База знаний студента. Реферат, курсовая, контрольная, диплом на заказ

УНИВЕРСИТЕТ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ ОБРАЗОВАНИЯ

Череповецкий филиал

Факультет иностранных языков

Кафедра лингвистики и перевода

Специальность: филология иностранных языков

КУРСОВАЯ РАБОТА

на тему: «Синтаксическое учение Теньера»

Череповец 2008 г.

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИ

ГЛАВА 1. СИНТАКСИС И ЕГО ПРЕДМЕТ. ОСНОВНЫЕ СИНТАКСИЧЕСКИЕ ПОНЯТИЯ

1.1 История синтаксических исследований

1.2 Предложение как основная единица синтаксиса

1.3 Структурный аспект изучения предложения. Члены предложения и проблемы их изучения

Выводы по главе 1

ГЛАВА 2. СИНТАКСИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ В УЧЕНИИ ТЕНЬЕРА

2.1 Заслуга Теньера в области лингвистики

2.2 Работа Теньера «Основы структурного синтаксиса»

Выводы по главе 2

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

ВВЕДЕНИЕ

В настоящее время языкознание располагает огромным количеством лингвистических теорий. И особенно интенсивным стало рассмотрение синтаксиса, а точнее текста. Однако простое предложение было и остается основной единицей синтаксиса, так как именно в предложении находят выражение наиболее существенные функции языка: коммуникативная, познавательная и экспрессивная.

Человеческий язык, как и всякий сложный механизм, состоит из относительно независимых друг от друга (автономных) компонентов. С древнейших времен языковеды выделяют в языке, по меньшей мере, три таких компонента - фонетику, грамматику и лексику. Грамматикой, или грамматическим строем, называется тот компонент языка, который обеспечивает выражение наиболее часто повторяющихся значений и использует для этого иерархически организованные конструкции, построенные в соответствии с ограниченным числом правил.

Иерархически организованным является любое множество, в котором одни элементы в каком-то смысле главнее или важнее других. В речи всегда наблюдается простейшая иерархия - линейный порядок (цепочка), так как языковые единицы должны следовать друг за другом (если принять, допустим, что слово, стоящее вначале, всегда «главнее» последующего). Помимо линейного порядка, грамматика естественного языка всегда использует и другие, более сложные иерархии.

Таким образом, грамматика имеет дело не только с отдельными словами или частями слов (морфемами), но, главным образом, со способами их соединения в более сложные единицы, причем с такими, которые связаны с выражением самых частых семантических признаков («действие», «состояние», «вопросительность», «время», «число», «лицо» и т. п.). Из всех факторов речевой деятельности грамматика своей предсказуемостью и регулярностью в наибольшей степени напоминает природные явления - предмет изучения естественных наук (Мещанинов 1963: 39).

Синтаксисом называется часть грамматики, которая имеет дело с единицами, более протяженными, чем слово, - словосочетаниями и предложениями (Касевич 1988: 15).

Синтаксис предложения изучался известными французскими лингвистами, такими как Люсьен Теньер (исследование связей между словами в предложении), Шарль Балли – автор теории функциональной транспозиции. Не менее известны работы и отечественных исследователей, таких как Виноградов В.В., Потебня А.А., Рак В.Г. и многие другие.

Однако при всем множестве существующих подходов до сих пор так и не определен однозначно предмет синтаксиса, его основные единицы и многие другие аспекты. Всё это зачастую вызывает разногласия и споры среди лингвистов.

Наиболее спорным в этой области вопросом является членение предложения, определение критериев в выделении того или иного члена предложения. Из этой проблемы вытекает ряд вопросов, в которых мы и попытаемся разобраться, а именно: Что такое члены предложения? Как они взаимосвязаны? Как они функционируют внутри фразы? Какими частями речи выражаются? Таким образом, перед нами впереди стоит довольно непростая задача.

Сначала мы будем изучать предложение как основную единицу синтаксиса, рассмотрим критерии членения предложения, а затем более подробно остановимся на изучении структурного синтаксиса в работе Л. Теньера.

На основании вышесказанного можно определить цель данной курсовой работы: изучить подход Л. Теньера к рассмотрению синтаксического уровня в целом и предложения в частности.

Объектом исследования в работе следует считать предложение.

Предмет исследования – учение Л. Теньера о структурном устройстве предложения.

Для реализации поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

·  познакомиться с историей синтаксических исследований;

·  рассмотреть предложение как основную единицу синтаксиса;

·  выявить структурный аспект изучения предложения;

·  охарактеризовать Л. Теньера как заслуженного лингвиста;

·  проанализировать работу «Основы структурного синтаксиса».

Курсовая работа включает в себя следующие композиционные элементы:

-  введение, в котором рассматривается актуальность проблемы, указываются цель, задачи, предмет, объект исследования.

-  первую часть, где изложены теоретические сведения по поднятой проблеме;

-  вторую часть, в которой рассматривается творчество лингвиста и производится анализ его работы;

-  заключение, где происходит обобщение материала, делаются выводы;

-  список использованной литературы.

При написании данной работы были использованы различные источники: учебная, методическая и художественная литература, словари, периодические издания.

ГЛАВА 1. СИНТАКСИС И ЕГО ПРЕДМЕТ.

ОСНОВНЫЕ СИНТАКСИЧЕСКИЕ ПОНЯТИЯ

 

1.1 История синтаксических исследований

Традиция научного изучения синтаксиса восходит к первым опытам классификации и анализа суждений, предпринятым древнегреческими философами. Слово «синтаксис» (др.-греч. sintaxis «построение вместе», «военный строй») начали употреблять, по-видимому, стоики (III в. до н. э.) для обозначения логической структуры высказываний. У Аполлония Дискола (II в. н. э.) предметом синтаксиса являются уже собственно языковые явления - связи слов и их форм в предложении.

В современном понятии синтаксис – это раздел языкознания, предметом изучения которого является синтаксический строй языка, т.е. его синтаксические единицы и связи и отношения между ними (Ахманова 1966: 26).

До конца XIX в. в языкознании не было четкого разделения между синтаксическими, логическими и психологическими понятиями. Грамматический анализ предложения проводился в терминах априорных логических категорий - например, не разграничивались логическое «подлежащее» (субъект) и грамматическое подлежащее. Фонетика и морфология рассматривались как изучение языковых форм, а синтаксис - как изучение способов выражения в языке логических единиц и отношений (в современной лингвистике эту проблему относят к ведению семантики). В рамках логического подхода к языку в XVII в. французские ученые А. Арно и К. Лансло, авторы «Грамматики Пор-Рояля», предприняли первую попытку создать объяснительную синтаксическую теорию: языковые факты таковы, какими мы их наблюдаем, потому что они отражают определенные принципы мышления. Во второй половине XIX в. под влиянием философии языка В. фон Гумбольдта возник и получил распространение психологический подход к грамматике, в первую очередь к синтаксису (Х. Штейнталь, Г. Пауль, А.А. Потебня), в котором место логических категорий заняли психологические (такие, например, как «представление»).

Многовековая практика грамматических описаний и развитие национальных лингвистических традиций способствовали постепенному освобождению грамматики от логического схематизма. Уже средневековые арабские лингвисты (Сибавейхи в VIII в., Саррадж в X в. и другие) смогли сформировать некоторые фундаментальные синтаксические понятия, такие, как зависимость, управление, синтаксическая позиция, не обращаясь к логическим категориям. В конце XIX в. сходные тенденции в европейском языкознании привели к возникновению формального направления: лингвисты начинают анализировать предложение в терминах собственно лингвистических, а не заимствованных из других наук. Однако поскольку аппарат собственно синтаксических понятий был еще мало разработан, анализ приходилось основывать на морфологических категориях. Поэтому формальный подход к синтаксису точнее было бы назвать формально-морфологическим. В российской науке к этому направлению, восходящему к Ф.Ф. Фортунатову, можно с некоторыми оговорками отнести знаменитые труды А.А. Шахматова и А.М. Пешковского. Многие идеи, впервые четко сформулированные в рамках формального подхода, занимают важное место в некоторых современных теориях (предложение как разновидность словосочетания; неизменность типа конструкции при ее распространении; связь части речи с типом конструкции и др.).

В XX в. некоторые лингвисты попытались преодолеть односторонность формального подхода, используя введенное Ф. де Соссюром разделение языка - абстрактной системы, лежащей в основе речевого поведения, и речи - актуализации, практического осуществления этой системы в процессе ее использования людьми. В духе Ш. Балли, который разграничивал в синтаксисе проявления языка и проявления речи, В.В. Виноградов противопоставил «строительный материал» для предложений (слова и словосочетания) и сами предложения, т.е. единицы коммуникативного уровня, обладающие признаками предикативности и модальности. Эта проблематика сохраняет актуальность до нашего времени: проблеме разграничения номинативного («языкового») и коммуникативного («речевого») аспектов предложения посвящены, в частности, работы А. Гардинера, Н.Д. Арутюновой, В.А. Звегинцева и других авторов. В синтаксической концепции Н.Ю. Шведовой противопоставление предложения и словосочетания выразилось в виде различия абстрактных структурных схем, которые характеризуют предложения, и присловных связей, определяющих структуру словосочетания.

В качестве альтернативы формальному подходу были предложены синтаксические концепции, ориентированные на семантику. У О. Есперсена мы находим первый проект грамматического описания «от значения к форме»; именно такой подход к грамматике «изнутри, или с точки зрения значения», он предложил называть «синтаксисом». Намного опередила свое время гипотеза Есперсена о «понятийных категориях» - универсальных значениях, которые по-разному выражаются грамматическими средствами различных языков и представляют, таким образом, основу для их сравнения; позднее эта идея получила развитие в работах И.И. Мещанинова и некоторых других советских лингвистов. Есперсен ввел также полезное разграничение двух типов грамматической связи - юнкции и нексуса. В современных терминах юнкцию можно определить как тот случай, когда семантически главенствующее слово является синтаксически подчиненным (выдвинутая гипотеза), а нексус - когда направления синтаксического и семантического подчинения между словами совпадают (выдвинул гипотезу).

Успехи в развитии логики и семантики в течение последних десятилетий отразились и в грамматических исследованиях, благодаря чему мы располагаем множеством первоклассных исследований семантики предложения; введение в эту проблематику можно найти в учебнике И.М. Кобозевой.

Представители структурализма пытались перенести в грамматику понятия и исследовательские процедуры, которые до этого зарекомендовали себя в фонологии, и этот путь в определенной мере оказался плодотворным. Важный прогресс в изучении синтаксиса был достигнут в рамках пражского функционализма и американской дескриптивной лингвистики. Лидер пражской школы В. Матезиус, развивая идеи А. Вейля, Г. Пауля и некоторых других лингвистов XIX в., показал, что в синтаксисе отражаются два разных вида деятельности говорящего, соответствующие двум видам членения предложения - грамматическому (например, разделение на подлежащее и сказуемое) и актуальному - на тему, т.е. исходный пункт сообщения, и рему, т.е. сообщаемое. Американские дескриптивисты значительно усовершенствовали и уточнили методы синтаксического анализа, отточили некоторые важные исследовательские инструменты, лежащие в основе традиционных грамматических классификаций, такие как дистрибутивный анализ. Автор концепции «структурного синтаксиса» Л. Теньер разработал универсальную модель предложения, опирающуюся на некоторые принципиально важные постулаты: всеобщность и однонаправленность синтаксической связи; наличие в предложении одного грамматического центра (глагола), сочетаемость которого определяет структуру предложения; неединственность способа отображения структурной иерархии в линейную последовательность синтаксических единиц; различие участников ситуации (актантов) и ее «обстоятельств» (сирконстантов).

Революционные события в изучении синтаксиса произошли после выхода работы Н. Хомского «Синтаксические структуры». С именем Хомского связана не только определенная лингвистическая теория - порождающая (генеративная) грамматика, но и целый переворот во взглядах на изучение языка - переход от преимущественно описательной методологии к методологии объяснительной, т.е. ориентированной на теорию. Этот переворот (нередко называемый «хомскианской революцией») в решающей степени определил не только развитие самой порождающей грамматики, но и характер всех противостоящих ей теоретических направлений.

Хомский показал, что использование формально строгих понятий и математических моделей при исследовании грамматики не только повышает качество, полноту и эмпирическую проверяемость описаний, чем готовы были довольствоваться многие структуралисты. Формальное моделирование дает неизмеримо более важный результат - оно выявляет те фундаментальные принципы строения языка, которые часто остаются незамеченными в интуитивном описании.

Факты, с которыми имел дело до-генеративный синтаксис, в основном касались синтагматического аспекта предложения, т.е. способности либо неспособности разных грамматических единиц сочетаться друг с другом. Новые факты, которые открылись взору исследователей начиная с 1960-х годов, прежде всего относятся к парадигматическому аспекту, т.е. к регулярным связям между частично сходными предложениями, которые мало исследовались в предшествующий период. Если даже полностью отвергать генеративную теорию, невозможно игнорировать впервые обнаруженные в рамках этого направления многочисленные языковые факты - правила и ограничения.

Начиная с 1970-х годов в научный обиход попадают сотни выполненных на высоком уровне описаний синтаксиса языков разной структуры, генетической принадлежности и места распространения, причем количество и качество синтаксических описаний «экзотических» языков продолжает быстро расти. Важная особенность нового поколения описаний заключается в том, что они адресованы не только специалистам по данному языку или данной языковой семье, но и более широкому кругу языковедов. В этой «питательной среде» стремительно развивается и приобретает широкую популярность синтаксическая типология - научное направление, изучающее сходства и различия структуры предложения в языках мира. Не случайно за последние 20 лет большинство новых идей и концепций в области синтаксиса выдвинуто именно в рамках типологии, а наиболее популярная грамматическая теория - порождающая грамматика, начиная приблизительно с 1980-х годов, также реализует своеобразную теоретическую программу - исследование так называемого параметрического варьирования между языками (Арутюнова 1976: 78-96).

 

1.2 Предложение как основная единица синтаксиса

В языкознании существует не менее трехсот определений предложения, что само по себе уже говорит о сложности и противоречивости этого понятия. Предложение – минимальная коммуникативная единица языка. В отличие от слова, которое является единицей номинации, то есть обозначения элемента действительности, предложение осуществляет наряду с функцией номинации и функцию коммуникации.

Номинативная функция предложения выражается в том, что оно служит средством обозначения определенной ситуации, отрезка действительности, охватывающего предметы, их признаки и проявления, отношения между ними.

Коммуникативная функция предложения заключается в том, что оно служит средством сообщения, передачи информации с целью общения, то есть выражения собственных мыслей и чувств или воздействия на собеседника.

Психологическое понимание предложения было очень распространено в лингвистике конца XIX – начала XX века. Приведем наиболее характерное определение, данное Г. Паулем: «Предложение является выражением, символом того, что в психике говорящего произошло соединение нескольких представлений или групп представлений, а также средством возбуждения в психике слушателя такого же соединения тех же самых представлений».

Между обеими точками зрения на предложение – логической и психологической – нет принципиальной разницы, поскольку и для той и для другой характерно при определении предложения полное игнорирование собственно языковых признаков. Это вскоре было осознано, в результате чего начались поиски лингвистической специфики предложения.

Эти поиски шли в основном по двум направлениям. Одни синтаксисты выдвигали на первый план критерии, связанные с особенностями предложения как единицы коммуникации. Другие опирались в своих определениях предложения на формальные признаки, прежде всего – формально-грамматические.

Большинство современных лингвистов видит основной признак предложения в предикативности как категории, функция которой заключается в соотнесении содержания предложения и действительности. Истоки такого понимания можно найти уже в работе И. Риса «Что такое предложение». Под общее понятие предикативности подводятся связанные со структурой предложения особые синтаксические категории модальности, времени и лица, базирующиеся на соответствующих морфологических категориях. При таком широком понимании предикативности морфологическая категория, скажем, времени, присущая личным формам глагола, перекрывается синтаксической категорией времени, характеризующей предложение в целом.

Часть языковедов продолжает отстаивать взгляд на предикативность как на «сказуемое свойство» или «сказуемое отношения». Для сторонников указанной концепции «между предикативностью и предложением нет соотносительности. Наличие сказуемого, а следовательно и предикативности, не является существенным признаком предложения». В предложениях разной структуры, по их мнению, различны и средства оформления: если в предложении типа Птица летит, именно сказуемое является тем, что заставляет осознавать это предложение как предложение, то предложение типа Пожар! оформляется лишь определенной интонацией (Гак 1969: 25-33).

Стремясь избежать односторонности этого определения, многие лингвисты пытаются разграничить два аспекта предложения – предложение как единицу языка и как единицу речи, приписывая каждой из этих единиц свои признаки.

Своеобразное развитие получила концепция различия речевого и языкового аспектов предложения в русской лингвистике, где она тесно связана с пониманием интонации как одного из важнейших критериев при определении и выделении предложения.

«Одно и то же словосочетание может быть предложением, но может им и не быть. Предложением оно является, если представляет интонационное единство», – пишет в этой связи М.Н. Петерсон. Более сложную концепцию выдвинул А.М. Пешковский. Как и Петерсон, Пешковский рассматривает предложение как частный случай словосочетания, но, в отличие от М.Н. Петерсона, А.М. Пешковский считает, что предложение существует не только как актуальная, но и как потенциальная единица (Васильев 1990: 66).

Некоторую модификацию получила эта точка зрения в работах лингвистов петербургской школы, учеников И.А. Бодуэна де Куртенэ: Л.В. Щербы, Е.Д. Поливанова, Л.П. Якубинского. Они говорили, с одной стороны, о предложении, понимая его как интонационно-смысловое единство, с другой – о фразе как грамматической единице («единица-максимум» синтаксиса по Е.Д. Поливанову). Развивая такое понимание синтаксических единиц, С.И. Берштейн различает предложение как единицу языковой системы, предназначенную для выражения суждения и его аналогов, и фразу – коммуникативную единицу речи, интонационно-смысловое единство.

В концепции С.И. Берштейна существует, в частности, понятие интонационной схемы предложения (кроме нее, форма предложения определяется формальной и позиционной схемами). Это понятие перекликается с понятием «фонического предложения» у Л.Х. Пикардо, который выделяет три категории, соответствующие речевому высказыванию в языке: фоническое предложение, грамматическое предложение и психологическое предложение. Данные категории представляют собой по существу различные типы формализации, производимой на базе конкретной речевой деятельности, в процессе которой грамматический, фонетический и психологический аспекты предложения тесно взаимосвязаны. Вместе с тем Л.Х. Пикардо при выделении предложения в потоке речи выдвигает на первый план формально-грамматический аспект, считая обязательным признаком предложения его синтаксическую автономность. Границы грамматического и фонетического предложения отнюдь не всегда совпадают, интонационная схема предложения (фонетическое предложение) служит обычно для передачи «единичного выразительного импульса» (т.е. психологического предложения). Таким образом, для Л.Х. Пикардо речевое высказывание имеет не один, а несколько коррелятов на разных уровнях системы языка (Кибрик 1992: 123-124).

Таким образом, рассмотрев некоторые лингвистические концепции предложения, мы склонны разделять мнение лингвистов петербургской школы о фразе и предложении как реализациях речевого высказывания на разных уровнях системы языка. Однако, определившись с сущностью предложения как синтаксической единицы, мы сталкиваемся с вопросом о его структуре, т.е. о компонентах, входящих в его состав, которые обычно принято называть членами предложения. И далее нам кажется целесообразным перейти непосредственно к их изучению (Попова 1996: 98).

1.3 Структурный аспект изучения предложения.

Члены предложения и проблемы их изучения

В лингвистике есть разные подходы к представлению структуры предложения. В отечественном языкознании, как известно, в качестве единицы синтаксиса принято использовать член предложения. Синтаксическую конструкцию можно представить соответственно в терминах членов предложения, выделив в её составе традиционные подлежащее, сказуемое, дополнение и т.д.

Член предложения – минимальная синтаксическая единица, выделяемая на основании формальных признаков и функции в составе предложения. Член предложения представляет собой реализацию самостоятельного слова в предложении, синтаксическую форму слова. В члене предложения как в синтаксической единице выражаются одновременно вещественное и грамматическое значения. Вещественное значение лексически отображает определенные объекты, признаки, действия. Грамматическое значение члена предложения имеет два аспекта: а) указание на функцию слова в предложении (подлежащее, сказуемое, дополнение и т.п.); б) выражение некоторых категориальных значений, дополняющих морфологические категории слова (детерминация существительного, модальные и видовые значения глагола и т.п.).

Хотя ни одна синтаксическая теория не вызывала такой резкой критики, как теория членов предложения, вместе с тем, ни одна система терминов в синтаксисе не проявляет такой жизненности, как та, что связана с членом предложения: без таких понятий, как подлежащее, сказуемое (предикат), обстоятельство, дополнение, определение не обходится ни одно описание синтаксиса.

Критика теории члена предложения объясняется сложностью выделения и идентификации этих синтаксических категорий, что в свою очередь проистекает из сильно развитой асимметрии в этом разделе синтаксиса. Жизненность теории члена предложения объясняется тем, что она отражает реально существующие элементы синтаксического строя, которые – в свою очередь – отображают элементы объективной действительности, воспринимаемые человеческим сознанием. Достоинство понятия член предложения в том, что оно отражает взаимосвязь содержательного и формального планов в языке. В плане содержания член предложения обозначает определенный элемент ситуации, выполняющий некоторую типизированную функцию в том событии, которое описывается в данном предложении (такую, например, как субъект, объект, орудие действия и т.п.). В отношении формы член предложения характеризуется определенными формальными признаками и прежде всего тем, что он выражен словом, принадлежащим к определенной части речи. Таким образом, теория члена предложения имеет дело с трехчленным рядом понятий: элемент ситуации – член предложения – часть речи.

В каждой паре этих понятий возможна асимметрия, что и осложняет анализ по членам предложения.

На уровне элемент ситуации – член предложения: один и тот же член предложения может отображать разные элементы ситуации.

На уровне член предложения – часть речи: одна и та же часть речи может оформлять различные члены предложения.

Член предложения представляет собой функцию (роль) слова (части речи) в предложении. В свою очередь член предложения, как синтаксическая единица, имеет свои функции в предложении – структурно-организующие и семантические (обозначение элемента-ситуации). Вместе с тем, в предложении могут непосредственно входить элементы, не относящиеся к какому-либо члену предложения (частицы и пр.) (Ахманова 1963: 114-117) .

История синтаксиса в большой степени связана со стремлением раскрыть соотношение между компонентами ситуации, членами предложениями и частями речи. Отмеченная выше двойная асимметрия, к которой добавляется и нечеткость границ члена предложения, приводили нередко к тому, что в отношении к ним проявлялся излишний крен в сторону ментализма или формализма.

Нередко в грамматике члену предложения давали только менталистическое, семантическое определение. Так, подлежащее определялось как член предложения, обозначающий носителя действия или состояния.

Подобные факты породили формалистическую трактовку члена предложения, которая состоит в том, что они рассматриваются лишь как элементы структурной организации предложения, лишенные собственного содержания. Подлежащее при этом получает лишь чисто формальное определение (Звегинцев 1976: 223-225).

Каждая из этих концепций имеет свои плюсы и минусы. Менталистическая теория правильно подчеркивает наличие у члена предложения содержательной стороны, но не обращает в должной мере внимания на возможные сдвиги в их семантике. Формалистический подход также не учитывает асимметрии формы и содержания; стремясь дать однозначное определение семантических категорий, не связывая их со смыслом, он игнорирует тот факт, что во многих случаях эти категории отражают категории мышления и объективной действительности (Пешковский 1956: 119).

Наиболее рациональным подходом к члену предложения является подход функциональный: отмечается семантический характер этих категорий, но при этом выявляются случаи и закономерности отклонения от первичных семантических функций.

 

Выводы по главе 1

Таким образом, синтаксис как наука о строении словосочетания и предложения имеет две основные задачи: описательную и объяснительную (теоретическую). Синтаксическое описание – это множество правил, которые характеризуют синтаксический компонент знания языка. При составлении этих правил используется грамматический метаязык – термины и символы с определенным значением и правила их употребления.

Задача объяснения при исследовании синтаксиса, как и вообще в науке, заключается в том, чтобы понять, почему наблюдаемые факты именно таковы, какие они есть. Это означает, в частности, ответ на вопрос, почему синтаксические структуры в различных языках, в том числе не связанных ни родством, ни географической близостью, обнаруживают многочисленные (и нередко поразительные) сходства. Описание имеет дело с каким-то одним языком, объяснение (теория) – с Языком вообще.

ГЛАВА 2. СИНТАКСИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ В УЧЕНИИ Л. ТЕНЬЕРА

2.1 Заслуга Теньера в области лингвистики

Люсьен Теньер – французский лингвист. Родился 13 мая 1893 г. В Мон-Сент-Эньяне в семье нотариуса. В 1914 г. Окончил Сорбонну, в 1913 г. Стажировался в Германии, где слушал лекции А. Лескина и К. Бругмана. В 1921–1924 гг. преподавал французский язык в Любляне (Югославия), где изучал словенский язык и занимался словенской диалектологией. Во время войны был мобилизован, попал в плен. После войны возобновил занятия в Сорбонне немецким и русским языком. В 1924–1937 – профессор славистики в Страсбурге, в 1937–1954 – профессор сравнительно-исторического, а с 1951 – общего языкознания в Монпелье, где заведовал кафедрой общего языкознания. Умер Теньер в Монпелье 6 декабря 1954 г.

Теньер, мало оцененный при жизни, в настоящее время считается одним из наиболее значительных лингвистов XX века; во всех областях он проявил себя как яркий новатор, не скованный традицией и демонстрировавший нестандартный подход к объекту своих исследований.

Научные интересы Теньера были необычайно разнообразными; помимо ранних работ по словенской диалектологии в его наследии выделяется «Малая русская грамматика» (фр. Petite grammaire russe, 1934), появление которой было продиктовано нуждами практического преподавания. Вместе с тем, это одно из лучших грамматических описаний русского языка, в котором были впервые использованы многие приёмы, ставшие впоследствии общепринятыми – в частности, компактные схемы описания русского ударения («акцентные парадигмы»), в окончательном виде сложившиеся в работах А. А. Зализняка. Новаторским является и синтаксический раздел этой грамматики. Теньер также автор одного из первых ассоциативных и одного из первых частотных словарей русского языка.

С середины 1930-х гг. Теньер начинает интенсивно заниматься проблемами общего синтаксиса и публикует на эту тему ряд небольших статей и брошюру «Очерк структурного синтаксиса» (1953). Главный теоретический труд Теньера – монументальная книга «Основы структурного синтаксиса» (фр. Eléments de syntaxe structurale) была с большими трудностями опубликована только посмертно (1959) и не нашла понимания у современников. В этих работах Теньером были намечены контуры одной из двух наиболее значительных синтаксических теорий XX века – так наз. Вербоцентричного синтаксиса зависимостей, основанного на бинарных направленных отношениях между элементами предложения и с предикатом в качестве единственной вершины графической «стеммы» (или «дерева зависимостей», в более современной терминологии). Синтаксис зависимостей в настоящее время является основной и наиболее жизнеспособной альтернативой синтаксису составляющих, представленному в англоязычной традиции и лежащему, в частности, в основе генеративной грамматики.

Второй фундаментальной идеей Теньера было противопоставление так называемых актантов и сирконстантов как, с одной стороны, участников «маленькой драмы предложения» и, с другой стороны, обстоятельств, в которых эта драма развёртывается. Это противопоставление в том или ином виде принято практически во всех современных синтаксических теориях (хотя содержание его часто оказывается уже довольно далёким от первоначальных представлений Теньера).

Синтаксическая теория Теньера имеет и много других оригинальных черт: это, в частности, деление на статический и динамический синтаксис, введённые Теньером понятия валентности и диатезы глагола, юнкции (сочинительной связи) и трансляции (перехода слов из одной части речи в другую), понятие грамматической правильности (впоследствии сыгравшее фундаментальную роль в концепции Хомского) и т. Д. Все эти понятия оказались необычайно плодотворны в истории дальнейших синтаксических исследований, хотя приоритет Теньера, почти забытого в 1950-60 гг., не всегда был должным образом оценен и отмечен.

Наибольшее число последователей Теньера было в этот период в Германии и в России. На немецкий язык его итоговая книга была переведена в 1980 г., на русский (с небольшими сокращениями) – в 1988 г. Синтаксические теории, развивавшиеся в России, как правило, тяготели именно к синтаксису зависимостей, и идеи Теньера оказали большое влияние на синтаксическую теорию модели «Смысл <-> Текст» и целый ряд других концепций (Ахманова 1963: 117-125).

2.2 Работа Теньера «Основы структурного синтаксиса»

теньер структурный синтаксис предложение

В первой книге своей работы Теньер говорит о синтаксической связи.

Предметом структурного синтаксиса является изучение предложения. Предложение представляет собой организованное целое, элементами которого являются слова.

Каждое слово, входящее в состав предложения, утрачивает свою изолированность, всегда присущую ему в словаре. Можно заметить, что каждое слово предложения вступает с соседними словами в определенные связи <…>, совокупность которых составляет костяк, или структуру, предложения. <…>

Предложение типа Alfred parle «Альфред говорит» состоит не из двух элементов: 1) Alfred и 2) parle, а из трех: 1) Alfred , 2) parle и 3) связь, которая их объединяет и без которой не было бы предложения. Говорить, что предложение типа Alfred parle содержит только два элемента, – значит анализировать его с чисто поверхностной, морфологической точки зрения и игнорировать самое существенное – синтаксическую связь. <…>

Синтаксическая связь необходима для выражения мысли. Без нее мы не могли бы передать никакого связного содержания. Наша речь была бы простой последовательностью изолированных образов и идей, ничем не связанных друг с другом.

Именно синтаксическая связь делает предложение живым организмом, и именно в ней заключена его жизненная сила.

Построить предложение – значит вдохнуть жизнь в аморфную массу слов, установив между ними совокупность синтаксических связей. И обратно, понять предложение – значит уяснить себе совокупность связей, которые объединяют входящие в него слова. Понятие синтаксической связи является, таким образом, основой всего структурного синтаксиса. <…>

Собственно говоря, именно то, что мы называем связью, и выражает само слово «синтаксис», означающее по-гречески «расположение», «установление порядка».<…> Для наглядности мы будем изображать связи между словами графически, посредством линий, которые мы назовем линиями синтаксической связи. <…>

Синтаксические связи <…> устанавливают между словами отношения зависимости. Каждая связь объединяет некоторый вышестоящий элемент с элементом нижестоящим. Вышестоящий элемент мы будем называть управляющим, или подчиняющим, а нижестоящий – подчиненным. Так, в предложении Alfred parle (см. ст. 1) parle - управляющий элемент, а Alfred – подчиненный.

Parle

Alfred

Стемма 1

Когда нас будет интересовать восходящая синтаксическая связь, мы будем говорить, что подчиненный элемент зависит от управляющего, а когда речь будет идти о нисходящей связи, будем говорить, что управляющий элемент управляет подчиненным, или подчиняет его. <…>

Одно и то же слово может одновременно зависеть от одного слова и подчинять себе другое. Так, в предложении Mon ami parle «Мой друг говорит» слово ami «друг» одновременно подчинено слову parle «говорит» и подчиняет себе слово mon «мой» (см. ст. 2).

Parle

ami

mon

Стемма 2

Таким образом, совокупность слов, входящих в состав предложения, образует настоящую иерархию. <…> Изучение предложения, являющееся, как уже говорилось выше, целью структурного синтаксиса, по существу, сводится к изучению структуры предложения, которая представляет собой не что иное, как иерархию синтаксических связей.

Линию, изображающую синтаксическую связь, естественно проводить в вертикальном направлении, поскольку она символизирует отношение между вышестоящим элементом и нижестоящим.

В принципе никакой подчиненный элемент не может зависеть более чем от одного управляющего. Управляющий же, напротив, может управлять несколькими подчиненными, например, Mon vieil ami chante cette jolie chanson «Мой старый друг поет эту красивую песню» ( см . ст . 3 ).

с hante

ami chanson

mon vieil cette jolie

Стемма3

Каждый управляющий элемент, у которого есть один или несколько подчиненных, образует то, что мы будем называть узлом. Узел мы определим как совокупность, состоящую из управляющего слова и всех тех слов, которые – прямо или косвенно – ему подчинены и которые он в некотором роде связывает в один пучок. <…>

Так же как и синтаксические связи <…>, узлы могут располагаться один выше другого. Таким образом, наряду с иерархией связей между словами существует иерархия связей между узлами. <…>

Узел, образованный словом, которое подчиняет себе – прямо или косвенно – все слова предложения, называется центральным узлом. Такой узел находится в центре всего предложения. Он обеспечивает структурное единство предложения тем, что связывает все его элементы в единый пучок. В некотором смысле он отождествляется со всем предложением. <…> Центральный узел обычно образуется глаголом. <…>

Совокупность линий, изображающих синтаксические связи, образует стемму. Стемма наглядно представляет иерархию связей и схематически показывает все узлы и образуемые ими пучки. Таким образом, стемма являет собой материализованную в наглядной форме структуру предложения. Итак, стемма – это наглядное представление абстрактного понятия - структурная схема предложения. <…>

Стемма позволяет решить задачу, которую в рамках традиционной грамматики опытные педагоги всегда ставили перед своими учениками. Они предлагали им описать строение предложения изучаемого языка, будь то латынь или какой-либо из живых языков. Как всем известно, если строение предложения не ясно, то и само предложение правильно понять невозможно. <…>

Структурный порядок слов – это порядок, в котором устанавливаются синтаксические связи. Порядок установления связей не может быть задан однозначно, поскольку каждый управляющий элемент может иметь несколько подчиненных. Отсюда следует, что структурный порядок является многомерным. <…>

Материал, из которого строится речь, – это последовательность звуков <…>, которые мы воспринимаем органами слуха. Эту последовательность мы будем называть речевой цепочкой. Речевая цепочка одномерна. Она предстает перед нами в виде линии. В этом ее существенное свойство.

Линейный характер речевой цепочки обусловлен тем, что наша речь разворачивается во времени, а время принципиально одномерно. <…>

Речевая цепочка не только одномерна, но и направлена лишь в одну сторону. Это объясняется тем, что, она является функцией времени, которое движется только в одну сторону. Следовательно, речевая цепочка, так же как и время, необратима. <…>

Структурный порядок и линейный порядок.

В основании всего структурного синтаксиса лежит соотношение между структурным порядком и порядком линейным. Построить или установить схему предложения – значит преобразовать линейный порядок в структурный. <…> И обратно: восстановить предложение из стеммы, или воплотить стемму в предложение, – значит преобразовать структурный порядок в линейный, вытянув в цепочку образующие стемму слова. <…> Можно сказать: говорить на данном языке – значит уметь преобразовывать структурный порядок в линейный. Соответственно понимать язык – это быть в состоянии преобразовать линейный порядок в структурный. <…>

Слово.

Несмотря на кажущуюся простоту, определить лингвистически понятие слова необычайно трудно. <…> Дело здесь, видимо, в том, что многие пытаются исходить из понятия слова, чтобы определить понятие предложения, вместо того чтобы, наоборот, отталкиваясь от понятия предложения, определить понятие слова. Нельзя определить предложение через слово, но только слово через предложение. Понятие предложения логически первично по отношению к понятию слова. <…> Поскольку предложение разворачивается в речевую цепочку, слово можно определить только как сегмент этой цепочки. <…>

Синтаксис и морфология.

Когда структурная схема предложения расположена в линейном порядке в речевой цепочке, она готова к тому, чтобы обрести звуковую оболочку и тем самым получить свою внешнюю форму. <…> Структурная и семантическая схемы, противостоящие внешней форме, составляют подлинную внутреннюю форму предложения. <…>

Всякий, кто изучал иностранный язык, знает, какие требования налагает на говорящего на данном языке его внутренняя форма. Она представляет собой силу, которой невозможно противостоять – своего рода категорический императив. Изучение внешней формы предложения составляет объект морфологии. Изучение его внутренней формы - объект синтаксиса.

Таким образом, синтаксис резко отделен от морфологии и независим от нее. Он подчиняется своим собственным законам - он автономен. Автономия синтаксиса далеко не общепризнана. После того как под влиянием идей, господствовавших в XIX в., подход Ф. Боппа возобладал в сознании лингвистов над взглядами В. Гумбольдта, сравнительная грамматика развивалась практически исключительно в области фонетики и морфологии. <…>

Что касается синтаксиса, то со времен Ф. Боппа он всегда был на положении бедного родственника морфологии. В тех редких случаях, когда его не обходили молчанием, на него надевали морфологическую смирительную рубашку. Большая часть описаний синтаксиса, которые были опубликованы за последние сто лет, представляют собой лишь морфологический синтаксис. <…>

Морфологический маркер

Будем называть мысль и соответствующие ей структурную и линейную схемы выражаемым <…>, а фонетическую оболочку, которая придает им форму, воспринимаемую органами чувств, будем называть выражающим. <…>

Смысл <…>, или значение, <…> элемента речевой цепочки есть отношение выражающего к выражаемому. И это справедливо: выражаемое – это смысл выражающего. Понятие смысла позволяет определить выражаемое только по отношению к выражающему. Таким образом, оно предполагает первичность выражающего по отношению к выражаемому, то есть первичность морфологии по отношению к синтаксису.

Однако признать такую первичность было бы неправильно. В действительности синтаксис предшествует морфологии. Когда мы говорим, мы не подыскиваем задним числом смысл для уже произнесенной последовательности фонем. Наоборот, наша задача состоит в том, чтобы найти звуковое воплощение для заранее данной мысли, которая только и оправдывает самое его существование. <…>

Первичность синтаксиса вынуждает нас ввести в нашу терминологию новый термин, который был бы обратным по отношению к термину смысл. В качестве такого термина мы предлагаем термин «маркер» (или «морфологический маркер»). <…> Маркер выражает уже не отношение выражающего к выражаемому, а отношение выражаемого к выражающему. Теперь можно сказать, что выражающее – это маркер для выражаемого.

Из сказанного выше следует, что морфология по существу представляет собой изучение маркеров. <…> Синтаксическая связь не имеет маркеров, но от этого она не становится менее реальной. <…>

Структура и функция.

Функционирование <…> структурного единства основано на осмысленном сочетании функций его элементов. Без функций не может быть структуры. Иначе говоря, синтаксическая иерархия устроена так же, как и иерархия военная, в которой каждый военнослужащий выполняет строго определенные функции.

Из сказанного выше следует, что структурный синтаксис – это то же самое, что синтаксис функциональный, и, следовательно, функции, выполняемые различными элементами предложения и необходимые для его жизни, представляют для него первостепенный интерес. <…>

С этой точки зрения можно утверждать, что функциональный синтаксис способен оказать существенную помощь для изучения современных языков, для активного овладения ими и для их преподавания.

Следует отметить глубокую аналогию между функциональным синтаксисом и фонологией Пражской школы, которая стремится увидеть за явлениями чисто физической природы те собственно лингвистические функции, которые эти явления способны выполнять. <…>

Полнозначные и неполнозначные слова.

Есть две важные категории слов: слова полнозначные, «полные» и слова семантически «пустые», или неполнозначные.

К первой категории относятся слова, наделенные определенной семантической функцией, то есть такие, форма которых непосредственно ассоциируется с определенной идеей, которую она представляет или вызывает в сознании. <…>

Ко второй категории относятся слова, не имеющие семантической функции. Это, по сути, просто грамматические средства, функция которых состоит лишь в том, чтобы указывать, уточнять или видоизменять категорию семантически наполненных слов и устанавливать соотношения между ними. <…> Четкая граница между полнозначными и неполнозначными словами имеется лишь в некоторых языках, в частности в китайском. <…> Многие языки, и в частности европейские, интересующие нас в наибольшей степени, часто объединяют в одном и том же слове полнозначные и неполнозначные элементы. Такие слова мы будем называть композитами. <…>

По мере исторического развития языка полнозначные слова имеют тенденцию превращаться в неполнозначные, обладающие только грамматической функцией. <…> Значения, выражаемые полнозначными словами, могут восприниматься только сквозь сетку грамматических категорий. Поэтому полнозначные слова относятся к ведению категориального синтаксиса.

Неполнозначные слова, напротив, принадлежат к функциональному синтаксису, поскольку в качестве служебных грамматических элементов они помогают связывать полнозначные слова в структурное единство. <…>

Виды полнозначных слов.

Мы будем классифицировать полнозначные слова по их категориальному содержанию. Выделим два основания для классификации. Прежде всего, необходимо отделить идеи, выражающие предметы, от идей, выражающих процессы.

Предметы – это вещи, воспринимаемые органами чувств и отмечаемые сознанием как имеющие самостоятельное существование, например, cheval «лошадь», table «стол», quelqu'un «кто-то». Полнозначные слова, выражающие идею предметности, называются существительными.

Процессы представляют собой состояния или действия, посредством которых предметы проявляют свое существование, например, est «является», dort «спит», mange «ест», fait «делает» и т.д. Полнозначные слова, обозначающие процессы, называются глаголами.

Большинство языков не обладает способностью различать понятия процесса и предмета. Они трактуют процесс как предмет, и, следовательно, глагол как существительное. В таких языках il aime «он любит» не отличается от son amour «его любовь». Иначе говоря, центральным узлом предложения здесь служит именной узел. Представляется, что понятие глагола в собственном смысле слова встречается только в наших европейских языках. <…>

Второе деление противопоставляет конкретные понятия, к которым в принципе относятся понятия предметов и процессов, и абстрактные понятия, к которым относятся их атрибуты. Это дает два новых разряда полнозначных слов – один в области предметов, а второй в области процессов.

Полнозначные слова, выражающие абстрактные атрибуты предметов, называются прилагательными.

Полнозначные слова, выражающие абстрактные атрибуты процессов, называются наречиями <…>

Итак, существительные, прилагательные, глаголы и наречия составляют четыре класса полнозначных слов, лежащих в самом основании языка <…>

Неполнозначные слова.

Мы уже видели, что неполнозначные слова представляют собой особые грамматические средства, и вследствие этого они относятся к функциональному синтаксису. Поэтому мы будем классифицировать их в соответствии с природой присущей им функции.

Общая функция неполнозначных слов состоит в том, чтобы разнообразить структуру предложения, изменяя его строение. Одни неполнозначные слова видоизменяют количественный аспект структуры предложения, а другие – ее качественный аспект.

Первая из этих функций, влияющая на количественный аспект строения предложения, называется юнктивной <…>. Она позволяет бесконечно увеличивать число элементов предложения, добавляя к любому ядру теоретически неограниченное число ядер той же природы. Морфологические маркеры юнкции мы будем называть юнктивами <…>.

Таким образом, функция юнктивов состоит в том, чтобы объединять друг с другом полнозначные слова или образуемые ими узлы. Так, во французском предложении Les hommes craignent la mis è re et la mort «Люди боятся нищеты и смерти» юнктив et «и» объединяет полнозначные слова mis è re «нищета» и mort «смерть» в единое целое.

Функция, изменяющая качественный аспект строения предложения, называется транслятивной. Она позволяет бесконечно дифференцировать элементы предложения, переводя любое ядро в теоретически бесконечное число ядер другой природы (то есть относящихся к другим категориям). Морфологические маркеры трансляции мы будем называть транслятивами <…>.

Таким образом, функция транслятивов состоит в изменении категорий полнозначных слов. Например, в субстантивном узле le bleu de Prusse «берлинская лазурь», букв. «прусская синяя (краска)» артикль le представляет собой транслятив, который превращает прилагательное bleu «синий» в существительное со значением «синяя краска», а предлог de – транслятив, превращающий существительное Prusse «Пруссия» в прилагательное, поскольку группа de Prusse по существу имеет функцию прилагательного. <…>

Юнктивы.

Юнктивы – это своего рода цемент, скрепляющий ядра одной и той же природы. Отсюда следует, что, подобно тому как цементный раствор кладется между кирпичами, юнктивы структурно располагаются между ядрами, не проникая в них самих. Юнктивы можно назвать межъядерными элементами. <…> Юнктивная функция признается и традиционной грамматикой, которая обозначает юнктивы термином «сочинительные союзы». <…>

Транслятивы.

Транслятивы, как мы видели выше, представляют собой неполнозначные слова, функция которых состоит в изменении категории полнозначных слов.

Отсюда вытекает, что их действие направлено непосредственно на полнозначные слова и, следовательно, локализовано внутри ядер, образованных этими словами. Можно сказать, что в отличие от юнктивов, являющихся межъядерными элементами, транслятивы являются элементами внутриядерными <…>

Транслятивная функция не была замечена традиционной грамматикой, которая противопоставила сочинительным союзам только подчинительные союзы. В действительности в разряд транслятивов следует отнести не только подчинительные союзы, но и относительные местоимения, предлоги, артикль и вспомогательные глаголы традиционной грамматики, а также глагольные приставки и грамматические окончания, представляющие собой не что иное, как агглютинированные транслятивы. <…>

Типы предложений.

Каждое полнозначное слово способно формировать узел. Мы будем различать столько типов узлов, сколько имеется типов полнозначных слов, а именно четыре: глагольный узел, субстантивный узел, адъективный узел и наречный узел.

·  Глагольный узел – это такой узел, центром которого является глагол, например, Alfred frappe Bernard «Альфред бьет Бернара».

·  Субстантивный узел – это такой узел, центром которого является существительное, например, six forts chevaux «шесть сильных лошадей».

·  Адъективный узел – это такой узел, центром которого является прилагательное, например, extr ê mement jeune «чрезвычайно молодой».

·  Наречный узел – это такой узел, центром которого является наречие, например, relativement vite «сравнительно быстро».

Как мы видели, любое предложение представляет собой организованную совокупность узлов. Узел, который подчиняет себе все остальные узлы предложения, мы называем центральным.

Предлагается классифицировать предложения в соответствии с природой их центрального узла. Будем различать столько типов предложений, сколько имеется типов узлов, а именно четыре: глагольное предложение, субстантивное предложение, адъективное предложение и наречное предложение.

Глагольное предложение – это такое предложение, центральный узел которого глагольный, например: Le signal vert indique la voie libre «Зеленый сигнал показывает, что путь открыт». <…>

Субстантивное предложение – это такое предложение, центральный узел которого субстантивный, например: Le stupide XIX si é cle «Глупый XIX век» <…> или лат. Vae victis «Горе побежденным».

Адъективное предложение – это такое предложение, центральный узел которого адъективный. Впрочем, вместо прилагательного может выступать причастие, что не меняет структуру предложения, например: Ouvert la nuit «Открыто по ночам». <…>

Наречное предложение – это такое предложение, центральный узел которого наречный. Место наречия может занимать наречное выражение, что не меняет структуру предложения, например: A la recherche du temps perdu «В поисках утраченного времени». <…>

В языках, проводящих различие между глаголом и существительным, в частности в европейских языках <…>, наибольшее распространение имеют глагольные предложения. За ними, в порядке уменьшения употребительности, следуют субстантивные, адъективные и наречные предложения. Последние три типа, как мы видели, часто встречаются в названиях книг, в сценических ремарках и т.п. <…>

В языках, где различие между глаголом и существительным очевидным образом не проводится, не может быть глагольных предложений. В них самые распространенные предложения – субстантивные <…>.

Основой любого предложения является та или иная организация узлов. На эту общую основу могут накладываться другие явления, в результате которых происходит усложнение структуры предложения и увеличивается многообразие возможных структур. Таких явлений два: юнкция <…> и трансляция <…>.

Условимся называть простым предложением всякое предложение, в котором нормальная организация узлов нигде не осложнена юнкцией или трансляцией.

Соответственно сложным предложением <…> мы будем называть такое, в котором юнкция или трансляция представлены. <…>

Во второй книге говорится о структуре простого предложения.

Глагольный узел.

Глагольный узел, который является центром предложения в большинстве европейских языков <…>, выражает своего рода маленькую драму. Действительно, как в какой-нибудь драме, в нем обязательно имеется действие, а чаще всего также действующие лица и обстоятельства.

Если перейти от плана драматической реальности к плану структурного синтаксиса, то действие, актеры и обстоятельства становятся соответственно глаголом, актантами и сирконстантами. Глагол выражает процесс <…>

Актанты – это живые существа или предметы, которые участвуют в процессе <…> Так, в предложении Alfred donne le livre à Charles «Альфред дает книгу Шарлю» (см. ст. 77), Charles и даже livre , хотя и не действуют сами, тем не менее являются актантами в той же степени, что и Alfred .

donne

Alfred le livre à Charles

Стемма 77

Сирконстанты выражают обстоятельства (времени, места, способа и пр.), в которых развертывается процесс. <…> Сирконстанты – это всегда наречия (времени, места, способа и пр.) или их эквиваленты. И напротив, именно наречия, как правило, всегда берут на себя функцию сирконстантов.

Мы видели, что глагол является центром глагольного ядра и, следовательно, глагольного предложения. <…> Он, таким образом, выступает в качестве элемента, управляющего всем глагольным предложением.

В простом предложении центральным узлом не обязательно должен быть глагол. Но если уж в предложении имеется глагол, он всегда центр этого предложения. <…>

Что касается актантов и сирконстантов, то это элементы, непосредственно подчиненные глаголу. <…>

Субъект и предикат.

Традиционная грамматика, опираясь на логические принципы, стремится вскрыть в предложении логическое противопоставление субъекта и предиката: субъект – то, о чем сообщается нечто, предикат – то, что сообщается о субъекте <…>

Что касается чисто лингвистических наблюдений над фактами языка, то они позволяют сделать заключение совершенно иного характера: ни в одном языке ни один чисто языковой факт не ведет к противопоставлению субъекта предикату.

Так, например, в латинском предложении Filius amat patrem «Сын любит отца» (см. ст. 80), слово amat является результатом агглютинации предикативного элемента ama- и субъектного элемента –t. Разрыв между субъектом и предикатом, таким образом, не обозначен разрывом в слове. Напротив, имеется разрыв между составными элементами субъекта filius …- t и предиката ama -… patrem .

amat

filius patrem

Стемма 80

Переплетение элементов субъекта и предиката плохо согласуется с положением о противопоставленности этих двух понятий, в то время как не возникает никаких сложностей, если принять гипотезу о центральном положении глагольного узла.

В состав предиката иногда входят элементы, природа и внутренняя структура которых полностью сопоставимы с характером и структурой элементов субъекта.

Возьмем, например, предложение Votre jeune ami connaît mon jeune cousin «Ваш молодой друг знает моего юного кузена» (см. Ст.81). Здесь элемент mon jeune cousin образует субстантивный узел, совершенно аналогичный узлу votre jeune ami, как о том свидетельствует идентичность их стемм <…>. Следовательно, нет никаких оснований помещать их на разных уровнях, что неизбежно, если допустить противопоставление субъекта и предиката.

ami connaît

votre jeune cousin

mon jeune

Стемма 81

Это неудобство исчезает, если исходить из гипотезы глагольного узла как центрального в предложении и строить стеммы соответствующим образом. Параллелизм между двумя субстантивными узлами в данном случае восстанавливается (см. ст. 83).

connaît

ami cousin

votre jeune mon jeune

Стемма 83

Противопоставление субъекта предикату мешает, таким образом, увидеть структурное равновесие в предложении, поскольку оно ведет к изоляции одного из актантов в качестве субъекта и к исключению других актантов, которые вместе с глаголом и всеми сирконстантами отнесены к предикату. Такой подход означает, что одному из членов предложения придается несоразмерная значимость, не оправданная ни одним строго лингвистическим фактом.

Противопоставление субъекта предикату скрывает, в частности, способность актантов взаимозаменяться, которая лежит в основе залоговых преобразований.

Так, активное латинское предложение Filius amat patrem «Сын любит отца» путем простой взаимозамены актантов превращается в пассивное Pater amatur a filio «Отец любим сыном»: первым актантом становится pater вместо filius, вторым – а filio вместо patrem , причем каждый остается на своем уровне (см. ст. 85 и 86).

amat amatur

filius patrem pater a filio

Стемма 85 Стемма 86

Напротив, противопоставление субъекта предикату приводит к диссимметрии, так как каждый актант изменяет свой уровень в зависимости от того, является ли он субъектом или нет (см. ст. 87 и 88).

filius amat pater amatur

patrem a filio

Стемма 87 Стемма 88

Скрывая залоговый механизм, противопоставление субъекта предикату одновременно затушевывает всю теорию актантов и валентности глаголов.

Кроме того, оно лишает возможности выявить факты юнкции и трансляции, которые при подходе к глагольному узлу как к центральному так легко объяснимы. <…>

Актанты.

Мы видели, что актанты – это лица или предметы, а той или иной степени участвующие в процессе. С другой стороны, мы также видели, что актанты, как правило, выражены существительными <…> и что они непосредственно подчинены глаголу. <…> Актанты различаются по своей природе, которая в свою очередь связана с их числом в глагольном узле. Вопрос о количестве актантов, таким образом, является определяющим во всей структуре глагольного узла.

Глаголы обладают разным числом актантов. Более того, один и тот же глагол не всегда имеет одно и то же число актантов. Существуют глаголы без актантов, глаголы с одним, с двумя или тремя актантами.

Глаголы без актантов выражают процесс, который развертывается сам по себе, и в котором нет участников. Это относится в первую очередь к глаголам, обозначающим атмосферные явления. Так, в латинском предложении Pluit «Идет дождь» глагол pluit описывает действие (дождь) без актантов. Стемма в подобном случае сводится к простому ядру, <…> поскольку из-за отсутствия актантов в ней и не могут быть отражены связи между этими последними и глаголом. <…>

Опровержением сказанного выше не могут служить французские предложения типа Il pleut «Идет дождь», Il neige «Идет снег», где il вроде бы выступает актантом, ибо il в действительности является всего лишь показателем 3-го лица глагола и не выражает ни лица, ни предмета, которые каким-нибудь способом могут участвовать в этом атмосферном явлении. Il pleut образует ядро, и стемма здесь идентична предыдущей. <…> Данный факт традиционная грамматика признала, назвав il в этом случае псевдосубъектом. <…>

Возвращаясь к нашему сравнению предложения с маленькой драмой, <…> мы бы сказали, что в случае с безактантным глаголом поднявшийся занавес открывает сцену, на которой идет дождь или снег, но нет актеров.

Глаголы с одним актантом выражают действие, в котором участвует только одно лицо или предмет. Так, в предложении Alfred tombe «Альфред падает» (см. ст. 91) Альфред – единственный участник действия падения, и, для осуществления этого действия осуществилось, нет необходимости, чтобы кто-то, кроме Альфреда, участвовал в нем.

tombe

Alfred

Стемма91

В соответствии с данным выше определением можно было бы подумать, что в предложении типа Alfred et Antoine tombent «Альфред и Антуан падают» глагол tomber включает два актанта (см. ст. 92). Ничуть не бывало. Это один и тот же актант, повторенный два раза. Это одна и та же роль, исполненная разными лицами. Иначе говоря , Alfred et Antoine tombent = Alfred tombe + Antoine tombe ( см . Ст. 93). Мы имеем здесь простое раздвоение. А явление раздвоения не учитывается при определении числа актантов.

tombe tombe tombe tombe

+ =

Alfred et Antoine Alfred Antoine Alfred et Antoine

Стемма92 Стемма 93

Глаголы с двумя актантами выражают процесс, в котором участвуют два лица или предмета (разумеется не дублируя друг друга). Так, в предложении Alfred frappe Bernard «Альфред бьет Бернара» имеется два актанта: 1 – Alfred , который наносит удары, и 2 – Bernard , который их получает. Действие с двумя актантами не могло бы осуществиться, если бы оба актанта, каждый со своей стороны, не приняли в нем участия.

Глаголы с тремя актантами выражают действие, в котором участвуют три лица или предмета (естественно, не дублируя друг друга). Так, в предложении Alfred donne le livre à Charles «Альфред дает книгу Шарлю» имеется три актанта: 1 – Alfred , который дает книгу, 2 – le livre «книга», которая дается Шарлю, и 3 – Charles , тот, кто получает книгу. Действие с тремя актантами не могло бы осуществиться, если бы все три актанта, каждый в своей роли, не приняли в нем участия.

В случае глаголов с тремя актантами первый и третий актанты, как правило, лица (Альфред, Шарль), второй – предмет (книга).

Введение вспомогательного глагола (в формах наклонения или времени) ничего не меняет в организации актантовой структуры: актантная структура предложения Alfred peut donner le livre à Charles «Альфред может дать книгу Шарлю» (см. ст. 94) ничем не отличается от структуры предложения Alfred donne le livre à Charles (см. ст. 77)

peut

Alfred donner

le livre à Charle

Стемма 94

Виды актантов.

1. Разные актанты выполняют разные функции по отношению к глаголу, которому подчиняются. <…> С семантической точки зрения первый актант – тот, который осуществляет действие. Поэтому первый актант в традиционной грамматике называется субъектом, этот термин мы и оставим. <…> С семантической точки зрения второй актант – тот, который испытывает действие. Второй актант издавна назывался прямым дополнением, позднее – дополнением объекта. Мы будем называть его просто объектом.

Следует отметить, что если семантически между субъектом и объектом имеет место противопоставление, то структурно между первым и вторым актантами существует не противопоставление, а простое различие.

Действительно, со структурной точки зрения независимо от того, чтó перед нами, первый или второй актант, подчиненный элемент всегда является дополнением, так или иначе дополняющим подчиняющее слово, <…> причем в любом случае существительное, будь то субъект или объект, управляет всеми подчиненными элементами, объединенными в узел, центром которого оно выступает.

Исходя из этой точки зрения и используя традиционные термины, без колебаний можно утверждать, что субъект – это такое же дополнение, как и все другие. Хотя на первый взгляд такое утверждение и кажется парадоксальным, оно легко доказуемо, если уточнить, что речь идет не о семантической, а о структурной точке зрения.

Так, в предложении Alfred frappe Bernard «Альфред бьет Бернара» <…> Bernard структурно представляет собой второй актант, семантически же – объект глагола frappe .

Определяя второй актант, мы все время обращались к наиболее распространенным фактам, а именно к активной диатезе. <…> Обратимся теперь к пассивной диатезе, когда действие рассматривается с противоположной стороны. <…> В то время как второй актант глагола в активной диатезе испытывает действие, <…> второй актант глагола в пассивной диатезе это действие осуществляет: Bernard est frapp è par Alfred «Бернар избивается Альфредом».

Таким образом, со структурной точки зрения мы будем различать второй актант актива, за которым мы сохраним название просто второго актанта и второй актант пассива.

С семантической точки зрения второй актант пассива в традиционной грамматике принято называть дополнением пассива, или агентивным дополнением. Мы будем называть его контрсубъект, <…> поскольку он противостоит субъекту, как пассив противостоит активу.

Третий актант – с семантической точки зрения – это актант, в чью пользу или в ущерб которому совершается действие. Поэтому третий актант в традиционной грамматике когда-то назывался косвенным дополнением, или атрибутивным.

На третий актант присутствие других актантов, так же как переход от актива к пассиву, не оказывает влияния. Как в активной, так и в пассивной диатезе он остается третьим актантом: Alfred donne le livre à Charles «Альфред дает книгу Шарлю», как и Le livre est donn é par Alfred à Charles «Книга дана Альфредом Шарлю». <…>

Валентность и залог

Мы уже знаем <…>, что существуют глаголы, не имеющие ни одного актанта, глаголы с одним актантом, глаголы с двумя актантами и глаголы с тремя актантами.

Подобно тому, как существуют различные типы актантов: первый актант, второй актант и третий актант <…>, так и свойства глаголов, управляющих этими актантами, различаются в зависимости от того, управляют ли они одним, двумя или тремя актантами. Ведь совершенно очевидно, что субъект не может одинаковым образом воспринимать глагол, способный управлять одним актантом, глагол, способный управлять двумя или тремя актантами, и глагол, лишенный возможности иметь какой-либо актант вообще.

Таким образом, глагол можно представить себе в виде своеобразного атома с крючками, который может притягивать к себе большее или меньшее число актантов в зависимости от большего или меньшего количества крючков, которыми он обладает, чтобы удержать эти актанты при себе. Число таких крючков, имеющихся у глагола, и, следовательно, число актантов, которыми он способен управлять, и составляет сущность того, что мы будем называть валентностью глагола.

Способ представления говорящим глагола с точки зрения его валентности по отношению к возможным актантам является тем, что в грамматике именуется залогом. Следовательно, залоговые свойства глагола зависят главным образом от числа актантов, которые он может иметь.

Необходимо отметить, что вовсе не обязательно, чтобы все валентности какого-либо глагола были заняты соответствующими актантами, чтобы они были всегда, если можно так выразиться, насыщены. Некоторые валентности могут оказаться незанятыми, или свободными. Например, двухвалентный глагол chanter «петь» может быть употреблен без второго актанта. Можно сказать Alfred chante «Альфред поет», ср. Alfred chante une chanson «Альфред поет песню».<…>

Безвалентные глаголы

Глаголы, не могущие иметь актантов, или безвалентные глаголы, то есть глаголы, лишенные всякой валентности, известны в традиционной грамматике под названием безличных. Однако последний термин был признан неудачным, поскольку так называемые безличные глаголы употребительны как в личных наклонениях <…>, так и в безличных (в форме инфинитива или причастия например, pleuvoir «дождить»).

Отсутствие актантов у безвалентных глаголов легко объяснимо, если учесть, что они обозначают события, которые происходят без участия каких бы то ни было актантов. Предложение Il neige «Идет снег» обозначает только процесс, происходящий в природе, причем мы не можем представить себе существование актанта, который являлся бы первопричиной этого процесса.

Одновалентные глаголы.

Глаголы с одним актантом, иначе одновалентные глаголы, в традиционной грамматике известны под <…> названием непереходных глаголов. Например, непереходными являются глаголы sommeiller «дремать», voyager «путешествовать», jaillir «хлынуть».

Действительно, можно сказать, Alfred dort «Альфред спит» или Alfred tombe «Альфред падает», но нельзя сказать или, скорее, нельзя вообразить себе, что этот процесс затрагивает еще один какой-то актант, кроме Альфреда. Невозможно дремать, путешествовать или хлынуть кого-либо или что-либо.

Одноактантные глаголы часто оказываются галголами состояния <…>, но одноактантными могут быть также глаголы действия. <…> В случае одноактантных глаголов подчас бывает очень трудно определить, является ли их единственный актант первым или вторым актантом. <…>

Большие затруднения для анализа представляют также глаголы, обозначающие метеорологические явления, когда они употребляются как одноактантные. Выражение Il pleut des hallebardes «Дождь льет как из ведра» (букв. «льет алебарды») анализируется иногда как Des hallebardes pleuvent букв. «Алебарды падают дождем». Но алебарды следует скорее понимать как объект дождя, а не субъект, который в свою очередь предстает скорее в образе греческого бога, низвергаюшего потоки дождя. Кроме того, форма множественного числа hallebardes не может рассматриваться с грамматической точки зрения как субъект глагола pleut, который сохраняет форму единственного числа. Отсюда напрашивается вывод, что единственный актант des hallebardes является вторым актантом, а не первым. <…>

Весьма вероятно также существование глаголов с одним-единственным актантом, который является третьим актантом. В частности, подобные глаголы обнаруживаются в выражениях типа нем. es ist mir warm "мне тепло"; здесь актант, выраженный дативом, представляет собой лицо, которому приписывается ощущение тепла, выраженное глаголом.

Переходные глаголы.

Двухактантные глаголы в традиционной грамматике называются переходными глаголами, поскольку в таком предложении, как Alfred frappe Bernard «Альфред бьет Бернара», действие переходит от Альфреда на Бернара.

В традиционной грамматике с полным основанием выделяются четыре разновидности переходного залога, нечто вроде подзалогов, которые мы будем называть диатезами, позаимствовав этот термин у греческих грамматиков (διάθεσις ).

В самом деле, если действие подразумевает наличие двух актантов, мы можем рассматривать его по-разному, в зависимости от направления, в котором оно осуществляется, или, если прибегнуть к традиционному термину, в зависимости от направления, в котором оно переходит от одного актанта к другому.

Возьмем, к примеру переходный глагол frapper «ударять» и два актанта: A (Alfred) который наносит удар, и B (Bernard), который его получает, и составим следующее предложение: Alfred frappe Bernard «Альфред ударяет Бернара». В этом случае можно сказать, что глагол frapper «ударять» употреблен в активной диатезе, поскольку действие «нанесение удара» совершается первым актантом, который, таким образом, является активным участником действия.

Но ту же мысль можно выразить предложением Bernadr est frapp é par Alfred букв. «Бернар ударяется Альфредом». В таком случае глагол frapper «ударять» находится в пассивной диатезе, поскольку первый актант лишь испытывает действие, его участие в действии оказывается совершенно пассивным. Актив и пассив являются основными диатезами переходного залога, однако это не единственные диатезы, поскольку их можно комбинировать.

Например, может получиться так, что одно и то же лицо (или вещь) наносит удары и получает их. Оно одновременно является и активным и пассивным, иными словами, и первым и вторым актантом. Такой случай представляет собой фраза Alfred se tue «Альфред убивает себя». Здесь глагол в возвратной диатезе, потому что действие, исходя от Альфреда, к нему же и возвращается, словно отраженное зеркалом. Подобным же образом можно сказать Alfred se mire или Alfred se regarde dans un miroir «Альфред смотрится в зеркало».

Наконец бывают случаи, когда два действия оказываются параллельными, но противоположно направленными, каждый из двух актантов играет активную роль в одном действии и одновременно пассивную роль – в другом. Подобный случай представлен в предложении Alfred et Bernard s 'entretuent «Альфред и Бернар убивают друг друга». Здесь глагол во взаимной диатезе, потому что действие является взаимным.

Четыре диатезы переходного залога можно обобщить с помощью следующей схемы:

§  Активная диатеза (актив)

§  Пассивная диатеза (пассив)

§  Возвратная диатеза (рефлексив)

§  Взаимная диатеза (реципрок). <…>

Вариативность числа актантов.

Часто можно наблюдать, что смысл двух глаголов различается лишь тем, какое число актантов он предполагает. Так, глагол renverser «повалить», «опрокинуться» отличается от глагола tomber «упасть» наличием дополнительного актанта. Действительно, если взять предложение Afred tombe «Альфред падает», то падение, которое совершает Альфред, целиком содержится также в значении предложения Bernard renverse Alfred «Бернар валит Альфреда». Различие между двумя предложениями заключается только в числе актантов, поскольку у глагола tomber всего лишь один актант – Alfred , в то время как у глагола renverser их два: Bernard и Alfred .

Регулярное семантическое соответствие, встречающееся у глаголов, различающихся только числом актантов, обуславливает существование во многих языках некоторого механизма, который обеспечивает изменение числа актантов с помощью особого морфологического маркера. Этот маркер, присущий в неизменном виде большому числу глаголов, позволяет установить стройную систему грамматикализованных связей между глаголами с одним и тем же смыслом, но с различной валентностью.

Подобный маркер очень полезен в языке, потому что он позволяет при совершении определенного рода операции коррекции употреблять глаголы с заданной валентностью с большим или меньшим на одну единицу числом актантов. Так, оказывается возможным двухактантный глагол возвести в «ранг» трехактантного или, наоборот, свести к одноактантному.

Операция, которая заключается в увеличении на одну единицу числа актантов, составляет сущность того, что называется каузативной диатезой. <…> Обратная операция, которая заключается в уменьшении на одну единицу числа актантов, составляет сущность того, что мы будем называть рецессивной диатезой.

Каузативная диатеза. Дополнительный актант.

Если число актантов увеличить на одну единицу, то новый глагол будет каузативным по отношению к исходному. Так, можно утверждать, что глагол renverser «опрокинуть» по своему смыслу является каузативом от глагола tomber «упасть», а глагол monter «показать» – каузативом от глагола voir «видеть».

Можно констатировать, что в таком случае новый актант не является непосредственным агенсом процесса, хотя он всегда оказывает опосредованное, но часто более эффективное, более реальное воздействие на процесс, являясь его инициатором.

Аналитический маркер новой валентности.

Наличие новой валентности может маркироваться как аналитическим способом (использование вспомогательного глагола каузатива), так и синтетическим способом (использование особой формы глагола) или может вовсе не маркироваться морфологическими средствами. <…>

Рецессивная диатеза и маркер рефлексивности.

В противоположность каузативной диатезе в рецессивной диатезе число актантов уменьшается на единицу. <…> Маркер рецессивной диатезы во французском, как и во многих других языках, идентичен маркеру возвратной диатезы.

Употребление рефлексива в функции рецессива легко объяснимо. Поскольку рецессив не имеет синтетической или какой-либо иной специализированной формы, язык, естественно, прибегает к такой форме, благодаря которой двухактантные глаголы более всего сближаются с одноактантными. Очевидно, такой формой является форма возвратной диатезы; хотя глагол в ней имеет два актанта, тем не менее эти два актанта соотносятся с одним и тем же лицом, или, лучше сказать, одно и то же лицо одновременно играет роль первого и второго актанта. Отсюда ясно, что от представления о двух актантах, соотносящихся с одним и тем же лицом, легко можно сделать переход к представлению об одном-единственном актанте. <…>

Усложнение простого предложения.

В первой части книги мы описали схему простого предложения, которую всегда можно получить, исключив усложняющие ее элементы; теперь нам необходимо изучить сами эти усложняющие элементы. Они сводятся к двум явлениям совершенно различного порядка: юнкции и трансляции. Синтаксическая связь, юнкция и трансляция являются, таким образом, тремя главными категориями, между которыми распределяются все факты структурного синтаксиса.

Юнкция представляет собой соединение ряда однородных узлов, в результате чего предложение обогащается новыми элементами, становится более развернутым и, следовательно, увеличивается его длина.

Трансляция же заключается в превращении одних конститутивных элементов предложения в другие, при этом предложение не становится более развернутым, однако его структура делается более разнообразной. Как и в случае юнкции, длина предложения увеличивается, но в результате действия совершенно иных механизмов. Слова, которыми маркируется юнкция, мы будем называть юнктивами, а слова, которыми маркируется трансляция – транслятивами.

Юнктивы и транслятивы не являются частью структуры предложения и не принадлежат ни к одной из четырех основных категорий слов. Это пустые слова, то есть слова, имеющие только грамматическую функцию. Юнктивы и транслятивы представляют собой два больших класса, между которыми распределяются все слова с грамматической функцией. <…>

В традиционной грамматике юнктивы и транслятивы часто смешиваются под общим, весьма расплывчатым наименованием союзов (сочинительные и подчинительные союзы); ни подлинная природа этих слов, ни характерные особенности каждого из них не были поняты как следует. <…>

Юнкция есть явление количественное; ее можно сравнить с действиями сложения и умножения в арифметике. Изменения, к которым приводит юнкция в простом предложении, сравнительно немногочисленны; в результате развертывания значительно увеличиваются размеры предложения, однако юнкция не позволяет развертывать его до бесконечности.

Напротив, трансляция есть явление качественное. Ее результаты несравненно более разнообразны, она позволяет увеличивать размеры простого предложения до бесконечности и не накладывает никаких ограничений на его развертывание.

Раздвоение и юнкция.

Юнкция осуществляется между двумя однородными узлами, какова бы ни была их природа. Юнкция может наблюдаться между двумя актантами (Les hommes craignent la mis è re et la mort «Люди боятся нищеты и смерти»), между двумя сирконстантами ( Alfred travaille vite et bien «Альфред работает быстро и хорошо»), между двумя глагольными узлами ( Passe - moi la rhubarbe et je te passerai le s é n é «Уступи мне, тогда и я тебе уступлю» букв. «Дай мне ревень, а я дам тебе александрийский лист») или между двумя адъективными узлами (… un saint homme de chat , bien fourr é, gros et gras ( La Fontaine . Fables, VII, 16 ) букв . «благочестивый кот, пушистый, большой и жирный»). <…>

В третьей части Теньер говорит о трансляции.

Теория трансляции.

Трансляция, как и юнкция, <…> относится к явлениям, которые вносят усложнения в простое предложение. Возьмем, например, французское сочетание le livre de Pierre «книга Петра». Традиционная грамматика изучает его структуру в разделе, посвященном синтаксису предлогов, поскольку отношение принадлежности между словами Pierre и livre выражено предлогом de. Взяв соответствующее латинское выражение liber Petri , мы увидим, что латинская грамматика описывает его в разделе, посвященном синтаксису падежей, поскольку P etri стоит в генетиве. Наконец, структура английского сочетания Peter 's book обсуждается в связи с саксонским генетивом на s . Таким образом, изучение этого оборота входит в компетенцию трех различных разделов грамматики в зависимости от того, о каком языке идет речь – о латинском, французском или английском.

Между тем, во всех трех случаях мы имеем дело с одним и тем же синтаксическим отношением. <…> Синтаксис должен стремиться к тому, чтобы, точно установить природу этого явления, сосредоточить его изучение в одном месте, а не распылять его по трем разным главам морфологии. <…>

Сближение тех явлений, которые под многообразием морфологических обличий скрывают тождество синтаксической природы, облегчило бы создание общего синтаксиса. Такое сближение позволило бы поставить эти явления на подлинно синтаксическую основу, а не возводить их неправомерно к морфологии, которая лишь мешает их правильному пониманию и классификации. <…>

Чтобы лучше понять эту программу, начнем с анализа интересующего нас французского оборота. Рассмотрим выражение le livre de Pierre «книга Петра». Грамматисты обычно описывают его (или думают, что описывают) следующим образом. Предлагается считать, что предлог de обозначает здесь отношение обладания между книгой и Петром, или, наче говоря, отношение принадлежности между обладаемым объектом (книга) и обладателем (Петр). В таком описании есть доля истины, поскольку, действительно, когда мы говорим о собаке, принадлежащей своему хозяину, мы употребляем оборот le chien du ma î tre «собака хозяина».

Однако мы быстро убедимся в том, что это объяснение слишком поверхностно, как только дадим себе труд изменить направление синтаксической связи в этом выражении: сочетание le ma î tre du chien «хозяин собаки» никоим образом не означает, что хозяин принадлежит собаке. Очевидно, мы попытались втиснуть данное явление в слишком узкие рамки, из которых синтаксическая реальность не замедлила вырваться. <…>

Этому предлогу упорно пытаются придать определенное семантическое значение, в то время как в действительности он обладает лишь структурным значением, и притом гораздо более общего характера. В самом деле, можно утверждать, что во всех приведенных примерах <…> элемент, вводимый предлогом de, подчинен управляющему существительному (или субстантивированному прилагательному).

Как мы знаем, наиболее обычным зависимым от существительного элементом предложения является определение, а в функции определения чаще всего выступает прилагательное.

Следует признать, что сочетания de Pierre <…> и т. п., зависящие от существительного, выступают в функции прилагательного. Несмотря на то, что в строгом смысле слова они прилагательными не являются, синтаксически они ведут себя именно как таковые.

С другой стороны, для понимания природы предлога de важно обратить внимание на то, что вслед за ним в обсуждаемых примерах следует существительное. Если слово Pierre является существительным, а группа de Pierre выполняет функцию прилагательного, то это означает, что предлог de изменил синтаксическую природу слова, к которому он присоединен. Существительное он синтаксическим путем превратил в прилагательное.

Именно это изменение синтаксической природы мы называем трасляцией.

Механизм трансляции.

Сущность трансляции состоит в том, что она переводит полнозначные слова из одной категории в другую, то есть превращает один класс слов в другой.

В сочетании le livre de Pierre «книга Петра» существительное Pierre приобретает функцию определения, точно такую же, которая свойственна прилагательному в сочетании le livre rouge «красная книга». Хотя морфологически слово Pierre не является прилагательным, оно приобретает синтаксические свойства последнего, то есть адъективную функцию. <…>

Таким образом, благодаря тому, что выражение de Pierre <…> подверглось трансляции в прилагательное, существительное Pierre приобрело способность играть роль определения к другому существительному – так, как если бы оно само превратилось в прилагательное. Это существительное ведет себя уже не как актант, а как определение.

Однако это структурное свойство не является отличительной чертой трансляции. Оно всего лишь ее следствие, хотя и непосредственное, поскольку трансляция имеет категориальную, а не структурную природу.

Таким образом, следует строго различать две операции. Первая – это изменение категории, которое составляет сущность трансляции. Она вызывает вторую операцию, которая состоит в изменении функции. А это, в свою очередь, обусловливает все структурные потенции слова.

Трансляция служит необходимой предпосылкой определенных структурных связей, но не является непосредственной причиной, вызывающей эти связи. Структурная связь – это базовый элемент, лежащий в основе структуры простого предложения. Она устанавливается автоматически между определенными категориями слов и никак не маркируется. <…>

Чтобы правильно понять природу трансляции, важно не упускать из виду того, что это явление синтаксическое и, следовательно, не умещается в тех морфологических рамках, в которых мы, к сожалению, привыкли вести синтаксические рассуждения. <…>

Роль и значение трансляции.

Роль и польза трансляции состоит в том, что она компенсирует категориальные различия. Она дает возможность правильно построить любое предложение, благодаря тому, что позволяет любой класс слов преобразовать в любой другой. <…>

Таким образом, трансляция представляет собой явление, позволяющее реализовать любую структуру предложения, пользуясь базовыми категориями, то есть основными классами слов. <…>

Отсюда видно, какое значение имеет феномен трансляции, которая щедро рассыпана в нашей речи и уже в силу этого предстает как одно из самых существенных свойств человеческого языка. <…> (Теньер 1988: 7-605)

Выводы по главе 2

Синтаксис рассматривался ученым как особый уровень описания языковой системы, промежуточный между поверхностным линейным порядком элементов и семантическим уровнем. Как главное понятие синтаксиса Теньер выделял синтаксическую связь, определяющую зависимость одного слова от другого; в связи с этим им была сформулирована нетрадиционная для времени написания книги, но впоследствии ставшая почти общепринятой в самых различных синтаксических теориях концепция сказуемого как центра предложения, от которого зависит в том числе и подлежащее. «Глагольный узел», согласно Теньеру, состоит из сказуемого («глагола»), обязательных зависимых членов – актантов и необязательных зависимых членов – сирконстантов. Разные глаголы способны присоединять разное число актантов; способность глагола присоединять к себе актанты именуется (по аналогии с химической терминологией) валентностью. Для описания синтаксиса Теньером был предложен специальный метаязык, получивший название дерева зависимостей. В книге Теньера предлагается также некоторый вариант синтаксической типологии, основанный на закономерностях порядка слов в языках. Как практик преподавания иностранных языков Теньер настаивал на важности обучения студентов приемам синтаксического анализа, в чем резко расходился с коммуникативным подходом.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Термин «синтаксис» применяется прежде всего для обозначения синтаксического строя языка, который вместе с морфологическим строем составляет грамматику языка.

Если морфология изучает слова в совокупности всех возможных форм, то синтаксис изучает функционирование отдельной формы слова в различных синтаксических объединениях. Минимальной единицей общения является предложение. Однако синтаксические свойства слов проявляются не только в предложении, строение которого всецело подчинено задачам коммуникации. Синтаксические свойства слов обнаруживаются и на более низком уровне языковой системы – в словосочетаниях, представляющих собой смысловое и грамматическое объединение слов. Следовательно, синтаксис изучает предложение – его строение, грамматические свойства и типы, а также словосочетание – минимальное грамматически связанное объединение слов.

Синтаксическая структура русского языка обогащается и совершенствуется. В результате постоянного взаимодействия отдельных элементов в общей синтаксической системе языка появляются параллельные синтаксические конструкции для выражения одного и того же содержания. Структурная вариативность приводит, в свою очередь, к стилистической дифференцированности.

Изучение синтаксических единиц и их стилистических свойств создает возможность целенаправленного отбора выразительных средств языка, сознательного их использования в разных речевых контекстах. Выбор синтаксических единиц, соответствующих конкретным целям речевого общения, всегда связан с поиском оптимального варианта. Причем этот оптимальный вариант должен удовлетворять требованиям не только нужного смысла, но и нужного эмоционального звучания. И эта чисто эмоциональная сторона высказывания очень часто создается средствами синтаксиса. В частности, конструкции экспрессивного синтаксиса обладают не только информационной функцией, но и функцией воздействия. Отсюда ясно, какое огромное значение имеет целенаправленное изучение синтаксической системы языка.

В своей работе мы рассмотрели историю синтаксических исследований, роль и особенности теории членов предложения. Также показали заслуги Л. Теньера в области языкознания и проанализировали его работу «Основы структурного синтаксиса».

 

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

 

1.  Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. // Логико-семантические проблемы. - М., 1976.

2.  Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов - М., 1966.

3.  Ахманова О.С. Современные синтаксические теории. - М., 1963

4.  Богданов В.В. Семантико-синтаксическая организация предложения. - Л., 1977.

5.  Васильев Л.М. Современная лингвистическая семантика. - М., 1990.

6.  Гак В.Г. К проблеме синтаксической семантики. // Инвариантные синтаксические значения и структура предложения. - М., 1969.

7.  Звегинцев В.А. Предложение и его отношение к языку и речи. - М., 1976.

8.  Кибрик А.Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания. - М., 1992.

9.  Касевич В.Б. Семантика. Синтаксис. Морфология. - М., 1988.

10.  Мещанинов И.И. Структура предложения. - М., 1963.

11.  Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. - М., 1956.

12.  Попова З.Д. Структурная схема простого предложения и позиционная схема как разные уровни синтаксического анализа // Словарь. Грамматика. Текст. - М., 1996.

13.  Сизова И.А. Что такое синтаксис? – М., 1981.

14.  Современный русский язык: Синтаксис: Учебник / Под. ред. Н.С. Валгиной. – М., 2003.

15.  Теньер Л. Основы структурного синтаксиса. - М., 1988.

УНИВЕРСИТЕТ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ ОБРАЗОВАНИЯ Череповецкий филиал Факультет иностранных языков Кафедра лингвистики и перевода Специальность: филология иностранных языков КУРСОВАЯ РАБОТА на тему: «Синтаксиче

 

• 14:21 05 Июля 2016
  Российско-китайский медуниверситет откроет магистерскую программу по TCM
• 01:21 05 Июля 2016
  На форуме МГУ Россия и Китай обсудят научно-образовательное сотрудничество
• 11:00 04 Июля 2016
  Реморенко: "ЕГЭ-туризм" в России сходит на нет
• 10:52 04 Июля 2016
  Летняя российско-австрийская школа откроется в Москве
• 15:31 01 Июля 2016
  В СПбГУ могут воссоздать географический факультет

Заказать уникальную работу