курсовые,контрольные,дипломы,рефераты
В трактовке образа Иисуса Христа как идеала нравственного совершенства Булгаков отошел от традиционных, канонических представлений, основанных на четырех Евангелиях и апостольских посланиях.
В.И. Немцев пишет: “Иешуа - это “авторское воплощение вдела положительного человека, к которому направлены стремления героев романа1”.
В романе Иешуа не дано не единого эффективного героического жеста. Он - обыкновенный человек: «Он не аскет, не пустынножитель, не отшельник, не окружен он аурой праведника или подвижника. Истязающего себя постом и молитвами. Как все люди, страдает от боли и радуется освобождению от нее»2.
Мифологический сюжет, на который проецируется произведение Булгакова, представляет собой синтез трех основных элементов - Евангелия, Апокалипсиса и «Фауста». Две тысячи лет тому назад было найдено «переменившее весь ход мировой истории средство спасения»3. Булгаков видел его в духовном подвиге человека, который в романе назван Иешуа Га-Ноцри и за которым виден его великий евангельский прообраз. Фигура Иешуа стала выдающимся открытием Булгакова.
Есть сведения о том, что Булгаков не был религиозен, в церковь не ходил, от соборования перед смертью отказался. Но вульгарный атеизм был ему глубоко чужд.
Настоящая новая эра (подч.В.М.Акимовым) в ХХ веке - это тоже эра «лицетворение» (термин с.н. Булгакова - В.А.), время нового духовного самоспасения и самоуправления, подобное которому было явлено некогда миру в Иисусе Христе»1. Подобный акт может по М.Булгакову спасти наше Отечество в ХХ веке Возрождение бога должно произойти в каждом из людей.
История Христа в романе Булгакова изложена не так, как в Священном Писании.
Это отношение фиксируется, оно становится предметом полемики повествования с библейским текстом. В качестве инвариантного сюжета писатель предлагает апокрифическую версию евангельского повествования, в которой каждый из участников совмещает в себе противоположные черты и выступает в двойственной роли. «Вместо прямой конфронтации жертвы и предателя, Мессии и его учеников и враждебных им образуется сложная система. Между всеми членами которой проступают отношения родства частичного подобия»2. Переосмысление канонического евангельского повествования и придает версии Булгакова характер апокрифа.
Сознательное и резкое неприятие канонической новозаветной традиции в романе проявляется том что записи Левия Матвея (т.е. как бы будущий текст Евангелия от Матфея) оцениваются Иешуа как полностью несоответствующие действительности. Роман выступает как истинная версия.
Первое представление об апостоле и евангелисте Матфее в романе дает оценка самого Иешуа: «...Ходит, ходит один с Козлиным пергаментом и непрерывно пишет, но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент!» (23)1. Стало быть, сам Иешуа отвергает достоверность свидетельств Евангелия от Матфея. В этом отношении он проявляет единство взглядов с Волондом - Сатаной: «... Уж кто-кто, - обращается Воланд к Берлиозу, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в Евангелиях, не происходило не самом деле никогда...» (39). Не случайно глава, в которой Воланд начинал рассказывать роман Мастера, в черновых вариантах имела заглавие «Евангелие от Дьявола» и «Евангелие от Воланда». Многое в романе Мастера о Понтии Пилате очень далеко от евангельских текстов. В частности, нет сцены воскресения Иешуа, отсутствует вообще Дева Мария; проповеди Иешуа продолжаются не три года, как в Евангелии, а в лучшем случае несколько месяцев.
Если двойственная сущность главного героя (творческая сила и слабость и др.) делает его героем апокрифического Евангелия Булгакова, то это придает его миссии фаустиянский характер и его гибели ампивалентный смысл.
Что касается деталей «древних» глав, то многие из них Булгаков почерпнул из Евангелий и проверил по надежным историческим источникам. Работая над этими главами, Булгаков, в частности, внимательно изучил «Историю евреев» Генрих Гретца, «Жизнь Иисуса» Д.Штрауса, «Иисус против Христа» А. Барбюса, «Археологию преданий господа нашего Иисуса Христа» Н.К.Масковитского, «Книгу бытия моего» П.Успенского, «Гефсиманию А. М. Федорова, «Пилата» Г. Петровского, «Прокуратора Иудеи» А.Дранса, «Жизнь Иисуса Христа» Феррара, и конечно же, Библию «Евангелия. Особое место занимала книга Э.Ренана «Жизнь Иисуса», из которой писатель почерпнул хронологические данные и некоторые исторические детали. Из ренановского «Антихриста» пришел в роман Булгакова Афраний. Кроме того роман Мастера напоминает ренановскую «жизнь Иисуса» и концептуально.
Булгаков воспринял «воспринял «мысль о влиянии евангельской притчи на европейскую культуру последних двух тысячелетий»1. По Ренану, Иисус - лучшее в истории «моральное учение, догматированное церковью, ему враждебной»2. Идея культа, основанная на нравственности и чистоте сердца и братстве людей, превратилась в «несколько сенсаций, собранных по памяти его слушателями в особенности ... апостолами» 3.
Для создания многих деталей и образов исторической части романа первичными импульсами послужили некоторые художественные произведения. Так Иешуа наделен некоторыми качествами сервантовского Дон Кихота4. На вопрос Пилата, действительно ли Иешуа считает добрыми всех людей, в том числе и избившего его кентуриона Марка Крысобоя, Га-Ноцри отвечает утвердительно и добавляет, что Марк, «правда, несчастливый человек... Если бы с ним поговорить, вдруг мечтательно сказал арестант, - я уверен, что он резко изменился бы» (27). В романе Сервантеса: Дон Кихот подвергается в замке герцог оскорблению со стороны священника. Назвавшего его «пустой головой», но кротко отвечает: «Я не должен видеть. Да и не вижу ничего обидного в словах этого доброго человека.
Единственно, о чем я жалею, это что он не побыл с нами - я бы ему доказал, что он ошибался»1. Именно идея «заряжения добром роднит булгаковского героя с рыцарем Печального Образа. В большинстве же случаев литературные источники настолько органично вплетены в ткань повествования, что относительно многих эпизодов трудно однозначно сказать, взяты ли они из жизни или из книг»2.
М. Булгаков изображал Иешуа. Нигде ни единым намеком не показывает, что это Сын божий. Иешуа везде представлен Человеком, философии, мудрецом, целителем, но - Человеком. Никакого ореола святости над образом Иешуа не витает, и в сцене мучительной смерти присутствует цель - показать, какая несправедливость творится в Иудее.
Образ Иешуа - это лишь «персонифицированный образ морально-философских представлений человечества... нравственного закона вступающего в неравную хватку с юридическим правом»3. Не случайно портрет Иешуа как таковой в романе фактически отсутсвует: автор указывает на возраст, описывает одежду, выражение лица, упоминает о cиняке, и сcадине - но не более того: «...Ввели ...человека лет двадцати семи. Этот человека был одет в старенький и разорванный голубой хитон . Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта - ссадина с запекшейся кровью. Приведенный тревожным любопытством глядел на прокуратора» (20).
На вопрос Пилата о родных отвечает «Нет никого. Я один в мире» (22). Но вот что опять странно: это отнюдь не звучит жалобой на одиночество... Иешуа не ищет сострадание, в нем нет чувства ущербности или сиротства. У него это звучит примерно так: «Я один - весь мир передо мною» или - «Я один перд всем миром», или - «Я и есть этот мир». «Иешуа самодостаточен, вбирая в себя весь мир»1 .
В.М.Акимов справедливо подчеркивал, что «трудно понять цельность Иешуа, его равность себе самому - и всему миру, который он вобрал в себя. Иешуа не прячется в колоритное многоголосие ролей; мелькание импозантных или гротескных масок, скрывающих вожделение «Иешуа», ему чуждо Он свободен от всего «скакания», сопутствующего расщеплению, через которое проходят многие (не все ли?!) персонажи «современных» глав»2. Нельзя не согласиться с В.М.Акимовым в том, что сложная простота булгаковского героя трудно постижима, неотразимо убедительна и всесильна. Более того, сила Иешуа Га-Ноцри так велика и так объемлюща, что поначалу многие принимают ее за слабость, даже за духовное безволие.3 Однако Иешуа Га-Ноцри не простой человек: Воланд - Сатана мыслит себя с ним в небесной иерархии примерно на равных. Булгаковский Иешуа является носителем идеи богочеловека. Он реализует философский принцип Н.Бердяева: «Все должно быть имманентно вознесено на крест». Е.О. Пенкина напоминает в этой связи, что в экзистенциальном плане Бог делит с Сатаной свою власть.
Отталкиваясь от отечественной традиции развития идеи о сверхчеловеке, автор утверждает, что Булгаков создает героя - антитезу Иешуа. «Антитезу в смысле философского оппонента в споре между неоднозначностью добра и зла. Этой величайшей противоположностью будет Воланд»1. Царством Воланда и его гостей, пирующих в полнолуние на весеннем балу, является Луна - «фантастический мир теней, загадок и призрачности»2. Холодящий свет луны, кроме того, - это успокоение и сон. Как тонко подмечает В.Я.Лакшин, Иешуа на крестном его пути сопровождает Солнце - «привычный символ жизни, радости, подлинного света», «изучение жаркой и опаляющей реальности»3.
Говоря об Иешуа, нельзя не упомянуть о его необычном мнении. Если первая часть - Иешуа - прозрачно намекает на имя Иисуса, то «неблагозвучие плебейского имени» - Га-Ноцри - «столь приземленного» и «обмирщенного» в сравнении с торжественным церковным - Иисус, как бы призвано подтвердить подлинность рассказа Булгакова и его независимость от евангельской традиции»4.
Бродяга-философ крепок своей наивной верой в добро, которую не могут отнять у него ни страх наказания, ни зрелище вопиющей несправедливости, чьей жертвой становится он сам. Его неизменная вера существует вопреки обыденной мудрости и наглядным уроком казни. В житейской практике эта идея добра, к сожалению, не защищена. «Слабость проповеди Иешуа в ее идеальности, - справедливо считает В.Я.Лакшин - но Иешуа упрям, и в абсолютной цельности его веры в добро есть своя сила»1. В своем герое автор видит не только религиозного проповедника и реформатора - образ Иешуа воплощает в себе свободную духовную деятельность.
Обладая развитой интуицией, тонким и сильным интеллектом, Иешуа способен угадывать будущее, причем, не просто грозу, которая «начнется позже, к вечеру» (25), но и судьбу своего учения, уже сейчас неверно излагаемого Левием. Иешуа - внутренне свободен. Даже понимая, что ему реально угрожает смертная казнь, он считает нужным сказать римскому наместнику: «Твоя жизнь скудна, игемон» (25).
Б.В.Соколов полагает, что идея «заражения добром, являющаяся лейтмотивом проповеди Иешуа, привнесена Булгаковым из ренановского «Антихриста»2. Иешуа мечтает о будущем царстве «истины и справедливости» и оставляет его открытым абсолютно для всех. «....настанет время, когда не будет власти ни , ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть» (29).
Га-Ноцри проповедует любовь и терпимость. Он никому не отдает предпочтение, для него одинаково интересны и Пилат, и Иуда, и Крысобой. Все они - «добрые люди», только - «покалеченные» теми или иными обстоятельствами. В беседе с Пилатом он лаконично излагает суть своего учения: «... злых людей нет на свете»(26). Слова Иешуа перекликаются с кантовскими высказываниями о сути христианства. Определенной или как чистая вера в добро, как религия доброго образ жизни. Обязывающей к внутреннему совершенствованию. Священник в ней просто наставник, а церковь - место собраний для поучений. Кант рассматривает добро как свойство, изначально присущее человеческой природе, как впрочем. и зло. Для того чтобы человек состоялся как личность. Т.е. существо. Способное воспринимать уважение к моральному закону, он должен развить в себе доброе начало и подавить злое. И все здесь зависит от самого человека1. Иешуа. Даже понимал. Что от его слов зависит решение его судьбы. Ради собственной же идеи добра не произносит слово неправды. Если бы он хоть немного покривил душой, то «исчез бы весь смысл его учения, ибо добро - это правда!»1. А «правду говорить легко и приятно» (28).
В чем же главная сила Иешуа? Прежде всего в открытости. Непосредственности.
Он всегда находится в состоянии духовного порыва «навстречу». Его первое же появление в романе фиксирует это: «Человек со связанными руками несколько подался вперед + и начал говорить: - Добрый человек! Поверь мне...» (21).
Иешуа - человек, всегда открытый миру. «Беда в том, - продолжал никем не остнавливаемый связанный, - что ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в людей» (25). «Открытость» и «замкнутость» - вот, по Булгакову, полосы добра и зла. «Движение навстречу» - сущность добра. Уход в себя, замкнутость - вот, что открывает дорогу злу. Уходя в себя, человек так или иначе вступает в контакт с дьяволом1. М. Б. Бабинский отмечает необъективную способность Иешуа поставить себя на место другого. Чтобы понять его состояние. Основой гуманизма этого человека является талант тончайшего самосознания и на этой основе - понимание других людей, с которыми сводит его судьба.2 Но разве увлечение к миру «навстречу» ему не есть одновременно «движение» истинно? В этом - ключ эпизоду с вопросом: «Что такое истина?» Пилату, мучающемуся гемикранией, Иешуа отвечает так: «Истина... в том, что у тебя болит голова» (24).
Булгаков и здесь верен себе: ответ Иешуа связан с глубинным смыслом романа - призывом прозреть правду сквозь намеки к «низа», и «середины»; открыть глаза, начать видеть.
Истина для Иешуа - это то, что на самом деле. Это снятие покров с явлений и вещей, освобождение ума и чувство и от любого сковывающего этикета, от догм; это преодоление условностей и помех. У идущих от всяких «директив», « «середин» и тем более - толчков «снизу». «Истина Иешуа Га-Ноцри - это восстановление действительного видения жизни, воля и мужество не отворачиваться и не опускать глаз, способность открывать мир, а не закрываться от него ни условностями ритуала, ни выбросами «низа». Истина Иешуа не повторяет «традицию», «регламент» и классе. «ритуал». Она становится живой и всякий раз новой способностью к диалогу с жизнью.
Но здесь и заключено самое трудное, ибо для полноты такого общения с миром необходимо бесстрашие. Бесстрашие души, мысли, чувства»1.
Деталь, характерная для Евангелия от Булгакова, - сочетание чудотворной силы и чувства усталости и потерянности у главного героя, и высшая сила, пославшая Иешуа на его миссию, а затем покинувшая его и ставшая причиной его гибели; и описание гибели героя как вселенской катастрофы - конца света: «настала полутьма, и молнии бороздили черное небо. Из него вдруг брызнуло огнем, и крик кентуриона : «Снимай цепь!» - утонул в грохоте. ...». Тьма закрыла Евангелие.
Ливень хлынул внезапно... Вода обрушилась так страшно, что когда солдаты бежали снизу, им вдогонку уже летели бушующие потоки» (149).
Несмотря на то, что сюжет кажется завершенным - Иешуа казнен, автор стремится утвердить, что победа зла над добром не может стать результатом общественно-нравственного противоборства, этого, по Булгакову, не приемлет сама человеческая природа, не должен позволить весь ход цивилизации. Возникает впечатление. Что Иешуа так и не нашел. что он умер. Он был живым все время и живым ушел. Кажется, самого слова «умер» нет в эпизодах Голгофы. Он остался живым. Он мертв лишь для Левия, для слуг Пилата.
Великая трагическая философия жизни Иешуа состоит в том, что на истину (и на выбор жизни в истине) испытывается и утверждается также и выбором смерти. Он «сам управился» не только со своей жизнью, но и со своей смертью. Он «подвесил» свою телесную смерть так же, как «подвесил» свою духовную жизнь.
Тем самым он поистине «управляет» собой (и всем вообще распорядком на земле); управляет не только Жизнью, но и Смертью»1.
«Самотворение», «самоуправление» Иешуа выдержало испытание смертью, и поэтому оно стало бессмертным.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.coolsoch.ru/
В трактовке образа Иисуса Христа как идеала нравственного совершенства Булгаков отошел от традиционных, канонических представлений, основанных на четырех Евангелиях и апостольских посланиях. В.И. Немцев пишет: “Иешуа - это “авторское воплощени
Роль ремарок в одном из произведений русской драматургии XIX века
Роль эпизода в поэме Н.В. Гоголя «Мёртвые души» «Чичиков у Ноздрёва».
Тема сострадания и милосердия в одном из произведений русской литературы
Роль эпилога в одном из произведений русской литературы XIX века
Проблема поиска истины в одном из произведений русской литературы
Мастерство изображения народной жизни в одном из произведений русской литературы XIX века
Традиционное и новаторское в одном из произведений русской литературы XIX века
Тема совести в одном из произведений русской литературы
Нравственная проблематика современной прозы
Серебряный век русской поэзии
Copyright (c) 2024 Stud-Baza.ru Рефераты, контрольные, курсовые, дипломные работы.