курсовые,контрольные,дипломы,рефераты
РУССКАЯ РЕЧЬ В КРИЗИСНУЮ ЭПОХУ: ПСИХОЛОГИЯ, СЕМИОТИКА, РИТОРИКА
Риторика - информационно-психологическое поле современного человека.
1 Понятие «навешивания ярлыков»
В России практике широко применяется навешивание “ярлыков”, через малозаметную инфильтрацию души и воли происходит подмена одних понятий другими.
Риторически определено все поведение человека, так что направленное на него слово, чаще всего вопреки интенциям говорящего, осуществляет импринтинг, вторгается во внутренний мир, нередко кардинально изменяя его. В языке, как таковом, заложено объяснение бытия. В слове, как таковом, бьется ритмический пульс вопросов и ответов, выхождений из себя и возвращений в себя, общения мысли и углубления в себя. Иными словами, слово, удачно вписанное в контекст, ситуационный или экстралингвистический, один из мощных суггесторов, не всегда анализируемыми ассоциациями проникающий на подсознательный уровень и руководящий экзистенциальной семантической аурой человека, его рецепционными кодами и деятельностными ответами.
Услышав слово, содержащее множество исторических, восходящих к индоевропейским, даже к звукоподражанию, радиксоидов, мы обнаруживаем ассоциативный веер и конативную, императивную энергию слова раньше, чем аналитически усваиваем его целостную семантику. Говоря об индуктивных состояниях, вызываемых посредством моды, слухов, бессознательного стремления присоединиться к группе идущих, дерущихся и т. д.. Ученый делает вывод о психической контагиозности, достигаемой идентифицированностью эмоционально-чувственного непосредственное воздействие слова «жизнь» И частица «био-», наиболее часто используемая в рекламе и названиях товара с целью интенсифицировать его рыночную реализацию на подсознание. Главная функция слова - суггестивная, внушающая, т. е. его проникновение не логическим, а эмоционально-контагиозным путем. Назвать что-либо своим именем - значит получить над ним власть: это существенная деталь колдовских манипуляций первобытного человечества. Авторитетность, важность говорящего для его собеседника - принципиальный фактор наиболее полного усвоения сказанного во всем многообразии его внешних и внутренних смыслов, слов и коннотируемых семантических ореолов.
Однако наша задача - рассмотреть то, что называют «индуктивными состояниями», когда настроенность, запрограммированность на индуцирование отсутствует в риторике это прием «запланированной неожиданности». На разум человеческий больше всего действует то, что сразу и внезапно может его поразить или не осознается, оставаясь скрытым стремлением к внушению. Именно тогда риторика, объединяя знания лингвистики, психологии, имиджелогии, становится информационным полем, вне которого человек не воспринимает адекватно мира и своей роли в совершающихся явлениях. Язык важнейшая форма и единственная сущность этого процесса, ибо «языковые очки» предстают здесь во всей их наглядности.
1 Факторы обуславливающие возможность «навешивания ярлыков»
Законы коммуникации, умело используемые манипуляторами общественным сознанием, позволяют сделать речевое действие, во-первых, индивидуальным. И способным круто изменить ход самоизучения; во-вторых, всеобщим, в-третьих, психологически детерминированным, вызывающим индукцию. Но мы даже не ощущаем себя запрограммированными, просмотрев телепередачу, прочитав газетную статью, прислушиваясь к выступлениям ораторов. Не делаем, ибо у нас отсутствуют механизмы психологической защиты от речевого импринтинга, а разработка таких механизмов представляется главной задачей современной риторики.
Итак, каковы же состояния, делающие возможным психологическое индуцирование как квазириторический прием?
1. Имиджелогический прием «навешивания ярлыков»; он тем действеннее, чем большим авторитетом обладает коммуникатор. В качестве цокольного этажа такого приема
можно выделить:
а) формирование репутации, в том числе комическое;
б) организацию и поддержание саморепутации (самоимиджа);
в) синонимическую замену, основанную на частичной общности смыслов;
г) использование цивилизационных архетипов (мифологизацию) как обращение к коллективному бессознательному.
2. Реликты эгоцентрической речи, раскрывающие механизмы формирования номинаций и упорядочивание мыслеобразов имеющимися вербальными традициями.
3. Реклама в различных ее интерпретациях как фактор скрытого и открытого притягивания резервов подсознания, императивного обращения к личности; в данном случае огромна роль так называемых перформативов, т. е. глаголов речевого действия, в их вербальной непроявленности: стоит автору рекламы включить в текст перформативы «говорю», «прошу», «требую» - реклама не сработает.
4. То, что сегодня с полным основанием можно именовать «психологическим бандитизмом», т. е. вторжение психолога с его знаниями о человеке в индивидуальный мир менее всего ожидающей этого личности; «шоковая терапия» хороша лишь тогда, когда это терапия, а не тот же ярлык, приводящий к разного вида личностной деструкции. Частью этого же приема является попытка «распаковки» личностных коннотаций собеседника, его индивидуальных образов, связанных с элементом речи.
Различные формы притеснения, совершающиеся в риторически корректных речевых структурах, не обнаруживающих сверхзадачи говорящего. Так, среди факторов девиации и делинквенции, обслуживаемых различными экзерсисами риторики, можно назвать следующие:
а) власть примеров, внедряемых как интерпретация «ярлыков»;
б) смена приоритетов, среди которых нет места духовному совершенствованию;
в) внедрение «тюрьмизмов» как якобы неизбежной формы массовой культуры;
г) «лишение основанию, как эристический прием и как социальное явление, когда историческая память «отцов» отторгается формирующимся кодом «детей».
Названные приемы, во многом отражающие современную риторику; как информационное поле личности, требуют адекватной оценки и реагирования. Чтобы этого достигнуть, важно понять их природу. «Посадите человека на скамью подсудимых - и он почувствует себя виновным», - Это удачно сформулированная сущность технологии «навешивания ярлыков»: следствие, не имеющее причины, непременно ее вызовет, текст ведет читателя, манипулируя им; и реальность текста, а не реальность мира станет он воспринимать как истинную, отказывая себе самому в праве анализировать и выносить суждения, противоречащие прочитанному. Нет преступления, которое не возводилось бы в разряд достойных поступков обществами, которым это преступление было полезно. В этом случае его назовут не преступлением, а достойным поступком. Шедший на Париж к диктатуре ста дней Наполеон поначалу был воспринят газетами как «корсиканское чудовище», затем титуловался императором.
Но люди, способные или неспособные влиять на общественное мнение, для его формирования, убеждения или разубеждения, мобилизации внутренних резервов человека или его расхолаживания пользуются средствами языка, облаченного в тогу риторики. Воспринимаются в этом случае не факты, не цифры, а именно язык, который проникает в подсознание и утверждается в нем во всем единстве выраженных и коннотированных смыслов. Язык - является одним из ключевых компонентов, из которых мы строим наши внутренние модели мира. Он способен оказывать огромное влияние на то, как мы воспринимаем реальность и реагируем на нее». И «навешивание ярлыков» зачастую работает из-за доверия к языку при игнорировании фактов. Иными словами, оно наиболее действенно применительно к человеку, не доверяющему себе, чей уровень самооценки или уровень притязаний деформирован, а сознание сужено под воздействием внутренних или внешних психотравмирующих факторов. Кстати, эти факторы во многих случаях тоже могли бы, неся определенные «ярлыки», именоваться результатом безупречного применения риторики.
«Навешивание ярлыков» - отражение деформации внутреннего мира говорящего. Он вынужден верить тому, о чем говорят, по крайней мере, настолько, чтобы сказанное могло быть воспринято как откровенная и внутренне адаптированная мысль, коррелированная с его собственным сознанием. Между тем, мысль и слово не связаны между собой изначальной связью, эта связь возникает, изменяется и разрастается в ходе самого развития мысли и слова. «Ярлык» открывает для мышления новую тропу, и по мере того как человек по ней следует, «прививка» все полнее и разрушительнее укореняется в сознании, заставляя верить услышанному, приводя к некоей аналогии с ним все явления мира, даже со всей очевидностью противоречащие.
Условием наиболее успешной работы «ярлыка» является ожидание, т. е. заранее составленный контекст, в который может быть погружено любое явление и любое суждение, чему отвечает софистический прием, именуемый «дамским аргументом». Наиболее полно соответствуют этой функции сакральные слова, произнесение и восприятие которых ситуационно подготовлено: «Люди испытывали потребность в таком слове и подчинялись ему беспрекословно. Так возник класс слов-символов - заклинания».
Итак, необходимо особое состояние ожидания (антиципации), чтобы спонтанный факт оказался «ярлыком», чтобы его появление в необходимой функции не вызывало бы возражений.
«Навешивание ярлыка» может оказаться успешным и в том случае, когда сказанное противоречит ожидаемому, когда эмоциональное состояние человека оказывается неготовым к принятию данной информации, а потому бессильным против психолингвистической диверсии, оказывающейся тем более действенной, что она неожиданна.
Девушка, только что купившая давно понравившееся ей платье, слышит приговор матери: «Сними эту гадость!» Реакция не замедлит произойти: либо она возненавидит мать, либо - платье, «ярлык» на котором слишком очевиден, чтобы его не замечать. Ученик, сообщающий молодой учительнице о только что найденном им решении, неожиданно (т. е. вопреки антиципации) слышит: «Некогда мне заниматься твоими глупостями!», и взгляд на себя как на глупца укореняется в нем до полной невозможности какого-либо нестандартного решения задач. «Ярлык» оказался сильнее.
Смена политических и социальных ориентиров порождает иной понятийный код, И вместо ярлыков «стиляга», «вещизм», «отщепенец» пришли другие: «красно-коричневый», «совок»; когда-то «ярлыками» считались и понятия «патриот» и «гражданин» - как чуждые новому образу жизни. «Ярлык» - максимальная степень символизации, когда слово, достигает апогея, как
«амфибия» при установке связи внешнего и внутреннего миров. Так называемых собственных слов в языке нет, значение всякого слова есть значение переносное, всякое слово есть троп. Эти тропы, закрепленные аудиовизуальными средствами и соотнесенные с архетипикой коллективного бессознательного, сформировали систему психолингвистических раздражителей и откликов, диалог которых предопределен контекстами и коннотативными смыслами искусно и настойчиво формируемых рецепций.
Наиболее планомерно внедряемым топосом (формирующим целый спектр «ярлыков») является понятие «деньги». И вместо «спекулянтов», «мошенников», «взяточников» появляются «бизнесмены», «люди, умеющие жить», множество ярлыков, соотнесенных с «магией притяжения денег». Актуальной становится рекомендация автора, претендующего на риторическую компетентность: «Мы привыкли думать о людях хорошо. В быту мы можем продолжать это делать, но в процессе купли - продажи мы должны организовать свою мысль противоположным образом». Грязные убийства и грабежи скрывают под ярлыками «передела собственности», «наездов», «стрелок» - понятий, семантическая аура которых обладает большей толерантностью,
чем откровенное и традиционное обозначение этих явлений. Некая внутренняя дискуссия, внутренний диалог все более уступают «ярлыковым» образам, навязываемым всеми способами и риторически мотивированными средствами информации.
3 Роль риторики при «навешивании ярлыков».
Риторика с ее системой «ярлыков» становится «очками», но не просто языковыми, а именно риторическими, через которые осуществляется внушение; а внушаемость как глубинное свойство психики выключает те системы психологического корпускулирования личности, которые должны противостоять воздействиям внешней среды. Психическая контагиозность достигается посредством вызова у людей, идентифицированного эмоционально-чувственного восприятия адресованных им положений (фактов) в процессе речевого общения. Такая контагиозность «ярлыка» основана на таких факторах, как:
1) обращение к социуму через «теплый рынок», т. е. через тех, кто изначально убежден в справедливости «ярлыков», чтобы организовать риторическую диверсификацию, приводящую к многоканальности восприятия остальными стандартизированных оценок и клишированной информации. Это классическое позиционирование - завоевание общего мнения начиная с тех, кто уже разделяет идеи говорящего;
2) эмоционализация, визуализация и вербализация «ярлыка» - преподнесение его в риторически (софистически) безупречных структурах, позволяющих увидеть внутренним зрением и охватить коллективной эмоциональной энергией символизируемое явление;
3) знание коллективной апперцепции (влияния предшествующих фактов и оценок) и экспектаций (ожиданий), а также коллективных принятий-отрицаний (в этой связи показательны образы незабвенного Лени Голубкова и столь же национально адаптированного Ивана Таранова). Этнографические культурно-психологические типажи - наиболее простой и беспроигрышный фактор такого рода деятельности;
4) создание «виртуальной реальности» в форме констатации востребованного создателями «ярлыка»: не «Выбирайте Пепси», а «Выбираем Пепси», т. е. уход от императивов и иных форм, определяющих ирреальность (отрицание, сослагательное наклонение, будущее время);
5) игра топосами: известными лицами, знакомыми фразеологизмами, традиционно обращенными к позитивно-созидательным сторонам личности и социума;
6) традиционное окружение одних информационных квантов положительным, других - отрицательным контекстом - своеобразный рефрейминг, допускающий внедрение понятия лишь в аксеологическое поле одного типа, что рано или поздно приведет к внушению;
7) помещение «ярлыков» в нейтральные контексты, когда они воспринимаются как нечто известное, принятое и естественное; в этом случае они становятся аксиомой, и воспринимающий не испытывает желания возражать, ибо становится жертвой стратегии «голого короля». «Вы, конечно, знаете, что...» Не много найдется оппонентов, чья речь начнется с самоотрицающего: «Нет, не знаю!»
«Ярлыки» в конечном счете, помогают манипулировать общественным сознанием, формируют систему ценностей целого социума и целого поколения. Оно, поколение, становится внушаемым, ибо не знает других приоритетов, а попытка панорамного осмысления происходящего встречает те же препятствия: либо совпадающие по своей сущности оценки, исходящие из разных источников, либо искусно используемая технология эллипсиса. - Вывод уже сделан, однако читателю, зрителю преподносится многоточие, чтобы ему казалось, будто вывод, многократно сделанный, - производное его собственной интеллектуальной деятельности. Такого рода «недоговоренности», рассчитанные на то, что самостоятельно сформулированное оставляет более глубокие следы в подсознании как программе поведения, сродни фигурам языка. Фигуры, которые дискурсия пересекает, обеспечивают запаздывание имени, которое в последний момент является для того, чтобы их запомнить. В свое время это явление, ставшее одной из аксиом современной риторики (и одной из заповедей речевой личности), прокомментировал Паскаль: «Доводы, до которых человек додумался сам, обычно кажутся ему куда более убедительными, нежели те, что пришли в голову другим».
Итак, превращение человека якобы в субъект мысли и действования как раз тогда, когда осуществляется императивная суггестия, когда вопрос: «Быть или не быть?» - за него решили другие, причем решили вполне авторитарно, не дав себе труда сообщить о своем решении, то, к чему стремятся назойливые топосы «демократии», «свободы», «гуманизма», «мирового сообщества», и есть не что иное, как манипулирование. Через слово, через «ярлыки», через многократное помещение человека «на скамью подсудимых», где он - теперь уже непременно - почувствует себя виновным. И язык в его речевой реализованности, потенциально богатый «ярлыками», умело сформулированными и свое временно введенными в обиход, антонимизируется. Начинали со слов о приоритете прав человека - пришли к абсолютному бесправию одних и вседозволенности других. Начинали со слов о демократизации, а сегодня вспомнили о рабовладельческих демократиях Античности, дабы оправдать произошедшее. - «Хотели, как лучше, а получилось...» Патриотически настроенные победители фашизма готовы предать анафеме скин-культуру, но взлетающие в едином порыве - «Хайль!» - «Зиг Хайль!» мускулистые руки нельзя трактовать однозначно многие носители русского языка, справедливо переставшие доверять традиционной, утвержденной веками становления национальной культуры и менталитета системе знаков. Вопрос: «Это маска твоя - или ты?» - характеризует состояние языкового сознания многих наших соотечественников, речевая деятельность которых едва не оказалась блокированной в результате неожиданного смещения привычных семантических констант.
Именно в силу этого произошло фокусирование на индивидуально - peчeвoй деятельности, что привело к интериоризации и субъективизации языковых сигналов; сегодня более чем когда-либо, говорят на разных языках носители одного, апеллируя к различиям в ассоциативных сферах. Оказалось актуальным обращение к внесознательному, бессознательному, экстралингвистическому, прочно занявшему в психологических исследованиях места, ранее принадлежавшие вербальному компоненту личности. Явление неконгруэнтности в поведении человека, в том числе речевом, все более активно привлекает внимание. Неконгруэнтность не всегда замечается. Между тем именно он передает наиболее точную и полную информацию
о нашем собеседнике, о его речевой личности, скрытой под речевой личиной. Мастера PR
обучают политиков соблюдению единой маски, иначе, конгруэнтности передачи информации на языке слова, интонации (паралингвистики), мимики и жеста (экстралингвистики). Политик выступал в роли «машины», порождающей сообщения сразу по нескольким каналам. Иными словами, подсознательная информация человека о самом себе и отношении к окружающему ставится под контроль логического, рационального. Но это результат специальных тренингов,
того преодоления подсознательного, которое человеку грозит утерей стержневых компонентов, организующих личность. Итак, маска при общении - логически отфильтрованный речевой облик, зачастую прямо противоречащий собственно речевой личности, фокусирующейся на внесознательном уровне. На пересечении интенций облика и личности, личины и лица - ключ к собеседнику и подлинному пониманию сказанного им. Но это пересечение можно увидеть лишь, если обратиться к под сознательному, к тем речевым механизмам, которые закладываются там.
Сохраняется или стирается конгруэнтность логического и интуитивного, вербального и невербального - процесс символизации, т. е. порождения новых смыслов у прежних знаков, продолжается. Вместе с тем символизация - важнейший фактор психологической эволюции, совершающейся с расширением семиосферы конкретной личности и социума. Семиосфера - концептуальная система, область в очеловеченных языковых смыслов, доступных личности и аккумулированных в ее мыслях и поступках. Можно сказать, что развитие человеческой личности достигается главным образом благодаря символизации. Дело в том, что только процесс символизации дает возможность оперировать с такими комбинациями внешних впечатлений и их взаимоотношений, которые далеко удаляются от окружающей действительности. «Ярлыки», как и первое слово, усвоенное ребенком и интегрирующее первые фреймы его индивидуального и социального опыта, - порождение символизации, причем вторичной, когда слово, помещенное в ранее не свойственный ему контекст, приобретает новые смысловые оттенки. «Навешивание ярлыков», манипулирование - сторона этого глобального процесса, определяющего и социальное лицо общества, и индивидуальное речевое лицо человека, автора и узника некоей концептуальной системы, состоящей из слов, топосов - «ярлыков» И символов - элементов семиосистемы, находящейся в настоящее время в состоянии глубокого кризиса как воплощение интенций речевой личности. Дело в том, что основой плодотворного общения является единство экспектаций - ожиданий, связанных с семантическим ореолом и деятельностными потенциалами коммуникативного шага (словесного или невербального). И это обеспечивает стабильность языковых (речевых) механизмов, цементирующих общество. Социальная коммуникация в качестве одного из базовых компонентов содержит статусно-ролевое общение, которое «основано на ожиданиях того, что языковая личность будет соблюдать речевые нормы, свойственные ее положению в обществе и определяемые характером взаимоотношений с собеседником». Нарушение этих ожиданий дезориентирует личность, делая первое же слово сильнейшим суггестором, а воспринимающего вводя в состояние психической индукции.
4 Грани соприкосновения семиотики, риторики, на примерах.
Массовая языковая игра как переплетение умело нацеленных императивных актов психологии, семиотики и риторики - это то, что создает наиболее благоприятные условия для манипуляции языковым сознанием, для «навешивания ярлыков». Как это происходит? Посмотрим на примерах.
1. Скинхеды громят рынок, поскольку в качестве «ярлыка», ставшего программирующим императивом, восприняли неприятие «азеров, чернозадых и хачиков».
И сколько бы мы ни призывали к толерантности, этим призывам не суждено реализоваться, пока «ярлыки» будут существовать в общественном сознании; однако это уже компетенция не лингвистов и не культурологов, а политиков.
2. В начале 90-х годов, в момент наступления либеральных реформ, был дискредитирован советский «милитаризм», «громоздкая и неэффективная военная машина». Параллелизм, уничижительная форма и контекст - все это должно было создать соответствующий «ярлык» на милитаризированности сознания подростков, на отношении общества к «непобедимой и легендарной». К бравурным маршам, ветеранам, рассказывавшим о своих боевых подвигах с темпераментом рыбаков, каждый из которых поймал в подмосковной речке как минимум осетра. «Ярлык» некоторое время работал, но сейчас стиль «милитари» наиболее популярен среди молодежи и отражают работу нового «ярлыка» - им стало возрождение приоритета «воинов». В сравнении с «созидателями». А презрительно-ироничное отношение к людям в камуфляже сменилось восторженно-завистливым.
3. Среди таких слов-ярлыков, как «бомж», «инвалид», «изгой», появилось знаковое понятие «пенсионер» в значении «бремя общества, социальное место которого определяется степенью терпения со стороны окружающих». Любопытно, что среди неимущих часто называют рядом, в том числе без иронического подтекста, безработных, бомжей и... учителей. Что это, как не складывание специфического социального статуса, мотивированного дихотомическими ярлыками «учитель - нищета» и «учитель - неустроенность»? Важно, что при сходстве, если не единстве окружающих в конструировании таких «ярлыков» их потенциальные носители, будь то учитель или пенсионер, военнослужащий или врач, начинают и впрямь осознавать себя достойными именно той социальной роли, которую предложили им языковые манипуляции.
4. Отношение к интеллигенции, к людям умственного труда, не отличалось особым уважением ни в индустриальном, ни в информативном обществе. Но знаком, символом нынешней деградации общества является «интеллигент-лох», аутсайдер с обочины, куда привело его упорное нежелание торговать или встраиваться в социальную иерархию. Остановимся на ярлыке «интеллигента-лоха». Чтобы спросить дорогу, поинтересоваться, который час, мы обратимся к человеку, на лице которого очевидны следы интенсивно пульсирующей мысли, - к «интеллигенту». К кому обратится нищий, ищущий очередную жертву? К нему же, чье лицо не выражает готовности сразиться за каждую копейку. Для одних это «лох», который купит на базаре вещь за двойную цену (редко кому придет в голову, что осуждения в большей степени достоин торговец), для других - представитель уходящей цивилизации, тот редкий человек, с кем можно заговорить на улице, не опасаясь услышать в ответ оскорбление.
5. В подмосковном городе накануне выборов депутатов об одном из кандидатов на всех заборах было написано кратко: «бандит». В этом случае надпись, лаконично характеризующую будущего народного избранника, сделали... его сторонники. Для них (и, как выяснилось, для большинства избирателей) слово бандит было «ярлыком», означающим принадлежность к определенной группе людей, обладающих силой и властью. Что оказалось фактором, порождающим позитивную социальную функцию таких «ярлыков»? Современная «робин-гудовская» культура, воспевающая «честных воров» в пику «бесчестным властям» хриплыми голосами и «стуком по блату», куплетами тюремного фольклора в суперсовременной аранжировке и захватывающим романтизмом «бригад» в телесериалах и книгах.
На смену глуповатым тюремным сидельцам в недавних фильмах пришли те, на кого изначально повесили «ярлык» экономической и силовой основы общества, изображающей насильника и бандита борцом за справедливость, а «базар по понятиям» единственным способом достижения какого-либо взаимодействия. Итак, очередной «ярлык» это «братки» в качестве арбитров.
В социальном поведении это - культ жестокости и насилия, отношение к тем, кто нарушает законы, как к борцам за правду, достойным сочувствия, пока они за решеткой, и уважение, когда камера сменится на кабинет с триколором на огромном столе.
В поведении подростков это - наиболее жестокие формы выяснения отношений, сленг, в котором преобладает тюремная лексика.
В выстраивании социальных перспектив это - формиpoвaниe отношения к тюрьме и атрибутике уголовного мира как к неизбежной «жизненной школе».
В основе этого - «ярлыки»: а) страдальца за народ; б) поборника справедливости; в) человека бывалого и опытного; г) человека, преступление которого оказалось своего рода инициацией, позволяющей обрести признание и требуемое место в жизни; д) человека «продвинутого», знающего, как достать деньги и превосходно ориентирующегося в изменившейся формации.
«Ярлык» - это ракурс, в котором демонстрируется человек и явление в средствах массовой информации, в том числе в рекламе. Вокруг этого человека (явления) создается информационная аура, а впоследствии он помещается в некую семантическую капсулу, определяющую диапазон отношений к нему. Чем чаще упоминается этот человек или явление, тем уже диапазон, тем меньше капсула, становящаяся в массовом восприятии «ярлыком». Школьные состязания демонстрировались по разным СМИ, в прессе – в непременном фотографическом контексте известных всем спортсменов и политиков. Контекст - восхищение юными экстремалами - в результате частоты и однонаправленности информирования становится эмоциональной аурой. Затем происходит семантическая капсулизация - ей служит и такой прием, как публикация ярких снимков с экстрим-шоу рядом со статьей об олимпиаде школьников по русскому языку и культурологии - статьей без единого снимка (еще бы: на этой олимпиаде не было ни синхронных прыжков байкеров, ни ярких велосипедов, ни чиновников). Смысловая капсула: «Надо только так, а не иначе» превращается в «ярлык» героя – экстремала. Соответственно негативный «ярлык» будет принадлежать немногочисленным «фанатам» русского языка, оказавшимся на газетной странице «оппонентами» непобедимым и ярко раскрашенным героям.
Вектор, мотивирующий личностное развитие, приоритеты, установлен. Этот вектор определяет названия клубов и шоу: «Ночные волки», «Хищник», «Тигры». Это «ярлыки», отражающие отношение к участникам таких клубов и шоу; «Ярлыки», прошедшие стадии:
- знака;
- эмоциональной ауры;
- семантической капсулы.
На этом фоне бледнолицые от книг «ботаны» также получают «ярлык», но насмешливо-иронический, противоположный способному вызывать лишь восхищение и преклонение у «конструкторов ярлыка», «ночных волков» и героев-экстремалов (в недавнем прошлом хулиганов). «Ярлык переориентирует социальную психологию, и его принимают даже те, кто знает, что это - форма психопрограммирования, ведущего к некритическому принятию любой информации, а, в конечном счете, к дебилизации.
5 Вариации «ярлыков» в социальной концепции.
«Ярлыки» обладают своим механизмом внедрения в подсознательное, который характеризуется или внезапностью, неожиданное, не соответствующее коммуникативной экспектации человек воспринимает, не успев включить защитно-критические, аналитические механизмы, или, наоборот, постепенностью: в этом случае «ярлык» неэлективен, он не выделяется из речевого потока, однако оказывается именно «ярлыком», поскольку такую характеристику объекта, сформулированную в том же лексико-синтаксическом комплексе, человек услышит еще от многих, что станет «якорем», оказывая влияние на формирование (или деформирование) ценностной системы. Сопоставление многими и многократно в одних смысловых рядах понятий «учитель» и «бомж», «кавказец» и «боевик» приводит к ассоциативным сближениям, а потом к сращениям, утвержденным в подсознании.
«Ярлык» - это и мнение человека, которому средства массовой информации уже присвоили титул «звезды», «авторитета»: его слова формируют модель, категорический императив. Откровение известного актера о том, что 6 лет назад он зарабатывал на жизнь тем, что угонял машины «Все угоняли - и я угонял»), должно в лучах этой «звезды» оказаться «ярлыком», объединяющим причинно-следственной связью преступление (угон автомашины) и звездную актерскую карьеру.
«Ярлыки» могут быть профессиональными: деятельность ди-джея, автогонщика, а сегодня еще и военнослужащего в «горячей точке», милиционера - «ярлык», формирующий высокий социальный статус, «вторичные» ярлыки, которым легче всего подражать, дабы в неудачных попытках самореализации хотя бы внешне соотнести себя с «успешным» и авторитетным человеком. Одна из «звезд» признается перед миллионной радиоаудиторией: «Я не трудоголик, мне больше нравится заниматься сексом». Это не выделяющийся из речевого потока вирус, который становится вторичным «ярлыком» И который имитировать легче всего: дано не просто разрешение, дана рекомендация, как и в признании об угоне автомобилей. Наоборот, профессиональные ярлыки пролетарий, гастарбайтер, работяга, вор, учитель, профессор, препод, валенок, халдей в подсознании, в том числе в социально-психологическом ракурсе, имеют оскорбительно-уничижительный подтекст. Наличие такого, не всегда вербализованного и как-либо иначе материально выраженного «ярлыка» - важнейшая причина растерянности педагогов, увещевания и наставления которых упорно воспринимаются тинейджерами с точностью до «наоборот».
И учителя, влюбленные в свою работу, не властны, изменить «ярлык», поскольку он - явление внешнее, социальное, как репутация. И в одиночку, тем более путем подбора противодействующих «ярлыков» ничего не изменить: они закрепляются за целым классом людей, явлений и предметов. Кроме того, как не может человек самостоятельно подобрать или изменить свою «кликуху» (первичный «ярлык» в его жизни), так и механизм социального функционирования «ярлыка» таков, что тот же педагог может быть мастером своего дела, любимцем учеников, но семантический подтекст «несчастный», «одинокий» всегда даст о себе знать. «Ярлык» - социальное, идущее извне, формируемое в коллективном бессознательном как разновидность архетипа, и изменить его человек не властен, если не проведет мучительной операции на своей психике и не покинет социальной страты, подверженной воздействию негативного «ярлыка».
Те же студенты к слову менеджер подобрали следующие определения - ассоциации: сильный, молодой, быстрый, жестокий, решительный, умный. На пересечении этих смыслов формируется архисема - «ярлык»; она имплицирует отношение к худенькому конопатому пареньку в гипермаркете, находящемуся под охраной «ярлыка» той профессии, обязанности которой он исполняет. Так «ярлыки», напоминая механизмы «коллективного бессознательного» и приводя к образованию архетипических моделей социального поведения человека, ниспровергают самого талантливого учителя и возносят далеко не самого опытного менеджера. И если профессиональный «ярлык» приводил в свое время к фетишизированию отдельных атрибутов, связанных с позитивным в осмыслении государства семантическим комплексом, то сегодня это явление повторяется, обрастая глубинными подтекстами. Так, семема солдат связывалась с определениями: грубый, жестокий, тяжелый, страшный, офицер получил такие ассоциативные смыслы: молодой, сильный, блестящий, грубый, жестокий, решительный, смелый. Это - результат тех «ярлыков», которые сменились за последнее время к тем определениям, которые подсознательно синтезируются с образом (и «ярлыком») военнослужащего у современных молодых людей.
Ярлыки возрастные - это: а) «кликухи» в среде школьников; б) мнения старших, под влиянием которых (похвала или порицание учителя) может измениться индивидуальное и социальное функционирование личности; в) аргумент к авторитету по модели «Поживи с moe, тогда и говори» (наименее частый в настоящее время, когда социальный опыт молодого человека в большей мере адаптирует его к жизни). Возрастные «ярлыки» - это ребенок, стареющий юноша, мальчишка, бальзаковская дама и т. д., даваемые на основании не биологического, а психологического возраста. Такого рода лексемы могут быть этикетными обращениями «Оставь меня, старушка...», «Молодой человек!», а могут выражать какой-либо аспект «ярлыка». Жандарм обращается к горьковской Ниловне, называя ее «старухой», а «старухе»... В течение всей жизни человек может считаться «мальчиком со шпагой», «девушкой моей мечты», «архивным юношей», «простой русской бабой», т. к. известные фразеологизмы метафоризируют сущность человека, обрастают подтекстами и становятся «ярлыками», указывая не на возраст, а на психологическую квинтэссенцию личности.
Невозможно модифицировать «ярлык», каким бы он ни был, по своему произволу: он указывает на социально утвержденный и подтвержденный статус, и попытаться изменить его без трансформирования сущности то же, что носить чужой мундир. Каким образом безобидный «Кузя» (Кузнецов) становится «Боссом», а «Бык» теряет «атрибут брутальности» и оказывается Леней - студентом истфака? Каким образом СССР, бывший в мировом сознании «империей зла», а в осмыслении граждан - дряхлеющим колоссом, стал этим хилым бронтозавром сразу для всех, а затем – ностальгически воскрешаемым семантическим комплексом «сила, прочность, дисциплина», вновь начиная вызывать опасения у зарубежных политиков, постаравшихся от него избавиться? «Ярлык» не зарабатывают, его получают. И надо было пройти стадию «дряхлеющего колосса», чтобы красные флаги развевались не над официозными порталами, вызывая насмешки и отчужденное безразличие, а на футболках молодежи, в уставах молодежных объединений, ассоциируясь с силой и уважением в мире... Можно констатировать, что «ярлык» как социально закрепленный семантический комплекс (он может не быть сформулирован, но непременно осознается или ощущается) оказывает формирующее (или опять-таки деформирующее)
влияние на личность человека; рано или поздно, зачастую вопреки индивидуальным интенциям, человек начинает соответствовать языковым лекалам, на основе которых скроен его «ярлык», и «Кузя» превращается в «Босса», а старый, одинокий учитель - в молодого, сильного менеджера. Язык подчиняет себе человека, живущего в макросистемах смыслов и пересекающихся, взаимодействующих семантических полей. Люди живут не только в материальном мире и не только в мире социальном, как это принято думать: в значительной степени они все находятся и во власти того конкретного языка, который стал средством выражения в данном обществе. В действительности реальный мир в значительной мере строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы. Социальную сущность языка, явленность его, прежде всего в диалоге, в речевой деятельности, которая и формирует «ярлыки», подчиняющие себе человека и являющиеся ключом к личности на этапе активизации того или иного «ярлыка». Язык - не просто внешнее средство общения людей, поддержания общественных связей, он заложен в самой природе человека и необходим для развития его духовных сил и формирования мировоззрения, а этого человек только тогда сможет достичь, когда свое мышление поставит в связь с общественным мышлением. Таким образом, «ярлык», являясь аспектом языкового мышления человека, социален, будь то диагноз врача или мнение учительницы, «кликуха» В среде тинейджеров или социально-профессиональный статус. «Ярлык» может не осознаваться, но он действует, зачастую определяя то, что человек называет судьбой, роком, фатумом. «Ярлык» может быть не выражен вербально, но это сторона языкового мышления человека, языковой прагматики, объединяющей в речевом акте (даже виртуальном) язык и человека, подчиненного системе смыслов и средств их выражения. Дело в том, что говорить на определенном языке уже значит «играть на поле» того общества, которое говорит на этом языке, подчиняться его правилам (их унифицируют единые языковые формы и лексический базис) и принимать его установки. Расхожая формулировка «жить в обществе и быть свободным от общества» предполагает отсутствие коммуникативного кода, отсутствие общения, а язык средство общения и возник исключительно для него. Следовательно, и «ярлык», будучи производным системы языкового мышления, не может быть отвергнут человеком, он его устраивает или не устраивает, является стимулом к самосовершенствованию или разрешением на стагнацию.
В макросоциальном плане «ярлык» также не присваивается самому себе, а приходит извне. И эта противоречивость всегда была необходима России. Тогда русское самосознание освобождается от лживых и фальшивых идеализаций, от отталкивающего бахвальства; равно как и от бесхарактерного космополитического отрицания и иноземного рабства. Но Россия, внутренне наполненная безграничной святостью, только тогда станет поистине великой, когда другие народы и государства перестанут осознавать ее как эклектический экзотизм. А это и есть «ярлык», когда признают ее торжество над «кровью, пролитой в боях» (М. Волошин). Итак, «ярлык» - это то, что приходит извне, а не подчиняется внутреннему желанию: в этом случае вступила бы в силу антиномия «быть - казаться», приводящая к разрушению не только «ярлыка», но и сущности, им означиваемой.
СССР - самый показательный из примеров. Официальные «ярлыки» - «край родной, навек любимый», «страна героев, страна мечтателей, страна ученых», «широка, глубока, сильна» (о Волге - «как родина, свободная»), «широка страна моя родная», «великий, могучий Советский Союз». Сложилась внутренняя архетипическая система «ярлыков», противопоставленная внешним оценкам - «страна варваров», «империя зла». И чем интенсивнее конструировались внутренние «Ярлыки», тем отчетливее было представление о том, что денотата - сущности - нет, что внешние оценки гораздо более соответствуют истине. Попытка приоткрыть занавес обернулась сменой ценностной парадигмы и конечным торжеством внешних «ярлыков». Но сейчас настало время, когда эти внешние «ярлыки», принятые за руководство к действию, укоренились официально, общество готово обратиться к «ярлыкам» другим, а ими стали те самые советские слоганы, за которыми скрывался дряхлеющий общественный строй. Став внешним, «ярлык» рано или поздно становится архетипом. И вот уже дискредитированный и подвергнутый остракизму Советский Союз вызывает ностальгические ассоциации в молодежной среде, патриотизм неразлучен с ошельмованным когда-то понятием «державность», и советские «ярлыки» играют роль аттракторов, суггесторов, притягательная сила которых возрастает, распространяясь от пенсионеров-победителей и рядов «красной молодежи» на названия торговых центров, гостиниц, городов, на реминисценции: повсюду появляется красная звезда, вырастают здания, иллюзионно восходящие к «сталинскому ампиру», звучит советский гимн, вернувшийся вместо отвергнутой ельцинской реанимации Глинки... Возрождается целая семиосистема, и надо было пройти через испытания 1991 и 1993 годов, подтвердить на практике, что «душа России - не буржуазная душа», чтобы осознать, что сложившаяся система «ярлыков», имеющих свои корни в архетипике общества, пытавшегося и в социализме, и в капитализме отказаться от национальных корней, обнажает деструктивное, саморазрушающее языковое сознание народа, который проходит, быть может, труднейшее из испытаний. И последствия этого перехода мучительным бременем ложатся на его речевую самореализацию,
Порождая «ярлыки», отражающие искривленное представление о самом себе и роли своей в мировой системе. Одним из свойств «ярлыка» является его однолинейность:
при всем богатстве коннотативных спектров в нем доминирует одна черта, эвфемистически (или дисфемистически) обозначаемая ведущейся языковой игрой. Эта однолинейность, как было показано выше, зависит от социального временного контекста и определяется ролевой заданностью: один и тот же актер в роли Сергея Есенина, пахана «бригады» или участкового милиционера приобретает разные определяющие черты, но в каждой роли преобладает некое стержневое начало, в той или иной мере чуждое индивидуальности актера. Рассмотрим доминирующие черты, присущие «ярлыкам» известных людей в различных исторических интерпретациях. Н. В. Гоголь: «гениальный писатель» - «больной человек» (аналогичная метаморфоза произошла с социальным осмыслением Ф. М. Достоевского); П. И. Чайковский: «великий композитор» - «гомосексуалист»; В. В. Маяковский: «Лучший, талантливейший поэт нашей эпохи» - «странный человек, живший вместе с Л. и О. Брик»; А. А. Фадеев: «идейный руководитель советских писателей» - «бездарный и деспотичный служитель системы»; Н. С. Михалков: «талантливый кинорежиссер» - «бизнесмен от кино»; Б. Н. Ельцин: «борец за демократию» - «разрушитель страны». Чем значительнее, талантливее личность, тем отчетливее разрыв между «ярлыками», ощутимее фокусирование в них разных сторон жизни и деятельности человека - от обожания и восторгов до предания анафеме и публичного остракизма. Так, для одной категории людей имя «Сталин» сопряжено с ярлыками «жестокость», «патологическая подозрительность», «деспотичность». Другие, прежде чем услышать или произнести суждение о нем, уже ощущают себя среди ярлыков «гражданственность», «державность», «патриотизм», «победоносная сила», «аскетизм».
«Ярлыки»- как выражение социального опыта и общественного отношения к человеку и явлению учитывают самые разные аспекты того, кому или чему они присваиваются: возраст, социальный и профессиональный статус, имущественное положение, след в истории, духовный облик и т. д. «Ярлык» становится эвфемизмом или дисфемизмом. Он выступает в качестве синекдохи или метонимии. Его предназначение - дать представление о явлении и человеке, подчиняя это явление и этого человека себе, содержащемуся в «ярлыке социально-психологическому экстракту. В одном случае «ярлык» - это трамплин, помощь, пришедшая совершенно внезапно. В другом - бремя, накладываемое на все деяния человека, на все его попытки самореализации. «Ярлык - это социализированный текст, а текст как бы ведет человека... текст руководит им, направляя к заранее заданному смыслу. И «ярлык» ведет человека, заставляя других догадываться о его социальной роли и психологическом облике.
Для чего языковеду и педагогу необходимо знать о технологии манипулирования общественным сознанием через «навешивание ярлыков? Во-первых, «ярлыки» - как архетипические категории предшествуют появлению человека, где бы то ни было, и важно не оказаться в ситуации борца с ветряными мельницами, пытающегося, приняв язык как один из общественных императивов.
Во-вторых, важно знать «ярлык», чтобы, претендуя на нечто иное, усвоить базисные ценности другого «тейпа» и начинать входить в иную семиосистему не с платья или башмаков, а с того личностного обоснования другого «ярлыка», к которому человек стремится.
В-третьих, важно адекватно реагировать на наличие «ярлыка», а, получив достаточный авторитет и социальную поддержку, вместе с ними обрести право на разрушение негативных стереотипов, освобождая других от необходимости соответствовать некоей виртуальной страте.
В-четвертых, необходимо понимать, как складываются языковые аспекты механизма образования «ярлыка», чтобы неосторожно не снизить уровень притязаний и самооценки человека, поставив его в ситуацию бунта, результатом которого явится аутизация или конформность; с другой стороны, чтобы не гипертрофировать представления человека о самом себе.
Заключение.
Стало расхожей истиной суждение о том, что слово - величайшая сила. Учитель, называющий ребенка бездарностью «ярлык», может сломать ему жизнь, если передним не Лев Толстой и не Вальтер Скотт. Мать, отчаявшаяся научить сына играть в теннис и в досаде заявляющая ему об этом, возможно, дала явно лишний шанс Кафельникову и Сафину носить теннисную корону. Врач, сообщающий родителям подростка в его присутствии, что он слишком слаб для занятий бегом, вероятно, лишает и жизнь подростка, и Олимпийские игры удовольствия увидеть его среди победителей на спринтерской (стайерской) дистанции. Во всех этих случаях «ярлыки» как воплощение риторической воздействующей энергии можно считать языковой (речевой) агрессией против человека. А она, эта агрессия, предстает сегодня в различных формах. И важно отыскать противоядие: психология речевой личности должна стать психологией освобождения от негативных стереотипов, причем как в масштабе нации и государства, так и применительно к одному человеку.
Для этого необходимо дать оценку остальным языковым (речевым) фактам, окружающим нас и воздействующим на нас, постичь механизм их образования и подобрать купирующие средства. Помимо технологии «навешивания ярлыков», это недооценка (а в ряде случаев профессиональное программирующее использование) реликтов эгоцентрической речи; это и реклама, высочайший профессионализм которой обладает несомненным внушающим воздействием, проникая в подсознание и выстраивая систему не осознаваемых самим человеком императивов, что сродни гипнозу. Нет необходимости всякий раз одергивать нашего современника, но мы должны помнить: семиотика жизни, обращенность ее к тем знакам, что ранее стыдливо уступали место неуклюжим рационализированным формам, изменилась; искусство стало технологиями, а язык - семиосистемой, обеспечивающей функционирование технологий психологических. И это надо осознавать, чтобы не оказаться среди жертв виртуозного использования языка.
РУССКАЯ РЕЧЬ В КРИЗИСНУЮ ЭПОХУ: ПСИХОЛОГИЯ, СЕМИОТИКА, РИТОРИКА Риторика - информационно-психологическое поле современного человека. 1 Понятие «навешивания ярлыков» В России практике широко применяется навешивание “ярлыков”, через малозам
Изучение младшего школьного возраста в работах Бине
Внимание и его психологическая характеристика
Психофизиология социальной адаптации
Личность Зигмунда Фрейда
Некоторые виды конфликтов
Деловое общение. Психологические способы воздействия в процессе общения
Влияние_Интернета на психику и поведение человека
История возникновения речевого этикета
Структура и функции общественного мнения
Имидж делового человека
Copyright (c) 2024 Stud-Baza.ru Рефераты, контрольные, курсовые, дипломные работы.