База знаний студента. Реферат, курсовая, контрольная, диплом на заказ

КУРСОВАЯ РАБОТА

На тему:

«Образ Ивана Никитича в рассказе Чехова «Корреспондент»

СОДЕРЖАНИЕ:

ВВЕДЕНИЕ

1.   ТВОРЧЕСКИЙ ПУТЬ АНТОНА ЧЕХОВА

1.1 Краткий биографический экскурс

1.2 Чехов - литератор

1.2 Журнально-публицистическая деятельность Чехова

2.  ОБРАЗ ИВАНА НИКИТИЧА В  РАССКАЗЕ ЧЕХОВА «КОРРЕСПОНДЕНТ»

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:

ВВЕДЕНИЕ

 

Антон Павлович Чехов – выдающийся русский писатель, почетный академик Петербургской АН (1900-1902). Начинал как автор фельетонов и коротких юмористических рассказов. Основные темы творчества - идейные искания интеллигенции, недовольство обывательским существованием одних, душевная «смиренность» перед пошлостью жизни других. В рассказах «Бабье царство» (1894), «Мужики» (1897), «В овраге» показал дикость и жестокость деревенской жизни. Большой силы социального и художественного обобщения Чехов достиг в рассказах «Палата №6», «Человек в футляре». В пьесах «Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры», «Вишневый сад», поставленных на сцене Московского Художественного Театра, создал особую, тревожную эмоциональную атмосферу предчувствия грядущего.

Главный герой Чехова - рядовой человек со своими каждодневными делами и заботами. Антона Павловича с уверенностью можно назвать тонким психологом, мастером подтекста, своеобразно сочетавший юмор и лиризм.

История публикаций о А.П. Чехове насчитывает более ста лет. Каждая строка великого русского писателя, каждое событие его жизни исследованы ведущими специалистами мировой литературоведческой элиты. Немаловажную роль для истории литературы и истории русской журналистики сыграла деятельность Чехова журналиста.

Целью курсовой работы является рассмотреть и проанализировать образ одного из героев рассказа Чехова «Корреспондент».

Актуальность темы работы обуславливается тем, что 80-е годы XIX в. В России отмечены расцветом юмористической журналистики во вкусе мещан и обывателей, поглощенных мелочами повседневного быта. Название одного из журналов — «Развлечение» — верно отражает характер юмористической прессы этого времени. Издатели большинства таких печатных органов являлись всего только предпринимателями, собиравшими подписную плату. Идейный уровень их изданий был низок. Они поверхностно освещали жизнь, не задевая основ общественного строя или действий правительства. В эти годы моральный облик журналиста в России пал так низко, что само сло­во журналист почти вышло из употребления. Оно использова­лось в крайних случаях, когда надо было подчеркнуть уважитель­ность к лицу, причастному к сотрудничеству в журнале какого-либо определенного идейного направления. Чехов зло высмеивает газетоманию, издевается над дельцами и авантюристами, выступающими в роли редакторов. Наблюдения Чехова-журналиста дали ему материал для художественных произведений на эту же тему. Нравственный уровень большинства поденщиков буржуазной прессы был крайне низок. В их среде царили пошлость, беспринципность, зависть к успеху ближнего. Устами жалкого, опустившегося журналиста в рассказе «Корреспондент» Чехов выносит суровый приговор русской буржуазной печати, предавшей забвению идеалы 40-х—60-х годов. Актуальность данного исследования подтверждается тем, что, к сожалению, образ «маленького человека» Ивана Никитича, не рассмотрен ни одним литературоведом России и требует детального рассмотрения.

В ходе работы над курсовым исследованием выполнен ряд задач:

 - рассмотрен творческий путь А.П. Чехова;

- проанализирована журнально-публицистическая деятельность Чехова;

- рассмотрен образ Ивана Никитича в рассказе А.П. Чехова «Корреспондент».

Объектом курсовой работы является герой рассказа «Корреспондент» Иван Никитич.

Предметом курсовой работы является положение героя рассказа, как представителя газетно-журнальной деятельности восьмидесятых годов девятнадцатого века в России.

В работе использованы биографические данные А.П. Чехова, его произведения, учебные пособия по русской литературе, теории литературы, истории русской журналистики таких авторов как Б.И. Есина, Е.И. Медвецкой, И.Н. Андрианова и других авторов, а также собственные разработки автора.

В работе использованы методы анализа, синтеза, а также аналитические методы.

Курсовая работа состоит их двух глав, заключения-вывода и списка используемой литературы.

Мягкий чеховский юмор, а также сарказм, наблюдательность и точность зарисовок позволяют по-новому увидеть Москву конца XIX в.

 

1.  ТВОРЧЕСКИЙ ПУТЬ АНТОНА ЧЕХОВА

 

1.1 Краткий биографический экскурс

Чехов Антон Павлович (1860 - 1904), прозаик, драматург. Родился 17 января (29 н.с.) в Таганроге в семье купеческой, со строгими правилами воспитания. С детских лет Чехов помогал отцу в лавке.

В 1868 поступил в гимназию. Когда вся семья Чеховых переехала в Москву, будущий писатель остался в Таганроге и зарабатывал на жизнь репетиторством, чтобы окончить учение. Окончив гимназию в 1879, уехал в Москву и поступил на медицинский факультет Московского университета, где слушал лекции знаменитых профессоров - Н.Склифосовского, Г.Захарьина и др.

В 1884, получив звание уездного врача, начал заниматься врачебной практикой. Еще будучи гимназистом, Чехов писал юморески, участвуя в гимназическом журнале. В студенческие годы, чтобы зарабатывать себе на жизнь, сотрудничал в журналах «Стрекоза», «Будильник», «Зритель» и др., подписываясь разными псевдонимами, но чаще всего Антоша Чехонте, С 1882 писал для петербургского журнала «Осколки», вел обозрение «Осколки московской жизни» (1883 - 85). В 1884 выходит первая книга рассказов Чехова - «Сказки Мельпомены», затем следуют «Пестрые рассказы» (1886), «В сумерках» (1887), «Хмурые люди» (1890). В эти годы писатель испытывает сильное влияние Л.Толстого, которое сказывается в рассказах «Именины», «Скучная история».

Неудовлетворенность своим творчеством, своими знаниями, особенно знанием жизни, подвигает его на решение, удивившее современников, - ехать на остров Сахалин, остров царской каторги и ссылки. Это путешествие было подвигом писателя. Поездка через всю страну, пребывание на Сахалине, изучение жизни каторжан и ссыльных, проведенная Чеховым перепись населения Сахалина - все это оставило глубокий след в его творческом сознании. После возвращения написал книгу «Остров Сахалин» (1893 - 94); отразились сахалинские впечатления и в рассказах «В ссылке» (1892), «Палата № 6». Поездка значительно ухудшила состояние здоровья Чехова, обострился туберкулезный процесс.

В конце 1880 много работал для театра: пьесы «Иванов», «Леший», «Свадьба», водевили «Медведь», «Юбилей» и др.

В 1892 покупает имение Мелихово, где помогает местным крестьянам как врач, строит школы для крестьянских детей, выезжает в губернии, охваченные голодом, участвует во всеобщей переписи населения.

В Мелихово было написано много прекрасных произведений: «Попрыгунья», «Скрипка Ротшильда», «Учитель словесности», «Чайка», «Дядя Ваня» и др. В начале века Чехов создает такие замечательные пьесы, как «Три сестры» и «Вишневый сад». Все пьесы были поставлены на сцене МХАТа.

В 1898 Чехов переезжает в Ялту, где построил дом, в котором у него бывали Л.Толстой, М. Горький, И.Бунин, А.Куприн, художник И.Левитан. В 1901 Чехов женился на актрисе МХАТа О.Книппер.

В последние годы писатель был занят подготовкой своего собрания сочинений, вышедшего двумя изданиями (1899 - 1902 и 1903) в издательстве А.Маркса.

В 1904 в связи с резким ухудшением здоровья Чехов поехал для лечения в Германию, на курорт Банденвейлер. Здесь 2 июня (15 н.с.) он скончался.

 

1.2 Чехов - литератор

Антон Павлович Чехов — один из самых выдающихся современных европейских писателей. Отец его был крепостным, но выбился из рядового крестьянства, служил в управляющих, вел собственные дела. Семья Чеховых —талантливая, давшая несколько писателей и художников.

Уже студентом начал (в 1879 г.) помещать, под псевдонимом Чехонте, мелкие рассказы в юмористических изданиях: «Стрекозе», «Будильнике», «Осколках» и др.; затем перешел в «Петербургскую Газету» и «Новое Время». В 1886 г. вышел первый сборник его рассказов; в 1887 г. появился второй сборник — «В сумерках», который показал, что в лице Чехова русская литература приобрела новое, вдумчивое и тонко-художественное дарование.

Под влиянием крупного успеха в публике и критике Чехов совершенно бросил свой прежний жанр небольших газетных очерков и стал по преимуществу сотрудником ежемесячных журналов («Северный Вестник», «Русская мысль», позднее «Жизнь»). Успех Чехова все возрастал; особенное внимание обратили на себя «Степь», «Скучная История», «Дуэль», «Палата №6», «Рассказ неизвестного человека», «Мужики» (1897), «Человек в футляре», «В овраге»; из пьес — «Иванов», не имевший успех на сцене, «Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры».

Огромная популярность Чехова выразилась,  в том, что все сборники его произведений выдержали помногу изданий: «В сумерках» — 13 изд., «Пестрые рассказы» — 14, «Хмурые люди» — 10, «Палата №6» — 7, «Каштанка» — 7, «Рассказы» — 13 и т. д. [1]

В 1901—1902 гг. А.Ф. Маркс издал полное собрание сочинений Чехова в 10 томах. То же собрание, дополненное новейшими произведениями, дается в качестве премии к «Ниве» 1903 г., которая, благодаря этому, приобрела небывало большое количество подписчиков.

В 1890 г. Чехов совершил поездку на Сахалин. Вынесенные из этой поездки мрачные впечатления, составили предмет целой книги: «Остров Сахалин» (1895). Позднее писатель много путешествовал по Европе. Последние годы он, для поправления здоровья, постоянно живет в своей усадьбе под Ялтой, лишь изредка наезжая в Москву, где жена его, даровитая артистка Книппер, занимает одно из выдающихся мест в известной труппе московского «Литературно-художественного кружка» (Станиславского). В 1900 г., при первых же выборах в Пушкинское отделение академии наук, Чехов был избран в число его почетных академиков.

Литературную деятельность Чехова обыкновенно принято делить на две, совсем ничего общего между собой не имеющие, половины: период Чехова-Чехонте и позднейшую деятельность, в которой даровитый писатель освобождается от приспособления к вкусам и потребностям читателя мелкой прессы. Для этого деления есть известные основания. Несомненно, что Чехов-Чехонте, в «юмористических» рассказах не стоит на своей высоте первостепенного писателя. Публика, подписавшаяся в 1903 г. на «Ниву» чтобы ознакомиться основательно с Чехова, испытывала даже после первых томов расположенного в хронологическом порядке собрания его сочинений известное разочарование. Если, однако, глубже и внимательнее присмотреться к рассказам Чехонте, то нетрудно и в этих наскоро набросанных эскизах усмотреть печать крупного мастерства Чехова и всех особенностей его меланхолического дарования. Непосредственной «юмористики», физиологического, так называемого «нутряного» смеха тут не очень-то и много. Есть, правда, немало анекдотичности и даже прямого шаржа, например, «Романа с контрабасом».

Едва ли есть у Чехонте хотя бы один рассказ, сквозь шарж которого не пробивалось бы психологическая и жизненная правда. Не умрет, например, в действительности чиновник оттого, что начальник в ответ на его чрезмерно угодливые и надоедливые извинения за то, что он нечаянно плюнул в его сторону, в конце концов крикнул ему «пошел вон»; но забитость мелкого чиновника, для которого сановник — какое то высшее существо, схвачено (в «Смерти чиновника») в самой своей основе.

Во всяком случае, веселого в «юмористических» шаржах Чехонте очень мало: общий тон — мрачный и безнадежный. Перед нами развертывается ежедневная жизнь в всем трагизме своей мелочности, пустоты и бездушия. Отцы семейства, срывающие на близких всякого рода неприятности по службе и карточным проигрышам, взяточничество провинциальной администрации, интриги представителей интеллигентных профессий, грубейшее пресмыкательство перед деньгами и власть имущими, скука семейной жизни, грубейший эгоизм «честных» людей в обращении с «продажными тварями» («Анюта», «Хористка»), безграничная тупость мужика («Злоумышленник»), полное вообще отсутствие нравственного чувства и стремления к идеалу — вот та картина, которая развертывается перед читателем «веселых» рассказов Чехонте.

Даже из такого невинного сюжета, как мечты о выигрыше 75000 р. («Выигрышный билет»), Чехонте сумел сделать канву для тяжелой картины отношений размечтавшихся о выигрыше супругов. Прямо Достоевским отзывается превосходный рассказ «Муж», где на каких-нибудь 4 страничках во всем своем ужасе обрисована психология злобного, погрязшего в житейской скуке существа, испытывающего чисто физические страдания, когда он видит, что близкие ему люди способны забыться и на мгновение унестись в какой-то иной, радостный и светлый мир.

 К числу ранних рассказов Чехова относится и другой превосходный рассказ — «Тоска», на этот раз не только мрачный, но и глубоко трогательный: рассказ о том, как старый извозчик, у которого умер взрослый сын, все искал, кому бы поведать свое горе, да никто его не слушает; и кончает бедный старик тем, что изливает душу перед лошадкой своей. Художественные приемы Чехонте так же замечательны, как в позднейших произведениях Чехова. Больше всего поражает необыкновенная сжатость формы, которая до сих пор остается основной чертой художественной чеховской манеры. И до сих пор чеховские повести почти и всегда начинаются, и кончаются в одной книжке журнала. Относительно «большие» вещи Чехова — например, «Степь» — часто представляют собой не что иное, как собрание отдельных сцен, объединенным только внешним образом.

Чеховская сжатость органически связана с особенностями его способа изображения. Дело в том, что Чехов никогда не исчерпывает свой сюжет всецело и всесторонне. Будучи реалистом по стремлению давать неприкрашенную правду и имя всегда в запасе огромнейшее количество беллетристических подробностей, Чехов, однако, рисует всегда только контурами и схематично, т. е. давая не всего человека, не все положение, а только существенные их очертания.

Чехов почти никогда не дает целой биографии своих героев; он берет их в определенный момент их жизни и отделывает двумя-тремя словами от прошлого их, концентрируя все внимание на настоящем. Он рисует, таким образом, не столько портреты, сколько силуэты. Оттого-то его изображения так отчетливы; он всегда бьет в одну точку, никогда не увлекаясь второстепенными подробностями. Отсюда сила и рельефность его живописи, при всей неопределенности тех типов, которые он по преимуществу повергает своему психологическому анализу. Если к этому прибавить замечательную колоритность чеховского языка, обилие метких и ярких слов и определений, то станет очевидным, что ему много места и не нужно.

Существенным отличием Чехова-Чехонте от Чехова второго периода является сфера наблюдения и воспроизведения. Чехонте не шел дальше мелочей обыденного, заурядного существования тех кругов общества, которые живут элементарной, почти зоологической жизнью. Но когда критика подняла самосознание молодого писателя и внушила ему высокое представление о благородных сторонах его тонкого и чуткого таланта, он решил подняться в своем художественном анализе, стал захватывать высшие стороны жизни и отражать общественные течения. На общем характере этого позднейшего творчества, начало которого можно отнести  к появлению «Скучной истории» (1888), ярко сказалась та мрачная полоса отчаяния и безнадежной тоски, которая в 80-х годах охватила наиболее чуткие элементы русского общества. Восьмидесятые годы характеризуются сознанием русской интеллигенции, что она совершенна бессильна побороть косность окружающей среды, что безмерно расстояние между ее идеалами и мрачно-серым, беспросветным фоном живой действительности народ еще пребывал в каменном периоде, средние классы еще не вышли из мрака «темного царства», а в сферах направляющих резко обрывались традиции и настроения «эпохи великих реформ». Все это, конечно, не было чем-нибудь особенно новым для чутких элементов русского общества, которые и предшествующий период семидесятых годов сознавали всю неприглядность тогдашней «действительности». Но тогда русскую интеллигенцию окрылял особенный нервный подъем, который вселял бодрость и уверенность. В 80-х годах эта бодрость совершенно исчезла и заменилась сознанием банкротства перед реальным ходом истории. Отсюда нарождение целого поколения, часть которого утратила свое стремление к идеалу и слилась с окружающей пошлостью, а часть дала неврастеников, «нытиков», безвольных, бесцветных, проникнутых сознанием, что силу косности не сломишь, и способных только всем надоедать жалобами на свою беспомощность и ненужность. Этот то период неврастенической расслабленности русского общества и нашел в лице Чехова своего художественного историка.

 Именно историка: это очень важно для понимания Чехова. Он отнесся к своей задаче не как человек, который хочет поведать о глубоко волнующем его горе, а как посторонний, который наблюдает известное явление и только заботится о том, чтобы возможно вернее изобразить его. То, что принято у нас называть «идейным творчеством», т. е. желание в художественной форме выразить свое общественное миросозерцание, чуждо Чехову и по натуре его, слишком аналитической и меланхолической, и по тем условиям, при которых сложились его литературные представления и вкусы. Не нужно знать интимную биографию Чехова, чтобы видеть, что пору так называемого «идейного брожения» он никогда не называл. На всем пространстве его сочинений, где, кажется, нет ни одной подробности русской жизни так или иначе затронутой, не найти ни одного описания студенческой сходки или тех принципиальных споров до беда дня, которые так характерны для русской молодежи.

Став летописцем и бытописателем духовного вырождения и измельчания нашей интеллигенции, Чехов сам, не примкнул ни к одному направлению. Он одновременно близок и к «Новому Времени», и к «Русской Мысли», а в последние годы примыкал даже всего теснее к органу крайней левой журналистике, не добровольно прекратившему свое существование («Жизнь»). Он относится безусловно насмешливо к «людям шестидесятых годов», к увлечению земством и т. д., но у него нет и ни одной «консервативной» строчки. В «Рассказе неизвестного» он сводит к какому-то пустому месту революционное движение, но еще злее выставлена в этом же рассказе среда противоположная. Это то общественно-политическое безразличие и дает ему ту объективную жесткость, с которою он обрисовал российских нытиков. Но если он не болеет за них душой, если он не мечет громов против засасывающей «среды», то он относится вместе с тем и без всякой враждебности к тому кругу идей, из которых исходят наши Гамлеты, пара на грош. Этим он существеннейшим образом отличается от воинствующих обличителей консервативного лагеря.

Художественный анализ Чехова — весь сосредоточился на изображении бездарности, пошлости, глупости российского обывателя и беспросветного погрязания его в тине ежедневной жизни. Чехов ничего не стоит уверять на в «Трех сестрах», что в стотысячном городе не с кем сказать человеческого слова и что уход и него офицеров кавалерийского полка оставляет в нем какую-то зияющую пустоту. Бестрепетно заявляет Чехов в «Моей жизни», устами своего героя: «Во всем городе я не знал ни одного честного человека».[2]

Двойной ужас испытывает читатель при чтении превосходного психологически-психиатрического этюда «Палата №6»: сначала — при виде тех чудовищных беспорядков, которые в земской больнице допускает герой рассказа, бесспорно лучший герой во всем городе, весь погруженный в чтение доктор Андрей Ефимович; затем, когда оказывается, что единственный с ясно-сознанными общественными идеалами — это содержащийся в палате №6 сумасшедший Иван Дмитриевич. А какое чувство беспросветной тоски должно охватить, когда читатель знакомится с интимной жизнью профессора, составляющей содержание «Скучной истории».

Теперь едва ли многие станут спорить против того, что если у Чехова и нет определенного общественного миросозерцания, то у него, все-таки, есть несомненная тоска по идеалу. Он несомненно потому все критикует, что у него очень большие нравственные требования. Он не создает положительных типов, потому что не может довольствоваться малым. Если, читая Чехова, и приходишь в отчаяние, то это все-таки отчаяние облагораживающее: оно поселяет глубокое отвращение к мелкому и пошлому, срывает покровы с буржуазного благополучия и заставляет презирать отсутствие нравственной и общественной выдержки.

 

1.2 Журнально-публицистическая деятельность Чехова

В журналистике 80-х годов активно участвовал великий русский писатель А. П. Чехов.

Чехов сотрудничал во многих изданиях, начиная от юмористических еженедельников и кончая одним из наиболее популярных ежемесячных журналов «Русская мысль», с которым связана и его редакторская деятельность: в конце 80-х — начале 90-х годов он руководил беллетристическим отделом журнала.

Направление большинства изданий, где приходилось печататься Чехову, не соответствовало его мировоззрению и творческим планам, но в 80-е годы — в период жестокой политической реакции — многие писатели-демократы испытывали подобные неудобства.

Однако именно через периодику Чехов пришел в литературу, отсюда начался его путь к вершинам творчества, здесь он получил боевое крещение и впервые ощутил силу печатного слова. В практике спешной журнальной работы вырабатывался краткий и необычайно емкий чеховский литературный стиль.

Семь лет он сотрудничал в юмористических журналах: «Стрекоза», «Осколки», «Будильник», «Зритель», «Свет и тени» и некоторых других, изредка печатался в «Петербургской газете».[3]

80-е годы XIX в. отмечены расцветом юмористической журналистики во вкусе мещан и обывателей, поглощенных мелочами повседневного быта. Название одного из журналов — «Развлечение» — верно отражает характер юмористической прессы этого времени. Издатели большинства таких печатных органов являлись всего только предпринимателями, собиравшими подписную плату. Идейный уровень их изданий был низок. Они поверхностно освещали жизнь, не задевая основ общественного строя или действий правительства.

Несмотря на свой развлекательный характер, юмористическая журналистика 80-х годов не была гарантирована от придирок и преследований цензуры. Беспринципная, трусливая политика издателей и редакторов не только не ослабляла, но иногда усиливала цензорское рвение. Немало пришлось пострадать от цензурного ведомства и молодому журналисту Чехову.

Писатель никогда не был аполитичен, как утверждала современная ему либерально-народническая критика. Он лишь отрицательно относился к той легальной политической жизни, которую наблюдал в России. Не удовлетворяли его ни буржуазный либерализм, ни народничество 80-х годов. Но гуманизм и демократизм, отвращение к социальному неравенству и произволу господствующих классов несомненны у Чехова с первых шагов его литературной жизни.

Материальная необеспеченность семьи заставляла его очень много работать. Нет почти ни одного вида журнального труда, которого бы он не испробовал. Чехов писал статьи, рассказы, театральные рецензии, репортерские заметки из зала суда, делал подписи к рисункам, сочинял анекдоты, пародии и т. д.

Первоначально Чехов сотрудничал в юмористических еженедельниках Москвы («Стрекоза», «Будильник» и др.), но вскоре был приглашен в юмористический петербургский журнал «Осколки». Наряду с художественными произведениями писатель вел в «Осколках» фельетонное обозрение «Осколки московской жизни», где затрагивал многие злободневные вопросы, в том числе и положение московской печати, вступившей в полосу предпринимательства. В рассказах Чехова 80-х годов ярко (часто по-щедрински) запечатлен убогий тип журналиста-поденщика, приспособленца, утратившего благородные черты работника печати предшествующих десятилетий («Два газетчика», «Корреспондент», «Сон репортера» и др.)

В 1892 г. Чехов по приглашению Короленко входит в редакцию журнала «Русская мысль». Двумя годами ранее в жизни Чехова произошло важное событие — поездка на остров Сахалин, результатом которой явилась его известная книга.

К этой поездке побудило писателя, во-первых, чувство моральной ответственности за те беззакония, которые творились на Руси, стремление помочь людям, забытым обществом. «Сахалин — это место невыносимых страданий, на какие только бывает способен человек, вольный и подневольный» (XI, 417).

Во-вторых, Чехов желал изучить свою родину, познать жизнь народа. Именно это заставило его выбрать трудный в условиях того времени маршрут, путешествие по которому граничило с подвигом.

Чехов искренне возмутился, когда Суворин назвал предполагаемую поездку неинтересной. «...Из книг, которые я прочел и читаю, видно, что мы сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждения, варварски; мы гоняли людей по холоду в кандалах десятки тысяч верст, заражали сифилисом, развращали, размножали преступников и все это сваливали на тюремных красноносых смотрителей... виноваты не смотрители, а все мы, но нам до этого нет дела, это не интересно».

Поездке предшествовало основательное изучение писателем материалов, относящихся к истории острова, его географии и климату, жизни и быту ссыльнокаторжных. Чехов широко ознакомился с научной литературой вопроса.

Очерки, составившие впоследствии книгу «Остров Сахалин», печатались в журнале «Русская мысль» как путевые заметки на протяжении 1893 и первой половины 1894 г.

По пути на Сахалин Чехов, проезжал через Ярославль, Н. Новгород, Пермь, Тюмень и далее в Сибири — через Томск, Ачинск, Красноярск, Иркутск, Благовещенск, Николаевск.

В этой поездке, предпринятой на свой страх и риск, Чехов показал лучшие качества журналиста. Он был настойчив в достижении поставленной цели, проявил смелость, большую внутреннюю собранность, наблюдательность, строгость в отборе фактов.

Письма Чехова с дороги — яркие образцы дорожных корреспонденции, очерков как по стилю и языку, так и по содержанию. Писатель столкнулся с диким произволом и хамством царских чиновников, кулаков и жандармов, с запущенностью сибирского тракта — единственной магистрали, связывающей огромную территорию Сибири с Центральной Россией, убедился в экономической отсталости богатейшего края. «Многое я видел и многое пережил, и все чрезвычайно интересно и ново для меня, не как для литератора, а просто как для человека», — писал он с дороги (XI, 462).

Но Чехов видел и оценил героизм труда сибиряков, их высокие моральные качества. В путевых очерках «По Сибири» и в письмах он не раз восклицал: «Какие хорошие люди!» «Боже мой, как богата Россия хорошими людьми!»[4]. Чехов любовался могучими сибирскими реками, суровой тайгой — богатой природой сибирского края. Все виденное вселяло в него гордость за свою родину, уверенность в лучшем будущем народа. «Какая полная, умная и смелая жизнь осветит со временем эти берега!»— писал Чехов о Енисее.

Поездка не только обогатила нашу литературу очерками о Сахалине, она расширила кругозор самого Чехова. «Какой кислятиой я был бы теперь, если бы сидел дома. До поездки «Крейцерова соната» была для меня событием, а теперь она мне смешна и кажется бестолковой», — заметил Чехов в одном из писем (XI, 489). Он увидел действительные страдания народа, и перед ним чувства изображенные Толстым, померкли.

Работая над очерками о Сахалине, готовя их к печати, Чехов вновь обращается к исследованиям и книгам об этом крае. Ему хотелось составить наиболее точное, научное и художественное описание острова. «Вчера я целый день возился с сахалинским климатом, — сообщал Чехов одному из своих корреспондентов. — Трудно писать о таких штуках, но все-таки в конце концов поймал черта за хвост. Я дал такую картину климата, что при чтении становится холодно»[5].

Книга о Сахалине сочетала в себе глубину и точность научного исследования с высокой художественностью. Она явилась сильным разоблачительным документом, хотя повествование в ней ведется внешне бесстрастно, без обличительных монологов и восклицательных знаков. Чехова не соблазнила занимательность биографий отдельных каторжников (Сонька-золотая ручка и др.), как это случилось с журналистом В. М. Дорошевичем, посетившим Сахалин после Чехова.

В своих очерках писатель рассказывает о тяжелых условиях жизни и труда каторжных и вольнонаемных, о тупости чиновников, об их наглости и произволе. Администрация не знала даже, какое количество людей обитает на острове, и Чехов проделал огромную работу, в одиночку проведя перепись населения Сахалина!

Угольные разработки находились в руках паразитической акционерной компании «Сахалин», которая, пользуясь даровым трудом каторжников и правительственной дотацией, ничего не делала для развития промысла. Не удивительно, что местное русское население постоянно голодает, не имеет сносных жилищ, хотя кругом полно леса и камня. Свободные поселенцы отдаются в услужение частному лицу — чиновнику, надзирателю. «Это не каторга, а крепостничество», — констатировал Чехов.

Сахалин — царство произвола. Таким его увидел и описал Чехов. Но не такова ли обстановка и в других уголках самодержавной России? Вся страна напоминает огромную тюрьму, отданную во власть царских администраторов... Этой мыслью очерки «Остров Сахалин» перекликаются с рассказом Чехова «Палата № 6».

Книга Чехова о Сахалине произвела глубокое впечатление на читателей. Она будила общественное сознание, вызывала ненависть к самодержавному строю.

Наиболее длительным и постоянным было сотрудничество Чехова в «Осколках», издававшихся известным в 80-е годы журнальным предпринимателем и литератором Н. А. Лейкиным.

Выходец из купеческо-приказчичьей семьи и сам в молодости служивший приказчиком, Лейкин в 60-х годах начал участвовать в «Искре», «Современнике», «Неделе», помещая там небольшие очерки и рассказы из жизни купечества и городского мещанства. Он был знаком с Некрасовым, Г. Успенским, Помяловским, Решетниковым, но никогда не обладал ясностью политических взглядов и симпатий. В 80-х годах Чехов справедливо характеризует его как «буржуа до мозга костей»[6].

В числе сотрудников журнала «Осколки» были Л. И. Пальмин, поэт-демократ, верный традициям шестидесятников и поэтической манере Некрасова, близкий друг Чехова в эти годы, Л. Н. Трефолев и В. А. Гиляровский.

В фельетонах Чехова наряду с «сезонной» тематикой (дачные приключения — летом, новогодние происшествия — зимой и т. п.) можно найти отклики на театральную и литературную жизнь России, критику судебных и железнодорожных непорядков, разоблачение жульнических махинаций страховых обществ. Писать фельетоны было трудно из-за однообразия повседневной жизни Москвы и ограниченности программы «Осколков». Лейкин прямо требовал от Чехова занимать читателей «глупостями» и говорить обо всем шутливо. Юмористическая же форма далеко не всегда соответствовала подлинному настроению Чехова.

Своей литературно-публицистической деятельностью Чехов являет высокий пример журналиста, патриота и демократа, отдавшего талант на службу народу. Многие его произведения вошли в золотой фонд русской публицистики.

Последние десять лет своей жизни Чехов, не порывая с «Русской мыслью», сотрудничал в большом числе периодических изданий, и всегда его рассказы являлись украшением газет и журналов. Вместе с передовыми людьми своего времени он откликался на жгучие проблемы современности: осуждал теорию «малых дел», вскрывая внутреннюю несостоятельность культуртрегерства, весьма скептически относился к толстовству, критиковал ненормальный, антигуманный характер отношений между людьми в эксплуататорском обществе, пошлость, безыдейность буржуазной интеллигенции, протестовал против «мелочей жизни», поработивших человека. Он понимал, что «смысл жизни только в одном — в борьбе. Наступить каблуком на подлую змеиную голову и чтобы она — крак! Вот в чем смысл».

Не случайно в 1895 г. имя Чехова стояло рядом с именами других писателей и общественных деятелей под петицией Николаю II о стеснениях печати в России, а в 1902 г. писатель демонстративно отказался от звания академика в знак протеста против отмены царем избрания М. Горького в почетные члены Академии наук.

На рубеже XX в. «мирный» период развития капитализма подходил к концу. «Мирная» эпоха сменялась, по словам В. И. Ленина, «катастрофичной, конфликтной»[7]. В творчестве Чехова общие социальные закономерности отразились ощущением близкого изменения всего строя жизни, острым чувством исторической неизбежности коренного обновления мира. И Чехов не боялся этого. Вместе с героями своих последних произведений он говорил: «Здравствуй, новая жизнь!».

2.  ОБРАЗ ИВАНА НИКИТИЧА В  РАССКАЗЕ ЧЕХОВА «КОРРЕСПОНДЕНТ»

В многочисленных рассказах своего времени Чехов обращается к исследованию души современного человека, испытывающего влияние разнообразных социальных, научных и философских идей: пессимизма («Огни», 1888), социального дарвинизма («Дуэль», 1891), радикального народничества («Рассказ неизвестного человека», 1893); решает волновавшие общество вопросы семейных отношений («Три года», «Супруга», «Ариадна», все 1895), аномальных явлений психики («Черный монах», 1894) и других.

Одним из особенно колоритных персонажей произведений Чехова является человек, отражающий дух своего времени. Одним из таких персонажей является герой рассказа «Корреспондент» - Иван Никитич.

Основой многих сюжетов Чехова становится не столкновение человека с грубой социальной средой, но внутренний конфликт его духовного мира: герои Чехова — «хмурые», скучные, живущие «в сумерках» люди, оказываются жизненно несостоятельными в силу собственной неспособности к творческой реализации, неумения преодолевать душевное отчуждение от других людей; их несчастья не имеют фатальной предопределенности и не обусловлены исторически — они страдают по причине собственных житейских ошибок, дурных поступков, нравственной и умственной апатии. Именно таким выступает в рассказе Иван Никитич.

Первое упоминание о нем в рассказе происходит в разгар свадебного веселья, когда все гости веселятся, каждый чем-то занят, в зале бурный переполох:

«…Шум поднялся страшный. С маленького столика попадали бутылки... Кто-то ударил по спине немца Карла Карловича Фюнф... С криком и со смехом выскочило несколько человек с красными физиономиями из спальной; за ними погнался встревоженный лакей. Дьякон Манафуилов, желая блеснуть перед пьяной и почтеннейшей публикой своим остроумием, наступил кошке на хвост и держал её до тех пор, пока лакей не вырвал из-под его ног охрипшей кошки и не заметил ему, что «это одна только глупость». Городской голова вообразил, что у него пропали часы; он страшно перепугался, вспотел и начал браниться, доказывая, что его часы стоят сто рублей. У невесты разболелась голова... В прихожей уронили что-то тяжёлое, раздался треск. В гостиной, около бутылок, старички вели себя не по-старчески. Они вспоминали свою молодость и болтали чёрт знает что»[8].

Никто по началу и не замечает маленького бессловесного человечка, все состояние которого отражает его незаметную сущность:

«В углу, возле этажерки с книгами, смиренно, поджав ноги под себя, сидел маленький старичок в тёмно-зелёном поношенном сюртуке со светлыми пуговицами и от нечего делать перелистывал какую-то книжку»[9].

И в который раз в рассказе Чехова читатель встречается с тем самым образом «маленького человека».

У Чехова «маленькие люди» чаще  мещане, обыватели. Это люди, жизнь которых приобрела устойчивый уклад, каждый день их стал исполнением сложившихся привычек. У них узкий круг интересов, они мало читают, мало знают. Если бы жизненные обстоятельства не били бы их постоянно, если не было бы скучной обязанности жить, то они остановились бы, замерли, погрузились бы в сладкую дремоту и оставались бы в таком состоянии месяцы, годы, века. Чехов восстает в своих рассказах против убогого и скудного мира «маленьких людей», так как они создали для себя (каждый по-своему) футляр и не желают знать, что за ним, что вне его. И поэтому писатель смеется, даже подчас издевается над их тупостью, невежеством, бесхарактерностью, которой особенно «блещет» корреспондент Иван Никитич.

В середине XIX века искусство часто обращалось к негодующему рассказу о глумлениях «хозяев жизни» над безответными жертвами, вынужденными ради куска хлеба сносить все, подавляя обиду. Подобные ситуации воспроизводятся, например, в пьесах И. С. Тургенева «Нахлебник» (1848) и А. Н. Островского «Шутники» (1864). В свою очередь пьесой Островского «Шутники» была навеяна известная картина Прянишникова «Шутники (Гостиный двор в Москве)» (1865). Проходит всего два десятилетия, и Чехов пишет брату Александру, создающему рассказы в традиционном вкусе: «Брось ты, сделай милость, своих угнетенных коллежских регистраторов! Неужели ты нюхом  не  чуешь, что эта тема уже отжила и нагоняет зевоту?» (4 января 1886 года). Чехов уверяет: «Нет, Саша, с угнетенными чиношами пора сдать в архив и гонимых корреспондентов... Реальнее теперь изображать коллежских регистраторов, не дающих жить их превосходительствам, и корреспондентов, отравляющих чужие существования...»

Сам Чехов создает рассказ «Корреспондент», в котором ведет повествование так, что читатель возмущается не только издевательствами купцов над «маленьким человеком» Иваном Никитичем, но и его рабской, восторженной покорностью, униженным заискиванием перед власть имущими.

Захмелевшие гости, потешаясь, то заставляют Ивана Никитича пить водку стаканами, то сыплют ему на голову соль, то начинают подбрасывать к потолку с возгласами: «Качай его, шельмеца!» Герой же — «пыхтел, кряхтел, пищал, страдал, но... блаженно улыбался. Он ни в каком случае не ожидал такой чести для себя, «нолика», как он выражался, «между человеками еле видимого и едва заметного».

В конце концов он оказался на полу, но поднялся с «блаженной улыбкой»: «Осчастливили вы меня своею лаской искреннею, не забыли газетчика, старикашку рваного. Спасибо вам».

Такой герой уже не вызывал у читателя сострадания. Недаром Чехов всем своим творчеством стремился доказать, что человеку необходимо научиться по капле «выдавливать из себя раба».

В XIX в. в русской литературе тема «маленького человека» стала разрабатываться преимущественно в русле повести о бедном чиновнике. При этом происходила эволюция центрального персонажа, переосмысление мотивов его поведения. Однако «маленький человек» у всех разный.

В «Повестях Белкина» (1830) А.С.Пушкина представлен драматический эпизод из жизни одинокого старого человека, который теряет свою единственную привязанность — дочь. Рассказ о Самсоне Вырине пробуждает в душе читателя глубокое участие и вызывает сострадание к «сущим мученикам четырнадцатого класса».

Откровением о русском чиновнике стала повесть Н.В.Гоголя «Шинель» (1842). Если социальный статус Акакия Акакиевича Башмачкина, его маленький чин вызывают сочувствие у автора, то «мелкость» его душевных побуждений, материальность устремлений — предмет жесткой иронии писателя

В повести «Бедные люди» (1846) Ф.М.Достоевский раскрыл душевное богатство титулярного советника Макара Алексеевича Девушкина. В отличие от так взволновавших его героев «Станционного смотрителя» и «Шинели», он уже отстаивал право на признание в нем личности всеми окружающими («что и я не хуже других… что сердцем и мыслями я человек»[10]).

Таким образом, для русской литературы традиционен гуманистический контекст в представлении образа бедного чиновника.  Для многих, но не всегда для героев Чехова. У А.П.Чехова тема маленького человека приобретает иное звучание. В своих рассказах писатель иронизирует над нравами чиновников и тем самым, как может показаться, дистанцируется от гуманистических традиций русской литературы.

Иван Никитич в рассказе «Корреспондент» – человек совершенно не обладающий чувством собственного достоинства. Для А. П. Чехова понятие «человеческое достоинство» также в высшей степени значимо. Человек без этого качества - это недочеловек, манекен, живой труп. Вся сущность Ивана Никитича – заискивание, боязнь:

— Да ты, послушай, соловьёв не разводи, у меня им есть нечего: говори дело. Чего тебе?

— Я вот, с тою целью, чтоб эк... эк-гем почтительнейше преподнесть...

— Да ты кто таков?

— Я-с? Эк... эк... гем... Я-с? Забыли-с? Я корреспондент[11].

Если чеховский герой Иван Никитич и унижен в его человеческом достоинстве, то отнюдь не социальным положением, не гостями на свадьбе, а, прежде всего, им же самим, называющим себя «ноликом»…:

«Не пренебрёг мелким человечиком. Встретились это мне позавчера в Грязном переулке, да и говорят: «Приходи же, Иван Никитич. Смотри же, непременно приходи. Весь город будет, ну и ты, сплетня всероссийская, приходи!» Не пренебрегли, дай бог им здоровья. Осчастливили вы меня своею лаской искреннею, не забыли газетчика, старикашку рваного».

В образе Ивана Никитича и окружающих его людей Чехов решал сложнейшие художественные задачи. Он исследовал не возвышенные проявления человеческого духа, а нравственную слабость, бессилие, падение личности. При этом русский писатель не мог остановиться на простой констатации материального и духовного обнищания своих героев. Высмеивая пороки представителей чиновничьей среды, Чехов поднял общечеловеческие проблемы ценности личного достоинства, высоты духовных устремлений человека.

Чеховские «художественные воспроизведения» иногда были беспощадны,  иногда доброжелательны («Душечка», «Невеста», «Дама с собачкой»), но они всегда художественны и поэтому всегда правдивы; в них тогдашняя Россия вошла во всей её многоликости и неизменно узнавала себя. «В рассказах Чехова, хоть в каком-нибудь из них, читатель непременно увидит себя и свои мысли» [12], — говорил Толстой.

В 80-е годы в России создали не только новый тип редакторов, но и со­вершенно новый тип сотрудников газет и журналов.

Старый журналист придерживался, как правило, какого-либо направления, сотрудничество в газете или журнале другого на­правления он считал совершенно немыслимым для себя. Журна­лист нового типа, напротив, совершенно не признавал никаких убеждений, обязательных для себя, и не ограничивал себя сотруд­ничеством в определенных газетах и журналах.

Этот момент отмечает Чехов в рассказе «Корреспондент», представляя Ивана Никитича. Недаром Чехов писал: «Я правдиво, то есть художественно, опишу вам жизнь, и вы увидите в ней то, чего раньше не видали, не замечали: её отклонение от нормы, её противоречия».[13]  Писатель говорит: «правдиво», а не «красиво», «искусно» и т.п. Его художественное мастерство прозаика бесспорно, однако о нём с полным основанием говорили: «У Чехова за жизнью, как он её рисует, вы не видите искусства».[14]  Для Чехова это не только собственный творческий принцип, но и свойство всякой подлинной, чуждой претензий литературы — недаром он сказал о цельном, сильном таланте Д.Н.Мамина-Сибиряка: «Слава Богу, за культурностью он не гоняется».[15]

Старый журналист России того времени измерял качество своих выступлений в печати силой идейного воздействия их на читательскую аудито­рию. Журналист-восьмидесятник заботился, прежде всего, о нео­бычности, о сенсационности описываемых им событий и фактов, о скорости их литературной обработки и доставки в редакцию.

Старый журналист был бессребреником по преимуществу. Для него главным было опубликование материала, особое удов­летворение при этом он испытывал от значительного общественно­го резонанса, произведенного им. Журналист школы 80-х годов откровенно стремился лишь к получению гонорара за свою публи­кацию. В редакции могли придать сообщаемым им сведениям пря­мо противоположный смысл  это его мало волновало. Лишь бы сполна был выплачен гонорар. Наиболее подходящим для сотруд­ничества он считал то издание, в котором был самый высокий гонорар.[16]

Старый журналист заботился о своей не только литератур­ной, но и чисто человеческой, моральной репутации. Для него бы­ло не безразлично, что о нем будут говорить как о человеке в симпатизирующих ему читательских и литературных кругах. Жур­налист-восьмидесятник этим не был озабочен. Солгать или окле­ветать в газете, подебоширить, прослыть пьяницей за ее предела­ми не считалось предосудительным. Напротив, в обиходе была бравада лихостью, умением лгать и напиваться до потери соз­нания.

Моральный облик журналиста в России в восьмидесятые года пал так низко, что само сло­во журналист почти вышло из употребления. Оно использова­лось в крайних случаях, когда надо было подчеркнуть уважитель­ность к лицу, причастному к сотрудничеству в журнале какого-либо определенного идейного направления.

 В других случаях со­трудника журнала и особенно газеты стали называть «репорте­ром», независимо от того, занимался он в основном репортажем в газете или был автором корреспонденции, хроникерских заме­ток, рецензий, фельетонов, передовых статей. Сохраняло это по­нятие и свой узкий смысл, но чаще всего оно употреблялось рас­ширительно  для обозначения профессии журналиста. Быть мо­жет, слово это на русскую почву было перенесено и несколько раньше  в 70-х годах. Но широко использоваться оно стало толь­ко в 80-е годы. Именно 80-е годы создали наиболее благоприят­ную почву для утраты тех качеств, которые были заложены в по­нятии «журналист», и для роста тех, которые были сопряжены с понятием «репортер».

Не иначе, как Ивана Никитича называют не просто «журналист» или «корреспондент», а называют «приблизительно» газетчиком, писателем, корреспондентом, журналистом:

«— Это, братцы мои,— сказал он,— газетчик. Нешто вы его не знаете? Великолепный человек! Иван Никитич,— обратился он к старичку со светлыми пуговицами,— что же ты там сидишь? Подходи сюда!

Иван Никитич встрепенулся, поднял свои голубые глазки и страшно сконфузился.

— Это, господа, сам писатель, журналист! — продолжал хозяин.— Мы пьём, а они, видите ли, сидят в уголку, по-умному думают да на нас с усмешкой посматривают. Стыдно, брат. Иди выпей — грех ведь!»[17]

Понятия «репортер», «газетчик», «хроникер» в восьмидесятые года употреблялись не иначе как с презрительным оттенком. Причем такое отношение к газетным работникам «мелкой прессы» было широко распрост­ранено как в крайне правых, так и в левых, демократических кру­гах. Репортер-восьмидесятник стал объектом всеобщего презре­ния и осмеяния. «Газетчик - значит, по меньшей мере, жулик, в чем ты и сам не раз убеждался»  - писал А. П. Чехов своему брату 13 мая 1883 года.

Именно поэтому в восьмидесятые годы Чехов создает несколько литературных портретов своих «коллег», главным образом провинциальных журналистов, каждый раз, имея в виду крайне низкий общественный вес пред­ставителя прессы в 80-е годы.

Не случайно журналист Иван Ни­китич приглашенный на свадьбу, жалкий конфузливый человек, над которым дико измываются хозяева и гости, после не­скольких рюмок вина на потеху всем присутствовавшим ударился в воспоминания о своей работе в былые годы:

«Прежде что ни писака был, то богатырь, рыцарь без страха и упрека, мученик, страдалец и правдивый человек. А теперь? Взгляни русская зем­ля, на пишущих сынов своих и устыдись! Где вы, истинные пи­сатели, публицисты и другие ратоборцы и труженики на поприще ...эк...эк...гм гласности? Нигде!!! Теперь все пишут. Кто хочет, тот и пишет. У кого душа чернее и грязнее сапога моего, у кого серд­це не в утробе матери, а в кузнице фабриковалось, у кого правды столько имеется, сколько у меня домов собственных, и тот дерзает теперь ступать на путь славных  путь, принадлежащий про­рокам, правдолюбцам да среброненавистникам».[18]

Презрение к журналистской братии было настолько велико во всех слоях общества, что ее не только третировали морально, но нередко и физически расправлялись с ней. Вышвырнуть коррес­пондента с какого-нибудь приема, напоить его до потери сознания и гнусно поиздеваться, наконец, просто избить было не таким уж редким явлением. «Известный велосипедист и летчик Уточкин, побивший на своем веку не один рекорд, побил и немало журна­листов. То же делал известный клоун Дуров»,  таково свиде­тельство одного из представителей прессы 80-х годов.

Также поступают и с Иваном Никитичем – маленьким, бесхарактерным человеком.

После того, как Иван Никитич пообещал написать «корреспонденцию», он спешит, он не может даже дождаться утра, чтобы начать работу. Ему приходятся будить собственную дочь, чтобы начать свой труд. Чехов, хорошо знакомые с миром «маленьких людей», в своих произведениях сосредотачивали внимание не на житейских невзгодах героев, как это было распространено в искусстве начала и середины XIX века, а на разнообразии человеческих индивидуальностей, неповторимости характеров и темпераментов. Оказалось, что у этих «маленьких людей», на которых солидная публика привыкла смотреть свысока, если не с презрением, то со снисходительной жалостью, тоже есть сильные чувства, есть свои увлечения, доходящие до страстного азарта, до полного самозабвения, этим подтверждается рьяность Ивана Никитича скорее сесть за работу...

Через образ Ивана Никитича и с отношением к нему чиновников, с особой глубиной и объективностью Чехов раскрывал образ русской космополитизированной интеллигенции, погибающей от бездуховности, неврастении, безволия, сознания своей оторванности от национальной жизни. Чехов, как многие его современники, не разделял русское общество на “прогрессивную интеллигенцию” и народ, а рассматривал его как единое целое.

Согласно Чехову, корень духовного мещанства — не в какой-либо социальной прослойке, образовавшейся в ту или иную эпоху промышленного развития, а в безнадежной и неизлечимой мелочности человеческой природы вообще, превращающей всю нашу жизнь, независимо от географических зон и экономических перегородок, в сплошную мещанскую драму. В этом подходе к патологическому явлению вульгарности Чехов сходен и с Гоголем, и с Достоевским, создавшими извечные типы пошляков и духовных хамов — Хлестакова, Чичикова и Смердякова.

В рассказе «Корреспондент» образ Ивана Никитича жалок… В эпизоде, когда Тромбонов выгоняет на улицу, совершенно не разобравшись в сути «корреспонденции» Ивана Никитича взашей, Чехов будето бы с сарказмом отмечает, кого именно выгнал чиновник:

«Иван Степанович с остервенением скомкал корреспонденцию и швырнул комком в лицо корреспондента газет московских и санкт-петербургских... Иван Никитич покраснел, поднялся и, махая руками, засеменил из спальной. В передней встретил его Серёжка: с глупейшей улыбкой на глупом лице он отворил ему дверь. Очутившись на улице, бледный, как бумага, Иван Никитич побрёл по грязи на свою квартиру…»[19]

Чехов обостренно сознавал, как западная материалистическая, антидуховная цивилизация, выхолащивая душу человека, обезличивает его. Писателя удручала беспощадная переоценка всех ценностей. Все критерии — этические, социальные, эстетические, философские и религиозные — подвергались сомнению или отвергались критическим разумом. Равновесие было нарушено, цельность, да и самый смысл общественного бытия были разрушены, а между тем ни распространение образования, вернее полуграмотности, ни завоевания науки, ни блестящие триумфы техники не внесли ничего облагораживающего, ничего светлого и нравственно-устойчивого в общую сумму человеческого существования. Цивилизация не только не уничтожила духовного варварства, но сама больше, чем когда-либо, сделалась варварской. Вдумчивый и неподкупно честный в своих взглядах, Чехов не мог не сознавать, что люди очутились на краю бездонной, зияющей бездны: Чехов не видел выхода и не знал, суждено ли культуре пережить страшное нашествие цивилизованных дикарей.
Чехов верил в неисповедимые пути Господни, которые как-то, чудом, быть может, выведут родину нашу из того тупика, в котором волею судеб она оказалась.

Рассматривая Чеховский рассказ «Корреспондент», можно отметить, что в творчестве Чехова отразились черты русского национального характера — мягкость, задушевность и простота, при совершенном отсутствии лицемерия, позы и ханжества. Чеховские заветы любви к людям, отзывчивости на их горести и милосердия к их недостаткам, заветы ныне, столь бесчеловечно попранные вершителями революционно-бунтарской России, тем не менее живы в наших сердцах как воспоминанья о чем-то очень дорогом и нужном, бесконечно близком, пусть даже невозвратном.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

В заключение курсовой работы можно сделать выводы.

Образ Ивана Никитича в рассказе Чехова «Корреспондент» отражает дух своего времени. Журналисты 60-70-х годов, дожившие и доработавшие до 80-х,  независимо от  их  идейной  принадлежности  к  тому  или  иному  политическому лагерю испытывали много горьких чувств, наблюдая воцарившиеся в журналистском  мире нравы и обычаи. Что же вызывало их растерянность, а порой и негодование  при чтении новых газет  и  журналов  и  при  знакомстве  с  новой  журналистской средой?

Безыдейность, отсутствие ясного,  четкого  направления  в  большинстве буржуазных периодических изданий, особенно в газетах. И не то,  что  бы  это было не дано новым редакторам или их сотрудникам, а просто к этому никто  не стремился.  Ибо  это  было  опасно  и  невыгодно.  Гораздо  безопаснее  было следовать за правительственным курсом,  позволяя  себе  изредка  нападки  на отдельные промахи царских сановников.

Измельчение  идеалов в   журналистике   сопровождалось    развитием буржуазного предпринимательства в газетном и журнальном деле,  ростом  таких явлений, как взяточничество, вымогательство, лживость, сенсационность  и т.д.  Контраст между печатью 80-х годов и печатью годов 60-х был так  велик, что  это  повергало  представителей   передовой   русской   журналистики   в недоумение и вместе с негодованием вызывало у них чувство  растерянности.  С болью в сердце Н. В. Шелгунов пишет, что в 80-е годы «печать вынула сама  из себя душу и лишилась  всякого  содержания».  Волнением  и  скорбью  наполнен монолог Щедрина о печати 80-х годов: «Нет, никогда! никогда,  даже  в  самые черные  дни,  я  не  мог  представить себе, чтобы сила печати могла осуществиться в тех поразительных формах, в каких я узнал ее  здесь,  в  эту минуту! Каким образом это случилось?  Какое  злое  волшебство  передало  эту силу  в  руки  Подхалимовых,  сделало ее  орудием  для  обложения   сборами «брюханов»? Когда это произошло?  и  так-таки  никто  этой  перестановки  не заметил?»[20]

 Заметить этот процесс действительно было нелегко. Начался  он  в  70-х годах исподволь, а, попав в полосу политической  реакции  80-х  годов,  стал протекать с невероятной скоростью, оглушая  современников  своими  пагубными результатами. Именно поэтому появился рассказ «Корреспондент» с достаточно колоритным персонажем.

Чехов не зря описывает своего героя «маленьким человеком», униженным и оскорбленным. Он сам знал, что такое быть почти нищим и униженным, мечтал разбогатеть, но и став самим писателем Чеховым, не стал богатым.

Чехов всегда был окружен великим множеством людей, любил женщин и был любим ими, но на столе держал отцовский перстень с надписью «Одинокому везде пустыня». Он не стал практикующим доктором, хотя лечил многих, но для России и мира стал единственным в своем роде диагностом состояния духа и души. Он был безудержным весельчаком, душой компаний и человеком бесконечно печальным и одиноким, он был мужественным скептиком, до конца верящим только в порядочность и душевное бескорыстие отдельного человека. Он никогда не ощущал себя мессией, знающим истину, а был в этом мире честным тружеником, каким и надлежит быть порядочному человеку. А быть порядочным человеком, равно свободным от спеси и от самоуничижения, несущим ответственность перед совестью за себя и ближних, - это и есть главное назначение человека. Эту идею и перенес Чехов в свой рассказ «Корреспондент».

 

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:

1.  Андрианов И.Н. Русская печать, - СПб.:Нева, 1999. – 264с.

2.  Антон Чехов и его критик Михаил Меньшиков: Переписка, дневники, воспоминания, статьи / Рос. акад. наук. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.:Рус. путь, 2005. — 475 с.

3.  Венгеров С.А. Чехов// Литературная газета - №23 - 2000

4.  Есин Б. И. История русской журналистики (1703—1917), - М: Флинта, Наука, 2000. – 685с.

5.  Есин Б. И. Чехов — журналист. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1977. — 104 с.

6.  История русской журналистики XVIII-XIX веков / Под ред. Западова А.В. М.: Высшая школа, 1979. – 375с.

7.  Медвецкая Е.И. Теория русской литературы, - М.: Прогресс, 2005. – 693с.

8.  Мелкова А.С. Антон Чехов, - М.: Азбука, 2000. – 164с.

9.  Молчанов Л.А.Газетная пресса России, - М.: Издатпрофпресс, 2002. - 385 с.

10.  Семанова М. Л. Сахалинское путешествие Чехова. — «Ученые записки Ленингр. пединститута им. Герцена», 1948, т. 67.

11.  Сочинения. Том 1. М., Наука, 1983

12.  Станько А. И. Русские газеты первой половины XIX в. Ростов-на-Дону, 1969. – 265с.

13.  Чехов А.П.  Полное  собрание  сочинений  и  писем  в  30-ти  томах.

14.  Чехов А.П. Избранное, - М.: Высшая школа, 2000. – 254с.

15.  Чехов А.П. Повести и рассказы. –М.: Советская Россия, 1980.- 475с.

16.  Яковлев Р.А. Теория русской литературы, - М.: Наука, 1999. – 375с.

---

[1]Венгеров С.А. Чехов// Литературная газета - №23 - 2000

[2] Яковлев Р.А. Теория русской литературы, - М.: Наука, 1999с.53

[3] Есин Б. И. Чехов — журналист. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1977

[4] Станько А. И. Русские газеты первой половины XIX в. Ростов-на-Дону, 1969.с.42

[5] Семанова М. Л. Сахалинское путешествие Чехова. — «Ученые записки Ленингр. пединститута им. Герцена», 1948, т. 67.

[6] Чехов А. П. Собр. соч. в 12-ти т., т. 11. М., 1954, с. 296.

[7] Ленин В. И. Полн. собр. соч. Изд. 5, т. 27, с. 94

[8] Чехов А.П. Избранное, - М.: Высшая школа, 2000. с.32

[9] Чехов А.П. Избранное, - М.: Высшая школа, 2000. с.33

[10] Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1972. С.82.

[11] Чехов А.П. Избранное, - М.: Высшая школа, 2000. с.36

[12] Л.Н.Толстой в воспоминаниях современников, т. 2, с. 309

[13] А.П.Чехов в воспоминаниях современников. С. 203—204.

[14]  Там же. С. 434.

[15]  Там же, с. 348.

[16] Андрианов И.Н. Русская печать, - СПб.:Нева, 1999. с.63

[17] Чехов А.П. Избранное, - М.: Высшая школа, 2000с. 35

[18] Чехов А.П. Избранное, - М.: Высшая школа, 2000с. 35

[19] Чехов А.П. Избранное, - М.: Высшая школа, 2000.с. 36

[20] «Пестрые письма», т. XVI, стр. 338

КУРСОВАЯ РАБОТА На тему: «Образ Ивана Никитича в рассказе Чехова «Корреспондент» СОДЕРЖАНИЕ: ВВЕДЕНИЕ 1.   ТВОРЧЕСКИЙ ПУТЬ АНТОНА ЧЕХОВА 1.1 Краткий биографический экскурс 1.2 Чехов - литератор 1.2 Журна

 

• 14:21 05 Июля 2016
  Российско-китайский медуниверситет откроет магистерскую программу по TCM
• 01:21 05 Июля 2016
  На форуме МГУ Россия и Китай обсудят научно-образовательное сотрудничество
• 11:00 04 Июля 2016
  Реморенко: "ЕГЭ-туризм" в России сходит на нет
• 10:52 04 Июля 2016
  Летняя российско-австрийская школа откроется в Москве
• 15:31 01 Июля 2016
  В СПбГУ могут воссоздать географический факультет

Заказать уникальную работу