курсовые,контрольные,дипломы,рефераты
Использованная литература
Человек человеку всегда был интересен как объект изучения. Особенно – его поведение. Уже Гиппократ предложил систему классификации характеров, ту самую, про холериков-флегматиков, которой пользуемся и сейчас. Но по настоящему бурный интерес к изучению поведения человека появился лишь в конце 19-го века, и неразрывно связан с именем Зигмунда Фрейда. Фрейд был гениальной личностью, впервые заговоривший о подсознании и анализе подсознательной деятельности. Причём Фрейд, опережая на полвека появление этологии полагал, что корни подсознательного растут на почве биологической сущности человека /1/.
В своей работе я попытаюсь определить место этологии в современных науках о человеке, рассказать поподробнее о выдающемся австрийском ученом Конраде Лоренце и его этологической концепции, представленной в двух его известнейших трудах – «Агрессия: так называемое зло» и «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества.».
1. Этология человека
Фрейд, кратко резюмируя свои научные достижения, формулировал это так – «Я открыл, что человек – это животное». Он имел в виду конечно же – поведение человека, ибо зоологическую принадлежность человека отряду приматов задолго до него определили Линней и Дарвин. И для таких заявлений требовалось большое научное и личное мужество, ибо предположения о животных корнях поведения человека очень многим не нравятся и сейчас. Однако, говоря о биологической сущности подсознательных процессов, и их влиянии на человека, он не предпринял даже попытки исследовать их физическую природу и генезис! Не удивительно поэтому, что его построения выглядели не очень убедительно, и постоянно подвергались критике. В 1928 году М.Шелер писал: "Вопросы: "Что есть человек и каково его положение" - занимали меня с момента пробуждения моего философского сознания и казались более существенными и центральными, чем любой другой философский вопрос"/2/.
И поскольку внятная теоретическая база так и не была построена, то и цельной науки о поведении человека не получилось. Прежде всего выделилось два направления, два, если угодно, царства: гуманитарное и естественное.
Естественное вскоре породило евгенику, которая весьма понравилась «кстати» подвернувшимся автократическим режимам, использовавшими её для идеологической поддержки политики насилия. В результате чего была всерьёз и надолго дискредитирована не только она сама, но и вообще естественнонаучный подход к изучению поведения человека.
Интеллектуальным сообществом была принята установка на недопустимость биологических, расово-антропологических и тому подобных интерпретаций социального поведения, в том числе наследования некоторых личностных качеств. Установка, политически оправданная и гуманистически похвальная, однако ставшая, будучи доведённой до крайности, серьёзным тормозом развития изучения поведения человека.
Ну а гуманитарное царство с тех пор расцвело пышным цветом, разбилось на неисчислимое множество школ, течений, направлений и ручейков, каждый из которых норовил предложить свою классификацию человеческих характеров и психических типов, свою модель происходящих процессов.
В современной гуманитарной психологии известно множество таких классификационных систем, большая часть которых совершенно независима одна от другой. К примеру, по Леонгарду личности бывают: демонстративные, педантичные, застревающие, возбудимые, эмотивные (и так далее); по Фромму личности бывают: рецептивные, эксплуатирующие, накапливающие, рыночные и продуктивные; по Юнгу – интроверты-экстраверты, мыслительные, чувственные, сенсорные и интуитивные. И таких систем, предложенных сколь-нибудь известными психологами – не менее нескольких десятков. Это изобилие, разнообразие и несвязанность однозначно свидетельствует об отсутствии в царстве гуманитарной психологии общепринятой модели мотивационных и мыслительных механизмов, управляющих поведением человека /1/. Или проще говоря – понимания причин такого поведения. Объединяющими же всех адептов гуманитарного царства фактически являются два постулата:
Человек – не животное. То есть, конечно же не отрицается тот факт, что человек относится к отряду приматов, и стало быть приходится родственником обезьянам, но оный факт решительно выводится за рамки гуманитарной психологии в предположении, что биологическая эволюция человека закончилась, и с тех пор человек эволюционирует лишь социально. А в поведенческих реакциях влияние животного происхождения пренебрежительно мало, и ограничивается главным образом регуляцией элементарных физиологических потребностей.
Всё обучается. Иногда этот постулат формулируют как концепцию «Чистого листа», предполагающую практически полное отсутствие у человека врождённых поведенческих схем, или по крайней мере – их крайнюю непрочность, позволяющую их легко заменять посредством каких-то воздействий извне. Как чистый лист, на котором общество и среда пишут свои правила поведения. Иными словами, предполагается, что характер человека полностью (кроме может быть, темперамента) формирует среда, в которой он рос и пребывает. Напомню, что именно на этом постулате базировалась марксистско-ленинская доктрина формирования нового человека. Дескать, как только мы изменим производственные отношения, так человек сразу и изменится. Станет добрым, гуманным, трудолюбивым. На деле же – почему-то получалось не очень… Все помнят трогательную песенку Никитиных «Собака бывает кусачей только от жизни собачьей», где этот тезис был выражен в наиболее образной форме, но который применительно к собакам безусловно ложен, а применительно к человеку, при всей его гуманистичности – по меньшей мере не очень убедителен. Вместе с тем, за столетие с лишним существования практической психологии ею накоплен колоссальный практический опыт, эмпирически наработано большое количество работающих методик, что позволяет быть гуманитарной психологии вполне эффективной в решении многих практических задач. Многих – но не всех. К примеру, крайне искусственными выглядят попытки в гуманитарных рамках объяснить немотивированную жестокость, ряд маний и фобий, и многое другое, что в естественнонаучной парадигме объясняется довольно непринуждённо и стройно. И это закономерно – ведь убедительного теоретического фундамента у гуманитарной психологии нет, и в рамках принятой ею парадигмы вряд ли будет. А это означает, что каждую новую проблему приходится разрешать методом проб и ошибок, предложенные методики длительно проверять на предмет пределов их применимости, и так далее и тому подобное /3/.
Естественнонаучное же направление после отказа от евгеники на время отошло от изучения поведения человека, ограничиваясь лишь изучением поведения животных. Однако это было небесполезно и для изучения поведения человека, ибо в естественнонаучном царстве действовал иной постулат: «Человек – это животное, наделённое разумом». И весьма, надо сказать, зазнавшееся животное. По совершенно понятным причинам поведение животных вызывает гораздо меньший общественный интерес, нежели поведение человека, а потому изучение поведения животных долгое время было уделом любителей. Тем не менее, появление в 30-х годах 20-го века основополагающих статей Конрада Лоренца, с которых собственно и ведёт начало этология, вызвало в научном мире маленькую бурю. Лоренц впервые, и весьма убедительно показал на примере птиц, что высокая сложность поведения, наличие проблесков абстрактного мышления и хорошие способности к обучению вовсе не заменяют инстинктивных поведенческих мотиваций, а действуют с ними вместе, иногда противореча, иногда дополняя и модифицируя их. Его же наблюдения за жизнью серых гусей просто потрясли сходством некоторых моментов их поведения с человеческими. Неизбежно вновь встал вопрос о применимости выводов этологии к человеку, на которые сам Лоренц и его последователи отвечали безусловно положительно, хотя «антибиологическая установка» действовала, и вообще говоря, продолжает действовать и сейчас. К слову, одного из видных представителей естественнонаучного направления, основателя социобиологии Уилсона даже обвиняли в своё время в фашизме и расизме. Однако предложенные Лоренцем объяснения принципов деятельности подсознания были настолько убедительны и логичны, что некоторые из первых читателей статей Лоренца описывали свои ощущения от прочитанного как ощущение открывшихся глаз после долгой слепоты, как тому подобные восторженные ощущения. Высоким признанием убедительности этологической парадигмы можно считать присуждение 1970 году Конраду Лоренцу и Николаусу Тинбергену Нобелевской премии за создание этологии.
К сожалению в Советский Союз, за «железный занавес» эти восторги не проникали, где этология, наряду с генетикой, долго считалась буржуазной лженаукой, да и до сих пор очень мало известна, даже среди специалистов. В советское время это было неизбежно, ведь этологические представления не стыковались с марксизмом, однако малораспространённость этологии в современной России можно объяснить лишь инерцией бытующих представлений.
Однако не все было безоблачно в этологическом царстве. Прежде всего – тогда уже существовала в США сравнительная психология, она же – зоопсихология, которая занималась примерно тем же, то есть – изучением поведения животных, но при этом базировалась на той же парадигме, что и психология, изучающая человека. Фактически это научное направление прямо конкурировало с этологией, старательно интерпретируя те же самые наблюдательные факты как результат научения. Между этологами и зоопсихологами разгорались нешуточные дебаты /4/. Параллельно с этологией, и отчасти под влиянием её идей возникли такие научные направления, как социобиология, и эволюционная психология. Социобиология, объявив себя преемницей всех наук о человеке, в том числе – и этологии, рассматривает человека наиболее «глобально», то есть, изучает наиболее общие закономерности и взаимосвязи между биологическим и социальном в поведении как человека, так и любого живого существа. Но надо сказать, с социобиологических заоблачных высей и широт конкретика инстинктивных проявлений видна плохо; собственно социобиология именно инстинктами и не занимается, говоря о них лишь постольку-поскольку.
Сходным образом выглядит и эволюционная психология, кстати, разделить социобиологов и эволюционных психологов на два лагеря едва ли возможно – настолько близки их сферы научных интересов, и парадигмальная основа. Ключевые понятия эволюционной психологии – это «адаптация» и «внешняя среда». Эволюционная психология рассматривает поведение живых существ, как один из способов адаптации к меняющейся внешней среде. Однако, несмотря на близость интересов с этологией (которая тоже рассматривает инстинкты как форму эволюционной адаптации), эволюционная психология тоже не слишком углубляется в конкретику инстинктивного поведения, почти философски рассматривая общие закономерности адаптации. Таким образом, у всех этих научных направлений своя ниша, и стало быть все они по своему нужны.
Каким образом учёные-этологи выделяют инстинктивное поведение среди всего комплекса поведенческих актов? Примерно так же, как лингвисты воссоздают древние, вымершие языки. То есть, сравниваются поведенческие схемы животных (или людей), принадлежащих самым разным популяциям, культурам, видам и среди них выявляются однотипные. Особенно показательно в этом смысле нонконформистское поведение, противоречащее принятым в данном социуме нормам и обычаям, а у людей – также поведение, противоречащее сознательно (рассудочно) продекларированным намерениям. Выделив такое поведение, этолог пытается понять, в чём его нынешняя или былая целесообразность для вида, понять как он возник. Такое обобщённо-типичное, видоцелесообразное (хотя бы в прошлом) поведение признаётся инстинктивным. Сравнивая между собой поведение представителей самых различных зоологических видов, от простейших, до самых высших, учёные обнаруживают удивительные параллели и закономерности, свидетельствующие о существовании общих поведенческих принципов касающихся всех представителей животного царства, и человека – в том числе.
Подобные методы исследования мира очень плодотворны, и широко применяется в других науках. Например, астрономы гораздо лучше знают внутреннее строение Солнца, чем геологи – внутреннее строение Земли. А все потому, что звезд очень много, и все они разные – сравнивая их между собой, можно многое понять. А Земля одна, и сравнить её не с чем. Так же и в изучении человека. Ограничиваясь изучением только его самого, мы рискуем остаться столь же ограниченными в его понимании.
Однако изучать этологию человека непросто. Помимо объективных трудностей, вытекающих из мощного влияния рассудка, маскирующего и модифицирующего многие инстинктивные проявления, исследователи регулярно сталкиваются с общественным неприятием самого этологического метода применительно к человеку. Многим людям кажется неприемлемым и даже оскорбительным сам факт сопоставления поведения человека с животными. И этому тоже есть этологическое объяснение. Заключается оно в действии инстинкта этологической изоляции видов, которое подробно описывается в книге В. Дольника «Непослушное дитя биосферы». Сущность этого инстинкта можно выразить в виде девиза «возлюби своего – вознелюби чужого»; «чужими» в нашем случае являются обезьяны, неприязненное отношение к которым распространяется и на тезис о родстве нашего поведения с их поведением. Казалось бы, теория Дарвина, несмотря на непрекращающиеся (в силу той же неприязни) и по сей день попытки её опровергнуть, прочно и бесповоротно принята научным сообществом, и со своим происхождением от обезьян большинство образованных людей вполне согласно. Однако мысль о том, что то или иное чувство является голосом инстинкта, по-прежнему вызывает у многих людей резкие протесты, по большей части не находящие рационального объяснения. А между тем, корень этой неприязни – как раз в подсознательном неприятии нашего родства с обезьянами.
Следует также тщательно подчеркнуть тот факт, что этология не претендует на всеохватное и всестороннее объяснение всех особенностей поведения человека и животных. Она распахивает очень мощный, очень важный, и доселе почти не тронутый пласт глубоко подсознательных процессов инстинктивного поведения. Но она не рассматривает ни физиологических тонкостей функционирования нервной системы, ни закономерностей функционирования рассудка, или неглубоких слоёв подсознания, рассматривая их лишь в меру минимальной необходимости. Это всё – сфера компетенции других дисциплин /3/.
Австрийский зоолог и этолог Конрад Захариас Лоренц родился 7 ноября 1903 г., в Вене, он был младшим из двух сыновей Эммы (Лехер) Лоренц и Адольфа Лоренца. Дед Лоренца был мастером по изготовлению конских сбруй, а отец, помнивший голодное детство, стал преуспевающим хирургом-ортопедом, который построил в Альтенберге возле Вены нарядное, хотя и несколько аляповатое поместье, украшенное огромными художественными полотнами и римскими статуями. Бродя по полям и болотам вокруг Лоренц-холла, Лоренц заразился тем, что позже назовет «чрезмерной любовью к животным».
Выращивая домашних уток, юный Лоренц впервые обнаружил импринтинг, специфическую форму обучения, наблюдающуюся на ранних этапах жизни, с помощью которой животные устанавливают социальные связи и опознают друг друга. «У соседа, – вспоминал позднее Лоренц, – я взял однодневного утенка и, к огромной радости, обнаружил, что у него развилась реакция повсюду следовать за моей персоной. В то же время во мне проснулся неистребимый интерес к водоплавающей птице, и я еще ребенком стал знатоком поведения различных ее представителей».
Вскоре мальчик собрал замечательную коллекцию животных, не только домашних, но и диких, которые жили в доме и на обширной территории вокруг него, как в настоящем частном зоопарке. Это позволило Лоренцу познакомиться с разными видами животных, и теперь он не склонен был видеть в них просто живые механизмы. Как исследователь, стоящий на позициях объективности в науке, он был далек от мысли интерпретировать поведение животных по образу и подобию человеческих мыслей и чувств. Его более интересовали проблемы инстинкта: как и почему поведение животных, не обладающих человеческим разумом, характеризуется сложными и адекватными обстоятельствам моделями?
Получив начальное образование в частной школе, которой руководила его тетка, Лоренц поступил в «Шоттенгимназиум» – школу с очень высоким уровнем преподавания. Здесь привычки Лоренца к наблюдению были подкреплены обучением зоологическим методам и принципам эволюции. «По окончании средней школы, – писал впоследствии Лоренц, – я был по-прежнему увлечен эволюцией и хотел изучать зоологию и палеонтологию. Однако я послушался отца, который настаивал на моих занятиях медициной».
В 1922 г. Лоренц был зачислен в Колумбийский университет Нью-Йорка, но спустя 6 месяцев вернулся в Австрию и поступил на медицинский факультет Венского университета. Хотя у него было мало желания становиться врачом, он решил, что медицинское образование не повредит его любимому призванию – этологии, науке о поведении животных в естественных условиях. Л. вспоминал об университетском преподавателе анатомии Фердинанде Хохштеттере, который дал «прекрасную подготовку по методическим вопросам, научив отличать черты сходства, вызванные общим происхождением, от таковых, обусловленных параллельной адаптацией». Л. «быстро понял… что сравнительный метод должен быть так же применим к моделям поведения, как и к анатомическим структурам».
Работая над диссертацией для получения медицинской степени, Л. начал систематически сопоставлять особенности инстинктивного поведения животных. В это же время он служил лаборантом кафедры анатомии Венского университета. После получения в 1928 г. медицинской степени Л. перешел на должность ассистента кафедры анатомии. Однако его все же интересовала этология, а не медицина. Он начал работать над диссертацией по зоологии, одновременно читая курс по сравнительному поведению животных /5/.
До 1930 г. в науке об инстинктах преобладали две установившиеся, но противоположные точки зрения: витализм и бихевиоризм. Виталисты (или инстинктивисты) наблюдали за сложными действиями животных в естественной среде обитания и поражались той точности, с которой инстинкт животных соответствовал достижению поставленных природой целей. Они либо объясняли инстинкты расплывчатым понятием «мудрость природы», либо считали, что поведение животных мотивируется теми же факторами, которые лежат в основе деятельности человека. Сторонники бихевиоризма, напротив, изучали поведение животных в лаборатории, проверяя способности животных к решению экспериментальных задач, например поискам выхода из лабиринта. Бихевиористы объясняли поведение животных цепочками рефлекторных реакций (наподобие тех, которые описывал Чарлз С. Шеррингтон), связанных воедино посредством классического кондиционирования, изученного Иваном Павловым. Бихевиористов, исследования которых были сконцентрированы в основном на действиях, приобретенных путем обучения, приводило в замешательство само понятие инстинкта – сложного набора врожденных, а не приобретенных реакций /1/.
Первоначально Л. склонялся к бихевиоризму, полагая, что инстинкты основываются на цепи рефлексов. Однако в его исследованиях росло число доказательств в пользу того, что инстинктивное поведение является внутренне мотивированным. Например, в норме животные не проявляют признаков связанного со спариванием поведения в отсутствие представителей противоположного пола и далеко не всегда проявляют эти признаки даже в их присутствии: для активизации инстинкта должен быть достигнут определенный порог стимуляции. Если животное долго находилось в изоляции, порог снижается, т.е. воздействие раздражителя может быть слабее, пока в конце концов животное не начинает проявлять признаков связанного со спариванием поведения даже в отсутствии раздражителя. Л. сообщил о результатах своих исследований в серии статей, опубликованных в 1927…1938 гг.
Лишь в 1939 г. Л. признал важность своих собственных данных и встал на ту точку зрения, что инстинкты вызываются не рефлексами, а внутренними побуждениями. Позднее в этом же году Л. встретил на симпозиуме в Лейдене Николаса Тинбергена; их «взгляды совпали до неправдоподобной степени», скажет впоследствии Л. «В ходе наших дискуссий оформились некоторые понятия, которые позже оказались плодотворными для этологических исследований». Действительно, концепция инстинкта, которую разработали Л. и Тинберген в течение последующих нескольких лет, легла в основу современной этологии.
Л. и Тинберген высказали гипотезу, согласно которой инстинктивное поведение начинается с внутренних мотивов, заставляющих животное искать определенный набор обусловленных средой, или социальных, стимулов. Это, так называемое ориентировочное, поведение часто в высшей степени изменчиво; как только животное встречает некоторые «ключевые» стимуляторы (сигнальные раздражители, или пусковые механизмы), оно автоматически выполняет стереотипный набор движений, называемый фиксированным двигательным паттерном (ФДП). Каждое животное имеет отличительную систему ФДП и связанных с ней сигнальных раздражителей, которые являются характерными для вида и эволюционируют в ответ на требования естественного отбора.
В 1937 г. Л. начал читать лекции по психологии животных в Вене. Одновременно он занимался изучением процесса одомашнивания гусей, который включает в себя утрату приобретенных навыков и возрастание роли пищевых и сексуальных стимулов. Л. был глубоко обеспокоен вероятностью того, что такой процесс может иметь место у человека. Вскоре после присоединения Австрии к Германии и вторжения в нее немецких войск Л. сделал то, о чем позже будет вспоминать так: «Послушавшись дурного совета… я написал статью об опасностях одомашнивания и… использовал в своем сочинении худшие образцы нацистской терминологии». Некоторые из критиков Л. называют эту страницу его научной биографии расистской; другие склонны считать ее результатом политической наивности.
Через два года после получения должности на кафедре психологии Кенигсбергского университета (ныне г. Калининград) Л. был мобилизован в германскую армию в качестве военного врача, несмотря на то что никогда не занимался медицинской практикой. Посланный на Восточный фронт в 1942 г., он попал в плен к русским и долгие годы работал в госпитале для военнопленных. Репатриирован лишь в 1948 г., когда многие друзья и родственники считали его давно погибшим.
В первые годы после возвращения в Австрию Л. не мог получить никакой официальной должности, но все же благодаря финансовой помощи друзей продолжал свои исследования в Альтенберге. В 1950 г. он и Эрих фон Холст основали Институт физиологии поведения Макса Планка.
В течение следующих двух десятилетий Л. занимался этологическими исследованиями, сконцентрировавшись на изучении водоплавающих птиц. Его статус основоположника современной этологии был неоспоримым, и в этом качестве он играл ведущую роль в диспутах между этологами и представителями других научных дисциплин, в частности психологии поведения животных.
Некоторые из наиболее противоречивых взглядов Л. высказаны в его книге «Так называемое зло: о природе агрессии» («Das sogenannte Bose: zur Naturgeschichte der Aggression», 1963). Как видно из названия, Л. считает агрессию не более чем «злом», потому что, несмотря на нередко разрушительные последствия, этот инстинкт способствует осуществлению таких важнейших функций, как выбор брачных партнеров, установление социальной иерархии, сохранение территории. Критики этой книги утверждали, что ее выводы оправдывают проявления насилия в человеческом поведении, хотя, по мнению самого Л., врожденная человеческая агрессивность становится еще опаснее оттого, что «изобретение искусственного оружия нарушает равновесие между разрушительными потенциалами и социальными запретами».
Нобелевская премия по физиологии и медицине за 1973 г. была разделена между Л., Тинбергеном и Карлом фон Фришем «за открытия, связанные с созданием и установлением моделей индивидуального и группового поведения животных». Его достижением считалось, в частности, то, что он «наблюдал модели поведения, которые, судя по всему, не могли быть приобретены путем обучения и должны были быть интерпретированы как генетически запрограммированные». Более любого другого исследователя Л. способствовал растущему пониманию того факта, что поведение возникает на такой же генетической основе, как и всякая другая характеристика животных, и, следовательно, подвержено действию естественного отбора.
После ухода на пенсию в 1973 г. из Института Макса Планка Л. продолжает вести исследования в отделе социологии животных Института сравнительной этологии Австрийской академии наук в Альтенберге, где он жил до своей смерти в 1989г.
В 1927 г. Л. женился на Маргарет (Гретль) Гебхардт, с которой дружил с детства; у супругов родилось две дочери и один сын.
Среди наград и знаков отличия, которыми удостоен Л., золотая медаль Нью-Йоркского зоологического общества (1955), Венская премия за научные достижения, присуждаемая Венским городским советом (1959), премия Калинги, присуждаемая ЮНЕСКО (1970). Л. является иностранным членом Лондонского королевского общества и американской Национальной академии наук /5/.
3. «Так называемое зло: о природе агрессии»
Конрад Лоренц считал, что агрессивность является врожденным свойством всех высших животных. Он утверждал: “Есть веские основания считать внутривидовую агрессию наиболее серьезной опасностью, какая грозит человечеству в современных условиях культурно-исторического и технического развития”/ 6 /.
Можно сформулировать особенности внутривидовой агрессии по К. Лоренцу в следующих тезисах:
1. Внутривидовая агрессия – агрессия, проявляемая особями одного вида по отношению друг к другу. При этом с особями других видов они мирно уживаются.
2. Основой конфликта при этом служит одна и та же пища, потребляемая сородичами.
3. Внутривидовая агрессия является первичным инстинктом, направленным на сохранение вида – и именно в этом ее опасность, поскольку она спонтанна (мало управляема).
4. В человеческом обществе агрессия часто проявляется в форме “полярной болезни” или “экспедиционного бешенства”, поражающих небольшие группы людей, когда они в силу обстоятельств обречены общаться только друг с другом и лишены возможности ссориться с кем-то посторонним. Накопление агрессии тем опаснее, чем лучше знают друг друга члены данной группы, чем больше они друг друга понимают и любят.
5. Одним из инструментов торможения агрессии являются “хорошие манеры”. Как правило, они являются утрированными жестами покорности.
6. Ритуал удерживает внутривидовую агрессию от всех проявлений, которые могли бы серьезно повредить сохранению вида, но при этом не выключает ее функций, необходимых для сохранения вида.
7. Переориентированное действие. Если агрессивное поведение провоцируется объектом, одновременно вызывающим страх, само действие переносится на другой объект, как будто он и был причиной данного действия. Часто агрессия переносится просто на ближайшего соседа. Иногда для этого полезно создавать эрзац-объекты.
8. Тяжеловооруженные хищники обладают высокоразвитыми механизмами торможения, не допускающими уничтожения вида. У слабых животных таких механизмов нет и поэтому, когда слабое животное получает оружие, оно упорно стремится уничтожить особь своего вида до конца. Поэтому вооружение слабых особей особенно опасно (“голубь с вороньим клювом”).
9. Мораль, как механизм торможения агрессии, легче всего отказывает не под влиянием одиночного и резкого испытания, а под воздействием истощающего, долговременного нервного перенапряжения (заботы, нужда, голод, страх, переутомление, крушение надежд).
10. Методы борьбы с внутривидовой агрессией:
Конрад Лоренц, великий этолог прошлого века, совершенно четко выразил свое мнение не только о неотличии стада человеческого от стада животного, но и дал понять, что наши шансы при современном положении вещей далеки от выживаемости.
В своей первой книге он подробно нам объясняет о внутривидовой агрессии — силе, сохраняющей жизнь в животном царстве. Как и все на свете, она может допустить ошибку и при этом уничтожить жизнь. Но в великом становлении органического мира эта сила предназначена к добру. А функция, которую выполняла ответственная мораль в истории человечества, состояла в том, чтобы восстановить утраченное равновесие между вооруженностью и врожденным запретом убийства…
Во втором его труде показана дикость жизни современных людей с точки зрения разумного животного. Автор рассуждает о том, сколько же нам надо доброты и агрессии, прогресса и религии, правда ли стоит торопиться размножаться и просто размышления об экологии жизни.
1. Шульц П. "Философская антропология. Введение для изучающих психологию" - Интернет: Новосибирск: НГУ, 1996
2. Шелер М. Положение человека в космосе // Избранные произведения. М.,1994. С.194.).
3. Протопопов А. Этология человека и её место в науках о поведении
4. Гороховская Е. «Этология – рождение научной дисциплины»
5. http://www.nkozlov.ru/
6. Лоренц К. Агрессия (так называемое “зло”)/Пер. с нем. – М.:Издательская группа “Прогресс”, “Универс”, 1994. – 272 с.
7. Лоренц К. Восемь смертных грехов цивилизованного человечества/Пер. с нем. – Издательство "Республика", 1998. – 72 с.
8. Алексеев П.В., Панин А.В."Философия" - М.: "Проспект" 1997
9. Банк Рефератов - http://www.bankreferatov.ru/
10. Современная философия: Словарь и хрестоматия. / Жаров Л.В. и др. - Ростов-на-Дону: Феникс, 1996 .- 511 с.
11. www.rubricon.com
Содержание Введение 1. Этология человека 2. Конрад Лоренц 3. «Так называемое зло: о природе агрессии» 4. «Восемь смертных грехов человечества» Заключение Использованная литература Введение Человек чел
Биоэтика: проблема взаимоотношения с биологией, философией, этикой, психологией, медицинской деонтологией и правом
Контрадикторные аномалии сквозь призму процесса вербализации
Конфуцианство
Конфуцій. Конфуціанство як релігійно-філософське вчення
Концепции человека и его потребностей в философии XIX в. Рутинные и творческие потребности
Концепция миропонимания
Концепция научных революций Т. Куна
Концепция смены парадигм и "методологические директивы" Т.Куна
Концепція атомізму
Корпускулярная и континуальная картину мира.
Copyright (c) 2024 Stud-Baza.ru Рефераты, контрольные, курсовые, дипломные работы.