База знаний студента. Реферат, курсовая, контрольная, диплом на заказ

Россия на окраине Европы.

Исторический анализ событий и времен начала 20-го века.

После 1917 г. Россия для всего мира стала прежде всего страной, где начался особый социалистический эксперимент, как бы к нему ни относились. Российская революция не давала о себе забыть - каждый выпуск новостей нес новые драматические или гротескные напоминания. С одной стороны, это способствовало возникновению ряда телеологических интерпретаций российской истории (все, что произошло, должно было произойти), а с другой стороны - породило утверждения, что все это явилось результатом случайностей, путаницы и невезения. Ретроспективный взгляд позволял лучше понять революционные преобразования в России и попытки "строительства социализма" в других странах. Вопрос состоит в том, насколько недавние дискуссии о природе так называемых "развивающихся обществ" могут пролить свет на историю России/СССР/России. Социальные и экономические условия никогда не повторяются в точности, однако идентичность, конечно же, вовсе не является условием сравнительного анализа.

На рубеже веков Россия была "развивающимся обществом", возможно, первым в этой категории. Этот вывод не опровергает ни развития "классического" капитализма в России, ни уникальности ее истории. Несмотря на наличие и того, и другого, основные характеристики явления, которое через несколько поколений получит название "зависимого развития", все более проявлялись в России. Мы уже обратили внимание на характер международного положения России и на влияние иностранного капитала, что получало выражение в повышенном интересе к проблемам "типов развития", "отставания", "разрыва" и экономического "роста", а также накопления капитала, суверенитета и иностранного финансового присутствия. К тогдашним российским условиям применима концепция Эванса, утверждающая наличие "тройственного союза" капиталов, управляющих промышленностью в Бразилии 1970-х годов, - иностранного, государственного и местного, а также и параллельная тенденция со стороны руководителей государства отождествлять промышленность с прогрессом и вестернизацией. Налицо были стрессы экономических и социальных разбалансированностей и резких классовых различий. Крупнейшие предприятия, особенно шахты, часто входили в международные экономические структуры и имели лишь ограниченное отношение к той экономике, в рамках которой существовало большинство россиян. Значительная недозанятость в масштабе всей страны сопровождалась нехваткой квалифицированных и "надежных" рабочих кадров. Крупнейшие заводы европейской России, на которых большинство рабочих составляли полукрестьяне, существовали бок о бок и были связаны с ручными ремеслами и первобытными методами ведения сельского хозяйства. Развитие промышленности, урбанизация и повышение грамотности сопровождались углублением пропасти между социальными "верхами" и сельской и городской беднотой. Грубая и неприкрытая эксплуатация, огромная степень государственного контроля, репрессии в случае любого неповиновения - все это вызывало рост политического недовольства и сопротивления, выражавшийся как в скрытом возмущении низов, так и в протестах интеллигенции.

В России того времени возможности для быстрого экономического развития и преобразования, которые особенно проявились в периоды промышленных рывков между 1892 - 1899 гг. и 1909 - 1913 гг., были в целом лучше, чем в современных "развивающихся странах". Сильное и высокоцентрализованное российское государство было в состоянии мобилизовать значительные ресурсы и до определенной степени сдерживать иностранное политическое и экономическое давление. Повышение мировых цен на продукты питания, и в особенности на зерно, обеспечило в этот период активный платежный баланс и способствовало процессу национального капиталообразования. Существует точка зрения, в соответствии с которой сами размеры страны могут также являться преимуществом, способствующим быстрому экономическому развитию. Количество населения как потенциальный потребительский рынок, огромная территория России и ее природные богатства в соответствии с этой точкой зрения должны были способствовать экономическому росту. Азиатская часть России могла играть роль одновременно Британской Индии и американского Дикого Запада.

Однако было мало шансов, что эти благоприятные, т.е. способствующие подъему, экономические условия в России сохранятся надолго. Даже в 1913 г. 67% объема экспорта в стоимостном выражении составляло сельскохозяйственное сырье, а практически все остальное - полезные ископаемые. Однако после первой мировой войны условия внешней торговли для сырья и в особенности для пищевых продуктов стали ухудшаться. Основной фактор, обеспечивающий российский активный платежный баланс, и "двигатель" внутреннего рынка России подошел к точке, с которой начинался долговременный спад.

Второй источник "активного платежного баланса", капиталовложений и экономического развития был внешним (т.е. определялся политикой поощрения иностранных инвестиций и резкого увеличения внешнего долга правительства). Многие считали, что без притока иностранного капитала быстрое развитие российской промышленности будет вовсе невозможно. По существующим оценкам, иностранные вложения за период 1898 - 1913 гг. составили 4225 млн. рублей, из которых около 2000 млн. рублей составляли государственные займы. Влияние иностранного капитала росло. В частности, в то время как за период с 1881 по 1913 г. около 3000 млн. рублей были вывезены из России в качестве доходов с иностранного капитала, крупные средства были реинвестированы. К 1914 г. в России было 8000 млн. рублей иностранных инвестиций. Сюда входят две трети российских частных банков, принадлежавших иностранному капиталу, а также значительное количество шахт и крупных частных промышленных предприятий. Вот как одно поколение спустя Мирский обобщил фактические и потенциальные результаты этого процесса: "К 1914 г. Россия проделала значительный путь в сторону того, чтобы стать полуколониальным владением европейского капитала". Уже к 1916 г. военные расходы более чем удвоили внешний долг, и это было только начало. Кроме того, война значительно усугубила технологическую зависимость России от ее западных союзников. Если бы ей "не помешали" (мы снова используем слова Тимашева, говорящего об экстраполяции той же линии развития), Россия после первой мировой войны столкнулась бы с крупнейшим и разрастающимся кризисом погашения внешнего долга и дальнейших займов, чтобы выплатить старые долги, дивиденды и оплатить иностранные патенты и импортные поставки. Подобный сценарий нам хорошо известен на примере современной Латинской Америки, Африки и Азии, будь то Бразилия, Нигерия или Индонезия.

К концу века среди образованных слоев России росло осознание назревающего кризиса. Споры, которые велись тогда, во многом напоминали дискуссии 50-х и 60-х годов XX в., проходившие в исследовательских центрах ООН. Однако то время, конечно, было другим. Для царской России вряд ли можно было говорить однозначно и о железном законе спада или же об очевидности продолжения экономического бума 1909 - 1913 гг, т.е., выражаясь языком нашего поколения, о варианте теории зависимого развития или о модернизации. Россия в своем социально-экономическом развитии пыталась угнаться за временем, и никто не мог сказать, каков будет финал этой гонки - и это не просто риторическая фраза или эклектический отказ "подставиться", дав четкий определенный ответ. Это подтверждается статистическими данными. Цифры свидетельствуют, что на всем протяжении рассматриваемого периода Россия ни догоняла, ни отставала все более от своих западных соперников. Между 1861 и 1913 гг. темпы роста национального дохода на душу населения в России приблизительно соответствовали средним европейским показателям и были в два раза медленнее, чем в Германии. Российские показатели роста национального дохода были выше, чем средние показатели неевропейских стран, однако значительно ниже, чем в США и в Японии. Ожидалось дальнейшее ухудшение шансов России в этой гонке, что придавало фактору времени особую важность. В подобной ситуации также имеет значение не только матрица причин, тенденций и объективных факторов, но и фактор сознания, т.е. активный поиск альтернатив властями, силы, на которые они могли рассчитывать, задачи, которые перед ними стояли, и то, каким образом эти задачи понимались и решались.

Для тех государственных деятелей, которые считали необходимой "модернизацию", а революцию полностью исключали, будущее представлялось как альтернатива между быстрым экономическим развитием по германскому образцу, с тем, чтобы войти в круг ведущих индустриальных обществ, и политическим и экономическим упадком до положения Китая, т.е. общества бедности и растущих внутренних противоречий, легкой добычи для сильных иностранных империалистов. Ex post factum, когда у нас перед глазами опыт последнего поколения, такое видение альтернатив представляется не вполне адекватным, однако реалистичным. В рамках этих понятий можно рассмотреть основные аспекты российской истории.

Чтобы правильно относиться к подобным сравнениям, важно отметить, что Россия вступила в новый век в то время, когда реальные капиталистические общества все меньше напоминали модель так называемого "классического капитализма" (т.е. обобщенную модель Англии 1780 - 1870 гг.). За исключением нескольких интеллектуальных звезд (чье мнение было подобно гласу вопиющего в пустыне), теория явно отставала от жизни. Понадобилось целое столетие, чтобы теоретики общественных наук осознали тот факт, что социальные черты британской "промышленной революции" больше не повторятся. Практическим политикам и экономистам понадобилось меньше времени, чтобы понять это.

Первый проблеск нового прагматического понимания этих вопросов появился в среде правящих элит Германии, Японии и России. К тому времени обозначилась третья промежуточная группа стран, помимо удачливых "призеров" (т.е. тех стран, которые воспользовались плодами раннего развития торгового, промышленного и колониального капитализма) и прочих (часто колонизированных) народов. Эта третья группа состояла из стран, которые достигли порога широкомасштабной индустриализации несколько позднее, чем "призеры", но чья экономика не была искажена недавним иностранным завоеванием и колониализмом - прямым или косвенным.

Этот список возглавляли США, которые, однако, и в этой группе стран стояли явно особняком благодаря особо благоприятным условиям. За исключением южных районов, где экономика основывалась на рабовладении и выращивании хлопка, в этой стране не было сильных и укорененных докапиталистических классов, институтов и традиций. Она была достаточно удалена от Европы, чтобы уберечься от политических противоречий и войн, и в то же время находилась достаточно близко, чтобы пользоваться ее рынками, рабочей силой и опытом. Своим "ростом" она во многом была обязана труду независимых мелких фермеров на "открытых границах" (т.е. на землях, населенных малочисленными народами, которые можно было победить, запереть в "резервациях" или истребить). Штатам также благоприятствовало ослабление британского, французского и немецкого контроля, проявившееся в схватке за мировое господство во время первой мировой войны.

Костяк третьей группы стран составляли Германия, Япония и Россия, причем Россия обычно стояла здесь на последнем месте по своим социоэкономическим и политическим показателям и достижениям. Несмотря на многие различия, касающиеся прошлого и настоящего этих стран, все они имели ярко выраженные сходства в правительственной политике и идеологии. Их политика и идеология определялись стремлением избежать "зависимости" (как бы мы это назвали сегодня) и "аккумуляции недостатков" путем мощного государственного вмешательства, направленного на обеспечение быстрой индустриализации. Это предполагает сильное, активное и диктаторское правительство, которое бы успешно противодействовало внешним нажимам и в то же время контролировало бы "внутренние политические проблемы", будь то социалистическая агитация, требования этнических "меньшинств" или даже реакционные выступления со стороны "правящего класса" землевладельцев. Цель была одна: прогресс, - "не мытьем, так катаньем", модернизируя армию, способствуя накоплению капитала, индустриализации, отодвигая сельское хозяйство большинства населения на вторые роли в экономике страны.

На протяжении трех десятилетий российское правительство упрямо следовало "германским путем". Бунге, Вышнеградский, Витте, Коковцев, сменявшие друг друга на посту министра финансов, проводили политику "направляемого" экономического развития и активного государственного вмешательства, в рамках которого центральная роль отводилась всемерной поддержке национальной промышленности. Правительственная политика способствовала извлечению высоких доходов промышленниками, сохранению низкой заработной платы рабочих и выжиманию соков из крестьянской экономики путем поддержания разрыва цен промышленного и сельского производств ради накопления городского капитала.

Однако, несмотря на все усилия, наличие примера для подражания и амбиции, за Германией Россия угнаться не смогла. Вначале это проявилось в международных политических и финансовых конфликтах. Из ведущей мировой державы первой половины XIX в. Россия к концу века превратилась в государство второй категории. За поражением в Крымской войне 1854 - 1855 гг. последовало дипломатическое поражение от европейских государств на Берлинской конференции в 1878 г., военное поражение от Японии в 1904 г. и дипломатическое отступление под давлением Австро-Венгрии на Балканах в 1908 г. Все эти удары свидетельствовали о растущей слабости России на международной арене и ослабляли ее еще больше. В то же время жестокий экономический кризис, потрясший Россию на рубеже веков, показал, насколько неустойчивым был ее экономический рост. К внутренним проблемам России добавлялись еще социальные и этнические противоречия и революционный напор. Таким образом, в ситуации, когда нарастал политический и экономический кризис и ослаблялись позиции российского самодержавия на международной арене и внутри страны, политические проекты Витте превратить Россию во вторую Германию вряд ли были достаточно обоснованными.

С учетом вышесказанного становится яснее важность второй стороны дилеммы Витте - "Германия либо Китай". Китай того времени означал для современников угасание древнего величия, а главным образом являл собой типичный пример жертвы иностранных политических и экономических хищников, подпадая под все большую зависимость и эксплуатацию. Там действовали порочные круги обнищания масс, стремительного роста населения, превышающего наличные ресурсы, и роста "компрадорского" слоя экономических агентов западных компаний. Разделы Китая становились любимым времяпрепровождением имперских генералов и международных конференций. Чем менее походила Россия на Германию, тем образованному российскому слою того времени все реалистичнее казались сравнения с Китаем (т.е. типичной категорией стран, названных позже "развивающимися"). Россия была первой страной, в которой синдром подобных условий и проблем появился в ситуации многовековой политической независимости, успешного в прошлом соперничества с более "передовыми" западными соседями и наличия многочисленной интеллектуальной элиты, европейски образованной, обеспокоенной общественными вопросами и вовлеченной в радикальную политическую деятельность. Вот почему России суждено было стать первой "развивающейся" страной, которая начала осознавать себя в качестве таковой.

Как это часто случается, новая драма разыгрывалась в старых терминологических костюмах. Кроме того, новое понимание проявлялось в основном в политических стратегиях и решениях, а не в академических трактатах. Несмотря на это, смысл этого нового понимания был ясен, а также осознавалась его новизна. Пока теория плелась где-то сзади, фактические правители России начали осознавать, что теория, основанная на "классическом капитализме", даже кое-как приспособленная к условиям России, не годится для того типа общества, которым была или становилась Россия.

Первая поправка к классической теории и соответствующей государственной политике капитализма была отрефлектирована Фридрихом Листом, воплощена Бисмарком и усвоена всей "средней группой" стран капиталистического развития. Лист подверг сомнению основополагающую посылку британской, т.e. классической, политической экономии, касающуюся взаимных выгод свободной торговли. Он полагал, что необходим переходный период "протекционизма", который обеспечит "взросление" германской промышленности, прежде чем она сможет "свободно" конкурировать с британской. Таким образом он защищал резкое государственное вмешательство в рынки и финансы. Многие российские экономисты-практики пошли по пути, предложенному Листом. Витте лично перевел книгу Листа и приказал своим чиновникам и помощникам изучить ее. Тем не менее, перенесенные на российскую почву, - говоря нашим языком, в "развивающуюся страну" - рецепты Листа не привели к тем же результатам, что в Германии. Кризис общества, как и осмысление его правительством, достигли своего апогея во время революции 1905 - 1907 гг., что отразилось в новом пакете стратегий общественной перестройки. Без него невозможно понять Россию тех дней, как и, наоборот, эта стратегия постигается только в свете опыта современных "развивающихся обществ".

Именно в России определилась "вторая поправка" к исходной теории "классического" капитализма, и она нашла теоретическое выражение и полигон для нового типа "революции сверху" в "столыпинских реформах". Революционная эпоха в России оказалась взаимосвязана с концептуальными революциями, принявшими как данное то, что в странах, где индустриализация проходила позднее, она не могла быть стихийной, как в Англии, что уже утверждал Лист. Однако его рецепт дополнили: протекционистское государственное вмешательство в обществе типа России могло сработать только через коренную перестройку социальной ткани. Необходима была "революция сверху", чтобы устранить препятствия, связанные с системой организации общества и государства, на пути развития капитализма. Таким образом столыпинский этап (вторая поправка к классической теории) должен был предшествовать листовскому этапу (первой поправке к классической теории), и лишь после осуществления обоих развитие страны типа России можно было направлять в русло классической теории Смита и Рикардо.

На этом эксперименты в российской истории не закончились. За столыпинской "революцией сверху" быстро последовала ее противоположность - в 1917 г. произошла первая "революция снизу", революция нового типа, опять-таки характерная для "развивающихся стран", которая была также замышлена и осуществлена с учетом уроков революционного опыта 1905 - 1907 гг.

Поэтому не случайно, что, в то время как многочисленные "западные" интеллектуальные моды приходят и уходят, аналитические взгляды, выражающие российский опыт начала века, сохраняют удивительную стойкость, когда речь идет о вопросах "экономического роста" и о социальных группах в "развивающихся обществах", будь то крестьяне, "государственный аппарат" или интеллигенция, об элитах или революционных кадрах, об аграрной реформе, накоплении капитала или "скрытой безработице". Поэтому также слова Витте и Ленина, Столыпина и Сталина звучат и сегодня так, словно они обращены к нынешним политикам и борцам по разные стороны идеологических баррикад в "развивающихся странах" во всем мире. В значительной степени этими людьми и был представлен практически весь поныне существующий спектр альтернативных стратегий, теоретических и практических (разве что сюда стоило бы добавить Мао?).

Итак, специфические черты России как "развивающегося общества" обусловили значительное отличие ее социальной структуры от других "догоняющих" стран в процессе индустриализации (т.е. США, Германии и Японии) и принадлежность ее к иной категории общественного развития. Виднейшие западные историки России обычно придерживаются другой точки зрения. Для Гершенкрона, самого авторитетного американского специалиста по экономической истории России (через работы которого в Гарварде будущие элиты США и узнавали о спорах российских экономистов и реформаторов начала века), "в количественном отношении различия были огромны..." однако "...основные элементы отсталой экономики в целом в России были те же в девяностых годах [XIX в.], что и в Германии в тридцатых годах" [XIX в.]). Позже работы фон Лауэ  развили однолинейную модель истории, отбрасывая не вполне логичные, но интеллектуально продуктивные искания Гершенкрона и утверждая вместо них обусловленность развития России сугубо внешними причинами. Для него Россия представляла "склон" горы, вершина которой была в Европе.

Несмотря на отличие цитируемых авторов, источников и используемой терминологии, в советской науке решались схожие вопросы и велись подобные дискуссии, которые строились в основном вокруг вопросов об иностранном капитале и его роли, о действительной степени экономического прогресса в предреволюционной России, о сохранившихся "феодальных пережитках" и т.д. В области аграрной истории эти споры разворачивались особенно полно, что объясняет ее важность в рамках общей дискуссии и в академических столкновениях прошлого, настоящего и, несомненно, будущего. Никто не попытался применить модель "развивающихся обществ", чтобы предложить альтернативу однолинейному объяснению, однако все, кто подчеркивал своеобразие социальных преобразований в российской деревне, "полуфеодализм" или "особенности эпохи империализма", в сущности, выражал ту же идею. Ленинское любимое ругательство "азиатчина" в применении к России никогда не было должным образом оценено по существу, однако многократно повторялось советскими учеными, чтобы подчеркнуть своеобразие российского капитализма, его "половинчатую" природу, т.е. не вполне капиталистическую и не вполне западноевропейскую. Фундаментальные различия и споры по существу часто скрывались за количественными определениями, т.е. для кого-то капитализм был очень "полу-", для кого-то менее "полу-" и совсем не "полу-" для тех, кого уже Маркс назвал "русскими поклонниками капиталистической системы" (т.е. российских последовательных эволюционистов).

Отголоски принципиального несогласия среди советских историков слышны были также в обсуждении вопроса об "империалистической стадии капитализма" в России.

Очевидно, что все эти общие проблемы не могут быть разрешены путем простого накопления фактов, архивных документов или цифр. Невозможно подвергать сомнению важность тщательного изучения фактического материала, однако нам представляется, что прояснению этих проблем мешают прежде всего недостатки концептуальных схем.

Список литературы:

1.       http://www.russ.ru:8080/antolog/inoe/shanin.htm Ðîññèÿ êàê “ðàçâèâàþùååñÿ îáùåñòâî”. Т. Шанин.

2.       http://www.sol.ru/Books/rus/1900/Betlov.html  Россия в начале века. Бетлов А.Ю.

3.       http://www.russia.agama.com/r_club/story/likin Диктатор и общество. Ликин П.В. 1994.

Россия на окраине Европы. Исторический анализ событий и времен начала 20-го века. После 1917 г. Россия для всего мира стала прежде всего страной, где начался особый социалистический эксперимент, как бы к нему ни относились. Российская революция

 

• 14:21 05 Июля 2016
  Российско-китайский медуниверситет откроет магистерскую программу по TCM
• 01:21 05 Июля 2016
  На форуме МГУ Россия и Китай обсудят научно-образовательное сотрудничество
• 11:00 04 Июля 2016
  Реморенко: "ЕГЭ-туризм" в России сходит на нет
• 10:52 04 Июля 2016
  Летняя российско-австрийская школа откроется в Москве
• 15:31 01 Июля 2016
  В СПбГУ могут воссоздать географический факультет

Заказать уникальную работу