База знаний студента. Реферат, курсовая, контрольная, диплом на заказ

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ Р.Ф.

Калужский государственный педагогический университет

им К.Э. Циолковского

Кафедра всеобщей истории

ДИПЛОМ

 

Становление независимости Монголии.

Деятельность Унгерна

Дипломная работа

Калуга 2007

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

Глава 1 Идеология барона Унгерна

§ 1 Начало военной карьеры Унгерна

§ 2Проблемные аспекты идеологии барона Унгерна

§ 3 Идея создания Центрально-Азиатского государства

Глава 2 Вторжение Унгерна в Монголию

§ 1 Захват Унгерном Урги

§ 2 Разгром Китайских войск в Халхе

Глава 3 Походы Унгерна в Советскую Сибирь и ДВР

§ 1 Причины походов

§ 2 Первое наступление и первое отступление

§ 3 Ввод частей Красной Армии и НРА ДВР в Халху

§ 4 Причины заговора против Унгерна

§ 5 Суд над Унгерном

Заключение

Библиография

Только люди лично знавшие Романа,

Могут объективно оценить его поступки.

Одно можно сказать, что он не такой как все…

Из воспоминаний барона

Альфреда Мирбаха.

Введение

Гражданская война полыхавшая на необъятных российских просторах ,весной 1921г.докатилась до диких степей Монголии. В течение первой четверти XX в. Монголия была своеобразным перекрёстком интересов государств и отдельных личностей. Китай стремился вернуть утраченное господство, Советская Россия – установить пролетарскую гегемонию, а Япония уже тогда всерьёз подумывала о мировом владычестве.[1]

Огромное феодальное государство было лакомым куском для большевистской власти, а «призрак коммунизма» и мировой революции, казалось, стал осязаемым для кремлёвских руководителей. Несмотря на то, что масштабы сражений и численность противоборствующих сторон значительно уступали таковым на Урале, в Сибири и Забайкайле, здешним,

небольшими, по европейским меркам, воинским соединениями командовали весьма колоритные личности. Регулярной 5-й Красной армией и войсками Дальневосточной республики противостояла так называемая Азиатская дивизия под командованием Романа Фёдоровича Унгерна - Штернберга – немецкого барона, русского генерала и монгольского князя. Потомок немецких крестоносцев барон Унгерн пытался воссоздать древнюю империю Чингисхана, а коренной монгол Сухэ – Батор своей деятельностью способствовал триумфу социалистической идеологии, не имеющей к реалиям его родины практического никакого отношения.[2]

В наше время растет интерес к личностям, игравших значительную роль в событиях начала ХХ века. Барона Унгерна можно отнести к таким личностям. Его образ не однозначен, его либо очерняли, выставляя полным сумасшедшим, либо наоборот возносили, восхваляя его как прирождённого воина. Поэтому необходимо взглянуть на эту личность с беспристрастной стороны, не осуждать и восхвалять его, а, оценивая только его поступкам и мысли которые стоят мыслям которые стоят за его делами.

Тема достаточно актуально в наше время т.к. растёт интерес к этой загадочной и неоднозначной личности сыгравшей противоречивую роль в истории Росси и Монголии. Можно выделить следующую цель, которую я ставлю в своей работе:

Это осветить не только деятельность Барона Унгерна, но и дать оценку его личным качествам, раскрыть внутренний мир, показать, что стояло за его действиями, ненормальная страсть больного человека, или продуманные действия блестящего стратега, а также привести разные точки зрения нескольких авторов по наиболее спорным вопросам.

В данной дипломной работе я ставила перед собой следующие задачи:

Это, во-первых: раскрыть основные моменты биографии барона Унгерна.

Во-вторых, исследовать его основные военные операции, в частности это походы Унгерна в Монголию, и Советскую Россию.

В-третьих, раскрыть основные моменты его идеологи взглядов т.к. именно они лежала в основе всех его планов и действий.

 

Источники

Об Унгерне написано немало работ, как советскими исследователями, так и историками белой эмиграции.

Немалый интерес представляют книги воспоминаний. Среди них - книга Ф.Оссендовского « И звери, и люди, и боги». Впервые она вышла в 1922г. в Лондоне, а в 1925г. Была опубликована на русском языке. Её автор был министром финансов в правительстве Колчака. После разгрома армии Колчака Оссендовский, бежал и временно находился на территории Монголии, где и встретился с Унгерном. Он показывает Унгерна человеком чрезвычайно жестоким, погубившим много человеческих жизней, называет его «проклятым демоном войны».[3]

Шумяцкий Б.З.был уполномоченным Народного Комиссариата иностранных дел РСФСР в Сибири и Монголии, воевал лично с Унгерном. Именно он сформулировал некоторые характеристики Унгерна в своей книге «Народы Дальнего Востока», которые легли в основу всей советской историографии об этом белом генерале. И с этого времени вся советская историография стала называть Унгерна «Японским наймитом», действовавшим в интересах Токио.[4]

Воспоминания Д.П.Першина «Барон Унгерн, Урга и Алан-Булак» содержат ряд интересных сведений о положении в Урге до и после её захвата Унгерном, а также о самом Унгерне. Першин был с 1925г. - управляющий Монгольским Национальным банком в Урге. в Нём некоторую жестокость. Унгерн импонировал Першину, прежде всего тем, что является стойким и способным борцом против большевиков и советской власти.[5]

В 1934г. В Шанхае были опубликованы воспоминания адъютанта начальника Азиатской конной дивизии А.С Макеева под заголовком «Бог войны - барон Унгерн». В книге кратко освещается история дивизии, начиная с выхода её из Даурии и кончая поражением Унгерна и его пленением. Дается справка о роде Унгернов-Штернбергов, показаны битвы за Ургу, исключительна храбрость барона, его свирепость и жесткость, особенно по отношению к большевиками евреям. Описывается зверства приближенных барона-Сипайлова, Бурдуковского, Безродного и других палачей. Автор пишет, что Унгерн постепенно превратился в маньяка и вся дивизия подняла бунт против него. Сам Макеев активно участвовал в заговоре против Барона.[6]

Так же из книг воспоминаний хотелось бы выделить К.К.Байкалова, К.Носкова, А.В.Бурдукова. Байкалов - храбрый и опытный командир Красной армии, который вёл военные действия против есаула Кайгородова, союзник Унгерна в Западной Монголии. Носков - поручик, начальник осведомительного отдела белогвардейского отряда Кайгородова. Автор осуждает Унгерна и его ближайших сподвижников, которые вовлекли в кровавые события в Монголии многих российских беженцев. В книге Бурдукова содержится интересный материал о борьбе монголов с белогвардейским отрядами в Западной Монголии.[7]

Так же использовались сборники документов[8]В них отражалась довольно широкая проблематика: деятельность Унгерна, а также красных монголов, современная борьба красных монголов и частей Красной армии против

Унгерна, монгольская политика советского правительства и Коминтерна в период пребывания Унгерна в Монголии и его походов оттуда в советскую Сибирь и ДВР.

По этой теме есть большой пласт, в и архивных документов, к сожалению, они для меня недоступны, но на них основываются ключевые монографии по теме Белов Е. «Барон Унгерн фон Штенберг» М.,2003; Юзефович Л.Самодержец пустыни. Сайт http://www.militera.lib.ru; Цибиков Б. «Разгром Унгеровщины». Улан-Удэ,1947[9]

Наиболее важными документами считаются письма Унгерна князьям и высшим ламам Внешней и Внутренней Монголии, Барги, военным Губернаторам Хэйлунцзяеской (Цинской) провинции и Алтайского округа, руководителям белогвардейских отрядов в Монголии и Синьцзяне, казахам, мусульманам Синьцзяна, своим агентам в Маньчжурии и Пекине. Важнейшими документами являются протоколы допросов пленного Унгерна. Допросы производились:27 августа 1921г. В Троицкосавске в штабе Экспедиционного корпуса 5-й армии,1и 2 сентября в Иркутске в штабе 5-й армии,7 сентября в Новониколаевске (Новосибирске) в штабе Сибирского военного округа.

 

ИСТОРИОГРАФИЯ

Барон Унгерн фон Штенберг (1887-1921)-неординарная, яркая личность. Храбрый офицер, жестокий генерал, убежденный противник революций, враг большевиков и евреев, яркий монархист, бессребреник и мистик. Его имя неразрывно связано с Монголией, северную часть которой он завоевал в 1921г., выбил оттуда китайские войска и восстановил на троне главу монгольской ламаистской церкви Джебцзун-Дамба-хутухту VII.[10]

Об Унгерне написано немало работ, как советскими исследователями, так и историками белой эмиграции. Самой значительной работой в советской историографии о белогвардейском бароне является монография Б.Цибикова «Разгром унгеровщины», изданная в 1947г. в Улан-Удэ. В монографии охвачен широкий круг вопросов: положение во Внешней Монголии накануне прихода туда Унгерна, походы последнего в Халху и из Халхи в советскую Сибирь и ДВР, причины поражения «унгеровщины другие. Книга содержит интересный фактический материал, в том числе архивный. Однако над всем этим материалом довлеет концепция: Унгерн –«прямой агент японского империализма», «унгеревщина», выполняла «социально-политический заказ»империалистических кругов Японии.[11]

В небольшой монографии А.Н.Кислова «Разгром Унгерна» исследуются в основном на архивных материалах, боевые действия 5-й Краснознамённой армии против войск Унгерна после их вступления в конце мая – начале июня 1921г. в Советскую Сибирь и ДВР.[12]

В1993г.Л.Ю.Юзефович издал документальный роман об Унгерне «Самодержец пустыни», который читается с большим интересом, автор впервые в нашей литературе выразил сомнение в том, что Унгерн является агентом Японии. Вслед за Юзефовичем С.К.Рощин в статье «Унгерн в Монголии» назвал «известной натяжкой «утверждение советских историков о том, что Унгерн был ставленником японского империализма.[13]

В капитальной монографии С.Г.Лузянина «Россия – Монголия – Китай в первой половине XX В.» анализирует ряд событий, связанных с пребыванием Унгерна в Монголии и борьбой Советской Росси с ним. Вот одно из интересных заключений автора: «Унгерн, устранив Китай из Монголии, превратил её в потенциальную «зону» для российской гражданской войны. Советское руководство теперь могло ориентировать свою монгольскую политику не только на цели освобождения монгольского народа от китайского и унгеровского режимов, но и уничтожение классового врага на чужой территории, расширяя, таким образом, революционной плацдарм на Востоке»[14]

Академик Б. Ширендыб в 50-70-хгодах написал ряд книг о Монгольской народной революции1921года. Важной составной частью этой революции была борьба красных монголов, при поддержке Советской России, против Унгерна. Поэтому в книгах Ширендыба Унгерн занимает большое место.[15]

Так же нельзя не отметить книгу Е.Белова «Барон Унгерн фон Штернберг» Биография. Идеология. Военные походы1920-1921гг.Аврот применяет широкий источниковедческий материал, пытается проследить весь жизненный путь барона, дать оценку го поступкам.[16]

Барон Унгерн фон Штернберг - личность, несомненно, незаурядная и загадочная, до сих пор притягивающая интерес историков. С ним ясно все, и одновременно непонятно ничего. Вся советская, а затем практически вся постсоветская история в вопросе о бароне Унгерне фон Штернберге основывалась (и основывается) на мифах, авторами которых были господа товарищи Шумяцкий (уполномоченный НКИД в Сибири и Монголии и член Реввоенсовета 5-й Краснознаменной армии) и Е.Ярославский (Губельман) (в 1921 г. член Сибирского бюро РКП (б), обвинитель на судебном процессе против Унгерна, в дальнейшем, с 1939 г., академик АН СССР - историк партии большевиков и атеизма).[17]

Миф первый: "Барон был сумасшедший маньяком".

Если говорить серьезно, то окончательный диагноз барону мог бы поставить только психиатр, а этого никто из медиков даже заочно не пытался сделать. Это по обывательским меркам он был сумасшедший, но сумасшедший ровно настолько, насколько им мог быть человек, который провел на войне почти 6 лет, каждый день, сталкиваясь со смертью, грязью и кровью. [18]

По мнению Юзефовича, скорее всего, можно говорить о глобальной переоценке ценностей, связанной с воздействием войны, под влиянием падения традиционного уклада жизни общества, когда человеческая жизнь потеряла ценность, а понятия добра и зла получили иной оттенок.[19]

В таком случае барон был продуктом своего времени и обстоятельств (более подробно процесс такой переоценки ценностей показан в фильме Ф. Копполы "Апокалипсис наших дней"). Все поступки барона (обет трезвости и введение сухого закона накануне выступления в поход на Ургу, дипломатичность, умелое использование обычаев монголов и китайцев, принципы идеологии) говорят о наличии трезвого рассудка.[20]

Белов полагает, что Унгерн был необычной личностью (отчаянно храбрый, неординарно мыслящий, обладающий огромными знаниями в области религий и культов, философии, обладающий практически неограниченной властью и при этом абсолютно бескорыстный), большим идеалистом (а как показал XX век, за большими идеями всегда следовала большая кровь) и поэтому вызывал сомнения в своей адекватности среди окружавших его людей, зачастую отбросов общества, живущих весьма примитивными понятиями. [21]

Юзефович в своих работах касается вопроса кровожадности и жестокости барона, то ответ можно искать в его же словах: "против убийц у меня есть только одно средство - смерть". К тому же Унгерн ничем не отличался от других идеалистов первой половины прошлого века (Ленин, Троцкий и Гитлер) в стремлении перевоспитать людей, вырастить "новую расу", а тех, кого перевоспитать уже было нельзя, следовало уничтожить (что значит какой-то там отдельный человечек или несколько тысяч по сравнению с глобальной идеей?). Это уже лежит в области психологии и социологии, но не психиатрии.[22]

Все поступки барона, его мистицизм, создание легенд о героических предках и поиск истины на Востоке (что очень модно и в наше время) говорят не о сумасшествии, а о незрелости его личности и стремлении заполнить чем-то внутреннюю душевную пустоту.

Миф второй: "Барон был японским шпионом".

По этому предположению Цибиков считает, что возможно, атаман Семенов был подкуплен японцами (что тоже весьма сомнительно и никем не доказано), однако в отношении Унгерна данный тезис явно придуман советскими чекистами с целью еще более опорочить личность одиозного барона.[23]

В ОГПУ-НКВД-МГБ очень любили предъявлять подобные обвинения полагает Цибиков. По воспоминаниям очевидцев, в Конно-Азиатской дивизии Унгерна никто не имел права давать советы Унгерну под страхом быть исполосованным ташуром в самом лучшем случае. Наиболее "наглых" советчиков ждала смерть.[24]

Даже военный совет командиров дивизии впервые был собран лишь накануне второго штурма Урги. Находившийся в составе Конно-Азиатской отряд японских добровольцев еще не означает, что Унгерн был "японским наймитом".[25]

Кислов в своей работе, по этому вопросу приводит следующее мнение: «До определенного момента Японии действительно были выгодны военные операции Унгерна, направленные на изгнание китайских войск из Монголии.

Однако вряд ли бессребреник Унгерн думал о службе в интересах Японии. Его планы простирались гораздо дальше, он мыслил совершенно другими категориями. Сама же дивизия комплектовалась по добровольческому принципу, и поступить в нее мог каждый.»[26]

Миф третий: "Барон был белогвардейским генералом".

Рощин в своей статье «Унгерн, а Монголии» говорит о следующем: «Белой гвардией" первые добровольцы стали называть себя лишь в противовес "Красной гвардии". Как бы то ни было, под Белым Движением в истории принято называть антибольшевистские силы, лозунгом многих из которых, но не всех было восстановление "Единой, Неделимой Великой России", православная вера и борьба с большевиками».[27]

Да и сейчас упоминание барона современными историками среди генералов Белого Движения бросает тень на знамя Белой борьбы. Ведь ни в одной из белых армий насилие не было официально поощряемо лидерами, и было лишь проявлением жестокости отдельных личностей, а барон Унгерн массовое насилие и убийства по национальному или политическому принципу возвел в ранг официальной доктрины, так же, как и большевики.[28]

У Белова есть следующее мнение: «Был ли Унгерн антибольшевистским лидером - да, но отнюдь не белогвардейским. Он никогда не заявлял о том, что признает Деникина или Колчака, а над последним, по свидетельству соратников постоянно посмеивался. Кроме того, лозунг Белого Движения - "За Единую, Неделимую Великую Россию", как и целый ряд деятелей антибольшевистских сил Унгерн также отрицал. Его устремления лежали в иной плоскости - создание "Ордена военных буддистов", борьба с растлением Запада (упадком белой расы), восстановление монархий - в Монголии, Китае, России и, как конечная цель, создание Срединной Империи во главе с монгольским ханом.[29]

При этом в состав Империи должны были войти обширные земли русского Дальнего Востока, Сибири, Средней Азии, народ не способен самоорганизовываться". Унгерн подчеркивал, что "он нее2-русский патриот". Кроме того, Унгерн, бывший от рождения протестантом, объявил себя буддистом и принял монгольское подданство.[30]

Многие могут возразить, ссылаясь на то, что барон Унгерн признавал свою подчиненность атаману Семенову - а он, дескать, был настоящим белогвардейцем. Действительно, 4 января 1920 г. (по новому стилю) Верховный Правитель России адмирал А.В. Колчак назначил атамана Семенова Главнокомандующим всеми вооруженными силами и походным атаманом всех казачьих войск в Восточной Сибири и Дальнем Востоке. Но до этого момента Семенов не признавал Колчака Верховным, не послал ни одного солдата на противобольшевистский фронт, не забывая при этом грабить колчаковские эшелоны. Сам же Унгерн попадавшихся ему колчаковских офицеров зачастую ставил к стенке мобилизовывал всех бывших русских подданных). О Семенове на допросе Унгерн сказал следующее: "я признавал Семенова официально только для того, чтобы оказать этим благоприятное воздействие на войска".[31] В октябре 1920 г. командующий Дальне-Восточной Русской армией генерал Вержбицкий (сам Семенов был главковерхом) издал приказ: "Начальник Партизанского отряда генерал-майор Унгерн, в последнее время, не соглашаясь с политикой Главнокомандующего атамана Семенова, самовольно ушел с отрядом к границам Монголии, в район юго-западнее г. Акши, почему генерал-майора Унгерна и его отряд исключить из состава вверенной мне армии".[32] Можно спорить, начал ли Унгерн свой первый поход на Ургу с тайного благословения атамана Семенова, или нет, но формально с этого момента Унгерн уже не подчинялся Семенову, и стал полностью самостоятельным командиром отдельной армии. Сам Унгерн по этому поводу сказал на допросе: "Семенов не давал мне деньги, а раз не давал, то и не мог командовать"[33]

Миф четвертый: "Барон был диктатором Монголии".

Ширендыб считает весьма сомнительное утверждение. Барон, по его словам, лишь боролся за восстановление всех свергнутых монархий". После того, как Богдо-хан вновь воцарился на престоле в Халхе, Унгерн благоразумно не стал вмешиваться в его политику, а занялся подготовкой следующего этапа своего грандиозного плана - похода в Китай с целью восстановления династии Циней.[34]

Когда в начале марта 1921 г. Богдо-хан формировал правительство Автономной Внешней Монголии (Халхи), Унгерна даже не было в Урге, он был в походе на юге, где участвовал в битве под Чойри-Сумэ. Унгерн лишь потом был назначен Главнокомандующим вооруженных сил Халхи.[35]

То, что для вербовки монголов-добровольцев в ряды Конно-Азиатской

Унгерн использовал, как бы сказали сейчас, PR-акции, еще не означает, что он обладал диктаторскими полномочиями. Настоящая же мобилизация монголов происходила не по приказу барона, не им лично и не в ряды Конно-Азиатской дивизии.[36]

Приняв из рук барона независимость, монгольские князья быстро забыли о какой бы то ни было благодарности. Планы похода в Китай провалились, в дивизии началось разложение, вызванное бездействием, возникла реальная угроза со стороны монголов, и у барона не оставалось другого выхода, как выступить против ДВР. Безусловно, война с большевиками была в планах Унгерна, но планировал он эту войну на более поздний срок.[37]

ГЛАВА 1 ИДЕОЛОГИЯ БАРОНА УНГРЕНА

§1 Начало военной карьеры Унгерна

Биография Унгерна также полна загадок и противоречий, как и сам барон.

Предки барона поселились в Прибалтике в XIII веке и принадлежали к Тевтонскому ордену.[38]

Роберт-Николай-Максимилиан Унгерн фон Штернберг (в дальнейшем Роман Федорович) родился по одним сведениям, 22 января 1886 г. на острове Даго (Балтийское море), по другим - 29 декабря 1885 г. в г. Граце, Австрия.

Отец Теодор-Леонгард-Рудольф, австриец, мать Софи-Шарлотта фон Вимпфен, немка, уроженка Штутгарта. [39]

Роман учился в Николаевской гимназии г. Ревеля (Талин), но был исключен за проступки. После этого, в 1896 г., мать отдала его в Морской кадетский корпус в С-Петербурге.[40]

После начала русско-японской войны 17-летний барон бросил учебу в корпусе и поступил вольноопределяющимся в пехотный полк. За храбрость в боях получил светло-бронзовую медаль "В память русско-японской войны" и звание ефрейтора.[41]

После окончания войны умерла мать барона, а он сам поступил в Павловское военное училище в С-Петербурге. В 1908 г. барон выпускается в 1-й Аргунский полк Забайкальского казачьего войска. Приказом от 7 июня 1908 г. ему присвоили звание "хорунжий". [42]

В феврале 1910 г. Унгерн переведен в Амурский казачий полк в Благовещенске командиром команды разведчиков. Участвовал в трех

карательных экспедициях по подавлению бунтов в Якутии. Неоднократно дрался на дуэлях.[43]

5 октября 1912 г. произведен в сотники.

После начала восстания монголов против Китая подает прошение о разрешении поступить добровольцем в монгольские войска (в июле 1913 г.). В результате назначается сверхштатным офицером в Верхнеудинский казачий полк, расквартированный в г. Кобдо (по другим сведениям, в казачий конвой русской консульской миссии). [44]

По версии барона Врангеля, фактически барон Унгерн служил в монгольских войсках. В Монголии Унгерн изучает буддизм, монгольские язык и культуру, сходится с виднейшими ламами.[45]

13 декабря 1913г. Унгерн уходит в отставку. Где он был следующие полгода, остается загадкой. [46]

В июле 1914 г. с началом Первой Мировой войны Унгерн был призван на военную службу по мобилизации, с 6 сентября стал командиром сотни в 1-м Нерчинском полку 10-й Уссурийской дивизии армии генерала Самсонова. Воевал храбро, совершая диверсионные вылазки в тыл к немцам.

Был награжден пятью орденами: Св. Георгия 4 ст., орденом Св. Владимира 4 ст., орденом Св. Анны 4-й и 3-й ст., орденом Св. Станислава 3-й ст.

В сентябре 1916 г. произведен в есаулы. [47]

В октябре 1916 г. в комендатуре г. Черновцы барон в пьяном виде ударил дежурного прапорщика Загорского шашкой. В результате Унгерн был приговорен к 3-м месяцам крепости, которые он так и не отсидел.[48]

В июле 1917 г. Временное Правительство поручило есаулу Семенову (однополчанину барона) сформировать добровольческие части из монгол и бурят в Забайкалье. Вместе с Семеновым барон оказался в Забайкалье. Дальнейшая одиссея Унгерна частично описана ниже. [49]

А 15 сентября 1921 г. один из самых загадочных и одиозных вождей Гражданской войны был расстрелян в г. Новониколаевске (ныне Новосибирск) по приговору Сибирского ревтрибунала. Месторасположение могилы барона Р.Ф. Унгерна фон Штернберга неизвестно.[50]

§ 2 Проблемные аспекты идеологии барона Унгерна

Почти во всех своих переписках барон не упускал поделиться своими взглядами на духовно-нравственное и политическое состояние человечества.

Земной шар он делил на Запад и восток, а всё человечество – на белую и жёлтую расы.[51]

На допросе 27августа Унгерн говорил: «Восток должен непременно столкнуться с Западом. Культура белой расы, приведшая европейские народы к революции, сопровождающаяся веками всеобщей нивелировкой, упадком аристократии и прочее, подлежит распаду и замене жёлтой культурой, образовавшейся 3000лет тому назад и до сих пор сохранившийся в непривосеовенности»[52]

Пресловутой жёлтой опасности для барона не существовало; напротив, опасность жёлтой расе, по его мнению, исходила от белой расы с её революциями и разлагающейся культурой.[53]

В письме китайскому генералу-монархисту Чжан Куню от16февраля 1921г. Унгерн писал: «Моё всегдашнее убеждение, что ожидать света и спасения можно только с востока, а не от европейцев, испорченных в самом корне даже до самого молодого поколения, до молодых девиц включительно»[54]

В другом письме барон утверждал: «Я твёрдо верю, что свет идёт с Востока, где не все ещё люди испорчены Западом, где свято, в неприкосновенности хранятся великие начала добра и чести, посланные людям Небом».[55]можно только с востока, а не от европейцев, испорченных в самом корне даже до самого молодого поколения, до молодых девиц включительно»[56]

В другом письме барон утверждал: «Я твёрдо верю, что свет идёт с Востока, где не все ещё люди испорчены Западом, где свято, в неприкосновенности хранятся великие начала добра и чести, посланные людям Небом».[57]

Унгерн был фанатически убежден, что для спасения Востока, желтой расы от революционной заразы, идущей с Запада, необходимо восстановление на тронах царей и создание мощного Срединного (Центрально-Азиатского) государства от Амура до Каспийского моря во главе с «маньчжурским ханом» (императором).[58]

Барон питал ненависть к любым революционерам, которые свергали монархии. Поэтому он решил посвятить свою жизнь и деятельность восстановлению монархий. В марте 1921г. он писал монгольскому князю Найман-вану: «Моя цель-это восстановление монархий. Выгоднее всего начать это великое дело с Востока, монголы для этой цели самый надёжный народ…Я вижу, что свет идёт с Востока и принесёт счастье всему человечеству».[59]

Более пространно эту идею барон развивал в письме от 27 апреля1921г. баргутскому князю-монархисту Цэндэ-гуну:

«Революционное участие начинает проникать в верный своим традициям Восток. Ваше Сиятельство своим глубоким умом понимает всю опасность этого разрушающего устои человечества учения и сознает, что путь к охранению от этого зла один-восстановление царей. Единственное, кто может сохранить правду, добро, честь и обычаи, так жестоко попираемые нечестивыми людьми-революционерами, это цари. Только они могут охранять религию возвысить веру на земле. Нелюди корыстны, наглы, лживы, утратили веру и потеряли истину, и не стало царей. А с ними не стало счастья, и даже люди, ищущие смерти, не могут найти ее. Но истина верна и непреложна, а правда всегда торжествует; и если начальники будут стремиться к истине ради нее, а не ради каких-либо своих интересов, то, действуя, они достигнут полного успеха, и небо ниспошлёт на землю царей. Самое наивысшее воплощение царизма - это соединение божества с человеческой властью, как был Богдыхан в Китае, Богдо-хан в Халхе и в старые времена русское цари».[60]

Итак, Унгерн был убежден, что на земле будет порядок, люди будут счастливы только в том случае, если высшая государственная власть окажется в руках царей. Власть царей - это божественная власть.

Почти во всех письмах Унгерна утверждается, что «свет с Востока» замерцает над всем человечеством. Под «светом Востока» Унгерн имел в виду восстановление царей.[61]

«Я знаю и верю, - писал он губернатору Алтайского округа генералу Ли Чжанкую, - что только с Востока может идти свет, единый свет для существования государства на началах правды, этот свет восстановление царей».[62]

Стало быть, Унгерн хотел «свет с Востока «т.е. восстановление царей, распространить на всё человечество. В воображение барона замысел гигантский.[63]

Своеобразный, с нашей точки зрения, Унгерна был взгляд на китайские войска которые он разобьёт в Монголии. Он считал их революционными большевистскими войсками. На самом деле это было обычное мелитаристкое войско. Но у барона было своё объяснение на этот счет. Вот, что он писал 16 февраля 1921г. губернатору Хэйлунцзяеской провинции генералу Чжан Куню: «Многие китайцы винят меня в пролитой китайской крови, но я полагаю, что честный воин обязан уничтожать революционеров, к какой бы нации они не принадлежали, ибо они не что иное, как нечистые духи в человеческом образе, заставляющие первым делом уничтожать царей, а потом идти брат на брата, сын на отца, внося в жизнь человеческую одно зло».[64]

По-видимому, Унгерн полагал, что если войска пришли из страны, в которой была свергнута Цинская династия и она стала не монархической, а республиканской, то, значит, и её войска стали революционными. Реакционного президента Китайской Республики Сюй Шичана Барон называл «Революционером-большевиком». Он также революционерами Бэйянских генералов только за то, что они не выступили против республики.

Унгерн считал, сто высшая власть, а государстве должна находиться в руках царя.[65]

«Я смотрю так,- говорил он на допросе 1-2 сентября в Иркутске,- царь должен быть первым демократом, а государстве. Он должен стоять вне класса, должен быть равнодействующим между существующими в государстве классовыми группировками…Царь должен опираться на аристократию и на крестьянство. Один класс без другого жить не может».[66]

По Унгерну, цари управляют государством, опираясь на аристократию. Рабочие и крестьяне не должны участвовать в управление государством.

Барон ненавидел буржуазию, по его мнению, она «душит аристократов».[67]

Финансистов и банкиров он называл « самым большим злом». Но он не раскрывал содержание этой фразы. Единственная праведная власть, с его точки зрения, - это абсолютная монархия, опирающаяся на аристократию.[68]

Приверженность идее монархизма привела Унгерна к борьбе советской властью. На допросе 27 августа он заявил, что идея монархизма - главное, что его толкало на путь борьбы с Советской Россией.[69]

«До сих пор всё шло на убыль,- говорил он,- а теперь должно идти на прибыль и повсюду будет монархия, монархия». Свою уверенность в этом он якобы нашёл Священном писании, в котором, по его мнению, есть указание не то, что «это время наступает».[70]

Почему Унгерн выступал так твёрдо и убежденно за монархию в Росси? Это он объяснил, а приказе 15 от 21 мая1921г. В нём он приводит такую мысль: Россия много столетий оставалась могущественной крепко сплочённой империей, пока революционеры вместе с общественно - политической и либерально-бюрократической интеллигенцией не нанесли ей удар, поколебав её устои, а большевики дело разрушения довели до конца. Как снова восстановить Россию и сделать её мощной державой? Надо восстановить у власти законного хозяина Земли Русской Императора Всероссийского, каковым, по мнению Унгерна должен стать Михаил Александрович Романов (его уже не было в живых, но барон по видимому, об этом не знал).[71]

Не Раз он повторял в своих письмах, что без царей жить нельзя, ибо без них не земле всегда будет беспорядок, моральное разложение, и люди никогда не добьются счастливой жизни.[72]

А какую же счастливую жизнь предлагал людям Унгерн?

Рабочие и крестьяне должны работать, но не участвовать в управление государством. Царь должен управлять государством, опираясь на аристократию. На допросе в штабе 5-й армии (Иркутск ,2 сентября 1921г.) он изрёк такую тираду: «Я за монархию. Без послушания нельзя, Николай I, ПавелI – идеал всякого монархиста. Нужно жить и управлять так, как они управляли. Палка, прежде всего. Народ стал дрянной, измельчал физически и нравственно. Ему палку надо».[73]

Сам Унгерн был крайне жестоким человеком. По его личным приказом за малейшую провинность, а то и ни за что, пороли и растеривали офицеров, военных чиновников, врачей. Наказаниями являлось: сидение на крышах домов в любую погоду, на льду, битье палками, утопление в воде, сжигание людей на кострах. Ташур барона часто гулял по головам, спинам и животам офицеров и солдат. Его удары испытывали даже такие палачи, как Сипайлов, Бурдуковский и генерал Резухин. В то же время он верил гадалкам, ворожеям, они при нём находились постоянно. Без их гаданий и предсказаний он не начинал ни одного похода, ни одного боя.[74]

Программа Унгерна покоилась на идеологии, выводившей его далеко за рамки Белого движения. Она близка японскому паназиатизму или, по Владимиру Соловьеву, панмонголизму, но не тождественна ему. Доктрина «Азия для азиатов» предполагала ликвидацию на континенте европейского влияния и последующую гегемонию Токио от Индии до Монголии, а Унгерн возлагал надежды именно на кочевников, которые, по его искреннему убеждению, сохранили утраченные остальным человечеством, включая отчасти самих японцев, изначальные духовные ценности и потому должны стать опорой будущего миропорядка.[75]

Когда Унгерн говорил о «желтой культуре», которая «образовалась три тысячи лет назад и до сих пор сохраняется в неприкосновенности», он имел в виду не столько традиционную культуру Китая и Японии, сколько неподвижную, в течение столетий подчиненную лишь смене годовых циклов, стихию кочевой жизни. Ее нормы уходили в глубочайшую древность, что, казалось, непреложно свидетельствует об их божественном происхождении. Как писал Унгерн князю Найдан-вану, оперируя конфуцианскими понятиями, только на Востоке блюдутся еще «великие начала добра и чести, ниспосланные самим Небом».[76]

Кочевой образ жизни был для Унгерна идеалом отнюдь не отвлеченным. Харачины, халхасцы, чахары не разочаровали барона, не оттолкнули своей первобытной грубостью.[77]

В его системе ценностей грамотность или гигиенические навыки значили несравненно меньше, нежели воинственность, религиозность, простодушная честность и уважение к аристократии. Наконец, важно было, что во всем мире одни только монголы остались верны не просто монархии, но высшей из ее форм — теократии.[78] Он не фальшивил, когда заявлял, что «вообще весь уклад восточного быта чрезвычайно ему во всех подробностях симпатичен».Унгерн предпочел жить в юрте, поставленной во дворе одной из китайских усадеб. Там он ел, спал, принимал наиболее близких ему людей.[79]

Разумеется, Унгерн и чисто по-актерски играл выбранную им для себя роль, но это была роль действующего лица исторической драмы, а не участника маскарада. Сам он, пусть не вполне осознанно, должен был ощущать свой туземный стиль жизни чем-то вроде аскезы, помогающей постичь смысл бытия.[80]

 

§3 Идея создания Центрально-Азиатского государства

На допросах Унгерн говорил, что целью его похода в Монголию кроме изгнания оттуда китайских войск являлось объединение всех монгольских племен в единое государство и на его основе создание мощного

Срединного (Центрально – Азиатского) государства. В основу плана создания такого государства он положил идею о неизбежности столкновения Востока с Западом, откуда исходила опасность белой расы жёлтой расе.[81]

Идея объединения монгольских племён в одно государство не была новой. Ее выдвинули халхаские духовные и светские феодалы в 1911году, когда Халха фактически отделилась, от Китая и хотели присоединить к Халхе Внутреннюю Монголию, Западную Монголию Баргу и Урянхайский край (Туву) и просили царскую Россию помочь им в этом предприятии.[82]

Но царская Россия не смогла оказать помощи в этом предприятии. Те же самые монгольские земли хотел объединить в единое государство и Унгерн.

Если судить по его письмам, то он особое внимание уделял Внутренней Монголии и, прежде всего за присоединение Внутренней Монголии. Это-Югуцзур-хутухта, князья Найман-вану и Найден-гун.[83]

В письме Югуцзур-хутухта Унгерн называл его «самым энергичным деятелем Монголии» и возлагал на него самую большую надежду как на объединителя Монголии.[84]

В другом письме Унгерн называл Югуцзур-хутухта «главным соединительным мостом» между халха-монголами и внутренними монголами. Но возглавить восстание, считал Унгерн, должен Найден-гун.[85]

Найден-гуну Унгерн писал, чтобы он «старался всеми силами перетянуть на

свою сторону Внутреннюю Монголию». Он надеялся, что князья и ламы Внутренней Монголию поднимут, восстание Унгерн обещал внутренним монголам помочь оружием.[86]

Идея Унгерна заключалась не только в объединении всех монгольских земель, а единое государство, но и предусматривала создание более широкого и более мощного государства в Центральной Азии. Архивные материалы явствуют, что оно, кроме монгольских земель, должно было включать в себя Синьцзян, Тибет, Казахстан, кочевые народы Сибири, и Среднеазиатских владений.[87]

Вновь созданное государство – Унгерн называл его Срединным государством – должно было выступить против «зла», которое несёт Запад, и защищать великую культуру востока.[88]

Под «злом Запада» Унгерн подразумевал революционеров, социалистов, коммунистов, анархистов и его разлагающуюся культуру с её «безверием, безнравственностью, предательством, отрицанием истины добра»[89]

Однако все эти обещания превратились в пустой звук, ибо на деле Сюй и его чиновничье окружение проводили совсем иной курс. Так, например, большая часть торговых пошлин шла в китайскую казну. В Урге был открыт китайский государственный банк, который обеспечивал монопольное положение китайской валюты на внутреннем рынке. Китайские власти потребовали от монголов выплатить долги.[90]

Поскольку китайские купцы продавали монголам товары в долг под большие проценты, то к 1911 г. многие араты оказались в долговой зависимости от них. Монгольские князья брали деньги в ургинском отделении Дайцинского банка и тоже оказались в должниках. Общий размер долга внешних монголов китайцам в 1911 г. составлял около 20 млн. мексиканских долларов В 1911-1915 гг. Внешняя Монголия фактически была независимой страной и, конечно же, не платила долги.[91]

Не платили монголы долги и после Кяхтинского соглашения 1915 г., ибо автономный статус Внешней Монголии давал им такую возможность. Но теперь китайская администрация во Внешней Монголии, опираясь на военную силу, стала выколачивать долги. Причем китайские купцы-ростовщики приплюсовывали к основному долгу процентные наращения за 1912-1919 гг., размер долга, таким образом, фантастически возрастал.[92]

Тяжелым бременем на монголов ложилось снабжение китайских войск продовольствием. В силу своей бедности они не всегда могли обеспечивать продуктами китайские войска. Последние прибегали к мародерству и грабежам мирного населения.[93]

Китайским солдатам жалованье платили нерегулярно, что также толкало их к грабежам. Не получая жалованья несколько месяцев, солдаты Ургинского гарнизона 25 сентября 1920 г. хотели поднять бунт. Назревал крупный грабеж. Чтобы его предотвратить, китайские купцы и русская колония собрали 16 тыс. долл. и 800 баранов для китайских солдат.[94]

Д.П. Першин дает такую характеристику китайским солдатам Ургинского гарнизона: «Китайская солдатня являлась людскими подонками, отбросами, способными на всякое насилие, для которой честь, совесть, жалость были только пустые звуки.[95]

Может быть, Першин излишне ужесточает характеристику китайских солдат, но суть ее схвачена правильно. Действительно, солдаты войск китайских милитаристов в большинстве своем состояли из люмпен-пролетариев. Ждать от них хорошей военной выучки, крепкой дисциплины не приходилось. И этот фактор сыграл немаловажную роль в боях Унгерна за Ургу с превосходящими в несколько раз по численности китайскими войсками.[96]

Китайская военщина вела себя беспардонно в полихческом плане. Сюй Шучжэн заставил Джебцзун Дамба-хутухту в главном монастыре Урги Их-Хурэ трижды поклониться портрету китайского президента Сюй Шичана (январь 1920 г.). Эта унизительная церемония оскорбляла национальные и религиозные чувства монгольского народа. Перед своим отъездом в Китай генерал Сюй провел репрессии в отношении ряда видных политических и военных деятелей. Были арестованы и посажены в тюрьму герои борьбы с китайскими войсками в 1912 г. Хатан-Батор Максаржав и Манлай-Батор Дамдинсурэн. Последний умер в тюрьме.[97]

Идея изгнания китайских войск зрела в самых различных слоях внешних монголов. Однако они понимали, что своими силами не добьются осуществления этой цели, и поэтому возлагали надежды на помощь извне. Монгольские князья и ламы обратились с письмами и петициями к американскому и японскому правительствам оказать им помощь в свержении китайского ига, но ответа не получили.[98]

19 марта 1920 г. князья и ламы направили письмо Уполномоченному Российского правительства. В нем речь шла о том, как внешние монголы добились независимости в 1911 г., о Кяхтинском соглашении 1915 г., о ликвидации автономии Внешней Монголии в 1919 г. и тяжелейшем положении народа под гнетом генерала Сюй Шучжэна, выступая не только против жестокого военного режима, который установился во Внешней Монголии, но и против Кяхтинского соглашения, ликвидировавшего ее фактическую независимость. [99]

Однако, видимо, понимая, что Советская Россия не согласится на статус независимой от Китая Внешней Монголии, авторы в конце письма предлагают «восстановить вновь автономное управление» Халхи и Кобдоского округа. это письмо фактически являлось письмом Ургинского правительства.[100]

Летом 1920 г. в Китае разгорелась борьба между различными группировками бэйянских милитаристов. В июле аньфуистская группировка, к которой принадлежал Сюй Шучжэн, потерпела поражение от чжилийской группировки. Сюй Шучжэн был отозван в Пекин. После отъезда Сюя власть в Халхе забрал в свои руки начальник гарнизона Урги генерал Го Сун-лин. Китайская военщина повела себя еще более разнузданно, мародерствовала, грабила и сажала под арест монголов. Го Сунлин арестовал за антикитайские настроения Джебцзун-Дамба-хутухту, который просидел 50 дней в отдельном (не дворцовом) помещении. Солдафоны арестом хутухты хотели напугать монголов, показать свою силу перед ними. Но это была глупость с их стороны. Арест главы монгольской ламаистской церкви вызвал новую волну недовольства и ненависти монголов к китайцам.[101]

Вместо Сюй Шучжэна Пекин послал во Внешнюю Монголию генерала Чэнь И, который был амбанем в Урге с 1917 г. до осени 1919 г. Он освободил из-под ареста Джебцзун-Дамба-хутухту и разрешил ему жить в одном из его дворцов на р. Тола у подножья горы Богдо-ула, считавшейся у монголов священной. Однако теперь дворец охраняли не монгольские цирики, а китайские солдаты.

По существу хутухта оказался под домашним арестом.[102]

Го Сунлин не хотел подчиняться Чэнь И, игнорировав последнего, считая себя хозяином Монголии Противоречия между двумя главными начальниками ослабляли китайскую власть в Халхе.

В это время ненависть монголов к китайским амии-нам достигла высокого уровня, что создавало благоприятные условия для похода Унгерна в Монголию.[103]

Глава 2 ВТОРЖЕНИЕ УНГРЕНА В МОНГОЛИЮ

 

§1 Захват Унгером Урги

Находясь относительно длительное время у границ Монголии, Унгерн неплохо знал обстановку в Халхе через своих лазутчиков. Не исключено, что некоторые князья приграничных хошунов имели с ним связь.[104]

12 сентября 1920 г. в Ургу вошел конный отряд русских казаков в 150 человек. Поэтому вполне вероятно, что этот отряд из 150 казаков был послан Унгерном с целью разведки обстановки и в Урге, и по дороге в Ургу: проверить, как будут реагировать китайские войска и китайские власти вот на такой смелый рейд русских казаков. На следующий день отряд ушел из Урги в неизвестном направлении. Вторгнуться средь бела дня в город, где находилось, по крайней мере, семитысячное китайское войско, могли лишь храбрые воины, посланные храбрым и опытным командиром. К числу таких командиров и относился барон Унгерн.[105]

2 октября 1920 г., по словам самого Унгерна, 800 конников перешли границу Восточной Монголии (Цэцэн-ханского аймака). В Азиатскую конную дивизию входили также обоз, пулеметная команда, батарея из четырех орудий, транспортная (автомобильная) рота и пять аэропланов. Таким образом, в Монголию вошли не менее одной тысячи унгерновцев. Барон послал князьям приграничных хошунов письма с предупреждением не оказывать сопротивление его дивизии. Но никакого сопротивления не оказывалось. Первым к Унгерну присоединился владетельный князь пограничного хо-шуна Санбэйсэ Лувсан Цэвэн. Хан Цэцэнханского аймака объявил мобилизацию молодых аратов (кочевников-скотоводов) с целью оказания помощи Унгерну.[106]

Из нескольких сот мобилизованных аратов был создан военный отряд, командиром которого стал Лувсан Цэвэн. Отряд присоединился к Унгерну. Они быстрым маршем двинулись к Урге и в конце октября достигли ее предместий. Завязались упорные бои с китайскими войсками.[107]

В агентурных донесениях в разведотдел штаба 5-й Краснознаменной армии о численности китайского гарнизона в районе Урги приводятся разные данные – 7, 8,9 и даже 10 тыс. человек, но чаще всего – 7-8 тысяч [108]

Бои унгерновцев и отряда Лувсан Цэвэна продолжались до 7 ноября, превосходство оказалось на стороне китайцев. По данным разведки 5-й армии, Унгерн потерял убитыми 100 человек, а китайцы – 500 .Унгерн отступил на восток от Урги километров за шестьдесят в район р. Керулен. Здесь он принял монгольское подданство, стал носить монгольский халат с погонами генерал-лейтенанта и Георгиевский крест, монгольскую шапочку и чапиги. Он посещал ламаистские храмы и молился.[109]

Дивизия переживала трудные дни: не хватало соли и муки, было много раненых и обмороженных. Унгерн послал вооруженного Хоботова (бывшего урядника, будущего полковника, весьма храброго человека) с отрядом на тракт Урга – Калган. Хоботов задерживал все китайские караваны, идущие в Ургу и Маймачэн, и отправлял их в расположение дивизии. Теперь солдаты и офицеры дивизии не испытывали голода, у них появилось достаточно продуктов.[110]

В Урге было неспокойно. В конце ноября китайская разведка раскрыла заговор монгольских сановников, которые «имели якобы связь с бароном Унгерном».

Началась новая волна арестов монголов. В тюрьму попали приближенные к Богдо-гэгэну князья Пунцагдорж, Цэцэн-ван Гомбосурэн, Эрдэни-ван Намсрай и другие. Китайские власти объявили мобилизацию проживающих в Урге и ее окрестностях китайцев. Как пишет Д.П. Першин, мобилизовывал «без разбора всех, кого возможно, и главным образом огородников, ремесленников и вообще всяких чернорабочих, не считаясь с их пригодностью к военной службе». Было мобилизовано около 2 тысяч мирных китайцев, которых стали обучать военному делу. У русского населения китайская военщина отбирала лошадей и повозки для нужд своих войск. Китайские власти бросали за решетку ни в чем неповинных, но более или менее богатых русских, бурят, монголов, чтобы за них получить денежный выкуп от родственников. Тюремщики получали деньги и отпускали арестованных на свободу.[111]

Ургинская военная разведка посылала к Унгерну монголов и бурят, чтобы они отравили барона. Но те, приезжая к Унгерну, откровенно рассказывали ему, с какой целью они прибыли на Керулен, показывали и отдавали ему яды, которыми их снабжали в Урге.[112]

Унгерн, находясь на Керулене, готовился к новому наступлению на Ургу. Но перед наступлением ему захотелось лично побывать в этом городе. В монгольском одеянии он проник в Ургу, доехал на своем белом коне до дома Чэнь И. Въехав во двор дома, барон слез с лошади, подозвал к себе китайского солдата-охранника и приказал ему за повод держать коня, а сам обошел кругом дом, внимательно все осмотрел, а потом сел на коня и спокойно поехал в свой стан. По пути, проезжая мимо тюрьмы, Унгерн заметил спящего китайского часового. Такое нарушение дисциплины возмутило его. Он спешился и нанес часовому удар ташуром, после чего, не торопясь, выехал из города.[113]

Эта история напоминает легенду, но она не являлась таковой. Во время Первой мировой войны Унгерн не раз по собственной инициативе переходил линию фронта и по нескольку дней пропадал в местах расположения противника. [114]

Такие действия барона были связаны не только с целями разведки. В Урге, например, у него было полно своих шпионов из монголов и бурят, и он довольно хорошо знал обстановку в городе. Личные тайные похождения барона в стан противника проливают свет на его характер, свидетельствуют о том, что он любил воевать, любил войну, смело шел на совершение рискованных поступков, которые, видимо, считал обычным делом военного человека. В этом смысле Унгерн походил на средневекового рыцаря.[115]

Слухи о посещении Урги бароном быстро распространились по городу. Ламы истолковывали этот факт как чудо, полагая, что Унгерн заговорен от пуль и потому ведет себя так смело.[116]

В середине декабря 1920 г. войско Унгерна подошло к Урге. Оно значительно пополнилось монгольскими всадниками. В боях за Ургу на стороне барона участвовали отряды, которыми командовали Лувсан Цэвэн, Найден-гун (князь из Внутренней Монголии), Д. Жамболон (бурят, бывший есаул Забайкальского казачьего войска) и Батор Чунн Чжамцу. Это были добровольческие отряды. Большинство монголов приветствовали приход Унгерна в их страну.[117]

Войска Унгерна и монголов, насчитывавшие около 2 тыс. человек взяли в полукольцо Ургу, сосредоточив основные силы с востока и севера от нее.

В январе 1921 г. Стали происходить стычки и бои. 20 января произошел бой в районе поселка Баянгол севернее Урги. По сведениям советского агента, в этом бою унгерновцы и монголы «разгромили якобы 2 китайских полка численностью до 2 тыс. человек». Агент, видимо, сообщал, исходя из слухов, поэтому в донесении вставил слово «якобы». Бой у Баянгола произошел, но, сколько погибло китайцев (десятки, сотни) – неизвестно.[118]

Унгерн психически воздействовал на китайский гарнизон. В темные ночи на восточной вершине этой горы бойцы дивизии по приказу Унгерна зажигали костры и методично обстреливали оттуда из пушек город. Некоторые монголы говорили, что барон там приносит жертвы духам – хозяевам гор, чтобы они наслали всякие беды на тех, кто оскорбляет Бог-до-гэгэна, посаженного под домашний арест.[119]

Перед вторым наступлением Унгерна на Ургу монгольские князья и ламы требовали от китайского командования сдать Ургу и обещали китайским войскам спокойный уход на родину Командование ургинского гарнизона отказалось это сделать и решило защищать город.[120]

У Унгерна, когда он был на Керулене, идея выкрасть Джебцзун-Дамба-хутухту из Зеленого дворца стоявшего на р. Тола у подножья Богдо-улы.[121]

Эту идею барона вызвался выполнить бурят Тубанов – парень сорвиголова.

Он набрал группу (60 человек) тибетцев, таких же отчаянных, как и он сам. Тибетцы ненавидели китайцев как угнетателей Тибета и насильников в отношении Далай-ламы и Джебцзун-Дамба-хутухты, уроженца Тибета.

Проведя основательную подготовку, 1 февраля тибетцы во главе с Ту-бановым совершили дерзкий налет на дворец и унесли монгольского «живого бога» с его согласия на другую сторону горы Богдо-ула в расположение унгернов-ских войск. Временно он был помещен в монастырь Маньчжушри, охраняемый русскими казаками.[122]

Это была большая моральная победа Унгерна: в его руках оказался, глава монгольской ламаистской церкви, который пользовался абсолютным авторитетом у монголов. «Визит» барона в Ургу и похищение Богдо-гэгэна вызвали деморализацию китайских войск. Авторитет Унгерна среди монголов значительно вырос.[123]

2 февраля Унгерн повел решительное наступление на Ургу. Жаркие бои развернулись за ургинский Май-мачэн (торговый город), находившийся в четырех километрах от Урги, и за военные казармы в городе. В торговом городе не велось никакой торговли, здесь были расположены военные склады и некоторые китайские военные учреждения. 3 февраля отряды ун-герновских войск после жестоких боев захватили Май-мачэн и казармы в городе, в которых находилось 8 китайских рот. Таким образом, 3 февраля 1921 г. Урга была взята.[124]

В советской, постсоветской, а также в монгольской литературе пишется, что Ургу Унгерн захватил 4 февраля. Это неправильная дата. В письме Палта-вану Унгерн писал: «3 февраля сего года я взял Ургу». Адъютант Унгерна А.С. Макеев в своей книге писал, что к вечеру 3 февраля 1921 г. Урга была очищена от китайцев. Кстати, в материалах фондов «Референтура по Монголии» и «Секретариат Чичерина» Архива внешней политики Российской Федерации ни разу не упоминается 4 февраля как дата захвата Унгерном Урги.[125]

Китайские войска в панике бежали из Урги, большая часть во главе с дивизионным командиром, Чу Лицзяном на север к пограничному городу Маймачэн, а меньшая часть во главе с генералом Го Сунли-ном на юг в сторону китайского города Калган (ныне Чжанцзякоу). Чэнь И с чиновниками на 11 автомобилях 5 февраля приехал в Маймачэн. Оттуда он направился в Троицкосавск. Там у него состоялись встречи и беседы с представителем НКИД О.И. Мак-стенеком и начальником гарнизона Катерухиным.[126]

Чэнь И рассказал, что в Урге в плен попали 200 китайских солдат, около 2 тысяч побросали винтовки и бежали, оставили в Урге 4 орудия. В китайском банке осталось 400 тыс. мексиканских долл., а также имущество китайских частных фирм на 30 млн. долл. [127]

Среди причин поражения китайских войск сановник называл: влияние монгольского населения, «сыгравшего решающую роль под Ургой», «позиционное настроение» китайских войск, дезорганизацию в командном составе, некоторое влияние Унгерна через Бодо. Видимо, Д. Бодо (будущий первый глава Временного народного правительства Монголии), на короткий срок, перешедший на сторону Унгерна и служивший у него секретарем, обладал большими способностями пропагандиста.[128]

Унгерн свою победу объяснил так: присоединение монголов Восточной Монголии к нему, малая боеспособность китайских войск, а также собственное военное счастье, которое сопутствовало ему к этому надо добавить плохую дисциплину китайских войск, их слабую выучку, большие военные способности Унгерна.[129]

Как видим, и Унгерн, и Чэнь И придавали большое (решающее) значение в военной борьбе противников переходу монголов на сторону барона. И это действительно верно, ибо без поддержки монгольского населения Халхи Унгерн не победил бы китайские войска, превосходившие по численности Азиатскую конную дивизию в 7-8 раз.[130]

Панически отступая, китайские войска оставили в Урге оружейные и продовольственные склады, обоз. Унгерн захватил в китайском банке 400 тыс. долл., золотые слитки, деньги и скот ряда фирм российского Центросоюза. Заняв Ургу, Унгерн приказал своим сатрапам выявить расстрелять всех революционеров и сочувствующих советской власти российских подданных (русская колония в Урге насчитывала 2 тыс. человек), всех евреев.[131]

Началась кровавая вакханалия, десятки людей были расстреляны или повешены. Кровавые репрессии осуществлялись под непосредственным руководством коменданта города подполковника Л. Сипайлова и вестового Унгерна Бурдуковского. Кровавым палачом являлся и капитан Безродный, служивший у Сипайлова. Что касается китайских купцов, то при занятии Урги барон приказал их не трогать, мародеров, которые грабили китайские магазины, расстреливали или вешали. Отношение Унгерна к монголам было дружественное. Они являлись для него важной социальной опорой. Выпущенные из тюрьмы Х.-Б. Максаржав, Тогтохо (Тохтохо), Пунцагдорж и другие князья перешли на сторону Унгерна и стали служить ему. Бывший министр иностранных дел Автономной Монголии Цэрэн Доржи (Цэрэндорж) также оказался в стане Унгерна.[132]

После захвата Урги Унгерн созвал в торговом городе группу монгольских князей и лам. Он заявил им: «Я ставлю своей целью восстановление трех монархий: русской, монгольской и маньчжурской (Цинской). Следует теперь вновь восстановить автономное монгольское правительство... Необходимо выбрать счастливый день для восшествия на трон Богдо-хана, пригласив его с супругой в Ургу, и вновь организовать, пять министерств».[133]

Таким днем стало 22 февраля. Комендант Сипайлов издал специальное объявление для населения города и войск, в котором сообщалось, что коронация Джебцзун-Дамба-хутухты назначена на 22 февраля.[134]

На коронации присутствовал Унгерн. После восшествия на престол Джебцзун-Дамба-хутухты Внешняя Монголия снова превратилась в теократическое государство, каковым оно было в 1911-1915 гг. Вся высшая светская и церковная власть сосредоточилась в руках одного человека - Богдо-хана Джебцзун-Дамба-хутухты.[135]

В начале марта 1921 г. Богдо-хан сформировал правительство Автономной Внешней Монголии. Унгерн не участвовал в процессе создания правительства. В это время его и не было в Урге, он направился с отрядом на юг в район монастыря Чойри-Сумэ.[136]

В состав правительства вошли: Джалханца-хутухта председатель Совета министров и министр внутренних дел, Шанзав Дашцэвэг - министр иностранных дел, Х.-Б. Максаржав - военный министр, Лувсан Цэвэн - министр финансов, бэйсэ (князь 4-й степени) Чимитдорж - министр юстиции. Главкомом вооруженных сил Автономной Монголии Богдо-хан назначил

Унгерна, а его заместителем и командующим монгольскими войсками -

Д. Жамболона. Мобилизация монголов производилась по указам Богдо-хана. В разведсводке от 25 марта 1921 г., составленной в штабе 5-й армии, сообщалось, что указы Богдо-хана по мобилизации монголов «исполняются беспрекословно».[137]

Мобилизованные в возрасте от 19 до 25 лет должны были прибыть в Ургу и там обучаться военному делу. Мужчины в возрасте от 25 до 45 лет формировались в местные отряды для охраны своих хошунов.[138]

В советской литературе говорится, что Унгерн проводил «насильственную мобилизацию» монголов, что правительство, созданное в начале марта, являлось «марионеточным правительством» Унгерна, что последний был «диктатором Монголии». Все это неточно и неверно. Ни «насильственной мобилизации», ни мобилизации вообще монголов Унгерн не проводил. Монголы присоединялись к нему добровольно или шли в его войско по мобилизации Богдо-хана, или по приказам ханов аймаков. Правительство создавалось не по указке Унгерна, а самостоятельно Джебцзун-Дамба-хутухтой. Унгерн в первый месяц после захвата Урги действительно был диктатором в этом городе и его окрестностях. После воцарения Джебцзун-Дамба-хутухты и создания правительства Унгерн перестал быть диктатором над монголами. Он оставался диктатором в отношении лишь своей дивизии, китайских пленных и пленных красноармейцев.[139]

Что касается русской колонии в Урге, то новое правительство решило взять ее под свой контроль. Командующий монгольскими войсками Жамболон издал приказ, согласно которому «все проживающие в Урге гражданские лица русской национальности обязаны подчиняться законам и распоряжениям Монгольского государства и нести в его пользу какую-либо службу». С этой целью старшине российских купцов Сулейменову поручалось провести соответствующую работу среди населения колонии. К бурятам, кочевавшим в Халхе, Унгерн мог обращаться только через ханов аймаков.[140]

Таким образом, ургинское правительство устанавливает свою власть не только над монголами, но и над представителями других народов, проживавших в Северной Монголии.[141]

Монголы хорошо относились к Унгерну, но все-таки для них он был чужаком, пришлым человеком, уже силу этого он не мог стать их главным руководителем, а тем более диктатором. Главным государстве, духовным руководителем монголов являлся жебцзун-Дамба-хутухта, которому они поклонялись которого они высоко ценили.[142]

Вторым лицом в правящей верхушке Халхи являлся Джалханца-хутух-а.С Шандзодбой (главой духовного Шабинского ведомства) Унгерн не находил общего языка. После захвата Урги барон предложил Шандзодбе провести в его ведомстве мобилизацию в армию шабинаров (крепостных Богдо-хана). Шандзодба отказался это сделать. Барон не предпринял никаких репрессивных действий в отношении главы Шабинского ведомства, правда, назвал его «легкомысленным» человеком. На допросе 29 августа Унгерн говорил Шумяцкому, что он не имел политического влияния в Монголов, старался не вмешиваться в дела монголов. Помогал им лишь советами, ибо «они очень медлительны в своих действиях и решениях».[143]

Сразу же после взятия Урги Унгерн занялся наведением элементарного порядка в городе: приказал отремонтировать электростанцию и телефонный узел; распорядился очистить от мусора город, который, по выражению Оссендовского, «не знал метлы еще со времен Чингис-хана». По приказу барона наладили автобусное движение между отдельными районами города, навели мосты через Толу и Орхон. Начали издавать газету, возобновили работу школ, открыли ветеринарную лечебницу.[144]

Унгерн и другие командиры, взявшие Ургу, были щедро награждены Богдо-ханом. Указом последнего Унгерну присвоены титулы хана и цин-вана (князь 1 –й степени) и звание «Дающий развитие государству герой-командующий». [145]

После взятия Урги изъявили желание подчиняться Унгерну и вместе с ним воевать отряды есаула Кайгородова (Кобдоский округ), полковников Казанцева (район Уланком – Урянхайский край), Казагранди (район оз. Косогол). Эти отряды насчитывали примерно по 300 человек. Примкнули к барону и более мелкие белогвардейские отряды Комаровского, Сухарева, Нечаева, Архипова, Очирова, Немчинова и другие.[146]

§2 Разгром китайских войск в Халхе

Пекинское правительство сосредоточило крупную группировку войск на юге Халхи в районе монастыря Чойри-Сумэ (в 250 километрах от Урги), в нее вошли и отступившие части Го Сунлина. Эта группировка, видимо, была создана для наступления на Ургу. В первых числах марта 1921 г. Унгерн двинул к Чойри-Сумэ часть своих войск и отряд Найден-гуна, состоявший из монголов-чахар (300 человек). [147]

Общая численность отрядов Унгерна и Найден-гуна составила 1 тыс. человек. Командование обоими отрядами Унгерн взял на себя. В конце марта Унгерн разгромил китайские войска под Чойри-Сумэ, намного превосходящие по своей численности его войско. Как в боях за Ургу, так и в бою под Чойри-Сумэ Унгерн проявил себя способным военачальником. Захватив в качестве трофеев 4 тыс. винтовок в Урге и 10 тыс. винтовок под Чойри-Сумэ, он полностью обеспечил свои войска стрелковым оружием и мог поделиться им с монгольскими войсками, которыми командовал Жамболон.[148]

Численность монгольских войск Жамболона в марте 1921 г. Составляла 5 тыс. человек После успешного боя Унгерн вернулся на автомобиле в Ургу, оставив у административной границы Китая под Калганом, в котором находились две дивизии китайских войск, отряд Найден-гуна.[149]

Как уже было сказано, большая часть китайских войск во главе с генералом, Чу, Лицзяном после взятия Унгерном Урги в панике отступила на север по тракту Урга – Маймачэн. Китайские солдаты, не имея продовольствия, по пути грабили монгольское и русское население и даже китайских колонистов.[150]

Отступающие китайские войска остановились на р. Иро и в районе уртонной станции Ибицык. 28 февраля советская войсковая разведка обнаружила в 10 и 15 километрах от Ибицыка два китайских кавалерийских полка, каждый численностью 1,5 тыс. человек. В разведсводке от 9 марта, составленной Оперативным управлением штаба 5-й армии, говорилось: «Дезорганизованная китайская армия прибыла в Ибицык в количестве 3 тысяч человек при 4 орудиях и 16 пулеметах».[151]

В 70 километрах восточнее поселка Иро расположились два китайских полка, третий полк занимал вышеуказанный поселок. 23 февраля бурятская сотня Очирова произвела налет на русскую деревню Карнаковку и обратила в бегство находившиеся там китайские подразделения. Две сотни Унгерна – одна русская, другая монгольская – прибыли в район впадения р. Букулей.[152]

Разведсводка штаба помглавкома по Сибири от 4 марта. 8 марта Карнаковка была занята китайскими войсками, а в районе Ибицыка к 11 марта осталось только 500 китайских кавалеристов. Судя по агентурным данным и сведениям войсковой разведки, каких-либо крупных боев между унгерновскими и китайскими войсками не было. Да их и не могло быть. Китайские войска, о чем не раз сообщала советская разведка, были деморализованы. Высшего начальства у них не было. У китайских войск не было намерения воевать с унгерновцами и монголами, у них была одна задача - вырваться из Монголии и уйти в Китай.[153]

Разведсводка штаба помглавкома по Сибири от 4 марта. 8 марта Карнаковка была занята китайскими войсками, а в районе Ибицыка к 11 марта осталось только 500 китайских кавалеристов. Судя по агентурным данным и сведениям войсковой разведки, каких-либо крупных боев между унгерновскими и китайскими войсками не было. Да их и не могло быть. Китайские войска, о чем не раз сообщала советская разведка, были деморализованы.Высшего начальства у них не было. У китайских войск не было намерения воевать с унгерновцами и монголами, у них была одна задача - вырваться из Монголии и уйти в Китай.[154]

В этом плане интересен рапорт Баир-гуна Унгерну. Отряд Баир-гуна действовал в северной части Халхи. Баир-гун пишет Унгерну, что в местности Богодур-Цаган-Тушету-усу он встретил отходящие на юг от Маймачэна китайские отряды по 200-300 человек. Так как отряд Баир-гуна был плохо вооружен и воевать с китайцами не мог, он прибег «к ухищрению»: послал письмо начальнику двух передовых китайских отрядов Шэн Чэнцаю с предложением сложить оружие. Китайский офицер так и поступил. Стали прибывать другие китайские отряды, в общей сложности 1 тыс. солдат и офицеров. Они сдали оружие, после чего многие разбежались. Некоторые выразили желание служить Бог-до-хану в отряде Баир-гуна.[155]

Унгерновские войска не пошли дальше р. Иро и Ибицыка, не пытались взять Маймачэн. И для этого у Унгерна были веские основания. Под влиянием Октябрьской революции в Халхе в 1921 г. началось революционное движение. 1-3 марта в Троицкосавске состоялся съезд представителей революционно настроенных монголов, на котором была создана Монгольская народная партия (МНП), а 13 марта сформировано Монгольское народное правительство во главе с Д. Бодо.

Это правительство с помощью России сформировало свои войска, их главкомом стал Сухэ-Батор.[156]

18 марта 1921 г. 400 конников под командованием Сухэ-Батора взяли Маймачэн (ныне Алан-Булак) Маймачэнский китайский гарнизон насчитывал 1,5 тыс. солдат и офицеров: 500 человек старослужащих (200 кавалеристов и 300 пехотинцев) и 1 тыс. новобранцев. Деморализованный гарнизон отступил из Маймачэна в Ибицык.[157]

Унгерн не стал переходить р. Иро и брать Алтан-Булак. Он, видимо, понимал, что если двинется на этот город, то встретит сильное сопротивление войск Сухэ-Батора, которого могут поддержать части Красной Армии и НРА ДВР. Кроме того, у барона уже созрела идея похода в Советскую Россию и ДВР, и, по-видимому, в его планы входили захват Алтан-Булака и уничтожение там красных монголов.[158]

Находясь на р. Иро, монголо-унгерновцы пытались завязать сношения с красными монголами. 31 марта разведке красных монголов было передано письмо командира кавалерийского полка имени Анненкова Парыгина на имя Сухэ-Батора. В письме говорилось, что русские (советские) воинские части являются для всех монголов такими же врагами, как и китайские войска. Предлагалось красным и белым монголам объединиться и совместно бороться против войск Красной Армии. В письме указывалось, что оно послано по распоряжению Богдо-хана и главкома вооруженными силами Монголии. Ответа со стороны красных монголов не последовало.[159]

Вернувшись из Чойри-Сумэ, Унгерн с группой войск, в которую входили русские, монголы, тибетцы, буряты, направился на запад от Урги к поселку Цзаин-Шаби. Между Ургой и Цзаин-Шаби из района Алтан-Булака Шаби. Удалось их окружить, но часть монгольских сотен прозевала, не все китайцы попали в плен. Всего взято в плен 4000 во главе с генералом Джа-у. Много убитых, захвачены пулеметы и обоз».[160]

Из письма четко видно, что эта многотысячная группировка войск шла не на Ургу и не собиралась вести бой за нее, а «пробиралась на юг», т. е. в Китай. Унгерн окружил своими войсками эту группировку и, видимо, ее разоружил.

Таким образом, можно говорить не о «грандиозном сражение» не территории Монголии, а о пленение Унгерном деморализованных, замёрзшихголодных китайских офицеров и солдат, а жестокий барон не дал им уйти.[161]

ГЛАВА 3 ПОХОДЫ УНГЕРНА В СОВЕТСКУЮ СИБИРЬ И ДВР

 

§1 Причины походов

Замысел похода на Советскую Россию у Унгерна возник сразу же после взятия Урги 3 февраля 1921 г. Письмо барона «Начальникам отрядов Кайгородову, Казанцеву, Казагранди, Анненкову, Бакичу, Степанову¹ и другим», в котором он предлагал этим начальникам присоединиться к нему, начиналось словами: «Урга мною взята. В ближайшем будущем буду развивать наступление на Советскую Россию». 16 февраля 1921 г. Унгерн писал Чжан Куню: «Сейчас все мои стремления направлены на север, куда я пойду, чтобы скорее выбраться в пределы России».[162]

В конце февраля барон обратился с письмом к проживавшему в Сибири эсеру В.И. Анучину. Письмо начинается такими словами: «Советская власть изжила себя, разлагается и тянет за собой в пропасть все наше государство. Ее крушение будет очень болезненно для всех граждан России, ждать естественной смерти этой власти - значит принимать участие в сознательном разрушении России. Нужно или с большевиками договориться о мирном уходе их от власти или сбросить их силою. Третьего не дано».[163]

Далее барон приводит выдуманную им байку: «Не желая пролития крови, мы ведем переговоры (с Москвой через посредника) и достигли следующих результатов. Москва соглашается предоставить полнейшую самостоятельность Сибири. Границей является уральский водораздел. Но Москва требует: 1. На границе не устанавливать таможенных сборов; 2. Сибирь в течение двух лет ежегодно бесплатно доставляет в Россию 300 млн. пудов угля, 100 млн. тонн пшеницы, 50 млн. пудов мяса, 50 млн. пудов жиров и 50 млн. пудов рыбы.[164]

Мы не принимаем таких условий и через уполномоченного Львова заявили о том, что в конце апреля начнем организованное наступление по всем фронтам, а до этого будем напоминать о себе периодически набегами... Так или иначе, через два месяца в Сибири советская не будет существовать, следовательно, на первое время необходимо организовать какую-то новую власть, дабы страна не попала в еще более худшее состояние анархии, смуты и еврейских погромов».[165]

Унгерн просит В.И. Анучина принять на себя «бремя управления Сибирью на первое время». Форму правления Анучин выбирает сам, он может стать «президентом республики Сибири или председателем Совета Министров».

Барон льстит Анучину, подчеркивая, что к нему с любовью относится население Сибири и его уважает «наш враг В. Ленин».[166]

Письмо свидетельствует, что Унгерн твердо решил наступать на Сибирь и даже указывает время наступления - примерно апрель 1921 г. В письме барон прикидывается демократом, допускает, что в Сибири может установиться республиканский строй. Погромщик евреев выступает против «еврейских погромов», конечно, лицемерит.[167]

Победа белого генерала в Монголии окрылила его и породила у него нереальные планы - свержение советской власти в России и создание Центрально-Азиатского кочевого государства. Но почему он пошел во главе своей дивизии на Россию и ДВР в мае 1921 г., а не в мае 1922 г. или в какое- то другое время? На допросах Унгерн объяснил, что причин было несколько. Долгое стояние войск на месте может деморализовать их, говорил барон, в дивизии уже наметились признаки разложения - пьянство, грабежи, правда, это были еще «единичные случаи».[168]

Трудности с продовольствием, которые испытывала дивизия, насчитывавшая в апреле 1921 г. 4-5 тыс. человек. Действительно, ее снабжение мясом, мукой ложилось тяжелым бременем на малочисленных монголов, халхас-цев³. И Унгерн сознавал, что его пребывание в Халхе становится «в тягость населению Монголии, ввиду отсутствия в Урге продовольствия». Третья и, на наш взгляд, самая главная причина заключалась в том, что политические настроения монголов стали меняться. Унгерн на допросе 27 августа говорил: «Монголы уже были не те» намекая на политический крен халхасцев в сторону Народного правительства в Алан-Булак.[169]

Красные монголы 23 марта захватили Ибицык, постепенно расширяли контролируемую ими территорию на севере Халхи. Руководители Народной партии и Временного народного правительства разработали с помощью советских советников, и, прежде всего с помощью Б. Шумяцкого, политическую программу: изгнание из Внешней Монголии китайских войск и российских белогвардейских отрядов, включая дивизию Унгерна; Внешняя Монголия должна быть официально автономной частью Китая, в ней должны проводиться демократические реформы; тесный союз с Советской Россией, уважительное отношение к Бог-до-хану Джсбцзун-Дамба-хутухте.[170]

Все больше и больше халхасцев стали тяготеть к Народному правительству, к красным монголам. Правящая ургинская верхушка не могла игнорировать правительство в Алтан-Булаке, авторитет которого возрастал среди населения и которое поддерживалось Советской Россией.[171]

Глава Ургинского правительства и министр внутренних дел Джалханца-хутухта в начале мая 1921 г. взял «по болезни» отпуск на месяц и уехал в северную часть Цзасактуханского аймака, где находились его многочисленные монастыри и большие земельные угодья, которые вплотную подходили к Урянхайскому краю. До Ван-Куреня он ехал вместе с Унгерном. Потом Джалханца-хутухта поехал дальше, а Унгерн остался в Ван-Курене, где продолжал подготовку к походу в Сибирь.[172]

Отношения с Джалханца-хутухтой у Унгерна были хорошие. Это подтверждается таким фактом: одно письмо барона киргизам (казахам) было направлено от имени Джалханца-хутухты, которое он подписал как председатель Совета министров Автономной Монголии. Да, Джалханца-хутухта был умным, дальновидным и хитрым политиком.[173]

Он на этот раз обхитрил и Унгерна. Ехал он в свои владения не лечиться и отдыхать и тем более не помогать Кайго-родову и Казанцеву устанавливать белогвардейскуювласть в Кобдо и Урянхайском крас, чего ждал от него Унгерн, а использовать отпуск для установления контактов с руководителями красных монголов.[174]

26 мая заведующий Отделом Востока НКИД Я. Д. Янсон получил телеграмму из Троицкосавска, в которой сообщалось: председатель Совета министров Джал-ханца-хутухта, получив месячный отпуск, выехал вместе с Унгерном в Ван-Курень, потом один направился в Цзасактуханский аймак. «Есть сведения, что Джал-ханца выехал встретиться с Дамби Данзаном⁶, имеющего ориентацию на Россию».[175]

Находясь в своей вотчине в Цзасактуханском аймаке, Джалханца-хутухта не оказывал никакой помощи Кайгородову, Казанцеву и другим белогвардейским главарям, действовавшим в западной части Внешней Монголии и Урянхайском крае. Теперь его цель заключалась в том, чтобы установить контакты с руководителями красных монголов. Но Унгерн по-прежнему верит в Джалханца-хутухту, считает, что он на его стороне.[176]

Перед уходом из Монголии барон посылает ему письмо, в котором с горечью пишет, что западная часть Автономной Монголии и Урянхай не перешли под контроль Урги, там имеют место неурядицы «между монголами, алтайскими киргизами, урянхайцами и русскими». Унгерн верит, что эту «государственную задачу» может выполнить только Джалханца-хутух-та, ибо «другого выхода» он не видит. [177]

Джалханца-хутухте отпуск предоставил Богдо-хан. Можно с большой долей вероятия предположить, что «живой бог» монголов знал, зачем едет премьер в свою вотчину. 26 мая Монгольское телеграфное агентство (МОНТА) сообщило о положении в Урге и, в частности, об ответе Богдо-хана на вопрос о его отношении к Монгольской народной партии.[178]

Халхас-кий правитель заявил: «Мои убеждения расходятся с убеждениями членов партии и не потому, что мои взгляды верны, а их лживы, - и наоборот, а потому, что всякий век имеет свои убеждения и взгляды. Пусть люди нового века творят свое новое дело, а людям старого века пора подумать о своих загробных делах» В телеграмме МОНТА Дальневосточному секретариату Коминтерна от 27 мая сообщалось, что Богдо-хан хранит глубокое молчание по поводу событий в Монголии. На вопросы о положении в стране он лаконично отвечает: «Через три месяца все устроится». Богдо уже не оказывает никакой поддержки Унгерну.[179]

Таким образом, в связи с уходом Унгерна из Монголии и укреплением позиций красных монголов (в это время их войска стали выходить на р. Иро) в сознании высших руководителей Халхи происходит перелом. Джалханца-хутухта и Джебцзун-Дамба-хутухта отказываются от поддержки Унгерна, рвут с ним связи и обращают самое пристальное внимание в сторону Алтан-Булака, где находились ЦК Монгольской народной партии⁹ и Временное народное правительство.[180]

Советская Россия продолжала оказывать помощь красным монголам. 25 мая в Новониколаевске под председательством И.Н. Смирнова состоялось внеочередное заседание Реввоенсовета войск Сибири, на котором было решено предоставить красным монголам 12 пулеметов с патронами, ручные гранаты, 2 тыс. винтовок японского образца, походную радиостанцию и одно авиазвено с авиаторами [181]

 

§2 Первое наступление и первое отступление

Уже в апреле 1921 г. Унгерн стал готовиться к походу на север. Вначале он намеревался устроить свою главную базу на востоке от Урги в Цэцэнханском аймаке. Для этой цели им было отдано распоряжение о ремонте дороги Урга - Хайлар. На ремонт ее были направлены сотни людей. Но вдруг он изменил план: избрал для главной базы Ван-Курень. Провел туда из Урги телеграфную линию, перевез на сотнях подвод и верблюдов солидное количество продовольствия, мануфактуры, боеприпасов из Урги, Цэцэнханского и аймаков. Туда же были пригнаны тысячи голов скота.[182]

Перед походом в Сибирь Унгерн имел (на 19 мая 1921 г.) следующую сумму денег: 225 тыс. советских рублей, 1,5 млн. сибирских рублей, 5,5 млн. читинских бон, более 10 млн. керенок, около 1,5 млн. николаевских (романовских) рублей, 17,6 тыс. долларов. Имелось кусковое серебро и золото. Унгерн на допросе говорил Шумяцкому, что он ждал, что советское правительство двинет в Монголию против него войска. «Для меня это было выгодно», - подчеркивал он. Но не дождался. Если бы даже в апреле 1921 г. части Красной Армии и НРА ДВР вступили в Халху, то, видимо, для Унгерна это было бы выгодно: на тот момент большинство монголов и Ургинское правительство еще поддерживали Унгерна.[183]

В мае политическая обстановка в Халхесущественно изменилась не в пользу барона, который теперь сам двинулся на Советскую Россию.[184]

В мая Унгерн издает «Приказ русским отрядам на территории советской Сибири. № 15»'. Приказ необычайно большой по объему и наполнен жестокой идеологией барона.[185]

Например, он приказывал: «Коммунистов уничтожать». Всех русских людей, кто придерживается «красных учений», мера наказания должна быть одна - «смертная казнь разных степеней». Это означало расстрел, повешение, сжигание живьем, битье палками до смерти. Эти четыре вида казни практиковались в Монголии Сипайловым и другими палачами с санкции Унгерна.[186]

Главная цель похода Унгерна в Советскую Россию - восстановление монархии во главе с ее «законным хозяином» Михаилом Романовым, которого уже не было в живых. Азиатская конная дивизия не имела внешней разведки, барон не знал обстановки в Сибири. Для выяснения положения там он пользовался слухами, сведениями от русских перебежчиков и из белогвардейских газет, которые издавались в Маньчжурии.[187]

Поэтому в приказе приводились неточные, неверные сведения. Например, в приказе говорилось: «В начале июня в Уссурийском крае выступает атаман Семенов, при поддержке японских войск или без Семенов и не собирался вступать на территорию Уссурийского края, так как у него не имелось в достаточном количестве вооруженных сил и не было денег этой поддержки».[188]

При паническом отступлении Семенова в октябре 1920 г. многие части и подразделения не пошли с ним в Маньчжурию. Остатки его войск, находившиеся в Маньчжурии, также редели. Сам Семенов метался как затравленный зверь, искал, от кого бы получить помощь. Но никто ему не оказывал материальной помощи, моральную же поддержку он получал и в

Токио, и от Чжан Цзолиня. Японское правительство и Чжан Цзолинь считали, что Семенов им может еще пригодиться.[189]

28 февраля 1921 г. Семенов послал письмо Унгерну. Он сообщал: в Хайлар из Мукдена прибыла группа войск с пушками и пулеметами во главе с сыном Чжан Цзолиня; Япония строит свои планы в отношении Маньчжурии, «стремится поддержать нас» с американцами ведутся переговоры «о принципе открытых дверей в Монголии»; Найман-ван в Барге, начинает движение к Халхин-голу, «я дал ему средства и директивы двигаться к тебе, в твое распоряжение; большевики хозяйничают на юге Китая и захватили часть Илийского края; Ирландия, Америка и Мексика признали независимую« Монголию. Да и сами монголы - белые и красные - в этот период соглашались на автономию Монголии под суверенитетом Китая.[190]

Письмо Семенова показывает, что он не обещал помощи Унгерну - ни войсками, ни оружием, ни продовольствием, ни деньгами. На допросе барон говорил Шумяцкому: «Прямой связи с Семеновым я не имел и мог иметь [ее] только при условии, если бы он давал мне деньги, а раз не давал, то и не мог командовать».[191]

Однако в приказе Унгерн заявлял: «Я подчиняюсь атаману Семенову». На допросе 27 августа эту фразу он объяснил так: подчиненным у Семенова я не был, «признавал же Семенова официально лишь для того, чтобы оказать этим благоприятное воздействие на свои войска» Этому объяснению Унгерна можно верить, поскольку в Монголии он действовал самостоятельно и не зависел ни от Семенова, ни от японцев.[192]

Унгерну, конечно, хотелось, чтобы был широкий белогвардейский фронт против Советской России и ДВР. «Выступление против красных в Сибири, - говорилось в приказе, - начать по следующим направлениям: а) Западное - ст. Маньчжурия; б) на Монденском направлении вдоль Яблонового Хребта; в)вдоль реки Селенги; г) на Иркутск; д) вниз по р. Енисею из Урянхайского края; е) вниз по Иртышу. Конечными пунктами операции являются большие города, расположенный на магистрали Сибирской ж.д.». Иркутское направление должен возглавить полковник Казагран-ди, Урянхайское – атаман Енисейского казачьего войска Казанцев, Иртышское – есаул Кайгородов.[193]

Унгерн приказывал: начальникам малых отрядов, существующих отдельно, подчиняться одному командующему сектором, который и объединяет действия отдельных отрядов, «неподчинение повлечет за собой суровую кару»; привлекать на свою сторону красные отряды, особенно из разряда мобилизованных, и рабочие батальоны; «подчиняться беспрекословно дисциплине, без которой все, как и раньше, развалится»; не рассчитывать на наших союзников-иностранцев, «переносящих подобную же революционную борьбу», ни на кого бы то ни было; помнить, что война питается войной и что плох военачальник, пытающийся купить оружие и снаряжение тогда, когда перед ним находится вооруженный противник, могущий снабдить боевыми средствами; продовольствие и др. снабжение конфисковать у тех жителей, у которых оно не было взято красными;; желательно замещать должности в тыловых частях бежавшими от большевиков и пострадавшими от них поляками, иностранцами и инородцами; местные жители не должны назначаться на указанные должности; на должности гражданского управления в освобожденных от красных местностях назначать лиц лишь по их значению и влиянию в данной местности, не давая преимущества военным.[194]

Эти приказания Унгерна свидетельствуют о том, что он был уверен в масштабном повстанческом движении в Сибири в связи с его приходом туда. Будут создаваться антисоветские, антибольшевистские вооруженные отряды, -часть красных бойцов перейдет на его сторону. Свержение власти должно произойти без помощи иностранных держав. Оружие и снаряжение добывать в боях с противником. Продовольствие брать, прежде всего, у той части населения, которое поддерживает большевистскую власть. Новые власти не будут избираться, а будут назначаться военными начальниками.[195]

Приказ № 15 был написан начальником штаба полковником К. Ивановским и Ф. Оссендовским. Когда на допросе 7 сентября следователь Давыдов выразил сомнение относительно участия Оссендовского в написании приказа, ибо убеждениям последнего этот приказ не отвечает, Унгерн заявил: «Я его не спрашивал. Я приказал, и он написал» Барон подписал приказ и взял, таким образом, на себя ответственность за содержание этого приказа. Это был его, Унгерна, приказ. На допросах барон защищал каждый пункт данного приказа.[196]

Как уже говорилось выше, Унгерн решил открыть фронт борьбы против Советской России на широком пространстве от Маньчжурии до советского Алтая. Это тысячи километров. Но какими же военными силами обладал Унгерн?[197]

Архивные материалы дают примерные, ориентировочные данные о численности войск барона и его союзников, причем иногда противоречивые. А.Н. Кислов, ссылаясь на материалы РГВА, определяет численность Азиатской конной дивизии в 4800 сабель (кавалеристов), 200 штыков (пехотинцев) с 20 пулеметами и 12 легкими орудиями. В дивизию входили: монгольский отряд под командой князя Сундуй-гуна, отряд чахаров во главе с Найден-гуном.[198]

Что касается отряда Баир-гуна, то он практически перестал существовать в результате неудачной попытки 2 июня взять г. Алтан-Булак. Отряд был разгромлен Сухэ-Батором при поддержке войск НРА ДВР, а сам Баир-гун получил смертельное ранение и умер в плену у красных монголов. По своей инициативе или по приказу Унгерна он пытался взять Алтан-Булак - неизвестно, архивные материалы не содержат сведений по этому вопросу».[199]

Союзниками Унгерна являлись есаул Кайгородов (действовал в Кобдоском округе), Казанцев (около границы с Урянхайским краем), Казагранди (южнее озера Косогол), Шубин - иркутский урядник, которому Унгерн присвоил офицерское звание хорунжий (его отряд действовал в верховьях р. Селенги), бурят Тапхаев, отряд которого присоединился к Унгерну еще в октябре 1920 г. и с тех пор находился на границе с Акшинским районом ДВР.[200]

Кислов приводит данные численности этих отрядов: у Казагранди - 620 сабель, у Казанцева - 680, у Кайгородова - 700, у Шубина - 620, в Цэцэнханском аймаке - по рекам Керулен и Онон - «бурято-русские отряды» насчитывали 3450 сабель. Всего «в подчинении Унгерну», пишет Кислов, находилось 10 550 сабель, 200 штыков, 37 пулеметов, 21 орудие.[201]

Но эти цифры надо сравнить с цифрами, которые имеются в других агентурных донесениях. Скажем, только в одном агентурном донесении указывается численность отряда Кайгородова - 700 сабель, во всех остальных донесениях и сводках фигурирует цифра 300 сабель. Шубинские 620 сабель - это, видимо, описка автора. Отряд Шубина состоял из 120 сабель. Когда в июне 1921 г. Казанцев совершил поход в Урянхайский край и навербовал там, около 400 тувинцев, его отряд, действительно, вырос до 680 человек.

[202] Части Красной Армии и местные красные партизаны довольно быстро изгнали Казанцева из Урянхая. Тувинцы разбежались, не пошли с Казанцевым в Монголию Отряд Казанцева насчитывал примерно 300 сабель Численность отряда Казагранди не была постоянной величиной. Служившие в отряде буряты и монголы, не желая помогать белогвардейцам, ушли от Казагранди. В начале мая 1921 г. в его отряде осталось 200 человек [203]

Вскоре после взятия Урги Унгерн направил часть своей дивизии во главе с генералом Резухиным в Цэ-цэнханский аймак, видимо, чтобы защитить этого аймака в случае наступления китайских войск из Маньчжурии.[204]

В войско Резухина вступали монголы, мобилизованные ханом аймака и кочевавшие там буряты. Из Барги пришли 300 конников. Численность отряда Резухина увеличилась. В одном из агентурных донесений сообщалось, что под командой Резухина находится около 3 тыс. человек. В апреле по приказу Унгерна Резухин с войском в 1,5-2 тыс. кавалеристов перебазировался в район Ван-Куреня, откуда должен был наступать против Советской России. Что касается численного состава отряда Тапхаева, то в архивных материалах даются противоречивые данные – от 300 до 1 тыс. бойцов.[205]

Стало быть, всего в «подчинении Унгерну» находилось не более 7 тыс. сабель, а не 10 550. Причем подчинение союзников Унгерну не было строгим, они дали слово подчиняться ему, но действовали самостоятельно.[206]

Сначала Унгерн прибыл в Ван-Курень, где он провел совещание с Резухиным и Казагранди по выработке плана наступательной операции против советских войск и войск ДВР. План состоял в том, чтобы Кайгородов, Казанцев и Казагранди действовали самостоятельно: Кайгородов должен вести военную кампанию в районе Кобдо – Бийск и вдоль р. Катунь; Казанцеву предстояло через Урянхай выйти к верховьям Енисея и к Минусинску; Казагранди – занять поселок Модон-куль в верховьях р. Джиды и оттуда постепенно выходить к озеру Косогол и на дороги, ведущие к Иркутску. Резухин по рекам Желтура и Джида и по западному берегу Селенги должен двигаться к Байкалу. Унгерн со своими войсками двигается по правому берегу р. Селенги на Троицкосавск, Верхнеудинск и далее к Байкалу. [207]

Осуществление этого масштабного плана покоилось на твердой уверенности барона, Резухина и Казагранди в том, что с приходом белогвардейских отрядов в Сибирь там начнется повсеместное восстание местного населения против советской власти.[208]

8 мая Унгерн выехал из Ван-Куреня в Ургу, предварительно распорядившись выслать «карательный» отряд во главе с двумя казачьими офицерами в район озера Косогол. Там проживало несколько богатых семей русских поселенцев. Отряд имел приказ перебить их и конфисковать их имущество, деньги, продовольствие, ценности. Приказ был выполнен: богатые семьи подвергались уничтожению в поселках Дархат и Хатхыл. Палачи не пощадили женщин и детей.[209]

20 мая, а может быть, и несколькими днями раньше, бригада Резухина численностью примерно в 1,5 тыс. сабель начала поход на Советскую Россию. Ночью 26 мая полк есаула Хоботова в поселке Худак натолкнулся на отряд боевого красного командира П.Е. Щетинкина, который шел в Халху на соединение с отрядом красных монголов, чтобы там, на севере Халхи, вести совместные партизанские действия против белогвардейцев.[210]

Для Щетинкина и его бойцов соприкосновение с резухинцами явилось неожиданностью. Завязался бой, который длился 9 часов. Щетинкин потерял убитыми, ранеными и пленными 35 человек.

31 мая Резухин двинул свою бригаду на захват большой и богатойстаницы Желтуринская. 1 июня начались бои с частями Красной Армии. Унгерн с главными силами в 3 тыс. сабель двигаясь по правому берегу Селенги, вышел на границу с ДВР восточнее ТроицкосавскаДля охраны Урги барон оставил отряд Немчинова в 300 сабель, приказав ему занять позицию севернее города В самой Урге осталась сотня русских казаков для охраны Богдо-хана.[211]

Там же пока оставался и Сипайлов со своей контрразведкой. Под Ургой стояли и монгольские войска во главе с военным министром Жам-болоном. Барон организовал в Урге разведку и из русских подданных и китайцев; в нее, в частности, входили барон П.В. Витте, который в 1917 г. Являлся финансовым советником правительства Автономной Монголии, и бывший драгоман русского консульства Габрик.[212]

В районе Акши перешли границу ДВР отряды Тап-хаева и Тубанова (500 сабель) и 22 мая заняли поселок Мензу (200 км восточное Троицкосавска). Казагранди повел наступление на поселок Модонкуль (120 километров западнее Желтуринской) и 25 мая взял его.[213]

Силы Красной Армии в Сибири на этот период были невелики. В начале 1920 г. 5-я армия (штаб находился в Иркутске) существенно уменьшилась. В связи с тревожной обстановкой на западе и юге России, вызванной стремлением Польши развязать войну против Советской России и активными военными действиями барона Врангеля в Таври.[214]

Ленин 19февраля 1920 г. шлет телеграмму Л. Троцкому и Реввоенсовету 5-й армии с требованием приостановить наступление в глубь Сибири и перебросить часть войск из Сибири в европейскую Россию. Решением Реввоенсовета Республики была осуществлена перс-броска войск с востока на запад из состава 5-й армии: 27-я Омская Краснознаменная стрелковая дивизия –на польскую границу, а на южный фронт – 51-я и 30-я Иркутские стрелковые дивизии.[215]

В составе 5-й армии остались 35-я Сибирская стрелковая дивизия и несколько специальных частей и подразделений. Для борьбы с Унгерном был создан Экспедиционный корпус, в который на первых порах вошли 35-я Сибирская стрелковая дивизия, отряд П.Е. Щетинкина и отдельный кавалерийский полк под командованием К.К. Рокоссовского.[216]

В марте 1921 г. полк Рокоссовского насчитывал 449 человек, из них 348 сабель Экспедиционным корпусом командовал К.А. Нейман (бывший прапорщик царской армии). Командующим 5-й армией являлся А. Матиясевич, но он не принимал непосредственного участия в руководстве войсками против Унгерна и Резухина, да у него в связи с созданием Экспедиционного корпуса и войск фактически не осталось. Он занимался штабной работой.[217]

Части 35-й дивизии располагались так: 104-я стрелковая бригада (310-й, 311-й, 312-й стрелковые полки) охраняла границу с Монголией на участке 200 километров – от Модонкуля в сторону Троицкосавска. Ей приданы были полк Рокоссовского и отряд Щетинкина; 105-я стрелковая бригада [313-й, 314-й, 315-й стрелковые полки) занимала позиции к северу от Гусиного озера, охраняя границу с ДВР по р. Селенге; 103-я стрелковая бригада (307-й и 309-й полки) находилась в районе северной излучины р. Селенги с центром в Кабанске. Численный состав 35-й дивизии – около 7,5 тыс. бойцов при 24 орудиях и 150 пулеметах Район Троицкосавска и Кяхты прикрывала 2-я Сретенская кавалерийская бригада НРА ДВР, насчитавшая 700 сабель с 24 пулеметами. Здесь же располагался и пограничный батальон 500 пехотинцев. Этих войск было недостаточно, чтобы разгромить Унгерна. Поэтому уже в мае из Западной Сибири были переброшены в район Иркутска 26-я стрелковая дивизия (две бригады) и в район Верхнеудинска 5-я Кубанская кавалерийская бригада, развернутая вскоре в 5-ю Кубанскую кавалерийскую дивизию.[218]

Но и те силы, которые имелись в первой половине июня 1921 г. у 5-й армии и НРА ДВР, дали достойный отпор Резу хину и Унгерну.[219]

Бой, который начал Резухин 1 июня за Желтурин-скую, на следующий день (2 июня) превратился в настоящее сражение. Превосходящие силы Резухина нанесли сильный удар по 311-му полку, который стал отступать и попал в окружение. И в этот тревожный момент появился кавполк Рокоссовского, который отчаянно вступил в бой с резухинцами, заставив их отступать. В бою Рокоссовский проявил личную отвагу и мужество. Под ним пал конь, сам он получил ранение в ногу. В азарте он приказал своему ординарцу подвести другого коня. Раненый командир продолжал руководить полком, пока враг не отступил Рана оказалась серьезной, Рокоссовского отвезли в госпиталь в Мысовск, командовать полком стал И.К. Павлов. За этот бой Рокоссовский был награжден орденом Красного Знамени.[220]

Тем не менее Резухин не отступил в Монголию, а продолжал наступление в глубь Сибири. Его войска, пройдя на северо-восток 40 километров, 5 июня захватили село Боссийский. Жители села встретили Резухина на площади перед закрытой большевиками церковью. На их приветствия Резухин ответил требованием выдать всех коммунистов. Жители сказали, что в селе коммунистов нет, они ушли с красными войсками. Резухин продолжал продвигаться в северном направлении, занял села Новые Энхары и Старые Энхары. [221]

Из Энхар Резухин продвигался в сторону Селен-гинской Думы, по пути захватив Дарастуйский дацан. Резухин приостановил наступление, так как его разведка донесла, что в районе села Сосновка сосредоточена большая группа советских войск, которая может нанести удар по белогвардейской бригаде в лоб и во фланг.[222]

Резухин провел военный совет. В нем приняли участие командиры полков и их заместители, командир монгольского дивизиона, командир бурятской сотни, присутствовал и Рибо. Командир бригады доложил, что красные в районе Сосновки сконцентрировали крупные силы с мощной артиллерией и что вслед за бригадой двигаются красные гарнизонные отряды, пришедшие из Желтуринской и с верховьев Джиды. С Унгерном связи нет, но, по слухам, барон попал в трудное положение под Троицкосавском, а Казагранди выбит из Модонкуля на юг, в глубь монгольской территории. Военный совет принял решение отступать тем же путем, каким шли в советскую Сибирь. 8июня началось отступление. Отряды красных войск нападали на отступающих, завязывались бои, потери несли обе стороны. Советские войска, дойдя до монгольской границы, перестали преследовать Резухина, который повел свою несколько поредевшую бригаду на Селенгу, в глухой район монастыря Ахай-гун.[223]

Основная колонна под командованием Унгерна начала поход на ДВР из Урги в 20-х числах мая. Она насчитывала около 3 тыс. сабель. Колонна шла по правому берегу Селенги и в начале июня вошла на территорию ДВР восточнее Кяхты и Троицкосавска. К 10 июня унгерновцы захватили поселки

Киран и Усть-Киран. 2-я Сретенская дивизия не могла остановить их, они продолжали наступление. Но на помощь войскам ДВР пришла 103-я бригада, состоявшая из двух полков - 307-го и 309-го. Боевой состав каждого полка - 800 штыков при наличии артиллерии и пулеметов.[224]

Унгерн не ожидал встречи со 103-й бригадой, которая охраняла Троицкосавск. Реввоенсовет 5-й армии подчинил войска НРА ДВР, действующие в этом районе, Нейману. 11 июня Унгерн достиг Троицкосавска, но с ходу не мог его взять. Он пошел в обход города с северной стороны, пытаясь нащупать слабое место в его обороне. Но не нашел. 12 и 13 июня произошел решающий бой между противниками, Унгерн потерпел неудачу, потеряв почти всю свою артиллерию и большую часть пулеметов, его войска разбежались по окрестным лесам. Сам Унгерн был ранен. Потом он собрал свою колонну и стал отступать на монгольскую территорию.[225]

Как уже говорилось выше, Унгерн не имел внешней разведки и не знал действительного положения в Забайкалье. Перед походом русские беженцы уверяли Унгерна, что Забайкалье - это «пороховая бочка», стоит ему вступить в его пределы, как местное население перейдет на его сторону. И Унгерн верил этому.[226]

Какую же первоначальную цель ставил Унгерн, наступая на советскую Сибирь и ДВР? На допросе 27 августа и 7 сентября он говорил: он шел не на Троицко-савск, а на Кяхту, но проводники его подвели, он вышел к Троицкосавску Из этих слов можно сделать вывод, что Унгерн хотел взять Алтан-Булак, который находился в полуверсте от Кяхты, разбить войско Сухэ-Батора, а потом уже двинуться на север.[227]

Далее Унгерн говорил, что у него был заранее выработан план, суть которого заключалась в следующем: они с Резухиным должны были на первом этапе наступления на Сибирь захватить территорию ДВР между р. Селенгой и р. Чикой Этот территориальный треугольник Унгерн, по-видимому, хотел превратить в базу для дальнейшего наступления на Сибирь.[228]

На допросах Унгерн дал понять следователям, почему наступление велось двумя колоннами. Задачей Резухина являлось отвлечение частей 35-й дивизии от колонны Унгерна. И это свидетельствует о том, что колонна Унгерна была главной и решала главную задачу - захват Алтан-Булака и территории между реками Селенгой и Чикой, в которую входил и Троицкосавк. Но эту задачу Унгерну не удалось осуществить. Части Красной Армии и НРА ДВР стали стеной на его пути. Ему пришлось отступить в глухомань на правом берегу Селенги, на ее левом берегу находились отступившие войска Резухина.[229]Войска Сухэ-Батора, состоявшие из четырех полков, не принимали участия в операции частей Красной Армии и НРА ДВР. Главная задача Сухэ-Батора заключалась в защите Алтан-Булака в случае нападения на него Унгерна. Сухэ-Батор поддерживал связь с командованием 35-й дивизии и 2-й Сретенской кав-бригады.[230]

На территории Халхи воевал Щетинкин по просьбе Сухэ-Батора и по приказу штаба 5-й армии. Казагранди, захватив 25 мая Модонкуль, не двинулся дальше на север, в Сибирь. У него для этого не было сил. 4 июня Щетинкин взял Модонкуль, выбив оттуда Казагранди. В Халхе отряд Щетинкина соединился с монгольским отрядом во главе с Чойбалсаном, эти отряды составили Особый западный отряд, который преследовал отряд Казагранди и другие белогвардейские отряды.[231]

В 60 километрах южнее Модонкуля близ оз. Олун-нур Щетинкин и Чойбалсан завязали бой с Казагранди и заставили его уйти в глубь Монголии. Унгерн был недоволен Казагранди за то, что тот плохо воевал, даже считал, что этот белый полковник находится в связи с Красной Армией. Барон послал отряд, которому приказано было убить Казагранди, что, и было совершено Сухаревым 17 июля в Куре Заин-геген.[232]

§3 Ввод частей Красной Армии и НРА ДВР в Халху

Вооруженное нападение Азиатской конной дивизии на Советскую Россию и ДВР явилось основательным предлогом для Москвы и Читы ввести свои войска во Внешнюю Монголию, чтобы очистить ее от всех русских белогвардейских отрядов и в первую очередь от войск Унгерна. Гражданская война в России еще не окончилась.[233]

Враг Советской России Унгерн ушел в Монголию. Советское правительство, вполне естественно, могло ставить вопрос о разгроме Унгерна на чужой территории при условии, что Народное правительство Монголии не будет против вступления частей Красной Армии на ее территорию. Еще 16 марта 1921 г. Монгольское народное правительство обратилось к правительству РСФСР с просьбой об оказании военной помощи в борьбе с белогвардейцами.[234]

Хотя в Обращении прямо не говорится о вводе в Монголию советских войск, тем не менее эта тема звучит в нем довольно явственно.[235]

Временное народное правительство просит Правительство России предпринять энергичные меры с целью очищения территории всей Монголии от белогвардейцев, верит в мощь Красной Армии. Не прямо, а косвенно, с прозрачным намеком оно просит Москву ввести части Красной Армии в Монголию для изгнания оттуда войск Унгерна и всех других белогвардейских отрядов.[236]

Прекрасно понимая, что красные монголы не могут одолеть Унгерна, Временное народное правительство 10 апреля 1921 г. снова обратилось к правительству РСФСР с просьбой об оказании вооруженной помощи в борьбе с Унгерном и другими главарями белогвардейских отрядов 1 июня 1921г. состоялось совместное заседание Дальбюро ЦК РКП(б), представителей НКИД РСФСР, Реввоенсовета 5-й армии и правительства ДВР. На нем обсуждался вопрос о политике Советской России и ДВР в отношении Монголии в связи с начавшимся походом Унгерна в Сибирь.[237] Часть руководства ДВР - заместитель правительства Н.М. Матвеев, а также командарм 5-й армии А. Матиясевич - были категорически против обсуждавшегося на совещании военного похода на Ургу, называя его «недоброкачественной политической авантюрой». Матиясевич, в частности, сказал: «Занятие Урги - это одно, об Унгерне - другое. Унгерн в военном отношении нам не грозит. Вопрос об Унгерне надо отделить от захвата Урги - это вопрос дипломатический». [238]

3 июня A.M. Краснощекое посылает докладную записку Г.В. Чичерину о политическом положении на Дальнем Востоке, в которой останавливается и на вопросе борьбы с Унгерном. Он считает, что необходимо «очистить» Ургу и пограничный район от унгерновских войск и установить там монгольскую власть, которая «должна быть не Советской, а властью национальной и ставить себе целью не самостоятельность Монголии, а установление автономии на федеративных началах с Китаем при дружеских взаимоотношениях с ДВР». Монгольская военная операция, полагает он, явится демонстрацией силы ДВР и РСФСР, обеспечит безопасность тыла обоих государств и поддержит революционное движение в Монголии. Глава правительства ДВР по существу излагает решения, которые были приняты на совещании 1 июня .[239]

За вооруженную вылазку на территорию Советской России и ДВР Москва решила сурово наказать Унгерна, ликвидировать его. 16 июня Политбюро ЦК ВКП(б) постановило: оказать военную помощь монгольскому народу в деле ликвидации Унгерна, введя на территорию Монголии свои войска с соблюдением прав, порядков и обычаев страны. В соответствии с этим постановлением Г.В. Чичерин 22 июня сообщил Дальбюро ЦК РКП(б) скором начале военных действий против Унгерна на территории Монголии.[240]

Из Иркутска в Алтан-Булак выехали представитель НКИД РСФСР В.И. Юдин, начальник Политуправления войск Сибири В.М. Мулин, член реввоенсовета 5-й армии Д.И. Косич и начальник штаба А. Любимов. Они обсуждали с членами Временного народного правительства план борьбы против унгерновцев. Договорились, что войска России, ДВР и Народного правительства Монголии будут действовать совместно. [241]

Реввоенсовет 5-й армии накануне монгольской операции издал следующий приказ: «Военные действия на монгольской границе начали не мы, а белогвардейский генерал и бандит барон Унгерн, который в начале июня месяца бросил свои банды на территорию Советской России и дружественной нам Дальневосточной республики. Подтянув свои резервы, мы отогнали Унгерна от границ РСФСР, ликвидировали прорыв Резухина и нанесли им чувствительное поражение.[242]

Красные войска, уничтожая барона Унгерна... вступают в пределы Монголии не врагами монгольского народа, а его друзьями и освободителями.

Каждый народ имеет право строить свою жизнь, как он этого хочет, как захочет большинство народа. Освобождая Монголию от баронского ига, мы не должны и не будем навязывать ей порядки и государственное устройство, угодные нам. Великое народное собрание всего монгольского народа само установит формы государственного устройства будущей свободной Монголии». Далее в приказе говорилось, что части Красной Армии и красных монголов будут вести совместные боевые действия против Унгерна и других белогвардейских банд. Советские войска покинут Монголию, когда противник будет разбит. «Во избежание всяких трений и нежелательных недоразумений между Красной Армией и монгольским народом, -подчеркивалось в приказе, - при всех крупных воинских соединениях будут следовать официальные представители Народно- революционного правительства Монголии и представители Народного комиссариата иностранных дел».[243]

25 июня ЦК Монгольской народной партии обратился с воззванием к народу относительно вступления Красной Армии на территорию Монголии:

«В настоящее время совместно с нашей Народной армией выступают части Красной Армии великой Советской России, прибывшие оказать нам помощь. Монголы! Не бойтесь их, ибо они ничего общего не имеют ни с белогвардейцами Унгерна, ни с гаминами (китайскими войсками) которые занимаются только грабежами и убийствами. Красная Армия преследует великую цель оказания помощи угнетенным народам всего мира в деле национального освобождения без различия национальности и религии. Поэтому ее нельзя сравнивать с армиями империалистических государств, которые стремятся лишь к хищническому захвату чужих земель, имущества, людей и скота.[244]

Красная Армия выше всего ставит интересы народных масс, и никогда не позволит причинять страдания аратским массам Монголии.

Красная Армия вернется в Россию, как только покончит с унгерновскими и другими бандами…».

Согласно директиве помощника главнокомандующего по Сибири В.И. Шорина от 18 июня 1921 г., части Красной Армии и НРА ДВР должны были наступать тремя оперативными группами (колоннами) в тесном взаимодействии с монгольскими народными войсками. Главное направление движения войск определялось по линии Троицкосавск – Урга.[245]

На этом направлении действовали главные силы – 5-я кавалерийская дивизия, 103-я стрелковая бригада, монгольские народные части во главе с Сухэ-Батором.[246]

Группу войск главного направления возглавлял командир 5-й дивизии ВВ. Писарев. Вторая, меньшая, поисковая группа двигалась по левому берегу Селенги. Здесь наступали 105-я стрелковая бригада, 35-й полк Ропаровского, которым командовал И.К.Павлов, и отряд Чойбалсана. Колонну возглавлял военный комиссар 105-й бригады Б.Р. Терпиловский. Третья группа обеспечивала левый фланг наступающих на Ургу войск. Она состояла из частей НРА ДВР. Начальником всех трех колонн (Экспедиционного корпуса) был К.А. Нейман. Численность корпуса составляла около 10 тысяч бойцов (7,6 тыс. штыков и 2,5 тыс. сабель) с 20 легкими орудиями. Корпусу были приданы две бронемашины и четыре аэроплана.[247]

Советско-монгольскую границу охраняли 104-я стрелковая бригада и отряд Щетинкина. Этих сил было крайне недостаточно в случае, если Унгерн пойдет вторым походом на Сибирь. Это понимал командарм А. Матиясевич. 17 июня он доложил начальнику штаба помглавкома по Сибири Ф.Н. Афанасьеву: «Если мы бросим все на Ургу, а тыл прикроем одной пехотной д

бригадой и отрядом Щетинкина, то фактически оставим весь наш тыл для ударов противника, именно Резухина. Малочисленная бригада не может прикрыть нашей границы с Монголией протяжением 250 верст. В случае нового прорыва Резухина в тыл, парировать этот налет нечем, так как в тылу не останется ни одной не только конной, но и пехотной части» Но в штабе помглавкома не прислушались к дельному замечанию Матиясевича.[248]

26 июня Экспедиционный корпус начал поход, на следующий день он перешел монгольскую границу. Главная колонна двигалась довольно быстро, на пути в Ургу встретила только отряд Немчинова (300 сабель), разбила его; Немчинов с остатками отряда бежал на восток, в Цэцэнханский аймак. 6 июля передовой эшелон колонны (2-я бригада НРА ДВР и полк Сухэ-Батора вступил в Ургу, 6-7 июля в столицу Внешней Монголии вступили главные силы монгольской народной армии и правительство во главе с Бодо, 5-я кавдивизия, 308-й и 309-й полки 103-й стрелковой бригады.[249]

Занятие столицы имело большое политическое значение.Россия и Коминтерн верили в возможность мировой революции и делали все, чтобы разжечь мировой революционный пожар.[250]

По словам самого Унгерна, он знал, что после его первого неудавшегося наступления на Сибирь Красная Армия войдет в Монголию и двинется на Ургу. Урга для него уже не представляла политического значения, и он «не мог там твердо чувствовать» себя, поскольку монголы начали «тянуть на сторону Советской России» Поэтому при отступ_ени от Троицкосавска он, дойдя до р. Иро, свернул на запад – к реке Селенге и пошел на соединение с Резухиным.[251]

Части Красной Армии, НРА ДВР, Народного правительства Монголии, наступая на Ургу, потеряли из виду своего противника – Унгерна. Только 5 июля разведка 5-го кавполка обнаружила сторожевое охранение противника на левом берегу Селенги, в районе перевала Улан-Даба, в 40 километрах северо-восточнее монастыря Ахай-гун. Позднее было установлено, что Унгерн находится на левом берегу Селенги в районе монастыря Барун-Дзасака.[252]

Потеря из виду противника, незнание его местонахождения, безоглядное наступление на Ургу впоследствии привели к драматическим событиям: в результате неожиданного прорыва Унгерна в Сибирь Красная Армия потеряла сотни бойцов и командиров убитыми, мирное население тех мест, где проходил Унгерн, подверглось грабежам и убийствам.

Что касается командарма Матиясевича, то он находился в трудном положении. Войск у него по существу не имелось. Между ним и членом реввоенсовета 5-й армии Грюнштейном шли распри. Председатель ревкома и предреввоенсовета Сибири И.Н. Смирнов в Записке по прямому проводу Л. Троцкому от 9 августа 1921 г. сообщал: «Острые разногласия внутри Рев-совета между Матиясевичем и Грюнштейном разваливают работу, подрывают дисциплину в штабе. Матиясевич опустился, высиживает в штабе часы, работы нет». Смирнов предлагает Троцкому освободить

Матиясевича и Грюнштейна от занимаемых должностей. Находясь в таких условиях, Матиясевич едва ли мог оказать Нейману какую-либо помощь и тем более потребовать от последнего изменить что-либо в монгольской военной операции.[253]

Узнав, где находятся войска Унгерна, Нейман приказал 105-й бригаде повести наступление на противника, 5-й кавдивизии выступить на север – на р. Орхон (дивизия выступила из Урги только 15 июля). Для обороны в районе р. Джида штабом Экспедиционного корпуса было намечено формирование четырех «резервных» полков из тыловых и запасных частей.

18 июля 105-я бригада завязала бой с Унгерном в районе монастыря Барун-Дзасака, но барон не хотел воевать здесь с частями Красной Армии, так как у него уже был выработан план нового похода на Советскую Россию и ДВР.

Это видно из его письма Богдо-хану от 19 июля 1921 г.[254]

Унгерн писал, что ему «направляться в Ургу опасно», но он не собирается прекращать борьбу с Советской Россией. Он пойдет на север, в советскую Сибирь, там «увеличит свои силы надежными войсками» и вынудит Экспедиционный корпус уйти из Монголии на борьбу с ним. В таком случае, считал барон, «правительство Сухэ-Батора будет легко ликвидировать».Он предлагал Богдо-хан покинуть Ургу, где ему грозит опасность, и переехать в Улясутай. Унгерн клялся верности Бог до-хану и обещал ему свою помощь и поддержку. В письме белый генерал не преминул ополчиться с оголтелой критикой «красной партии» (большевиков), которая, по его мнению, является «тайной еврейской партией, возникшей 3000 лет тому назад для захвата власти во всех странах, и цель ее теперь осуществляется».[255]

Он уверял Богдо-хана, что большевики будут разбиты в «третьем месяце этой зимы». Письмо написано на монгольском языке, а свою подпись барон критикой «красной партии» (большевиков), которая, по его мнению, является «тайной еврейской партией, возникшей 3000 лет тому назад для захвата власти во всех странах, и цель ее теперь осуществляется».[256] Он уверял Богдо-хана, что большевики будут разбиты в «третьем месяце этой зимы». Письмо написано на монгольском языке, а свою подпись барон сделал по-русски .[257]

Содержание письма показывает уверенность Унгерна в том, что сибирское население активно поддержит его, он навербует дополнительные «надежные части», его войско значительно увеличится, что позволит вести борьбу с большевиками до полной победы, до свержения их власти в Сибири. Предложение Богдо-хану переехать в Улясутай носило коварный политический замысел. Бегство хутухты из Урги, занятой частями Красной

Армии и красными монголами, в отдаленный город, несомненно, взбудоражило бы население Монголии и могло привести его к расколу. Ругательная критика в адрес «красной партии» имела целью оказать моральное воздействие на Богдо-хана в том смысле, чтобы он понял опасность своего положения в Урге и покинул ее.[258]

Это письмо Унгерн писал (и, видимо, отправил) в день начала второго похода против Советской России. В первый поход, окончившийся неудачей, войско барона несколько поредело, но основные силы его сохранились. Выступая во второй поход, оно насчитывало примерно 4 тыс. человек. Это была конница. Части 5-й армии на 75 процентов составляла пехота. Объединившись с Резухиным и взяв на себя командование всем отрядом, Унгерн двинулся полевому берегу Селенги, т. Е. он избрал тот путь, которым шел Резухин во время первого похода. 4 тыс. опытных и закаленных в походах и боях конников под руководством опытного командира представляли определенную опасность для частей недостаточно укомплектованной из-за ошибок ее командования 5-й армии.[259]

Тактика Унгерна имела ряд особенностей. Если он хотел разбить ту или иную часть противника, то в бой вступал только превосходящими силами. Конная колонна в походе шла следующим порядком: впереди авангард силою вплоть до полка, сзади на определенном расстоянии арьергард.[260]

Бой обычно начинал авангард, если он не справлялся со своей задачей (противник его одолевал), то в бой вступали главные силы. Арьергард сдерживал натиск противника. В бою конники спешивались, становились на время пехотинцами. Кстати, большинство конников не имели сабель. Конем унгерновцы пользовались исключительно как средством передвижения.[261]

Мощным броском Унгерн быстро двигался на север, 24 июля он уже был в Джидинской долине, а 27 июля – в районе Селенгинской Думы. В этот период он практически не встречал сопротивления частей Красной Армии. Кавполк И.К. Павлова и отряд Щетинкина не могли настичь Унгерна, хотя и пытались сделать это: уж очень быстро передвигалась конница Унгерна.[262]

В Джидинской и Селенгинской долинах барон пытался навербовать в свое войско добровольцев из местного населения. Только в Селенгинской Думе на его сторону перешли несколько десятков бурят. На допросах Унгерн откровенно говорил, что местное население его не поддержало. Когда речь идет о местном населении, то имеется в виду прежде всего крестьянство. Оно неодинаково относилось к большевикам: часть сочувственно, а часть отрицательно. Это имело место и в 1919, и в 1920³⁷, и в 1921 гг.[263]

Часть сибирских крестьян, видимо большая, ненавидела власть Колчака и Семенова. Эта ненависть выливалась в восстания и партизанское движение.

Генералы Колчака подавили свыше 60 восстаний.[264]

Власть Семенова в Забайкалье была свергнута, уничтожена партизанскими движениями. Но часть населения Сибири ив 1921 г. еще проявляла некоторое недовольство советской властью, в ряде мест происходили митинги с критикой этой власти, забастовки, заговоры Тем не менее в целом сибирское трудовое население в 1921 г. поддерживало советскую власть, политика которой менялась, в стране начал вводиться нэп. Продразверстка заменялась продналогом. Для крестьян это было важным политическим и экономическим событием. Для Забайкалья 1921 год был урожайным, материальное положение населения несколько улучшилось. Народу осточертела трехлетняя гражданская война, он хотел мира.[265]

У Унгерна не было никаких шансов на то, что забайкальское население его поддержит. У него отсутствовали какие-либо прогрессивные лозунги и цели. Призывы уничтожить большевиков и евреев, возродить династию Романовых не могли привлечь людей на его сторону. Его необычайная жестокость по отношению не только к большевикам, но и к красным партизанам и их семьям порождала страх у жителей.[266]

31 июля Унгерн с 18 эскадронами подошел к Гусинозерскому дацану (главному монастырю Бурятии). Разгорелся жаркий бой с подразделениями Красной Армии. Обе стороны понесли значительные потери³⁹. Но Унгерн одержал победу, взял дацан, захватил четыре орудия и несколько сот

пленных. «Немедленно после боя, - пишет Рибо, - Унгерн распорядился пост роить пленных и, пройдя вдоль рядов, «по глазам и лицам» определил, кто из них является красными добровольцами и коммунистами, а кто достаточно "надежен" для того, чтобы вступить в наши ряды.[267]

Свыше сотни человек были отнесены им к первой категории; комендантской команде Бурдуковского было приказано тут же их уничтожить». На следующий день у северной оконечности Гусиного озера конная дивизия остановилась на отдых. Унгерн не знал, что дальше делать, куда идти. Ламы-ворожеи, которые всегда находились при нем, советовали ему идти к Байкалу и занять г. Мысовск. Но со слов пленных красноармейцев и местных бурят стало известно, что войска Красной Армии хорошо подготовлены к тому, чтобы отразить и разбить противника. Тогда барон послал полк к Новоселенгинску и захватил этот небольшой городок. Оттуда полк продвинулся на север, вплотную к поселку Убукун, который находится в нескольких десятках километров от Верх-неудинска и, стало быть, от Великой Сибирской железнодорожной магистрали. Однако дальше унгер-новские конники не пошли, ибо полковая разведка доложила, что со стороны Верхнеудинска на Убукун движутся советские войска.[268]

Основные силы Унгерна 2 и 3 августа находились на берегах Гусиного озера. 3 августа барон во второй раз взял дацан, приказал раздеть и отлупить лам якобы за то, что они уворовали какие-то вещи в его обозе. 4 августа фактически началось отступление конной дивизии. 5 августа под Новодмитровкой произошел бой, в котором Унгерн потерял 200 бойцов.[269]

Вечером того же дня он начал отступать по пади р. Иро - на Покровку, которую прошел в ночь на 6 августа, 7-го им был занят поселок

Капчеранский. Под натиском советских войск противник отходил на запад, нигде не задерживаясь. В ночь на 11 августа он переправился на правый берег р. Джида в районе станицы Цицикарской. Жители станицы говорили разведчикам НРА ДВР, что «отход Унгерна носит весьма спешный характер, населенных пунктов противник избегает».[270]

Западнее Модонкуля обоз конной дивизии застрял в болотах. Это уже была граница с Монголией, которую Унгерн перешел 14 августа. При подходе к р. Эгин-гол дивизия разделилась на две половины: впереди шла ко_ии_ (два неполных полка) под командованием Унгерна, а бригада Резухина сзади на расстоянии 20-25 км. Обе колонны шли в район монастыря Ахай-гун.[271]

На временно захваченной территории Сибири Унгерн вел себя как жестокий завоеватель, убивал целые семьи коммунистов и партизан, не щадя женщин, стариков и детей. Когда следователь спросил его, зачем он убивал детей, Унгерн ответил буквально так: «Чтобы не оставлять хвостов», Унгерн расстреливал попавших к нему в плен не только политработников, но и всех командиров Красной Армии.[272]

Союзник Унгерна Тапхаев также творил зверства в районе Акши – Менза. В поселке Шоной тапхаевцы вырезали даже детей. В селах Челах-Могло ли местное население поддерживать этих садистов? Конечно, нет. Унгерн, идя в поход, надеялся, что народ Сибири его примет с распростертыми объятиями, мужчины будут охотно вступать в его войско. Ничего этого не произошло и произойти не могло. Без поддержки населения он не мог создать хоть навремя территориальную базу, он не имел тылаПоражение в Сибири вызвало деморализацию унгерновского войска. При подходе к границе Монголии из 4-го полка (так называемого дисциплинарного) ушли пленные красноармейцы, составлявшие значительную его часть.[273]

Но Унгерн не собирался кончать воевать, у него созревали новые планы. Он намеревался уйти в казахские степи или на Алтай и там поднять казахов и алтайцев на антисоветскую борьбу На допросе 27 августа Унгерн заявил, что у него было и такое намерение: пройти всю Монголию и двинуться дальше на юг, чтобы «предупредить красноту» в Южном Китае, где началось революционное движение, т. С. Помочь Северному Китаю в борьбе с Южным революционным Китаем.[274]

§4 Причины заговора против Унгерна

Рибо (Рябухин) и Макеев объясняют их следующими факторами: жестокостью Унгерна по отношению к офицерам, намерением Унгерна якобы идти в Тибет, что вызвало бурю гнева среди верхушки Азиатской конной дивизии. Л. Юзефович разделяет эту точку зрения. Он почти целую главу посвятил плану барона направиться в Тибет, что, по его мнению, вызвало недовольство офицерского состава и привело к заговору против Унгерна Однако надо сказать, ни в одном из донесений советской разведки не упоминалось о том, что Унгерн собирался идти в Тибет. А вот о том, что Унгерн намерен идти на запад, советская разведка сообщала .[275]

Главная причина заговора офицерской верхушки против Унгерна заключалась в том, что он дважды потерпел поражение от советской власти и Красной Армии. Советская власть и Красная Армия показали свою силу и непобедимость во время унгерновских походов. Наверняка офицеры конной дивизии поняли, что бесполезно бороться с Красной Армией, любой поход Унгерна против нее окончится крахом. Барон хотел увести войска на запад, но они не пошли. Они уже получили урок на будущее: куда бы ни повел их Унгерн воевать с Красной Армией – они непременно потерпят поражение.

Поэтому они хотели прекратить военные действия под командованием Унгерна и уйти в Маньчжурию. Мирно решить этот вопрос с Унгер-ном было невозможно, так как жестокий генерал за отказ продолжать воевать тут же их бы расстрелял. У офицерской верхушки оставался один способ борьбы физически уничтожить его.[276]

Во главе заговора стояли полковники Хоботов, Костромин, Островский, Очиров и другие старшие офицеры, их поддерживали оренбургские казаки. 17 августа был убит Резухин за то, что он отказался вести свою бригаду в Маньчжурию.[277]

Унгерн узнал о заговоре вечером 21 августа. Он лежал в своей палатке и услышал стрельбу, подумал, что где-то вблизи находится разъезд красноармейцев. Выйдя из палатки, отдал распоряжение выслать разъезд, затем поехал к расположению своих войск. Проезжая мимо пулеметной команды, вновь услышал выстрелы и по ним узнал, что стреляли в него, после чего поехал в Монгольский дивизион.[278]

Это слова Унгерна, сказанные им на допросе 27 августа. И на этом, и других допросах барон вел себя откровенно. Врать, видимо, он по своей натуре не мог. Кроме того, он понимал, что все эти допросы кончатся одним – смертью для него. Поэтому он откровенно излагал свою идеологию и практику, какой бы жестокой она ни была.[279]

Монгольский дивизион Унгерн считал наиболее преданным, он был как бы конвоем комдива. Дивизионом командовал князь Сундуй-гун. Проехав с группой бойцов из дивизиона километра 3-4, Унгерн внезапно был схвачен монголами за руки и связан. Это произошло у горы Урт на правом берегу

Эгин-гола, недалеко от монастыря Ахай-гун. Связанного Унгерна везли, как ему первоначально казалось, обратно в отряд, но по дороге он заметил, что монголы взяли «неверное направление», и сказал им, что они могут «наткнуться» на красноармейские разъезды.[280]

Куда вез Сундуй-гун Унгерна, точно не известно. Отряд монголов сУнгерном столкнулся с красноармейским разъездом численностью примерно в 20 человек. Красноармейцы с криками «ура» лавиной набросились на монголов и приказали им бросить оружие.[281]

Те исполнили их приказ и были пленены. Разъезд привез на телеге связанного Унгерна в штаб Щетинкина. Здесь в штабе Унгерн охотно отвечал на вопросы, мотивируя это тем, что «все равно его карта бита» 23 августа Щетинкин отправил Унгерна под усиленной охраной в Троицкосавск. Унгерн был одет в монгольский халат с погонами генерал-лейтенанта и Георгиевским крестом, который он носил постоянно. После убийства Резухина и пленения Унгерна 1-ю бригаду возглавил Хоботов, а 2-ю – Островский. В бригаде Хоботова насчитывалось 600 человек, а в бригаде Островского – 1 тыс. бойцов. Полторы сотни русских казаков покинули бригады и ушли в Троицкосавск [282].Форсировав Селенгу, Хоботов и Островский стали отступать на восток в Цэ-цэнханский аймак, чтобы оттуда уйти в Маньчжурию. Их преследовали войска Сухэ-Батора и подразделения Красной Армии. В первых числах сентября Сухэ-Батор настиг Хоботова в районе Бургалтай (севернее Урги) и завязал с ним бой. Сухэ-Батора поддерживали красноармейские разъезды. Войско Хоботова потерпело поражение.[283]

В Цэцэнханском аймаке находились как отступавшие отряды унгерновской

дивизии, так и монгольские отряды, враждебные новому правительству в Урге. Унгерновские отряды – это отряды Хоботова, Костромина, Ивановского (начальника штаба Унгерна), Сухарева, Немчинова и другие.

Каждый из них насчитывал от 200 до 400 человек.[284]

Наиболее крупным контрреволюционным монгольским отрядом был отряд Жамболона – бывшего военного министра правительства Богдо-хана, насчитывавший около 600 человек. Довольно крупными монгольскими отрядами командовали Ундермерин, Цампилов и другие контрреволюционные командиры.[285]

Весь сентябрь и значительную часть октября Сухэ-Батор воевал с этими отрядами. Общая численность их была велика, но их слабостью являлось то, что все они были разобщены, действовали поодиночке. Сухэ-Батор бил их по частям.[286]

Сухэ-Батору пришлось сразиться с Хоботовым еще раз. Хоботов был разбит, красный полководец захватил 300 лошадей, 2 пулемета и одно орудие Тем не менее Хоботову с 200 конниками удалось уйти в Хайлар, где они были разоружены китайскими властями С остатками своих войск ушли в Маньчжурию Костромин и Островский. Бежавший из Урги Сипайлов с 37 конниками был схвачен китайцами на границе Маньчжурии и там посажен в тюрьму, как сподвижник Унгерна - врага Китая Сухарев погиб при попытке перейти границу Маньчжурии.[287]

К концу октября 1921 г. вся восточная часть Халхи (Цэцэнханский аймак) была очищена от унгерновцев и контрреволюционных монгольских отрядов. Несколько сот унгерновцев все-таки пробились в Маньчжурию^.[288]

§5 Суд над Унгерном

24 августа Шумяцкий послал телеграмму Чичерину с сообщением о пленении Унгерна. «Таков итог, подчеркивал он, - нашего сотрудничества с красными монголами, несомненно, героизма наших войск, умелого командования»[289].

26 августа Ленин посылает телефонограмму в Политбюро ЦК РКП(б): «Предложение в Политбюро ЦК РКП(б) о предании суду Унгерна. Советую обратить на это дело побольше внимания, добиться проверки солидности обвинения и в случае, если доказанность полнейшая, в чем, по-видимому, нельзя сомневаться, то устроить публичный суд, провести его с максимальной скоростью и расстрелять» 17 января 1920 г. ВЦИК и Совет Народных Комиссаров приняли постановление об отмене смертной казни в отношении врагов советской власти.[290]

Видимо, Ленин не хотел, чтобы «публичный суд» воспользовался этим постановлением и оставил Унгерна в живых. Ведь в телефонограмме Ленин предлагает расстрелять Унгерна, и это предложение делает до суда. И здесь следует сказать следующее После Октябрьского переворота 1917 г. до лета 1918 г. Ленин выступал за мирное развитие революции. Гражданскую войну в России развязали белые.[291]

Ленин в период гражданской войны проявил себя жестоким политиком. По примеру Великой Французской революции конца XVIII в. он выступал за «революционный террор». [292]

Указание Ленина сибирские власти довольно быстро реализовали. Допросы Унгерна состоялись: 27 и 29 августа в Троицкосавске, 1 и 2 сентября в Иркутске, 7 сентября в Новониколаевске. 13 сентября 1921 г. Главная сибирская газета «Советская Сибирь», издававшаяся в Новониколаевске, опубликовала постановление Сибирского ревкома о том, что 15 сентября назначается к слушанию дело барона Унгерна по обвинению его в контрреволюционных выступлениях против советской власти и зверствах. На следующий день эта же газета поместила «Заключение по делу бывшего начальника Азиатской конной дивизии генерал-лейтенанта Р.Ф. Унгерна фон Штернберга». В нем говорилось: «Следствием установлено, что Унгерн являлся проводником части плана, выдвигаемого Японией, как одно из средств борьбы с Советской Россией. С этой целью Унгерн вступал в сношения со всеми выдающимися кругами и правителями Китая, Монголии, составлял и рассылал письма и воззвания главарям белогвардейских отрядов: Кайгородову, Анненкову, Бакичу, хунхузским шайкам, состоящим на службе Японии, а также видному деятелю Киргизского (казахского) национального движения - бывшему члену Госуд Унгерн при содействии Семенова, китайских и монгольских монархистов организовал армию и овладел Монголией, опираясь на которую, он мог бы развернуть в широком масштабе борьбу с Советской властью и революционным Южным Китаем. При наступлении на Советскую Россию и ДВР Унгерном применялись методы поголовного вырезания населения Советской России вплоть до детей.[293]

Применялись пытки: размалывание в мельницах, битье палками по монгольскому способу (бить до тех пор, пока мясо не отстанет от костей), сажание на лед, на раскаленную крышу, на деревья.[294]

Постановлением Сибирского ревкома от 12 сентября с. г. Унгерн предается суду революционного трибунала Сибири по обвинению:

1.В проведении захватнических планов Японии, выразившихся в создании Срединного азиатского государства, свержения власти Дальне Восточного Правительства в Забайкалье.

2.В организации свержения Советской власти в России, в частности вСибири, с восстановлением ней монархии, причем на престо предназначалось посадить Михаила Романова. арственной Думы, Букейханову, эсэру Анучину...»[295]

3.В зверских массовых убийствах и пытках: а) крестьян и рабочих, б) коммунистов и советских работников, г) евреев, которые вырезались поголовно, д) вырезании детей, е) революционных китайцев и т. д.»[296]

Заключение подписал представитель Всероссийской Чрезвычайной Комиссии (ЧК) по Сибири Павлунский[297].

Революционный трибунал был создан Сибирским ревкомом, видимо, по согласованию с Москвой. Его возглавлял председатель Сибирского отдела Верховного трибунала при ВЦИК Опарин. Членами трибунала являлись: знаменитый командир сибирских партизан А.Д. Кравченко, Габишев, Иван Кудрявцев и Гуляев. Защитником назначили бывшего присяжного поверенного Боголюбова. Общественным обвинителем выступил видный партийный деятель Емельян Ярославский.[298]

Заседание трибунала началось в 12 часов 15 сентября 1921 г. в здании Новониколаевского театра «Сосновка». Поскольку суд являлся публичным, «Советская Сибирь» его освещала довольно подробно. 16 сентября эта газета писала, что Унгерн «выглядел немного утомленным, но держался спокойно. На вопросы отвеч Первый вопрос ему задал Опарин: «Гражданин Унгерн, виновным по всем пунктам обвинения?» Унгерн лаконично ответил: «Да, за исключением одного, обвинения в связи моей с Японией». Потом ему стал задавать вопросы Емельян Ярославский. Судя по объемистому репортажу И.

Майского, Унгерн отвечал «прямо и определенно».[299]

Например, он говорил: страной должен управлять монарх, опираясь на аристократию; рабочие должны работать, крестьяне возделывать землю; конфискованную землю у дворян нужно вернуть прежним владельцам; войско должно воевать «не за какие-то идеи», выдуманные за последние 30 лет, а только по приказу высокого начальства, дисциплину в армии нужно поддерживать жесткими мерами. О евреях Унгерн на суде повторял те же идеи, которые излагал в своих письмах и на допросах. Затем Ярославский произнес обвинительную речь. Начал ее с характеристики, которую дал Унгерну Врангель, выделяя в ней «постоянное пьянство» барона, избиение им комендантского адъютанта, за что получил три года крепости. Этим выступлением обвинитель стремился показать Унгерна морально разложившимся человеком - пьяницей и драчуном.[300]

Основное место в своей речи оратор отвел зверствам барона, убийству коммунистов, советских работников, евреев, служащих Центросоюза, ни в чем не повинных детей. Он поддержал обвинения, предъявленные Унгерну трибуналом, в том числе связь последнего с Японией. Будучи членом ЦК РКП(б), Ярославский в своей речи проводит и чисто партийную пропаганду. Об этом свидетельствуют, например, такие его тезисы: суд над Унгерном есть суд не над личностью, а «над целым классом общества - классом дворянства»; «приговор должен быть приговором над всеми дворянами, которые пытаются поднять свою руку против власти рабочих и крестьян».[301]

Речь оратор закончил следующими словами: «Трагедия барона Унгерна заключается в том, что он не сумел сочетать свои маленькие силенки с той огромной силой, на которую он шел». Что ж, слова верные.[302]

Адвокату Боголюбову было трудно защищать Унгерна, но он защищал как мог. Адвокат выдвинул два тезиса в защиту подсудимого.[303]

Первый он излагал следующим образом. После того как Красная Армия разбила «могучие армии» Деникина, Колчака, Врангеля, Унгерну нельзя было «двигаться на Россию». Но в Монголии у него сложилась такая ситуация, что он не мог там оставаться, нужно было куда-то уходить, а единственным местом, куда он мог уйти, являлась Россия». Второй тезис сводился к тому, что хотя Унгерн являлся представителем так называемой аристократии, но совершал жестокости, убийства и другие преступления. «Мог ли это делать нормальный человек?» - ставил вопрос Боголюбов и отвечал, что не мог, поэтому «перед нами ненормальный, извращенный психологически человек, которого общество в свое время не сумело изъять из обращения».[304]

Боголюбов предлагал два варианта приговора. Первый - расстрел, но мгновенная смерть для Унгерна будет самым легким концом его мучений.

Адвокат склонялся ко второму варианту: «Было бы правильнее не лишать барона Унгерна жизни, заставить его в изолированном каземате вспоминать об ужасах, которые он творил». Это была попытка Боголюбова отвести от Унгерна расстрел[305].

После выступления адвоката Опарин предложил последнее слово Унгерну, но он заявил: «Ничего больше не могу сказать». В 17 часов 15 минут трибунал объявил ему приговор - расстрел. В тот же день приговор привели в исполнение. Могила Унгерна неизвестна.-93-

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Барон Унгерн фон Штенберг прошёл сложный и противоречивый жизненный путь. Будучи патриотом России, он добровольцем воевал в 1904-1905гг. с японцами. В Первую мировую войну командовал сотней, проявил мужество геройство, за что был награжден пятью орденами. Барон любил воевать, любил войну.

Октябрьскую революцию барон не признавал и стал бороться с советской властью, являлся непримиримым врагом большевиков и евреев. Вынужденный уйти в 1920г. Из Даурии с азиатской конной дивизией в Монголию ,разбил там китайские войска превосходившие в количественном отношении в несколько раз его дивизию. Барон восстановил на ханском троне главу монгольской ламаистской церкви Джебцзун-Дамба-хутухту. Унгерн не вмешивался в процесс формирования Ургинского правительства Богдо-ханом. Барон не проводило «насильственной мобилизации»монголов в своё войско, монголы шли к нему добровольно или мобилизованные по указу Богдо-хан.

Его заветной целью являлось восстановление монархий на востоке и на Западе. Унгерн являлся сторонником, другом «желтой расы»,которой ,по его мнению угрожала «белая раса».Его критика западной культуры носила реакционный оттенок.

Барон был крайне жесток. Жестокость его имеет биологическую и социальную основу. Унгерн происходил из древнего рода. Его предки были жестокими воинами. Видимо гены предков в какой-то мере унаследовал и Унгерн. Однако главная причина жестокости обуславливалась социальном фактором: жестокая идеология барона неизбежно вела к жестоким практическим действиям. Он уверовал в правильность и нужность палочной дисциплины в армии, и эту палочную ввёл в своей дивизии. Он пришёл к выводу ,что евреи составляют руководящее ядро русской революции, и был уверен в том, что они непременно захватят власть в стане ,поэтому до крайности возненавидел их и убивал.

Он верил в свою судьбу, а судьбу рассматривал как божественное предназначение. Его письма пестрят такими выражениями: «Я хорошо знаю», «Я ясно вижу», «Я придумал», «Я понял», «Я верю», «По воле всевышнего мне суждено».Весь его образ жизни свидетельствует ,что он сам верил в то,что готов к выполнению божественной миссии .Сутью которой являлось «восстановление царей» и недопущение в будущем революций.

Как было уже сказано ранее в литературе встречаются характеристики его как «психопата», «психически ненормального человека», «больного человека».Психически нормальный больной человек не мог бы командовать сложным военным соединением состоящим из представителей 16 национальностей. О том, что он был психически здоровым человеком, говорит и его поведение на допросах, на суде. Вел он себя спокойно, держался с достоинством, отвечал на вопросы по существу, отстаивал свою идеологию и политические взгляды. Перед походом в Монголию он перестал употреблять алкогольные напитки, осознавая, что идёт на трудную военную операцию, когда ежечасно и ежеминутно требуется трезвый ум полководца.

Барон был нервным ,неуравновешенным, взрывным, человеком. Над ним не было никакого военного или политического органа, который хотя бы как-то его контролировал. Он был царь и бог своей дивизии, никто из его окружения не имел права задавать ему вопросы и давать советы, а большая власть как известно это ещё

Большая ответственность, но власть развратила Унгерна, делала его ещё больше неуравновешенным и жестоким.

Походы Унгерна в 1921г. против Советской России являлись явной авантюрой. Его войско в 4-5 тыс. человек никак не могло победить превосходящие силы Красной Армии. Барон надеялся на поддержку его населением Сибири, но не получил ее. Его зверства на временно захваченной территории-убийства коммунистов, евреев, партизан вместе с их семьями-могли породить только ненависть к нему со стороны местных жителей.

Являясь врагом большевиков и красных монголов Унгерн объективно, помимо своей воли ,независимо от собственных идеологических и политических устремлений в конечном счёте оказал им, своим врагам и немалую услугу. Разбив основные силы китайских войск в Халхе, он существенно облегчил задачу монгольским революционерам по очищению её от китайской военщины. Своими походами в Забайкайле Унгерн дал Советскому правительству серьёзный повод для ввода частей Красной Армии во Внешнюю Монголию, территорию которой они вместе с войсками Сухэ-Батора и Х.-Б.Максаржава освободили к концу1921г. От всех белогвардейских отрядов. После разгрома этих отрядов советское правительство вывело из Монголии свои войска, оставив там один полк по договорённости с Ургинском правительством. Поддержка Советской Россией красных монголов сыграла, пожалуй, решающую роль в победе над Унгерном и в победе Монгольской народной реводюции1921г.

Таким образом в заключении хотелось бы отметить, что в наше время наблюдаются две тенденции. Это идеализация барона и большой интерес к его личности. В своей работе я попыталась взглянуть на него непредвзято. Можно сделать два вывода

Во-первых, это был действительно прирождённый военный, талантливый даже возможно гениальный.

Но, во-вторых, нельзя забывать, что он был жестоким, целеустремленным человеком, с ярко выраженными диктаторским началом, настоящим продуктом своего времени.

Библиография

 

Источники

Сборники документов и материалов

1.Внешняя политика Монгольской Народной Республики в документах. Улан-батор,1974

2.Дальневосточная политика Советской Росси (1920-1922гг.),сборник документов бюро ЦК РКП (б) и Сибирского революционного комитета. Новосибирск,1996

3.Советско-китайские отношения .1917-1957.Сборник документов. М.,1959

Книги воспоминаний

1.Атаман Семенов. О себе. Москва,2002

2.Байкалов К.К.Статьи. Воспоминания. Якутск,1968

3.Белое дело. Летопись белой борьбы. Т.5.Берлин,1978

4.Бурдуков А.В.В старой и новой Монголии. Воспоминания. Письма. М.,1955

5.Военные мемуары барона Врангеля. М.,1992

5.Гражданская война на Дальнем востоке. Воспоминания ветеранов. М.,1973

6.Есаул А.С.Макеев. Бог войны - барон Унгерн. воспоминания бывшего адъютанта. Шанхай.1949

7.Осседоновский Ф.И звери, и люди, и боги. М.,1994

8.Першин Д.П. Барон Унгерн, Урга и Алтан-Булак. Самара,1999

Литература

1.      Абрамсон М.Политические общества и партии а Китае. Новый Восток,1962,№1

2.      Белов Е.Последний «живой бог монголов»//Азия и Африка сегодня,1996,№3

3.      Белов Е.Одиссея барона Унгерна. // Азия и Африка сегодня,2001.№9

4.      Белов Е.А.Барон Унгерн фон Штенберг. М.,2003

5.      Белов Е.Россия и Китай XX в.М.,1997

6.      Белая эмиграция в Китае и Монголии. Мосвка,2005

7.      Белое дело: начало и конец. М.,1973

8.      Богословский В.А.,Москалёв А.А.Национальный вопрос в Китае. М.,1984

9.      Борисов Б.Дальний восток. Вена ,1967

10.    Волков С.В.Трагедия русского офицерства. М.,2002

11.    Воскресенский Л.Д.Россия и Китай: теория и история межгосударственных отношений. М,1997

12.    Гражданская война и военные операции в СССР. М.,1987.

13.    Генкин. Конец Унгерна и начало новой Монголии. Спб.,1993

14.    Герои Гражданской войны. М.,1963

15.    Гражданская война в СССР. М.,1986

16.    Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. М,1983

17.    Даревская М.Е.Сибирь и Монголия. М.,1967

18.    История Гражданской войны в СССР т.1-5.М.,1960

19.    История Монгольской Народной Республики. М.,1983

20.    История советско-монгольских отношений. М,1983

21.    Капица М.С.На разных параллелях. Записки дипломата. М.,1996

22.    Кислов А.Н.Разгром Унгрена.М.,1996.

23.    Кислов А. Ликвидация Унгерна, война и революция. М.,1994

24.    Колесников М.С. Сухэ – Батор.М.,1953

25.    Ломакина И.И.Улан-Батор. М.,1977

26.    Лузянин С.Г.Монголия между Китаем и советской Россией.//Проблемы Дальнего Востока,1995,№2

27.    Майский И.М.Монголия накануне революции. М.,СПб.,1959

28.    Марковчин В. Три атамана. Москва,2005.

29.    Митюрин Д.В.Гражданская война : красные и белые. М.,2004

30.    Полководцы Гражданской войны. М.,1960

31.    Рощин С.К. Политическая история Монголии. М.,1999

32.    Рощин С.К Унгерн в Монголии.//Восток ,1998,№6

33.    Савченко В.А.Авантюристы Гражданской войны. М.,2000

34.    Сопротивление большевизму 2927-2928гг.М.,2001

35.    Старцев В.А. Ненаписанный роман Фердинарда Оссендовского.Смоленск,1999

36.    Строд И. Унгеревщина и Семёновщина.М.,1984

37.    Форопост героев. Хабаровск,1973

38.    Хатунцев С. Странная судьба барона Унгерна. // Родина,2004,№9

39.    Цветков В. На сопках Монголии.//Родина,2005,№1

40.    Цветков В.Белая гвардия //Родина,2000,№11

41.    Цветков В Разгромили атаманов, разогнали воевод// Родина,1997,№11

42.    Цибиков Б.Разгром унгеровщины. Улан-Удэ,1947

43.    Чалов. А. Монголия Далёкое - близкое // Дальний Восток,1998,№11/12

44.    Черкасов –Георгиевский В.Г. Вожди белых армий. Смоленск,2000

45.    Чойбалсан Х.Краткий очерк истории Монгольской Народной Республики. М.,1952.

46.    Шамбаров В.Е. Белогвардейщина. М.,1999

47.    Ширендыб Б.Монголия на рубеже XIX-XXвеков. Улан-Батор,1963.

48.    Ширендыб Б.История монгольской народной революции. М..1971

49.    Шкаренков Л.К.Агония белой эмиграции. М.,1986.

50.    Шумяцкий Б.Коммунистический интернационал на Дальнем Востоке.//Народы Дальнего Востока,1965,№1

51.    Юдин В.И.У истоков монгольской народной революции. М.,1959.

52.    Якимова Л.Т.Дальний Восток, в огне борьбы с интервентами и белогвардейцами. М.,1979.

Ресурсы Интернета.

1.Юзефович Л.Самодержец пустыни. Сайт http://www.militera.lib.ru/

2. Станислав Хатущев «Буддист с мечом» Ссылка Интернета.,mhtml: file:// A: / Перед лицом истории mht

3. Ладыгина И.В. Четыре мифа о бароне Унгерне Ссылка Интернета.,mhtml: file:// A:

---

[1] Митюрин Д.В.Гражданская война: белые и красные. М.,2004-с.248

[2] Там же с.262

[3] Осседоновский Ф. «И звери, и люди, и боги». М.,1994 -431с.

[4] Шумяцкий Б. «Народы Дальнего Востока»,1935,№2//Белов Е.Барон Унгерн фон Штенберг.М.,2003

[5] Першин Д.П. «Барон Унгерн ,Урга и Алан-Булак».Самарс.,1999-456с.

[6] Макеев А.С. «Бог войны – барон Унгерн». М.,1949-245с.

[7] Бурдуков А.В. Человеческие жертвоприношения у современных монголов- Сибирские огни,1955,№3

[8] Советско-монгольские отношения. Т.1(м. - Улан-Батор,1975), Дальневосточная политика Советской Росси.1920-1922(Новосибирск,1966)

[9] Материалы и документы Российского военного архива (РГВА), Российского Государственного военно-исторического архива (РГВИА), Архива внешней политики Российской Федерации (АВП РФ), Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского Государственного архива социально политической истории (РГАСПИ).

[10] Белов Е. Барон Унгерн фон Штенберг.М.,2003-238с.

[11] Цибиков Б. Разгром Унгеровщины. Улан-Удэ,1947-178с.

 Кислов А.Н.Разгром Унгерн.М.,1964- 192с.

[13] Рощин С.К. Унгерн в Монголии. //Восток,1998,№6

[14] Лузянин С.Г. Россия-Монголия-Китай в первой половине XXв.М.,2000-450с.

[15] Ширендыб Б. Монголия на рубеже XIX-XXвеков. Улан-Батор,1963-321с.

[16] Белов Е. Барон Унгерн фон Штенберг.М.,2003-238с.

[17] Марковчин В. Три атамана. М.,2003-с.25

[18] Юзефович Л.Самодержец пустыни. Сайт http://www.militera.lib.ru/-с.2

[19] Там жес.3

[20] Там же с.4

[21] Ладыгина И.В. Четыре мифа о бароне Унгерне Ссылка Интернета.,mhtml: file:// A:-с.55

[22] Там же с.54

[23] Ладыгина И.В. Четыре мифа о бароне Унгерне Ссылка Интернета.,mhtml: file:// A:-с.55

[24] Цибиков Б.Разгром Унгеровщины. Удан-Удэ.,1947-с.56

[25] Там же с.57

[26] Кислов А.Н.Разгром Унгерн.М.,1964-с.61

[27] Рощин С.К. Унгерн в Монголии. //Восток,1998,№6-с.46

[28] Там же с.47

[29] Белов Е.А.Барон Унгерн фон Штенберг.М.,2003-с.28

[30] Там же с.29

[31] Рощин С.К. Унгерн в Монголии. //Восток,1998,№6-с.51

[32] Там же с.52

[33] Там жес.57

[34] Ширендыб Б.Монголия на рубеже XIX-XXвеков. Улан-Батор,1963г.-87

[35] Там жес.89

[36] Там же с.90

[37] Ширендыб. Б История монгольской народной революции1921г./Пер. с монгольского. М.,1971г.-с.54

[38] Ладыгина И.В. Четыре мифа о бароне Унгерне Ссылка Интернета.,mhtml: file:// A: -с.5

[39] Там же с.2

[40] Там же с.3

[41] Абрамсон М. Политические общества и партии в Китае. Новый Восток,1962,№1

[42] Ладыгина И.В. Четыре мифа о бароне Унгерне Ссылка Интернета.,mhtml: file:// A: - с.3

[43]Ладыгина И.В. Четыре мифа о бароне Унгерне. Ссылка Интернета.,mhtml: file:// A: - с.4

[44] Там же с.5

[45] Воскресенский Л.Д. Россия и Китай: теория и история межгосударственных отношений. М..1999-с67

[46] Там же с.58

[47] Белов Е. Россия и Китай в начале XX века. М.,1997-с78

[48] Там же с.79

[49] Гражданская война и военные операции в СССР. М.,1987-с.95

[50] Там же с.98

[51] Станислав Хатущев. Буддист с мечом Ссылка Интернета.,mhtml: file:// A: / Перед лицом истории met-с.1

 [52]Военные мемуары барона Врангеля. М.,1992-с.67

[53] Там же с.68

[54] Волков С.В.Трагедия русского офицерства. М.,2002-с.4

[55] Там же с.5

[56] Станислав Хатущев. Буддист с мечом Ссылка Интернета.,mhtml: file:// A: / Перед лицом истории met-с.7

[57]Станислав Хатущев. Буддист с мечом Ссылка Интернета.,mhtml: file:// A: / Перед лицом истории met с.5

[58] Байкалов К.К.Статьи. Воспоминания. Якутск,1968-с.56

[59] Есаул А.С.Макеев. Бог войны – барон Унгерн. Воспоминания Бывшего адъютанта. Шахай,1949-с.56

[60] Осседонский Ф. И звери, и люди, и боги. М.,1994 –с.89

[61] Там же с.91

[62] Там же с.94

[63] Станислав Хатущев «Буддист с мечом» Ссылка Интернета.,mhtml: file:// A: / Перед лицом истории mht-с.8

[64] Станислав Хатущев. Буддист с мечом Ссылка Интернета.,mhtml: file:// A: / Перед лицом истории mht-с.9

[65] Першин Д.П. Барон Унгерн ,Урга и Алан-Булак. Самарс,1999-с.34

[66] Там же с.35

[67] Там же с.37

[68] Бурдуков А.В. В старой и новой Монголии. Воспоминания. Письма. М.,1969-с.68

[69] Там же с.69

[70] Там же с. 70

[71] Советско-китайские отношения.1917-1957.Сборник документов. М.,1959-с.45

[72] Там же с.46

[73] Советско-китайские отношения.1917-1957.Сборник документов.М.,1959-с49

[74] Там же с.59

[75]Гражданская война на Дальнем Востоке (1918-1922) Воспоминания ветеранов. М.,1973-с.78

[76] Гражданская война на Дальнем Востоке (1918-1922) Воспоминания ветеранов. М.,1973-с. 74

[77] Там же с75

[78]. Богословский В.А.,Москалёв А.А.Национальный вопрос в Китае. М.,1984-с.79

[79] Даревская М.Е.Сибирь и Монголия. М.,1967-с.100

[80] Там же с.103

[81] Рощин С.К. Унгерн в Монголии. //Восток,1998,№6 с.76

[82] Там же с.77

[83] Советско-китайские отношения.1917-1957.Сборник документов. М.,1959-с.38

[84] Там же с.40

[85] Там же с.44

[86] Советско-китайские отношения.1917-1957.Сборник документов.М.,1959-с.44

[87] Там же с. 49

[88] Богословский В.А.,Москалёв А.А.Национальный вопрос в Китае. М.,1984-с.105

[89] Там же с.106

[90] Там же с.107

[91] Абрамсон М.Политические общества и партии в Китае.// Новый Восток,1962,№1-с.25

[92] Там же с.26

[93] Там же с.27

[94] Майский И.М. Монголия накануне революции. М.,1959-с.67

[95] Першин Д.П.Барон Унгерн ,Урга и Алан-Булак .Записки очевидца. Самарс,1999-с.59

[96] Першин Д.П.Барон Унгерн ,Урга и Алтан-Булак .Записки очевидца. Самарс,1999-с61

[97] Белов Е.А.Последний «живой бог» (монголов).- Азия и Африка сегодня,1996,№3.-с.5

[98] Белов Е.А.Барон Унгерн фон Штенберг. М, ,2003-с.78

[99]Белов Е.А.Барон Унгерн фон Штенберг.М.,2003-с.79

[100] Там же с.65

[101] Гражданская война и военные операции в СССР.М.,1987-с.69

[102] Гражданская война и военные операции в СССР.М.,1987-с.64

[103] Там же,1987-с.69

[104] Байкалов К.К. Статьи. Воспоминания. Якутск,1968-с.90

[105] Там же с.95

[106] Майский И.М.Монголия накануне революции. М.,1959-с.87

1.Майский И.М.Монголия накануне революции. М.,1959 с.89

[108] Дальневосточная политика Советской России. Сборник документов ЦК РКП(б).Новосибирск,1996-с.67

[109] Внешняя политика Монгольской Народной Республики в документах. Улан-батор,1974-с.6

[110] Там же с.7

[111] История Монгольской Народной Республики. М.,1983-с.89

[112] Там же с 87

[113] История Монгольской Народной Республики. М.,1983-с.89

[114] История советско-монгольских отношений. М.ю,1981-с.23

[115] Там же с.24

[116]Там же с.25

[117] Белая эмиграция в Китае и Монголии. М.,2005-с.70

[118] Атаман Семёнов. О себе. М..2002-с.58

[119] Там же с.60

[120] Кислов А.Н.Разгром Унгерна.М.,1964-с.68

[121] Там же с.69

[122] Лузянин С.Г.Монголия между Китаем и Советской Россией. //Проблемы Дальнего Востока,1995,№2-с.4

[123] Там же с.6

[124] Там же с.8

[125] Юзефович Л.Самодержец пустыни. Феномен судьбы барона Р.Ф.Унгерна-Штенберга.М.,1993.-с90

[126] Юзефович Л.Самодержец пустыни. Феномен судьбы барона Р.Ф.Унгерна-Штенберга.М.,1993.-с93

[127] История Монгольской Народной Республики. М.,1983-с.98

[128] Белов Е.А.Барон Унгерн фон Штенберг.Биография,идеология,военные походы.1920-1921гг.М,ИВ РАН,2003-с.76

[129] Белов Е.А.Барон Унгерн фон Штенберг .М.,2003-с.77

[130] История Монгольской Народной Республики. М.,1983-с.98

[131] Там же с.99

[132] История Монгольской Народной Республики. М.,1983- с.97

[133] Цибиков Б.Разгром Унгеровщины. Улан-Удэ,1957-с.58

[134] Там же с.59

[135] Там же с.65

[136] Там же с.68

[137] Цибиков Б.Разгром Унгеровщины. Улан-Удэ,1957 с.72

[138] Там же с.73

[139] История Монгольской Народной Республики. М.,1983-с.69

[140] Белов Е.А.Барон Унгерн фон Штенберг. М, ,2003-с.86

[141] Там же с.87

[142] Кислов А.Н.Разгром Унгерна (о боевом содружестве советского и народов). М.,1964.-с.55

[143] История Монгольской Народной Республики. М.,1983-с.56

[144]Белов Е.А.Барон Унгерн фон Штенберг.М.,2003-с.85

[145] Там же с.87

[146] Чойбалсан Х. Краткий очерк истории Монгольской Народной Республики. М.,1952-с.67

[147] Чойбалсан Х. Краткий очерк истории Монгольской Народной Республики. М.,1952- с.68

[148] Белое дело: начало и конец. М.,1973-с.72

[149] Там же с.78

[150] Рощин С.К. Унгерн в Монголии. - Восток,1998,№6-с.90

[151] Кислов А.Н.Разгром Унгерна (о боевом содружестве советского и народов). М.,1964.-с.87

[152] Там же с.88

[153]Рощин С.К.Политическая история Монголии. М.,1999-с.67

[154]Рощин С.К.Политическая история Монголии. М.,1999-с.67

[155] Там же с.68

[156] Рощин С.К.Политическая история Монголии. М.,1999.-с.56

[157] Майский И.М.Монголия Накануне революции. М.,1959.-с.56

[158] Там же с.67

[159] Рощин. Политическая история Монголии(1921-1940гг.). М.,1999.-с.67

[160] Белов Е.А.Барон Унгерн фон Штенберг. 1921гг.М, ,2003-с.98

[161] Там же с.99

[162] Рощин политическая история Монголии(1921-1940гг.). М.,1999.-с.87

[163] Рощин С.К.Политическая история Монголии(1921-1940гг.). М.,1999.-с.98

[164] Даревская М.Е.Сибирь и Монголия. М.,1967-с.8

[165] Даревская М.Е.Сибирь и Монголия. М.,1967 с.9

[166] Рощин С.К.Политическая история Монголии(1921-1940гг.). М.,1999.-с.98

[167] Рощин С.К. Унгерн в Монголии. //Восток,1998,№6-с.80

[168] Рощин С.К. Унгерн в Монголии. //Восток,1998,№6-с.81

[169] Юзефович Л.Самодержец пустыни. Сайт http://www.militera.lib.ru/-с.10

[170] Там же с.11

[171]Цибиков Б.Разгром унгеровщины. Улан-Удэ,1947 -с.67

[172] Цибиков Б.Разгром унгеровщины. Улан-Удэ,1947-с.68

[173] Строд И. Унгеревщина и Семёновщина.М.,1984-с.70

[174] Там же с.72

[175] Цибиков Б.Разгром унгеровщины. Улан-Удэ,1947 –с73

[176] Цибиков Б.Разгром унгеровщины. Улан-Удэ,1947-с.74

[177] Ширендыб Б.Монголия на рубеже XIX-XX веков. Улан-батор ,1963.-с.89

[178] Строд И. Унгеревщина и Семёновщина.М.,1984- с.75

[179] Ширендыб Б.Монголия на рубеже XIX-XX веков. Улан-батор ,1963 с.90

[180] Юзефович Л.Самодержец пустыни. Феномен судьбы барона Р.Ф.Унгерна-Штенберга.М.,1993.-с.78

[181] Там же с.79

[182] Юзефович Л.Самодержец пустыни. Феномен судьбы барона Р.Ф.Унгерна-Штенберга.М.,1993.-с.79

[183] Там же с.81

[184] Гражданская война и военные операции, в СССР. М.,1987-с.54

[185] Там же с.55

[186] Гражданская война и военные операции, в СССР. М.,1987-с.56

[187] Бурдуков А.В. В старой и новой Монголии. Воспоминания. Письма. М.,1969-с.7

[188] Там же с.8

[189] Там же с.9

[190] Атаман Семенов. О себе. М.,2003-с.69

[191] Там же с.70

[192] Там же с.85

[193] Юзефович Л.Самодержец пустыни. Феномен судьбы барона Р.Ф.Унгерна-Штенберга.М.,1993.-с.80

[194] Там же-с.81

[195] Юзефович Л.Самодержец пустыни. Феномен судьбы барона Р.Ф.Унгерна-Штенберга.М.,1993- с.81

[196] Ширендыб Б.История монгольской народной революции 1921г.М.,1971-с.90

[197] Там же с.93

[198] Кислов А.Н.Разгром Унгерна.М.,1964-с.87

[199] Кислов А.Н.Разгром Унгерн (о боевом содружестве советского и монгольского народов). М.,1964- с.60

[200] Там же с.61

[201] Там же с.63

[202] Хатунцев С.Странная судьба барона Унгрена.//Родина,2004,№9-с.50

[203] Кислов А.Н.Разгром Унгерн (о боевом содружестве советского и монгольского народов). М.,1964-с.61

[204] Там же с.63

[205] Хатунцев С.Странная судьба барона Унгерна.//Родина,2004,№9-с.52

[206] Там же с.53

[207] Якимов Л.Т.Дальний Восток в огне борьбы с интервентами и белогвардейцами. М.,1979- с.68

[208] Там же с.72

[209] Абрамсон М.Политические общества и партии в Китае. //Новый Восток,1962,№1-с.121

[210] Там же с.59

[211] Белое дело: начало и конец. М.,1973-с.98

[212] Белое дело .Летопись белой борьбы.Т.5.Берлин,1978-с.56

[213] Там же - с.57

[214] Там же с.59

[215] Белов Е.А.Последний «живой бог»(монголов).//Азия и Африка сегодня,1996,№3-с.62

[216] Там же с.63

[217] Там же с.70

[218] Белов Е.А.Последний «живой бог» (монголов). //Азия и Африка сегодня,1996,№3-с.70

[219] Там же с.71

[220] Там же с.72

[221] История Гражданской войны в СССР т.1.М.,1960-с.79

[222] Белов Е.А.Одиссея барона Унгерна.//Азия и Африка сегодня,2001,№9-с.98

[223] Там же с.72

[224] Строд И. Унгеревщина и Семёновщина.М.,1984-с.291

[225] Там же с.292

[226] Воскресенский Л.Д. Россия и Китай : теория и история межгосударственных отношений.М.,1999-с.38

[227] Там же с.39

[228] Воскресенский Л.Д. Россия и Китай : теория и история межгосударственных отношений.М.,1999-с.45

[229] Капица М.С.На разных параллелях. Записки дипломата. М.,1996-с.89

[230] Там же с.90

[231] Там же с.91

[232] Белов Е.А.Барон Унгерн фон Штенберг. М.,2003-с.104

[233] Гражданская война в СССР. М.,1986-с.95

[234] Сопротивление большевизму 1917-1918гг.М.,2001-с.90

[235] Там же с.105

[236] Полководцы Гражданской войны. М.,1960-с.83

[237] Цветков В.Разгромили атаманов ,разогнали воевод // Родина,1997,№11-с.95

 [238] Юзефович Л.Самодержец пустыни. Сайт http://www.militera.lib.ru/-с.86

[239] Там же с.87

[240] Черкасов – Георгиевский В.Г.Вожди белых армии. Смоленск,2000- с.105

[241] Там же с.108

[242] Там же с.110

[243] Борисов Б.Дальний Восток. Вена,1967-с.78

[244] История Монгольской Народной Республики. М.,1983.-с.68

[245] Генкин. Конец Унгерна и начало новой Монголии. Спб.,1993-с.85

[246] Там же с.86

[247] История советско-монгольских отношений. М.,1981-с.98

[248] Ломакина И.И.Улан-Батор. М.,1977-с.34

[249] Там же с.35

[250] Там же с.54

[251] Цибиков Б.Разгром унгеровшины. Улан-Удэ,1947-с.78

[252] Ширендыб Б.Монголия на рубеже XIX-XX веков. Улан-батор ,1963.-с.27

[253] Кислов А.Н.Разгром Унгерна (о боевом содружестве советского и монгольского народов). М.,1964.-с.35

[254] Кислов А.Н.Разгром Унгерна (о боевом содружестве советского и монгольского народов). М.,1964-с.36

[255] Там же с.37

[256]Там жес.35

[257] Майский И.М.Монголия Накануне революции. М.,1959-с.49

[258] Там же с.50

[259] Там же с.49

[260] Шумяцкий Б. Коммунистический Интернационал на Дальнем Востоке -Народы Дальнего востока,1965,№1-с.53

[261]Там же с.54

[262] Там же с.57

[263] Цветков В.Белая гвардия // Родина,2000,№11-с.9

[264] Якимов Л.Т.Дальний Восток в огне борьбы с интервентами и белогвардейцами. М.,1979-с.87

[265] Цветков В. На сопках Монголии. //Родина,2005,№1-с.12

[266] Там же с.13

[267] Цветков В.На сопках Монголии.// Родина,2005,№1-с.13

[268] Там же с.14

[269] Майский И.М.Монголия Накануне революции. М.,1959.-с.38

[270] Майский И.М.Монголия Накануне революции. М.,1959.-с.39

[271] Там же с.40

[272] Чалов. А. Монголия Далёкое – близкое. // Дальний Восток,1998,№11-с.61

[273]Там же с.69

[274] Кислов А. Ликвидация Унгерна, война и революция.М.,1994-с.57

[275] Белов Е.А.Последний «живой бог» (монголов). // Азия и Африка сегодня,1996,№3.-с.2

[276] Там жес.4

[277] Белов Е.А.Последний «живой бог» (монголов). // Азия и Африка сегодня,1996,№3.- с.5

[278] Юзефович Л.Самодержец пустыни. Сайт http://www.militera.lib.ru/-с .79

[279] Там же с.58

[280] Кислов А. Ликвидация Унгерна, война и революция. М.,1994-с.79

[281] Юзефович Л.Самодержец пустыни. Сайт http://www.militera.lib.ru/-с .82

 3Там же с.83

[283] Белов Е.А.Барон Унгерн фон Штенберг.М.,2003-с.68

[284] Савченко В.А.Авантюристы Гражданской войны. М.,2000-с.70

[285] Савченко В.А.Авантюристы Гражданской войны. М.,2000-с.70

[286] Там же с.68

[287] Форпост героев. Хабаровск,1973-с.75

[288] Там же с.71

[289] Юзефович Л.Самодержец пустыни. Сайт http://www.militera.lib.ru/-с.98

[290] Там же с100

[291] Там же с.99

[292] Белов Е.А.Барон Унгерн фон Штенберг. М,2003-с.72

[293] Белов Е.А.Барон Унгерн фон Штенберг. М,2003-с.72

[294] Там же с.73

[295] Шкаренков Л.К.Агония белой эмиграции. М.,1986-с.98

[296] Там же - с.99

[297] Шумяцкий Б.Коммунистический интернационал на востоке.// Народы дальнего Востока,1965,№1-83

[298] Там же с.84

[299] Шумяцкий Б.Коммунистический интернационал на востоке.// Народы дальнего Востока,1965,№1-с.85

[300]Юдин В.И. У истоков монгольской народной революции.- Монгольский сборнок.М.,1959-с.87

[301] Юзефович Л.Самодержец пустыни. Сайт http://www.militera.lib.ru/-с.75

[302] Юзефович Л.Самодержец пустыни. Сайт http://www.militera.lib.ru/- с.71

[303] Там же с.73

[304] Там же с.72

[305] Там же с.73

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ Р.Ф. Калужский государственный педагогический университет им К.Э. Циолковского Кафедра всеобщей истории ДИПЛОМ Становление независимости Монголии. Деятельность Унгерн

 

• 14:21 05 Июля 2016
  Российско-китайский медуниверситет откроет магистерскую программу по TCM
• 01:21 05 Июля 2016
  На форуме МГУ Россия и Китай обсудят научно-образовательное сотрудничество
• 11:00 04 Июля 2016
  Реморенко: "ЕГЭ-туризм" в России сходит на нет
• 10:52 04 Июля 2016
  Летняя российско-австрийская школа откроется в Москве
• 15:31 01 Июля 2016
  В СПбГУ могут воссоздать географический факультет

Заказать уникальную работу