База знаний студента. Реферат, курсовая, контрольная, диплом на заказ

РЕФЕРАТ

ПО ЛИТЕРАТУРЕ

«Эволюция жанра антиутопии в литературе ХХ века»

Введение

Утопия (от греч. u – нет и topos – место, т.е. место, которого нет; по другой версии от греч. eu – благо и topos – место, т.е. благословенная страна.) – изображение идеального строя, лишённое научного объяснения.

Впервые этот термин появился в книге Английского писателя-философа и общественного деятеля шестнадцатого века Томаса Мора. В романе Мора «Остров утопия» был описан идеальный социальный строй без угнетённых и угнетающих на некоем несуществующем острове. С тех пор утопическая философия, как стремление добиться всеобщего блага путём социальных преобразований получила большую популярность, и утопией стали называть все сочинения, содержащие нереальные планы этих преобразований.

Однако всегда существовали противники утопии, видевшие в ней только пустые идеи, заражающие сознание людей и ищущие толпы фанатиков, чьей жизненной целью становится воплощение практически невоплотимых идей. Борьба с утопией шла постоянно, но ХХ век, богатый революциями и другими социальными катаклизмами, перевернувшими мир, стал временем становления и рассвета жанра антиутопия.

Задача реферата - проследить, как изменился жанр антиутопия с начала ХХ века до наших времён.

Антиутопия как литературный жанр

««Утопии страшны тем, что они сбываются», - писал Н. Бердяев. Антиутопия тесно связана с утопией – «замыслом спасения мира самочинной волей человека» (С. Франк) в соответствии с идеалом. Исторический процесс в антиутопии делится на два отрезка - до осуществления идеала и после. Между ними – катастрофа, революция или другой разрыв преемственности. Отсюда особый тип хронотопа в антиутопии: локализация событий во времени и пространстве. Все события происходят после (переворота, войны, катастрофы, революции и т.д.) и в каком-то определённом, ограниченном от остального мира месте. В антиутопии «конец истории» является точкой отсчёта, началом. Антиутопия разомкнута в будущее, так как демонстрирует последствия социально-утопических преобразований. Жизнь героя антиутопии предельно подчинена ритуалу, и поэтому часто темой произведения становится стремление героя этот ритуал сломать, разрушить, восстать против него. Конфликт «я» и «мы» типичен для любой антиутопии, для которой актуальной становится проблема превращения личности в массу.

Литературная традиция антиутопии ХХ века, заданная Е. Замятиным в романе «Мы», А. Платоновым в «Чевенгуре», В Набоковым в «Приглашении на казнь», сегодня в начале нового века, значительно корректируется. Писатели выявляют новое тотальное антиутопическое сознание, ставшее знаком современности. А. Генис полагает, что современные писатели, «балансируя на краю пропасти в будущее, обживают узкое культурное пространство самого обрыва». Во взаимодействии абсурда и реальности, хаоса и нового миропорядка, сюрреализма и кафкианства рождается новая стилистика. (8.стр 34)

Роман Е. Замятина «Мы»: Зарождение традиций антиутопии

Впервые антиутопия получила всемирную известность в начале ХХ века. Этот период истории в мире ознаменовался невиданными до этого, невероятными по своим масштабам войнами, (в том числе и Первая Мировая война) и многочисленными революциями, одна из которых перевернула «с ног на голову» огромную страну – Россию. Идеи этой революции, без сомнения, можно назвать утопическими, именно поэтому традиции антиутопии ХХ века были заданы в произведениях русских писателей начала столетия. Самым первым таким писателем и самым ярким произведением стал роман Е. Замятина «Мы».

«Мы» - краткий художественный конспект возможного отдалённого будущего, уготованного человечеству, смелая антиутопия, роман-предупреждение…Написанный в 1920 году, в голодном, не отапливаемом Петрограде в период военного коммунизма с его вынужденной (а порой и неоправданной) жестокостью, насилием, попранием личности, в атмосфере распространённого убеждения о возможности скорого скачка прямо в коммунизм, роман погружает нас в то будущее общество, где решены все материальные запросы людские и где удалось выработать всеобщее, математически выверенное счастье путём упразднения свободы, самой человеческой индивидуальности, права на самостоятельность воли и мысли». (4. стр.17)

В романе описывается жизнь некоего Единого Государства, образованного после окончания двухсотлетней войны. Социальный строй этого государства идеален: каждый его житель имеет равные права и обязанности. Все они, как один идут по гудку на работу, все одновременно возвращаются с неё, одеваются и питаются одинаково. Каждый имеет право на прогулку в определённое время и на «розовый билет». Для того чтобы сделать жизни всех жителей Единого Государства максимально похожими, отменили даже имена. Их заменил порядковый номер, и человек превратился в нумер, абсолютно лишённый индивидуальности. И потому, как каждый из тысяч нумеров похож на другого, они имеют полное право заменить «я» на «мы», и более того, это «мы» вскоре должно вытеснить и полностью искоренить «я». Замятин описал то общество, к которому стремились в России после революции. « Это общество прозрачных стен и проинтегрированной жизни всех и каждого, розовых талонов на любовь (по записи на любого нумера, с правом опустить в комнате шторки), одинаковой нефтяной пищи, строжайшей, неукоснительной дисциплины, механической музыки и поэзии, имеющей одно предназначение – воспевать мудрость верховного правителя, Благодетеля. Счастье достигнуто - воздвигнут совершеннейший из муравейников». (4.стр19). И этот «муравейник», отгороженный от остального мира «зелёной стеной», живёт и процветает, чему способствуют многочисленные бюро, призванные следить за «всеобщим счастьем», за соблюдением всех его правил. И самое страшное, что теми, кто построил этот «муравейник» и следит за порядком в нём, движет совсем не присущая человеку жажда власти, а преданность идее счастья, переросшая в фанатизм. И герой, осознавший всю неправду этого счастья, вырвавшийся из-под влияния идеи путем собственных размышлений о жизни и происходящем вокруг него, не в силах противостоять этому фанатизму. Он, Д-503 осознаёт своё «я», но он один, против «мы», когда «мы» - это десятки тысяч нумеров, живущих и мыслящих, как одно целое.

Нельзя сказать, что роман Замятина соответствует схеме написания антиутопии, потому что «Мы» и стал этой самой схемой. Замятин «породил целую мощную традицию, представление о которой даёт простое перечисление имён и названий: «О дивный новый мир» О. Хаксли, «Приглашение на казнь» В. Сирина-Набокова, «451 градус по Фаренгейту» Р. Бредбери…Но главное для нас, что Замятин был первым.(4.стр 20).

Дж. Оруэлл «1984»: Достойный продолжатель

Английский писатель-антиутопист середины ХХ века Джорж Оруэлл является одним из продолжателей той мощной традиции, заданной Замятиным. Поэтому его роман «1984» соответствует канонам написания классической утопии.

«Роман Дж. Оруэлла(псевдоним Эрика Блэра) «1984» - удивительный роман. Эта антиутопия настолько прозрачна, что многие из гипербол, использованных автором для достижения большей выразительности и яркости изображаемого им «нового мира», и гиперболами-то назвать невозможно: жизнь и быт Океании будто списаны с реальных событий и явлений недавнего прошлого нашей страны.

Достаточно вспомнить вездесущие лики Старшего брата – советские вожди ещё недавно точно так же взирали на свой народ с портретов и постаментов…Оруэлл писал о настоящем и возможном будущем(роман написан в 1949 году), и цель автора антиутопии не констатация факта, а взгляд в будущее, предпосылки которого зреют в настоящем.» (1.стр 387).

Оруэлл писал свой роман, опираясь, на произведение Замятина, поэтому он во многом схож с замятинским «Мы»: Многочисленные министерства, напоминающие бюро Единого Государства, Большой Брат – «последователь» Благодетеля, та же невозможность остаться одному, наедине со своими мыслями. «Центральная проблема романа «1984», как, впрочем, и замятинского «Мы» и романа О. Хаксли «О дивный новый мир», - человек, и мир, а это «гамлетовский», «раскольниковский» конфликт личности и существующего миропорядка.» (1.стр 388).

В героях Оруэлла Уинстоне Смитте и Джулии мы видим Д-503 и I-330 – героев, восставших против общества, и искренне надеявшихся победить его.

«…Общество всеобщего счастья, «Свободы. Равенства. Братства», дано здесь изнутри, через чувства его единичного обитателя, испытывающего на себе, своей частной судьбе законы общества «идеальной несвободы»».(1.стр388)

Но Оруэлл, в отличие от Замятина, ужесточает требования к человеку. Те самые, соблюдая которые человек должен быть счастлив. Он создал общество в котором человеку запрещено абсолютно всё, кроме подчинения партии. Партия превращается в «последнюю инстанцию правды». Если партия говорит, что 2+2=5, то каждый должен искренне верить, что так оно и есть. Кроме того, в Океании существует совершенно абсурдная теория, воплощая которую партия приравнивает себя к Богу, когда-то существовавшему, но давно запрещённому ей. «…Ведь обратить «рабство в «свободу», не смягчая его ни на йоту, а «войну» в «мир», не прекращая её вести, - никак не меньшее чудо, чем превратить воду в вино. А сделать бывшее не бывшим, чем поминутно занимаются разнообразные «министерства правды», - под силу, как полагал, например, Данте, одному Богу». (2.стр36).

При такой ситуации вполне законна победа общества над героем, причем, не физически устранив его, а, заставив его мыслить, подобно миллионам других людей. И хоть Оруэлл и оставил место в Океании сравнительно свободной категории людей – пролам, он все равно не видит в них спасения.

И снова общество побеждает личность, и не оставляет надежды на то, что все изменится в лучшую сторону. А обществом по-прежнему управляют фанатики, убеждённые в том, что все их дела действительно делают человека счастливым.

Т. Толстая «Кысь»: Современная антиутопия

И, наконец, обратимся к антиутопии конца ХХ века. Посмотрим, что произошло с жанром в дни, когда уважение личности является главной ценностью во всём мире, и постепенно отпадает надобность писать об опасности коммунизма и тоталитарного режима.

Но, несмотря на то, что возможность потерять свободу личности в обмен на сомнительное счастье всего социума кажется нам практически нереальной, антиутопии продолжают появляться. Тут даёт о себе знать то самое «новое тотальное антиутопическое сознание, ставшее знаком современности», которое выявляют писатели.

Рассмотрим роман Т. Толстой «Кысь» как пример антиутопии конца ХХ века.

Построен роман по всё той же схеме: действие происходит после Взрыва, изменившего весь мир, что находится за пределами города Фёдор-Кузьмичинска никто не знает. Есть даже санитары, напоминающие замятинские бюро и оруэлловские министерства. Но, читая «Кысь», понимаешь, что всё-таки что-то очень сильно отличает это произведение от предшествующих.

«Вот прочитаем мы "Кысь" (мудростью проникнемся, видимо, наизусть текст выучив), и тогда, быть может, что-то сдвинется. Ну а не хватит силенок - останемся в том заколдованном круге, о коем и повествует Толстая, в том русском бреду, где будущее (действие происходит через несколько столетий после Взрыва, превратившего людей в мутантов) неотличимо от прошлого (в романе представлен синтез неолита и средневековья). Будем мы, "голубчики" (так именуют друг друга персонажи Толстой), трястись над огнем (добывать не умеем), подчиняться произволу "мурз", славить очередного верховного Федора Кузьмича, что изобрел колесо и коромысло и сочинил всю мировую литературу (бывшая Москва и зовется Федор-Кузьмичск - до тех пор, пока новый царек не наречет ее Кудеяр-Кудеярычском).

Будем питаться мышами и червырями, драться, воровать, ржать над чужими бедами, исходить похотью, изнывать от страха перед властями, а пуще - перед Санитарами (тайной полицией), а того пуще - перед невидимым зверем Кысь, что живет в северных лесах, дико и жалобно воет и бросается на зазевавшегося голубчика, рвет когтем его главную жилочку - "и весь разум из человека выйдет". Будут вести свои бессмысленные споры "прежние": то ли прошлое восстанавливать надо, то ли на прогресс и Запад надеяться. Будут дразнить и соблазнять нас химерой культуры: "старопечатные книги" запрещены (на тех, кто хранит их, и охотятся Санитары), но писцы исправно покрывают бересту "новыми сочинениями" Федора Кузьмича, каковые всегда можно купить на торжище, заплатив некоторым количеством мышей. А если кто шибко полюбит книжную мудрость, если возжаждет всю ее себе присвоить (проникнется духом гоголевского Петрушки), то станет он орудием тех же самых Санитаров - "лечить" (убивать) других голубчиков начнет, в очередной революции участие примет и ради "спасения искусства" на предательство пойдет. И окажется, что он (ты, читающий без разумения!) и есть невидимый зверь Кысь. Что и случилось с главным героем романа».(5)

Толстая высматривает все проблемы не в фанатизме и не в преданности идее. Она видит угрозу в незнании, в нежелании стремиться к знанию. Отсюда появляется страх, который и заставляет человека сидеть на одном месте, боясь изменить что-нибудь, и необдуманные поступки, приводящие общество к большему упадку. Совершенная потеря ценностей или неправильное их восприятие возвращают общество к первобытному строю.

«Правда, почему-то пережившим финальную катастрофу - новый Взрыв, после которого на вечном нашем пепелище длят свои споры двое всегда живых "прежних" - "хранитель огня" и "диссидент-западник".

Так и будет. А все потому, что азбуки не выучили. Чего читаем - не понимаем» (5).

Однако у Толстой не всё так однозначно. Роман заканчивается новым взрывом и остаётся непонятным: либо герои возносятся над тем самым обществом, и побеждают его, либо погибают. Но в любом случае «варварские» устои сгорают в огне нового взрыва, поэтому в романе нет безнадёжности, скорее, смутная надежда на разумность человечества.

Вывод

В процессе исследования мы убедились, что первые две трети двадцатого столетия антиутопия боролась с тоталитарным сознанием, захватывавшим мир, указывая на изъяны и опасность общества, построенного без уважения к личности, к отдельному «я». Строем, основанным на утопической идее всеобщего счастья. Казалось, после краха этой идеи отпала и надобность бороться с идеологизмом и фанатизмом, антиутопия должна перестать быть востребованным жанром. Но всплывают другие проблемы, скрытые внутри самого человека, прежде всего это нравственные проблемы.

Антиутопия по-прежнему осталась жанром-предупреждением, с незавидными прогнозами на будущее, заставляющими нас задумываться над тем, как мы живём.

В заключение хочу привести высказывание В. Чаликовой об антиутопиях: «Если мы ещё не дожили до описанного ими будущего, то этим мы обязаны им. А если мы всё-таки придём к нему, мы должны будем признать, что знали, куда идём».

Список использованной литературы

1.Белокурова С.П., Друговейко С.В. О дивный новый мир. Пророчества, которые сбываются // Русская литература. Конец хх века уроки современной литературы: Учеб.-метод. Пособие. – СПб.: Паритет, 2001

2.Гальцева Р., Роднянская И. Помеха – человек: Опыт века в зеркале антиутопий // Новый мир. 1988, №12

3.Замятин Е. Мы: Роман, рассказы, повесть / Сост. О. Михайлов. – М.: Мол. Гвардия, 1990. – Б-ка «Возвращение

4.Михайлов О. Гроссмейстер литературы // Евгений Замятин Мы: Роман, рассказы, повесть / Сост. О. Михайлов. – М.: Мол. Гвардия, 1990. – Б-ка «Возвращение».

5.Немзер А. Рецензия на «Кысь» Татьяны Толстой

6.Оруэлл Дж. 1984. – Пермь: Капик, 1992

7.Толстая. Т. Кысь. – М.: Подкова, 2001

8.Черняк М.А. Путеводитель по современной литературе. – СПб.:Сага, 2002

РЕФЕРАТ ПО ЛИТЕРАТУРЕ «Эволюция жанра антиутопии в литературе ХХ века» Введение Утопия (от греч. u – нет и topos – место, т.е. место, которого нет; по другой версии от греч. eu – благо и topos – место, т.е. благословенная стр

 

• 14:21 05 Июля 2016
  Российско-китайский медуниверситет откроет магистерскую программу по TCM
• 01:21 05 Июля 2016
  На форуме МГУ Россия и Китай обсудят научно-образовательное сотрудничество
• 11:00 04 Июля 2016
  Реморенко: "ЕГЭ-туризм" в России сходит на нет
• 10:52 04 Июля 2016
  Летняя российско-австрийская школа откроется в Москве
• 15:31 01 Июля 2016
  В СПбГУ могут воссоздать географический факультет

Заказать уникальную работу