курсовые,контрольные,дипломы,рефераты
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНЫ
КИЕВСКИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
им. ДРАГОМАНОВА
РЕФЕРАТ
ПО КУЛЬТУРОЛОГИИ
Выполнила студентка 33 группы
Гора Виктория
Киев 2009
Объединение Руси, появление первых царей и новых форм подчинения всколыхнули практически все слои русского общества. Идея единства рождала горделивую мысль о Москве как о “третьем Риме”, о наследовании Москвой традиций Византии и религиозном православном владычестве Москвы на Востоке. В 1492 году митрополит Зосима провозглашает Ивана III “государем и самодержцем всея Руси, новым царем Константином, в новом граде Константина Москве, всей Русской земли и иных многих земель государем” [262, с. 455]. Этого взгляда крепко держались все преемники Ивана III и особенно Иван Грозный (1530—1584), принявший царский титул.
Перед первыми русскими царями по-прежнему стояла задача обороны Руси от врагов, грозивших с востока (золотоордынские ханства) и с запада (Литва, а затем поляки и шведы). Решение этой задачи потребовало мобилизации всех сил общества и в отношении создания армии, и в финансовом смысле. Появляются “служилые люди” (дворянство), несшие ратную службу, и “люди тяглые”, на чьих плечах лежала денежная поддержка государства. Уже в этом разделении обязанностей заложена идея организации общества “по чинам”, каждый из которых состоит с государством в самых различных, но обязательных отношениях. До этого различные социальные слои имели всевозможные “вольности”, но теперь были их лишены: крестьян пожизненно закрепили за своими владельцами; на купцов и ремесленников наложили тягло — финансовую повинность, на дворян — ратную. Даже бояр заставили работать над созданием нового законодательства.
Реформируются государственная служба и местное самоуправление (создаются приказы, ведавшие различными сторонами повседневной жизни общества; начинается избрание губных старост и других должностных лиц — “выборные “излюбленные” люди ведали не местные общественные интересы, а отбывали под личной ответственностью и под ответственностью избирателей возложенные на них казенные поручения” [там же, с. 459]). В конце XVI века появляется высший сословно-представительный орган, соединявший интересы государства и общества, — земские соборы.
И административные реформы, и преобразование войска требовали увеличения налогов. Эти новшества шли вразрез с привычными формами жизни, не только меняя их внешние стороны, но и затрагивая святая святых — мышление, способы отношений людей друг с другом, все, что было традиционным, а потому казалось незыблемым. Еще при жизни Ивана Грозного реформы, а затем опричнина, не ведающая устали и сострадания, вызвали разделение и верхних слоев, и народа по политическим взглядам. После смерти царя все разногласия сошлись как в фокусе в смуте, захлестнувшей российское общество.
Зачинщиками смуты были бояре, разделившиеся в борьбе за власть на различные группировки и пускавшие в ход все мыслимые и немыслимые приемы. С усилением московских князей и возникновением царской власти бояре все больше теряли свое влияние и значение в государстве и свою независимость. На протяжении предыдущего периода они не высказывали прямо своих претензий к государю, но со времен Ивана Грозного противостояние русской государственности и боярства стало приобретать все более угрожающий характер. Длительные столкновения привели, наконец, к избранию Бориса Годунова на царствование, не принесшее русскому обществу желанного покоя.
Период смуты вызвал к жизни еще одно явление русской политической борьбы — самозванство. Среди самозванцев были: “...кроме Гришки Отрепьева, “второлживый” Тушинский вор, “царевичи” Петр, Иван-Август, Клементин, Савелий, Василий, Ерофей, Гаврила, Мартын, Лаврентий и другие, выдававшие себя за сыновей и внуков Грозного. На знамени Болотникова было начертано имя “истинного царя Димитрия Ивановича” [236, с. 15]. Автор цитированной работы разделяет всех самозванцев на две категории: тех, кто принимает облик реформатора, нарушителя канонов, как, например, Лжедимитрий I, и тех, кто выдает себя за “истинного” царя, который чудесным образом спасся от всяких бед и теперь выступает “за народ” и с народом. Ключевский считает, что смута закончилась с восшествием на российский престол Алексея Михайловича Романова (1629—1676), но и при нем, и в более позднее время не прекратились попытки очередных самозванцев смутить народ надеждами на некую общественную справедливость.
Смутное время не ограничивается политическими битвами и противостояниями, оно связано и с расколом церкви. Критика церкви, в различной форме прозвучавшая в XV—XVII веках, свидетельствовала, что и в православии было далеко не все идеально. С. М. Соловьев в многотомной истории России обращает внимание на застойные явления, возникшие в лоне церкви, на пороки служителей Господа, и цитирует письмо царя Алексея Михайловича (1636): “Ведомо нам учинилось, что в Павлове монастыре многое нестроение, пьянство и самовольство, в монастыре держат питье пьяное и табак, близ монастыря поделали харчевни, и бани, брагу продают; старцы в бани и харчевни и в волости к крестьянам по пирам и по братчинам к пиву ходят беспрестанно, бражничают и бесчинствуют, и всякое нестроение чинится...” [280, т. 5, с. 306].
Поэтому царь и его ближайший соратник Никон провели реформу в обрядах православной церкви: в церковной службе появляется проповедь, доселе нестройное пение (“В одно время в церквах пели и читали в два, три и несколько голосов, так что ничего нельзя было разобрать” [280, т. 6, с. 196]) было заменено на единогласное, выверяются с греческими тексты церковных книг, двуперстие при крещении сменилось троеперстием.
Многие верующее были возмущены: “Заводите вы, ханжи, ересь новую, единогласное пение, да людей в церкви учить, а мы прежде людей в церкви не учивали, а учивали их втайне, беса вы имате в себе, все ханжи...” [там же]. Эти несогласия были не единственной причиной раскола. Раскол вовлек в свое движение всех, кто был сколько-нибудь недоволен существующими порядками и новшествами: служителей церкви, которых не устраивало усиление власти энергичного, но жестокого и претендующего на единовластие патриарха Никона, присвоившего себе титул “великого государя” (имея в виду религиозное, духовное господство), бояр, тяготившихся зависимостью от самодержца, стрельцов, на смену которым шли воинские организации западного типа, крестьян, городской и посадский люд. “Идеология раскола включала сложный спектр идей и требований: от проповеди национальной замкнутости и враждебного отношения к светскому знанию до отрицания крепостного строя с присущим ему закабалением личности и посягательством государства на духовный мир человека и борьбу за демократизацию церкви” [23, с. 72].
В. И. Суриков. Боярыня Морозова
“Крушение авторитета светской власти сопровождалось падением власти духовной” [236, с. 23]. Разочарование вызывало самые разные реакции как в церковной среде, так и в мирской. Многие видели выход из кризиса в самоубийственном пренебрежении к своей жизни и к жизни других людей и призывали к уничтожению (“умерщвлению”) плоти: носить на себе железные цепи с крючьями, тяжелые камни, а затем, соблюдая самый суровый пост, уморить себя голодом. Невероятно, но эти призывы находили отклик у множества людей, уходивших в тайные скиты для выполнения обряда, кажущегося им единственным способом спасения от скверны земной.
В расколе выделились две главные противостоящие друг другу силы: жаждущие перемен реформаторы и сторонники патриархального уклада, представлявшегося им освященным временем. Политический деятель и историк П. Н. Милюков (1859—1943) в “Очерках по истории русской культуры” [196, т. 2, ч. 1], рассматривая причины раскола, отметил, что к концу XV века религиозные правила закрепились в сознании большинства не слишком грамотных людей как непреложные законы, касающиеся и обрядовой стороны, и текста молебнов, и образа жизни. Переписываемые церковные книги стали к этому времени несколько отличаться от греческих источников, как и обряды, завезенные из Византии. Летописи отразили новое отношение к этим различиям следующим образом: “Греки отступили от чистого православия, русские сохранили его от отцов нерушимо. Естественно, что при разнице церковных форм и обрядов — все предпочтение должно принадлежать национальным русским формам. Они должны считаться истинно православными” [там же. с. 45]. Когда на Руси возникло книгопечатание и стали издаваться церковные книги (первой из них была книга “Апостол” в 1564 году), появилась возможность сличить тексты и увидеть расхождения с греческим оригиналом. Но ревнители старины не собирались менять вековые традиции. Так сложились две партии: с одной стороны — патриарх Никон (1605—1681), властный, упрямый, претендующий на особое, церковное самодержавие, с другой — старообрядцы, не менее уверенные в своей правоте, страстные, одержимые, такие, как протопоп Аввакум (1620 или 1621—1682), боярыня Морозова, та самая, которую изобразил В. И. Суриков (1848—1916). Вот как писал Аввакум, обращаясь к царю, Алексею Михайловичу: “Вздохни-ка по-старому... Ты ведь, Михайлович, русак, а не грек. Говори своим природным языком; не унижай его ни в церкви, ни в дому, ни в простой речи... Любит нас Бог не меньше греков... Чего ж нам еще хочется лучше того? Разве языка ангельского? Да нет, ныне не дадут — до общего воскресения” [там же, с. 53].
Страшными оказались судьбы первых старообрядцев. Протопопа Аввакума многократно ссылали, затем продержали в выгребной яме в городе Пустозерске 15 лет и по приказу царя сожгли в 1682 году. Боярыню Морозову в ссылке уморили голодом. Сохранился письменный текст, свидетельствующий о страшных муках этой женщины, умолявшей своего стража дать ей хлебца или сухарика, или яблочка [244].
Сторонники же новаторства, не связанные с религиозными спорами, потянулись к знанию, просвещению и образованности.
Несмотря на смуту и неспокойствие, множество перемен и событий далеко не радостного свойства, происходит постепенный переход к новому времени с его устремлением к знанию и развитию разума.
Большинство авторов отмечают печальное состояние образования и развития наук в России вплоть до XVII века. В прошлом веке одно из постановлений церковного собора предписывало “устроить в домах лучших городских священников училища, в которых бы проходились “грамота, книжное письмо, церковное пение и налойное чтение” [262, с. 382]. Но это были, во-первых, не систематические школы, во-вторых, в школы принимались дети священников, в-третьих, такие школы могли существовать только в городе. В этом же источнике процитированы слова, сказанные в начале XVII века: “невежество русского народа есть мать его благочестия; он не знает ни школ, ни университетов: одни священники наставляют юношество чтению и письму, и этим занимаются немногие” [там же]. Напомним, что книжники понесли большой урон в период иноземного владычества, когда многие книги, да и книжники были уничтожены. Конечно, в некоторых семьях детей обучали грамоте, но делалось это без системы, иногда случайными домашними учителями, да и методы обучения были довольно жестокими. Писатель и проповедник Симеон Полоцкий (1629— 1680) и поэт и переводчик Карион Истомин (конец 40-х гг. XVII в. — после 1717) создали учебники, буквари, содержавшие также богословские, педагогические и просто нравоучительные рассказы.
Издавались различные азбуковники, носившие название “Сказание о неудобопознаваемых речах” (аналог энциклопедических словарей). Их справочные статьи были чаще всего связаны со священным писанием, а иногда были фантастически невежестенными: в статье о медведе, например, говорилось, что медведица рожает медвежат бесформенными, а затем уже вылизывает их, придавая “приличную медведю форму”; или о львятах говорится, что они рождаются бездыханными, а затем приходит лев-отец и оживляет их своим дыханием [230, с. 41].
Первые школы, появившиеся в Москве, были чаще всего частными или сословными, но дело образования уже было начато. В 1682 году в Заиконоспасском монастыре открылась школа, на основе которой в 1685 году возникло первое высшее учебное заведение России — Славяно-греко-латинская академия, созданная греками, братьями Лиху-дами — Иоанникием (1633—1717) и Софронием (1652—1730). Карион Истомин, обращаясь к царевне Софье, просил ее:
Умоли бо самодержцев сущих.
Да государи они на то изволят,
Обще господа о том да помолят,
Наукам велят быти совершенным
И учителем людем извещенным.
[280, т. 7, с, 420]
Такими “извещенными” (хорошо образованными) учителями и стали Иоанникий и Софроний Лихуды, которые открыли курсы для представителей разного звания и возраста: священников, княжеских сыновей, стольников, людей простого звания. И науки стали “совершенны” (полны для своего времени, серьезны и многообразны): изучались грамматика, риторика (ораторское искусство), пиитика (правила стихосложения), логика, физика; часть наук преподавалась на греческом языке, часть — на латинском.
С. М. Соловьев считал, что русское общество того времени явственно осознавало свое отставание от западных соседей и поэтому стремилось преодолеть это отставание, “сблизиться с теми народами, которые показали свое превосходство, позаимствовать у них то, чем они явились сильнее; сильнее западные народы оказывались своим знанием, искусством, и потому надобно было у них выучиться” [280, т. 7, с. 109]. Этому учению способствовало и развитие книгопечатания, которое по личному указанию Ивана Грозного организовали в Москве Иван Федоров (ок. 1510—1583) и Петр Мстиславец. Сначала печатались только священные книги. Только таким образом можно было оградить от искажения их тексты при переписывании вручную. До 1600 года в Москве вышло всего 11 книг. Позже печатное дело быстро распространилось по России, и к концу XVII века было издано довольно много книг, в том числе и светского содержания.
Вместе с книгами по ратному делу, разного рода государственными установлениями, например “Грамотой о таможенных пошлинах”, появляются и переводные книги приключенческого характера (“Повесть о Еруслане Лазаревиче”, “Повесть о Василии королевиче Златовласом Чешския земли”, “История о храбром рыцаре Петре Златых Ключей”), жизнеописания, героями которых становятся благочестивые и трудолюбивые люди (“Повесть об Ульянии Осоргиной”). Кроме того, появляется — и это самое удивительное — демократическая литература. Сам народ начинает создавать произведения, описывающие в иносказательной, а иногда и в самой прямой форме реалии российской жизни: в озорной “Повести о Ерше Ершовиче, сыне Щетинникове” описана тяжба (суд) между ершом и лещом, жителями Ростовского озера; колкая сатира на суды и судей составляет сюжет “Повести о Шемякином суде”; пародии и небылицы в “Сказании о роскошном житии и веселии” рассказывают о бедняцком житье и несбывшихся мечтах, а “Калязинская челобитная”— о пьянстве монахов. Появляется приключенческая литература, где вымышленный герой предстает перед читателем в горе и радости, в неоднозначности своего поведения. В этих произведениях настоящей русской литературы, не подражающей никаким образцам, а вынесенной из самой середины русской действительности, изображены люди, ищущие благ. В “Повести о Горе и Злосчастии, как Горе-Злосчастье довело молодца во иноческий чин”, отражена сущность психологии обездоленного человека: “Когда у меня нет ничего, и тужить мне не о чем” [102, с. 450]. Появляется и первая плутовская новелла “Повесть о Фроле Скобееве”, рассказывающая о том, как ретивый молодец обманом женился на дочери стольника. Старые истории о душе, проданной дьяволу, находят свое новое развитие в “Повести о Савве Грудцыне”: здесь множество бытовых детатей, да и сам бес умен, франтоват, пошловат. Здесь “чудесное имеет обыденный вид” [121, т. 4, с. 355], а герой раскрывается перед читателем в своей психологической сути.
В русской литературе XVII века впервые появляется рифмованная поэзия. Нельзя сказать, что русская культура не знала до сих пор рифмы вообще. В некоторых прозаических произведениях отдельные слова рифмовались друг с другом, поскольку русская литература и русская речь вообще тяготеют к созвучиям.
В прошлом веке сложился особый стиль, называемый “плетением словес”, которому свойственны повторы, ритм и рифма. Но стихов в известном нам смысле этого слова не было. Теперь стараниями Симеона Полоцкого, его ученика Сильвестра Медведева и Кариона Истомина является миру русское стихотворство. Это были в большинстве своем поучительные вирши, где авторы излагали свои взгляды на всевозможные предметы. Вот, например, как должен вести себя монах с точки зрения Симеона Полоцкого:
Монаху подобает в келии седети,
Во посте молитися, нищету терпети,
Искушения врагов силно побеждати
И похоти плотския труды умерщвляти...
...Пагубно же оному по граде ходити,
Из едина в другий дом переходите пити.
[102, с. 367]
Просветительским духом, желанием научить, передать знания другим проникнута вся поэзия этего периода. Во многом она связана со стилем барокко, свойственным не только европейской культуре. Но европейское барокко, связанное с Контрреформацией, носило характер не столько художественного стиля, сколько мировоззрения. Русское же барокко существовало только в искусстве и было вызвано идеями просветительства. В русской культуре этот стиль представлен стихами поэтов, которые вносили в поэзию логику, превращая их в своего рода энциклопедии. Карион Истомин так писал об Америке:
Америка часть четверга
Ново земля в знань отперта.
Вольнохищна Америка
людьми, в нравах, в царствах дика.
Тысящьми лет бысть незнанна, морем зело отлиянна.
Веры разны в балвохвальстве[1]
наги люди там в недбальстве[2]
Царства имут без разума,
не знав бога, худа дума.
Никто же бо что успеет,
где глупость, сквернь и грех деет.
[Там же, с. 377]
Богатство тематики, масса описаний людей, зверей, птиц, деревьев, камней, украшений, изысканный стиль стихов, разнообразные знания — все это составляло традицию барокко в литературе, театре, который в России начал складываться лишь в XVII веке.
До 1672 года лишь скоморохи разыгрывали на площадях сценки из жизни, театральные действа, в которых сохранялись древнейшие традиции народных игрищ в честь урожая, прихода весны или свадебных обрядов. Уже в “Повести временных лет” рассказывается о скоморохах, а в киевском Софийском соборе есть фрески, их изображающие. Скоморохи бродили из поселения в поселение и давали свои представления на улицах и площадях, потешая народ прибаутками. Вот типичная присказка такого потешника: “Зовут меня зовуткой, величают уткой. Живу промеж Лебедями и старой Казани. Всего у нас восемь дворов бобыльих, в них полтора человека с четвертью, четверо в бегах, да двое в бедах” [206, кн. 1, с. 14]. В скоморошьем же театре сложились и главные персонажи кукольного театра. Но официальное отношение к ним оставалось весьма негативным. Была даже издана грамота царя Алексея Михайловича в 1648 году о том, чтобы “скоморохов и ворожей в домы к себе не призывать”, “на свадьбах песен бесовских не петь”, “личин на себя не надевать” [там же, с. 18]. За ослушание грозило телесное наказание, равно как и за игру в шахматы, игру на музыкальных инструментах (домрах, гуслях, гудках). Но менее чем через 30 лет царь переменил свое решение, и пастор Грегори из Немецкой слободы поставил при дворе царя пьесу “Эсфирь”, или “Артаксерксово действо” на тему библейской истории. Позднее было поставлено еще несколько переводных пьес — уже не только нравоучительных, но и комедийных. Так впервые появился настоящий театр со сценой, декорациями, бутафорией, зрительным залом и даже с фойе. Правда, после смерти Алексея Михайловича постановки прекратились и возобновились лишь при Петре I.
Обзор культуры XVII века будет неполон, если не упоминать об удивительных достижениях русских умельцев, первопроходцев, географов и медиков. Их деяния обеспечивали становление и одновременно представляли собой удивительный прорыв русской культуры, обусловивший блестящие достижения будущего. В этот период, начавшийся развалом и смутой, наполненный бесконечными войнами не всегда победоносного характера, были предприняты знаменитые путешествия. Семен Дежнев (1605—1673) достиг восточной оконечности Азии — Большого Каменного Носа, который впоследствии назвали мысом Дежнева; Ерофей Хабаров (1610—1667), путешествуя по Амурскому краю, составил “Чертеж по реке Амуру” (его имя носят город Хабаровск и железнодорожная станция “Ерофей Павлович”); сибирский казак Владимир Атласов (1661/64—1711) исследовал Камчатку и Курильские острова. В короткий промежуток времени землепроходцы пешком и на конях, на кочах (парусно-гребных суднах) и ладьях обошли и описали земли от Иртыша до Берингова пролива, от моря Лаптевых до Амура. Остатки поселений на Новой Земле и Шпицбергене говорят о том, что и туда добирались в эти времена отважные путешественники.
XVI—XVII века в истории России — период перемен, давший ей множество удивительных достижений, начальный толчок к образованию, сплочению русского государства и возникновению национального самосознания, но в то же время принесший закабаление крестьян, раскол в церкви, расслоение общества. Эта эпоха ждала реформ, подготавливая их всеми обстоятельствами своего существования, и следующий период русской истории и русской культуры вырос из того, что составило содержание допетровской России.
Использованная литература
1. Мир культуры (Основы культурологии). Учебное пособие. 2-е Б95 издание, исправленное и дополненное.— М.: Издательство Фёдора Конюхова; Новосибирск: ООО “Издательство ЮКЭА”, 2002. — 712 с.
[1] В язычестве.— Прим. авт.
[2] Заброшены.— Прим. авт.
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНЫ КИЕВСКИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ им. ДРАГОМАНОВА РЕФЕРАТ ПО КУЛЬТУРОЛОГИИ НА ТЕМУ: Смута: от политики до религии. Развитие образования и образованности. Кни
Собиратели русского фольклора
Советская культура: падения и взлеты, надежды и свершения
Современная молодежная субкультура и музыка
Современное искусство
Современное понимание культуры
Соловецкий монастырь
София Киевская
Социальные условия становления письменности и возникновение первых школ в Киевской Руси
Социокультурная характеристика уральского города: проведение досуга в центре и на окраинах, мода
Социология культуры
Copyright (c) 2024 Stud-Baza.ru Рефераты, контрольные, курсовые, дипломные работы.