Средняя Азия в XVI—XIX вв.

 

План

средняя азия шейбанид российская империя

1.  Время Шейбанидов

2.  Этнические процессы в регионе в XVI—XIX вв.

3. Средняя Азия в конце XVIII — первой половине XIX в.

4. Средняя Азия в составе Российской империи

5. Джадиды и подъем национальных движений в Туркестане и конце XIX — начале XX в.

1. Время Шейбанидов

Внук Абулхайра Мухаммед Шейбани (1451—1510) продолжил дело деда. Он не раз терпел неудачи, спасался бегством, но постепенно подчинил себе других кочевых ханов и с 1499 г. уже вел систематическое завоевание Средней Азии, тем более, что под давлением других кочевых объединений тюркских племен вынужден был отступать из степей между Аралом, Уралом, Тоболом и Иртышем на юг, в Мавераннахр, зону преимущественно оседлого земледелия и в значительной мере ираноязычного населения. Используя усобицы, экономические трудности и социальные смуты в государствах Тимуридов, Мухаммед Шейбани овладел в 1501 г. Самаркандом, затем и всем Мавераннахром, в 1505 г. — Хорезмом, в 1507 г. — Гератом. Распространив свою власть вплоть до Каспия, он создал огромную державу, провел денежную реформу, стабилизировал торговлю, чем привлек на свою сторону купеческую верхушку среднеазиатских городов. Им же были привлечены к управлению феодальная знать и духовенство, перешедшие на его сторону (во многом — под впечатлением жестоких расправ с теми, кто оставался верен Тимуридам). Однако с таким трудом созданное государство пало под ударами кочевников с северо-востока и иранских шахов из династии Сефевидов с юго-запада. Сам Мухаммед Шейбани погиб в 1510 г. в битве с войсками Сефевидов при оазисе Мерв. После этого значительная часть его государства была захвачена с помощью иранских войск бывшим тимуридским правителем Ферганы Захир ад-Дином Мухаммедом Бабуром, будущим основателем династии Великих Моголов в Индии, который, захватив в 1504 г. Кабул, вплоть до 1512 г. тщетно пытался вернуть Бухару и Самарканд.

После смерти Мухаммеда Шейбани правили его дядя Кучкунджи-хан (1510—1530), сын Абу Саид (1530—1533) и племянник Убайдулла (1533—1539). Все они считали себя законными наследниками Тимуридов и вели борьбу с Сефе-видами за Хорасан и Герат, когда-то бывший столицей Тимуридов. Они трижды овладевали Гератом, четырежды — Мешхедом (центром Хорасана) и другими иранскими городами, безуспешно пытались вернуть себе власть над Хорезмом, где с 1512 г. правил узбекский хан Ильбарс и его потомки, так же, как и Шейбаниды, возводившие свое происхождение к Чингисхану. Бесконечные войны сопровождались разрушением городов и селений, разорением торговцев и ремесленников, упадком традиционного земледелия из-за внедрения в его зону кочевого хозяйства пришедших с Шейбанидами племен и их засилья на переданных им «в кормление» территориях. Пагубные последствия имела и заведенная основателем династии практика раскола государства на большие и малые уделы членов клана Шейбанидов или их сановников. После смерти Убайдуллы все эти удельные правители, взяв себе титул султанов, нередко не признавали прав главы династии (хакана) и даже монеты чеканили не от его имени, а от своего собственного. С 1557 г. Абдаллах-хан, сын правителя одной из областей, захватив Бухару, превращает ее в столицу Шейбанидов и добивается провозглашения хаканом своего дяди Пир-Мухаммеда, а в 1561 г. — своего отца Искандара. Управляя от их имени, он последовательно уничтожает удельные султанаты, захватывая в 1573 г. Балх, в 1574 г. — Хисар, в 1578 г. — Самарканд, в 1582 г. — Ташкент. К моменту его вступления на престол хакана в 1583 г. государство было уже практически объединено, а удельные правители, хоть и сохранились, но были на деле превращены в его наместников.

Абдаллах-хан много строил: каналы, мосты, караван-сараи, водохранилища. Он провел монетную реформу, усилил армию и добился впервые со времен Тимура уважения власти государства. В 1584 г. он завоевал Бадахшан, в 1594 г. — Хорасан, а позднее — и Хорезм. При нем улучшилось экономическое положение, процветали торговля и ремесла, архитектура и литература, развивались связи с Россией, Османской империей и Индией, где у власти стояла династия среднеазиатского происхождения — Великие Моголы. После смерти Абдаллах-хана в 1598 г. последний Шейбанид Пир-Мухаммед-хан II быстро утратил почти все, чего добился его предшественник, и погиб в 1599 г., пытаясь овладеть Самаркандом. Так прекратилась династия Шейбанидов.

Стоит отметить, что Шейбаниды, пришедшие в Среднюю Азию с юга Сибири, продолжали ею интересоваться в течение всего периода их правления в Средней Азии. Отделенные от Сибирского ханства казахскими племенными союзами и Ногайской ордой, они не могли постоянно вмешиваться в сибирские дела, особенно после убийства в Тюмени их родственника Ибака в 1495 г. и захвата власти ханами из рода Тайбуги. Но Шейбаниды в конце концов свергли Тайбугинов и в 1563 г. править в Сибири стал знаменитый хан Кучум из рода Шейбанидов, с 1571 по 1598 г. жестоко воевавший с Россией и поддерживавший со Средней Азией интенсивные экономические, политические и духовные связи (исламизация Сибири с XIV в. осуществлялась преимущественно шейхами суфийского братства Накшбандийя, приезжавшими из Средней Азии при поддержке Шейбанидов). И впоследствии, уже после прекращения сопротивления России потомков Кучума, сохранялись тесные связи сибирских (как и поволжских) мусульман со Средней Азией, особенно с Бухарой и Хорезмом.

В целом же эпоха Шейбанидов в Средней Азии в определенной мере способствовала, хотя и ограниченному, прогрессу в сферах экономики и культуры. Были расширены посевные площади и экспорт агропродукции, проведены крупные ирригационные работы. Однако экономическое процветание не усиливало государство, потому что основной доход с принадлежавших ему земель раздавался членам династии, духовенству, сановникам и племенам, на которые опирались Шейбаниды. Почти все они обычно освобождались от выплат в казну. Рост масштабов торговли и ремесел также мало влиял на общий рост благосостояния, ибо сократилась (по военным и политическим причинам) торговля с Ираном и Индией, а ремесленников, как и прочих мелких хозяев, душил ростовщический процент (формально запрещенный), достигавший 35—50 годовых и более.

Размах строительства сопровождался его удешевлением, в частности — отказом от пышного декора, дорогой и трудоемкой мозаики. Тем не менее, в основном соблюдались традиции декоративного и архитектурного искусства времен Тимуридов, особенно при строительстве мечетей, медресе и прочих сооружений культового назначения. Успешно развивалось искусство переписки, оформления и иллюстрации рукописей. В XVI в. в основном сформировалась бухарская школа книжной миниатюры. Меценатство многих Шейбанидов позитивно повлияло на развитие поэзии, музыки, изобразительного искусства. При дворе Мухаммеда Шейбани и его преемников творил Мухаммед Салих, сочинявший стихи на фарси и джагатайском (староузбекском) языках. Его знаменитая поэма «Шейбани-намэ» (о победе Шейбанидов над Тимурид ами) переведена на многие европейские языки.

Век Шейбанидов сменился правлением Аштарханидов или Джанидов (1599—1753). Эта династия чингисидского происхождения ранее правила в Астрахани (отсюда ее название: Астрахань по-тюркски «Аш-Тархан»). После взятия Астрахани Иваном Грозным в 1556 г. представители династии рассеялись по миру, от Москвы до Мекки, а формальный наследник Казы-Булат и некоторые другие бежали в Ногайскую Орду, которая была своего рода посредницей между мусульманами Поволжья и Средней Азии. С помощью ногайцев беглецы затем перебрались в Бухару, где и овладели престолом, будучи родственниками Шейбанидов. Первые Джаниды правили номинально. Фактически власть была в руках Баки-Мухаммада (внука и сына первых Джанидов), который пытался противодействовать попыткам урезать его государство. На юге при последнем Шейбаниде иранцы вернули себе Хорасан, Хорезм на северо-западе вновь обрел независимость, а на северо-востоке почти все важные города, включая Андижан, Ташкент и одно время Самарканд, были захвачены казахами. Баки-Мухаммад, реорганизовав армию и систему управления, отнял у иранцев Балх, а его племянник Имам-Кули-хан (1611—1642) усмирил склонных к сепаратизму родственников и прочих феодалов, а главное — разбил всех нападавших на ханство кочевников — казахов, калмыков, каракалпаков, вернув под свою власть Ташкент.

Имам-Кули-хан навел в государстве порядок, укрепив центральную власть. Но когда, ослепнув, он уступил трон своему племяннику Надир-Мухаммаду (1642—1645), междоусобицы возобновились. Вскоре хан был свергнут собственным сыном Абд аль-Азизом, долгое правление которого (1645—1680) ознаменовалось ожесточенной борьбой с отцом, укрепившимся в Балхе, с братьями, поддерживавшими то отца, то сына, и, наконец — с внешними врагами. Среди последних наиболее успешно действовали хивинцы из соседнего Хорезма¹. Они глубоко проникали в Мавераннахр, достигая Бухары и Самарканда, истребляли и разоряли жителей, угоняли скот, особо ценившийся многочисленными среди хивинцев туркменами. Многие города были разрушены, деревни сожжены. Все это вызывало ярость мирного населения, без различия этнического или социального положения. Поэтому все — узбеки и таджики, крестьяне и торговцы — поднялись против хивинцев, которых в конце концов удалось изгнать. Однако созданная их набегами обстановка разрухи и анархии расшатывала государство. Отнявший у Абд аль-Азиза престол в 1680 г. его брат Субхан-Кули (1680—1702) столкнулся не только с хивинцами, но и с мятежами многих узбекских племен. Поэтому он был вынужден лавировать междз' эмирами (вождями племен) и объединяться с той или иной группой знати, преследовавшей свои собственные цели. И хотя ему удалось вытеснить хивинцев и даже навязать им своего наместника, как и богатому рубиновыми рудниками Бадахшану, все же внутреннее положение государства оставалось неустойчивым. В конце правления Субхан-Кули племена вели междоусобные войны без оглядки на хана, армия которого часто была слабее войска наиболее могучих эмиров.

Последний Джанид, еще пытавшийся обуздать своеволие феодалов, хан Убайдаллах (1702—1711), вел с ними открытую борьбу, опираясь на старую знать, чиновничество и тор-гово-ремесленные круги, заинтересованные в политической и экономической стабильности. Он отменил налоговые привилегии и продавал государственные земли с целью пополнения казны, улучшил условия деятельности зарубежного купечества (особенно индийского), ввел своеобразный метод оплаты в 10-кратном размере ханских «подарков», навязывавшихся знати. Но поначалу, укрепив курс серебряной монеты танга, он попытался нажиться на резком снижении (в 4 раза) содержания серебра в ней, что привело к массовым волнениям, краху торговли и уходу в оппозицию многих прежних сторонников хана. В результате он был убит заговорщиками-эмирами.

Преемник Убайдаллаха хан Абу-ль-Файз (1711 —1753) царствовал лишь номинально. Реально правил всесильный временщик Мухаммад Хаким-бий из племени мангытов, который даже чины и должности раздавал без ведома хана. Государство фактически распалось на независимые уделы, каковыми стали Балх, Бадахшан и другие. А основанное еще в 1710 г. эмиром племени минг Шахрух-бием самостоятельное княжество в Фергане стало впоследствии отделившимся от Бухары Кокандским ханством.

Ослабление Джанидов совпало с выдвижением в Иране к власти Надир-шаха, туркмена из Хорасана, в детстве бывшего рабом в Средней Азии. Проводя завоевательную политику, Надир-шах постепенно захватил ряд земель у Джанидов (Балх, левый берег Аму-Дарьи), а в 1740 г. занял Мавераннахр. Абу-ль-Файз подчинился ему и даже породнился с Надир-шахом, но тот оставил прежнюю схему правления: хан на троне, но власть де-факто у Мухаммада Хаким-бия. После смерти последнего его сын Мухаммад Рахим-бий продолжил в союзе с Надир-шахом укрощение мятежных племен и эмиров, а в 1753 г., убив Абу-ль-Файза, занял его трон. К тому времени Надир-шах уже погиб (в 1747 г.), узбеки освободились от иранского господства, но междоусобицы между эмирами продолжались. Джаниды, потеряв власть, пытались сопротивляться и формально их династия прекратилась лишь в 1785 г. Но реально правили уже Мухаммад-Рахим и Дани-ял-бий, носившие титул эмиров. С них повела свое начало династия Мангытов (по названию их родного племени кипчак-ско-ногайского происхождения).

Время Аштарханидов (Джанидов) было тяжелым для Средней Азии. Феодальные войны и набеги кочевников были более часты и разорительны, чем в эпоху Шейбанидов. Села и города разорялись, их жители нищали, голодали и, забросив хозяйство, старались укрыться в горных и других труднодоступных районах. 12 тыс. жителей Самарканда даже ушли в Индию. Торговля и ремесленное производство сокращались, а местные феодалы и пришлые завоеватели грабили население с удвоенной энергией. Тем не менее, многие окраинные и небольшие города, выросшие за счет беженцев из разоренных областей, даже процветали, особенно на фоне совершенно опустевшего Самарканда и окрестностей Бухары.

Двигателем экономического развития оставалась торговля, особенно с кочевниками, Ираном, Индией и Китаем. В Бухаре индийские купцы заселяли целый квартал. Налаживались связи и с Россией: в XVII в. туда были направлены 16 посольств ханами Бухары и эмирами Балха, а оттуда прибыло пять посольств. Послы были в основном купцами.

Бухара и (в меньшей степени) Хива установили постоянные контакты с торговыми центрами Сибири — городами Тобольск и Тара, а также — с Поволжьем (Самарой, Казанью, Астраханью). Важную роль в развитии российско-бухарских связей стал играть основанный в 1743 г. Оренбург, особенно его мусульманское предместье Каргала (Сеитова слобода), заселенное в основном татарскими купцами и духовными лицами, много сделавшими для экономического сближения России и Бухары, а также для укрепления отношений мусульман Поволжья и Сибири с единоверцами Центральной Азии (в Бухаре, Хиве, Фергане и казахских степях). Бухара, к тому же, была издавна посредником в торговле России с Ираном, Индией и Китаем.

Культура в эпоху Джанидов переживала упадок, как и экономика. В архитектуре, декоративном искусстве, художественной литературе почти ничего нового не появилось. Тем не менее, еще сохранялся высокий уровень оформления книг и каллиграфии, появилась историческая хроника «Убайдал-лах-намэ» придворного летописца начала XVIII в. Мир-Мухаммада Амини Бухари, а в XVII в. развивались медицина и фармакология. Интересовавшийся ими хан Субхан-Кули даже написал медицинский трактат и построил в Бухаре больницу. Хотя политическая ситуация при Джанидах скорее способствовала бегству из ханства лиц интеллектуального труда, все же в XVII в. здесь был написан трактат о музыке, посвященный Имам-Кули-хану, переписаны многие старинные трактаты, особенно по медицине и лекарствам. Тогда же историки насчитали 114 поэтов, лучшие из которых (например, ткач Сайидо Насифи) вовсе не были придворными панегиристами и критиковали современное им общество.

2. Этнические процессы в регионе в XVI—XIX вв.

История среднеазиатских государств XVI—XIX вв. проходила под знаком особого влияния узбекских династий и узбекского этноса, который сам переживал сложный процесс этногенеза, начиная с XIV в. Он с XVI в. формировался также и путем перехода многих племен, явившихся основным эт-нообразующим элементом узбеков, от кочевого к оседлому образу жизни, одновременно умножая свои ряды и за счет тюркизации части древнего ираноязычного населения Мавераннахра. Но основа этого населения сохранилась и выстояла, несмотря на утрату почти на 900 лет (с момента падения государства Саманидов в XI в.) собственной государственности, несмотря на обилие контактов за это время с тюркоя-зычными и монголоязычными племенами и народами, несмотря на частичную ассимиляцию ими и участие в той или иной форме в этногенезе тюркоязычных народов Средней Азии.

В рассматриваемый период ираноязычные жители Средней Азии также переживали непростое время этнообразования единого народа — таджиков — на базе сближения потомков согдийцев, бактрийцев, хорезмийцев, хорасанцев. Причем этот процесс происходил вопреки иногда территориальной и диалектальной разобщенности различных ираноязычных групп. Более того, в пределах государств с тюркоязычный большинством и тюркскими династиями наблюдался исторический феномен смешения части таджиков Мавераннахра и Хорасана, а также других, иногда более архаичных ираноязычных групп с тюркоязычными племенами и кланами, воспринимавшими при переходе к оседлости экономические, культурные и иные традиции таджиков, вплоть до полного ^с ними слияния. Политически активность таджиков не имела собственного выражения в XVI—XIX вв., так как государст-вообразующей нацией и в Бухаре, и в Хиве, и в Коканде были узбеки. Однако таджики иногда самостоятельно, иногда совместно с представителями других этносов, находили возможности для отстаивания своей национальной позиции. Чаще всего это случалось, когда районы с преимущественно таджикским населением (Каратегин, Дарваз, Шугнан и другие) временно отпадали от Бухарского эмирата, который потом обычно возвращал их себе — в ходе постоянно возобновляемых военных действий. Впрочем, в самой Бухаре предпочтение отдавалось (как и в Самарканде) таджикскому языку, которым пользовались как дома, так и при деловом общении. Он был также языком преподавания в школах (мактабах) и медресе.

В дела среднеазиатских государств, в основном населенных оседлыми жителями, активно вмешивались и кочевники. Некоторые из них были подданными Бухары, Хивы и Ко-канда, другие — независимы формально или фактически. Характерно, что обычно это было связано не с этнической принадлежностью, а с родом занятий. Так в XVII—XIX вв. основная часть казахов, туркменов и каракалпаков вела кочевой и полукочевой образ жизни в условиях либо политической самостоятельности, либо постоянной борьбы за нее. В то же время другая часть вышеназванных этносов, занимавшаяся земледелием и тяготевшая поэтому к оазисам и долинам рек, находилась под сильным влиянием социально-экономических и политических отношений, господствовавших в среднеазиатских государствах.

Наименее многочисленными среди этих народов были каракалпаки, пришедшие вместе с некоторыми племенами кыпчаков из Ногайской степи и занимавшие в XVII— XVIII вв. территорию в среднем и нижнем течении Сыр-Дарьи. Они вели в основном полукочевой образ жизни, занимаясь скотоводством, земледелием, рыболовством. У них господствовал родоплеменной строй и клановые отношения определяли многое в хозяйственной, социальной и семейной жизни. Однако родоплеменная верхушка быстро феодализировалась и система социальных связей соответственно эволюционировала от патриархально-общинной к патриархально-феодальной. Власть приобретала все более феодальный характер в силу зависимости каракалпаков от западных казахов (Младшего Жуза) и постепенного усиления в их среде роли мусульманского духовенства.

Желая избавиться от постоянных нападений соседей, каракалпаки обратились в 1742 г. с просьбой принять их в русское подданство, но в 1743 г. под давлением казахского хана Абулхайра (1693—1748) вынуждены были в основной своей массе сняться с насиженных мест и уйти на запад, где они вскоре столкнулись с ханами Хивы. Длившаяся с конца XVIII в. война ханов с каракалпаками закончилась подчинением последних в 1811 г. и их переселением в дельту Аму-Дарьи. Однако жестокий гнет своих и хивинских феодалов, особенно в созданных каракалпаками новых земледельческих районах, спровоцировал их на восстания 1855—1856 гг. и 1858—1859 гг., которые были беспощадно подавлены ханскими войсками. В дальнейшем попытки каракалпаков вырваться из деспотической структуры Кунгратской династии были обречены на неудачу ввиду противодействия каракалпакских феодалов, тесно связанных с ханами и с полученными от Хивы привилегиями. Лишь после установления в 1873 г. протектората России над Хивой большинство каракалпаков перешло под власть российского генерал-губернатора Туркестана.

Иными были положение и роль казахов. В XVII—XIX вв. они делились на жузы (орды). В Малый (Младший) жуз, кочевавший на западе, входили два больших племени (18 и 7 родов), в Средний жуз (на севере и в центре) — четыре племени, объединявшие в общей сложности 43 рода, в Старший жуз — 10 племен. Выборные ханы во главе жузов редко бывали полновластны ввиду аморфности жузов и племен в организационном отношении. Более сплоченными были роды, возглавлявшиеся баями и аксакалами. Они, владея совместно пастбищами, обычно внутренне объединялись на основе общности хозяйственных, военных, политических интересов, культа общего предка.

Ханов жузов выбирали из наследственного привилегированного сословия «белой кости», которых называли султанами и считали потомками Чингисхана. Племенные же старшины и военные предводители могли быть и из простого народа («черной кости»). Ниже всех стояли рабы, захваченные при набегах на соседей или в ходе боевых действий. Но полной власти не имели даже ханы жузов, обязанные во всем советоваться со старшинами. Феодализация верхушки была выражена еще слабо. Доминировали характерные для патриархально-общинного строя кровнородственные связи и коллективная (племенная, клановая) собственность на пастбища. Однако частная (точнее, семейная) собственность на скот и домашнее имущество позволяла верхушке родов и племен накапливать богатства.

Огромную роль в исторических судьбах и социальном развитии казахов сыграло их противостояние в 1635—1758 гг. с Джунгарским ханством — мощным кочевым государством западных монголов-ойратов. Северо-западная группировка ойратов, продвинувшись в междуречье Волги и Урала, признала в 30-е годы XVII в. власть русских царей над собой, образовав в составе России Калмыцкое ханство. Однако большинство ойратов, оставшись на просторах от Алтая и Иртыша до Тобола и Ишима, теснили казахов с востока, одновременно отступая под натиском русских в Сибири и отбивая периодические вторжения в Центральную Азию маньчжуров из Китая в конце XVII в. — первой половине XVIII в. В 80-е годы XVII в. правитель Джунгарии Талдан нанес тяжелые поражения казахам и узбекам, завоевав на некоторое время Семиречье. Однако в дальнейшем война приняла вид обмена взаимными опустошительными набегами, при этом казахи старались в борьбе с ойратами Джунгарии продвинуться на восток, а в борьбе с волжскими калмыками — на север и запад. В этой непрерывной войне гибли материальные и культурные ценности, а также множество людей: только в 1723— 1729 гг. погибло 700—800 тыс. казахов.

Разумеется, обильные жертвы, материальные потери, культурное оскудение во многом подрывали основы общества, всецело приспосабливая его только лишь к выполнению военных функций. Но это же способствовало усилению роли ханов как боевых вождей и увеличению сословия батыров, отличившихся в войне, но также обогащавшихся во время набегов вместе с ханами.

Социальное и политическое неравенство стало особенно заметно размывать основы патриархальной общины у казахов с усилением влияния России. Уже в XVI в. начали устанавливаться торговые и иные связи московских властей с племенами казахов и близких им племен, в основном входивших тогда еще в нераспавшуюся Ногайскую Орду. На западе занятого этими племенами пространства стали возводиться в XVII в. первые русские города — Гурьев и Уральск (до 1775 г. — Яицкий городок), впоследствии ставший центром уральского

(яицкого) казачества. Угроза порабощения со стороны Джунгарского ханства заставила казахов искать сначала защиты у России, а затем и российского покровительства. Первым русское подданство принял в 1731 г. Младший жуз, а в 1740 г. — Средний жуз. В 1801 г. из казахов — подданных России был образован Букеевский жуз. Последним, в 1846 г., в подданство России перешел Старший жуз.

Политические перемены сказались и на общественном устройстве. Например, при выборах хана Младшего жуза в 1748 г. впервые всенародное голосование было заменено голосованием выборщиков (каждый десятый), подобранных знатью. К тому же выборы производились в ханской кибитке и, согласно источникам, по рекомендации русских властей был избран Нурали, сын хана Абулхайра (1693—1748), возглавлявшего сопротивление казахов джунгарам, а затем первым присягнувшего на верность России. Но это было лишь началом. В1799 г. в Младшем жузе был создан ханский совет, ограничивший и без того не абсолютную власть хана, нередко вынужденного делиться ею с султанами и старшинами. В 1822 г. был учрежден «Устав о сибирских киргизах», согласно которому была ликвидирована власть хана в Среднем жузе. В 1824 г. ее упразднили в Младшем жузе, а в 1845 г. — в Букеевском. Тем самым был завершен процесс политико-административного включения казахов в государственную жизнь России.

Значительна была специфика общественного быта и национального развития туркменов. Процесс их этногенеза растянулся на тысячелетие: первые упоминания о них известны уже вХв. н.э., но только к XIX в. и частично даже к XX в. относится завершение их формирования как единого этноса. На этнические, как и на прочие процессы в их среде большое влияние оказали их связь с пустынными просторами Кара-кум и Кызылкум, неопределенность грани между фактической независимостью свободных кочевников и зависимым (часто формально) положением их собратьев в Хивинском ханстве (на севере ареала расселения туркменов), Бухарском эмирате (на юго-востоке ареала), к северу от Ирана и Афганистана, где туркмены были частично независимы, частично зависимы номинально. Кроме того, они проживали также в Хорасане (Иран) и на северо-западе Афганистана, границу которых, как и Бухары и Хивы, до поры до времени спокойно пересекали. Но постепенно крепли экономические и другие

связи между кочевниками и их собратьями, часто — из родственных кланов, останавливавшихся надолго или же прочно оседавших в земледельческих оазисах, долинах рек и горных районах. С XVI в. особенно заметен переход туркменов Прикаспия от скотоводства к земледелию ввиду засоления местных источников воды. С этим же было связано их переселение с берегов Каспия в Хивинское ханство и последующий приход в начале XIX в. на правобережье Аму-Дарьи, где они, даже начиная заниматься земледелием, все же продолжали вести полукочевое скотоводство.

Патриархально-общинный строй у туркменов подвергся феодализации еще раньше, чем у других кочевников Средней Азии, что было связано с их активным участием с XI в. в политической жизни Ближнего Востока, Ирана и Мавераннахра. Поэтому туркмены, несмотря на преобладание у них натурального хозяйства и в земледелии, и в скотоводстве, и в домашнем ремесле, знали наряду с общинной формой собственности (санашик) и собственностью религиозных учреждений (вакуфами) также частную собственность феодалов (мульк) на земли, пастбища, воду, скот и другое имущество, а также — на рабов. Рабский труд применялся вплоть до присоединения к России.

В XVI—XIX вв. туркмены из-за племенной раздробленности и экономической отсталости не смогли создать собственного государства в Средней Азии, однако показали себя в качестве грозной военной и политической силы. Уже в середине XVI в. туркмены под руководством Аба-Сердара подняли восстание против господства Ирана и трижды разгромили (с помощью узбеков Хорезма) персидскую армию. Впоследствии они упорно боролись за гегемонию в Хорезме и в 20-е годы XVII в. возвели там на трон туркменского феодала Исфендиар-хана. Однако вскоре победу в Хорезме одержали узбекские феодалы, что даже заставило многие туркменские племена откочевать на юг. В дальнейшем туркмены, чаще других жителей Средней Азии сталкивавшиеся с Ираном, многократно восставали против иранских наместников в Хорасане и Астрабада, а также — против ханов Хивы и Бухары. Объединившись, они могли даже успешно противостоять соединенным войскам Ирана и Хивы, которые были ими трижды разбиты: в 1855 г. под Серахсом и в Хиве, в 1858 г. под Кара-Кала и в 1861 г. под Мервом.

К XVI в. относится начало отношений туркменов и России. В Астрахани и на полуострове Мангышлак возникли центры российско-туркменской торговли. На рубеже XVII—XVIII вв. часть туркмен переселилась в Россию и впоследствии была размещена на Северном Кавказе, получив наименование «ставропольские туркмены». От имени туркмен Прикаспия в Петербург ездил купец Ходжанепес, просивший Петра I принять туркмен в русское подданство. Вопрос тогда не был решен, но Россия стала придавать особое значение проблеме кратчайших путей через Среднюю Азию в Индию и серьезно расширила торговлю с туркменами Мангышлака. Она оказала помощь поставками продовольствия туркменам, разоренным в 1740 г. нашествием иранцев Надир-шаха. Неоднократно представители разных туркменских племен обращались к русским царям (к императрицам Елизавете Петровне и Екатерине II) с возобновлением просьбы о приеме в русское подданство. На рубеже XVIII—XIX вв. торговля прикаспийских туркмен с Астраханью стабильно возрастала и регулировалась долгосрочными договорами. 9 мая 1802 г. пять племен — абдалов, чаудоров, игдыров, бурунчуков и бузачи — официально вступили в подданство России. С 1805 г. был установлен союз еще с тремя племенами — йомутами, гокленами и текинцами, которые приняли участие (особенно активное в 1812—1813 гг.) в войне России против Ирана. Как и в случае с казахами, это имело очень серьезные последствия для судеб Средней Азии и ее политического будущего.

 

3. Средняя Азия в конце XVIII — первой половине XIX в.

Эмиры Мангытской династии довольно успешно боролись с феодальной раздробленностью, хотя изжить ее до конца не смогли. Тем более, что при втором эмире Даниял-бие окончательно обособляется Хорезм (Хивинское ханство), где после освобождения от господства иранцев в 1747 г. завязалась борьба за власть, окончившаяся захватом ханского престола в 1763 г. Мухаммедом Амином, вождем племени кунграт, по имени которого и новая династия была названа Кунгратской. Хотя войны с Бухарой продолжались, но это уже были скорее территориально-престижные споры, нежели попытки вернуть Хиву под власть Бухары, как это было раньше.

В 1758 г. также бесповоротно от Бухары отделяется Кокандское ханство в составе уделов Андижана, Маргилана, Намангана и Коканда и во главе с Иодана-бием, внуком основателя нового государства Шахрух-бия. В дальнейшем территория ханства значительно увеличилась, охватив южную часть казахских степей и достигнув по площади примерно половины всего пространства Средней Азии. Быстрый рост его населения во многом объяснялся притоком в его главную область — Ферганскую долину, в основном мало пострадавшую во время войн и смут при последних Джанидах, жителей опустевшего Самарканда и соседних регионов — Кашгара (в Китае) и Кухистана (в Афганистане). Наблюдалась также значительная миграция в Ферганскую область киргизов Северного Тянь-Шаня, а также калмыков, впоследствии слившихся с киргизами, и особой группы казахов, впоследствии называвшихся «кыпчаками Ферганы». Сюда же устремились различные группы тюрок из завоеванного Китаем Восточного Туркестана (Кашгара). Таким образом, в образовании и усилении Кокандского ханства велика роль миграций как кочевого, так и оседлого населения.

Территория Бухарского эмирата в результате обособления от него двух государств уменьшилась, но положение его несколько улучшилось, поскольку теперь основная тяжесть сложных отношений с кочевниками (казахами, туркменами, кара-кал-паками, калмыками) легла на Коканд и Хиву. Дело осложнялось также тем, что долгое время основная масса этих и других кочевников входила с 1635 г. в Джунгарское ханство, вовлекавшее в свою орбиту многих степняков от Енисея до Волги. Однако разгром Джунгарии в 1758 г. Китаем привел к дезорганизации всего многообразия этносов, ею объединявшихся, и к дестабилизации отношений между ними. В этих условиях часть казахских племен уже в 1731 г. приняла российское подданство.'

Еще раньше переговоры об этом с Петром I вели в 1700 г., 1703 г. и 1714 г. послы хивинского хана Шах-Нияза. Однако направленная в Хиву в 1717 г. экспедиция Бековича — Черкасского для завершения переговоров и поиска золота в русле Аму-Дарьи была вероломно уничтожена хивинцами, среди которых редко наблюдалось согласие, в том числе — по вопросам внешней политики. Ханы Кунгратской династии основное внимание уделяли как обороне от кочевников (в том числе — своих подданных), так и борьбе с непокорными феодалами и вождями племен. Наибольших успехов в этом дос-тигнул хан Мухаммед Рахим (1806—1825), которому удалось объединить государство, подчинив мелких властителей. Он провел налоговую реформу и учредил верховный совет, добившись политической стабилизации внутри ханства. Однако сам характер социальных отношений в Хорезме, где сплетались воедино патриархально-клановые, феодальные и рабовладельческие порядки, постоянно рождал конкуренцию родов, межплеменные споры, столкновения из-за земель и пастбищ, традиционное соперничество знати.

Почти непрерывными были стычки со степняками, которых Хива тщетно пыталась поставить под свой контроль, конфликты с Бухарой, эпизодические (с 1605 г.) проникновения в Хорезм русских отрядов и экспедиций. В 1734 г. казахский хан Абдулхаир получил похвальную грамоту от правительства России за приведение в российское подданство «Большой кайсацкой Орды и Аральского хана каракалпаков». Это задевало непосредственно интересы Хивы, как и Коканда, поскольку оба ханства также стремились подчинить себе казахов и каракалпаков. Положение еще более осложнилось после того, как в 1763 г. почти все остальные казахские ханы присягнули на верность России. Практически на рубеже XVIII— XIX вв. шла борьба за влияние на казахов между Россией, среднеазиатскими ханствами и цинским Китаем, пытавшимся воспользоваться уничтожением Джунгарии.

Среди ханств Бухара несомненно лидировала, особенно после успехов в борьбе с феодальной анархией Даниял-бия и Шах-Мурада (1785—1800). Базируясь на достигнутой ими относительной экономической и политической стабилизации, эмир Хайдар (1800—1826) возобновил войны с Хивой, а затем и с Кокандом, не прекращавшиеся вплоть до присоединения Средней Азии к России. Это требовало новых затрат, а следовательно — новых поборов, всей тяжестью ложившихся на крестьянство, в основном безземельное и хозяйствовавшее на правах издольщины либо на государственных (амляк), либо на частных (мульк), либо на принадлежавших духовенству (вакуфы) землях. Внутренняя стабильность была тем самым подорвана как военными усилиями бухарцев, так и вызванными тяготами нового положения массовыми выступлениями, среди которых наиболее значительны были восстания ки-тай-кипчаков (1821 —1825) и ремесленников Самарканда (1826). К тому же, кокандские ханы Алим (1800—1809), Омар (1809—1822) и Мухаммед Али (Мадали), правивший в 1822— 1842 гг., смогли чрезвычайно усилить свое государство и расширить его, в основном — за счет Бухары, а также — за счет поощрения миграций новых жителей, в том числе — с Ближнего Востока и севера Индии. Бухара утратила перешедшие к Коканду Ташкент, Ходжент, Дарваз, Каратегин, Куляб.

Достигший расцвета в первой трети XIX в. Коканд славился своим хлопком и рисом (на его территории находилась плодородная Ферганская долина), шелком и тканями, высоким уровнем кустарно-ремесленного производства. На границах с владениями казахских ханов были возведены крепости Ак-Мечеть (Кзыл-Орда), Аулие-Ата (впоследствии Джамбул), Пишпек и другие. При Алим-хане был выработан принцип формирования наемной армии, в которой состояли 6 тысяч афганцев и таджиков и 10 тысяч рабов из Йемена и Ирана. Впоследствии (в 1820—1840-х годах) в армии оказалось немало индийцев и даже цыган.

Однако смуты, изнутри подрывавшие основы всех ханств Средней Азии, и вызывавший возмущение народа деспотизм ханов в конце концов подточили мощь Коканда. Бухарский эмир Насрулла-хан (1826—1860) воспользовался внутренними неурядицами в Коканде и благоприятной для себя ситуацией (внимание извечного другого противника — Хивы — было отвлечено хоть и неудачным, но все же грозным для хивинцев походом на их столицу 5-тысячного русского отряда генерала Перовского в 1839—1840 гг.). В этих обстоятельствах эмир нанес Коканду ряд ударов в 1839—1842 гг., вернув себе Ташкент и Ходжент. Более того, Коканд фактически сдался, приняв бухарского наместника и других чиновников. Призванный народом двоюродный брат Алим-хана Шир-Али-хан (1842—1845) сумел выгнать бухарцев и утвердиться в Коканде, а затем, отбив новый натиск Насруллы, отвоевал Ташкент и Ходжент. Впрочем, Коканд воспрянул лишь на 20 лет. Последнему хану Худояру (1845—1879) пришлось в основном думать об угрозе с севера, хотя он не мог забывать ни о соперниках внутри государства, ни о претензиях Бухары, а тем более Китая, от протектората которого, навязанного после разгрома Джунгарии, Коканд освободился лишь в 1814 г. После этого были случаи ухода к китайцам, особенно-враждебных Коканду кочевников, например, 10 тысяч казахских семейств во главе с Адиль-ханом, но были и ответные миграции. В 1826—1830 гг. 10—12 тыс. семейств уйгуров перешли из Кашгара в Фергану. Все это было возможно ввиду того, что Пекин тогда плохо контролировал Кашгар. Более того, впоследствии события 1864—1878 гг. в Кашгаре и возникновение там мусульманского государства, стали возможны благодаря Якуб-беку, бывшему кокандскому чиновнику, опиравшемуся на своих земляков из Андижана.

Но главный узел противоречий завязался вокруг столкновения в регионе интересов России и Великобритании. Англичане противодействовали российскому продвижению на Восток, прежде всего с целью расширения зоны своего колониального влияния, а также в надежде овладеть обширным рынком и ценным хлопком Средней Азии. В качестве задачи-минимум они хотели максимально обеспечить безопасность своего господства в Индии и как можно дальше отодвинуть от Индии зону влияния какой-либо из великих держав, в данном случае — России. С этой целью Великобритания усиленно подталкивала не только Османскую империю, Иран и Афганистан, но также эмира Бухары, ханов Коканда и Хивы

к постоянной конфронтации с Россией. Ради этого англичане даже готовы были поддержать зародившейся в середине XIX в. панисламизм, хотя он и угрожал их господству на Ближнем и Среднем Востоке: к концу XIX в. в колониальных владениях Англии проживали 82 млн мусульман, т. е. в два с лишним раза больше, чем их тогда было в России и Османской империи, вместе взятых.

Характерно, что именно хан Худояр впервые выдвинул идею объединения мусульман разных стран — от Афганистана и Средней Азии до Индии и Ближнего Востока — с целью объявления ими джихада (священной войны) как против России, так и против Англии. Впоследствии его поддержал видный исламский мыслитель и реформатор Джамаль ад-Дин аль-Афгани, которого и стали считать идеологом панисламизма. Однако Худояр не сумел, да и не мог получить от этого никакого политического выигрыша. Противопоставив себя обеим великим державам, столкнувшимся в Средней Азии, он не нашел поддержки и у Османской империи, в 50— 60-е годы XIX в. придерживавшейся в основном прозападного курса и лишь позже, после вступления на престол в 1876 г. Абдул-Хамида II, оценившей все выгоды панисламизма с точки зрения геополитических интересов Стамбула. Но это произошло уже после ухода Ху дояра с политической сцены.

Великобритания, закрепившаяся к тому времени экономически в Иране и Османской империи, стремилась вытеснить оттуда русское купечество и проникнуть в Закавказье. Однако Туркманчайский договор 1828 г. обеспечил военное господство России на Каспийском море и отрезал англичан от Закавказья и Средней Азии. К этому же времени обострилась и англо-русская конкуренция в Афганистане. Поэтому Великобритания с удвоенной энергией стремилась захватить Афганистан, удержать на антирусских позициях Иран и создать из среднеазиатских ханств своего рода бастион против России. Россия, стремясь сорвать эти планы (как и планировавшееся англичанами оснащение ханских войск в Средней Азии современным оружием), не хотела, к тому же, отдавать Лондону выгодный бухарский рынок с его более дешевым, чем в Европе, сырьем, с его возможностями сбыта российских товаров (неконкурентоспособных, как правило, тогда в Европе). Путь в Индию, Китай, Иран, Афганистан через Бухару также давал России преимущество перед более отдаленной Англией. А среднеазиатский хлопок, высоко котировавшийся в России с начала XIX в., особенно стал нужен после падения экспорта хлопка из СИТА в связи с началом там гражданской войны.

Проблему надо было решать. И правительство России решило начать с Коканда, который занимал наименее благоприятную в отношении России позицию и набирал в армию наемников из Индии и Афганистана, а также — из русских пленников и бежавших из России татар, башкир и поляков из Сибири.

Отношения Коканда с Россией были натянуты уже с начала XIX в. Возводя крепости на территории подчинившихся им казахских племен и собирая с них дань, ханы Коканда практически брали (совместно с Хивой) под свой контроль уже давно налаженную торговлю России с Бухарой. Особенно страдали торговые караваны русских и бухарских купцов от воинственных набегов подчиненных Коканду казахов и формально примыкавшей к Хиве части туркменов. В ответ на это с 1824 г. в степь стали посылать русские отряды, которые возводили военные поселения, организовывали округа с выборными султанами из казахов, каковых русские уже со времен Екатерины II («богоподобной царевны киргиз-кайсацкой орды», как называл ее Г.Р. Державин в своей оде «К Фелице») считали своими подданными. Были таким образом основаны Каркаралинск и Кокчетав в 1824 г., Акмолинск в 1827 г., Сергиополь (Аягуз) в 1831 г., Кокпешты и Урдожар в 1834 г. Всего за 30 лет (вплоть до 1854 г.) была выстроена почти непрерывная цепь русских укреплений в приграничных с Поволжьем и южной Сибирью степях, а также Сырдарьинская (по реке Сыр-Дарье) и Семиреченская (от Усть-Каменогорска до Верного, т. е. Алма-Аты) линии укреплений. Все это проходило не гладко, сопровождаясь мятежами недовольных султанов или сторонников ориентации на Коканд и Хиву, столкновениями и миграциями, а иногда — перемешиванием кочующих племен и отдельных родов казахов. Постепенно система всех этих мер привела к тому, что влияние Коканда и Хивы на казахов было устранено. Тогда же начался и отход от Коканда ранее подчиненных ему киргизов, которые предпочли ханскому деспотизму российское подданство. Многие из них, ранее спустившиеся с гор в долины, уходили из Ферганской области обратно на Памир.

Ослабленное Кокандское ханство, теснимое, к тому же, соседями и провоцируемое англичанами на антирусские акции, много сил потратившее в 1839—1842 гг. на борьбу с бухарским эмиром Насруллой, стало сравнительно легкой добычей России. В 1864 г. русские войска, заняв города Туркестан, Чимкент и Аулие-Ата (ныне Джамбул), соединили воедино Сибирскую и Сырдарьинскую линии укреплений. В январе 1865 г. было создано Туркестанское генерал-губернаторство на территории от озера Иссык-Куль на востоке до Аральского моря на западе. С переходом к России Ташкента (в мае 1865 г.) и Ходжента (в мае 1866 г.) Коканд попал в полную зависимость от России. Ослабление власти хана Худояра и одновременное усиление им налогового гнета вызвали восстание 1873—1876 гг., начавшееся как выступление киргизов против непосильного бремени податей, а затем переросшее в широкое движение и против власти хана, и против русского царизма. Важную роль в нем играло мусульманское духовенство.

Летом 1875 г. хан Худояр бежал в Ташкент под защиту русских войск, а сменивший его Насреддин-бек вскоре также был свергнут за попытку договориться с русскими. Ряд успехов повстанцев во главе с наиболее авторитетным их вождем Пулат-беком (Исхаком Муллой Хасан оглы) не спасли положения. В январе—феврале 1876 г. повстанцы были разбиты русскими войсками под командованием генерала М.Д. Скобелева. Провозглашенный повстанцами хан Пулат-бек бежал, но был в марте 1876 г. схвачен и казнен. Еще раньше, в феврале того же года, Кокандское ханство было ликвидировано, а учрежденная на его месте Ферганская область включена в состав Туркестанского генерал-губернаторства.

Иной была судьба Бухарского ханства, правители которого из династии Мангытов оказались политически более гибкими. Их правление сопровождалось бесконечными восстаниями, интригами, междоусобицами и войнами эмиров с непокорными феодалами, отделившимися областями, племенами казахов и туркменов, Хивой и Кокандом. Продвижение русских в казахские степи и в пределы Кокандского ханства вызвало столкновение с бухарцами и начало войны с ними в 1866 г. После поражения под Самаркандом в 1868 г. эмир Музаффар эд-Дин (1860—1885) вынужден был признать протекторат России, согласившись на превращение Бухары в вассальное государство. По договорам 1868 г. и 1873 г. Россия согласилась оставить трон династии Мангытов, забрав себе реальную власть.

Для характеристики внутреннего положения Бухары в то время достаточно привести такой пример. Армия эмира, в значительной мере состоявшая из наемников, оказалась небоеспособна не только ввиду военного и технического превосходства русских, но и ввиду деспотизма и недальновидности эмира, жестоко (и часто неоправданно) расправлявшегося с собственными воинами. В частности, он так третировал служивших ему афганцев, что из них 400 человек во главе с Ис-кандар-ханом в самом начале войны восстали, перешли на сторону русских и в дальнейшем уже сражались на их стороне против эмира. Именно при их участии русскими был взят в 1868 г. Самарканд.

История подчинения Хивы была более длительной и запутанной. Расположенное к России ближе всех других среднеазиатских государств, Хивинское ханство раньше них начало вести переговоры о переходе в русское подданство. Однако со второй половины XVIII в. новая династия из племени Кун-грат повела более амбициозную политику, значительно усилила ханство, подчинив своей власти, помимо узбеков и туркмен, также многих казахов и каракалпаков. Это вызвало новые трения и конфликты с Россией и Бухарой, не говоря уже о постоянной борьбе с Ираном, либо поддерживавшим бунтовавших против хана туркменов, либо пытавшимся силой подчинить их власти шаха. Хива весьма настороженно следила за регулярно развивавшимися (через Астрахань и полуостров Мангышлак) русско-туркменскими связями, тем более — за военным сближением многих племен с Россией, их участием в войнах с Ираном на стороне России, а особенно, за вступлением ряда туркменских племен-абдалов, чаудоров, игдыров и других в российское подданство. Естественно ханы оглядывались на соседний Иран и прислушивались к уговорам британских эмиссаров и агентов.

Стремясь опередить англичан, русские войска высадились в 1869 г. на восточном берегу Каспия, где основали город Красноводск, ставший оплотом дальнейшего продвижения и влияния в регионе. В 1873 г. русские отряды одновременно пошли на Хиву из Оренбурга, Ташкента, Мангышлака и Красноводска. Слабое сопротивление хивинских войск было сломлено. Хан вынужден был пойти на признание вассальной зависимости от России, вдобавок уступив ей правый берег Аму-Дарьи. Однако на этом дело не кончилось. Колонизаторская грубость царских властей вскоре вызвала возмущение туркменов, особенно могучего племени текинцев, ранее хорошо относившихся к русским. Определенную роль сыграла и агентура Англии, постаравшаяся разжечь фанатизм и сепаратистские настроения феодально-патриархальной верхушки текинцев. Попытка подавить восстание текинцев в оазисе Ахал-теке, предпринятая в 1879 г. отрядом генерала Н.П. Ломакина, окончилась неудачей: безуспешно штурмуя главный оплот текинцев — крепость Геок-Теке, Ломакин понес большие потери и вынужден был отступить. Новую экспедицию в 1880—1881 гг. возглавил генерал М.Д. Скобелев, благодаря дальновидным и умелым действиям которого Геок-Тепе была взята 12 января 1881 г. 18 января 1881 г. русскими войсками был занят аул Асхабад (современный Ашхабад). В состав России впоследствии вошли также Атрек, Теджен, Мерв и Пендинский оазис (к 1885 г.). Еще раньше, в 1882 г. была образована Закаспийская область с центром в Асхабаде.

Характерно, что остальные районы Хивинского ханства, в том числе туркменские, спокойно восприняли присоединение к России. Возможно, причина была в том, что во многих случаях политика русских властей была достаточно гибкой. Сам победитель при Геок-Тепе М.Д. Скобелев писал в этой связи: «Наступает новое время полной равноправности и имущественной обеспеченности для населения, раз признавшего наши законы. По духу нашей среднеазиатской политики париев нет; это наша сила перед Англией. ...Чем скорее будет положен в тылу предел военному деспотизму и военному террору, тем выгоднее для русских интересов». И это не было лишь словами: новые порядки, о которых писал Скобелев, были тут же установлены в Ахалтекинском оазисе, бывшем до этого главной ареной боевых действий, а ряд представителей феодально-племенной знати стали офицерами местной милиции. Пятеро из них во главе с Тыкма-сардаром были приняты в Петербурге царем и военным министром.

Через весь Туркменистан прошла выстроенная в 1880 — 1888 гг. Закаспийская железная дорога. Появилось около 40 караван-сараев, открылась торговля дефицитными товарами: сахаром, стеклом, резиновой обувью, чаем, керосином. Начали издаваться первые русско-туркменские газеты, открывались гимназии, школы, больницы, аптеки. Русские врачи ликвидировали малярию и трахому. Были запрещены работорговля и аламанство (набеги с целью грабежа).

 

4. Средняя Азия в составе Российской империи

Присоединение к России вслед за казахскими и туркменскими областями всей территории Средней Азии привело ко многим изменениям и для России, и для всего региона Средней Азии и Казахстана. Россия, с одной стороны, укрепила свои международные и стратегические позиции, хотя бы временно смягчив противоречия с Великобританией. По соглашению 1873 г. Великобритания предоставляла Хивинское ханство «попечению России». А по соглашению 1885 г. Россия договорилась с англичанами об установлении российско-афганской границы, ибо прежние границы Афганистана со Средней Азией были достаточно неопределенны.

Завоеванные территории, именовавшиеся условно Западным или Русским Туркестаном (в отличие от «Восточного» в китайском Синьцзяне и «Афганского» на севере Афганистана), были административно сведены в 1865 г. в Туркестанскую область (с 1867 г. переименована в генерал-губернаторство, с 1886 г. — в Туркестанский край). Назначавшиеся из Петербурга губернаторы обладали всей полнотой власти, в том числе — и на территории «протекторатов» в Бухаре и Хиве. Вместе с тем на деле царские чиновники сводили к минимуму свое вмешательство в дела Бухары и Хивы. Эмиры Бухары, например, продолжали чеканить собственные монеты, руководствоваться фетвами (постановлениями) улемов, решениями шариатских судов и т. д. В целом фактически неограниченная власть эмиров и ханов над их подданными была сохранена, как и феодальные порядки, патриархальные обычаи, косные традиции в общественном быту, религиозной и культурной жизни. Вместе с тем российские власти, наученные горьким опытом Кавказской войны 1817— 1864 гг., стремились избежать в своей среднеазиатской политике ошибок «по-кавказски» и действовали более гибко, продуманно и дальновидно.

В присоединении к России Средней Азии значительную роль, помимо факторов объективных (геополитических и экономических интересов России, военно-технического превосходства русской армии, соперничества России с Англией, заинтересованности части среднеазиатских мусульман, особенно купечества, в русских товарах и русской культуре), сыграли и субъективные факторы. Завоеванием Средней Азии руководили выдающиеся русские генералы того времени: М.Г. Черняев, Д.А. Милютин, М.Д. Скобелев, К.П. Кауфман, Н.Г. Столетов. Это были люди с широким кругозором, талантливые военные и администраторы, глубоко вникавшие в местные проблемы и не ограничивавшиеся чисто армейскими делами. Милютин и Столетов, к тому же, были видными учеными и дипломатами. Черняев, возглавлявший войска, шедшие к Ташкенту, еще до штурма города направил военному министру «Записку о местных условиях русской политики в Средней Азии», в которой особенно рекомендовал проявить уважение к исламу и внимание к мусульманскому духовенству. Став в 1865 г. первым начальником Туркестанской области, Черняев применял свои идеи на практике, установив полное взаимопонимание со всеми мусульманскими учреждениями. Он даже обратился к верующим со специальным воззванием, призывая строго следовать предписаниям ислама.

Важно также, что русским в Средней Азии помогали российские мусульмане, в основном татары, которые, зная языки Средней Азии, культуру и обычаи ислама, играли в ходе завоевания существенную роль посредников, переводчиков, первопроходцев, знатоков местной самобытности, не забывая при этом и своих интересов. До 3 тыс. татар постоянно жили в Бухаре, либо в качестве шакирдов (студентов) медресе, либо как представители купеческих домов Оренбурга, Орска, Троицка, Каргалы, Казани, Уфы. Богословы, учителя, законоведы из их среды имели обширные связи в бухарском обществе, налаживая контакты экономического, духовного и личного характера.

Наряду с негативными последствиями завоевания (установление власти военной администрации, закрепление в Бухаре и Хиве реакционно-феодальных порядков), Средняя Азия, вошедшая в состав России, в полной мере испытала и позитивные результаты присоединения: прекращение разорительных и бессмысленных войн между ханами и феодалами, ликвидацию рабства, заметный подъем и обновление экономики. Строились железные дороги, хлопчатобумажные заводы (из 220 таких заводов во всей империи 208 были выстроены в Туркестане), начались разработки угля, нефти, других ресурсов, получили большое развитие хлопководство, виноградарство, садоводство. Появились рабочие из местных жителей (узбеков, таджиков) и приезжих (русских, украинцев). Их примерное соотношение было 7:10.

Как и другие области традиционного распространения ислама в России, Средняя Азия втягивалась в общероссийские процессы экономического, социального и культурного развития. Благодаря вводу в строй Среднеазиатской и Оренбург-Ташкентской железных дорог, товарооборот с Россией увеличился в десятки раз. Более того, местные предприниматели заняли ведущие позиции в хлопковой промышленности. Только в Маргиланском уезде из 15 предприятий отрасли в 1895 г. им принадлежали 12. Некоторые мусульманские торговцы и фабриканты имели миллионные состояния. Однако среди нарождающейся буржуазии доминировали ростовщики, скупщики шерсти, разбогатевшие ремесленники. Они только начинали учиться предпринимательству. И им почти не на кого было опереться. Тем не менее, они уже ощущали нажим снизу.

Уходившие из кишлаков на рытье каналов и строительство железных дорог редко сохраняли связи с традиционной общиной, что подрывало социальную основу общинно-сословного строя, создавало первые группы мусульманского пролетариата или гораздо чаще люмпенизированного пред-пролетариата. Новые хозяйственные отношения вытесняли (особенно у казахов, киргизов, каракалпаков, туркменов) кочевую цивилизацию, в основном исчерпавшую себя ко времени присоединения Средней Азии к России. Это хорошо понимали лучшие представители общественной мысли и литературы среднеазиатских народов. Да и среди российских чиновников и губернаторов, таких как Черняев, Кауфман, Скобелев, существовало пусть не абсолютное, но все же определенное понимание проблем местных мусульман. В частности, бывали случаи полного освобождения их от налога (во время эпидемий, массового падежа скота, прочих стихийных бедствий), оказания им массовой помощи продовольствием в голодные годы.

Россия, безусловно, была экономически заинтересована в контроле над Средней Азией, особенно в связи с проблемами пореформенного экономического развития страны в 60-е годы. За период 1853—1867 гг., т. е. от взятия первой кокандской крепости Ак-Мечеть и до образования Туркестанского генерал-губернаторства, товарооборот России со Средней Азией возрос в 20 раз и достиг 30 млн рублей. К 1913 г. Иран ввозил из России более 50% необходимых ему текстильных товаров. Тогда же на Россию пришлось 42% экспорта Афганистана, 68% — Ирана, более 11% — Китая. И все это в основном шло через Среднюю Азию. Русские товары тогда, по свидетельству Ф. Энгельса, «проникали вплоть до самого Инда и в некоторых случаях пользовались даже предпочтением перед английскими». Более того, поскольку и состояние среднеазиатских ханств, и обстановка вокруг них в то время почти не оставляла им шансов на независимое существование, присоединение их к России было предпочтительнее, чем превращение их в колонию Великобритании или в окраину дряхлевшего тогда и ставшего, в свою очередь, полуколониальным, цинского Китая.

На стороне России была и многовековая традиция не прекращавшихся экономических, политических и иных контактов со Средней Азией, и готовность нести гораздо большие жертвы ради модернизации региона, нежели готовы были на это конкуренты России, упоминавшиеся выше. В 1868— 1872 гг. Россия затратила на Туркестан 29 497 414 рублей, а получила дохода от него 10 588 549 рублей. По данным СЮ. Витте, дефицит бюджета Туркестана на рубеже XIX— XX вв. составлял ежегодно 2—4 млн рублей, а по данным другого министра, А.В. Кривошеина, к 1912 г. владение Туркестаном стоило России 150 млн рублей, не считая чрезвычайных расходов на строительство дорог и т. п. Ежегодно правительство России приплачивало Туркестанскому краю 3,5 млн рублей на «текущие» расходы.

Иначе стоит взглянуть и на степень влияния России на образ жизни обитателей региона. Приход русских мало изменил социальные порядки внутри местного мусульманского общества. Как до завоевания Средней Азии Россией, так и после него ячейкой общества оставалась община, «сообщество неразрывно связанных друг с другом производителей», которые совместно владеют основным средством производства в традиционном обществе — землей. Нередко этой собственности общине не хватало для прокормления общинников, тем более что другое важнейшее средство производства — вода — оставалась в руках государства, а конкретно — в руках сохранивших свои позиции при царизме ханов, беков и других традиционных правителей. Община (кишлак в сельской местности, квартал-махалля в городе) имела в качестве духовного и культурного центра мечеть во главе с муллой, обычно — наиболее грамотным и уважаемым человеком, и мазар, т. е. гробницу местного святого. Шейхи (или «пиры», т. е. старцы по-персидски), которые были наследственными хранителями мазаров, пользовались не только авторитетом, но и мистическим поклонением верующих, приписывавших им иногда сверхъестественные способности исполнения самых различных желаний (урожая, ребенка, победы, удачи, богатства). Обычно «пиры» были ишанами (дервишами) суфийских братств с их обрядами и практикой. Таким образом, приход русских в Среднюю Азию не затронул ни структуры, ни обычаев местного ислама, сохранив и позиции, и влияние как официальных служителей ислама, так и неофициальных, но опиравшихся на крепкую традицию представителей «народного ислама ».

В этой связи стоит напомнить, что сопротивление русским войскам в Средней Азии гораздо более сильное, нежели феодалы, госаппарат и армии местных ханов, оказывали суфийские братства, особенно влиятельное в регионе братство Накшбандийя, с XIV в. широко распространившееся и в Средней Азии, и в соседних регионах. Почти все лидеры антироссийских выступлений были накшбандийскими шейхами — вождь восстания 1871 г. в долине Чирчик Ходжа-ишан из Кулкары, руководитель борьбы туркменских племен области Геок-Тепе в 1879—1881 гг. Курбан Мурат, глава ферганского мятежа 1896 г. в Андижане ишан Мохаммед Али из Мин-Тю-бе. Их активность во многом стимулировалась объединением усилий братств Накшбандийя и Кадырийя в 1877—1878 гг. (т. е. в годы русско-турецкой войны) явно не без влияния османской агентуры.

Однако тогда мало что могло воспрепятствовать закреплению России в Средней Азии. Слишком слабы были и в экономическом, и в социокультурном, и в чисто военно-техническом плане противостоявшие россиянам силы. И, разумеется, слишком очевидны были политические, дипломатические, хозяйственные и прочие преимущества включения народов Средней Азии в российское экономическое и социальное пространство, в общественную и духовную жизнь России.

Конечно, не стоит идеализировать политику царской России в Средней Азии. Экономически она во многом оставалась колониальной и сопровождалась административным произволом, бесхозяйственностью, полицейскими насилиями. Скотоводы-кочевники (более трети сельского населения Средней Азии) жили в очень тяжелых условиях: свыше 11% среди них вообще не имели скота, до 40% поголовья которого сосредоточено было в руках феодально-байской верхушки (не более 3% всех скотоводов). 15% крестьян не владели землей, а еще 65% из них были бедняками, влачившими полунищенское существование. Безземельные обычно обрабатывали земли эмира (амляк), знати (мульк) и духовенства (вакф). Не будучи в состоянии рассчитаться с ростовщиками, они нередко продавали себя и своих близких в рабство, хотя официально это было запрещено. Экономическое развитие было противоречивым: зарождавшаяся промышленность уживалась с сохранением феодальных и феодально-патриархальных отношений. Феодалам, ханским чиновникам и духовенству принадлежало 85% обрабатываемых земель в Бухарском эмирате, 95% поливных земель в Хивинском ханстве. Мусульманское население было сплошь неграмотным.

На большинство населения, например, Бухары, составлявшего сословие фукаро (буквально — бедняки), давили средневековые привилегии военно-служилого сословия сипох и духовного сословия «улямо». Все наиболее выгодные должности были монополизированы наследственной знатью. Служители ислама были многочисленны (только в Бухаре одних имамов мечетей было 250—ЗОО человек) и разнообразны: тео-логи-улемы, законоведы-факихи, судьи-казии, муфтии, потомственные ишаны, руководители суфийских орденов и множество духовенства менее значительных рангов. Содержание их всех требовало больших расходов, всю тяжесть которых несли на себе рядовые мусульмане. Но возможности сбросить этот гнет не было. Задавленные политически и духовно, они были также разъединены этнически и социально: в Бухарском эмирате в начале XX в. проживало 3 млн человек (из них лишь ЗОО тыс. горожан), среди которых было 50% узбеков, 30% таджиков, 10% туркменов, а среди остальных было множество иных этносов — казахов, киргизов, уйгуров, дунган (китайских мусульман), евреев, армян, выходцев из Ирана, Афганистана, Индии. Положение мусульман в Туркестанском крае под властью российских чиновников было не многим лучше, тем более, что и там налоговый гнет (хотя и не так, как в Бухаре, где взималось до 50 различных налогов) был очень тяжелым, а мусульман нередко третировали как «инородцев».

Вместе с тем Россия проявляла уважение к обычаям ислама в Средней Азии. Никакого насильственного крещения здесь не допускалось, как и ущемления прав верующих. К 1917 г. только в узбекских областях насчитывалось до 400 медресе, а мактабы (религиозные школы) были в большинстве кишлаков.

Культурные контакты с Россией породили целый слой тур-кестанцев, усвоивших русскую культуру или испытавших ее влияние. Первыми среди них были представители казахской знати. Внук хана Аблая, видный просветитель-демократ Чокан Валиханов (1835—1865) стал первым казахским ученым, философом и историком. Офицер русской службы, участник научных экспедиций в Китай и Тянь-Шань, талантливый художник, этнограф и фольклорист, он оставил ценные исследования по истории народов Казахстана, Средней Азии, Кашгара и Сибири, перевел на русский язык киргизский эпос «Манас». Когда он жил в Петербурге в 1860—1861 гг., Валиханов встречался с А.Н. Бекетовым, Ф.М. Достоевским и другими представителями российской интеллигенции. Осуждая произвол казахских феодалов и колонизаторскую политику царизма, он выступал за переход казахов к оседлости, за преодоление их отсталости путем приобщения к русской культуре. Его идеи развили в дальнейшем Абай Кунанбаев (1845—1904) и Ибрай Алтынсарын (1841—1889). Первый из них, поэт-просветитель, стал основоположником казахской литературы и одновременно пропагандистом русской литературы. Считая себя учеником Л.Н. Толстого и М.Е. Салтыкова-Щедрина, он воспевал просвещение и духовное раскрепощение, обличал насилие, мракобесие, родоплемен-ные междоусобицы, бесправие женщин и неравные браки. При его жизни его труды распространялись устно и впервые были изданы в 1909 г. на казахском языке в Петербурге.

Алтынсарын — педагог и писатель, зачинатель казахского алфавита на основе русской графики — всю жизнь посвятил просвещению своего народа, пропаганде русской культуры, писал учебные пособия для русско-казахских школ. Будучи учителем и школьным инспектором, посылал казахов в университеты и технические институты. Его стихи, рассказы, переводы И.А. Крылова и Л.Н. Толстого способствовали сближению русских и казахов. Автор ряда этнографических работ, Алтынсарын много сделал для изучения быта и обычаев казахов и киргизов.

 

5. Джадиды и подъем национальных движений в Туркестане и конце XIX — начале XX в.

На рубеже XIX—XX столетий немногочисленные группы просвещенных мусульман Туркестана искали выход из сложившейся ситуации, мечтая, с одной стороны, возродить национальную культуру и политическую самостоятельность своих народов, а с другой — приобщить их к современной жизни, к достижениям мировой цивилизации и прогресса. Они примкнули к движению «джадидов» (либералов-обновленцев), начавшемуся в то время среди мусульман России. Основателем этого движения был Крымско-татарский просветитель, писатель, педагог и общественный деятель Исмаил-бей Гаспралы (Гаспринский), с 1883 г. издававший газету «Терд-жуман», популярную во всех мусульманских регионах России. А само движение получило название от арабо-персидского термина «у су ли джавид», т. е. новый метод. Имелся в виду новый (звуковой) метод обучения грамоте на арабской графике, который Гаспринский ввел в 1884 г. в руководимой им школе в Бахчисарае. Вместе с тем среднеазиатские и некоторые другие историки считают, что у истоков джадидизма стоял татарский реформатор ислама Абу Наср Курсави (1765— 1813), учившийся и живший в Бухаре. От Курсави эстафету принял другой татарский реформатор и просветитель, казанский богослов Шихаб ад-Дин Марджани, под влиянием которого и началась деятельность Гаспринского. В Средней Азии джадидизм проявился несколько позже.

При поддержке генерал-губернатора К.П. Кауфмана с 1884 г. в Самарканде и других городах стали открываться «русско-туземные школы», целью которых было дать местным уроженцам светское образование и способствовать русификации всей системы просвещения края. Эти школы сыграли определенную роль в модернизации среднеазиатской элиты и приобщении ее к европейским знаниям. Однако население в большинстве своем их сторонилось, считая «еретическими». Но и старые традиционные мактабы уже не удовлетворяли распространявшуюся среди мусульман края жажду модернизации и обновления. Первая новометодная школа открылась в Андижане в 1889 г., но вскоре закрылась. Однако с 1893 г. число этих школ стало расти.

Общероссийское движение джадидов, во многом опиравшееся на преподавателей и выпускников новометодных школ, постепенно стало окрашиваться региональной спецификой, так или иначе, отражая особенности положения регионов Крыма, Поволжья, Средней Азии и Кавказа.

«Отцом среднеазиатского джадидизма» считался Махмуд-ходжа Бехбуди (1875—1919), публицист, педагог и автор многих учебников для новометодных школ. Он также известен как издатель, журналист, сторонник модернизации и реформации ислама. На базе опыта, воспринятого им от джадидов России, прежде всего Исмааила Гаспринского и Ризаутдина Фахретдинова, Бехбуди учредил новометодную школу в Самарканде, содействовал организации публичных библиотек, распространял в прессе и открытых письмах идеи джадидизма и автономии Туркестана. Видным теоретиком джадидизма был также талантливый узбекский поэт, публицист и просветитель Абд ар-Рауф Рахим-оглы, известный под псевдонимом Фитрат (1886—1938). С 1913 г. он стал видным драматургом и одним из лидеров выступавшей против эмира организации младобухарцев.

Выдающимся таджикским писателем, философом и историком, оказавшим большое влияние на многих местных интеллигентов, в том числе — на Бехбуди, являлся Ахмад Дониш (1827—1897) по прозвищу «Калла» (Голова). Образованнейший человек своего времени, он не раз участвовал в посольствах Бухары в Петербург (1857 г., 1869 г., 1874 г.), был автором «Краткой истории мангытских эмиров благородной Бухары» и «Редчайших происшествий», сохранивших до наших дней значение важных источников по истории Средней Азии XIX в. Им был разработан проект реформ, по которому власть эмира должна была быть ограничена, а сам эмир обязывался все делать для просвещения народа путем введения в Бухаре всеобщего обучения, в том числе математике, географии, естественным наукам. Дониш выступал за широкое использование природных богатств, за изучение русского языка и русской культуры. Однако его проекты были отвергнуты правящей верхушкой, а его самого духовенство осудило как «вероотступника». Однако джадиды впоследствии признали его «предтечей джадидизма» в Средней Азии.

Среди джадидов Туркестана выделялись также Мунаввар-Кари Абдурашидов и Убайдулла Ходжаев. Первый из них, открыв новометодную школу, сам составил для нее учебники, издавал в 1906 г. в Ташкенте газету «Таракки» (Прогресс), а в 1907 г. — «Шухрат» (Слава), которая была закрыта властями ввиду «крайне вредного левого направления». Впоследствии он возглавил тайное общество «Иттиход ва таракки» (Единение и прогресс), пытавшееся осуществить в Туркестане программу одноименной османской партии младотурок. Убайдулла Ходжаев, в отличие от Абдурашидова, был человеком пророссийской ориентации (он учился в Саратове), видным адвокатом и журналистом, издававшим газету «Садон Туркистон» (Голос Туркестана). Он был близок к русским эсерам и способствовал политизации джадидов, поначалу испытывавших интерес лишь к вопросам религии, культуры и образования.

Вообще пресса, наряду с модернизацией системы образования, сыграла большую роль в формировании движения джадидов. В Туркестане роль рупоров (и пропагандистов) джадидизма играли журналы и газеты «Таракки», «Туджор», «Шухрат» и «Садон Туркистон» в Ташкенте, «Самарканд» и «Ойина» в Самарканде. «Садон Фаргона» в Фергане, «Турон» и «Бухо-ро-и-Шариф» в Бухаре, а также издававшийся в Оренбурге видным джадидом Ризаутдином Фахретдиновым журнал «Шура», уделявший большое внимание центрально-азиатским проблемам. Однако ввиду массовой неграмотности населения пресса джадидов не была влиятельна и даже известна среди широких слоев мусульман. Кроме того, газеты джадидов быстро исчезали; «Таракки» выходила только с марта по июль 1906 г., сменившая ее «Хуршед» — с сентября по ноябрь того же года, «Шухрат» — с декабря 1907 г. по февраль 1908 г., выходившая с апреля 1908 г. «Осиё» была закрыта после пятого номера.

То же самое можно сказать и по поводу начавших зарождаться с 1909 г. тайных обществ, формально культурно-просветительного, а на деле — политического характера («Та-ракки — Парвар» в Ташкенте, «Гайрат» в Коканде и др.). В Бухаре, где новометодные школы были в 1909 г. закрыты, а джадиды подверглись преследованиям, они образовали в подполье тайное общество «Тарбия-и-атфол» (Воспитание детей), которое формально занималось вопросами образования, а на деле — политикой. Создавшие общество 30 человек явились организационным ядром будущей партии младо-бухарцев. Среди них были такие известные впоследствии деятели, как классик таджикской литературы Садриддин Айни, известный просветитель и организатор первой в Бухаре новометодной школы в 1908 г. Абдулвахид Мунзим Бурханов, видный бухарский миллионер и просветитель Мухитдин Мансуров, ставший автором первой программы младобухар-цев Абд ар-Рауф Фитрат, его коллега по университету в Стамбуле и будущий председатель бухарского ЦИК Усманходжа Пулатходжаев и, наконец, получивший образование в Москве лидер «младобухарцев-революционеров» Файзулла Ходжаев, будущий руководитель Бухарской Народной Республики, председатель Совнаркома Узбекистана и ЦИК СССР.

Подпольная деятельность младобухарцев в основном сводилась к тайной организации нелегальных новометодных школ, распространению (с помощью бухарских татар) издававшейся легально в России мусульманской прессы, направлению бухарской молодежи на учебу в Россию и за границу (преимущественно в Стамбул), организации «Товарищества священной Бухары» для издания учебников, изданию газеты «Турон» на узбекском языке и «Бухоро-и-шариф» на таджикском.

Важную роль в становлении младобухарского движения сыграло бухарское студенческое землячество в Стамбуле «Бухара Талим Маориф», возникшее в 1908 г. Из него в 1911 г. выделилась организация «Турон Нашри Маориф», которая работала в контакте с младотурками и строила планы проос-манского переворота в Бухаре и всеобщего восстания в Средней Азии. Часть ее членов планировала создание таким путем > Среднеазиатского ханства, другая часть во главе с Саидом Ах-рори выступала за республику с выборным президентом. Однако в 1912 г. Исмаил Гаспринский и Махмудходжа Бехбуди,; выступавшие за сохранение связей с Россией, отсоветовали бухарским эмигрантам «развивать идею пантюркизма» и вообще надеяться на османов. К 1914 г. мдладобухарцы пришли фактически расколотыми на традиционалистов (пантюркистов и панисламистов) и либералов-модернистов.

Под влиянием младобухарцев и на основе общей с ними платформы (агитации за просвещение, против невежества и мракобесия, феодального деспотизма и беззакония) возникло и либеральное течение в Хиве, впоследствии оформившееся в партию младохивинцев. В 1910 г. либералы Хивы выдвинули «Проект реформ» с требованием организации национальных школ и упорядочения чиновничьего аппарата. Но к ним никто не прислушался. Ситуация в Хиве была другой, чем в Бухаре: здесь не было ни газет, ни издательств, и функционировали всего две новометодных школы, в основном — для приезжих татар. Русских и татар в Хиве к началу XX в. было 5930 человек. Они оказывали определенное влияние на развитие просвещения и культуры в ханстве. Кроме того, ежегодный уход до 3 тыс. хивинцев на заработки в Туркестан с последующим их возвращением, поступление в Хиву русских газет, а также пропаганда британской и османской агентуры, способствовали проникновению в среду местного населения как идей джадидизма и мусульманского реформаторства, так и панисламизма и, несколько позже, пантюркизма.

Однако младохивинцы еще больше, чем Младобухарцы, были изолированы от основной части своих земляков, тем более, что тех раздирали не столько политические или идеологические, сколько этнические споры. Государственный аппарат и городские профессии были в основном в руках узбеков, экономические позиции — в руках русских, татар и узбеков, а туркмены, казахи и каракалпаки, находясь в процессе перехода к оседлости, вели борьбу за земельные и водные ресурсы с узбекским дехканством. В то же время туркмены, составляя военно-служилое сословие ханства, претендовали на власть. Этим пользовалось царское правительство, посылавшее против туркменов карательные отряды, формально — для защиты мирных земледельцев, фактически для поддержания в Хиве постоянной напряженности и этнической вражды. В борьбе с царскими войсками на первые роли выдвинулся туркменский племенной вождь Курбан Мамед, по прозвищу Джунаид-хан, с 1912 г. партизанивший в пустыне Каракум. Его стычки с ханскими войсками и русской полицией были, пожалуй, главной особенностью внутриполитического положения в Хиве.

О младохивинцах заговорили только в 1916 г., а до этого они, если и существовали, то скорее не как движение, а как умонастроение, идейное течение среди части буржуазии, чиновничества и даже духовенства, недовольной и российским господством, и слабостью ханской власти, неспособной обуздать Джунаид-хана (по слухам, связанного с англичанами) и вообще справиться с межэтническими противоречиями. Среди младо-хивинцев, выдвинувшихся до 1914 г., наиболее заметны были чиновник ханский канцелярии Саидахмед Матмурадов, религиозный деятель Баба-Ахун Салимов и владелец хлопкоочистительного завода Мулла Джуманияз Султанмурадов.

Младобухарцы и младохивинцы, однако, не играли заметной роли (за отдельными исключениями типа Фитрата) в политической жизни Туркестана. Большинство мусульманских деятелей края, находясь в постоянном контакте с его русским населением и с общероссийской мусульманской партией «Ит-тифак аль-муслимин» (Союз мусульман), связывали свои надежды, особенно после 1905 г., с либерализацией порядков в Российской империи и сотрудничеством с партией кадетов. Однако после 1907 г. политика царского премьера Столыпина, закрывавшего национальные школы, газеты и организации, вызвала разочарование туркестанских джадидов. После 1908 г. наступило охлаждение между ними и кадетами, которые, отвергая претензии джадидов, игнорировали национальные интересы мусульман империи, в том числе Туркестана, все более сдвигаясь на позицию «единой и неделимой» России. В этих условиях все более ослабевало пророссийское крыло «Иттифак аль-муслимин» и все более усиливались панисла-мистские и пантюркистские настроения среди туркестанских джадидов, во многом подхлестнутые младотурецкой революцией 1908—1909 гг. в Османской империи и итало-турецкой войной 1911—1912 гг., вызвавшей солидарность всего мусульманского мира с османами и триполитанскими арабами. Определенное влияние на умонастроения в Средней Ази оказали и революционные события 1905—1912 гг. в Иране и Китае Но более значительным было воздействие возникшего в Стамбуле в 1911 г. общества «Тюрк оджагы» (Тюркский очаг), выступившего за создание «Великого Турана» под османским руководством.

Ситуация в Туркестане осложнялась тем, что типичные для всего российского ислама противоречия между традиционалистами-кадимистами и обновленцами-джадида-ми здесь проявлялись особенно остро. На стороне первых были старая феодальная знать, консервативная часть духовенства и наиболее отсталые фракции торгово-ремесленного люда, а на стороне вторых — новая буржуазия и современная интеллигенция. Ни одна из этих групп не лидировала в общественном мнении и, более того, старалась не столько бороться с российскими властями, сколько договориться с ними. В то же время и по этому вопросу единства не было ни среди джадидов, ни среди кадимистов. Даже журнал «Ислах» (Реформа), орган кадимистов, считавших «реформой» отказ от любых контактов с «неверными», но по тактическим соображениям признавал русского царя «наместником Аллаха на земле».

До 1914 г. и даже до 1917 г. в Туркестане не возникли национальные политические партии, прежде всего — вследствие дробности и разъединенности нуждающихся в них современных социальных сил, а также вследствие незавершенности формирования самих наций и, соответственно, национального самосознания (до 1917 г. узбеки, таджики, киргизы и другие жители края называли себя либо «туркестанцами», либо «мусульманами»). Но предпосылки к тому уже возникли и развернувшийся после революционных событий в России в 1917 г. бурный процесс политизации жителей Туркестана, Бухары и Хивы был, конечно, подготовлен и политикой царского правительства, и российской колонизацией, и культурно-просветительной деятельностью мусульманских реформаторов, и полемикой джадидов и кадимистов, и развитием новометодных школ, мусульманской прессы, общественных организаций, как и воздействием на положение региона извне — из России и стран Востока

Наиболее наглядно это иллюстрируется предысторией возникновения партии казахских националистов Алаш-Орда. Она возникла из кружков местной интеллигенции, находившейся с 1905 г. под влиянием татарских джадидов Казани и Оренбурга. В том году эти кружки провели свои первые собрания в Оренбурге и Верном (будущий Алма-Ата). В них доминировали последователи Абая Кунанбаева и Чокана Валихано-ва, как и они принадлежавшие в основном к родоплеменной аристократии. Учившиеся в России, они симпатизировали кадетам, но были равнодушны к пантюркизму, а панисламизм считали «восточной утопией». Среди них выделялись

Али-хан Букейханов (1869—1932), потомок Чингисхана, историк, экономист и фольклорист, а также Ахмед Байтурсун (1873—1937), поэт, педагог, лингвист, выходец из знатного рода Аргын. Букейханов, служивший чиновником в администрации края, дважды арестовывался царскими властями за националистическую деятельность и дважды был депутатом Государственной думы России. Байтурсун, получив образование в Петербурге, работал учителем.

В1912 г. ими была создана единая группа, принявшая название «Алаш-Орда» (т. е. орда мифического предка казахов Ала-ша). С 1913 г. они стали издавать газету «Казах», в которой постепенно были изложены положения программы будущей партии «Алаш-Орды», официально созданной в 1917г. Эта программа требовала объединения всех этнических территорий казахов, а также — равноправия казахов с русскими, перехода их к оседлости», подъема национальной культуры и прекращения русской колонизации казахских земель. Вместе с тем не выдвигалось требований независимости и вообще каких-либо политических требований. Более того, в программе был пункт о равенстве всех вероисповеданий, хотя и подчеркивалась «историческая принадлежность» казахов к исламу. В сущности это была первая в Центральной Азии светская националистическая программа, не связанная с исламом. Однако ее появление не было результатом завершенности этнонациональных процессов в Казахстане, где тогда в основном отсутствовали и национальная буржуазия, и национальный пролетариат. В значительной мере данная программа появилась вследствие большей модернизации и европеизации казахской интеллигенции, более давних ее контактов с Россией и доминирования среди казахов этнонациональных традиций и родоплеменного начала над традициями ислама и мусульманской культуры.

Средняя Азия в XVI—XIX вв. План средняя азия шейбанид российская империя 1. Время Шейбанидов 2.  Этнические процессы в регионе в XVI—XIX вв. 3. Средняя Азия в конце XVIII — первой половине XIX в. 4. Средняя Азия в сос

 

• 14:21 05 Июля 2016
  Российско-китайский медуниверситет откроет магистерскую программу по TCM
• 01:21 05 Июля 2016
  На форуме МГУ Россия и Китай обсудят научно-образовательное сотрудничество
• 11:00 04 Июля 2016
  Реморенко: "ЕГЭ-туризм" в России сходит на нет
• 10:52 04 Июля 2016
  Летняя российско-австрийская школа откроется в Москве
• 15:31 01 Июля 2016
  В СПбГУ могут воссоздать географический факультет

Заказать уникальную работу