В 1828 году Стендаль набрел на сюжет сугубо современный. Источник был не литературный, а реальный, который соответствовал интересам Стендаля не только по своему общественному смыслу, но и по крайней драматичности событий. Здесь было то,  чего он давно искал: энергия и страсть. Исторический роман уже был не нужен. Теперь нужно другое: правдивое изображение современности, и не столько политических и общественных событий, сколько психологии и душевного состояния  современных людей, которые независимо от собственного желания готовят и создают будущее.

Молодежь – «надежда отечества», - писал Стендаль. Она будущее нации. Какое же наследие получили юноши, родившиеся в годы владычества Наполеона или после реставрации Бурбонов? Какие пути к счастью могут они избрать? В чем они видят свой долг? Почему драматичен их жизненный путь в эпоху, когда торжествует политическая реакция? Чему учит их опыт следующие поколения?

Реалистически разработать тему молодого человека XIX столетия можно было, только включив в сюжет художественного произведения политическую ситуацию, типичную для эпохи.

После того как революция пробудила энергию народа, молодые люди смогли проявлять дарования в политической деятельности, или защищая на полях сражений независимость родины, или в области литературы, идеологии.

Наполеон по-своему использовал эту энергию: армия завоевателя поглощала одно поколение за другим, воинская слава была объявлена единственно возможным идеалом для молодежи.

При Бурбонах военная карьера становится привилегией дворян. А пробужденная энергия в 20-х годах, когда уже развиваются буржуазные общественные отношения, клокочет. Она нужна промышленности, торговле: масса эксплуатируемых растет одновременно с богатством предприимчивых людей. Но талантливая молодежь мечтает об ином уделе. Сыновья врачей, юристов, наполеоновских офицеров, даровитые выходцы из «низов» общества устремляются в Париж, надеясь завоевать успех. Но путь множества юношей, усыпанный обломками надежд и иллюзий, безрадостен. Они – прежде всего те из них, кто настроен республикански, - пополняют ряды бедствующей интеллигенции.

Нестерпимое положение этого молодого поколения и страх господствующего класса перед ним – типические черты предреволюционной ситуации в конце 20-х годов и  эпохи, наступившей после Июльской революции.

Жюльен Сорель в романе «Красное и черное» изображен именно тем «молодым человеком», выразителем взглядов бедствующей, но талантливой молодежи.

Роман был написан на основе реальных фактов, когда Стендаль прочитал обстоятельный отчет о деле Антуана Берте в «Судебной газете». Семинарист Берте, сын крестьянина-кузнеца, гувернер в буржуазной семье Мишу, удостоился благосклонности хозяйки дома и затем был уволен. Став гувернером в семье помещика-аристократа, Берте затеял интрижку с его дочерью; его вновь уволили. Решив отомстить, самолюбивый и честолюбивый юноша выстрелил в церкви в госпожу Мишу. Его предали суду в Гренобле.

Итак, можно сказать, что Жюльен Сорель - персонаж во всех отношениях реальный, и это отражается и в его мыслях, и в его поступках и судьбе.

Поведение Жюльена Сореля обусловлено политической обстановкой. Ею связаны в единое и неразрывное целое картина нравов и драматизм переживаний, судьба героя романа.

Жюльен Сорель – талантливый плебей с «поражающе своеобразным лицом». В своей семье он – словно гадкий утенок: отец и братья ненавидят «щуплого», бесполезного юношу. В девятнадцать лет он выглядит как запуганный мальчик. А в нем таится и клокочет огромная энергия – сила ясного ума, гордого характера, несгибаемой воли, «неистовой чувствительности». Его душа и воображение – пламенные, в глазах его – пламя. Это – не портрет байронического героя, противопоставленного реальной жизни, быту. Жюльен – юноша из народа, в котором все более разгорается «священный огонь» честолюбия. Он стоит у подножья социальной лестницы. И он чувствует, что способен  совершить великие деяния и возвыситься над богатыми. Но обстоятельства враждебны ему.

Жюльен твердо знает: он живет в стане врагов. Поэтому он озлоблен, скрытен и всегда насторожен. Никто не знает, как ненавидит он высокомерных богачей: приходится притворяться. Никто не знает, о чем восторженно мечтает он, перечитывая любимые книги – Руссо и «Мемориал острова Св. Елены» Лас Каза. Его герой, божество, учитель – Наполеон, лейтенант, ставший императором. Если бы Жюльен родился раньше, он, солдат Наполеона, завоевал бы славу на полях сражений. Его стихия – героика подвигов. Он слишком поздно появился на земле – подвиги никому не нужны. И все же он, подобный львенку среди волков, одинокий, верит в свои силы – и больше ни во что. Жюльен – один против всех. И в своем воображении он уже побеждает врагов – как Наполеон!

Жажда стать Наполеоном или Робеспьером была особенностью молодежи из бедных семей, создававшей эту эпоху. Книгоиздателей интересовали только сочинения, в которых изображались пылкие страсти, вызывавшие бурные восторги читателей и театральной публики.

Наполеон стал идеалом и для Жюльена. Можно сказать, что Жюльен создает для себя некую теорию, которой старается следовать, вопреки своим собственным чувствам. В Жюльене Сореле воображение подчинено неистовому честолюбию. Поэтому юный плебей оказывается во власти иллюзии: он, один против всех, добьется успеха, как Наполеон. А чувствительность и природная честность юноши, также возвышающие его над средой, вступают в противоречие с его честолюбием. Вот в чем основа сложности его характера.

Он хочет быть жестоким ради достижения благородной цели – спасти человечество: «Кому мила цель, тому милы и средства, если бы я не был ничтожной пылинкой, а располагал какой-нибудь властью, я повесил бы трех чтобы спасти четырех», - рассуждает он. Итак, проблема решается при помощи элементарной арифметики – убийство, приносящее счастье человечеству, оправдывается числом спасенных. Его рассуждения сильно похожи на теорию Родиона Раскольникова в романе «Преступление и наказание», но эта теория была ошибочной и также вызывала в Раскольникове противоречия.

Но Жюльен Сорель сильно увлечен своей идеей и готов пойти на все ради нее, но он постоянно сталкивается с тем, что особенности его характера идут вразрез с его натурой. Ему мешают его благородный, пылкий, гордый характер, его честность, неодолимая потребность отдаваться непосредственному чувству, забывая о необходимости быть расчетливым и лицемерным. Жизнь Жюльена – это история его безуспешных попыток вполне приспособиться к общественным условиям, в которых торжествуют низменные интересы. Самые драматические эпизоды романа – те, в которых необходимость быть лицемерным и коварным – нравственно изуродованным, - делает Жюльена н6есчастным, и те, в которых берет вверх натура юноши.

Не смотря на все это. Он пытается противостоять самому себе. Под влиянием внешних толчков он должен был постоянно воспитывать и перевоспитывать себя, чтобы действовать целесообразно в каждой новой, непонятной с первого взгляда обстановке.

Введенный в заблуждение той самонадеянностью, которой отличаются люди с воображением, он принимал свои намерения за совершившиеся факты и считал себя непревзойденным лицемером. «Увы! Это единственное мое оружие! – размышлял он. – Будь это другое время, я бы зарабатывал свой хлеб делами, которые говорили бы сами за себя перед лицом неприятеля».

Но как же случилось, что поклонник и «воспитанник» Наполеона решил стать священником? Он задумал это еще в то время, когда работал на лесопилке отца. Это была самая выгодная профессия, и, пожалуй, единственно доступная для сына плотника, юноши крестьянского происхождения, получившего более или менее приличное образование. Альфред де Мюссе в своей «Исповеди сына века» отлично объяснил это «призвание» Жюльена. Когда дети соратников императора говорили о славе, им говорили: «Будьте священником». Когда они говорили о будущей чести, им говорили: «Будьте священником». Когда говорили о надежде, любви, о силе, о жизни, говорили: «Будьте священником». Эту мудрость преподал Жюльену полюбивший его аббат Шелан, хотя он и сомневался в подлинном призвании своего ученика.

Жюльен уловил особенности эпохи и решил идти в ногу со временем.

Чуждый религии, Жюльен целиком принимал их позицию в том, что касалось политики и нравственности. Это еще одна важная деталь в идейной характеристике Реставрации. Аббат Шелан внушил Жюльену мысль стать священником, чтобы получить высокий сан и проповедовать евангельские истины. Но Жюльен ухватился за религию только потому, что полковой врач внушил ему восторженное преклонение перед императором. При Реставрации военная карьера для сына плотника была недоступна, а духовная могла его удовлетворить только потому, что, будучи епископом, он смог бы проводить в жизнь то, что считал необходимым.

Стендаль считал главы, посвященные семинарии – сатирическую картину, производящую впечатление объективнейшего исследования, - наиболее удачными в романе. Это высокая оценка, вероятно, объясняется не только силою сатиры, но и тем, что писатель удивительно пластично и точно изобразил жизнь Жюльена в семинарии как битву, в которой юноша побеждал самого себя. На такие усилия способен только необыкновенный человек, говорит автор романа. Железная воля Жульена подавляет его неистовую гордость, замораживает его пылкий дух. Чтобы сделать карьеру, он будет самым безличным из семинаристов, бесстрастным и бездушным, как автомат. Юноша, способный на подвиги, решается на нравственное самоубийство.

Битва Жюльена с самим собой – важнейшая сторона романа.

 Мучительно трудно гордому, умному, страстному юноше носить личину смирения и тупого ханжества – «мундир» безродного честолюбца в эпохе Реставрации. Сможет ли он всегда притворяться и добиваться успеха, ни с чем не считаясь? «О Наполеон, как прекрасно было твое время, когда люди завоевывали себе положение в опасностях битвы! Но пробиваться подлостью, увеличивая страдания бедняков…» На это благородный плебей не способен.

В семинарию Жюльен поступает, как в тюрьму. «Кругом одни лютые враги. И какой же это адский труд… - ежеминутное лицемерие. Да оно затмит все подвиги Геракла!» Он «слабо преуспевал в своих попытках лицемерить мимикой и жестами…» «Он ничего не мог добиться, да еще вдобавок в таком гнусном ремесле». Он беспощадно насилует себя: нелегко стать тартюфом-иезуитом.

Но слепое поклонение Наполеону и его идеям заставляют юношу переступать через самого себя, ненавидеть всех людей без исключений, быть жестоким, скрытным, подозрительным.

Горе тому, кто беспечен в стане врагов! Не проявлять мягкосердечия, быть бдительным, осторожным и безжалостным, - приказывает себе ученик Наполеона. Во внутренних монологах он вновь и вновь старается проникнуть в тайные помыслы всех,  с кем его сталкивает жизнь, и постоянно критикует себя, вырабатывая линию своего поведения – самую верную тактику. Он хочет быть всегда устремленным к своей цели – подобным обнаженному клинку. Он победит, если будет видеть противников, а они никогда не разгадают его. Поэтому надо никому не доверять, никого не любить. Главным приемом его тактики должно стать притворство.

Стендаль давно был уверен в том, что революция будет сделана молодыми людьми из необеспеченных слоев общества, получивших образование и научившихся мыслить. Он отлично знал, что революция XVIII века была сделана такими молоды­ми людьми,— об этом говорили и ее сторонники, и враги.

Жюльен Сорель - юноша из народа. К. Липранди выписал из романа слова, характеризующие Жюльена в социальном отношении: «сын крестьянина», «молодой крестьянин», «сын рабочего», «молодой рабочий», «сын плотника», «бедный плотник». В самом деле, сын кре­стьянина, имеющего лесопилку, должен работать на ней, как и его отец, братья. По своему социальному положению Жюльен - рабочий (но не наемный); он чу­жой в мире богатых, воспитанных, образованных.

      Стендалю необходимо было, чтобы читатель почувствовал и увидел, какая огромная и драгоценная человеческая энергия, пробуж­денная в «низших» классах эпохою французских рево­люций, переполняет этого даровитого юношу из народа и, не находя выхода, питает все более разгорающийся в нем «священный огонь» честолюбия. О трагической ненужности этой народной энергии в реакционную эпоху и написан роман Стендаля.

В 1838 году Стендаль отметил, что необузданное воображение Жюльена - одна из важнейших особен­ностей его характера: «Десятью годами ранее автор, желая нарисовать чувствительного и честного молодого человека, сделал его, создав Жюльена Сореля, не толь­ко честолюбивым, но также с головой, переполненной воображением и иллюзией. В этом сочетании (обостренная чувствительность и честность, сила воображения, честолюбие и вера в ил­люзию)  - все неповторимо-индивидуальное своеобразие характера Жюльена, кристаллизации его чувств, его сквозного действия.

В Жюльене Сореле воображение подчинено неисто­вому честолюбию. Честолюбие само по себе не отрицательное каче­ство. Французское слово «ambition» означает и «често­любие» и «жажду славы»,  «жажду почестей» и «стрем­ление», «устремленность»; честолюбия, - как сказал Ларошфуко, - не бывает при душевной вялости, в нем — «живость и пыл души». Честолюбие заставляет чело­века развивать свои способности и преодолевать труд­ности.

За что Жюльен ни возьмется - живость и пыл души его совершают чудеса. Его психофизиологическая орга­низация - замечательный по чувствительности, быстро­те и безупречности действия аппарат; об этом по­заботился Стендаль-физиолог. Жюльен Сорель подобен кораблю, оснащенному для большого плавания, и огонь честолюбия в иных социальных условиях, предоставляющих простор для творческой энергии народных масс, помог бы ему преодолеть самое трудное плавание. Но теперь условия благоприятствуют не Жюльену, и честолюбие заставляет его приспособляться к чужим правилам игры: он видит, что для достижения успеха необходимы жестко-эгоистическое поведение, притвор­ство и лицемерие, воинственное недоверие к людям и завоевание превосходства над ними.

Но природная честность, великодушие, чувствитель­ность, возвышающие Жюльена над окружением, всту­пают в противоречие с тем, что ему диктует в сущест­вующих условиях  честолюбие.

Сквозное действие честолюбца Жюльена Сореля было типичным для эпохи. Клод Липранди отмечает, что многие памфлетисты, историки, журналисты, поли­тические публицисты с возмущением писали в годы Реставрации о карьеризме, жестокой борьбе за место под солнцем, как о «мерзости века». Герой «Красного и черного»,  - напоминает К. Липранди, - «характерен для своего времени», «глубоко правдив». И литераторы эпохи Стендаля видели, что образ Жюльена «правдив и современен». Но многих смущало то, что автор рома­на смело, необычайно ясно и рельефно выразил исто­рический смысл темы, сделав своего героя не отрица­тельным персонажем, не пронырой-карьеристом, а да­ровитым и мятежным плебеем, которого социальный строй лишил всех прав и таким образом заставил бороться за них, не считаясь ни с чем.

Стендаль сознательно и последовательно противопо­ставляет выдающиеся дарования и природное благород­ство Жюльена его «злосчастному» честолюбию. Видно, какими объективными обстоятельствами обус­ловлена кристаллизация воинственного индивидуализма талантливого плебея. Мы убеждаемся и в том, насколь­ко губительным для личности Жюльена оказался путь, на который его толкнуло честолюбие.

Герой «Пиковой дамы» Пушкина, Герман, мо­лодой честолюбец «с профилем Наполеона и душой Мефистофеля», он, как Жюльен, «имел сильные стра­сти и огненное воображение». Но ему чужда внутрен­няя борьба. Он расчетлив, жесток и всем существом устремлен к своей цели - завоеванию богатства. Он действительно ни с чем не считается и подобен обна­женному клинку.

Таким же,  быть может, стал бы и Жюльен, если бы преградой перед ним не возникал непрестанно он сам— его благородный, пылкий, гордый характер, его чест­ность, потребность отдаваться непосредственному чув­ству,  страсти, забывая о необходимости быть расчетливым и лицемерным. Жизнь Жюльена - это история его безус­пешных попыток вполне приспособиться к обществен­ным условиям, в которых торжествуют низменные интересы. «Пружина» драматизма в произведениях Стендаля, герои которых молодые честолюбцы,—говорит французский писатель Роже Вайян в книге «Опыт дра­мы», - целиком состоит в том, что эти герои «вынуж­дены насиловать свою богатую натуру, чтобы играть гнусную роль, которую они себе навязали». Эти слова точно характеризуют драматизм внутреннего действия «Красного и черного», в основе которого душевная борьба Жюльена Сореля. Патетика романа - в пери­петиях трагического единоборства Жюльена с самим собою, в противоречии между возвышенным (натурой Жюльена) и низменным (его тактикой, диктуемой обще­ственными отношениями).

Жюльен плохо ориентировался и новом для него обществе. Все было там неожиданно и непонятно, и потому, считая себя безукоризненным лицемером, он постоянно делал ошибки. «Вы чрезвычайно неосторожны и опромет­чивы, хотя сразу это и незаметно,— говорил ему аббат Пирар.— И, однако, по сие время сердце у вас доброе и даже великодушное, и разум большой».

Все его ошибки были, по существу, жесткой крити­кой современного общества во всех его этажах и  вместе с тем характеристикой наивного и «естественного» Жюльена.

 Воспитание доставалось ему с трудом, потому что тре­бовало постоянного самоуничижения. Так было в доме Реналя, в семинарии, в парижских светских кругах. Это сказывалось в его отношении к любимым женщинам. Его контакты и разрывы с г-жей де Реналь и Матильдой де Ла-Моль свидетельствуют о том, что он почти всегда поступал так, как подсказывало ему побуждение минуты, потребность проявить свою личность и бунтовать против любого действительного или кажущегося оскорбления. А каждое личное оскорбление он понимал как обществен­ную несправедливость.

Г-жа де Реналь видела в нем Робеспьера, но Жюльен не хотел быть  Робеспьером. Образцом для него навсегда остался Наполеон, кото­рому он хотел подражать во всем. Характер Жюльена Сореля был намечен еще в 1818 году, когда Стендаль писал первый вариант «Жизни Наполеона», характер решительный, мрачный, не отвлекающийся никакой ребяческой забавой сперва вызвал ненависть всех маленьких французов, его товарищей по школе, которые понимали его твердую решительность как враждебное отношение к их тщеславию. Наполеон, бед­ный, маленького роста, к тому же уверенный в том, что его родину притесняют французы, избегал всякого обще­ства. Через десяток лет характер Наполеона, его любовь к одиночеству и отношение к окружающим получили вы­ражение в Жюльене Сореле.

 Поведение Жюльена определено идеей природы, кото­рой он хотел подражать, но в реставрированной монар­хии, хотя бы и с Хартией, это невозможно, поэтому при­ходится «с волками выть» и действовать так, как действуют другие. Его «война» с обществом происходит скрыто, а делать карьеру, с его точки зрения — значит подрывать это искусственное общество ради другого, будущего и  естественного.

Жюльен Сорель — синтез двух, как будто прямо противоположных, направлений философской и политической 19 века. С одной стороны – рационализм в сочетании с сенсуализмом и утилитаризмом, - необходимое единство, без которого ни то, ни другое не могло бы существовать согласно законам логики. С другой стороны — культ чувства и натурализм Руссо.

Он живет словно в двух мирах — в мире чистой нравственности и в мире рассудочного  практицизма. Эти два мира – природы и цивилизации – не мешают друг другу, потому что оба вместе решают одну задачу, построить новую действительность и найти для этого верные пути.

     Жюльен Сорель стремился к счастью. Своей целью он поставил уважение и признание светского общества, в которое он проник благодаря своему усердию и талантам. Восходя по лестнице честолюбия и тщеславия, он как будто приближался к заветной мечте, но счастье изведал он только в те часы, когда, лю­бя г-жу де Реналь, был самим собою.

      Это была счастливая встреча, полная взаимного сочув­ствия и симпатии, без рационалистических и классовых препон и перегородок, встреча двух людей природы — таких, какие должны быть в обществе, созданном по законам природы.

     Г-жа де Реналь полностью отдалась своему чувству, но домашний учитель действовал иначе — он все вре­мя думал о своем общественном положении.

     Двойное мировосприятие Жюльена проявлялось  по отношению к хозяйке дома Реналей,— он оскорбил ее, когда она предложила ему несколько луидоров для покупки белья и просила не говорить об этом мужу. Г-жа де Реналь остается для него представительницей класса богачей и потому врагом, и  все его поведение  с ней вызвано было классовой враждой и полным непониманием ее натуры:

«Теперь полюбить г-жу де Реналь для гордого сердца Жюльена стало чем-то совершенно немыслимым». Ночью в саду ему приходит в голову завладеть ее ру­кой — только для того, чтобы в темноте посмеяться над ее мужем. Он осмелился положить свою руку рядом с ее рукой. И тут его охватил трепет; не сознавая, что он делает, он осыпал страстными поцелуями протянутую ему руку,— «но может быть,— добавляет Стендаль,— они казались страстными только г-же де Реналь?»

Это «может быть» имеет двойной смысл. Сам Жюльен теперь не понимал, что он чувствовал, и, очевидно, забыл  о причине, заставившей его рисковать этими поцелуями.  Социальный смысл его отношений к влюбленной женщине  исчезает, и вступает в свои права давно начинавшаяся  любовь.

Уже поддавшись этому чувству, он стал размышлять, может быть, лучше ухаживать за подругой его хозяйки? Ведь сама хозяйка потому и выбрала его в любовники, что ей удобно здесь с ним встречаться.

Что же такое цивилизация? Это то, что мешает естест­венной жизни души. Размышления Жюльена о том, как он должен поступить, как относятся к нему другие, что они о нем думают, — это все надуманное, вызванное клас­совой структурой общества, то, что противоречит природе человека и естественному восприятию действительности. Деятельность разума здесь сплошная ошибка, потому что разум работает в пустоте, не имея под собой твердой основы, ни на что не опираясь. Основа рационального познания — это ощущение непосредственное, не подготовленное никакими традициями, идущее из глубины души. Разум должен проверять ощущения во всей их массе, де­лать из них правильные выводы и строить заключения в общих понятиях.

Он проникает в спальню г-жи де Реналь. Происходит некоторое замешательство. «И тут у Жюльена вылетели из головы все его тщеславные бредни, и он стал просто самим собой. Быть отвергнутым такой прелестной жен­щиной показалось ему величайшим несчастьем. В ответ на ее упреки он бросился к ее ногам и обхватил колени. А так как она продолжала бранить его, он вдруг разры­дался, любовь, которую он к себе внушил, и то неожи­данное впечатление, какое произвели на него ее прелести, даровали ему победу, коей он никогда не достиг бы сво­ими неуклюжими хитростями». Так Жюльен Сорель из человека цивилизации превращается в человека природы, с чувствами естественными и, следовательно, подлинно общественными, на которых должны возникнуть законы общежития. И он, никогда до того не знавший любви и никем не любимый, испытывал блаженство быть самим собой.

История взаимоотношений между плебеем-завоева­телем и аристократкой Матильдой, презирающей бесхарактерную светскую молодежь, беспримерна по оригинальности, точности и тонкости ри­сунка, по естественности, с какой изображены чувства и поступки героев в самых необыкновенных ситуациях.

Жюльен без памяти  был влюблен в Матильду, но ни на минуту не забывал, что она в ненавистном лагере его классовых врагов. Матильда сознает свое  превосходст­во над окружающей средой и готова на «безумства», чтобы вознестись над ней. Но ее романтика - чисто го­ловная. Она решила, что станет вровень со своим пред­ком, чья жизнь была полна любви и преданности, опасностей и риска.

Надолго овладеть сердцем рассудочной и своенравной девушки Жюльен может лишь сломив ее гордыню. Для этого надо скрывать свою нежность, замораживать страсть, расчетливо применять тактику многоопытного денди. Жюльен насилует себя: снова он должен не быть самим собою. Наконец, высокомерная гордость Матильды надломлена. Она решает бросить вызов обществу и стать женою плебея, уверенная, что только он достоин ее любви.  Но Жюльен, уже не веря в постоянство Матильды, и теперь вынужден играть роль. А притворяться и быть счастливым – невозможно.

Так же как в его отношениях с г-жой Реналь, Жюльен боялся обмана и презрения со стороны влюбленной в него женщины, а Матильде иногда казалось, что он ведет с ней фальшивую игру. Сомнения воз­никали часто, «цивилизация» мешала естественному раз­витию чувств, и Жюльен опасался, что Матильда вместе с братом и поклонниками смеются над ним, как над взбунтовавшимся плебеем. Матильда отлично понимала, что он не верит ей. «Надо только уловить такой момент, когда у него загораются глаза,— думала она.—Тогда он поможет мне лгать».

Начинающаяся любовь, растущая в продолжение ме­сяца, прогулки по саду, блестящие глаза Матильды и от­кровенные разговоры, очевидно, длились слишком долго, и любовь превращалась в ненависть. Оставаясь наедине с собой, Жюльен мечтал о мести. «Да, она красива,— говорил Жюльен, сверкая глазами как тигр,— я овладею ею, а потом уйду. И горе тому, кто попробует меня задер­жать!» Так ложные представления, внушенные обще­ственными традициями и больным самолюбием, вызывали мучительные раздумья, ненависть к любимому существу и убивали здравую мысль. «Я восхищаюсь ее красотой, но боюсь ее ума»,—говорит подписанный именем Мериме эпиграф к главе под названием «Власть юной девушки».

Любовь Матильды началась потому, что Жюльен стал аргументом в ее борьбе против современного общества, против ложной цивилизации. Он был для нее спасением от скуки, от механического салонного существования, но­востью психологического и философского плана. Затем он стал образцом новой культуры, построенной на ином на­чале — природном, личном и свободном, как будто даже руководителем в поисках новой жизни и мышления. Ли­цемерие его было сразу понято как лицемерие, как необходимость для того, чтобы скрыть подлинное, в нравствен­ном отношении более совершенное, но для современного общества неприемлемое миропонимание. Матильда поня­ла его как нечто родственное, и это духовное единство вызвало восхищение, настоящую, естественную, природ­ную любовь, захватившую ее целиком. Эта любовь была свободной. «У меня с Жюльеном,— размышляла Матиль­да, как всегда, наедине с собой,— никаких контрактов, никаких нотариусов, предваряющих мещанский обряд. Все будет героическим, все будет предоставлено случаю». А случай здесь понимается как свобода, возможность поступать так, как того требует мысль, потребность души, голос природы и истины, без придуманного обществом насилия.

       Она втайне гордится своей любовью, потому что видит в этом героизм: полюбить сына плотника, найти в нем нечто достойное любви и пренебречь мнением света,— кто бы мог совершить такое? И она противопоставляла Жюльена своим великосветским поклонникам и терзала их оскорбительными сравнениями.

Но это - «борьба с обществом». Так же как окружаю­щие ее благовоспитанные люди, она хочет завоевать вни­мание, произвести впечатление и, как это ни странно, апеллировать к мнению великосветской толпы. Ориги­нальность, которой она добивается явно и тайно, ее поступки, мысли и страсти, разгорающиеся при завоева­нии «исключительного существа, презирающего всех дру­гих»,— все это вызвано сопротивлением обществу, жела­нием рисковать, чтобы отличиться от других и подняться до высот, которых никому не достичь. И это, конечно, диктат общества, а не требование природы.

Эта любовь к себе связана с любовью к нему — внача­ле безотчетной и не очень ясной. Затем, после долгого мучительного анализа психологии этой непонятной и при­влекательной личности, возникают сомнения,— может быть, это только притворство, для того чтобы жениться на богатой маркизе? И, наконец, как будто без больших осно­ваний, торжествует уверенность в том, что жить без него невозможно, что счастье не в себе, а в нем. Это победа естественного чувства, пульсирующего в чуждом, враждебном обществе. Угроза потерять все, что было задумано, все, чем она гордилась, заставила Матильду мучиться и даже, может быть, любить по-настоящему. Она как будто поняла, что в нем ее счастье. «Склонность» к Жюльену наконец восторжествовала над гордостью, «которая, с тех пор как она себя помнила, властвовала в ее сердце безраздельно. Эта надменная и холодная душа впервые была охвачена пламенным чувством».                        Борьба природы с цивилизацией, с противоестественной системой общественных отношений как будто закан­чивается победой природных человеческих чувств. Ис­чезла жажда почестей и славы, расчеты на торжество в свете, который Матильда презирает так же, как Жюльен. Препятствия преодолены. Для Матильды существует только любовь-страсть, которую прославляла книга о любви как единственное подлинно человеческое, природное чувство. Жюльен освободился от необходимости скрывать от нее владеющую им страсть.

       Если любовь Матильды дошла до помешательства, то Жюльен стал рассудительным и холодным. И когда Матильда, чтобы спасти его от воз­можного покушения на его жизнь, сказала: «Прощай! Беги!», Жюльен ничего не понял и был оскорблен: «Как это неизбежно случается, что даже в самые лучшие их мину­ты эти люди всегда ухитряются чем-нибудь задеть меня!» Он смотрел на нее холодным взглядом, и она расплака­лась, чего прежде никогда не бывало.

Получив огромные земли от маркиза, Жюльен стал честолюбцем, как говорит Стендаль. Он думал о сыне, и в этом также, очевидно, сказывалась его новая страсть  - честолюбие: это его создание, его наследник, и это создаст ему положение в  свете, а может быть, и в государстве. Его «победа» превратила его в другого человека. «Роман мой в конце концов завершился, и я обязан этим только само­му себе. Я сумел заставить полюбить себя эту чудовищ­ную гордячку,— думал он, поглядывая на Матильду,— отец ее не может жить без нее, а она без меня...» Душа его упивалась, он едва отвечал на пылкую нежность Ма­тильды. Он был мрачен и молчалив». И Матильда стала его бояться. «В ее чувство к Жюльену прокралось что-то смутное, что-то похожее на ужас. Эта черствая душа по­знала в своей любви все, что только доступно челове­ческому существу, взлелеянному  среди излишеств циви­лизации, которыми восхищается Париж».

Узнав, что его хотят сделать незаконным сыном како­го-то высокопоставленного де Ла-Верне, Жюльен стал хо­лоден и высокомерен, так как предположил, что он дей­ствительно незаконный сын великого человека. Он только и думал, что о славе и о своем сыне. Когда он стал лейте­нантом полка и надеялся вскоре получить чин полковни­ка, он стал гордиться тем, что прежде его раздражало. Он забыл о справедливости, о природном долге и утратил все человеческое. О революции он перестал и думать.

           Среди множества предположений  о значении романа «Красное и черное» можно найти версию, по которой  Стендаль замаскировал под тайными цветами два чувства, бушующих и владеющих духом Жюльена Сореля. Страсть – душевный порыв, нравственная жажда, необузданное, безотчетное влечение, и честолюбие – жажда  чинов,  славы, признания, действие не по нравственным убеждениям в стремлении к цели – эти  два чувства боролись в Жюльене, и каждое имело право владеть его душой. Автор разделил героя на две части, на двух Жюльенов: страстного и честолюбца. И оба они добились поставленных целей: Жюльен, склонный к природным чувствам, с открытой душой, добился любви г-жи де Реналь и был счастлив;  в другом случае честолюбие и хладнокровие помогли Жюльену завоевать Матильду и положение в свете. Но счастливым от этого Жюльен так и не стал.

Мы убеждаемся в том, насколько губительным для личности Жульена оказался путь, на который его толкнуло честолюбие. Стендаль менее всего желал, чтобы его современники, юноши, живущие на шестых этажах, признали Жюльена Сореля примерным героем, которому стоит подражать.

Стендаль изобразил судьбу энергичного и одаренного юноши, перед которым закрыты все двери. Жюльен должен был идти в обход. Вместо того, чтобы принести  пользу обществу и тем прославиться, как это случилось бы в другую, боле демократическую эпоху, он становится преступником. Виновна в этом политическая реакция, противоречащая демократическим тенденциям века, все то чудовищное и ненужное, сто принесла с собой Реставрация, пытавшаяся задавить революцию и все, что она создала.

Роман «Красное и черное», быть может, самый необыкновенный во французской литературе XIXвека, прозвучал как грозное предупреждение: настанет время, когда Жюльены Сорели – молодые плебеи, умеющие пылко мечтать о лучшем будущем и бесстрашно бороться за свое счастье, - сумеют найти верный путь!

   

Список использованной литературы

1.        Жан Прево «Стендаль: опыт исследования литературного мастерства и психологии писателя». «Художественная литература» М.-1960

2.         Реизов Б.Г. «Стендаль: художественное творчество». «Художественная литература». Л.-1978

3.        Стендаль  «Красное и черное». «Правда». М. – 1959

4.         Фрид Я. «Стендаль: очерк жизни и творчества». «Художественная литература». М.-1967

  В 1828 году Стендаль набрел на сюжет сугубо современный. Источник был не литературный, а реальный, который соответствовал интересам Стендаля не только по своему общественному смыслу, но и по крайней драматичности событий. Здесь было то,  чего

 

• 14:21 05 Июля 2016
  Российско-китайский медуниверситет откроет магистерскую программу по TCM
• 01:21 05 Июля 2016
  На форуме МГУ Россия и Китай обсудят научно-образовательное сотрудничество
• 11:00 04 Июля 2016
  Реморенко: "ЕГЭ-туризм" в России сходит на нет
• 10:52 04 Июля 2016
  Летняя российско-австрийская школа откроется в Москве
• 15:31 01 Июля 2016
  В СПбГУ могут воссоздать географический факультет

Заказать уникальную работу