.

Научный же подход сводит многообразие к единству, выявляя в бесконеч­ном разнообразии то, что в нем есть общее.

Наука, использованная в организации трудовых отношений, применила единый, не изменяющийся, общий для всех параметр – количественную оценку задач, операций и результатов труда. Существует широко распространенное мнение, что бюрократия направлена против интересов людей. Долой бюрокра­тию - лозунг бунта против порядка, который не учитывает индивидуальные осо­бенности людей. Но в массовом производстве индивидуальный подход стал не­возможен, он противоречит основному принципу массового производства - уни­фикации всех форм отношений.

Результатом бюрократизации стал неизмеримо большая производитель­ности труда, нежели в персонализированном процессе, что привело к невидан­ному в истории роста благосостояния индустриальных стран. С другой стороны работник должен отказаться от своей индивидуальности, стать не размышляю­щим винтиком машины, и выполнять работу, так же точно и вовремя, как и ма­шина? Система превращения человека в винтик была разработана Фредериком Винслоу Тэйлором, основоположником идеи научного управления. Генри Форд начал широко применять систему Тэйлора.

Стахановское движение в Советской России, которое также использовало методики Тэйлора, имело ту же цель, повышение производительности труда, хотя внешние формы его были другими. Американский менеджмент, также, как и советские командиры производства, были вынуждены отказаться от системы Тэйлора – в ней была слишком наглядна ее цель - «выжимание пота», интенси­фикация эксплуатации работника.

Прямое давление на работника сменилось гораздо более мягкой и менее заметной системой психологического контроля, которая была названа “заботой о людях”.

Фирма Western Electric заказало исследование эмоциональных, индивиду­альных факторов, влияющих на производительность, известному социологу Эл­тону Майо, которым были разработаны рекомендации, позволяющие создать эмоциональный комфорт для работников. Майо, подводя итог своей работе, писал в массовой прессе, - «Мнение, что условия труда улучшились, ошибочно. Контроль стал менее заметным, но более эффективным, почти тотальным, изме­нились лишь внешние формы», отметил.

В результате использования достижений психологической науки в произ­водстве США достигли самого высокого уровня производительности труда, ко­торая сегодня выше на 15%, чем в остальных индустриальных странах. Интен­сивность труда увеличилась на 40%.

Хотя самой трудолюбивой нацией считаются немцы, но они работают все­го 1500 часов в году, а американцы 2000. Количество отпускных дней в году у американцев 10, у европейцев от 30 до 40. Сокращается и количество празд­ников. Да и сами праздники стали настолько скучны из-за формализации чело­веческих связей вне работы, что многие предпочитают работать в праздники, чтобы чем-то занять себя, иначе им предстоит провести много часов перед теле­визором, переходя с одного канала на другой.

Во времена Токвиля страх перед богом заставлял американца-пуританина находиться в непрерывном процессе служения богу - Работе.

Сегодня американец также служит своему Делу, правда, он не апеллирует к закону божью, он говорит себе, - «I should keep myself busy», я должен быть все время занят, как будто также, как и его далекие предки-пуритане, боится на­казания небес.

Чем богаче становится общество в целом, тем больше энергии и времени необходимо чтобы приобрести аксессуары своего социального статуса и соци­ального престижа - дом, машина, счет в банке. Чтобы соответствовать повы­шающемуся с каждым годом стандарту жизни и приобретать все, что связано с демонстрацией социального статуса, необходимо работать уже не 40, а 70, 80 или 100 часов в неделю, и сократить до абсолютного минимума часы, отведен­ные для самой жизни.

Необходимо безостановочно двигаться вверх, необходимо подниматься с одного экономического уровня на другой. Остановка означает поражение. Нель­зя быть привязанным к какому-то одному месту, нужно двигаться вперед, иначе богатство, всегда лежащее где-то впереди, останется недосягаемым. Но для чего нужно богатство. Для того чтобы создавать все большие богатства. Цель - сама деятельность в создании богатств, в конечном счете, само движение, и есть цель.

«Работа для американцев главная радость жизни, в работу они превраща­ют и отдых... Если они путешествуют, то делают пять, шесть сотен миль в день, останавливаясь только, чтобы сделать фотографии, и узнают о том, где они по­бывали, только когда дома рассматривают фотографии. Если они занимаются спортом, то вкладывают такую энергию, которая может убить лошадь», пишет английский социолог Горер.

Cпорт воспринимается как форма труда, в нем, также, как и в работе, ста­вятся определенные задачи, которые должны быть выполнены в обозначенные сроки, и разрабатывается наиболее эффективная методика. Американец подсчи­тывает сколько миль, за какое время он прошел, проехал, проплыл, какое место занял и, готовится к тому, чтобы в следующий раз пройти, проплыть, проехать быстрее за меньшее время. Особое место занимает марафон, который проводит­ся на всех уровнях, в графствах, городах, штатах и интернациональный марафон в Нью-Йорке. Движение - главная ценность национальной культуры, тот не аме­риканец, кто не стремится двигаться в физическом и социальном смысле впе­ред, вверх к новым победам.

Эта жажда движения слышна в балладах Элвиса Пресли, Боба Дилана и Керуака, главный мотив народной, фольклорной музыки, “country music” – до­рога.

Многие улицы американских пригородов являются хайвэями, бесконеч­ные прямые линии дорог создают ощущение бесконечности – они ведут к дру­гим дорогам, к другим хайвэям, и это дороги в никуда.

Американец находится в постоянном движении - ремонт дома и машины, улучшение газона перед домом, поездки на машине, часто без какой-либо опре­деленной цели, и многочасовой гипноз калейдоскопа образов на телевизионном экране - эрзац движения.

В повседневном американском словаре очень мало пассивных форм, скажем, слово загорать - это пассивная форма, в американском лексиконе она превращена в активную, «I work on my sun tone”, Я работаю над красивым зага­ром. Я не общаюсь, а делаю контакты, - «Make contacts». Даже проституция ут­ратила свои пассивные формы.

Когда-то проститутки считались пассивными “жертвами общества” и, действительно, они и были пассивными жертвами обстоятельств своей жизни. Сегодня проститутка – это business woman, она, одновременно, и товар и инди­видуальный предприниматель, она работает, действует. Сам термин проститут­ка, сменился на другой – “sex worker”, т.е. работник секса, человек действия. Любая деятельность получает общественное признание, если она приносит вы­сокие доходы, а работница секса, получающая от 300 до 1000 долларов за час труда, не может не вызывать уважения.

Но, если даже труд, работа не приносит никаких ощутимых результатов, он обязателен для каждого, вне зависимости от принадлежности к определенному классу.

Антрополог Эдвард Холл, - «Я знаком с дамой, главой одного из крупней­ших книжных издательств. Она наследница огромного капитала, оставленного ей родителями. Тем не менее, она работает и работает тяжело. Она озабочена своим делом не только в рабочие часы, оно заполняет все ее время. Ее доходы, от того, что она делает, выглядят жалкими крохами в сравнении с тем, что она уже имеет. Но другой жизни, жизни вне дела, вне действия, вне работы для нее просто не существует».

Все социальные классы, снизу до верху, превратились в работников.

«Категория работника не отменяется, а распространяется на всех людей.», писал Карл Маркс в 19-ом веке о будущем труда в общественных критериях..

Долорес МакКена, работавшая главным редактором трех крупнейших в стране книгоиздательств, - «Вы следуете общепринятым меркам жизни - боль­ше рабочих часов, больше денег. Затем обнаруживаете, что из вашей жизни ис­чезли друзья, семья, независимость, и сама работа все больше напоминает кон­вейерную линию. Вы пытаетесь начать иную жизнь, но, оставив работу, вы те­ряете не только престиж, ощущение власти, свободу в финансах, вы теряете свою личность, потому что она определялась окружающими и вами самими че­рез вашу должность и ваши заработки. Оставив работу, вы теряете себя. Для то­го чтобы решиться на такой шаг надо обладать железной волей - это почти ге­роический акт, окружающие воспринимают ваше решение, как вызов обществу, как предательство основных общественных ценностей. Вы ставите под сомне­ние идеалы и мечты миллионов - престиж, власть, деньги.»

С начала 70-ых годов, все население Америки, в независимости от при­надлежности к социальному классу, стало носить джинсы. Традиционно джин­сы носили ковбои, фермеры и шахтеры, джинсы были знаком принадлежности к рабочему классу, пролетариату и отсутствия привилегий. С 70-ых годов джинсы стали повседневной одеждой для всех классов, олицетворяя единое для всех со­держание жизни – труд, и гражданское бессилие, когда-то характерное только для пролетариата. В определенном смысле, Америка стала бесклассовым обще­ством, она создала один класс – класс работников.

В Советской России все классы также должны были превратиться в один класс – рабочий. Все виды деятельности стали пониматься как работа. Сущест­вовали работники науки и работники театра, работники кинематографа и работ­ники эстрады, музыкальные работники и мастера слова. Сталин, в своих обра­щениях к советскому народу, начинал свои речи словами «Работники и работ­ницы...».

«Только те, кто работает и полезен для общества, должен жить, остальных следует уничтожить», писал один из французских просветителей, Сен-Симон.

Этой заповеди Сен-Симона буквально следовали в фашисткой Германии и в Советской России. Советские плакаты 20-ых, 30-ых годов возвещали, - «Вла­дыкой мира станет труд».

Протестантская идея труда, как смысла жизни, противоречила православ­ной религиозной традиции, поэтому русская революция, в процессе вхождения в цивилизованный мир, который понимался прежде всего как мир индустриаль­ный, должна была применять насилие, как единственный инструмент изменения отношения к труду, что и привело к такому огромному количеству жертв. Граж­данская война в России формально закончилась в 1922 году, но продолжалась в других формах в течении почти двух десятилетий.

Демократическое же общество использовало человеческие ресурсы более экономично, оно создало атмосферу, в которой даже физически недееспособные стремятся быть вовлечены в трудовой процесс, никто не хочет быть в глазах об­щества, и в собственных глазах, парией, изгоем, извращенцем, социально пус­тым местом.

Алекс Токвиль писал в 1836 году, - «Что ошеломляет в США, это не оста­навливающееся движение и постоянные изменения, но сама жизнь чрезвычайно монотонна, потому что все изменения и непрекращающееся движение ничего не меняют в содержании, в сущности самой жизни. Человек находится в движении, но это движение чисто физическое, внутри себя он неподвижен.»

Токвиль назвал это вечное, не останавливающееся движение “dread revolution” - кружение на одном месте. Застывший, неподвижный внутренний мир нуждается в постоянной встряске, и движение, по крайней мере, создает ил­люзию того, что что-то происходит. Движением, действием исчерпывается все человеческое существование, остановиться, означает перестать существовать.

Социолог Вилкинсон в своей работе, посвященной американскому нацио­нальному характеру, «The Pursuit of American Character», иронически отмечает - «Поражающую иностранцев динамику американской жизни можно определить формулой - «We getting nowhere fast.», мы очень быстро движемся в никуда.»

Олдос Хаксли увидел еще в 1921 году, когда труд начал превращаться в единственное содержание жизни, не только в США, но и в Европе и России, - «С раннего детства людям будут прививать мысль, что счастья вне работы не существует. Власть имущие убедят массы в том, что они счастливы, только ко­гда они работают, и, в тоже время, каждый из них свободен, делать то, что он хочет. А все что они делают, достойно и значительно. Самые жалкие из них будут чувствовать себя центром вселенной и, работая по многу часов в день, убежденные в своей значимости, они действительно будут счастливы, как чело­век никогда не был. Они пройдут через жизнь в убеждении, что это единствен­ная, достойная человека форма жизни, и из этого счастливого дурмана не дано будет выйти никому.»

РЕЛИГИЯ ТРУДА «Труд в США - это душа народа. Американец служит своему делу с такой страстью, с которой крестоносцы жертвовали своей жизнью для освобождения Святой Земли.» Aнгличанин Фрэнсис Грунд, 1843 год. Сравнение Грунда американцев

 

• 14:21 05 Июля 2016
  Российско-китайский медуниверситет откроет магистерскую программу по TCM
• 01:21 05 Июля 2016
  На форуме МГУ Россия и Китай обсудят научно-образовательное сотрудничество
• 11:00 04 Июля 2016
  Реморенко: "ЕГЭ-туризм" в России сходит на нет
• 10:52 04 Июля 2016
  Летняя российско-австрийская школа откроется в Москве
• 15:31 01 Июля 2016
  В СПбГУ могут воссоздать географический факультет

Заказать уникальную работу