Выпускная квалификационная работа

"Лексика со значением звучания и способы ее актуализации в идиостиле И.С. Тургенева"

 

Введение

В лингвистических и литературоведческих работах последних лет разрабатывается проблема индивидуального художественного стиля. Одной из задач является описание идиостиля отдельного автора с учетом литературного жанра произведения, определенной исторической эпохи, что, несомненно, накладывает свой отпечаток на специфические особенности, свойственные отдельно взятому писателю, а также осмыслить, посредством каких языковых средств автор воплощает в произведении свое видение событий, происходящих в его эпоху, и свое мироощущение.

Исследование обращено к творчеству И.С. Тургенева, одного из величайших классиков мировой литературы, признанного мастера художественного слова.

И.С. Тургенев являлся представителем литературного направления, называемого «Натуральной школой». Это условное название начального этапа развития критического реализма в русской литературе середины 19 в. Наиболее общими признаками, объединяющими идеологов «Натуральной школы» являлись следующие: обращение к общественно-значимой тематике, критическое отношение к социальной действительности, реализм художественного выражения, боровшийся против приукрашивания действительности, ирония по отношению к отдельным сторонам дворянской действительности, протест против крепостного права. Все эти признаки отразились и в творчестве И.С. Тургенева. Но, если обращение к определенной тематике, следование принципам «Натуральной школы» роднило писателя с другими представителями этого течения (Достоевский, Некрасов, Гончаров), то, например, детальное описание природы, ее олицетворение или создание образов, вбирающих в себя общенациональные черты (например, Хорь и Калиныч – яркие представители крестьянского мира) выделяет автора «Записок охотника», делает его непохожим на других. Это дает право говорить об индивидуальном стиле автора, об особенностях его идиостиля.

И.С. Тургенев любил русский язык, предпочитал его всем остальным языкам мира и умел великолепно пользоваться его неисчерпаемыми богатствами. Как чуткий художник слова, тонкий стилист, он внёс неоценимый вклад в развитие родного языка.

Актуальность исследования состоит в том, что в отличие от литературоведческих работ, посвященных исследованию новаторства и поэтики И.С. Тургенева, лингвистических работ, изучающих своеобразие индивидуального стиля автора посредством анализа слов-звукообозначений в прозе писателя выявлено не было.

И.С. Тургенев является мастером художественного слова, одним из создателей русского языка. Изучение классического тургеневского языка обогащает культуры речи, позволяет ощутить красоту языка и описываемые им явления.

Предметом исследования является способы актуализации лексики звучания в идиостиле прозы И.С. Тургенева.

Цель выпускной квалификационной работы – исследовать и описать особенности употребления И.С. Тургеневым в своем творчестве слов-звукообозначений, показать, что их широкое использование является характерной чертой идиостиля автора.

Достижение этой цели предполагает постановку и решение следующих задач:

– систематизировать основные теоретические положения, связанные с рассмотрением понятий «идиостиль», «идиолект», «семантическое поле», «парадигматические отношения», «синтагматические отношения» и др.;

– раскрыть структурные особенности и функционирование лексико-семантического поля «звук»;

– классифицировать все обнаруженные лексемы с общим компонентом звучания в цикле рассказов «Записки охотника»;

– рассмотреть слова-звукообозначения с точки зрения их частеречной принадлежности;

– проанализировать синтагматические отношения слов с общим значением звучания

– показать значение семы ‘звук’ в раскрытии идейного содержания дискурса «Записок охотника».

В решении названных цели и задач в работе применялись следующие методы лингвистического исследования:

– метод сплошной выборки при сборе фактического материала, примеров из цикла рассказов Тургенева «Записки охотника»;

– описательный метод, используемый при обработке фактического материала. Составными частями этого метода выступают наблюдение, обобщение, интерпретация и классификация слов-звукообозначений;

– метод компонентного анализа – метод исследования содержательной стороны лексем звучания, имеющий целью разложение их значения на минимальные семантические составляющие;

– метод контекстуального анализа, предполагающий исследование слов с общим значением звучания в контексте.

Материалом для исследования послужил цикл рассказов И.С. Тургенева «Записки охотника». Фактический материал извлекался из следующего источника: Тургенев, И.С. Собрание сочинений / И.С. Тургенев. – М.: 1961. – 357 с.

Из данного источника с помощью метода сплошной выборки было выявлено около 550 лексических единиц, объединяющихся в лексико-семантическое поле, архисемой которого является ‘звук’.

Научная новизна состоит в том, что нами проведен компонентный анализ семы ‘звук’ в прозе И.С. Тургенева, обращение к роли данной семы в раскрытии своеобразного подтекста художественного произведения, индивидуального стиля автора.

Теоретическая значимость выпускной квалификационной работы заключается в систематизации и углублении теоретических аспектов, связанных с природой и спецификой таких лингвистических явлений, как идиостиль, семантическое поле, а также разграничение понятий идиостиль и идиолект.

Практическая значимость выпускной квалификационной работы состоит в том, что её результаты могут быть использованы в школьном преподавании как на уроках русского языка при изучении лексики, в частности явлении синонимии, так и на уроках литературы как дополнительные сведения по художественному мастерству И.С. Тургенева, а также для внеклассного чтения с целью углубленного изучения прозаического наследия И.С. Тургенева. Материалы можно также использовать при разработке спецкурсов и спецсеминаров, при организации научно-исследовательской работы студентов, использовать в качестве ценной дополнительной информации как для школьников, студентов и преподавателей, так и для широкого круга читателей, интересующихся творчеством И.С. Тургенева.

С учетом изложенных цели и задач определена структура данного исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения. Список использованной литературы насчитывает … источников.

Во введении обосновывается актуальность выбранной темы, указывается цель и содержание поставленных задач, формулируются объект и предмет исследования, указываются избранные методы исследования, сообщается, в чем заключается научная новизна, теоретическая значимость и практическая ценность полученных результатов, определяется структура работы.

В первой главе определяются теоретические основы изучения феномена «идиостиль», делается попытка разграничения этого понятия с понятием идиолект. Также рассматривается термин семантическое поле, определяется его структура.

Во второй главе «Парадигматические отношения слов с общим компонентом ‘звук’ в цикле рассказов «Записки охотника» на основе учения о лексико-семантическом поле выявляется 2 смысловых поля (в зависимости от отнесенности к существительному или глаголу), ядром которого являются семы ‘звук’ и ‘звучать’. Они являются основой для установления индивидуального отражения авторского стиля. В настоящей работе предпринимается попытка классифицировать слова-звукообозначения в зависимости от их частеречной принадлежности, в зависимости от характера источника звуков, то есть анализируются парадигматические отношения слов звучания в прозе И.С. Тургенева.

В третьей главе «Синтагматические отношения слов с общим компонентом ‘звук’ в цикле рассказов «Записки охотника» рассматривается лексико-семантическая валентность слов с общим значением звучания, а также характеризуются слова с общей семой ‘звук’ с точки зрения их стилистической окраски.

В заключении приводятся выводы в соответствии с поставленными целью и задачами, намечаются перспективы дальнейшего исследования.

Апробация работы. Основные положения данного исследования были изложены:

1) в докладе на ежегодной (39-й) научной конференции студентов и преподавателей ЕГПУ в апреле 2008 г. «Лексика со значением звучания в прозе И.С. Тургенева»;

2) в докладе на ежегодной (41-й) научной конференции студентов и преподавателей ЕГПУ в апреле 2010 г. «Лексико-семантическая сочетаемость слов с общим значением звучания в цикле рассказов И.С. Тургенева»;

3) в докладе на Республиканских кирилло-мефодьевских чтениях на факультете филологического образования Татарского государственного гуманитарного педагогического университета (24 мая 2010 г., Казань) «Лексико-семантическая сочетаемость слов с общим значением звучания в цикле рассказов И.С. Тургенева», по результатам которой предполагается выпуск сборника научных статей.

1. Теоретические аспекты изучения вопроса

1.1 К вопросу об идиостиле как лингвистическом термине

В связи с антропоцентрическим подходом современной лингвистической науки закономерным является обращение к феномену идиостиля. Однако на сегодняшний день в науке отсутствует единая точка зрения на его содержание.

Сам термин идиостиль принадлежит В.П. Григорьеву. Впервые в широкое употребление данный термин был введён им (сначала в качестве «квазитермина») в книге «Грамматика идиостиля. В. Хлебников» и сразу же был подвергнут сомнению с точки зрения реальности обозначаемого им понятия: «Что касается реальности идиостиля, то его «литературоведческая реальность», ощущаемая читателями специфичность индивидуальных стилей, насколько известно, вообще не ставилась под сомнение. Лингвистическая же реальность идиостиля устанавливается «по определению»: всякий идиостиль как факт современной литературы является в то же время идиолектом» [Григорьев В.П.: http://www.ka2.ru]. По всей видимости, под «идиолектом в узком смысле» понимается именно идиостиль, то есть идиостиль в этом случае понимается как эстетически значимая разновидность идиолекта.

В «Стилистическом энциклопедическом словаре» под идиостилем понимается только «совокупность языковых и стилистико-текстовых особенностей, свойственных речи писателя, ученого, публициста, а также отдельных носителей данного языка» [СЭС 2003: 95]. Согласно определению Н.С. Болотновой, идиостиль приравнивается к экстралингвистическому понятию «творческая индивидуальность автора», но при этом его изучение происходит на основе конкретного языкового материала, главным образом, лексической структурой текста.

Многообразие подходов к изучению идиостиля Н.С Болотнова условно группирует в 3 направления.

«Особенно интенсивно в течение ряда лет в стилистике художественной речи проводилось исследование идиостиля с ориентацией на отдельные элементы художественной системы писателя, прежде всего на рассмотрение языковых средств (чаще лексических) с последовательным «укрупнением» единиц анализа и постепенным усилением внимания к смысловым формам и структуре. Для этого этапа в изучении идиостиля характерно: 1) внимание к образной трансформации слов; 2) к эстетической модификации выразительных средств в идиостиле писателя; 3) к динамике речевых форм; 4) к композиционным приемам и структуре; 5) к универсальным смыслам, по-разному реализуемым в творчестве разных авторов; 6) к словоупотреблению и словотворчеству; 7) к изучению внутренне обусловленной системы средств словесного выражения.

Второе направление в исследовании идиостиля характеризуется анализом различных структурных и смысловых форм организации языкового материала (прежде всего лексического) в замкнутом целом с попыткой выявить характер их соотнесенности на уровне стилистического узуса или идиостиля (В.П. Григорьев и др.). Для этого направления также характерен лексикоцентризм и ориентация на выявление общих закономерностей в словоупотреблении одного или ряда писателей.

Третье направление формируется под влиянием когнитивной лингвистики на основе моделирования «возможных миров» разных авторов. При этом выявляются «доминантные личностные смыслы», изучаются отдельные концепты и формы их репрезентации, система концептов-доминант, семантические, ассоциативные и лингвокультурологические поля. Второе и третье направления отражают разработку проблемы идиостиля прежде всего с ориентацией на первичную коммуникативную деятельность автора. С этим же связано изучение идиостиля на основе анализа текстовых категорий и ведущих принципов организации художественных произведений писателя» [Болотнова Н.С.: http://www.philol.msu.ru].

Предпочтительным же в настоящей работе является исследование идиостиля, развивающееся в рамках коммуникативной лингвистики, которое приравнивает данный термин к экстралингвистическому понятию «творческая индивидуальность автора» (Н.С. Болотнова).

Коммуникативная стилистика текста исследует идиостиль с точки зрения того, «как конкретная языковая личность автора организует диалог с читателем, направляя его речемыслительную деятельность по определенному пути в соответствии с коммуникативной стратегией текста и интенцией создателя» [там же].

Коммуникативно-деятлельностный подход основывается, во-первых, на концепции языковой личности Ю.Н. Караулова, «в рамках которой выделяются вербально-семантический уровень, тезаурусный, прагматический (мотивационный). При этом за исходное взято положение о том, что всякий анализируемый текст воплощает: а) фрагмент языковой картины мира автора (его лексикон, семантикон, грамматикон, посредством которых моделируется художественный мир произведения, отражающий авторское видение окружающей действительности); б) информационный тезаурус создателя текста, отраженный в эстетической форме; в) цели и мотивы творца, побудившие его к созданию произведения и нашедшие отражение в идейно-художественных особенностях текста» [там же].

Во-вторых, рассматриваемый подход к анализу идиостиля опирается на «определение текста как формы коммуникации, предполагающей особую организацию общения как совместной речемыслительной деятельности автора и адресата. При этом учитывается, что творческая индивидуальность автора проявляется не только в отборе материала, выборе тематики и проблематики, в предпочтении одних элементов поэтики другим, но и в выборе и организации многообразных средств, регулирующих творческий диалог с читателем, стимулирующих ассоциативную деятельность адресата в определенном направлении, по-разному моделирующих смысловое развертывание текста в сознании читателя. Коммуникативно-деятельностный подход к идиостилю основан, таким образом, на теории речевой деятельности, включая учение о целях и мотивах. С этим связано рассмотрение текста с точки зрения отраженной в нем иерархии целевых программ. Это предполагает изучение коммуникативной стратегии автора, по-разному организующей структуру, семантику и прагматику текста. Идиостиль рассматривается как сложное, многомерное и многоуровневое проявление личности автора, «стоящей за текстом»: его лексикона, семантикона, грамматикона, тезауруса, мотивов, определяющих своеобразие семантики, текстовой организации.

Наряду с этим, очевидно, что личность писателя отражается в неповторимости и оригинальности ассоциаций, вербально материализованных в лексической структуре текста. Ассоциативные переклички и параллели, наиболее характерные для автора типы ассоциаций, пронизывающие все его творчество, становятся важной приметой идиостиля» [там же].

Настолько же необычной может быть и ассоциативная структура произведений автора. По мнению Н.С. Болотновой, она постигается «изучением лексической структуры текста, которая в снятом виде фиксирует результат ассоциативной деятельности создателя и регулирует вторичную коммуникативную деятельность адресата» [там же].

Важное значение имеет анализ типов лексического структурирования. «В аспекте идиостиля автора важно не только то, какие типы лексических микро- и макроструктур для него характерны, но и как они взаимодействуют и какую роль выполняют в процессе познавательной деятельности читателя. Выявляя идиостилевые особенности текстовой деятельности автора, необходимо, таким образом, соотносить все элементы структуры текста и его семантики с целями и мотивами создателя. Именно они придают целостность и связность как текстовой деятельности, так и ее результату – тексту. С учетом этого необходимо связывать анализ словесно-художественного структурирования текста и возникающие на его основе текстовые ассоциации и смыслы с характерной для писателя коммуникативной стратегией текстового развертывания» [там же: http://www.philol.msu.ru].

Термин идиостиль соотносим с термином идиолект. «В теории художественной литературы различие между ними в общем виде состоит в следующем. Под идиолектом определенного автора понимается вся совокупность созданных им текстов в исходной хронологической последовательности (или последовательности, санкционированной самим автором, если тексты подвергались переработке). Под идиостилем же понимается совокупность глубинных текстопорождающих доминант и констант определенного автора, которые определили появление этих текстов именно в такой последовательности. Идиостиль по существу обладает большей системностью, иерархической организованностью, ограниченной упорядоченностью элементов.

Среди многообразия точек зрения на соотношение таких понятий, как поэтический язык, поэтический текст, поэтический идиостиль и идиолект, можно выделить два основных подхода. Первый состоит в том, что идиолект и идиостиль считаются соотносящимися между собой как поверхностная и глубинная структура в описаниях типа «Смысл – Текст» или же образующим триаду «Тема – Приемы выразительности – Текст». Представленное на поверхности множество связанных между собой языковых факторов, составляющих идиолект, уходит функциональными корнями в «языковую память» и «генетику лингвистического мышления» автора и в результате оказывается сводимым к иерархической системе инвариантов, организующих так называемый «поэтический мир» автора».

По мнению В.П. Григорьева, «описание идиостиля должно быть устремлено к выявлению глубинной семантической и категориальной связности его элементов, воплощающих в языке творческий путь поэта, к сущности его явной и неявной рефлексии над языком» [Григорьев В.П.: http://www.ka2.ru].

«Вторая тенденция развития научной мысли выражается и предпочтении функционально-доминантного подхода при целостном описании идиостиля. Основы данного подхода были заложены в грудах Ю.Н. Тынянова. Доминанта понимается как «фактор текста и характеристика стиля, изменяющая обычные функциональные отношения между элементами и единицами текста. Предполагается, что поэтический идиолект может быть описан как система связанных между собой доминант и их функциональных областей.

Однако изучение проблемы «литературного билингвизма» (поэзии и прозы одного автора) говорит о необходимости построения более общей модели идиостиля. Это связанно с тем, что «языковая личность» должна рассматриваться во всем многообразии ее проявлений, когда функциональные области действия доминат не обозначены и принципиально не могут быть обозначены» [Кругосвет: http://slovari.yandex.ru].

Таким образом, понятие идиостиля и идиолекта не разграничивают вообще, либо они разграничены нечетко. По вышеуказанным описаниям вырисовывается следующая иерархия: язык автора – индивидуальные компоненты (идиолект) – коннотативно значимые компоненты (идиостиль).

В качестве предпочтительного в данной работе будет использоваться понятие «идиостиль», охватывающее специфическую сферу характерных употреблений определенного писательского идиолекта.

Художественный текст представляет собой систему, в которой взаимосвязанность компонентов обусловлена не только законами языка, но и особенностями авторского мировосприятия и мироощущения. Определяющим понятием процесса создания художественных текстов является понятие идиостиль. Можно говорить о следующих признаках идиостиля как ключевого понятия данного исследования:

а) идиостиль – это система индивидуальных особенностей автора как личности и художника слова в рамках художественной литературы;

б) идиостиль представляет собой комплексное образование, включающее отбор и комбинацию языковых средств, их направленность на решение конкретных авторских задач;

в) идиостиль – это способ отражения и преломления в художественной речи фактов внутреннего мира конкретного писателя – носителя конкретного языка в конкретный исторический период;

г) идиостиль отличается наличием неповторимых образных средств (тропов и стилистических фигур):

д) идиостиль отличается стилистической однородностью, что позволяет говорить о некоей стабильности его существования;

е) идиостиль отличается преобладанием лексики с актуализированными личностными смыслами, т.е. доминированием окказиональной семантики над узуальной;

В связи с тем, что в идиостиле доминирует окказиональная семантика над узуальной, этот термин характеризуется особой синтагматикой, реализующей уже существующие или индивидуально-авторские валентные связи языковой единицы.

Под идиостилем понимается вся совокупность отличительных особенностей, специфических признаков художественной системы писателя, способов отражения и преломления в художественной речи фактов внутреннего мира конкретного писателя, т.е. «творческая индивидуальность автора».

1.2 Теоретические основы изучения семантических полей в языке

«Термин семантическое поле применяется в лингвистике чаще всего для обозначения совокупности языковых единиц, объединенных каким-то общим (интегральным) семантическим признаком; иными словами – имеющих некоторый общий нетривиальный компонент значения. Первоначально в роли таких лексических единиц рассматривали единицы лексического уровня – слова; позже в лингвистических трудах появились описания семантических полей, включающих также словосочетания и предложения» [Кругосвет: http://slovari.yandex.ru].

По данным «Большого толкового словаря русского языка» семантическое поле – это «1. Совокупность явлений или область действительности, имеющие в языке соответствие в виде тематически объединенной совокупности лексических единиц. 2. Совокупность слов и выражений, образующих тематический ряд и покрывающих определенную область значений» [Кузнецов 2003:376].

«Понятие семантического поля было ведено в работах немецких лингвистов Й. Трира и Г. Ипсена в первой половине 20 в.» [Кронгауз 2005: 130]. «Первые попытки выделения семантических полей были предприняты при создании идеографических словарей, или тезурусов – например, у П. Роже» [Кругосвет: http://slovari.yandex.ru]. «Основным свойством тезаурусов является организация лексики в соответствии с определенной организацией понятий» [Кронгауз 2005: 131].

«Использование семантических полей как метода описания лексики связано с идеей разбиения лексики на различные лексические группы, представляющие собой самостоятельные подсистемы» [там же: 130].

«Для семантического поля определяется некий конституирующий его смысл, т.е. смысл, общий для всех слов данного поля, который и называется интегральным семантическим признаком. Его можно считать конституирующим, так как, по существу, именно этот признак и задает семантическое поле. В состав данного семантического поля в принципе должны быть включены все слова, которые обладают данным смыслом, т.е. включают его в свое толкование» [там же: 132].

«Кроме того, для семантического поля следует задать дифференциальные признаки. Как правило, под дифференциальными признаками понимаются те смыслы, которые присущи лишь части слов и с помощью которых значения слов данного семантического поля могут быть различены» [там же: 132].

«В основе теории семантических полей лежит представление о существовании в языке некоторых семантических групп и о возможности вхождения языковых единиц в одну или несколько таких групп. В частности, словарный состав языка (лексика) может быть представлен как набор отдельных групп слов, объединенных различными отношениями: синонимическими (хвастать – похваляться), антонимическими (говорить – молчать) и т.п.

Элементы отдельного семантического поля связаны регулярными и системными отношениями, и, следовательно, все слова поля взаимно противопоставлены друг другу. Семантические поля могут пересекаться или полностью входить одно в другое. Значение каждого слова наиболее полно определяется только в том случае, если известны значения других слов из того же поля.

Отдельная языковая единица может иметь несколько значений и, следовательно, может быть отнесена к разным семантическим полям. Наиболее простая разновидность семантического поля – поле парадигматического типа, единицами которого являются лексемы, принадлежащие к одной части речи и объединенные общей категориальной семой в значении. Такие поля нередко также именуются семантическими классами или лексико-семантическими группами.

Примером минимального семантического поля парадигматического типа может служить синонимическая группа, например некоторая группа глаголов речи. Это поле образуют глаголы говорить, рассказывать, болтать, трепаться и др. Элементы семантического поля глаголов речи объединены интегральным семантическим признаком «говорения», но их значение не тождественно. Единицы этого семантического поля различаются дифференциальными признаками, например «взаимное сообщение» (разговаривать), «одностороннее сообщение» (сообщать, докладывать). Кроме того, они различаются стилистическими, узуальными, деривационными и коннотативными компонентами значения. Например, глагол ругать, кроме семы «говорения», обладает также дополнительным коннотативным значением – отрицательной экспрессивностью.

Общий семантический признак, объединяющий элементы конкретного семантического поля, в других семантических полях того же языка может выступать как дифференциальный. Например, семантическое поле «глаголов коммуникации» включит в себя поле глаголов речи наряду с такими лексемами, как телеграфировать, написать и др. Интегральным семантическим признаком для этого поля будет признак «передачи информации», а «канал передачи информации» – устный, письменный и др. – выступит в роли дифференциального признака.

Сам термин «семантическое поле» в настоящее время все чаще заменяется более узкими лингвистическими терминами: лексическое поле, синонимический ряд, лексико-семантическое поле и т.п. Каждый из этих терминов более четко задает тип языковых единиц, входящих в поле и / или тип связи между ними. Тем не менее, во многих работах как выражение «семантическое поле», так и более специализированные обозначения употребляются как терминологические синонимы.

Для выявления и описания семантических полей нередко используются методы компонентного анализа и ассоциативного эксперимента. Группы слов, полученные в результате ассоциативного эксперимента, носят название ассоциативных полей» [Кругосвет: http://slovari.yandex.ru].

Исследование языка по методу семантического поля находит применение в лексикологии, лексикографии, грамматике, сопоставительной лингвистике и других областях языкознания.

Таким образом, под термином семантическое поле в настоящей работе подразумевается группа лексем, объединенных общим (инвариантным) значением, но различающихся оттенками этого значения (наличием дифференциальных признаков).

«Семантическое поле обладает следующими свойствами: интуитивно понятно носителю языка и обладает для него психологической реальностью; независимо и может быть выделено как самостоятельная подсистема языка; единицы семантического поля связаны теми или иными системными семантическими отношениями; каждое семантическое поле связано с другими семантическими полями языка и в совокупности с ними образует языковую систему» [Кругосвет: http://slovari.yandex.ru].

Семантическое поле многомерно, его единицы вступают в парадигматические и синтагматические отношения, т.е. образуют парадигматические поля, к которым относятся самые разнообразные классы лексических единиц, тождественных по тем или иным смысловым признакам: синонимы, антонимы, и синтагматические поля, к которым относятся классы слов, тесно связанных друг с другом по употреблению, но никогда не встречающихся в одной семантической позиции.

Парадигматические отношения в языке

«Благодаря возможности своего появления в определенном контексте языковая единица вступает в отношения двух разных типов. Она вступает в парадигматические отношения со всеми единицами, которые также могут встретиться в данном контексте (независимо от того, находятся ли они в отношении контрастности или свободного варьирования с рассматриваемой единицей), и в синтагматические отношения с другими единицами того же уровня, вместе с которыми она встречается и которые образуют ее контекст» [Лайонз 1978: 89].

«Системная организация лексики проявляется в наличии в ней объединений слов, характеризующихся некоей общностью значений. Такие объединения слов называются лексико-семантическими парадигмами, а семантические отношения между членами парадигмы – парадигматическими отношениями.

Парадигматические отношения отражают содержательные связи, которые существуют между явлениями действительности» [Степанова Г.С.: http://lamp.semiotics.ru].

«Сам термин происходит от древнегреческого существительного «парадигма» со значением ‘пример, образец’. Парадигмой называют группу элементов, имеющих определенное общее свойство, но различающихся по какому-то признаку. Семантическое сравнение всегда предполагает хоть какое-то сходство, или основание для сравнения. Чем больше основание для сравнения, тем легче производить само сравнение. Таким образом, парадигма – это группа однородных элементов, незначительно различающихся между собой» [Кронгауз 2005: 140]

«Анализ отношений между семами в отдельном значении слова, между значениями в многозначном слове и между членами парадигмы позволяет сказать, что на всех уровнях обнаруживаются одни и те же виды отношений, а именно: 1) отношения сопредельности (т.е. взаимодополнительности), 2) родо-видовые отношения, 3) отношения подобия и 4) отношения противоположения. Эти виды отношений в парадигмах могут быть представлены по-разному. Одним парадигмам свойственны разные типы отношений, другим – какой-нибудь один» [Степанова Г.С.: http://lamp.semiotics.ru].

«Проще всего определить парадигматические отношения в рамках одной парадигмы. Тогда этими отношениями связаны наиболее близкие и похожие друг на друга знаки, а сами эти отношения оказываются отношениями и большого сходства, и небольшого различия, как правило, по какому-то одному признаку. Самыми важными парадигматическими отношениями с семантической точки зрения следует признать отношения синонимии, антонимии, несовместимости, гипонимии и некоторые другие» [Кронгауз 2005: 140].

Синтагматические отношения в языке

«Существование парадигматических отношений позволяет говорить о лексической семантике как о системе, а существование синтагматических отношенй позволяет этой системе функционировать, и в частности лексическим значениям объединяться в более крупные единицы.

Синтагматические отношения – это отношения между знаками, возникающие как результат их комбинирования. Термины «синтагматический» и «синтагматика», как и «парадигматика», восходят к древнегреческому языку, где имя существительное «синтагма» означало ‘соединение’. В связи с этим типом отношений можно также говорить о синтагме как последовательности нескольких слов, или, шире, языковых единиц, связанных синтагматическими отношениями.

В отличие от парадигматических отношений синтагматические не предполагают ни сходства, ни отличия знаков. Их наличие означает только то, что знаки, вступающие в эти отношения, могут употребляться вместе в процессе общения и при этом взаимодействуют.

Синтагматические отношения возникают при комбинировании слов и существуют в рамках более крупных языковых единиц: словосочетаний, предложений, текстов. Именно синтагматические отношения и позволяют создавать значение более крупных единиц из более мелких» [Кронгауз 2005: 152].

«Сочетаемость слова реализуется в контексте. Контекст может быть переменным и постоянным. В переменном контексте реализуются свободные значения слов. Переменный контекст может быть лексическим и синтаксическим». [Степанова: http://lamp.semiotics.ru/step_ch2_c.htm]

В первом реализация значения слова происходит через саму семантику, составляющую указательный минимум слова (т.е. элемент речевой цепи, несущий требуемое семантическое указание). Для второго указательным минимумом является синтаксическая конструкция сама по себе, элементом которой является семантически реализуемое слово, независимо от лексических значений, входящих в эту конструкцию слов.

«Указательный минимум в синтаксическом контексте может выступать в форме либо синтаксической функции ключевого слова или словосочетания по отношению к семантически реализуемому слову, либо синтаксической функции самого семантически реализуемого слова в предложении.

Лексический контекст в зависимости от количества слов, входящих в указательный минимум, может быть контекстом 1 степени (указательный минимум в нем представлен одним ключевым словом, находящимся с семантически реализуемым словом в прямой синтаксической связи; ключевое слово может быть главным или зависимым членом словосочетания, подлежащим или сказуемым, однородным членом) или контекстом II степени. Контекст II степени требуется тогда, когда ключевое слово выполняет лишь негативную функцию, сигнализируя о том, каких значений у слова не может быть, но, не говоря о реализации актуального значения, или тогда, когда ключевое слово оказывается многозначным, способным сочетаться с семантически реализуемым словом также в разных его значениях.

С типами контекста связаны виды сочетаемости слов. Выделяют синтаксическую и лексическую сочетаемость.

При синтаксической сочетаемости учитывается синтаксическая функция ключевого слова или словосочетания по отношению к семантически реализуемому слову. В исследованиях по синтагматике предлагается различать абсолютную и относительную синтаксическую сочетаемость. Например, говоря, что слово велеть сочетается с неопределенной формой глагола, а слово превратить характеризуется сочетаемостью с винительным беспредложным и винительным с предлогом в, отмечается абсолютная сочетаемость этих слов.

Относительная синтаксическая сочетаемость свойственна слову, употребляемому при реализации каких-либо условий – определенного смысла, замещения определенной синтаксической позиции и т.д.

Абсолютная сочетаемость слова определяется его лексико-грамматической характеристикой и поэтому не может служить средством различения значений слова. Так, прилагательное – любое – характеризуется своей сочетаемостью с существительным.

Относительная синтаксическая сочетаемость может служить средством различения значений многозначного слова. Например, подозревать: 1) подозревать кого-нибудь и 2) подозревать о чем-либо или подозревать, что…; перебежать: 1) перебежать поле, перебежать через мост; 2) перебежать в угол, перебежать к дому (куда); 3) перебежать к большевикам (к кому).

В случае лексической сочетаемости показателем значения семантически реализуемого слова является семантика ключевого слова. Процедура различения значений на основе лексического контекста сводится к следующему.

В каждом примере употребления многозначного слова (например, прилагательного печальный) выделяется контекст I степени, т.е. сочетания прилагательного как семантически реализуемого слова с существительным, которое играет роль указательного минимума. Затем примеры объединяются в группы на основе семантической общности слов указательного минимума. Прилагательные, сочетающиеся с существительными какого-то одного семантического класса или подкласса, выступают в одном значении, а для другого значения оказывается показательной сочетаемость с указательным минимумом другой семантики и т.д. В итоге количество выделенных групп совпадает с количеством значений, которые свойственны данному многозначному прилагательному.

Если семантически реализуемое слово сочетается с ключевыми словами одного семантического класса, но интуитивно чувствуется, что здесь разные значения, для их различения используется контекст II степени.

Лексическая сочетаемость выступает как характеристический показатель индивидуального значения слова, и в силу этого может служить средством проникновения в глубины семантики слова, средством познания всех осмыслений, возможных реализаций слова, а также оказывается фактором различения значений полисемичного слова.

Каждая часть речи характеризуется своими сочетательными возможностями, т.е. способностью входить в разного рода словосочетания-то в роли главного, то в роли зависимого слова.

Для имен существительных наиболее значимыми являются их сочетания с прилагательными, причастиями, числительными (ср.: серая кошка – железная кошка и т.п.), их функция в предикативных сочетаниях – подлежащего, сказуемого (ср.: голова болит – Торопчин – голова – он у нас голова сельскому хозяйству – голова колонны вышла на площадь), а также сочетания существительного-подлежащего с разными глаголами-сказуемыми; менее значимыми являются сочетания с зависимыми существительными (ср.: ручка кофейника – ручки кресел – ручка с заржавленным пером), сочетания с глаголом, в которых имя зависит от глагола (ср.: обменяться опытом – знать по опыту – провести опыт), а также возможные сочетания с наречиями.

Наиболее значимы для прилагательных их сочетания с существительными (ср.: легкий чемодан – легкий завтрак – легкое пальто – легкая беседка – легкий мороз – легкий табак – легкая задача и т.п.), при этом надо учитывать возможность употребления прилагательного в сказуемом, в качестве обособленного определения и т.п. Гораздо меньшей диагностирующей силой обладают адъективные сочетания с зависимым существительным или с зависимыми наречиями.

Для глагола наиболее показательной является его «левая» и «правая» сочетаемость с существительными, т.е. семантика существительного в роли подлежащего и формы и значения существительных в роли различных дополнений и обстоятельств (ср.: пробить стену – пробить лунку во льду – река пробила плотину – пробить шурфы – пробить шоссе – пробить пенькой лодку – пробить в гонг – мне пробило двадцать лет).

Весьма существенной для ряда глаголов является их сочетаемость с неопределенной формой глагола (ср.: пошли пешком – познакомились и пошли болтать; обещать приехать – мне обещают перевод – утро обещает жаркий день и т.п.) или с придаточным предложением изъяснительным.

Менее значимы довольно частые сочетания с наречиями – качественными и обстоятельственными.

Что касается наречий, то они, как и прилагательные, обычно выступают в зависимом положении (при глаголе, прилагательном, существительном, наречии), и для них наиболее значимыми являются глагольные, адъективные и субстантивные словосочетания.

Изучение разных видов сочетаемости слова, его валентностных свойств предоставляет такие возможности:

Во-первых, в результате действия закона семантического согласования информирует об актуальной семе, входящей в значение одного из сочетающихся слов, и о потенциальной семе значения другого сочетающегося слова.

Во-вторых, расширяет сведения об объеме и содержании значения изучаемого слова, на поверхность всплывают глубинные ассоциации, вызываемые употреблением слова, получают обоснование имеющиеся у слова переносные значения и т.д.

В-третьих, различия в сочетаемости позволяют довольно четко и весьма объективно определить, сколько значений имеет многозначное слово. На этом этапе анализа еще не обнаруживается содержательной интерпретации значений, но их количество, границы между ними устанавливаются с достаточной мерой точности.

В-четвертых, исходя из гипотезы о сходности синтагматических показателей у членов одной парадигмы, можно на основе анализа сочетаемости проверять, входит данное слово в данную парадигму или нет» [там же].

Таким образом, изучение парадигматических (явления синонимии, антонимии и др.) и синтагматических отношений дает более полную характеристику исследуемого фактического материала.

 

2. Парадигматические отношения слов с общим компонентом ‘звук’ в цикле рассказов «Записки охотника»

2.1 Лексико-семантические группы слов со значением звучания

В результате исследования языка цикла рассказов «Записки охотника» удалось выявить около 550 единиц со значением звучания. На основе фактического материала представилось возможным разделить слова-звукообозначения по характеру их источника на 4 семантические группы:

– звуки, издаваемые человеком;

– «природные» звуки;

– звуки, издаваемые артефактами;

– звуки, издаваемые мифологическими существами.

Звуки, издаваемые человеком (антропофоны)

Наиболее частотными и разнообразными по употреблению являются звуки, издаваемые человеком, так называемые антропофоны, общее количество которых в дискурсе «Записок охотника» составляет 211 словоупотреблений: плач, чмоканье, кашель, чихание, кряхтение, смех, стук, хохот, свист, храп, оханье и др. Например: Мужик рассмеялся [Тургенев 1961:32]; Гляжу: горничная спит, рот раскрыла и храпит даже, бестия! [там же: 38]; Он снова понюхал табаку, крякнул и хлебнул глоток чаю [там же: 39]; Небось все на биллиарде играл да чайничал, на гитаре бренчал <…> [там же: 66]; Лесник довел лошадь до крыльца и застучал в дверь [там же: 153]; Мужики <…> сто раз сряду хлопали друг друга по рукам [там же: 171]; Что за бледно-зеленые барышни взвизгивают у них за фортепьянами! [там же: 189].

В результате анализа антропофонов представилось возможным разделить их на две подгруппы:

а) звуки, характерные для человека: кашель, смех, плачь, свист и др.: Толстяк <…> кашлянул в руку <…> [там же: 147]; Влас опять засмеялся [там же: 34]; Старушка все охает [там же: 38]; Она молчит; пальцы ее у меня на волосах дрожат; слышу: плачет [там же: 42]; Небось все на биллиарде играл да чайничал, на гитаре бренчал <…> [там же: 66].

б) звуки, нехарактерные для человека, которые в литературном языке применимы обычно к животным: Чертопханов закипел, зашипел <…> [там же: 271]; Чертопханов <…> издав хриплое рычание, тотчас бросился вслед за беглянкой <…> [там же: 290]; Чертопханов повел усами, фыркнул <…> [там же: 298]; Он опять зашипел [там же: 291].

Такие звуки в цикле рассказов Тургенева в большинстве случаев употребляются в отношении одного героя – Чертопханова. По характеристике самого автора «Чертопханов, Пантелей Еремеич, слыл во всем околотке человеком опасным и сумасбродным, гордецом и забиякой первой руки» [Тургенев 1961: 270]. С помощью звуков, характерных обычно для животного, автор пытается проиллюстрировать буйство, безудержность характера, сумасбродство, темпераментность героя, его близость к природе. Чертопханов очень похож на зверя, эмоционален и неуправляем. Но все же, это положительный герой: являясь одним из представителей крепостников, он не утратил свою духовность, близок к природе, руководствуется только чувствами и ощущениями, не способен обидеть, оскорбить.

Применяя же звуки, характерные для животного мира, к другим персонажам, Тургенев тем самым увеличивает создавшееся негативное впечатление о героях, иронизирует: Их сиятельство арапельником этак изволят щелкнуть, а псари загогочут, да и двинутся со двора [Тургенев 1961: 22]; Он снова понюхал табаку, крякнул и хлебнул глоток чаю [там же: 39]; <…> крякая, принял грустно-озабоченный вид [там же: 214]; <…> одобрительно крякнул всем животом толстенький купец <…> крякнул и оробел [там же: 173]

Подобные примеры доказывают, что лексемы со значением звучания, применимые к человеку, обычно передают его внутреннее, психо-эмоциональное состояние, а также служат средством дополнительной характеристики героя. Подтверждением этого также являются примеры: <…> в сердцах хлопнул дверью <…> [Тургенев 1961: 223]; Смеется он звучно и беззаботно [там же: 121]; И Петр Петрович горько зарыдал [там же: 233]; <…> она повалилась лицом на траву и горько, горько заплакала <…> [там же: 244]; Филофей, нерешительно чмокнув, стал понукать лошадей [там же: 344]; <…> помещики <…> тут же мучительно сопели [там же: 171]; За плетнем, в саду, мирно похрапывает сторож <…> [там же: 350]; <…> Филофей вдруг засмеялся [там же: 348]; «За здравие вашего сына» – и заплачет [там же: 57]; И Бауш в таких случаях обыкновенно потребует вина, выпьет, поднимется и загогочет опят на славу [там же: 59].

Таким образом, лексика с общим смысловым компонентом «звук», употребительно по отношению к человеку, создает эмотивное пространство цикла рассказов Тургенева, а так же дополняет образ персонажа, то есть позволяет наиболее полно охарактеризовать того или иного героя, помогает выразить авторскую позицию по отношению к герою.

«Природные» звуки

Второй по частоте употребления слов-звукообозначений является семантическая группа, в которой источником звучания является природа, как живая, так и неживая. Это так называемые «природные звуки». Общее количество таких единиц-звукообозначений в цикле рассказов Тургенева составило 210 словоупотреблений.

К «природным» звукам можно отнести звуки, которые издают:

1.  Животные: собака, лошадь, корова, теленок, заяц и т.д. (так называемые зоофоны): <…> несколько щенков дружно залаяло [Тургенев 1961: 153]; Собака с достоинством зарычала [там же: 9]; <…> лошади топали и ржали под навесом <…> [там же: 81]; Какой-то зверок слабо и жалобно пискнул между камней [там же: 85]; <…> лошадь фыркала [там же: 156]; Теленок промычал [там же: 105]; Собака пронзительно завизжала [там же: 21]; Раненый беляк <…> жалобно закричал <…> [там же: 273].

2.  Птицы: перепела, курицы, ласточка, соловей, ворон, утки, жаворонки и т.д. (орнитофоны): Звучный напев черного дрозда внезапно раздавался [там же: 194]; Утки шумно поднимались <…> [там же: 78]; Звучно щелкал соловей [там же: 93]; Курицы кричали <…> [там же: 166]; Голубь на крышу сядет и заворкует [там же: 327]; Золотой голосок малиновки звучит невинной, болтливой радостью [там же: 352]; Вдруг раздается особого рода карканье [там же: 185]; <…> изредка раздавалось под куполом звонкое восклицание взлетевшей ласточки [там же: 267]; <…> чахоточные индейки беспрестанно перекликивались [там же: 138]; <…> перепела кричат кругом <…> [там же: 352].

3.  Насекомые: кузнечики, пчелы, сверчки и т.д. (инсектофоны): Кузнечики кричали в углу [там же: 157]; <…> однообразное жужжанье пчел [там же: 7]; <…> сверчок затрещит <…> [там же: 328]; Кузнечики дружно трещат, словно озлобленные [там же: 110]; Пчелы на пасеке жужжат и гудят [там же: 327].

4.  Неживая природа: вода, растения, дождь, ветер, море: Сквозь радостно шумевшую листву <…> искрилось ярко-голубое небо [там же: 238]; Деревья слабо шумят, облитые тенью [там же: 350]; <…> капли дождя резко застучали <…> [там же: 152]; <…> в воздухе чудился легкий треск <…> [там же: 202]; Сильный ветер внезапно загудел в вышине <…> [там же: 152]; Трескучий и короткий удар грома раздался <…> [там же: 153]; Вода зашумит, зашумит [там же: 26]; С веселым шумом и ревом <…> клубятся потоки [там же: 355]; В воздухе чудился легкий треск [там же: 202]; <…> по-прежнему слабо хлюпала вода [там же: 340].

Благодаря мастерскому использованию автором различных слов звучания, природа буквально оживает, четко прорисовываясь в воображении читателя: он ее слышит, чувствует, осязает.

Читатель словно ощущает шелест листьев, звонкое многоголосье пернатых обитателей леса, звуки животных, насекомых, а также шум ветра, моря и др.

В некоторых фрагментах лексика звучания употребляются в переносном значении применительно к другим субъектам действия в отличие от литературного языка.

Например, слово лепет в прямом значении – «несвязная, неясная речь» [Ожегов 2006: 323]. Но, будучи применено к неживой природе, эта лексема употребляется в переносном значении, то есть используется такой художественный прием, как олицетворение: И поднимется свежее, трепещущее лепетанье, похожее на бесконечный мелкий плеск внезапно хлынувшей зыби (о природе) [Тургенев 1961: 67]; <…> осина шумно струится и лепечет <…> [там же: 238]; <…> болтливый лепет листьев [Тургенев 1961: 89].

Изображая природный мир, Тургенев в художественных целях наделяет их свойствами человека также в таких примерах: Начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь [там же: 163]; <…> тростник шушукал кругом [там же: 79]; То было <…> не мягкое шушуканье, не долгий говор лета, не робкое и холодное лепетанье поздней осени, а едва слышная, дремотная болтовня [там же: 237]; Камыши, раздвигаясь, «шушукали» <…> [там же: 57]; <…> слышится сдержанный, неясный шепот ночи [там же: 350].

Таким образом, природа в «Записках охотника» – не декоративная картина, не лирический пейзаж, а именно стихийная сила, один из главных персонажей, она живет своей особой жизнью, которую автор стремится описать со всей доступной глазу и слуху полнотой. Это определяет индивидуальный стиль автора, так как олицетворение природы является характерной чертой идиостиля писателя на протяжении всего его творчества.

Звуки, издаваемые неодушевленными предметами (артефактами)

В качестве источника звука в цикле рассказов Тургенева выступают также артефакты. Источниками звуков являются такие неодушевленные предметы, как самовар, дверь, ворота, телега, свечи, пуля, колокол и др. Частота звуков, издаваемых артефактами, в дискурсе «Записок охотника» составляет 72 лексемы: <…> самовар затейливо шипел, словно чему-то радовался [Тургенев: 266]; На дворе застучали колеса мужицкой телеги [там же: 159]; <…> захлопали бутылки шампанского [там же: 253]; <…> вдали мельница стучит <…> [там же: 353]; Пронеслись звуки колокола [там же: 36]; Дверь заскрипела <…> [там же: 153]; <…> со скрипом отворяется воротище [там же: 181]; <…> доски так и трещат [там же: 89]; <…> раздался стук беговых дорожек [там же: 52].

Во многих случаях, применительно к артефактам, лексика с общим значением звучания используется автором в качестве олицетворения. интересно, например, употребление глагола стонать. Его прямое значение – «издавать протяжный звук при сильной боли, страдании» [Ожегов 2006: 770]. В контексте же ступеньки под ним так и стонут [Тургенев 1961: 89] эта лексема обретает переносное значение ступеньки скрипят. То есть происходит олицетворение неодушевленных предметов.

Тургенев наделяет, так же как и природу, артефакты признаками живого в таких примерах: Пуля прожужжала над головой Маши [там же: 292]; Застучит, застучит колесо [там же: 57]; Огоньки тихо потрескивали [там же: 87]; С веселым треском ломались крендельки [там же: 266]; Бубенцы просто ревут за самой нашей спиною [там же: 343].

Звуки, издаваемые мифологическими существами (4)

Самой малочисленной группой по характеру источника звуков являются звуки, издаваемые мифологическими существами, они встречаются в рассказе «Бежин луг»: Ходит в кафтане долгополом и все этак охает (покойник) [Тургенев 1961: 94]; <..> а она хохочет, да его все к себе рукой зовет (русалка) [там же: 90]; Вдруг как закашляет, как заперхает (домовой) словно овца какая, да зычно так <…> [там же: 90]; <…> вдруг как застонет кто-то (покойник) [там же: 87].

Вера в нечистую силу, мистические существа характерна для наивного сознания, отражающего стереотипы, сформированные в контексте язычества и закрепленные в УНТ. Крестьяне верили, что, например, домовой живет в каждом доме как второй хозяин и без него жизнь обитателей жилища невозможна, это приводит к разорению или даже смерти. Существовало поверье, что недовольный чем-то домовой, непременно дает о себе знать, издавая различные звуки: топает, дверьми скрипит, а то вдруг кашляет, будто простуженный, вздыхает печально, стонет.

Также распространенной в народном сознании является вера в русалку. Об этом существе сложилось такое представление: водяная красавица, по ночам выходящая на берег, поет и танцует, расчесывает свои длинные волосы, хлопает в ладоши, заманивает путников в воду, безудержно хохочет.

В рассказе «Бежин луг» главными героями являются дети. И именно их рассказы о сказочных существах, из вера в эти существа, попытка объяснить непонятное посредством выдумок наиболее ярко иллюстрирует мир детства, полный легенд, мифов, сказок. А через описание звуков, издаваемых этими мистическими существами, картины, изображаемые автором, оживают в воображении читателя.

2.2 Группы слов с общей семантикой звучания с точки зрения их частеречной принадлежности

В процессе исследования с учетом основ семантического поля нам представилось возможным систематизировать вычлененные из текста лексемы с компонентом «звук». Оказалось, что лексика звучания в цикле рассказов И.С. Тургенева «Записки охотника» представлена в основном именами существительными и глаголами.

Это единое лексико-семантическое поле, в центре которого стоит слово, выражающее значение звучания в чистом виде, без каких-либо дополнительных семантических оттенков.

Глагольные слова

В цикле рассказов Тургенева сема ‛звук’ выражена в первую очередь глаголами. Это объясняется самой спецификой лексики звучания, которая имеет категориальное значение действия, процесса.

В центре смыслового поля находится глагол звучать, со значением «издавать, производить звуки». В нем семантика звучания представлена в чистом виде. На страницах цикла данный глагол встречается 8 раз: <…> горячая душа звучала в нем [там же: 291]; Золотой голосок малиновки звучит невинной, болтливой радостью <…> [Тургенев 1961: 35]; <…> ясно и внятно звучали в саду голоса работников [там же: 202].

Вокруг данного центрального слова расположены глаголы, также выражающие звучание, но наделенные различными дополнительными смысловыми оттенками, дифференцирующими и уточняющими их план содержания.

Наиболее частотными глагольными лексемами, которые находятся вокруг семной доминанты звучать и образуют единую лексико-семантическую группу с общим значением звучания, являются:

а) слышаться (60 словоупотреблений) – «1. Быть слышным, звучать; 2. Восприниматься (слухом или обонянием)» [Ожегов 2006: 733]: Слышится сдержанный, неясный шепот ночи <…> [Тургенев 1961: 350]; Послышались наконец решительные, проворные шаги <…> [там же: 240]; Послышался вздох [там же: 142]; Послышался мне голос, слабый, медный и сиплый, как шелест болотной осеки [там же: 324];

б) раздаться (45) – «О звуках: стать слышным» [Ожегов 2006: 645]: <…> звучный лязг косы раздается за вами <…> [Тургенев 1961: 351]; Вдруг позади нас в овраге раздался шум: кто-то спускался к источнику [там же: 32];

в) стучать (36) – «Производить стук, шум ударами» [Ожегов 2006: 776]: – Стучит… Стучи-ит, барин! [там же: 343]; <…> вдали мельница стучит <…> [Тургенев 1961: 353]; Ложечки звонко стучали по чашкам <…> [там же: 266];

г) смеяться (22) – «Короткие характерные голосовые звуки, выражающие веселье, радость, удовольствие, а также насмешку, злорадство и другие чувства» [Ожегов 2006: 735]: Он пил чай, смеялся <…> [там же: 123]; <…> но Вячеслав Илларионович выступает бойко, смеется звонко <…> [там же: 160]; Влас опять засмеялся [Тургенев 1961: 34].

Также встречаются такие лексемы типа кричать (15 словоупотреблений); хлопать (15); плакать (15); фыркать (14); кашлять (14); шуметь (11); звенеть (10); хохотать (10); трещать (9); петь, звучать и свистеть(8); храпеть, шипеть и топать (7); заливаться (6); лепетать, чирикать, щелкать, шлепать и крякать (5); скрипеть, пищать, чмокать, и греметь (4); стонать, гоготать, кряхтеть, лаять, рычать, охать, плескать и визжать(3); ворковать, звонить, гикать, ржать, жужжать, топать, кудахтать и трубить (2).

Данные слова-звукообозначения встречаются в контекстах: Сорокоумов опять раскашлялся [Тургенев 1961: 202]; Курицы кричали, хлоплали крыльями [там же: 166]; Голос был слегка разбит и звенел, как надтреснутый [там же: 219]; Старуха заохала [там же: 228]; Он протянул руку, заговорил и закашлялся [там же: 202]; Курицы <…> оглушительно кудахтали <…> [там же: 166]; Снова что-то зашумело по лесу [там же: 239]; <…> жаворонки звонко поют <…> [там же: 219]; Филофей то и дело <…> чмокал губами <…> [там же: 343]; Он опять зашипел [там же: 291]; Бедная моя кобылка тяжко шлепала ногами по грязи <…> [там же: 153]; Горихвостки, маленькие дятлы одни еще сонливо посвистывают <…> [там же: 15].

Отмечены единичные употребления таких глаголов, как реветь, шушукать, каркать, мычать, сипеть, мурлыкать, бренчать, пиликать, хрустеть, рыдать, всхлипывать, булькать, сопеть, кликать, хрюкать, шелестеть, ухнуть, скрестись, рявкать, шмыгать, шуршать, хрипеть, хлюпать/

Например: <…> это что такое сипит? <…> [там же: 340]; <…> тростник шушукал кругом <…> [Тургенев 1961: 79]; Бубенцы просто ревут за самой нашей спиною <…> [там же: 343]; <…> по прежнему слабо хлюпала вода <…> [там же: 340]; Пчелы на пасеке жужжат <…> [там же: 327]; <…> али мышь где скрести станет <…> [там же: 328]; <…> развязные молодые помещики <…> тут же мучительно сопели [там же: 172];

Примечательно рассмотреть глаголы с общей доминантой ‘звук’ с точки зрения их грамматических свойств.

Глаголы звучания встречаются в цикле рассказов как в значении совершенного, так и в значении несовершенного вида.

Нередко парновидовые глаголы в рассказах Тургенева употребляются и в совершенном, и в несовершенном видах: стонать – простонать; звенеть – прозвенеть; стучать – стукнуть; фыркать – фыркнуть; кричать – крикнуть и др.

Глаголы совершенного вида преимущественно выражают начинательность, однократность или интенсивность действия: Корова шумно дохнула <…> [Тургенев 1961: 9]; Зверок слабо пискнул между камней [там же: 25]; <…> с внезапной звучностью плеснет рыба <…> [там же: 87]; <…> вдруг как закашляет <…>[там же: 90]; Прозвенел звонкий голос пеночки [там же: 52]; Ветки дружно затрещали [там же: 43]; <…> теленок промычал [там же: 69]; Собака с достоинством зарычала [там же: 126].

Однако глаголы несовершенного вида в текстах И.С. Тургенева преобладают, так как обозначают действие в его течении, без указания на его предел, без ограничения протекания его во времени, действие длительное или повторяющееся: Листья чуть шумели над моей головой<…> [Тургенев 1961: 237]; <…> тростник шушукал кругом [там же: 79]; <…> топор осторожно стучал по сучьям [там же: 156], <…> ложечки звонко стучали по чашкам <…> [там же: 266]; <…> доносился до слуха моего стук тележных колес <…> [там же: 343]; Лягушки жалобно кричат <…> [там же: 97]; <…> лошади топали и ржали под навесом <…> [там же: 81].

Они более уместны в повествовательном и описательном контексте, каковым является цикл рассказов «Записки охотника».

Также на себя внимание обращают такие глагольные формы, как причастие и деепричастие.

С точки зрения степени частотности функционирования эти формы в дискурсе немногочисленны. Всего было обнаружено 17 лексем, из них 15 деепричастий и 3 причастия.

Основное категориальное значение деепричастия – обозначение добавочного действия при основном действии, выраженном глаголом: Мужик, покряхтывая, слез с телеги [там же: 198]; Кто-то проехал <…> громко стуча пустой телегой [там же: 246]; Он ушел, стуча сапогами [там же: 236]; <…> пролетел осторожный ворон <…> отрывисто каркая <…> [там же: 246]; Кобыла бежала, изредка похрапывая [там же: 152]; Купец<…> вышел, прилично поскрипывая сапожками [там же: 143]; <…> крякая, принял грустно-озабоченный вид [там же: 217]; <…> осторожно кашлянув в руку<…> [там же: 285]; <…> издав хриплое рычание<…> [там же: 290]; Филофей, нерешительно чмокнув губами, стал понукать лошадей [там же: 344]; <…> исчез, звеня крыльями [там же: 95]; <…> пиликая по струнам [там же: 47]; Свинья прошла мимо, задумчиво хрюкая [там же: 9].

Причастия же, категориальным значением которых является обозначение временного признака предмета, создаваемого действием самого предмета, представлены в цикле рассказов такими примерами: <…> сквозь радостно шумевшую листву <…> [Тургенев 1961: 238]; Канарейка, немилосердно трещавшая [там же: 36]; На берегу моря, грозно и тяжко шумевшего вдали <…> [там же: 219].

Подобное количественное соотношение деепричастий и причастий объясняется тем, что общей чертой употребления форм причастия и деепричастия является их принадлежность к книжно-письменному языку. Данные формы не характерны для бытовой разговорной речи.

У Тургенева же в дискурсе «Записок охотника» речь, как героев, так и самого автора, сближается с разговорной. Это объясняется основной тематикой, объединяющей цикл рассказов. Задачей автора было показать именно крестьянскую, народную жизнь, поэтому книжная, высокая речь, сложные синтаксические конструкции здесь менее уместны.

Имена существительные

Ядром смыслового поля со значением звучания, в которое входят именные части речи, будет существительное звук со значением «то, что слышится, воспринимается ухом» [Ожегов 2006: 227]. Сама лексема звук является самой частотной, и в контексте тургеневских рассказов она встречается 27 раз: <…> чудились мне невдалеке слабые звуки [Тургенев 1961: 156]; Принеслись звуки колокола [там же: 101]; <…> раздался звук колокольчика <…> [там же: 68]; <…> каждый звук словно стоит в застывшем воздухе, стоит и не проходит [там же: 350].

Вокруг данного существительного концентрируются другие единицы, архисемой которых также является ‛звук’, однако каждая из них имеет свою смысловую нагрузку, свой набор дифференциальных сем.

Наиболее распространенными из них в «Записках охотника» являются:

а) свист (13) как «резкий и высокий звук, производимый без участия голоса» [Ожегов 2006: 227], который можно обнаружить в следующих контекстах: Слабый, шипящий свист промчался по реке [Тургенев 1961: 91]; <…> ястреба <…> со свистом носились под неподвижными верхушками <…> [там же: 194]; стадо диких уток со свистом промчалось над нами [там же: 25].

б) стук (14) как «звук, шум от ударов, от падения твердого предмета»: [Ожегов 2006: 703]<…> вальдшнеп со стуком поднялся из куста <…> [Тургенев 1961: 45]; <…> доносился до слуха моего стук тележных колес <…> [там же: 266]; <…> я услыхал где-то далеко за нами слабый прерывистый стук <…> [там же: 342].

в) крик (7) – «громкий, сильный и резкий звук голоса» [Ожегов 2006: 306]: Общий, слитный крик ответил ему неистовым взрывом [Тургенев 1961: 217]; Мчатся они с веселым <…> криком [там же: 86]; <…> вслед за переливчатым криком иволги <…> [там же: 194]

Также в произведении встречаются звуки типа лай (7), шум (6), треск (7), ржанье (3), топот (3), хохот (3), лепетанье (3), гам (3), скрип (2), звон (2), выстрел (2), рев (2), кряхтение (2).

Подобные существительные употребляются в контекстах: <…> слышится его тонкое ржанье [Тургенев 1961: 181]; <…> собака с звонким лаем помчится вслед <…> [там же: 352]; Князь с треском положил желтого в лузу [там же: 173]; <…> с веселым шумом и ревом, из оврага в овраг клубятся потоки [там же: 355]; Тонкий, острый хохот промчался [там же: 91] и др.

Некоторые существительные представлены единичными употреблениями. Таковыми являются лексемы, как карканье, гиканье, смех, жужжанье, напев, шушуканье, смех, стон, гул, грохот, бряцанье, лязг, мяуканье.

Данные слова-звукообозначения встречаются в контекстах: Мчатся они с веселым гиканьем <…> [Тургенев 1961: 86]<…> однообразное жужжанье пчел <…> [там же: 7]; Раздалось голодное мяуканье кошки [там же: 105]; <…> даже <…> смех почудились мне [там же: 343]; <…> звучный лязг косы раздается за вами <…> [там же: 351]; Глухой и продолжительный гул раздался <…> [там же: 156] и др.

Примечательно, что большая часть существительных с общим значением звучания употребляется в форме именительного падежа и входит в состав грамматической основы предложения. Это достаточно значимо, так как именительный падеж обозначает функциональную значимость слов,

Все существительные, объединенные общей семантикой звучания, обозначают не предмет, являющийся характерным категориальным значением, а процесс, отвлеченное действие, соотносительное с действием глагольного слова.

Отметим, что подобное соотношение глагольных и именных частей речи (глаголы превалируют) в данном случае вполне закономерно и объяснимо, поскольку звук по своей природе производится или возникает в результате какого-либо действия, обозначает процесс.

3. Синтагматические отношения слов с общим компонентом ‘звук’ в цикле рассказов и.С. Тургенева «записки охотника»

 

3.1 Лексико-семантическая сочетаемость слов с общим значением звучания

Семантическая валентность слов с общим значением звучания в дискурсе «Записок охотника» разнообразна и необычна.

Лексическая сочетаемость существительных с общим значением звучания представлена прилагательными, существительными в родительном падеже, а также определительными словосочетаниями и сравнительными оборотами: <…> живой звук <…> [Тургенев 1961: 269]; <…> однообразное жужжание пчел <…> [там же: 7]; Задрожал протяжный, едва слышный, но чистый и верный звук [там же: 328]; <…> веселое гиганье и крик [там же: 128].

К глаголам примыкают разнообразные определительные слова: это наречия и различные обстоятельственные выражения со значением образа действия, а также существительные и распространенные словосочетания: дико звучал, звонко хохочут, мирно похрапывая; горячая душа звучала в нем, Послышалась беспокойная беготня встревоженного табуна [там же: 93].

Такое лексико-семантическое сочетание характеризует не только само слово с семой звучания, но и дает оценку описываемым автором герою (<…> чихал и кашлял в руку, не без страха [Тургенев 1961: 25]); психо-эмоциональному состоянию (Петр Петрович горько зарыдал [там же: 233]; <…> в сердцах хлопнул дверью [там же: 223]; Вера хлопотала за чаем; самовар затейливо шипел, словно чему-то радовался; с веселым треском ломались крендельки, ложечки звонко стучали по чашкам; канарейка, немилосердно трещавшая целый день, внезапно утихла и только изредка чирикала, как-будто о чем-то спрашивала; из прозрачного, легкого облачка мимоходом падали редкие капли… А я сидел, сидел, слушал, слушал, глядел, сердце у меня расширялось, и мне опять казалось, что я любил [там же: 266]); ситуации (приезд барина к крепостным: Один бойкий петух <…> остался было на дороге и уже совсем собрался кричать, да вдруг сконфузился и тоже побежал [там же: 126])

Т.е. описание звуков вместе с различными оценочными словами способствует раскрытию концепции произведения, характеристике ситуации, отношения к ней рассказчика, а также героев, их психо-эмоционального состояния.

В цикле рассказов «Записки охотника» лексико-семантическая сочетаемость слов звучания часто приобретает особое, авторское, окказиональное значение: Горихвостки, маленькие дятлы сонливо посвистывают [Тургенев 1961: 15]; Свинья прошла мимо, задумчиво хрюкая [там же: 9]; Собака с достоинством зарычала [там же: 9]; Раздалось голодное мяуканье кошки [там же: 105]; Стали раздаваться живые звуки [там же: 101]; Печально прокричала иволга [там же: 15]; Яростнее прежнего чирикали воробьи [там же: 207]; перепела кричали как бы нехотя [там же: 32].

Такие наречия и обстоятельственные выражения, как: сонливо, задумчиво, с достоинством, печально, яростнее, нехотя характеризуют действие, произведенное человеком. У Тургенева же эти характеристики применимы и к описанию природного, животного мира. Это доказывает высокое мастерство, особенности манеры и идиостиля в целом.

Так, очевидно, что природа у Тургенева в «Записках охотника» является одним из главных персонажей, что и реализуется как раз на лексическом уровне организации контекстуального пространства цикла.

В процессе специального наблюдения над материалом также выяснилось, что некоторые глаголы, которые в прямом значении не относятся к глаголам звучания, в контексте приобретают такое значение.

Ср. Корова шумно дохнула раза два [Тургенев 1961: 9]

Прямое значение глагола дохнуть – «вздохнуть, сделать вдох или выдох» [Ожегов 2006: 178]. В контексте же словосочетание шумно дохнула приобретает значение звучания.

Ср. Послышалась беспокойная беготня встревоженного табуна [там же: 93]

Прямое значение глагола беготня – «непрерывное движение бегом в разных направлениях» [Ожегов 2006: 39]. В составе словосочетания послышалась беготня глагол беготня также приобретает значение звучания.

Еще примеры: Утки шумно поднимались [там же: 159]; Вдруг из-за угла с громом вылетела <…> тройка [Тургенев 1961: 267]; Со скрипом отворяется воротище [там же: 93].

Таким образом, использование слов со значением звучания в соотношении с их лексико-семантической сочетаемостью способствует раскрытию основных мыслей, идей произведения, служит средством дополнительной характеристики героев, ситуации, события, формирует эмотивное пространство дискурса «Записок охотника», то есть выполняет текстообразующую, мотивационную, характереологическую, акцентирующую функции в тексте.

Природа у Тургенева не просто фон. Это часто главное действующее лицо произведения, она самодостаточна и динамична, поэтому наделена человеческими качествами, психологична, всегда несет эмоциональную нагрузку текста в целом. Добиться такого эффекта помогают языковые средства, в частности, лексика со значением звучания.

Все это определяет творческую индивидуальность автора, неповторимость и оригинальность его стиля.

 

3.2 Стилистическая характеристика слов с общей семой ‘звук’

Значительная часть лексики со значением звучания в цикле рассказов Тургенева стилистически нейтральна. Это обусловлено тем, что стилистически нейтральные слова составляют большую часть общенародной лексики: стучать, чихать, кашлять, свист, скрип, шум, звук, смех, кудахтать, мяукать и др.

Но в цикле рассказав автора также встречаются и слова, имеющие определенную стилистическую окраску. Это в первую очередь разговорная и просторечная лексика.

По данным Толкового словаря русского языка С.И. Ожегова слово с пометой разговорное «свойственно обиходной, разговорной речи, служит характеристикой явления в кругу бытовых отношений; оно не выходит из норм литературного словоупотребления, но сообщает речи непринужденность» [Ожегов 2006: 8].

Разговорная лексика в дискурсе «Записок охотника» достаточно разнообразна и представлена такими словами, имеющими общее значение звучания, как кряхтеть (4), чмокать (3), охать (2), крякать (2), похрапывать (2), гам (2), гикать (2), хлюпать (2), трескотня, пиликать, бренчать, шушукать, сыпаться.

Данные слова употребляется в таких контекстах: <…> Степушка <…> ведро с водой куда-то тащит и кряхтит [Тургенев 1961: 30]; тетки <…> которая даже лежа в постеле, продолжительно кряхтела [там же: 193]; Бывало, вся губерния съезжалась у него, плясала и веселилась на славу, при трескотне бураков и римских свечей [там же: 22]; Старушка все охает [там же: 38]; Он снова понюхал табаку, крякнул и хлебнул глоток чаю [там же: 39]; Федор Михеич тотчас <…> пустился в пляс <…> пиликая по струнам [там же: 47]; <…> на гитаре бренчал <…> [там же: 66]; За плетнем, в саду, мирно похрапывает сторож <…> [там же: 350]; Чертопханов услышал мужичий гам <…> [там же: 269]; Чертопханов гикнул [там же: 296]; <…> под ясным небом, где трепетали жаворонки, откуда сыпался серебряный бисер их звонких голосов [там же: 323].

Но, помимо разговорной лексики встречается в цикле произведений «Записки охотника» и лексика просторечная. Слово, со стилистической характеристикой «просторечное», по определению Ожегова, «свойственно нелитературной городской разговорной речи, содержащей в себе немало недавних диалектных слов, слов жаргонного происхождения, новообразований, возникающих для характеристики разнообразных бытовых отношений, словообразовательных вариантов нейтральной лексики; просторечное слово используется в литературном языке как стилистическое средство для придания речи оттенка шутливого, пренебрежительного, ироничного, грубоватого, и др.; часто эти слова являются выразительными, экспрессивными синонимами слов нейтральной лексики» [Ожегов 2006: 8].

В дискурсе «Записок охотника» просторечная лексика со значением звучания представлена словами: топотать (Он плясал <…> топотал ногами на месте иногда с заметным трудом <…> [Тургенев 1961: 47]); хрустнуло (<…> что-то слабо хрустнуло [там же: 59]), а также просторечное неодобрительное – гоготать (<…> псари загогочут, да и двинутся со двора [там же: 22]; И Бауш в таких случаях обыкновенно потребует вина, выпьет, поднимется и загогочет опять на славу [там же: 59]).

Также интересна такая форма употребления слова кряхтение, не задействованная в современных словарях, как крехтанье в примере Несчастные куры <…> преспокойно продолжали ходить под яблонями, изредка выражая свои чувства продолжительным крехтаньем [там же: 166].

В результате исследования языкового фактического материала не было обнаружено ни одной лексемы, со стилистической пометой «книжное», «высокое».

Таким образом, автор использует в цикле рассказов «Записки охотника» в основном нейтральную лексику, то есть общеупотребительные (межстилевые) слова, они лишены особой стилистической окраски.

Также в дискурсе «Записок охотника» встречается значительное количество разговорной и просторечной лексики. Использование героями и самим автором разговорных и просторечных слов отвечает задачам этого литературного произведения: наиболее полно проиллюстрировать крестьянскую жизнь, изобразить характеры отдельных представителей народа. И выбор именно таких языковых средств помогает писателю в осуществлении своего замысла. Такая лексика помогает раскрыть образов героев, показать авторское отношение к определённым персонажам и окружающему миру.

Выбирая единственно необходимое в каждом случае слово, писатель создает яркие и запоминающиеся образы родной природы и народной жизни рисует духовный мир своих героев, передает их речь во всем ее своеобразии.

Таким образом, сам предмет тематики цикла произведений рассказов «Записки охотника» обусловливает выбор языковых средств и их стилистическую окраску.

Все вышесказанное наглядно демонстрирует индивидуальный стиль автора, его неповторимость, определяет особенности его идиостиля.

Народность языка и совершенство стиля «Записок охотника» – одной из наиболее патриотических книг русской классической литературы – делают задушевные мысли великого писателя волнующими и близкими современному читателю.

Заключение

В представленной выпускной квалификационной работе выявлена и описана лексика со значением звучания, широкое употребление которой является одной из особенностей индивидуального стиля И.С. Тургенева, определяет специфику мироощущения, мировосприятия писателя.

Итак, художественное пространство цикла рассказов «Записки охотника» включает мир разнообразных звуков. В настоящей работе анализировались парадигматические и синтагматические отношения слов-звукообозначений в дикскурсе «Записок охотника». Лексика с общим компонентом ‘звук’ исследовалась с точки зрения характера источника этих звуков, их частеречной принадлежности, лексико-семантической сочетаемости, а также их стилистической характеристики.

По характеру источника слова-звукообозначения делятся на 1) звуки, издаваемые человеком; 2) «природные» звуки; 3) звуки, издаваемые артефактами; 4) звуки, издаваемые мифологическими существами.

Широкое и разнообразное употребление (всего в цикле рассказов «Записки охотника» выявлено 550 единиц с общим значением звучания) И.С. Тургеневым слов со значением звучания применительно к разным субъектам (издают звуки: и человек, и природа, как живая, так и неживая, и неодушевленные предметы) говорит о существенном значении слов-звукообозначений в выражении основной художественной мысли автора. Употребление слов-звукообозначений позволяет писателю создать эмотивное пространство цикла рассказов, является дополнительным средством характеристики персонажей.

Сами слова с общим значением звучания, а также их употребление в определенных контекстах (лексико-семантическая сочетаемость) часто выполняют функцию олицетворения: птицы, животные и насекомые уподобляются человеку, неживая природа и неодушевленные предметы оживают, и, напротив, человек часто сопоставляется с животным миром.

Для цикла рассказов «Записки охотника» характерно использование нейтральной, а также разговорной и просторечной лексики. Это объясняется самой тематикой и идеей произведений: изображение и описание крестьянской, народной жизни, протест против крепостного права. В процессе исследования выяснилось, что в основном слова-звукообозначения имеют нейтральную стилистическую окраску, также автором используется немало слов с пометой «разговорное» или «просторечное». В исследуемых материалах немногочисленны формы причастия и деепричастия, поскольку эти формы свойственны преимущественно книжно-письменному языку, а язык анализируемых произведений И.С. Тургенева сближается с разговорным. Таким образом, анализируя в цикле рассказов «Записки охотника» только лексику с общим значением звучания, можно говорить о стилевых особенностях всего произведения.

Исследовав частеречную принадлежность слов с общим компонентом ‘звук’ с учетом основ семантического поля, можно сделать выводы: лексика со значением звучания представлена в первую очередь существительными и глаголами, причем глаголы в рассказах преобладают, а существительные, объединенные общей семантикой звучания, обозначают не предмет, являющийся характерным категориальным значением, а процесс, отвлеченное действие, соотносительное с действием глагольного слова. Это объясняется самой спецификой лексики звучания, которая имеет категориальное значение действия, процесса. Так как контекст «Записок охотника» является повествовательным и описательным, то более уместны в нем глаголы несовершенного вида. Соотношение совершенного и несовершенного вида глаголов с общим значением звучания так же доказывают это утверждение (глаголы несовершенного вида с интрегральным значением ‘звук’ преобладают).

Таким образом, сам предмет тематики цикла произведений рассказов «Записки охотника» обусловливает выбор языковых средств и их стилистическую окраску. Использование отдельных слов со значением звучания, а также в соотношении с их лексико-семантической сочетаемостью способствует раскрытию основных мыслей, идей произведения, служит средством дополнительной характеристики героев, ситуации, события, формирует эмотивное пространство дискурса «Записок охотника», то есть выполняет текстообразующую, мотивационную, характереологическую, акцентирующую функции в тексте. Все это определяет творческую индивидуальность автора, неповторимость и оригинальность его стиля.

Таким образом можно сделать вывод, что компонентный анализ только лексики, образующей единое семантическое поле, архисемой которой является ‘звук’, помогает установить некоторые особенности идиостиля автора.

Список используемой литературы

идиостиль семантический поле парадигматический

1.  Абрамов, Н. Словарь русских синонимов и сходных по смыслу выражений [Электронный ресурс] – 2002. – URL: http://slovari.yandex.ru/dict/abramov (дата обращения: 17.05.2010)

2.  Александрова, З.Е. Словарь синонимов русского языка. Около 9000 синонимических рядов / под ред. Л.А. Чешко. – Изд. 2-е, стереотип. – М.: Сов. Энциклопедия, 1969. – 600 с.

3.  Апресян, Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка / Ю.Д. Апресян. – М.: Наука, 1974. – 367 с.

4.  Бабенко, Л.Г. Лингвистический анализ художественного текста. Теория и практика: Учебник; Практикум / Л.Г. Бабенко, Ю.В. Казарин. – 5-е изд. – М.: Флинта: Наука, 2008. – 496 с.

5.  Бережан, С.Г. Семантическая эквивалентность лексических единиц / Отв. ред. Н.Г. Корлятяну / С.Г. Бережан. – Кишинев: Штиинца, 1973. – 365 с.

6.  Березин, Ф.М. Общее языкознание. Учеб. Пособие для студентов пед. ин-тов по спец. №2101 «Русский язык и литература» / Ф.М. Березин, Б.Н. Головин. – М., «Просвещение», 1979. – 416 с.

7.  Богданов, В.В. Речевое общение: прагматические и семантические аспекты / В.В. Богданов. – Л.: Лениздат, 1990. – 359 с.

8.  Болотнова, Н.С. Филологический анализ текста. / Н.С. Болотнова. – М.: Флинта: Наука, 2007. – 520 с.

9.  Болотнова, Н.С. Изучение идиостиля в современной коммуникативной стилистике художественного текста [Электронный ресурс] / Н.С. Болотнова // II Международный конгресс русистов-исследователей «Русский язык: исторические судьбы и современность» – 2004. – URL: http://www.philol.msu.ru (дата обращения: 12.01.2010)

10.  Большой толковый словарь руссого языка / Гл ред. С.А. Кузнецов. – СПб.: Иоринт, 2003. – 1536 с.

11.  Большой энциклопедический словарь / Под ред. Прохорова А.М. – М.: Большая научная энциклопедия, 1998.

12.  Быстрова, Л.В. К вопросу о принципах лексико-семантических групп / Л.В. Быстрова // Филологические науки. – 1980. – №6.

13.  Васильев, Л.М. Соврем. Лингвистическая семантика: Уч. пособие для вузов / Л.М. Васильев. – М.: Высш. шк., 1990. – 174 с.

14.  Васильев, Л.В. Семантка русского глагола / Л.В. Васильев – М.: Высшая школа, 1981, – 184 с.

15.  Васильев, Л.М. Единицы семантической системы языка / Л.М. Васильев // Вопросы семантики. – М.: Институт востоковедения – М.: 1971.

16.  Википедия. Свободная энциклопедия. [Электронный ресурс]. – URL: http://ru.wikipedia.org/wiki/ (дата обращения: 23.03.2009).

17.  Григорьев, В.В. Грамматика идиостиля: В. Хлебников. [Электронный ресурс] / В.В. Григорьев – 1983. – URL: http://www.ka2.ru/nauka/ifl.html (дата обращения: 23.11.2009)

18.  Гумбольдт, В. Избранные труды по языкознанию / В. Гумбольдт. – М.: Прогресс, 1984. – 397 с.

19.  Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4-х т. / В.И. Даль. – М.: Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1955. – Т. 4. – 663 с.

20.  Джон Лайонз. Введение в теоретическую лингвистику / Лайонз Джон. Перевод с англ. языка под редакцией и с предисловием В.А. Звегинцева. – М.: Прогресс, 1978. – 542 с.

21.  Дридзе, Т.М. Язык и социальная психология. Учеб. пособие для фак. журналистики и филолог фак. ун-тов / под ред. А.А. Леонтьева. – М.: Высш. школа, 1980. – 224 с.

22.  Караулов, Ю.С. Русский язык и языковая личность / Ю.С. Караулов. – М.: Наука, 1987. – 263 с

23.  Кодухов, В.И. Общее языкознание. Учебник для студентов филологич. специальностей ун-тов и пед. ин-тов / В.И. Кодухов. – М.: Высшая школа, 1974 – 303 с.

24.  Кронгауз, М.А. Семантика: Учебник для студ. лингвистов фак. высш. учебн. заведений / М.А. Кронгауз. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Академия, 2005. – 352 с.

25.  Кругосвет. Онлайн энциклопедия. Идиостиль (индивидуальный стиль) [Электронный ресурс] – 2007. – URL: http://slovari.yandex.ru/dict/krugosvet/article/2/29/1007657.htm (дата обращения: 23.01.2010)

26.  Кругосвет. Онлайн энциклопедия. Семантическое поле. [Электронный ресурс] – 2007. – URL: http://www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/lingvistika/SEMANTICHESKOE_POLE.htm (дата обращения: 25.01.2010)

27.  Лотман, Ю.М. Семиосфера. Внутри мыслящих миров / Ю.М. Лотман. – Спб: Искусство Спб, 2000. – 704 с.

28.  Маслова, В.А. Лингвокультурология / В.А. Маслова. – М.: Академия, 2004. – 208 с.

29.  Маслова, В.А. Введение в когнитивную лингвистику: учеб. пособие / В.А. Маслова. – М.: Флинта: Наука, 2007. – 296 с.

30.  Матвеева, Т.В. Учебный словарь: русский язык, культура речи, стилистика, риторика / Т.В. Матвеева. – М.: Флинта: Наука, 2003. – 432 с.

31.  Новиков, Л.А. Семантика научного текста: Монография. / Л.А. Новиков. – М.: Изд-во УДН, 1986 – 120 с.

32.  Ожегов, С.И. Толковый словарь русского языка / С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. – М.: ООО «ИТИ Технологии», 2006. – 944 с.

33.  Розенталь, Д.Э. и др. Словарь-справочник лингвистических терминов. Пособие для учителей / Д.Э. Розенталь, М.А. Теленкова. – М.: Просвещение, 1976. – 543 с.

34.  Русский язык: Энциклопедия / Под ред. Ю.Н. Караулова. – М.: Научное изд-во «Большая Российская энциклопедия», 2003. – 704 с.

35.  Славянская мифология. Энциклопедический словарь / под ред. С.М. Толстой. – 2-е изд. – М.: Международные отношения, 2002. – 512 с.

36.  Словарь синонимов русского языка. Словарь антонимов русского языка / Под ред. о.в. михайловой. – Спб.: ООО «Виктория плюс», 2009. – 599 с.

37.  Стариченок, В.Д. Большой Лингвистический словарь / В.Д. Стариченок. – Ростов н/Д: Феникс, 2008. – 811 с.

38.  Степанова, Г.В. Введение в семасиологию русского языка. [Электронный ресурс] / Г.В. Степанова – 1980. – URL: http://lamp.semiotics.ru/step_ch2_c.htm (дата обращения: 9.05.2010)

39.  Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. М.Н. Кожиной. – М.: Флинта: Наука, 2003. – 696 с.

40.  Султанова, Г.М. Обучение лексико-стилистическим нормам русского языка. / Г.М. Султанова – Казань: Школа, 2002. – 179 с.

41.  Тургенев, И.С. Собрание сочинений / И.С. Тургенев. – М.: 1961. – 357 с.

42.  Тынянов, Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. [Электронный ресурс] / Ю.Н. Тынянов – 1977. – URL: http://philologos.narod.ru/tynyanov/pilk/poet4.htm (дата обращения: 23.03.2010)

43.  Фасмер, М. Этимологический словарь русского языка: в 4-х т. / Макс Фасмер. – М.: Прогресс, 1987. – Т. 4. – 832 с.

44.  Филин, Ф.П. Очерки по теории языкознания / Ф.П. Филин. – М.: Наука, 1982. – 336 с.

45.  Чернышев, В.И. Избранные труды. Сост. А.М. Иордански, В.Г. Костомаров, И.Ф. Протченко. Язык и стиль писателей. Диалектология. Провописание и методика преподавания. Personalia / В.И. Чернышев. – М.: Просвещение, 1970. – 718 с.

46.  Черных, П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: В 2 томах: 13560 слов / П.Я. Черных. – 6-е изд., стереотип. – М.: Русский язык – Медиа, 2004. – Т. 1. – 623 с.

47.  Шанский, Н.М. и др. Школьный этимологический словарь русского языка. Происхождение слов / Н.М. Шанский, Т.А. Боброва. – М.: Дрофа, 2004. – 398 с.

48.  Шаповалова, О.А. Этимологический словарь русского языка / О.А. Шаповалова. – Изд. 4-е. – Ростов н/Д: Феникс, 2008. – 238, [1] с.

49.  Шмелев, Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики (на материале русского языка) / Д.Н. Шмелев. – М.: Наука, 1973. – 279 с.

50.  Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. – 2-е изд. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. – 685 с.

Разещено на

Выпускная квалификационная работа &quot;Лексика со значением звучания и способы ее актуализации в идиостиле И.С. Тургенева&quot; Введение В лингвистических и литературоведческих работах последних лет разрабатывается проблем

 

• 14:21 05 Июля 2016
  Российско-китайский медуниверситет откроет магистерскую программу по TCM
• 01:21 05 Июля 2016
  На форуме МГУ Россия и Китай обсудят научно-образовательное сотрудничество
• 11:00 04 Июля 2016
  Реморенко: "ЕГЭ-туризм" в России сходит на нет
• 10:52 04 Июля 2016
  Летняя российско-австрийская школа откроется в Москве
• 15:31 01 Июля 2016
  В СПбГУ могут воссоздать географический факультет

Заказать уникальную работу